Текст книги "Девочка, которая пила лунный свет"

А эта безумная… Эта безумная портила бумагу. Антейна это так потрясло, что он едва сдержался.

Однако…

Птицы были выполнены необычайно тонко, во всех подробностях. Они теснились на полу, покрывали кровать, выглядывали из двух маленьких выдвижных ящиков тумбочки. И были – он не мог этого отрицать, – такие красивые. Антейн прижал руку к сердцу.

– Вот это да, – прошептал он.

Узница лежала на кровати, забывшись беспокойным сном, однако при звуке его голоса заворочалась и потянулась, очень медленно. Все так же медленно она подтянула локти, оперлась на них и с трудом, по миллиметру приподняла верхнюю часть тела.

Антейн едва мог ее узнать. Не было больше прекрасных черных волос – узницу обрили наголо, – не было ни огня в глазах, ни краски на щеках. Губы стали узкими и оплыли, словно узница не могла выдержать их тяжесть, увядшие щеки запали. Даже родинка в форме луны на лбу была тенью прежней отметины и походила на случайный мазок углем. Ловкие маленькие руки были покрыты мелкими порезами – наверное, от бумаги, подумал Антейн, – а на кончиках пальцев темнели чернильные пятна.

Взгляд ее достиг Антейна, ушел вбок, вернулся, двинулся вверх, потом вниз, не останавливаясь. Она не могла сосредоточиться.

– Я тебя знаю? – медленно спросила она.

– Нет, мэм, – ответил Антейн.

– Но я откуда-то, – она сглотнула, – тебя знаю.

Казалось, что за каждым словом ей приходится нырять в бездонный колодец.

Антейн огляделся. Неподалеку стоял небольшой столик, тоже с бумагой, но на сей раз покрытой рисунками. Это были ни на что не похожие карты, подробнейшие, испещренные надписями, которые Антейн не в состоянии был прочесть, и пометками, смысла которых он не понимал. В правом нижнем углу каждой карты были написаны одни и те же слова: «Она здесь; она здесь; она здесь».

«Кто – она?» – подумал Антейн.

– Я член Совета старейшин, мэм. Ну, то есть будущий старейшина. Пока еще ученик.

– А, – сказала она и снова упала на спину, уставившись пустым взглядом в потолок. – Вот ты кто. Я тебя помню. Ты тоже пришел посмеяться надо мной?

Она закрыла глаза и рассмеялась.

Антейн попятился. При звуке ее смеха по спине у него побежали мурашки, словно за шиворот ему плеснули холодной водой. Он перевел взгляд на висевших под потолком птиц. Как ни странно, удерживавшие их нити больше всего походили на пряди длинных и черных волнистых волос. Что еще удивительнее, все птицы были повернуты головами к Антейну. Развернулись ли они сами или висели так с самого его прихода?

У Антейна вспотели ладони.

– Скажи своему дяде, – сказала узница медленно-медленно, выкладывая одно слово за другим, словно тяжелый округлый камень в ровной череде таких же камней, – что он ошибся. Она здесь. И она несет с собой ужас.

Она здесь, говорили карты.

Она здесь.

Она здесь.

Она здесь.

Но что это значило?

– Кто – она? – вырвалось у Антейна. Зачем он вообще заговорил с узницей? «С сумасшедшими не спорят, – вспомнил он. – Это бесполезно».

Бумажные птицы у него над головой зашуршали.

«Это сквозняк», – сказал себе Антейн.

– Мое дитя, которое вы отобрали. Моя дочь! – Узница рассмеялась сухим горлом. – Она жива. Твой дядя думает, что она умерла. Но он ошибается.

– Почему вы решили, что он так думает? Никто же не знает, что ведьма делает с детьми.

Антейн снова вздрогнул. Слева послышалось негромкое потрескивание и шорох, словно кто-то распахнул бумажные крылья. Антейн обернулся, но птицы сидели неподвижно. Справа послышался тот же звук. Антейн обернулся, но опять ничего не заметил.

– Я знаю только это, – сказала мать и тяжело поднялась, пошатываясь. Бумажные птицы поднялись над полом и закрутились.

«Это сквозняк», – сказал себе Антейн.

– Я знаю, где она.

«Мне это снится».

– Я знаю, что вы с ней сделали.

«У меня что-то ползет по шее. Не может быть! Это колибри. И… ай!»

Бумажный ворон вихрем пронесся по комнате. Край его крыла рассек щеку Антейна. Хлынула кровь.

Антейн был так потрясен, что не смог даже вскрикнуть.

– Но это не важно. Потому что грядет возмездие. Грядет. Грядет. И скоро оно явится сюда.

Узница снова закрыла глаза и осталась стоять покачиваясь. Было совершенно очевидно, что она безумна. Безумие окутывало ее словно облако, и Антейн понял, что заразится им сам, если сейчас же не покинет камеру. Он заколотил в дверь, но не услышал звука ударов.

– ВЫПУСТИТЕ МЕНЯ! – закричал он сестрам, но голос его таял, не успев родиться, а слова тяжело падали наземь у его ног. Неужели он тоже обезумел? Можно ли заразиться безумием?

Бумажные птицы зашевелились, зашуршали, стали сбиваться в стаю. Стая поднялась в воздух бумажной волной.

– НЕ НАДО! – закричал Антейн, когда бумажная ласточка бросилась ему в глаза, а двое бумажных лебедей принялись щипать за ноги. Он отбивался ногами и руками, но птицы прибывали.

– Кажется, ты неплохой человек, – сказала мать. – Вот тебе мой совет: найди себе другое занятие.

С этими словами она поплелась обратно в кровать.

Антейн вновь забарабанил в дверь. И вновь не услышал ни звука.

Птицы пронзительно верещали, клекотали, издавали хриплые крики. Они затачивали кромки бумажных крыльев, как точильщик точит нож. Они сбивались в огромные стаи, которые разбухали, сжимались и опять разбухали. Готовясь к атаке, стаи откатились чуть назад. Антейн закрыл лицо руками.

И птицы бросились на него.

Глава 14, в которой наступают последствия

Проснувшись, Луна почувствовала себя как-то непривычно. Она не знала, в чем дело. Она долго не вставала и лежала, слушая пение птиц. Она не понимала ни единого слова их песен. Девочка покачала головой. А почему, спрашивается, она должна что-то понимать? Это всего лишь птицы. Она закрыла лицо руками и снова стала слушать.

– Птицы не умеют говорить, – сказала она вслух. И это была правда. Почему же ей казалось, что на самом деле все не так? На подоконник сел ярко раскрашенный зимородок и запел так красиво, что у Луны чуть не разорвалось сердце. Нет, не разорвалось, а лишь надорвалось, хоть она ничего и не понимала. Она провела руками по глазам и поняла, что плачет, хотя понятия не имела почему.

– Глупая, – сказала она и заметила, что голос ее немного дрожит. – Глупая Луна.

Глупая, глупая девчонка. Все так говорили.

Она огляделась. В ногах у нее спал Фириан. Это было дело обычное. Он очень любил спать в кровати у Луны, хотя бабушка ему это строго-настрого запрещала. Почему – Луна не знала.

То есть она думала, что не знает. Но глубоко внутри, в глубине души ей казалось, что когда-то она знала. Но когда – не могла вспомнить.

Бабушка спала в кровати у противоположной стены. Бабушкин болотный кошмар разлегся на полу и громко храпел.

«Как странно», – подумала Луна. Она не помнила, чтобы Глерк хоть когда-нибудь спал на полу. И вообще в доме. Чтобы отдохнуть, он погружался в болото. Луна покачала головой. Подтянула к уху одно плечо, другое. Мир сидел как-то неловко, давил, словно плащ, который вдруг стал мал. И вдобавок у Луны ужасно болела голова. Болела где-то изнутри. Девочка несколько раз шлепнула себя по лбу основанием ладони, но это не помогло.

Луна выскользнула из кровати и из ночной рубашки и натянула платье с пришитыми по всему подолу карманами – их пришила бабушка, потому что Луна так попросила. В один из карманов девочка осторожно, стараясь не разбудить, уложила спящего Фириана. Кровать Луны была прикреплена к пропущенным сквозь блок веревкам, которые крепились под потолком, на день кровать подтягивали наверх, чтобы в домишке было посвободнее, – но девочка была еще слишком мала и сама убрать кровать под потолок не могла. Поэтому Луна оставила все как есть и вышла за дверь.

Стояло раннее утро. Даже солнце не успело еще вый ти из-за горного кряжа. От горы веяло прохладой, влагой и жизнью. Из трех вулканических кратеров поднимались ленивые ленточки дыма и, свиваясь, уходили в небо. Луна медленно пошла по краю болота. Ее босые ноги утопали в зарослях мха, оставляя после себя следы. Но там, где она ступала, не выросло ни одного цветка.

Ну что за глупости, в самом деле! Почему это там, где она прошла, должны расти цветы?

– Глупая, глупая, – вслух сказала Луна. У нее закружилась голова. Девочка села на землю и бездумно уставилась на горный кряж.

* * *

КОГДА СЯН НАШЛА Луну, девочка сидела в одиночестве и смотрела в небо. Это было странно. Обычно Луна просыпалась, как ураган, и тотчас же будила всех вокруг. Но сегодня было иначе.

«Что ж, – подумала Сян, – теперь все будет иначе. – Она покачала головой. – Хотя нет, не все», – решила она.

Какая бы магия ни таилась в девочке, плененная, обузданная до поры до времени, Луна оставалась Луной. Просто теперь не надо будет бояться постоянных магических прорывов. Девочку можно будет учить постепенно. И начинать можно прямо сегодня.

– Доброе утро, милая, – сказала Сян, погладила девочку по голове и пропустила сквозь пальцы длинные черные кудри. Луна не ответила. Она была словно в трансе. Сян постаралась не волноваться.

– Доброе утро, тетушка Сян, – сказал Фириан, высунувшись из кармана. Дракончик зевал и потягивался, растопыривая лапки. Оглядевшись, он удивился: – А почему мы на улице?

Луна разом вернулась к реальности. Увидев бабушку, она улыбнулась.

– Бабушка! – воскликнула девочка, вскакивая на ноги. – У меня такое чувство, будто я тебя столько дней не видела!

– Так ведь это потому, что… – начал Фириан, но Сян его перебила.

– Помолчи, малыш, – велела она.

– Ну тетушка Сян, – не сдавался возбужденный Фириан, – я просто хотел объяснить, что…

– Хватит болтать, дурачок! Помолчи! Поищи лучше нашего кошмара.

Сян протянула Луне руку, помогла девочке встать и потащила ее прочь.

– Куда мы идем, бабушка? – спросила Луна.

– В мастерскую, милая, – ответила Сян и бросила колючий взгляд в сторону Фириана. – А ты иди помоги Глерку приготовить завтрак.

– Хорошо, тетушка Сян. Я просто хотел рассказать Луне, что…

– А ну, быстро! – прикрикнула на него Сян и быстро зашагала прочь, таща Луну за собой.

* * *

ЛУНА ЛЮБИЛА бывать в бабушкиной мастерской и уже начала изучать основы механики – рычаги, клинья, блоки и шестеренки. Несмотря на юный возраст, девочка обладала инженерным складом ума и умела собирать небольшие механизмы, которые жужжали и тикали. Ей очень нравилось подбирать деревяшки, которые потом можно было обстрогать, соединить с другими деревяшками и превратить в нечто новое.

Но сейчас Сян убрала все поделки Луны в угол и разделила мастерскую на несколько секций, каждая – с отдельными книжными шкафами, стеллажами и инструментами и материалами. Одна секция предназначалась для изобретательства, вторая – для сбора механизмов, третья – для научных исследований, четвертая – для изучения ботаники, а пятая – для изучения магии. На полу ведьма начертила мелом множество разных рисунков.

– Что здесь произошло, бабушка? – спросила Луна.

– Ничего, милая, – ответила Сян, но, подумав, решила пояснить: – То есть случилось много всего, но сначала нам нужно заняться самым важным.

Ведьма села на пол напротив девочки и собрала всю свою магию в ладонь. Сияющий шар магии повис перед нею, едва касаясь ее пальцев.

– Знай, милая, – начала Сян, – магия течет от земли до неба сквозь меня и копится во мне. Внутри. Как статическое электричество. От магии кости у меня гудят и потрескивают. Когда мне нужно немного света, я потираю руки, вот так, и позволяю свету возникнуть между ладоней. Он растет, растет, и наконец его становится достаточно, и он плывет туда, куда мне нужно. Ты тысячу раз видела, как я это делаю, но я никогда не рассказывала тебе, как это получается. Правда, интересно?

Но Луна ничего не видела. Взгляд ее был пуст. Лицо – тоже. Казалось, будто ее душа погрузилась в спячку, заснула, как засыпает под снегом дерево. Сян ахнула.

– Луна! – позвала она. – Ты здорова? Ты хочешь есть? Луна!

Молчание. Пустые глаза. Пустое лицо. Не девочка, а имеющая форму девочки дырка в ткани мироздания. Сян ощутила прилив ужаса.

В глазах ребенка вновь блеснула искра, и девочка посмотрела на ведьму так, словно и не было этой пугающей пустоты.

– Бабушка, можно мне что-нибудь сладкое? – попросила она.

– Что? – переспросила Сян, которую эта просьба напугала еще больше, несмотря на то что взгляд девочки снова стал осмысленным. Она пригляделась к Луне.

Девочка потрясла головой, словно пытаясь вытряхнуть воду из ушей.

– Сладкое, – медленно сказала она. – Мне хочется сладкого. – Она умоляюще приподняла брови. – Пожалуйста.

Ведьма покорно полезла в карман и достала горсть сушеных ягод. Девочка задумчиво их съела и огляделась.

– А почему мы здесь, бабушка?

– Мы здесь были все время, – ответила Сян, пристально вглядываясь в лицо девочки. «Что происходит?» – гадала ведьма.

– Но как же… – Луна огляделась. – Мы же были на улице. – Она сжала губы. – Я не… – начала она, но осеклась. – Я не помню…

– Я собиралась дать тебе первый урок, милая.

На лицо Луны набежало облачно, и Сян умолкла и коснулась детской щеки. Волны магии больше не перекатывались у Луны под кожей. Очень сильно сосредоточившись, Сян ощутила лишь слабое притяжение, исходившее от гладкого твердого сгустка силы, туго свернутого и запечатанного в самом себе, словно орех. Или яйцо.

Сян решила попробовать еще раз.

– Послушай меня, милая. Ты знаешь, что такое магия?

Взгляд Луны опять опустел. Девочка не шевелилась. Почти не дышала. Казалось, будто все, что составляло ее сущность, – весь свет, движение, ум – куда-то исчезло.

Сян застыла. На этот раз возвращения жизни в глаза девочки пришлось ждать дольше. Наконец Луна очнулась. Она с любопытством посмотрела на бабушку, поглядела направо, налево и нахмурилась.

– Как это мы вдруг здесь оказались? – спросила она. – Бабушка, я заснула, да?

Сян с трудом поднялась на ноги и стала ходить туда-обратно по мастерской. Она остановилась у стола для изобретений, внимательно изучила шестеренки, провода, деревяшки, кусочки стекла, книги со сложными чертежами и инструкциями. Ведьма подобрала маленькую шестеренку, а в другую руку взяла крохотную пружинку, такую острую, что от укола на ее большом пальце выступила капля крови. Оглянувшись на Луну, Сян вообразила механизм, который скрывался в девочке и размеренно тикал, прокладывая путь к ее тринадцатому дню рождения, как хорошо отлаженные часы.

По крайней мере, именно так должно было работать заклятие. Сян совершенно точно не вкладывала в свое творение ничего такого, чем можно было бы объяснить эту внезапную… пустоту. Или она где-то ошиблась?

Ведьма решила зайти с другой стороны.

– А что ты делаешь? – спросила Луна.

– Ничего, милая, – с этими словами Сян поспешно шагнула к столу для занятий магией и собрала магоскоп: дерево из земли, стекло из расплавленного метеорита, капля воды и маленькое отверстие для воздуха по центру. Никогда еще у Сян не получался такой замечательный магоскоп. Но Луна его словно бы не замечала. Ее взгляд скользил мимо, не задерживаясь. Сян поставила магоскоп между собой и девочкой и посмотрела на Луну сквозь отверстие.

– Я хочу рассказать тебе сказку, – сказала ведьма.

– Обожаю сказки! – обрадовалась Луна.

– Давным-давно жила-была ведьма, которая нашла в лесу младенца, – начала Сян. Не отрывая взгляд от магоскопа, она смотрела, как ее невесомые слова проникают в уши девочки. Видела, как в голове Луны слова разлетаются в разные стороны – слово «младенец» на мгновение задержалось в центрах памяти, потом перескочило в структуры, отвечающие за воображение, а оттуда – в те уголки, где наш мозг любит повертеть приятно звучащее словцо. Младенец, младенец, мла-аде-ене-ец, и так по кругу. Глаза Луны затуманились. – Давным-давно, когда ты была совсем крошкой, я вынесла тебя под открытое небо посмотреть на звезды.

– Но мы всегда ходим смотреть на звезды, – сказала Луна. – Каждую ночь.

– Да, да, – сказала Сян. – Подожди, не перебивай. Однажды ночью, давным-давно, мы смотрели на звезды, и тогда я собрала немного звездного света и накормила тебя им, словно медом из пчелиных сот.

Взгляд Луны опустел. Она потрясла головой, словно пытаясь стряхнуть с волос паутину.

– Медом, – повторила она медленно, как будто слово далось ей с величайшим трудом.

Сян заставила себя не отвлекаться.

– А потом, – с нажимом сказала она, – однажды ночью бабушка не заметила, что в небе взошла луна, большая и круглая, и висела низко-низко. Бабушка потянулась за звездным светом, но по ошибке накормила тебя светом луны. Так ты обрела магию, моя милая. Вот откуда она у тебя взялась. Ты пила и пила лунный свет, и теперь в тебе живет сама луна.

На полу перед ведьмой сидела не девочка, а рисунок девочки. Луна не моргала. Лицо ее застыло словно камень. Сян помахала рукой у нее перед носом, но ничего не произошло. Вообще ничего.

– Ой, – сказала Сян. – Ой-ой-ой!

Подхватив девочку на руки, ведьма, всхлипывая, бросилась наружу в поисках Глерка.

Девочка пробыла без памяти почти до вечера.

– М-да, – сказал Глерк. – Затруднительное положение.

– Ничего подобного! – отрезала Сян. – Это наверняка скоро пройдет, – добавила она, как будто слова могли что-то изменить.

Но это не прошло. Таковы были последствия заклинания, наложенного Сян: отныне девочка не воспринимала ничего, связанного с магией. Она не слышала рассказов о магии и сама не могла о ней говорить, не могла даже запомнить слово «магия». Всякий раз, когда ее слуха достигало что-то связанное с магией, ее сознание, искра, самая суть ее души просто уносилась далеко-далеко. А Сян даже не знала, задерживаются ли полученные знания где-то в голове у Луны, или улетучиваются прочь.

– Что же мы будем делать, когда ей исполнится тринадцать? – спросил Глерк. – Как ее тогда учить?

«Ты ведь к тому времени уже умрешь, – подумал про себя кошмар. – Ее магия сломает замки, а твоя иссякнет, а тебе, дорогая моя Сян, уже пятьсот лет, и без магии жизнь твою питать будет нечему». Трещина на сердце у него стала шире.

– Может быть, она не вырастет, – в отчаянии сказала Сян. – Может быть, она навсегда останется такой, и нам не придется прощаться. Может быть, я ошиблась, когда составляла заклинание, и ее магия никогда не найдет выхода. Да что там – может быть, у нее и вовсе не было магии.

– Ты же знаешь, что это не так, – сказал Глерк.

– А вдруг так? – возразила Сян. – Тебе откуда знать? – Она помолчала. – Иначе все получится так печально, что я и думать об этом не хочу.

– Сян… – начал Глерк.

– Печалиться опасно, – отрезала Сян и, резко развернувшись, удалилась.

Эти разговоры повторялись снова и снова, но ни к какому решению они не пришли. В конце концов Сян просто отказалась говорить на эту тему.

«У девочки нет магии и никогда не было», – говорила себе Сян. И чем чаще она твердила себе, что это могло бы быть правдой, тем сильнее верила в то, что это и есть правда. И что, даже если Луна когда-то и имела магию, ее волшебные силы надежно перекрыты и не доставят никаких хлопот. Они запечатаны и, наверное, навсегда. А Луна теперь самая обычная девочка. «Обычная девочка», – снова и снова повторяла про себя Сян. Она сказала эти слова столько раз, что они просто не могли не быть правдой. Именно так она отвечала жителям Вольных городов, когда бывала у них с визитом. «Обычная девочка», – говорила Сян. И еще говорила, что у Луны аллергия на магию. «Крапивница, – говорила Сян. – Судороги. Глаза начинают слезиться. Желудок расстраивается». Она просила, чтобы магию при девочке даже не упоминали.

И ее послушались. Советы Сян люди исполняли всегда, и исполняли в точности.

Ну а пока в распоряжении Луны будет целый мир – естественные науки, математика, поэзия, философия, искусство. Этого ей будет достаточно. Она вырастет как все девочки, а Сян так и будет жить со своей магией, не поддаваясь возрасту и не умирая. Да, будет, и миг прощания так и не наступит.

– Так нельзя, – снова и снова твердил Глерк. – Луна должна знать, что в ней дремлет. Она должна знать, как работает магия. Она должна знать, что такое смерть. Ее надо подготовить.

– Понятия не имею, о чем ты, – отвечала Сян. – Луна обычная девочка. Что было, то прошло. Моя магия ко мне вернулась – да я и не пользуюсь ей особо. Ну зачем расстраивать малышку? Зачем твердить ей о неминуемой потере? Зачем рассказывать ей о горе и печали? Это опасно, Глерк. Неужели ты забыл?

Глерк нахмурился:

– Но почему? Откуда у нас это знание?

Сян покачала головой:

– Даже не представляю.

И она в самом деле не представляла. Когда-то она знала, но знание давно выветрилось у нее из памяти.

Забыть оказалось проще.

Так Луна и росла.

Она ничего не знала о звездном свете, о лунном свете, о тугом узелке, притаившемся чуть повыше переносицы. Она не помнила, как превратила Глерка в кролика, как вырастали под ее ногою цветы, не помнила о силе, которая и сейчас крутила пощелкивающие шестеренки, неустанно приближая, приближая, приближая миг своего конца. Не знала о твердом и плотном семени магии, которое готовилось прорасти у нее в голове.

Обо всем этом она ничего не знала.