Текст книги "Отель «Хартвуд». Самый лучший подарок"

Келли Джордж
Отель «Хартвуд». Самый лучший подарок

Kallie George

HEARTWOOD HOTEL: The Greatest Gift

Copyright © 2017 by Kallie George

© З. Томилина, перевод, 2022

© ООО «Издательство АСТ», 2022

Дизайн обложки: Екатерина Оковитая

Иллюстрации: Стефани Грэгин

* * *

Посвящается Викки

К. Дж.

Посвящается Терезе и Софии

С. Г.

1. Спячка в «Хартвуде»

Снег кружил и медленно падал вокруг отеля «Хартвуд». Это был сонный снег – тот, которому требуется довольно много времени, чтобы опуститься на землю. Мышка Мона смотрела на него в маленькое окошко бального зала, навалившись на ручку метлы из одуванчика. Было так тихо, что она почти могла услышать, как снежинки касаются земли.

Ужин в честь святого Спячкинса наконец закончился. Угощение было съедено, песни спеты, подарки от мистера Хартвуда вручены – маленькие пахнущие сладостью подушечки, набитые травами и лавандой, чтобы помочь гостям, которые залегают в спячку, спокойно проспать до самой весны.

А потом все пошли в постель – сурок, несколько жаб, черепахи, божьи коровки, и ещё несколько барсуков.

Даже ежи мистер и миссис Торгинс, садовник и экономка, залегли спать. Их помощь в отеле не требовалась, поскольку на зимние месяцы номера забронировали лишь несколько животных, не погружающихся в спячку. Большинство зверушек в Папоротлесском лесу, ложились они спать на зиму или нет, оставались у себя дома.

Настоящим домом Моны теперь был отель «Хартвуд», и она любила его весь – от сердечка, вырезанного на входной двери, до балкона для наблюдения за звёздами на самых высоких ветках, вместе со всеми новыми друзьями, такими как Тилли, рыжая белка-горничная, и Кибела, певица-ласточка.

Тилли говорила, что зимний сезон всегда очень скучен, но Мона ничего не имела против. Она служила горничной в «Хартвуде» всего несколько месяцев – с того дня, как пришла сюда осенью, напуганная и вымокшая до нитки.

Но она уже помогла спасти отель от волков и добиться прекрасной рекомендации в «Шишкиной прессе». И, как бы сильно она этим ни гордилась, было бы славно наконец передохнуть и пожарить жёлуди в камине этой зимой.

Мона прямо сейчас чувствовала запах желудей – изумительный аромат, который плыл из кухни, расположенной вниз по лестнице. У персонала будет собственная маленькая пирушка попозже, и Мона едва могла её дождаться.

В животе заурчало, но мышка снова сосредоточилась на работе и несколько раз напоследок махнула метлой, заметая в ведро оставшиеся после распаковки подарков кусочки бечёвки. Бечёвку можно было ещё использовать, так что её требовалось отнести в кладовую. Но мусорное ведро переполнилось, и Мона не могла поднять его. Придётся попросить Тилли помочь.

Мона как раз собиралась выйти из бальной залы и найти белку, когда услышала голос в коридоре:

– Ах, тень, что говоришь ты? Тост за тебя? Да, конечно! Тост.

Затем повисла пауза, после которой послышалось глотание, причмокивание и затем – довольный вздох.

Мона узнала этот голос: это был сурок, мистер Гибсон. Но ему полагалось быть в постели!

Мышка нашла сурка у входа в бальную залу: он таращился на свою тень на стене.

– Мистер Гибсон, я могу вам помочь? – спросила Мона.

– Ох! Праздник уже кончился?

Сурок развернулся. В одной лапке он держал маленькую ароматную подушечку, а в другой – чашку. Нос его блестел от липкого мёда.

– Да, – сказала Мона. – Уже достаточно давно. Но если вы всё ещё хотите есть, я могу что-нибудь для вас найти. – Она знала, что погружаться в спячку животные должны сытыми.

– Как вы добры. Персонал «Хартвуда» всегда столь заботлив. Даже одаривает подарками. – Он потряс лавандовой подушечкой. – Но нет, я наелся, – продолжил сурок, поглаживая животик. – И даже тень моя сыта.

Мистер Гибсон хихикнул и широко зевнул. Не успела Мона опомниться, как он уснул прямо там, где стоял!

Мона улыбнулась и прислонила метлу к стене.

– Идёмте, – сказала она, осторожно будя гостя. – Давайте уложим вас спать.

– Ах, что за доброта… – пробормотал мистер Гибсон.

Сурок сонно побрёл за Моной по коридору и через вестибюль к лестнице, бормоча себе под нос: «Ах, тень, пойдём с нами. Мне спать и тебе спать».

Его тень – и тень Моны – проследовали за ними вниз по лестнице, подпрыгивая на стене в свете светлячков.

Мона и мистер Гибсон спускались всё ниже и ниже, мимо кухни, прачечной и спален для персонала, направляясь в примостившиеся между корнями «Хартвуда» подземные сьюты.

Коридор здесь освещался слабее, вокруг была земля и царила прохлада. Тут имелись специальные вентиляционные отверстия, пропускающие воздух снаружи, чтобы поддерживать идеальную температуру в комнатах. Если станет слишком холодно, гости не смогут уснуть. Слишком тепло – и они подумают, что наступила весна, и проснутся чересчур рано.

Сейчас, судя по звуку, спали все. Всевозможные виды храпа, от писка до рокота, эхом разносились по коридору. Мона провела мистера Гибсона мимо кладовой и закрытых дверей, больших и маленьких.

На всех дверных ручках висела табличка:

«ДО РОСЫ НЕ БЕСПОКОИТЬ».

Кроме ручки двери мистера Гибсона, табличка на которой была перевёрнута и гласила:

«Я НЕ СПЛЮ. ПОЖАЛУЙСТА, ПРИБЕРИТЕСЬ».

Мона провела его внутрь.

Мягкий свет фонаря освещал скудно обставленную комнату, украшенную лишь несколькими картинами на стенах, изображающими спящих животных. Как и во всех сьютах для спячки, кровать занимала большую часть помещения. Её специально подготовили для сурка, и постель была сделана из сладко пахнущих сухих трав.

– Спасибо, – сказал мистер Гибсон, зевая.

Он развязал галстук, лёг в кровать, и, похоже, мгновенно заснул.

– Всегда пожалуйста, – прошептала Мона. – Хорошей спячки, мистер Гибсон. Сладких снов.

Она уже собралась уйти, забрав фонарь с собой, но тут сурок резко сел.

– ТЕНЬ! – вскричал он.

Мона подпрыгнула. Сурок широко раскрыл глаза и навострил уши.

– Мистер Гибсон, что случилось?

Но, казалось, он её не слышал.

– Тень! – выкрикнул он вновь, потрясая лапкой в воздухе.

Тени нигде не было видно, но мистер Гибсон продолжал восклицать: «Тень, ох, тень! Это плохой знак! Плохо, ох, плохо…»

– О чём вы? Что плохо, мистер Гибсон? – Мона пыталась говорить спокойно, но сердце её бешено колотилось.

– Опасность! – возопил сурок, но Мона не могла сказать, отвечает он ей или всё ещё разговаривает со своей невидимой тенью. – Приближается опасность, – продолжал он. – Она рождается снаружи и проникает внутрь.

– О чём вы говорите? – повторила вопрос Мона – теперь её сердце буквально барабанило в груди.

Но мистер Гибсон не ответил. Долгое мгновение спустя он хлопнулся обратно на кровать. «Тень, тень, тень», – заметно смягчившимся тоном пробормотал сурок. Широко зевнув, он натянул на себя одеяло, закрыл глаза и захрапел.

Когда на цыпочках Мона вышла из номера, тихо закрыла за собой дверь и перевернула табличку, её хвост дрожал. Табличка мистера Гибсона была единственной, которая гласила:

«ПОЖАЛУЙСТА, РАЗБУДИТЕ ПОРАНЬШЕ – ИСКАТЬ ТЕНИ».

Вернувшись в коридор, мышка глубоко вздохнула. Наверное, она просто слишком переволновалось. Конечно же, никакой опасности нет. «Спите в безопасности, ешьте на все деньги и будьте счастливы в „Хартвуде”» – так гласил один из множества девизов отеля.

И всё же Мона поспешила рассказать мистеру Хартвуду о мрачном и странном предсказании сурка.

2. Ужин в день святого Спячкинса

Пришло время ужина для персонала, и потому Мона поспешила на кухню, надеясь найти там мистера Хартвуда и рассказать ему о предупреждении сурка.

Но стоило мышке зайти в кухню, как из её головы вылетели все мысли о мистере Гибсоне и его предсказаниях. Она знала, что состоится особый ужин, но не ожидала, что кухню так здорово украсят. Тут было почти так же роскошно, как и в столовой!

С корней свода, расположившись между корзинками и горшочками, свисали красные ягоды падуба и паутинки в форме снежинок. Шкафы, врытые в земляные стены, тоже были украшены праздничными ягодами. А на стене висел огромный календарь с надписью: «ДНЕЙ ДО РОСЫ» и изображением весеннего цветка в последнем квадрате. И хотя в воздухе стояли восхитительные ароматы, тарелок на столе не было. Зато на нём лежало множество упакованных в коричневую бумагу и перевязанных яркой бечёвкой свёртков. Свёртки громоздились даже в раковине из скорлупки!

Вокруг стола собрался весь персонал отеля: мисс Колючклз, дикобразиха-повариха; Жиль, ящер со стойки регистрации; кролики-прачки, Мэгги и Морис; и, конечно, Тилли и Кибела. Во главе стола стоял сам мистер Хартвуд, большой барсук и владелец отеля «Хартвуд». Обычно он носил галстук, а с его шеи свисало кольцо с ключами, но не в этот раз. Сегодня он был одет крайне странно.

– Ох, вот ты где, Мона! – воскликнула Тилли. – Садись сюда! Скажи, мистер Хартвуд выглядит шикарно?

– Почему он в пижаме? – шепотом спросила Мона, садясь рядом с белкой.

– Это не пижама, – рассмеялась Тилли. – Он одет как святой Спячкинс. Ну, ты понимаешь!

Мона покачала головой:

– Я не знала, что святой Спячкинс действительно существовал. Я думала, это просто название праздника в честь спячки.

– О нет, – удивлённо протянула Тилли. – Твои мама с папой не могли не рассказывать тебе о святом Спячкинсе…

Тут белка примолкла. Родители Моны погибли во время грозы, когда она была ещё мышонком. Сколько Мона себя помнила, она жила в Папоротлесе одна, – пока не нашла отель «Хартвуд». Тилли тоже потеряла свою семью. И хотя потеря Тилли была не такой давней, да и виновниками её стали койоты, а не гроза, обе горничные остались сами по себе.

– Ох, прости, – сказала Тилли, дотрагиваясь до лапки Моны и пожимая её. – В общем, святой Спячкинс это… – Она запнулась. – На самом деле нет общего мнения о том, каким животным он был. Мистер Хартвуд говорит, что барсуком. А я вот почти уверена, что белкой. Так моя мама говорила.

– Чем он знаменит?

– Предания гласят, что он был тем, кто одарил нас, животных: дал густую шёрстку, которая нас греет, большие животики, в которых помещается много еды, и хороший нюх, чтобы находить еду под снегом. В общем, дал нам всё, чтобы мы могли пережить зиму. В «Хартвуде» мы всегда устраиваем ужин в день святого Спячкинса.

– А где же еда?

– Сначала подарки, потом еда, – объяснила Тилли.

– Подарки? – переспросила Мона.

– Конечно, всё это – подарки, – ответила Тилли. – Ну, те самые, о которых я твердила всю неделю.

– Я думала, ты про лавандовые подушечки, – заметила Мона.

– Сувениры для гостей? Нет-нет, – сказала Тилли. – Вот подарки, которые действительно заслуживают внимания!

Белка взяла свёрток из стопки перед собой и с любопытством потрясла его. Однако у неё не было возможности продолжить объяснения, потому что мистер Хартвуд прочистил горло, и все затихли.

– День Спячкинса лучше всего отмечать, чтобы сезон отдыха правильно начать. Давайте выразим дарами любовь, пусть греет нас она, пока небеса не очистятся вновь. – Мистер Хартвуд всегда изъяснялся в такой манере, и Мона начала к этому привыкать. – Налетайте! – добавил он, широко разводя лапы.

Тилли не стала мешкать. Она с готовностью развернула свёрток, который держала в лапках.

– Ох! Мой любимый пирог с жареными желудями! Спасибо, мисс Колючклз, – обратилась она к стоящей по другую сторону стола дикобразихе.

– Пожалуйста, голубушка, – ответила мисс Колючклз.

Она тоже разворачивала подарок, распутывая бечёвку на коробке одной из своих иголок. Мона смотрела, как повариха вытащила вырезанную из стручка ложку.

– Мистер Хартвуд, она очаровательна! – воскликнула мисс Колючклз.

Все собравшиеся вокруг стола животные разворачивали свои подарки и улыбались. Кибела благодарила Мэгги с Морисом за свёрток с рулончиком чистой коры («Чтобы писать песни», – объяснили они), а Жиль пробовал красочную стряпню из завёрнутых в листья ягод. «Этим рецептом со мной поделился гость из тропиков. Пришлось немного сымпровизировать с ингредиентами», – объясняла ему мисс Колючклз. – «Но не ешь слишком много: впереди целый пир».

Все казались очень счастливыми.

– А ты не собираешься открывать свои подарки? – спросила Тилли у Моны.

– Мои подарки?

Тилли указала на лежащую перед Моной стопку свёртков:

– Это же тебе.

Мона не могла в это поверить. Никогда раньше она не получала подарков. Единственным подарком, который она могла припомнить, был ключ от номеров, который дал ей мистер Хартвуд. Хотя на самом деле это был не дар, а то, что она заслужила. А теперь у неё была целая куча подарков!

– Давай же! Начни с этого! – Тилли сунула ей маленькую коробочку, завёрнутую в коричневую бумагу и перевязанную бечёвкой. – Скорее бы ты увидела, что там!

«ОТ ТИЛЛИ И МИССИС ТОРГИНС» – гласила бирка из коры.

Мона медленно распутала бечёвку и сняла бумагу. В коробке лежал передник с вышитым на кармане крохотным кривобоким сердечком.

– Я подумала, что пора тебе обзавестись передником своего размера, – заявила Тилли.

Это была правда: нынешний передник Моны был впору белке, а не маленькой мышке, и она частенько в нём путалась.

– Его сшила миссис Торгинс, а сердечко вышивала я, – гордо продолжила Тилли.

– Он… Он… – Передник был идеален, и кособокое сердечко тоже, но Мона не могла вымолвить ни слова.

– Я знала, что тебе понравится, – улыбнулась Тилли.

Мона начала надевать передник, но Тилли сказала:

– Нет-нет, примеришь потом. Лучше продолжай открывать свёртки, пока ужин не начался.

Так Мона и поступила. Среди подарков был пирог с сырной крошкой в черничном соусе от мисс Колючклз и свёрнутый в трубочку лист коры от Кибелы.

Это была песня, которую написала ласточка, – та самая, которую она пела Моне в день, когда они подружились.

Даже Жиль кое-что подарил Моне – личную подписку на «Шишкину прессу». «Чтобы не попадалась за чтением экземпляра отеля. Он – только для гостей», – объяснил он, но Мона была уверена, что видит в глазах ящерки весёлый огонёк.

Когда мышка развернула последний свёрток из стопки, мистер Хартвуд подошёл и поставил перед ней ГРОМАДНЫЙ подарок, который не был упакован из-за своего размера.

Это был саквояж из скорлупки лесного ореха, совсем как тот, что она потеряла осенью, спасаясь от волков. Вот только прошлый саквояж достался ей от родителей, и её папа вырезал на нём сердечко. У этого же были застёжки в форме сердечек.

– Он не заменит тот, что вы потеряли, – сказал мистер Хартвуд, – и не для путешествий этот саквояж. Но в нём храните всё, что насобирали, ведь «Хартвуд» – вот истинный дом ваш.

Мона ахнула. Саквояж был прекрасен: идеально отполированный, он даже источал насыщенный и сладкий ореховый аромат.

– Ох! ОХ! Спасибо! – сказала она.

Эти слова показались ей самой недостаточными. Но Моне было нечего подарить барсуку в ответ – да и остальным тоже.

Однако мистер Хартвуд только взмахнул лапой:

– Так, с подарками закончили. Садимся, кто куда. Ведь наконец-то дождалась нас вкусная еда!

И хотя Мона пыталась насладиться особым ужином дня святого Спячкинса, её мысли то и дело возвращались к подаркам. Никогда у неё не было такого количества чудесных вещей. Если бы она только знала, то приготовила бы подарки им всем. Она надеялась, что они это понимают.

Позже, когда они с Тилли вернулись в свою комнату, мышка аккуратно сложила все подарки в новый саквояж. Кроме передника – она вертела его в лапках, завязывая тесёмку различными узлами, а потом снова развязывая.

– Так мой брат делал. Только он играл не с подарками, а с упаковкой. Он был совсем маленьким. Вот бы… – Тилли на миг погрустнела.

Мона не знала, что сказать, и потому просто повесила передник на стул, чтобы надеть его завтра.

Затем белка откусила большой кусок пирога с жёлудями и спросила:

– Тебе понравились подарки?

– Понравились? Я от них в восторге, – сказала Мона. – Но…

– Но что?

– Я ничего не подарила мисс Колючклз, Кибеле и мистеру Хартвуду. И тебе ничего не подарила… Я не знала…

– Я думала, что ты знаешь о святом Спячкинсе, иначе сказала бы, – сказала Тилли. – Это не какое-то правило, нет. Но мы всегда обмениваемся подарками.

Мона почувствовала, как ухнул вниз её желудок:

– Всегда?

Тилли пожала плечами:

– Ты же не знала. И это не так уж и важно.

И всё же, забираясь в постель, Мона волновалась. Пусть Тилли, кажется, и поняла, но что же остальные?

«Я должна всем что-то подарить», – решила мышка. Но что? Она не была певицей, как Кибела. Или поварихой, как мисс Колючклз. Ей даже не с кем было объединиться, как сделали это Тилли и миссис Торгинс. Но она всегда полна идей. Она что-нибудь придумает.

С этой успокаивающей мыслью Мона наконец-то заснула, и снилась ей мышка в пижаме и шапочке, которая несёт саквояж из ореховой скорлупки с сердечком, набитый подарками.

3. Крольчиха королевских кровей

Утром всё ещё шёл снег – даже сильнее, чем раньше, – и Мона вспомнила предупреждение сурка.

Она рассказала о нём мистеру Хартвуду за завтраком, но он только рассмеялся:

– Голова в тумане у сурка – потому-то от него одна тоска. Предсказывать любят сурки, но от правды они далеки. Так говорил мой дедушка. Не слушайте их предупреждения. Кроме того, – добавил мистер Хартвуд, – еды у нас предостаточно, а для счастливой зимы большего не нужно.

– Кроме сыра, – сказала мисс Колючклз, помешивая стоящий на плите суп новой ложкой. – В кладовой ничего не осталось. Видимо, вчера мы съели больше, чем я думала.

– Я сделаю заказ в Беличьей службе доставки, – пообещал Жиль: теперь, когда миссис Торгинс спала, к его обычным обязанностям на стойке регистрации добавились и дела по хозяйству. – Сыр понадобится, когда проснутся те, кто впал в спячку.

– Беличья служба доставки? – шёпотом спросила Мона у Тилли.

– Крупнейшая служба хранения и доставки во всём Папоротлесе, – объяснила белка.

Жиль продолжал:

– В конце концов, мы должны держать марку, даже если новых гостей не ожидается. И, безусловно, мы ждём муравьёв-плотников. Предполагается, что они прибудут сегодня, чтобы начать работу над новыми номерами для насекомых.

– В этом и прелесть, которая отличает зимний сезон: отдыхай и подновляй, пока гости смотрят десятый сон, – сказал мистер Хартвуд. – К слову о снах, я и сам сегодня собираюсь вздремнуть. – Это было неудивительно: в конце концов, мистер Хартвуд был барсуком, а барсуки, хоть и не уходили в спячку по-настоящему, зимой становились очень сонными. – Я уверен, вы и сами справитесь со всем как-нибудь.

Мона тоже была в этом уверена. Как-никак, Тилли же сказала, что зимой не происходит ничего интересного.

Бесспорно, тем утром ничего интересного и не произошло. Жиль даже нашёл время вставить в рамку и повесить копию обзора в «Шишкиной прессе», – и отполировать рамку три раза! Довольно скоро наступили сумерки. Номера были чисты, и Мона только что закончила сметать снег с балконов на ветках. Она продрогла и сделала небольшой перерыв, чтобы согреться у камина в лобби и подсушить сырой от снежинок передник.

Её фартучек действительно был идеален. Он пришёлся мышке точно впору, а вышитое сердечко удивительно походило на то, что красовалось на двери «Хартвуда». Ей нужно придумать такой же хороший подарок для Тилли, да и для всех остальных. Мона как раз усиленно размышляла, когда открылась входная дверь.

«Ву-у-ух!» – Внутрь повалил снег, а вместе с ним в дверях появилась крольчиха, такая же белая и пушистая, как и сами снежинки.

Вокруг её шеи был аккуратно повязан блестящий шарф. В одной затянутой в перчатку лапе она держала трость, которой постучала по моховому ковру. Затем оглядела лобби и надменно фыркнула.

– Пф-ф. Так это «Хартвуд». – Крольчиха фыркнула вновь. – Я знала, что буду разочарована. Мне и правда стоит перестать читать «Шишкину прессу». Они всегда преувеличивают. – Она опять постучала тростью по ковру.

– Это и правда «Хартвуд», – пропищала Мона, вскакивая, разглаживая передник и спеша к гостье.

– Горничная, что сидит у камина вместо работы? Ну и ну, – бросила крольчиха, цокая языком. – В моей норе такое недопустимо.

Щёки Моны вспыхнули:

– Могу ли я вам помочь, мисс…

– Я не мисс, не миссис и не госпожа. Правильно – герцогиня, герцогиня Орешинн. Безусловно, ты обо мне слышала?

– Вообще-то нет, я… – начала было Мона.

Герцогиня опять фыркнула:

– Воистину, чему нынче мыши учат свой молодняк?

Не успела Мона заикнуться о том, что всегда жила одна, как герцогиня опять прервала её:

– Да, что ж. Достаточно сказать, что я из кроличьей королевской семьи. Я направлялась на невероятно важную конференцию, но меня задержал снегопад. Долго находиться на улице я не могу, иначе кошмарно простужусь. Моя старая шерсть совсем не так густа, как была раньше.

– Не такой уж старой вы выглядите, – заметила Мона, сразу же пожалев о своих словах.

– Ты пытаешься мне льстить, – заявила герцогиня, в очередной раз фыркая. – Я стара, и это факт. Надеюсь, фактом является также и то, что это ДЕЙСТВИТЕЛЬНО пятизвёздочное заведение.

– Так и есть, – быстро заверила её Мона, ощущая всё большую растерянность.

– Очень хорошо. Я займу ваши самые роскошные апартаменты до тех пор, пока не закончится снегопад. Что, надеюсь, скоро произойдет. Мои друзья и так будут ужасно разочарованы, что я опоздала.

– Лучшее, что у нас есть, – это пентхаус, – сказала Мона.

– Значит, немедленно засели меня в один, – потребовала герцогиня, вновь нетерпеливо постукивая по ковру тростью.

Мона засомневалась. Раньше она уже сталкивалась с неприятностями, заселяя гостей самостоятельно.

– Я только приведу Жиля…

Герцогиня не дала ей договорить:

– Уму непостижимо!

Голос крольчихи стал пронзительно высоким, и Мона почувствовала, что добром этот разговор не закончится.

– ТССС! – раздалось у них за спинами.

К облегчению Моны, из кабинета вышел Жиль.

– Мистер Хартвуд пытается спать, – укорил он.

Увидев крольчиху, ящер замер. Затем, вернув своё идеальное самообладание, он поправил галстук-бабочку и подошёл к ним.

– Герцогиня Орешинн, – поклонился ящер, – наиболее уважаемый член кроличьей королевской семьи. Чем мы обязаны такой великой чести?

– Да-да, итак, – опять фыркнула герцогиня. – Я хочу забронировать пентхаус, сию минуту.

– Конечно, конечно, – ответил Жиль. – Есть ли у вас особые пожелания, которые могут сделать ваше пребывание приятнее, герцогиня?

– Лишь пара мелочей, – уронила герцогиня, и Мона навострила ушки. – Снаружи стоят сани с моими вещами: я хочу, чтобы их распаковали. У меня аллергия на обычные травы, так что, будьте любезны, проследите, чтобы моя постель была сделана только из перьев или импортной травы. А ещё я хочу, чтобы мне набрали ванну.

– Конечно, – повторил Жиль.

Моне казалось, что герцогиня Орешинн уж наверняка закончила, но та не умолкала:

– Пусть мне подадут чай и лепёшки из желудей. Учтите, без всякого джема или мёда. И три тарелки супа: грибной, с перцем и морковный. Я точно не решила, какой именно хочу.

– Это не проблема. Наша повариха, мисс Колючклз, готовит наивкуснейшие супы, – сказал Жиль. – Почему бы вам не погреться у камина, пока мы всё подготовим?

– Хорошо, – согласилась крольчиха, а затем добавила: – О, и последнее. У меня крайне чувствительные лапы, так что на полу обязательно должен лежать ковёр. Собственно, мне нравится этот, – она постучала тростью по коврику лобби.

– О… – Жиль впервые замялся, и Мона понимала почему.

Ковёр был важной частью лобби. Сотканный из древесного мха красивого мятно-зелёного цвета, он оказывался первым, что видели входящие в «Хартвуд».

– С этим ведь не возникнет проблем? – сдвинула брови герцогиня. – Это же всего-навсего ковёр, и вовсе не такой хороший, как в моей норе.

– Да, – быстро произнёс Жиль. – Мне только нужно будет разбудить мистера Хартвуда и спросить его…

– Спросить меня о чём, Жиль? – из кабинета, потирая глаза, появился сам мистер Хартвуд.

Мех на одной стороне его носа был примят.

– Я… Это… – пробормотал Жиль, указывая на герцогиню, что раздражённо постукивала своей тростью по полу.

– Ах, герцогиня Орешинн, – сказал мистер Хартвуд, но было непохоже, что он впечатлён так же сильно, как Жиль.

Барсук просто кивнул и улыбнулся:

– Что мы можем для вас сделать?

Герцогиня фыркнула, будто ожидая, что кто-нибудь ответит за неё, и Жиль быстро и тихо проговорил:

– Она хочет в свой номер ковёр, мистер Хартвуд. Ковёр из лобби.

– Само собой разумеется. И она его получит. А теперь, дорогая герцогиня, отдохните у камина и позвольте мне принести вам горячий мёд.

– Хм, – проворчала герцогиня. – Давно пора. И учтите, не слишком горячий. У меня очень чувствительный желудок.

Крольчиха подошла к одному из диванов и села. Когда Жиль поспешил к стойке регистрации, чтобы всё оформить, мистер Хартвуд повернулся к горничной:

– Вперёд, Мона. Сделайте всё возможное и проследите, чтобы обхождение с герцогиней было подобающим.

– Разумеется, мистер Хартвуд, – ответила мышка.

Вот тебе и тихий день в мыслях о подарках. У них появилась гостья, самая знатная из тех, что Моне доводилось встречать. И какой бы трудной клиенткой ни казалась крольчиха королевских кровей, она всё же была герцогиней, и Мона не могла не чувствовать некоторое радостное волнение.