Текст книги "Сердце призрака"

Глава двадцать вторая. Зедок

О господи. Этот голос.

Проклятье. Неужели этого было мало?

Теперь всегда я буду слышать этот голос в своем опустошенном сознании?

Я не знал, куда она сбежала при виде меня. Однако точно знал, что дома ее уже не было. И сейчас, поднимаясь по лестнице для слуг на ее версию чердака, я твердил себе, что мне все равно.

Грязная ложь. Однако самообмана никто не отменял.

Предчувствуя нечто ужасное, быстрыми шагами я рванул к столу.

Моя музыка. Она исчезла. Стефани ее украла.

Разве при звуках первых нот я не понял, что она моя? Да, я никогда не слышал эту музыку своими ушами, но узнал бы ее из тысячи. Руками я ухватился за стол и, прежде чем осознал, что начал терять над собой контроль, отшвырнул его в дальний угол. Тут на всю комнату раздался оглушительный грохот, который, возможно, разрушил целое поместье. Так или иначе, никто этого не слышал.

Никто, кроме них.

Мои обличья. Теперь они разорвут меня в клочья?

Гнев это предвидел. Может быть, она обладала каким-то небесным даром, которого я не заметил? Не это ли пытался донести до меня Гнев? Почему я увидел лицо Стефани в его маске и почему появилась та новая фигура, так сильно напоминающая ее?

Юная Стефани привлекла бы мое внимание даже тогда, когда я был жив, но то, кем я стал после проклятия, без сомнения, заставило бы ее испытать дикое отвращение и сбежать навсегда. Даже если я испытывал к ней интерес.

По крайней мере, это было то, во что я был готов поверить любой ценой.

Но что теперь?

Голос Стефани. Он сотворил то, на что я не был способен. А именно, открыл мне глаза на горькую правду. И вот я здесь, с ужасом смотрю на то, что так долго не мог осознать.

Стефани. Стефани.

Как такое могло случиться?

Я снова воспроизвел события с момента нашей встречи и, переждав еще немного, позволил своим мыслям окунуться в поток неизбежных слов.

Ее фарфоровый ангел. Она обнаружила его в гостиной, как я и предполагал. И мое звучное прикосновение к пианино. Все это было сделано лишь с той целью, чтобы понять, насколько глубоко я проник в ее сознание.

Оттуда я проследовал за ней на второй этаж и в спальню Чарли, наблюдая за ее эмоциями, чтобы оценить успешные результаты своей новой стратегии. Там мною завладело желание до смерти ее напугать, но потом… Она запела. И необычайная сила музыки захлестнула меня до такой степени, что я не мог пошевелиться.

Соблазнительная и убаюкивающая мелодия, которую она сочинила для меня, была жалким звуком по сравнению с ее голосом.

Мои кости задрожали от ее припева, а в пустотелой груди разрослась жуткая боль от красоты ее голоса, выпотрошившего мои чувства.

В ее присутствии я стал уязвимым и совершенно обездвиженным. В полном ошеломлении я слушал и слышал только ее, но так и не смог понять, что она меня заметила. Я никак не мог абстрагироваться от сладкой мелодии, обволакивающей мои уши. Или, раз уж на то пошло, меня одолела даже проклятая простыня!

Что я буду делать, когда она придет? Есть ли хоть мизерный шанс, что она вернется?

Конечно, она вернется, идиот.

И когда она это сделает, все, что ты захочешь – все, чего ты будешь желать с этой секунды и до самой вечности – это слушать и чувствовать те невидимые и растворяющиеся в воздухе ноты, заполняющие пустоту, которой ты стал. Тот голос ангела, позволивший тебе побывать на небесах, которых ты никогда не увидишь.

Я повернулся лицом к комнате, которая, как и версии «Молдавии», была лишь еще одним местом заточения моей просторной гробницы.

Но если на то пошло, даже такой хаос от всех жизней, которые когда-либо знал этот дом, не мог забаррикадировать меня или оградить ее от того, что теперь поглотит нас обоих.

Теперь, когда я осознал, кто она для меня… Теперь, когда я, наконец, понял, чему я позволил случиться…

Гнев.

Неужели он и сейчас подстерегает меня на другой стороне?

Если бы он победил меня, разве он – мы – не взял бы Стефани с собой?

Я бы ни на миг не задумался о содеянном, потому что в маске весь здравый смысл растворяется в воздухе, как день погибает в ночи.

О, Стефани. До этого часа, вплоть до этого дня твое имя было для меня всего лишь набором слогов и родными глазами, которым я искренне верил и о которых, возможно, как дурак, все еще не мог забыть. А теперь… теперь я думал о песне. О той самой песне, которую хотелось прошептать хотя бы потому, что так я мог сочинять музыку.

Я поморщился под маской и шагами заслужившего презрение человека подошел к потускневшей версии шезлонга в гостиной. Плюхнувшись в сиденье, в котором несколько ночей подряд на моей стороне «Молдавии» отдыхал Гнев, я принялся бродить по чертогам своего разума в поисках решения этой непростой ситуации.

Но как только я ощутил блаженство в первый раз за сотню лет, неизбежное угасание и глубокая, как болотная трясина, ненависть заполнили во мне пустоту, поглотив умиротворение и спокойствие.

А те бархатные розы, что она принесла домой. Неужели их подарил тот парень?

И если не он, то кто?

Я не презирал его за то, что он посмел ступить на порог моего дома, или за то, что рассказал обо мне Стефани. Нет. Я ненавидел его, потому что он имел наглость занять место, на которое я никак не мог надеяться. Место в сердце Стефани.

И за то, что он – это я в прошлом.

Красив, силен, очарователен. Жив.

Эти эмоции, Зависть и Злоба, завладели бы мной, если бы я не вырвал их из подсознания.

Тогда меня, возможно, охватило бы Безумие, а не Гнев, а это значило, что предугадать финальную развязку было бы невозможно.

Стефани. Что произойдет, когда она вернется в свой дом? Что случилось бы с каждым из нас, с нами обоими – да со всеми нами – если бы я навсегда вернулся в свой?

Глава двадцать третья. Стефани

Вчера я отправила Лукасу сообщение очень поздно. Скорее всего, поэтому он еще мне не ответил.

Укрывшись моим одеялом, Чарли спала рядышком. На этот раз по моей доброй воле.

После того случая я больше не возвращалась домой до тех пор, пока они с отцом не вернулись.

Я не хотела рассказывать ему о том, что произошло в тот день. Он все равно не поверит ни единому моему слову. А поверила бы мне та Стефани, которой я была в самом начале, когда мы только въехали? Риторический вопрос. Зная отца, он с радостью отправил бы меня к мозгоправу или на МРТ, потому что всегда думал, что все можно исправить. Но в данном случае даже он был бессилен.

С Лукасом, если повезет, все может быть иначе. И, признаться честно, сейчас мне очень хотелось ему позвонить. Но я не осмелилась, потому что Эрик уже доказал, что слышит каждый шепот в этом доме. А если слышит Эрик, то и он тоже. Должно быть, поэтому Эрик побоялся признаться в том, что является его пленником, точно так же, как и вся моя семья. Жаль, что я поняла это только сейчас.

А что до Эрика, то с ним мне тоже хотелось поговорить. И теперь глупо было отрицать, что он существовал на самом деле. Однако разговор с ним мог состояться только во сне, а я очень сомневалась, что смогу уснуть в «Молдавии» еще хотя бы раз.

Но теперь я снова в школе, а значит, свободна.

Захлопали дверцы шкафчиков, и по коридору начали проноситься оголтелые школьники: некоторые из них не стеснялись и бросали на меня любопытствующие взгляды и недоумевали, почему я с бешеным взглядом слоняюсь около своего шкафчика. И, если бы мне не было все равно, я бы притворилась, что ищу что-то очень важное или копаюсь в телефоне. Но я не могла позволить себе пропустить Лукаса, если бы он решил встретиться со мной здесь, о чем я попросила его в сообщении.

Но когда коридор почти совсем опустел, а Лукас все еще не появился, мое сердце заколотилось.

Как кто-то, с кем мы были почти не знакомы, столь быстро завоевал место в моем сердце? Наверное, это было связано с тем, что он обо мне заботился. И с тем, что в какой-то степени я ему позволила.

Я обернулась в сторону редеющих школьников в предвкушении того, что Лукас возникнет из ниоткуда, как и Эрик в моих сновидениях. Может быть, он не получил моего сообщения? Или оставил свой телефон дома, или…

– Эй, на что это мы так пристально смотрим? – раздался запыхавшийся голос позади меня. От неожиданности я испуганно подпрыгнула, а затем обернулась и увидела Лукаса, выскочившего из-за угла.

– Оу, – сказал он, поправляя свой короткий винтажный галстук. – Прости за это. – Он невольно улыбнулся, когда заметил мое обескураженное выражение лица. Так продолжалось до тех пор, пока он не понял, что я не улыбалась вместе с ним. Он сразу же изменился в лице и стал серьезным. У него почти появился шанс узнать, что у меня случилось.

Бросив кипу школьных учебников, я обрушилась на Лукаса, крепко обхватив его руками.

Так сильно я была напугана. В эту секунду я будто снова оказалась в комнате своей сестры, когда простыня застыла над… чем-то, чего не должно было быть там, а ее белоснежный цвет очерчивал контур тела загадочной фигуры.

Фигуры в маске…

Мои щеки вдруг залились розовым румянцем, когда я осознала, что у всех на глазах обнимаю Лукаса Чейни. Который, кстати говоря, все еще не обнял меня в ответ. Однако, как только я начала отдаляться, он резко обхватил меня и крепко прижал к себе. На один блаженный миг я прильнула к нему, и мои усталые глаза сомкнулись. Его тепло, смешанное с ароматом сандалового дерева, перечной мяты и душистого мыла, обуяло меня. Все это телепортировало мое сознание из вчерашнего ужаса и этой реальности в лучший мир. Туда, где были только мы с Лукасом.

– Что-то случилось, – сказал он, выдержав короткую паузу, которую, как мне показалось, хотел продлить. Прижавшись ухом к жесткой ткани его белой рубашки, я больше чувствовала, чем слышала, его дивный голос, напоминающий гулкие раскаты грома.

Я кивнула и, схватившись за его железные бицепсы, резко отстранилась. Нерешительно, но покорно Лукас выпустил меня из своих объятий. Я глубоко вздохнула, глядя на пряжку узкого ремня, который он носил высоко на талии вместе с парой широких брюк в дагвудском стиле.

– Извини, что не ответил на сообщение, – сказал он. – Прошлой ночью я рано уснул и поздно проснулся. Я не видел его до сегодняшнего утра. Но знаешь… ты всегда можешь мне позвонить.

Я глубоко вздохнула.

– Я хотела. Но… – Я замолчала, не зная, с чего начать. То происшествие с простыней казалось мне сумасшедшим, а если пересказать эту историю, то это будет двойным безумием.

– На этот раз дело не в Чарли, не так ли? – подметил он.

Я покачала головой, пока мой заостренный на галстуке взгляд плавно переместился к воротнику и, наконец, добрался до его как море синих глаз, скрывающихся за очками.

– Что произошло? – спросил он, глядя мне в глаза. – Расскажи. – Вчера этот долгожданный, но в то же время тревожный момент я прокручивала у себя в голове сотню раз.

Но почему я должна нервничать? В конце концов, это был Лукас, парень, который верил в загробную жизнь и прямо передо мной размахивал приборами для измерения электромагнитного поля. Парень, который оказался прав.

– Я видела его, – тихо сказала я. И, поскольку мне не хотелось, чтобы он хоть на миг засомневался в моих словах, произнесла имя, которое нельзя повторять вслух: – Зедока.

Глава двадцать четвертая. Зедок

В «Молдавии» все двери подчинялись только мне, и лишь я мог путешествовать между измерениями.

Вплоть до вчерашнего дня мне было совершенно безразлично, каким порталом воспользоваться, и одним из лучших была обычная деревянная дверь или арка.

Однако, услышав дивное пение Стефани, мои потайные ходы больше стали напоминать коварные ловушки. Ведь если бы ангельский голос Стефани настиг меня снова, тогда мои свирепые маски были бы бесконечно рады овладеть мною и учинить эпатажный скандал с плачевными последствиями. И теперь, когда вся правда вылезла наружу, я не мог не задаться вопросом: кто из моих демонов первым придет за моей душой?

Всю ночь я бродил по чердаку и тщательно обдумывал, сквозь какой портал все-таки пройти.

У меня действительно имелась дурная привычка откладывать важные решения на потом. Но теперь мне было некуда бежать. Чем дольше я ждал, тем ожесточеннее и непокорнее становились мои личины. И, что еще ужаснее, если бы я остался на этой стороне дома, шанс, что обитатели этого дома меня не заметят, снижался до нуля. К тому же ночью громкий шум моих шагов мог разбудить их спящие души. И поэтому меньше всего на свете мне хотелось дать Стефани повод – что я уже и так сделал – проигнорировать предостережения Эрика и обратиться за необходимой помощью к этому недоумку с камерой. В какой-то момент он перейдет все границы и разорвет последний спасательный трос, который не дает нам упасть.

Кроме того, с нынешней маской мы совсем не ладили. Апатия подводила меня столько раз, что мне захотелось избавиться от нее раз и навсегда. Тем не менее на ум пришла лишь одна маска, от которой не стоило ожидать таких же неприятностей, как от других. Кроме того, она обладала огромной властью и могла защитить нас от всех остальных. В частности – от Гнева.

Если нам повезет, то она все еще будет там, где я оставил ее в прошлый раз.

Наконец, я спустился с чердака и вышел из дома через черный ход, откуда решительно зашагал по озаренной солнечным светом тропе, ведущей из мира Стефани к разрушенному зимнему саду. Пройдя через ветхую дверь разбитого стеклянного дома, я оказался в первозданной, окутанной ночной тьмой комнате с неповторимым интерьером.

Когда-то давным-давно в этой оранжерее кипела жизнь. Из стеклянных дверей и окон с откидной створкой осторожно выглядывали пышные папоротники, темно-фиолетовые листья хост, дивные лилии и другие очаровательные растения.

Благодаря Мириам весной и летом здесь цвели безумно прекрасные розы, затмевающие своим великолепием остальные неприглядные цветы.

Зимняя оранжерея была излюбленным местом для чаепитий моей матери и ее знакомых. Интересно, она тоже умирала от блаженства, когда бралась за альбом для рисования в компании этих чудесных цветов?

Сейчас с виноградной лозы свисали только сморщенные и засохшие цветы, а их вымороженные головки, по ощущениям напоминающие шероховатую бумагу, были заложниками пожелтевших колючих шипов, торчащих из мертвых стеблей.

Если и было то, чего мне не хватало в зимней «Молдавии», так это ароматные розы. Но кроме жалких мотыльков, здесь не осталось ничего живого. И теплые воспоминания, связанные с этим стеклянным домиком, потускнели, как старая желтая фотопленка.

Когда-то оранжерея была наполнена счастьем.

Но теперь от него остались лишь призрачные следы.

Из всех масок я знал только одну, которая стойко переносила боль от воспоминаний, преследующих это место.

Вопреки всем ожиданиям, я нашел его здесь. Сцепив руки за спиной, он наблюдал за происходящим через оконное стекло.

– Итак, – прошептал я. – Спустя столько времени ты все еще здесь.

В отличие от Гнева, я не видел его несколько десятилетий. По крайней мере, столько времени прошло с тех пор, как я приходил сюда в последний раз.

Учитывая, какой осколок моей души представляла эта личина, я никогда не пытался отыскать ее вновь или убедиться, что она была где-то рядом.

До этой секунды.

Он повернулся ко мне, открывая моему взору свою маску.

Потрескавшееся от времени золото придавало его губам плавность и мягкость. Такая же позолоченная филигрань подчеркивала нижнюю бриллиантовую часть маски, очерчивая границы между ней и темно-синим участком, окружавшим миндалевидные глазницы. А лоб на пятне пергаментной краски усеивали черные ноты.

Доблесть.

Будь я Гамлетом, он стал бы моим Горацио.

Словно отвечая на второй вопрос, который я задал самому себе, Доблесть сняла маску.

Под ее капюшоном скрывалась кромешная тьма.

Наблюдая за мной сквозь черную пустоту, фигура протянула мне свою маску так же, как и Гнев.

Однако, приблизившись к ней на этот раз, я с нетерпением приложил руку к своей металлической маске, которую когда-то давно украл у Гнева.

Не отрывая взгляда, Доблесть пристально наблюдала, как я снимаю с себя маску Гнева, а затем кладу ее на подставку для растений, рядом с которой валялись садовые перчатки Мириам.

Примеряя на себя маску Доблести, я самоуничтожился и полностью покорился ей.

Мгновенно ее темная фигура растворилась в воздухе, а развевающийся плащ бесследно исчез, но затем вновь появился из пустоты и упал на мои широкие плечи. Теперь это она стояла возле стенда с растениями, крепко сжимая перчатки Мириам в твердом кулаке. Погрузившись в свои раздумья, она не заметила, как свободной рукой я схватил рукоять смертоносной сабли, отличающейся от рапиры Гнева лишь орнаментом.

И вдруг я осознал, что смотрю сквозь эти миндалевидные глазницы, которые мгновением ранее оставались для меня лишь объектом наблюдения.

Что касается внешнего мира, с моим зрением и слухом ничего не изменилось.

Однако теперь, проникнув в сознание Доблести, я чувствовал, что способен на то, о чем не мог помыслить ранее. На то, на что никогда не осмелился бы.

Нам снова удастся поговорить со Стефани.

Но Доблесть прикажет… открыть девушке правду.

Всю правду.

Глава двадцать пятая. Стефани

Раньше я никогда в жизни не пропускала занятия. Но сегодня у меня появилась уважительная причина.

Когда я рассказала Лукасу о том, что произошло вчера, начиная со сломанных детекторов дыма и заканчивая загадочным полетом, последний утренний звонок пронзительно прозвенел на весь школьный коридор, заставив нас вздрогнуть. Но никто из нас не засмеялся.

Хлопнула дверь кабинета, и какая-то учительница высунулась в коридор, пристально вглядываясь в наши силуэты, поэтому Лукас с опущенным взглядом быстро принялся собирать с пола мои учебники. Затем он взял меня за руку и увел в противоположную сторону. Но я даже не пыталась сопротивляться, потому что тогда было важно лишь одно – Лукас мне верил.

Он привел нас прямо в библиотеку. И, хоть миссис Гэри смотрела на нас так же подозрительно (если не больше), как и та учительница из коридора, она без лишних замечаний пропустила нас к абонементной стойке. Просто наше хождение за ручку нравилось ей немного больше, чем то, что она наблюдала в последний раз.

Лукас довел нас до последнего ряда компьютеров и, заняв место за рабочим столом, усадил меня рядом. К счастью, здесь нам никто не мог помешать. Но в ту минуту, когда он положил рюкзак себе на колени, у меня сложилось впечатление, что в библиотеке мы были не просто так. Настоящая причина, по которой он привел меня сюда, стала ясна, когда из своей сумки он достал коробку от DVD-диска и протянул его мне.

Так, теперь все понятно. Все дело в документальном фильме.

«Наблюдатель за паранормальными явлениями», – гласило название.

С обложки диска, пронзая насквозь своим воинственным взглядом, на меня смотрел лысый мужчина лет тридцати, скрестивший свои мясистые руки на мощной груди, облаченной в черную футболку, которая обтягивала его огромный бицепс. Позади него затаился мой дом-монстр, готовый разорвать жертву на мелкие кусочки.

Так, продолжим. Это был парень, который скончался через три месяца после съемок. Он выглядел слишком подтянутым и, как сказал Лукас, слишком молодым для сердечного приступа.

Я перевернула DVD и обнаружила, что на обороте изображено доброе лицо неизвестного человека.

– Это Растин, – сказал Лукас, пока я рассматривала изображение. – Он живет в Лос-Анджелесе и путешествует по миру, оказывая нам помощь в раскрытии паранормальных явлений.

У Растина были густые короткие волосы черного цвета, аккуратно подстриженная бородка и очки, а в его темных глазах отражались добрая душа и бесконечное тепло. Он произвел на меня впечатление более искреннего человека, нежели здоровенный великан на другой стороне обложки.

Кончиками пальцев я провела по описаниям эпизодов, пока не дошла до «Молдавии».

Эпизод 6: «Ярость призрака»

Джо Бок исследует один из самых известных викторианских особняков Кентукки. Вместе со специальным гостем, известным медиумом и ясновидящим Растином Ширази, Джо пытается общаться с духами, обитающими в якобы проклятом поместье «Молдавии». Но расследование принимает шокирующий оборот, когда злонамеренная сущность атакует нашего главного героя, что приводит к единственному на данный момент прецеденту в истории «Наблюдателя за паранормальными явлениями».

– Что? – выпалила я, и по моим венам хлынула ледяная кровь, а ошеломленный взгляд заострился на Лукасе, когда тот доставал наушники из своей сумки. Он ничего не сказал, но приложил палец к губам, украдкой взглянув на миссис Гэри.

Лукас взял у меня футляр и загрузил диск в специальный лоток. Протягивая мне правый наушник, левый он вставил себе в ухо, и нам пришлось друг к другу наклониться.

После нелепого и мегадраматичного вступления из нарезанных изображений со статистическими данными и зловещим закадровым голосом, на лужайке моего дома появился Джо Бок. Он начал говорить в камеру, будто освещал рестлерский поединок, повторив кое-что из того, о чем Лукас уже сказал. Все это время Растин тихо стоял в стороне, не сводя глаз с камеры, пока в какой-то момент не устремил свой взгляд в сторону дома.

Затем эпичная сцена прервалась, а компьютерный монитор продемонстрировал, как члены команды задавали друг другу глупые вопросы, удерживая в руках цифровые записывающие устройства. Лукас приостановил видео и повернулся ко мне, из-за чего мы чуть не столкнулись лбами.

– Всякий раз, когда наблюдатели паранормальных явлений куда-нибудь ходили, – прошептал он, – они пытались собрать любые доказательства, например, установить контакт или зафиксировать аномалии, запечатленные на камеру. Иногда они даже прибегали к обряду изгнания и очищения частной собственности от потусторонних сил. И вскоре после того, как все члены команды оказались в подвале, Растин попытался провести сеанс экзорцизма…

Он отодвинулся от стола и замер, когда медиум на экране в состоянии растерянности появился в дверях нашего подвала, облокачиваясь на плечо Джо Бока.

Мое беспокойство усилилось, когда в жутком зеленовато-сером оттенке ночного видения этот фрагмент напомнил сцену из малобюджетных фильмов ужасов.

Из широко раскрытых и закатившихся глаз Растина потекла кровь, а между трепещущими веками виднелись только белки. В режиме ночного видения кровь блестела черным цветом и сочилась из носа Растина, забрызгивая его верхнюю губу.

– Скажи нам свое имя, демон, – скомандовал Бок.

Алые ручейки крови заполняли рот Растина, окрашивая зубы, вокруг которых скорченные в ужасе губы складывались в слова.

– Я Зедок, – прорычал Растин в камеру, и, казалось, сотня голосов вырвалась у него из груди, в то время как окровавленные пальцы потянулись к объективу. – Я тот, кто проходит сквозь тьму и уходит тем же путем. Приехать за мной – значит найти меня. Напасть на меня – значит придать мне могущества. Назвать меня по имени – значит обрушить на себя мой гнев.

Камера накренилась, и лицо Растина исчезло из кадра.

– Нет! – крикнул Бок. – Продолжай.

– Чувак, он истекает кровью, – сказал оператор, снова направляя камеру на Растина, пока у него изо рта сочилась окровавленная белая пена.

Споткнувшись о верхнюю ступеньку, Бок выскочил из подвала, пока бездушная камера снимала, как Растин бился в конвульсиях и сотрясался от судорог. После этого тело медиума выгнулось в беззвучном крике.

– У него что-то во рту, – сказал оператор, и, сосредоточившись на приоткрытых губах Растина, я вздрогнула.

– Выключайте камеру, – сказал Бок. – Позвоните 911.

– Там. Смотри! Там что-то есть, чувак. И оно вылезает наружу!

Очевидно, из Растина вылезло живое существо, а затем из темной пещеры его рта показалась пара усиков-антенн. За ними последовали две подергивающиеся передние лапки, высунувшиеся над нижней губой Растина. Глянцевая черная голова и пара блестящих молочно-белых глаз сияли в бликах света камеры.

– Я сказал убрать чертову камеру! – закричал Бок, заслоняя рукой объектив, блокируя вид на окровавленную моль, выползающую из пенящегося рта Растина.

С меня хватит. Выдернув наушник из уха, я отпрянула от стола, наклонилась вперед и попыталась глубоко вздохнуть.

От тошноты у меня скрутило живот, и появилось странное предчувствие, что меня вывернет на (о-боже-ты-это-серьезно?!) черно-белые туфли Лукаса.

– Что я только что посмотрела? – спросила я, наконец, в надежде, что Лукас подтвердит слова Шарлотты и скажет, что это дурацкая подделка.

Потому что больше всего мне хотелось верить в то, что это ложь. Но, во-первых, на экране показался тот же самый мотылек, что летал возле поместья. И, во-вторых, его имя. По крайней мере, теперь я понимала, почему Шарлотта так настаивала на том, что я впечатлилась DVD-фильмом. Но об этой документалке Чарли узнала не от одноклассников, а я посмотрела ее в первый раз. Выходит, что все это было правдой.

Эрик. Он с самого начала предупреждал о том, что мне нужно убираться. Он пытался защитить меня и мою семью. На какие страдания я его обрекла, когда отказалась слушаться?

И как, черт возьми, я должна убедить отца переехать?

Если он мне откажет, тогда я точно не смогу запретить ему спускаться в подвал.

– Вот почему я так переживал из-за этих жутких насекомых, – сказал Лукас. – Шарлотта считает, что наблюдатель паранормальных явлений подбросил их в поместье во время съемок, но другие думают, что Растин непреднамеренно оказался в измерении с мотыльками.

Когда он понял, что я не собираюсь ничего отвечать, его теплая ладонь коснулась моей спины.

– Зачем ты мне это показал? – спросила я.

– Ну, чтобы ты знала то, о чем знаю я, – ответил он.

– Не думаю, что дело только в этом.

– Стефани, – сказал он, будто ответ был очевиден. И это действительно так. Но я все еще хотела его услышать. – Нам нужно начать документировать неопровержимые доказательства.

Нам? Он говорил о своей команде. Но Эрик доходчиво мне объяснил, что ни в коем случае нельзя позволить Лукасу и его единомышленникам проникнуть в поместье. И, вероятнее всего, он имел в виду исследователей паранормальных явлений. Но мне совсем не хотелось думать о возможных последствиях визита Лукаса, поэтому я хотела его отпустить. Однако, как иначе увидеть то, что скрывается в этой злополучной «Молдавии»?

– Мне не нужны доказательства, – ответила я. – Мне нужна помощь.

– Стефани. В данном случае доказательства – единственный способ получить помощь.

Я умела читать между строк. Лукас попытался как можно мягче сказать, что их команда не сможет помочь избавиться от демона в моем доме, поэтому мне лучше поискать профессионалов.

– Ты… Ты сказал, что Джо Бок умер, – заговорила я. – А как же Растин? Что произошло с ним?

– Если бы он не выжил, этой серии не было бы здесь, – произнес Лукас. – По правде говоря, Шарлотта думала, что все это глупый розыгрыш, лишь потому, что парни действительно транслировали эпизод в прямой эфир, а затем Растин вышел вперед и сказал, что они прикалывались. Однако совершенно ясно, что так он хотел уберечь зрителей от неистового зла.

– Так, значит… он в порядке? – Я присела и опустила взгляд на колени, словно так могла защититься от душераздирающей правды.

– Ну, ладно, – начал Лукас. – У него якобы случился сердечный приступ из-за того инцидента, но это дурацкие слухи. Сам он никогда так не говорил.

– А что насчет пианиста? – спросила я. – Уэс что-то сказал о парне, играющем на пианино.

Лукас глубоко вздохнул.

– Наверное, вам с отцом никогда не приходило на ум, что в доме все еще хранится много старых вещей.

Я растерянно пожала плечами. У отца была привычка скупать заложенную недвижимость или собственность продавцов, стремившихся ее ликвидировать. Частенько именно из-за этого в домах находилось огромное количество дополнительных принадлежностей: хлам, от которого предыдущие домовладельцы не удосужились избавиться вовремя. «Молдавия» в этом отношении ничем от них не отличалась, за исключением того, что весь антиквариат будто бы принадлежал этому дому с самого начала и оставался с ним до конца. Включая пианино.

– Кто-то хотел его выбросить, – предположила я. – И что потом?

– Сердечный приступ, – ответил Лукас. – Умер на месте.

Я сжала ладони в кулак и снова закрыла усталые глаза, которые, возможно, сегодня больше не закроются, потому что после беседы с Лукасом единственное, чего я добилась – это ухудшения обстоятельств, как и предрекал Эрик. И теперь не только я могла пострадать.

– Тогда ты в курсе, почему вам нельзя в поместье, – сказала я.

– Если ты не позволишь мне прийти, – мягким, но удивительно отважным голосом произнес он, – тогда тебе придется уехать.

Я посмотрела на него с грустной улыбкой на лице.

– Так значит, ты сам расскажешь моему отцу о причине, почему ему стоит распрощаться с новым особняком?

– Н-нет, – сказал он, отводя от меня взгляд. – Я бы хотел сохранить возможность с тобой видеться.

На мгновение буря внутри меня утихла. «Видеться». Эти заветные слова Лукас произнес так, будто я была ему небезразлична и поэтому каждую минуту своей жизни он хотел меня защищать. Однако я никак не могла выбросить из головы Шарлотту. Больше всего на свете мне хотелось телепортироваться в то время, когда она, как надоедливый призрак, которых и так слишком много развелось в моем мире, успокоится и перестанет кружиться около нас с Лукасом. Но помимо нее, у меня были и другие серьезные проблемы.

Я очень хотела рассказать Лукасу об Эрике и, нахмурившись, нервно прикусила губу. Однако этот кусочек головоломки я все еще не решалась ему доверить, потому что, если бы Лукасу стало известно обо всем, что творилось в моем доме, он бы непременно созвал ко мне весь свой отряд.

– И что же мне теперь делать? – прошептала я, словно обращаясь к самой себе.

– Есть кое-что… – перебил он меня.

Я окинула его пристальным взглядом, будто предчувствуя, что он собирался вовлечь меня во что-то опасное.

– Думаю, я знаю того, кто может нам помочь, – ответил он. – Человека, которому можно довериться и не беспокоиться о доказательствах. Если… если ты не возражаешь, то я попробую с ним связаться.

Мысли о том, что кто-то может пострадать из-за моего дома, были невыносимы. Но Лукас знал того, кто мог бы нам помочь. Что ж, это лучше, чем идти самим.

– Ладно, – сказала я.

– Но сейчас ничего не изменится, – ответил Лукас.

– Сейчас?

– Ага, – подтвердил он. – Я не… Просто я не знаю, когда этот парень выйдет на связь. Мы виделись всего один раз. Возможно, он ответит сразу. Но если нет…

Вдруг я почувствовала некую недосказанность. Что же нам – или, по крайней мере, мне – остается делать?

– Я буду делать то же, что и раньше, – недовольно огрызнулась я.

– Ты имеешь в виду… сидеть тихо? – Он скрестил руки на груди, как будто и сам собирался это предложить.