Текст книги "На орлиных крыльях"

Прервав свои объяснения для перевода, Пол заметил, что переводчица Нурбаш, похоже, перевела меньше, чем он сказал, и что Дэдгар сделал запись в своем блокноте еще более короткую. Он начал говорить медленнее и чаще останавливаться для перевода.

– Министерству явно понравилось предложение ЭДС, потому как оно обратилось к нам с просьбой провести подобное исследование, ассигновав на это двести тысяч долларов. Результаты нашей работы были представлены в октябре 1975 года. Министерство согласилось с нашими предложениями и приступило к переговорам о контракте. К августу 1976 года положения контракта были согласованы.

– Насчет министерства это все? – спросил Дэдгар через переводчицу.

– Да, конечно, – ответил Пол. – Еще понадобилось три месяца, чтобы пройти длительную процедуру и заручиться нужными визами от многих государственных учреждений, в том числе и от шахского двора. Ни одно из учреждений не было забыто. Контракт вступил в силу в конце того же, 1976 года.

– А не была ли оплата по контракту чрезмерной?

– В нем указывалась максимальная прибыль до уплаты налогов в двадцать процентов, что вообще-то соответствует другим контрактам подобного рода и здесь, и в других странах.

– Ну а ЭДС выполнила ли свои обязательства по контракту?

Вот здесь-то Пол имел сведения из первоисточника.

– Да, да, конечно.

– Не можете ли представить доказательства?

– Конечно, могу. По условиям контракта я должен встречаться с чиновниками министерства через определенные периоды и рассматривать, что сделано. Такие встречи имели место, и в министерстве хранятся записи бесед. Контрактом предусмотрен порядок рекламаций министерства, если корпорация ЭДС не выполняет свои обязательства. Насколько мне известно, таких рекламаций пока не было.

Госпожа Нурбаш перевела эти слова, но Дэдгар ничего не записал. «Он же все знает наперед», – подумал Пол. Он добавил:

– Взгляните в окно. Вот наш центральный банк данных. Пойдите осмотрите его. В нем масса компьютеров. Потрогайте их. Они работают. Они выдают информацию. Прочтите распечатки. Их же используют.

Дэдгар опять что-то чиркнул в блокноте. Пол подумал: «Неужели записал мои слова?» Последовал другой вопрос:

– А какие у вас дела с группой Махви?

– Когда мы впервые прибыли в Иран, нам рекомендовали найти иранских партнеров, чтобы вести здесь дела. Группа Махви – это наши партнеры. Но их задача – подбирать для нас иранских служащих. Мы время от времени встречаемся с ними, но к нашему основному делу они никак не причастны.

Затем Дэдгар спросил, почему чиновник министерства Тоульяти получает зарплату по ведомостям ЭДС. Разве это не противоречит закону?

Вот наконец-то и возник вопрос, имеющий конкретный смысл. Пол мог видеть, что Тоульяти то появляется, то исчезает. И тем не менее, у него легко нашлось объяснение.

– По контракту мы обязались консультировать министерство, чтобы помочь ему лучше использовать наши услуги. Доктор Тоульяти как раз и является одним из таких консультантов. Он знает, как обращаться с методами получения данных, и знаком с иранскими и американскими порядками в бизнесе. Зарплату он получает в нашей корпорации ЭДС, а не в министерстве, потому что министерские ставки очень малы, чтобы заинтересовать специалиста его масштаба. Тем не менее, министерство должно возмещать нам расходы на его зарплату, как это оговорено в контракте. Следовательно, мы его в действительности не содержали.

И снова Дэдгар что-то чиркнул в блокноте. «Он же легко мог почерпнуть эти сведения из документов, – подумал Пол. – А, может, уже и разузнал?» Дэдгар задал новый вопрос:

– Но почему же доктор Тоульяти подписывает счета?

– Это легко объяснить, – ответил Пол. – Он их не подписывает и никогда не подписывал. Самое большее, что он делал, – это сообщал министру, что такая-то и такая-то работа закончена, если спецификация, подтверждающая ее окончание, оказывалась технически слишком сложной для юрисконсульта.

Пол улыбнулся и продолжал:

– Доктор Тоульяти относился к своим обязанностям перед министерством очень серьезно. Он наш поистине самый суровый критик и обычно задает множество трудных вопросов, прежде чем заверит, что работы выполнены. Временами я сожалел, что у меня под началом нет такого специалиста.

Госпожа Нурбаш перевела. В этот момент Пол думал, что скажет Дэдгар после. «Сначала он спросил насчет переговоров по контракту, которые велись задолго до меня. Потом поинтересовался группой Махви и доктором Тоульяти, как будто они уж очень важны. А может, Дэдгар сам даже не знает, чего выискивать? Может, он просто ловит рыбку в мутной воде, надеясь выловить доказательства чего-то противозаконного? Сколь долго будет длиться эта комедия?»

* * *

Билл в это время, надев плащ, чтобы не замерзнуть, стоял в коридоре. Кто-то принес ему стакан чаю, и он грел об него ладони, отпивая чай маленькими глотками. В здании было не только холодно, но и темно.

Дэдгар сразу же ошарашил Билла, показавшись совсем не похожим на обычного иранца. Он был холоден, груб и неприветлив. В посольстве сказали, что Дэдгар «доброжелательно настроен», но Билл этого не почувствовал.

Биллу было интересно, какую игру замыслил Дэдгар. Попытается ли он запугать их или же всерьез намерен посадить в тюрьму? Другой путь? Но встреча не поворачивала на пути, предусмотренные посольством. Совет его сотрудников – прийти на встречу без представителей посольства – выглядел теперь большой ошибкой. А может, они просто не хотели связываться? Как бы то ни было, Пол и Билл действовали теперь на свой страх и риск. Нынешний день не предвещает ничего хорошего. Но в конце концов, они смогут отправиться по домам.

Взглянув в окно, Билл заметил какую-то суету вдали на Эйзенхауэр-авеню. Вдоль улицы выстроилась цепочка бунтующих жителей. Они останавливали автомобили и налепляли на ветровые стекла портреты Хомейни. Солдаты, охранявшие здание министерства, останавливали эти машины и срывали портреты. Как он заметил, солдаты все более ожесточались. Сначала они разбили у одной автомашины фары, потом принялись разбивать ветровое стекло у другой, как бы для того, чтобы проучить водителя. Наконец, солдаты вытащили из машины какого-то человека и начали молотить его кулаками.

Следующим автомобилем, который они остановили, оказалось такси – тегеранский кеб оранжевого цвета. Он чуть не пролетел без остановки, что было неудивительно. Но солдаты, похоже, разозлились и пустились в погоню, открыв стрельбу из автоматов. Такси и его преследователи скрылись из виду.

Затем солдаты прекратили свою зловещую игру и возвратились на посты внутри двора перед зданием министерства. В этом инциденте странно смешалось ребячество и жестокость, казалось, в нем отразилось все, что происходило в Иране. Страна скатывалась в пропасть. Шах утратил контроль, а бунтовщики решительно настроились выгнать его из Ирана или убить. Билл сочувствовал людям в автомашинах, случайным жертвам обстоятельств, которые ничего не могли поделать и лишь надеялись на лучшие времена. «Уж если иранцы больше не чувствуют себя в безопасности, – подумал он, – то над американцами нависла еще большая угроза. Нам нужно поскорее сматываться отсюда»

По этому же коридору бесцельно прохаживались два иранца, наблюдая за беспорядками на Эйзенхауэр-авеню. Похоже было, что они устрашились увиденным не меньше, чем Билл.

Утро незаметно перешло в полдень. Билл раздобыл еще чаю и бутерброд. Ему очень хотелось знать, что происходит в комнате, где велся допрос. Для него столь длительное ожидание было не в диковинку: в Иране «часок» означал «попозднее как-нибудь». Но, так как день был уже на исходе, ему становилось все больше не по себе. Не влип ли Пол в беду там, за дверью?

Оба иранца все бродили по коридору, ничего не делая. Биллу хотелось узнать, кто они такие. Но он так и не заговорил с ними.

Билл молил, чтобы время шло побыстрее. У него забронировано место на завтрашний рейс самолета. Эмили и детишки ждут его в Вашингтоне, где живут ее и его родители. Они задумали устроить для него грандиозный прием накануне Нового года. Биллу было невтерпеж снова увидеть их. Ему следовало уехать из Ирана еще несколько дней назад, когда здесь начали бросать в дома зажигательные бомбы. Такую бомбу бросили в дом одной молодой женщины, с которой он когда-то вместе учился в средней школе в Вашингтоне. Она вышла замуж за дипломата из американского посольства. Билл расспрашивал их об инциденте. Никто, к счастью, не пострадал, но было очень страшно. «Теперь нужно быть особо осторожным и постараться поскорее убраться отсюда», – подумал он.

Наконец Аболхасан открыл дверь и позвал:

– Билл! Входите, пожалуйста.

Билл взглянул на часы – было уже пять. Он вошел.

– Холодновато здесь, – сказал он, усаживаясь.

– На этом месте довольно тепло, – ответил Пол с дежурной улыбкой. Билл взглянул на его лицо: по нему было видно, что чувствовал он себя не лучшим образом.

Перед тем, как начать задавать Биллу вопросы, Дэдгар съел бутерброд и выпил стакан чаю. Разглядывая его, Билл подумал: «Нужно держать ухо востро – этот тип стремится поймать нас на чем-то, так что он ни за что не выпустит нас из страны».

Допрос начался. Билл назвал свое имя и фамилию, дату и место рождения, образование, квалификацию и профессию. Лицо Дэдгара, пока он задавал вопросы и записывал ответы, ничего не выражало – он был подобен машине.

Он начал понимать, почему допрос Пола длился очень долго. Каждый вопрос нужно было переводить с фарси на английский и каждый ответ – с английского на фарси. Переводила госпожа Нурбаш, Аболхасан же изредка встревал со своими объяснениями и поправками.

Дэдгар спросил Билла о том, как ЭДС выполняла контракт, заключенный с министерством. Билл отвечал пространно и подробно, хотя эта деятельность была сложной и носила в высшей степени технический характер, а он отлично видел, что переводчица Нурбаш мало что понимала из его ответов. В любом случае, вряд ли кто мог понять все сложности и тонкости проекта, задав всего несколько общих вопросов. Что за чепухой они тут занимаются? Билл ничего не понимал. Зачем Дэдгар просиживает день-деньской в этом морозильнике, да еще задает дурацкие вопросы? Это, наверное, какой-то персидский обряд, решил Билл. Дэдгару нужно сделать ничего не значащие записи, показав тем самым, что он использовал все возможности, и заранее обезопасить себя от нападок, что он, дескать, безосновательно отпустил американцев. Самое худшее, что может быть – их подержат в Иране немного подольше. В любом случае, решить это дело – просто вопрос времени.

Господин Дэдгар и переводчица казались настроенными враждебно. Беседа все больше приобретала форму следственного перекрестного допроса. Дэдгар заявил, что отчеты ЭДС министерству о проделанной работе содержат ложные сведения, а ЭДС использовала их, чтобы выколотить из министерства деньги за работы, которые никогда и не проводились. Билл указал, что чиновники министерства, которые разбирались в их делах, никогда не говорили о том, что отчеты неточны. Если ЭДС не справлялась с работой, то где же жалобы на этот счет? Дэдгару следовало бы заглянуть в папки министерства.

Дэдгар спросил о докторе Тоульяти, а когда Билл разъяснил его роль, прежде, чем Дэдгар открыл рот для ответа, в разговор встряла госпожа Нурбаш и заявила, что его объяснения – ложь.

Затем последовало несколько разных вопросов, в том числе и вопрос, приведший Билла в полное недоумение: были ли у ЭДС греческие служащие? Билл ответил, что таковых никогда не было, и поинтересовался, какое это имеет отношение к делу. Дэдгар теперь отбросил маску невозмутимости и казался раздраженным. Как знать, может, он надеялся, что ответы Билла станут противоречить тому, что говорил Пол, а разочаровавшись в надеждах, полез напролом. Его вопросы стали небрежными и торопливыми; он не следил, как Билл отвечает на них и дает пояснения, и через час закончил допрос.

Госпожа Нурбаш сказала:

– А теперь подпишите, пожалуйста, каждый вопрос и ответ в блокноте господина Дэдгара.

– Но они же написаны на фарси, а мы не знаем ни слова на нем! – запротестовал Билл.

«Это ловушка, – подумал он, – может, мы подпишем признание в убийстве или в шпионаже, или в каком другом преступлении, придуманном Дэдгаром».

Аболхасан предложил:

– Я посмотрю записи и проверю.

Пол и Билл ждали, пока Аболхасан читал написанное. Читал он, казалось, бегло и явно поверхностно. Наконец Аболхасан положил блокнот на стол и произнес:

– Советую подписать.

Билл настроился не подписывать, но у него не было выбора. Если он хочет попасть домой, то должен подписать. Он взглянул на Пола, тот передернул плечами:

– Полагаю, нам лучше подписать.

Они поочередно поставили свои подписи против коротеньких кривых каракулей на фарси.

Закончив, они почувствовали, что атмосфера в комнате стала какой-то напряженной. «Ну а сейчас, – подумал Билл, – он должен сказать, что мы можем отправляться домой».

Дэдгар собирал свои бумаги в тонкую пачку, что-то говоря Аболхасану на фарси. Затем он вышел из комнаты. Аболхасан обратился к Полу и Биллу с посеревшим лицом.

– Вас сажают под стражу, – сказал он.

У Билла оборвалось сердце. «Ни тебе самолета, ни Вашингтона, ни Эмили, ни новогоднего вечера…»

Выяснилось, что залог потянул на девяносто миллионов туманов – шестьдесят за Пола и тридцать за Билла.

– Боже мой! – воскликнул Пол. – Девяносто миллионов – это ведь…

Аболхасан быстро подсчитал на клочке бумаги:

– Чуть меньше тринадцати миллионов долларов.

– Это какое-то надувательство! – запротестовал Билл. – Тринадцать миллионов! Залог за убийство и то двадцать тысяч.

Аболхасан сказал:

– Он спрашивает, готовы ли вы заплатить залог.

Пол засмеялся и ответил с подковыркой:

– Скажите ему, в данный момент я не при деньгах. Пойду сбегаю в банк.

Аболхасан ничего не ответил.

– Нет, это несерьезно, – заявил Пол.

– Но он-то не шутит, – проронил Аболхасан.

И вдруг Билл обозлился, как черт – обозлился на Дэдгара, на Лю Гольца, на весь этот проклятый мир. Зачем, спрашивается, они притащились сюда? Ведь их никто на аркане не вел, только чтобы не подвести посольство, которое условилось о встрече. Они не сделали никому ничего плохого, и никто не может сказать дурного слова против них – и все же их собираются отправить в тюрьму, да еще в самую что ни на есть худшую – в иранскую тюрьму!

Аболхасан прервал их мысли:

– Вам позволено позвонить по разу каждому.

Прямо как в детективном телевизионном фильме – всего один звонок и после – марш в камеру, под замок. Пол поднял трубку и набрал номер:

– Ллойда Бриггса, пожалуйста. Это Пол Чиаппароне… Ллойд? На ужин я сегодня не приду. Меня отправляют в тюрьму.

Билл подумал: Пол все еще не верит по-настоящему. Пол выслушал ответ, затем сказал:

– А что, если для начала позвонить Гэйдену?

Билл Гэйден, чье имя так похоже на имя Билла Гэйлорда, был президентом корпорации «ЭДС Уорлд» и непосредственным начальником Пола. Как только весть о них дойдет до Далласа и ЭДС запустит свой аппарат на всю катушку, подумал Билл, эти иранские придурки узнают, почем фунт лиха.

Пол положил трубку, теперь ее взял Билл. Он набрал номер посольства США и попросил к телефону генерального консула.

– Гольц? Это Билл Гэйлорд. Нас только что арестовали, а залог установили в тринадцать миллионов долларов.

– Как же это случилось?

Билл пришел в бешенство от спокойствия Гольца, от его размеренного голоса:

– Это вы устроили нам эту чертову встречу. Ведь вы же говорили, что после нее мы можем уезжать.

– Уверяю вас, что если вы не сделали ничего дурного…

– Что вы имеете в виду под «если»? – заорал в трубку Билл.

– Я пошлю кого-нибудь в тюрьму, – сказал Гольц. Билл положил трубку.

В комнату вошли два иранца, которые болтались по коридору. Билл заметил, какие они были крепкие, и понял, что это переодетые полицейские.

– Дэдгар сказал, – заметил Аболхасан, – что нет необходимости надевать на вас наручники.

– Вот здорово! Ну, спасибо, – съязвил Пол.

Биллу внезапно припомнились разные истории о пытках заключенных в шахских тюрьмах. Он старался отогнать эти мрачные мысли.

– Не хотите ли передать мне портфели и бумажники? – спросил Аболхасан.

Они передали. Пол отсчитал и оставил себе сотню долларов.

– Не знаете ли случайно, где эта тюрьма? – спросил он Аболхасана.

– Вас поведут прямо в камеру предварительного заключения в Министерстве юстиции на улице Кайям.

– Быстренько летите в «Бухарест» и все подробно расскажите Ллойду Бриггсу.

– Будет сделано.

Один из переодетых полицейских открыл дверь. Билл взглянул на Пола. Тот передернул плечами.

Они пошли к выходу.

Полицейские сопроводили их до двора и усадили в маленькую автомашину.

– Сдается мне, что пробудем в тюрьме два-три часа, не более, – сказал Пол. – За это время посольство и наша фирма подошлют людей, они внесут залог, и нас выпустят.

– Они, должно быть, уже там, у тюрьмы, – с оптимизмом произнес Билл.

Верзила-полицейский уселся за руль. Его напарник устроился рядом с ним на переднем сиденье. Машина проехала по двору и, ускоряя ход, выехала на Эйзенхауэр-авеню. Вдруг они свернули в узкий переулок и помчались по нему на предельной скорости. Билл вцепился руками в спинку переднего сиденья. Они лавировали на полном ходу по узенькой улочке, увертываясь от встречных машин и автобусов, клаксоны ревели, а шоферы грозили им кулаками.

Они двигались в сторону южной части города. Билл думал о предстоящем заключении. Будут ли представители ЭДС или посольства вести переговоры об уменьшении залога, чтобы они с Полом смогли уехать домой, а не сидеть в тюрьме? Конечно же, Дэдгар своими действиями грубо оскорбил сотрудников посольства. Посол Салливан вмешается в дело и потребует немедленно освободить их. В конце концов, это вопиющее беззаконие – посадить в тюрьму двух американских граждан, не совершивших никаких преступлений, а потом потребовать залог в тринадцать миллионов долларов. Вся эта ситуация выглядит очень нелепой.

Может, она и выглядела бы так, если бы он не сидел здесь, на заднем сиденье автомашины, не смотрел бы молча в окна и не ломал бы голову, что произойдет дальше.

Они неслись все дальше и дальше на юг, а картина, открывающаяся ему из окна, пугала его все больше и больше.

В северной части города, где жили и работали американцы, бесчинства и стычки носили до сих пор случайный характер, но здесь – Билл это понял – они, должно быть, и не прекращались. На обочинах дымились обгоревшие остовы автобусов. Бесновались сотни демонстрантов, крича что-то и распевая молитвы, устраивая поджоги и возводя баррикады. Подростки бросали в автомашины «молотовские коктейли» – бутылки, наполненные бензином вместо зажигательной смеси, с самодельными фитилями. Похоже было, что бросали они их куда попало. «Ну, мы будем следующими», – подумал Билл. Он услышал выстрелы, но было темно, и он не мог разглядеть, кто в кого стреляет. Водитель нигде не снижал скорости. Все другие улицы были перекрыты толпами, баррикадами и горящими автобусами. Водитель повернул назад, не обращая внимания на сигналы других машин, и погнал машину по переулкам и боковым аллеям, с головокружительной скоростью объезжая препятствия. «Ей-богу, мы не доедем живыми», – подумал Билл. Он нащупал в кармане четки.

Казалось, они ехали целую вечность, как вдруг их маленький автомобильчик свернул в круглый двор и остановился, как вкопанный. Не говоря ни слова, мощный водитель вышел из машины и направился к дверям здания.

Министерство юстиции находилось в большом дворце, занимавшем целый квартал. В темноте – уличные фонари не горели – Билл сумел разглядеть пятиэтажное здание. Водитель отсутствовал минут десять-пятнадцать. Он вышел во двор, снова уселся за руль и повел машину вокруг здания. Билл подумал, что он отметил доставку арестованных в регистрационном бюро, находившемся в парадном подъезде.

Сзади здания автомашина вползла на пандус и остановилась у массивных металлических двустворчатых ворот в длинной высокой кирпичной стене. Немного правее, где оканчивалась стена, смутно виднелись очертания небольшого парка или садика. Водитель вышел. В одной из половинок ворот открылся глазок, и водитель перекинулся словами на фарси с кем-то внутри. Затем ворота приоткрылись, и водитель дал знак Полу и Биллу выйти из машины.

Они прошли внутрь.

Билл огляделся. Они стояли в маленьком дворике. Он заметил десять-пятнадцать охранников, вооруженных автоматами. Прямо перед ним находилась круглая клумба с фонтаном посередине. Вокруг нее припарковались легковушки и грузовики. Слева у кирпичной стены он увидел одноэтажное здание, справа – металлические двери.

Водитель подошел к ним и постучал. Опять приоткрылся глазок, и опять водитель сказал что-то на фарси. Дверь открылась, и Пола и Билла ввели внутрь.

Они оказались в небольшом приемном помещении, где стояли стол и несколько стульев. Билл посмотрел вокруг. Не было ни адвокатов, ни сотрудников посольства, ни представителей ЭДС – никого, кто бы мог им помочь.

Позади стола стоял надзиратель с авторучкой и стопкой бланков. Он задал какой-то вопрос на фарси. Догадавшись, Пол ответил: «Пол Чиаппароне» – и продиктовал свое имя по буквам.

Заполнение бланков заняло почти час. Для перевода привели из тюрьмы заключенного, знающего английский язык. Пол с Биллом сообщили свои адреса в Тегеране, номера телефонов, даты рождения и перечислили свои носильные вещи. Все деньги у них отобрали и выдали каждому по две тысячи риалов – около тридцати долларов.

Затем их провели в соседнюю комнату и приказали раздеть их до нижнего белья. Одежду и обувь тщательно прощупали, Полу разрешили одеться, а Биллу нет. Было очень холодно – отопление не работало и здесь. Наверняка в этой тюрьме другие американцы не сидели. Все, что Биллу доводилось читать или слышать о тюрьмах, было ужасно. Что надзиратели станут вытворять над ними? А как будут обращаться другие заключенные? Да, конечно же, с минуты на минуту кто-то ведь непременно придет и освободит их отсюда.

– Мне можно надеть пальто? – спросил Билл надзирателя.

Тот ничего не понял.

– Пальто, – повторил Билл, жестом показывая на него.

Надзиратель протянул ему пальто. Немного погодя пришел другой надзиратель и разрешил Биллу одеться.

Потом их привели обратно в приемное помещение. Снова Билл завертел головой в надежде увидеть адвокатов или знакомых и еще раз глубоко разочаровался.

Они прошли через приемное помещение. Открылась какая-то дверь. Их повели вниз по лестничному пролету, прямо в подвалы. Там было холодно и мрачно. Повсюду грязь. Тянулся ряд камер, битком набитых заключенными – и только одними иранцами. Из-за резкой вони Билл плотно сжал губы и потихоньку дышал через нос. Надзиратель открыл дверь камеры номер 9. Пол и Билл вошли.

С оживленным любопытством на них уставились сразу шестнадцать лиц. Пол и Билл в испуге отпрянули назад. Дверь камеры за их спинами с лязгом захлопнулась.