Текст книги "Третий близнец"

10

Беррингтон заказал шампанское.

Джинни с удовольствием бы выпила «Столичной» со льдом, особенно если учесть, какой тяжкий у нее выдался день, но она понимала, что, заказав столь крепкий напиток, произведет на шефа дурное впечатление, а потому решила промолчать.

Шампанское предполагало романтику. Во время прежних встреч с ней он был любезен и обаятелен, но дальше этого дело не шло. Неужели он собрался за ней приударить? Она занервничала. Ей ни разу в жизни не доводилось встретить мужчину, который бы благосклонно принял от ворот поворот. А этот мужчина к тому же ее начальник.

Она не стала говорить ему о Стивене, хоть и собиралась сделать это несколько раз во время обеда. Но что-то ее останавливало. Ведь если вопреки всем ее надеждам и ожиданиям Стив все же окажется преступником, вся ее теория разлетится в пух и прах. Сейчас ей не хотелось даже думать об этом. Пусть сначала докажут. И вообще она была твердо уверена, что произошла какая-то досадная ошибка.

Она говорила с Лизой. «Они арестовали Брэда Питта!» – сказала она подруге. Лиза пришла в ужас, узнав, что предполагаемый преступник провел весь день у нее на работе, в Дурдоме, и что Джинни собиралась пригласить его к себе домой. Но Джинни выразила полную уверенность в том, что Стив никакой не преступник. Позже она пожалела, что позвонила подруге, – ведь звонок можно расценить как попытку повлиять на свидетеля. Впрочем, какая разница? Перед Лизой выстроят в ряд несколько белых молодых людей, и она либо узнает среди них изнасиловавшего ее человека, либо нет. Ошибиться она никак не сможет.

Джинни поговорила с мамой. Сегодня ее навестила Пэтти с тремя сыновьями, и мама с умилением рассказывала о том, как мальчишки носились по коридорам приюта. К счастью, она, видимо, забыла, что ее привезли в Белла-Висту только вчера. Впечатление было такое, что она успела прожить там несколько лет. Она даже упрекала Джинни в том, что та не заходит к ней чаще. После этой беседы Джинни немного успокоилась: с мамой не так уж все и плохо.

– Как вам морской окунь? – спросил Беррингтон, прервав ее размышления.

– О, просто восхитителен! Очень вкусно.

Он провел по брови кончиком указательного пальца. Ей этот жест почему-то показался жеманным.

– А теперь задам вам еще один вопрос. И хотелось бы, чтоб вы ответили на него абсолютно искренне. – Он улыбнулся, как бы давая понять, что она не должна слишком серьезно воспринимать эти слова.

– Договорились.

– Десерт будете?

– О да. Вы что же, причисляете меня к тому разряду женщин, которые не станут искренне отвечать на этот вопрос?

Он покачал головой:

– Я вообще считаю вас человеком искренним. Вы редко притворяетесь.

– Ну, не скажите. Иногда меня называют бестактной.

– Это самый большой ваш недостаток?

– Постараюсь справиться с ним. Ну а какой ваш самый большой недостаток?

Беррингтон ответил не колеблясь:

– Влюбчивость.

– Разве это недостаток?

– Да, в том случае, если вы делаете это слишком часто.

– Или же влюбляетесь не в одного, а, скажем, сразу в двух человек.

– Возможно, мне следует написать Лорейн Логан и попросить у нее совета.

Джинни рассмеялась. Но ей не хотелось переводить разговор на Стивена.

– А кто ваш любимый художник? – спросила она.

– Попробуйте догадаться.

Беррингтон – ярый патриот, а потому наверняка сентиментален, подумала она.

– Норман Рокуэлл[3]3
   Норман Рокуэлл (1894–1978) – американский художник, автор сельских и провинциальных пейзажей. – Примеч. ред.


[Закрыть]?

– Ну разумеется, нет! – Лицо его искривила брезгливая гримаса. – Вульгарный примитивный иллюстратор! Нет, если б я мог себе позволить, то собирал бы американских импрессионистов. Особенно неравнодушен к зимним пейзажам Джона Генри Туактмана[4]4
   Джон Генри Туактман (1853–1902) – американский художник-импрессионист. – Примеч. ред.


[Закрыть]. «Белый мост» – самая любимая моя картина. Ну а вы?

– Теперь ваш черед угадывать.

Он на секунду задумался.

– Миро[5]5
   Джоан Миро (1893–1983) – испанский живописец, автор работ в духе абстракционизма и сюрреализма. – Примеч. ред.


[Закрыть]?

– С чего вы взяли?

– Просто показалось, что вам должны нравиться яркие цветовые гаммы.

Она кивнула:

– Да, близко. Но не совсем точно. Миро какой-то уж слишком сумбурный. Я предпочитаю Мондриана[6]6
   Клод Мондриан (1840–1926) – французский живописец, представитель импрессионизма, один из основателей группы «Стиль». Создатель неопластицизма – абстрактных композиций из прямоугольных фигур, окрашенных в основные цвета спектра. – Примеч. ред


[Закрыть].

– Ах, ну да, конечно! Прямые линии.

– Именно. А вы догадливы.

Он пожал плечами, и Джинни подумала, что этот ловелас наверняка играл в такие игры со многими женщинами.

Она взяла ложечку шербета с манго. Обед получался явно не деловой. И вскоре ей предстоит решить, как будут складываться дальше отношения с Беррингтоном.

Она не целовалась с мужчиной вот уже года полтора. С тех пор как Уилл Темпл ее бросил, она даже ни разу не ходила на свидание, вплоть до сегодняшнего дня. Зла на Уилла она не держала; она больше не любила его. Но этот монашеский образ жизни просто сводил ее с ума.

Она устала быть одна. Хотелось, чтобы рядом в постели был мужчина; она истосковалась даже по мужским запахам – смазочного масла, потных футболок и виски. Но больше всего ей не хватало секса. И когда какие-нибудь радикальные феминистки восклицали, что пенис – это враг женщины, ей хотелось крикнуть в ответ: «Говори только за себя, сестричка!»

Она подняла глаза на Беррингтона – он ел яблоко в карамели. Ей нравился этот мужчина, несмотря на его старомодные политические взгляды. Он был умен, в нем чувствовалась сила, он привык быть победителем. Она уважала его за научные достижения. Подтянутый, крепкий, с красивыми голубыми глазами, он наверняка был опытным и умелым любовником.

И все равно он слишком стар для нее. Ей нравились зрелые мужчины, однако не настолько же зрелые…

Но как отвергнуть его, не подвергая риску свою карьеру? Лучше всего притвориться. Сделать вид, будто она воспринимает его внимание лишь как отеческую заботу о себе.

Джинни сделала глоток шампанского. Официант то и дело подливал ей в бокал, и она уже не помнила, сколько выпила. И радовалась тому, что ей не придется садиться за руль.

Они заказали кофе. Джинни попросила двойной эспрессо – чтобы хоть немного протрезветь. Беррингтон оплатил счет, и вот они спустились на лифте в гараж и уселись в его серебристый «линкольн».

Беррингтон проехал вдоль залива, затем свернул на скоростное шоссе, ведущее к Джонс-Фоллз.

– А вон там городская тюрьма, – сказал он и указал на здание, напоминавшее старинную крепость и занимавшее почти целый квартал. – Вся мразь, все отбросы общества находятся там.

«Возможно, и Стив сейчас там», – подумала она.

Да как ей только в голову могло прийти такое – даже думать о том, стоит ей спать с Беррингтоном или нет? Она не чувствовала к нему ни малейшей привязанности или теплоты. Ей стало стыдно, что за обедом она всерьез рассматривала такую возможность. И когда он остановился у ее дома, она сухо сказала:

– Что ж, Берри, огромное вам спасибо за чудесный вечер. – Интересно, сделает ли он попытку поцеловать ее? Или ограничится рукопожатием? Если все же попробует поцеловать, она подставит ему щеку.

Но он не сделал ни того ни другого.

– Мой домашний телефон вышел из строя, – сказал он. – Но мне нужно сделать перед сном один срочный звонок. Могу я зайти к вам и позвонить?

Джинни никак не могла ответить ему: «Э-э, нет уж, голубчик, езжайте к ближайшему телефону-автомату». Это было бы просто бестактно с ее стороны.

– Да, конечно, – пробормотала она, с трудом подавив вздох. – Идемте. – И она вышла из машины, размышляя над тем, стоит ли предлагать ему кофе. Нет, лучше не надо.

Наружная дверь открывалась в крохотную прихожую, из которой вели еще две двери, одна – в квартиру на первом этаже, где обитал мистер Оливер, теперь пенсионер, а раньше портовый грузчик; вторая, дверь Джинни, вела на лестницу: квартира девушки находилась на втором этаже.

Она поднялась, затем остановилась и нахмурилась. На лестничной площадке горел свет. Дверь в квартиру была распахнута настежь.

В квартире свет также был включен. Странно, ведь она ушла до наступления темноты. И точно помнила, что заперла за собой дверь.

Дверь открывалась прямо в гостиную. Она вошла и вскрикнула.

Он стоял возле холодильника с бутылкой водки в руке. Растрепанный, небритый и не совсем трезвый.

– Что происходит? – произнес у нее за спиной Беррингтон.

– Ты плохо заботишься о безопасности своего жилья, Джинни, – заметил пришелец. – Я вскрыл твои замки за десять секунд.

– Кто он такой, черт побери? – воскликнул Беррингтон.

– Когда ты вышел из тюрьмы, папа? – сдавленным голосом спросила Джинни.

11

Комната для проведения опознаний находилась на том же этаже, что и камеры.

Шестеро мужчин примерно одного возраста со Стивом выстроились в ряд. Наверное, все копы, подумал он. Они с ним не разговаривали, даже избегали его взгляда. Относились к нему, как к преступнику. Его так и подмывало сказать им: «Эй, ребята, вы чего? Я же на вашей стороне. Никакой я не насильник. И ни в чем не виноват».

Все они сняли наручные часы и ювелирные украшения, а поверх одежды надели одинаковые белые комбинезоны. Пока они готовились, вошел молодой человек и сказал:

– Кто здесь подозреваемый?

– Это я, – ответил Стив.

– Я Лью Тэннер, общественный защитник, – представился молодой человек. – Я здесь для того, чтобы проследить, что опознание проходит по всем правилам. У вас есть ко мне вопросы?

– Сколько мне еще торчать здесь после того, как все закончится? – спросил Стив.

– Пару часов пробыть придется, если на вас, конечно, не укажут.

– Пару часов! – возмущенно воскликнул Стив. – Так мне что же, снова придется вернуться в эту чертову клетку?

– Боюсь, что да.

– Господи Боже!..

– Я попрошу, чтоб они побыстрее оформили все ваши бумаги, – пообещал ему Лью. – Что-нибудь еще?

– Нет, спасибо.

– Хорошо. – И он вышел.

Спайк вывел всех семерых мужчин через дверь на некое подобие сцены или помоста. На заднике была шкала с указанием их роста, а также номера, закрепленные за каждым участником. Помост был ярко освещен и отделялся от остального помещения занавесом. Участники опознания не могли видеть сквозь него, что происходит в комнате, но слышно было почти все.

Поначалу раздавались лишь приглушенные мужские голоса. Затем Стив различил женские шаги. Через секунду-другую монотонный мужской голос начал читать или повторять выученное наизусть:

– Перед вами будут стоять семеро мужчин. Каждый под своим номером. Если один из этих людей сделал что-то с вами или в вашем присутствии, хочу, чтоб вы назвали его номер. Запомните, только номер. Если вы захотите, чтобы кто-либо из них что-то произнес, какие-то определенные слова, мы заставим его сделать это. Если вы захотите, чтоб один из них повернулся к вам в профиль или спиной, вся группа должна повторить это движение. Скажите, вы узнаете кого-либо из этих людей? Если да, то что именно он сделал с вами или в вашем присутствии?

Воцарилась тишина. Нервы у Стивена были напряжены до предела – и это несмотря на уверенность в том, что она его не выберет.

Наконец прозвучал тихий женский голос:

– На нем была шляпа.

Голос образованной женщины среднего класса, примерно его возраста.

– У нас есть шляпы. Хотите, чтоб все они надели шляпы? – спросил мужчина.

– Нет, скорее не шляпа, а кепи. Бейсболка.

Стив уловил в ее голосе волнение и одновременно решимость. И ни намека на фальшь. Голос женщины, которая говорит правду, пусть даже она взволнованна. И он почувствовал себя немного лучше.

– Дейв, пойди посмотри, найдется ли у нас в кладовой семь бейсболок?

Снова пауза, которая длилась несколько минут. Стив стиснул зубы от нетерпения. Чей-то голос невнятно пробормотал:

– Бог ты мой, вот уж не знал, что у нас тут столько разного хлама… и очки, и усы… чего только нет.

– Кончай трепаться, Дейв, – прозвучал более строгий мужской голос. – У нас здесь официальная процедура, связанная с расследованием.

Затем откуда-то сбоку на сцену вышел полицейский и раздал всем выстроившимся в ряд мужчинам бейсболки. Они надели их, и полицейский ушел.

По ту сторону занавеса раздался женский плач.

Мужчина начал повторять уже знакомые слова:

– Вы узнаете кого-нибудь из этих людей? Если да, то что он сделал с вами или в вашем присутствии? Если да, назовите его номер. Только его.

– Номер четыре, – прорыдала женщина.

Стив обернулся и взглянул на задник.

Он стоял под номером четыре.

– Нет! – крикнул он. – Это ошибка! Этого не может быть! Это не я!

Мужчина спросил:

– Номер четыре, вы это слышали?

– Конечно, слышал, но я этого не делал!

Мужчины, участвовавшие в опознании, начали сходить с помоста.

– Ради бога! – Стивен умоляюще протянул руки к занавесу. – Как вы могли выбрать меня? Ведь я даже не знаю, как вы выглядите!

Мужчина, находившийся по ту сторону занавеса, произнес:

– Пожалуйста, мэм, не говорите больше ничего. Огромное спасибо, что пришли, вы нам очень помогли. Сюда, пожалуйста.

– Здесь какая-то ошибка, неужели вы не понимаете?! – взвыл Стив.

Появился Спайк.

– Все кончено, сынок. Пошли со мной.

Стив уставился на него невидящим взглядом. Его так и подмывало врезать этому типу по зубам. Видно, Спайк угадал это по выражению его глаз, и лицо его словно окаменело.

– Лишние неприятности тебе ни к чему, – строго сказал он. – Бежать все равно некуда. – И он сжал руку Стива пальцами, точно стальными клещами. Протестовать и спорить было бесполезно.

У Стива было такое ощущение, будто его огрели сзади дубинкой по голове, настолько все это было неожиданно. Плечи его сгорбились, он ощущал беспомощную ярость.

– Как такое могло случиться? – тупо бормотал он. – Как могло случиться?..

12

– Папа? – изумленно повторил Беррингтон.

Джинни пожалела, что не откусила себе язык. Надо же ляпнуть такую глупость! Спросить: «Когда ты вышел из тюрьмы, папа?» Ведь всего несколько минут назад Беррингтон назвал людей, сидевших в тюрьме, мразью и отбросами общества.

Она похолодела от страха. Теперь босс узнает, что ее отец профессиональный взломщик. А то, что Беррингтон встретился с ним с глазу на глаз… о, это только усугубляло ситуацию. Все лицо отца было в синяках от падения или побоев. На щеках щетина, одежда грязная, и еще от него скверно пахло. Ее охватил такой стыд, что она просто глаз не смела поднять на Беррингтона.

В ее жизни, много лет тому назад, было время, когда она ничуть не стыдилась отца. Даже напротив: отцы других девочек казались по сравнению с ним скучными и заурядными. Папа всегда был такой красивый и веселый, часто приходил домой в новом костюме, а карманы у него были полны денег. Это означало, что будет и кино, и новые платья, и мороженое, а мама купит себе нарядную кружевную ночную рубашку и сядет на диету. Но затем он куда-то пропадал, и лишь лет в девять она поняла куда. Тамми Фонтейн ей рассказала. Она никогда не забудет этого разговора.

– До чего ж у тебя уродский свитер, – сказала Тамми.

– А у тебя нос уродский, – ответила Джинни, и все остальные девочки так и покатились со смеху.

– Твоя мама вечно покупает тебе самые уродские вещи.

– А твоя мама жирная, как свинья.

– А твой папа сидит в тюрьме.

– Ничего он не сидит!

– Нет, сидит!

– Не сидит!

– Я сама слышала, как папа говорил моей мамочке. Сидел, читал газету и вдруг говорит: «А знаешь, Пит Феррами, оказывается, опять угодил в тюрьму». Так прямо и сказал.

– Врушка, врушка, ведьмина подружка! – выкрикнула Джинни дразнилку. Но в глубине души почему-то поверила Тамми. Это объясняло все: и внезапно свалившееся на них богатство, и столь же внезапное исчезновение, и долгое отсутствие отца.

Никто в школе ни разу больше не говорил ей об этом. Но все знали: есть верный способ заткнуть Джинни рот. Надо было просто упомянуть о ее отце. Узнать такое в возрасте девяти лет – это все равно что стать калекой на всю оставшуюся жизнь. Когда в школе что-нибудь пропадало, она чувствовала на себе подозрительные взгляды. Ей никак не удавалось избавиться от чувства вины. Стоило кому-нибудь заглянуть в кошелек и сказать: «Черт, у меня вроде еще оставалась десятка», как Джинни заливалась краской. Честность стала ее навязчивой идеей, она была готова пройти пешком милю, чтоб вернуть человеку случайно оброненную им дешевенькую авторучку. Боялась, что если оставит ее себе, все станут говорить, что она воровка, как ее отец.

И вот теперь он стоял перед ее шефом, грязный, небритый и, очевидно, без гроша в кармане.

– Это профессор Беррингтон Джонс, – сказала она. – Знакомьтесь, Берри, мой отец, Пит Феррами.

Беррингтон был сама любезность. Пожал отцу руку.

– Рад познакомиться, мистер Феррами, – сказал он. – Ваша дочь – совершенно незаурядная женщина.

– Что правда, то правда, – ухмыльнулся отец во весь свой щербатый рот.

– Ну вот, Берри, теперь вы знаете мою маленькую семейную тайну, – с вызовом произнесла она. – Папа сидел в тюрьме третий раз, а сел как раз в тот день, когда я защищала диплом в Гарварде. И последний раз просидел восемь лет.

– Могли влепить и все пятнадцать, – вставил отец. – У нас при себе были стволы.

– Спасибо, что поделился этой подробностью с нами, папа. Уверена, на моего босса это произвело впечатление.

Отец обиделся и надулся, и ей вдруг стало его жаль. Ведь он страдал от собственной слабости, и вместе с ним страдала вся семья. Он был типичным неудачником. Поразительная система, репродуцирующая человеческую расу, – тот самый чрезвычайно сложный механизм ДНК, который изучала Джинни, – была запрограммирована таким образом, чтобы каждый индивид хоть немного отличался от остальных. Все равно что фотокопия, пусть немного, но все же отличающаяся от оригинала. Иногда результат превосходил все ожидания: Эйнштейн, Луис Армстронг, Эндрю Карнеги. А порой получался такой вот Пит Феррами.

Надо побыстрее выпроводить Беррингтона, подумала Джинни.

– Если хотите позвонить, Берри, то телефон вон там, в спальне.

– Ничего, дело подождет, – сказал он.

– Что ж, еще раз большое спасибо за чудесный вечер. – Она протянула ему руку для рукопожатия.

– Рад, что доставил вам удовольствие. Доброй ночи. – Он осторожно пожал ей руку и вышел.

Джинни обернулась к отцу:

– Что произошло?

– Просто выпустили раньше за примерное поведение. Я свободен. Ну и, естественно, первым делом захотел увидеть свою маленькую девочку.

– После трехдневной пьянки, – ядовито заметила она. Он был настолько неискренен, что ее тошнило. И она почувствовала, как в ней закипает гнев. Ну почему Бог послал ей такого отца?

– Да ладно, будет тебе фыркать, – примирительно заметил он.

Гнев сменился печалью. У нее никогда не было настоящего отца и не будет.

– Дай сюда бутылку, – сказала она. – Сейчас сварю кофе.

Он нехотя протянул ей бутылку водки, Джинни убрала ее в холодильник. Налила в кофейник воды, включила газ.

– А ты постарела, – сказал отец. – Ишь, даже седина в волосах появилась.

– Спасибо за комплимент. – Она достала кружки, сливки и сахар.

– Твоя мать тоже рано поседела.

– Чему ты немало поспособствовал.

– Я заходил к ней. – В его голосе звучало возмущение. – А она там больше не живет!

– Она в Белла-Висте.

– Да, соседка, миссис Мендоза, мне сказала. Она же дала твой адрес. Как можно было отправить мать в такое паршивое место?

– Ну так забери ее оттуда! – раздраженно воскликнула Джинни. – Она ведь до сих пор приходится тебе женой. Устройся на работу, обзаведись приличной квартирой и начни наконец заботиться о ней.

– Ты же знаешь, я этого не смогу. Никогда не мог.

– Тогда нечего придираться ко мне!

– Я не хотел говорить о тебе ничего плохого, детка, – умоляюще протянул он. – Просто мне не понравилось, что мать находится в этом заведении, вот и все.

– Я от этого не в восторге, да и Пэтти тоже. И мы собираемся раздобыть денег, чтоб забрать ее оттуда. – Сердце у Джинни сжалось, к глазам подступили слезы. – Черт побери, папа, мне и без того тяжело! А я должна сидеть и слушать твое нытье!

– Ну ладно, ладно, будет тебе, – пробормотал он.

Джинни сглотнула вставший в горле ком. Не надо было позволять ему с самого начала. И она решила сменить тему:

– Что собираешься делать? Какие планы на будущее?

– Ну, сперва осмотрюсь маленько, а там видно будет.

Это означало, что он будет искать очередной объект ограбления. Но Джинни промолчала. Он вор, и изменить его она не в силах.

Отец откашлялся.

– Может, подкинешь мне несколько баксов, чтоб начать новую жизнь?

Тут она снова вспылила:

– Нет, но зато я скажу тебе, что собираюсь делать! Отправлю тебя в душ, чтобы ты помылся и побрился, а сама простирну твои грязные шмотки в машине. Если обещаешь не прикасаться к водке, угощу тебя яичницей и тостами. Потом найду тебе пижаму. Переночевать можешь вот на этом диване. Но никаких денег я тебе не дам, не рассчитывай. Я и без того из кожи вон лезу, чтобы наскрести денег и отправить маму в более приличное место, где ей будет уютно и комфортно. И ни единого лишнего доллара у меня нет.

– Хорошо, дорогая, – притворно ласково протянул он. – Я все понимаю.

Она подняла на него глаза. Гнев прошел, и она ощутила тоску. Ей от всего сердца хотелось, чтобы отец обрел покой, мог сам о себе позаботиться, устроиться на нормальную работу. Ей хотелось любить отца, чувствовать, что на него можно положиться. Она истосковалась по настоящему любящему отцу, но в то же время понимала, что все эти ее мечты напрасны. Место для отца в ее сердце всегда будет пустовать.

Зазвонил телефон.

Джинни сняла трубку:

– Алло?

Это была Лиза.

– Джинни, это был он! – с дрожью в голосе воскликнула она.

– Кто? Что?

– Тот парень, которого при тебе арестовали. Я указала на него на опознании. Это он изнасиловал меня. Стивен Логан.

– Стивен – насильник? – не веря своим ушам, пробормотала Джинни. – Ты уверена в этом?

– Совершенно уверена, Джинни, – ответила Лиза. – О господи, это было просто ужасно… снова увидеть его лицо. Сначала я не была уверена, потому что на нем не было кепки. Но потом детектив заставил их всех надеть бейсболки, и тут уж я сразу его узнала.

– Лиза, это никак не может быть он, – сказала Джинни.

– Почему?

– Его тесты и анализы говорят о другом. И потом я провела с ним весь день. И в конце концов, так мне подсказывает интуиция.

– Но я его узнала! – обиженно воскликнула Лиза.

– Странно. Не могу понять, как такое могло случиться.

– Потому что это не соответствует твоей теории, верно? Ведь тебе нужно, чтоб один близнец был хорошим, а другой – плохим.

– Да, это так. Но один подобный случай еще не опровергает всей теории.

– Сожалею, что это портит выстроенную тобой схему.

– Я утверждаю, что это не он, совсем по другой причине, – вздохнула Джинни. – Черт, а может, именно по этой. Не знаю. Ты где сейчас?

– Дома.

– Ты в порядке?

– Да, чувствую себя просто прекрасно. Потому что знаю: этот тип заперт в тюрьме.

– Он показался мне таким славным парнем…

– Самый опасный тип насильника, так говорила Миш. Те, что с виду кажутся совершенно нормальными, являются самыми хитрыми, изощренными и безжалостными преступниками. Им нравится видеть человеческие страдания.

– О господи…

– Я совершенно вымотана и собираюсь лечь спать. Просто хотела рассказать тебе. Как прошло свидание?

– Ничего. Завтра все расскажу.

– Мне страшно хочется поехать с тобой в Ричмонд.

Джинни собиралась прихватить с собой Лизу, чтобы та помогла ей взять интервью в тюрьме у Денниса Пинкера.

– А ты уверена, что сможешь поехать?

– Да. Хочется поскорее вернуться к нормальной жизни. И чем раньше это произойдет, тем быстрее я позабуду о том, что случилось.

– Но Деннис Пинкер, судя по всему, просто копия Стивена Логана.

– Знаю. Как-нибудь справлюсь.

– Ну, если ты так уверена…

– Позвоню тебе утром.

– Ладно. Спокойной ночи.

Джинни тяжело опустилась в кресло. Неужели все обаяние, манеры, поведение Стивена есть не что иное, как маска? «Если так, то я, наверное, совсем не разбираюсь в людях, – с горечью подумала она. – И ученый из меня, видно, никудышный. Вполне возможно, что все идентичные близнецы с криминальными генами окажутся преступниками». Она вздохнула.

Сидевший рядом криминальный предок заметил:

– А этот твой профессор – симпатичный парень, но староват для тебя! У тебя с ним что, шуры-муры, да?

Джинни поморщилась.

– Ванная вон там, папа, – сказала она.