Текст книги "Песня моряка"

– Исаак считает, что перерос нас, – повернулся Грир к Алисе. – Скажи ему. Ну хотя бы ради Марли. Бедный старикан весь день торчит у него в трейлере в полном одиночестве. Ты разве не согласна, что ему приятно будет выйти и пообщаться немножко с себе подобными?

– Мы все стареем, Грир, – ответила Алиса. – Только какого черта, Соллес? Может, ты все-таки пойдешь? Может, тебе тоже будет полезно пообщаться с себе подобными?

– Спасибо, Алиса, – откликнулся Айк. – Я подумаю.

– Впрочем, лично мне совершенно все равно, что ты решишь, – добавила она. – Просто имейте в виду, что бы вы там ни решили, сначала задрайте карбасы. И освободите себе следующую неделю, так как вы проведете ее в море.

– О-о-о-о… – застонал Грир, закатывая глаза.

– Ладно, – откликнулся Айк.

– А теперь – прошу прощения, но мне пора за дела. – Алиса застегнула воротник своего комбинезона и двинулась обратно, так что деревянные сходни захлюпали водой при каждом ее шаге. – Пойду заниматься искусством, – добавила она, и голос у нее булькнул точно так же, как соленая вода под ногами.

– И что ты об этом думаешь? – жалостным голосом осведомился Грир, когда пикап исчез за поворотом. – Впервые за многие годы в этой дыре что-то происходит, а она отсылает нас в море!

– Я думаю… – Что-то было такое в этом хлюпающем голосе, в этом убого-надменном узле волос, маячившем в заднем окне пикапа. – …Что, может, мы со стариной Марли и пойдем с тобой на это собрание. Ну-ка, помоги мне вытащить это ведро…

К тому времени, когда они закрепили оба карбаса в протоке у причала Кармоди, на часах было уже начало десятого. Они двинулись к городу, стараясь держаться подальше от центра. Грир не был готов к встрече с Дворнягами. Алиса не солгала – ропот толпы, как далекие раскаты грома, был слышен за квартал. Однако, как отметил Айк, ярко выраженного раздражения в нем не звучало. Скорее, что-то неопределенное. Это напомнило Айку звуки, которые издавали во Фресно эмигранты, собиравшиеся в утренней дымке на полях и решавшие, выполнять или нет порученную им работу, – так, беззлобные перебранки в тумане.

Приятели пересекли стоянку, когда длинный день уже клонился к своему завершению. Молча они забрались в фургон и так же молча двинулись по направлению к трейлеру. Грир с каждой минутой нервничал все больше. Айк знал, что любые попытки успокоить его только усугубят положение. Пугливый уроженец Ямайки всегда норовил уклониться от ответственности, даже когда она представляла куда как меньшую угрозу.

В нагревателе хватало воды только на одного, и Айк предоставил право принять душ Гриру.

– Тебе же придется торчать у всех на виду.

Грир выбрал светло-зеленую просвечивающую рубашку, в которой он женился в последний раз в Кингстоне – от нее до сих пор пахло темным ромом, – и принялся застегивать крохотные перламутровые пуговки своими длинными черными дрожащими пальцами.

– Меньше страсти, – посоветовал Айк. – Это же не ассамблея ООН.

– Черта с два! Всему городу не терпится узнать, какую роль будет играть Орден в этих киносъемках. Всему, понимаешь! Если нам не удастся урвать приличный кусок от этого пирога, старину Грира разорвут на куски.

Айк ухмыльнулся, хотя и понимал, что в какой-то мере Грир прав. Законопослушный Орден завоевал свою репутацию благодаря тому, что всегда получал лучшие места на всех сто́ящих мероприятиях – непосредственно рядом с трассой, когда устраивались гонки на аэросанях, и у сцены на всех рок-концертах, проводившихся от Анкориджа до Виктории. На финальных собачьих бегах в Номе им даже позволили нацепить значки организаторов, чтобы они могли изучить лицензии всех двадцати команд, вышедших в финал. И они скрупулезно сверяли отпечатки носов с профсоюзной документацией, чтобы убедиться в том, что все вложили деньги в призовой фонд. Уже почти десять лет Дворняги урывали себе кусок от каждого пирога, готовившегося в области, а то и не один. А теперь впереди маячил такой пирог, который никому еще и не снился. И если Ордену не удастся запустить в него свою лапу, то его авторитет будет безнадежно загублен.

Марли самостоятельно добрел до фургона, но Исааку пришлось помочь ему забраться внутрь. Марли ворчанием выразил свою признательность и взобрался на низкое сиденье, чтобы можно было высунуться из окна.

– Еще улыбается, разбойник, – заметил Айк в надежде отвлечь своего приятеля. – Он уже год никуда не выезжал, а соображает, что едет на летнее полнолуние. Надо было его отправить под душ, а не тебя.

Грир ничего не ответил. Он сидел скорчившись на переднем сиденье, обхватив колени руками. Его пятнистая физиономия застыла в неподвижной ухмылке, а растянутые губы настолько напряглись, что какая бы то ни было артикуляция была исключена. Грир умел впадать в такое состояние под воздействием целого ряда излюбленных фобий и разного рода опасений, но обычно дар речи не изменял ему.

До клуба они добрались в начале двенадцатого. Толпа перестала роптать и теперь стояла молча, повернувшись к северо-западу и наблюдая за тем, как из-под брюха возлегавшей у самого горизонта плотной черной тучки, как яйцо из курицы, вываливается солнце. Когда фургон остановился на президентском месте рядом с крыльцом, все обернулись. Никто не проронил ни слова, но когда вице-президент начал вылезать из машины, послышался странный скулящий звук. Грир схватил первый протянутый ему стакан и выпил его залпом, не разбираясь, что внутри. Толпа была настолько огромной, что Айк едва верил собственным глазам. Люди, которых он не встречал годами, окружили Грира, норовя пожать ему руку. Похоже, здесь собрались все тупицы и болваны, которые когда бы то ни было наскребли по пятьдесят долларов, чтобы заплатить вступительный взнос. Более того, он увидел несколько лиц, прибывших даже из землячеств Анкориджа и Неаляски.

Грир проскользнул к Вейну Альтенхоффену.

– От Билли так и нет никаких известий? – шепотом поинтересовался он.

– Ни звука, – также шепотом ответил Альтенхоффен. – Кальмар не из тех, кто бросает свои дела во имя чего бы то ни было. Так что пока ты наш президент, Эмиль. Ты поведешь нас. Говори, что нам делать.

Грир пожал своими костлявыми плечами с деланым равнодушием.

– В связи с чем, Слабоумный?

– В связи с тем, что нас так обосрали. Ни один из нас не получил приглашения на яхту. Ты не считаешь, что нам бросили перчатку? На кону наша честь, брат Грир, и судьба распорядилась так, что тебе отвечать на это. Так что мы будем делать?

Члены Ордена обступали все плотнее и плотнее шепчущуюся парочку.

– А делать мы будем вот что, – изрек Грир, надевая солнцезащитные очки и поворачиваясь к горизонту со всей возможной торжественностью, на которую он был способен, – дождемся, когда сядет солнце, и проведем собрание. Как обычно.

Солнце опускалось все ниже, и толпа начала затихать. Даже собаки перестали скулить, за исключением нескольких выродков, да и тех распихали каждого в свой пикап и привязали там, отверженных и посрамленных, но так и не умолкнувших. Более мелких и цивилизованных загнали под крыльцо, где они и сгрудились в гробовой тишине, лишь поглядывая из-за решеток. Когда же солнце коснулось далекой воды, даже нытье в пикапах полностью прекратилось. Последний красный отблеск померк, сменившись зеленоватым сиянием, и тут как по команде вся толпа разразилась завываниями и улюлюканьем. Сначала это выглядело смешной дешевкой, но по мере того как этот вой ширился и нарастал, в нем начали проступать страстная сила и звериный надрыв, так что ощущение комизма уступило место искреннему страданию и все, что представлялось дешевым и плоским, приобрело объем и непреходящий смысл. Послушные и цивилизованные члены Ордена подхватили из-под крыльца этот вой нежными тенорами, а из пикапов донеслись душераздирающие баритоны непокорных. Голоса расходились, переплетались и ширились, сливаясь в один мощный хор – единый надрывный вой Дворняги-Неудачника. Этот вой парил над городом и, отражаясь от глетчера за заливом, возвращался обратно, накладываясь сам на себя и создавая многослойный органный аккорд. И лишь когда замер последний отзвук эха, люди, бросая в переполненные мусорные бачки бутылки и банки, потянулись в помещение клуба. Это было еще одним правилом, усвоенным с опытом.

В полной тишине были сложены и отставлены к стенам карточные столы. Точно так же молча люди вытащили из шкафов складные деревянные стулья и расставили их неровными рядами. Когда у каждого стула стояло по одному члену Ордена, Грир на негнущихся ногах вышел к возвышению, изготовленному в форме огромного гидранта. Он поднял отполированную бедренную кость медведя, которая использовалась как молоток для усмирения публики, и указал пальцем на пол.

– Садитесь, – скомандовал Грир. Все сели. Грир поднял руку вверх, повернув ее ладонью к аудитории, и снова распорядился уверенным голосом: – Встаньте. – Все встали. – Полнолунный вой летнего солнцестояния Законопослушного Ордена Бездомных Дворняг объявляется открытым, – провозгласил Грир. – Прошу всех вести себя соответственно. Наш верный секретарь Слабоумный, остались ли у нас с прошлого раза нерешенные вопросы?

Вейн Альтенхоффен, зардевшись, встал с черным гроссбухом в руках. Альтенхоффен, когда не занимался рыбной ловлей, замещал преподавателей в квинакской школе, а кроме того, выпускал еженедельную, а иногда ежемесячную газетенку «Маяк Квинака». Длинноносый и многословный, он тем не менее был чрезвычайно полезным членом общества и Ордена. Его настолько переполняли всевозможные планы и проекты, направленные на усовершенствование жизни, что порой он начинал разговор со следующих слов: «Мой слабый ум просто разрывается от брезжущих перспектив».

– Предыдущее собрание Законопослушного Ордена закончилось на неожиданной и драматической ноте, – начал читать Альтенхоффен. – Орден получил судебный приказ, предписывающий прекратить практику проведения фейерверков. Когда наш президент Кальмар узнал о том, что Томас Тугиак Старший пригрозил лишить нас клуба, он произнес следующее – цитирую: «Имел я вашего Томми Тугиака и всех его алкашей-дикарей. Пусть попробуют сунуться к Дворнягам, и я им головы пообрываю. Мы будем пускать фейерверки в любое время, когда нам захочется». Конец цитаты. Это предложение было поддержано единогласным рычанием, за исключением Томми Тугиака Младшего, который возражал против поношения собственного отца, и Чарли Фишпула, который был не согласен с употреблением некоторых других слов. «Может, мы и алкаши, но не дикари. Мы – последователи дикарей». Норман Вонг на это ответил – цитирую: «Вот и проследуй обратно на свое место, Чарли». На что Чарли Фишпул возразил: «По крайней мере, Вонг, у меня есть хоть какие-то корни». После чего Брат Норман Вонг ударил Чарли по шее свернутым номером «Народного журнала», сбив вышеупомянутого Чарли с ног. Тогда Брат Клейтон Фишпул ударил Брата Нормана Вонга по шее свернутым номером «Ежемесячника Атлантики», и тот упал на колени. После этого собрание было закрыто.

Альтенхоффен закрыл свой гроссбух и, сияя, посмотрел на Грира. Грир милостиво кивнул.

– Спасибо, секретарь Альтенхоффен. Стая согласна с тем, как изложены события?

– Вау-вау! – в унисон ответила аудитория, и Альтенхоффен сел.

– Все было именно так до мельчайших подробностей. Какие-нибудь еще нерешенные проблемы? – Грир свирепо оглядел собравшихся. Чарли Фишпул поднял свою толстую руку.

– Может, момент не самый подходящий, но я бы хотел получить извинения…

– Вау-вау! – возмутились собравшиеся, и Чарли опустил руку.

– Какие-нибудь доклады от комитетов?

Аудитория ответила отрицательно.

– Отлично! – И Грир, подводя итог, постучал медвежьей костью по подиуму: пам-пам-пам! – Значит, перейдем к насущным проблемам? – Огромная белая кость зависла в ожидании. – Итак? – Но все делали вид, что насущных проблем ни у кого нет.

Брат Исаак Соллес, сидевший у дверей в самой глубине помещения, откинул спинку своего стула к стене и расслабился. Он видел, что, несмотря на всю дрожь и смятение, Грир прекрасно справляется. В этом заключалась одна из характерных черт всех церемоний Дворняг: они были рассчитаны таким образом, чтобы никакие проблемы, ни старые, ни новые, не воспринимались собравшимися слишком серьезно. Наконец Вейн Альтенхоффен опустил свой гроссбух на пол и поднял руку. Грир тяжело вздохнул.

– Слово снова берет секретарь Альтенхоффен. Чего тебе надобно, Слабоумный?

Альтенхоффен поднялся, сопровождаемый сдержанным рычанием аудитории, и воздел палец к потолку.

– Я буду краток, – пообещал он и набрал в грудь побольше воздуха. – Мистер вице-президент… Братья-Дворняги… сограждане… Учитывая историческую роль Ордена во многих достопамятных событиях славного прошлого, я хочу предложить на обсуждение вопрос…

– Гррр, – предупреждающе прорычали братья – они были слишком хорошо знакомы с многословными преамбулами Слабоумного.

– …каким образом Дворнягам, – заспешил Альтенхоффен, – получить причитающуюся им долю в грядущих киносъемках.

– Вау-вау, – поддержали его братья.

Грир погладил свой курчавый подбородок.

– Интересный вопрос ты задал, секретарь. Есть какие-нибудь предложения? Если нет…

– А у меня есть еще более интересный вопрос! – перебил Грира кто-то из дальнего конца. – Как нам получить приглашения на завтрашний прием, которые получили сегодня остальные чурки?

– Это не в тему, брат… – Грир постучал костью. Он не видел, кто это произнес.

– А когда же мы будем в теме, мистер вице-президент? – прорычал кто-то еще. – Когда мы наконец выберемся из свинарника Лупа?

Грир попытался пропустить это замечание мимо ушей.

– Киношники, они такие… – пожал он плечами.

Но братья больше не намерены были шутить. Поднявшаяся миссис Херб Том направила на Грира свой красный ноготь как револьвер.

– Грир, пока ты единственный в Квинаке, кому удалось забраться на этот плавучий шведский стол. И не возражай – об этом всему городу известно. А теперь мы хотим знать, что ты сделал для того, чтобы добыть своим братьям положенный им куш, черт бы побрал твою тощую черную задницу! Мы Орден или что? Я, например, не намерена сидеть дома и смотреть, как все там будут жировать! Я бы могла отдавать все деньги Хербу, если бы стремилась к этому. Так что… – Миссис Херб Том подняла свою черную кожаную сумочку и целенаправленно запустила в нее свою руку с кровавыми ногтями. – …Что скажешь?

На лице у Грира появилось тревожное выражение.

– Миссис Херб… Братья… Клянусь вам, я попросил пропуска на борт для членов клуба. Но парочка, обслуживавшая меня, ни слова не говорила по-английски – только по-русски или еще на каком-то там… а Стебинса мне увидеть не удалось.

Но миссис Херб это не удовлетворило.

– А как насчет твоего дружка-альбиноса? Похоже, выдающийся тип: застал тебя со своей женой и выменял ее у тебя на двух красоток, чтобы ты был не в обиде.

– Исчез, миссис Херб, передал меня этим русским и исчез под палубой. Я его больше не видел. Клянусь честью. – Лоб Грира покрыли морщины, руки у него снова задрожали. – Да и не знаю я этого альбиноса. Послушайте, вам нужно обратиться к Алисе Кармоди. Она ведь его мать…

Братья даже не удостаивают это предложение ответом и лишь сдавленно рычат.

Айк выпрямляется на своем стуле. Какими бы глупыми и детскими ни были эти забавы, всегда следовало помнить, что имеешь дело со здоровыми мужиками, как правило, пьяными и чаще всего вооруженными. В период своего президентства Айк не раз оказывался на прицеле. А в прошлом году мирный городишко Квинак занял четвертое место по количеству смертей вследствие огнестрельных ранений после Хьюстона, Техаса и округа Колумбия.

– Тогда разговаривайте с Айком Соллесом! – в отчаянии выкрикнул Грир, указывая на Айка костью. – Он сидел за решеткой с этим сукиным сыном, а я всего лишь трахал его жену…

Раскрасневшиеся лица собравшихся поворачиваются к Айку. Первые признаки отходняка – действие дури заканчивается. Даже у женщин. И Айк начинает вспоминать, почему он перестал посещать эти ежемесячные собрания.

– Что это значит, Соллес? – угрожающе вопрошает миссис Херб Том.

– Не надо на меня так смотреть. По-моему, никто не видел, чтобы мне доставляли серебряную карточку с приглашением.

– И мне тоже! – выкрикивает Грир. – У меня нет никаких вонючих карточек!

Но братья неумолимы. Часть продолжает пялиться на Исаака, часть – на Грира. Рычание становится все громче. В третий раз за истекшие двое суток Айк начинает сожалеть о том, что оставил Тедди дома. И именно в этот момент, словно одной мысли было достаточно для того, чтобы спустить курок, раздается выстрел. Норман Вонг помахивает над головой кольтом 44-го калибра, от четырнадцатидюймового ствола которого поднимается легкий дымок. Антикварное оружие времен Гражданской войны является собственностью Ордена. Оно вручается приставу Ордена при инаугурации, а затем передается преемнику. Норман занимает этот пост и, соответственно, владеет оружием с момента основания Ордена. К счастью, он наиболее хладнокровный из Вонгов и пользуется оружием только в процессуальных целях.

– Требую порядка в логове! – произносит Норман в наступающей после выстрела тишине. И порядок восстанавливается. Одно дело ракетницы и «узи», но 44-й калибр требует к себе уважения. – Собрание не закрыто. Ведите себя соответственно.

Братья, ропща, опускаются снова на стулья и поворачиваются к подиуму. Грир улыбается, обнажая зубы, и поднимает брови, пытаясь изобразить ямайскую невозмутимость.

– Братья, через пару дней вернется Кальмар, – заверяет он собравшихся. – И он позаботится о нас.

Рычание раздается снова.

– У Билли Кальмара нет там друзей, мистер вице-президент, – замечает миссис Херб. – Они есть у тебя.

– Вау-вау-вау…

До Айка доносится гул голосов – братья вопрошают, требуют, обвиняют. И это снова напомнило ему звуки, которые он слышал от полевых рабочих и в других местах – в бараках Эль-Торо и в камерах, забитых людьми в Почетном лагере. Этот звук рождался страданием столь распространенным, что его могла издавать любая группа людей, находящаяся у основания социальной лестницы. В нем не было ничего общего с мелодичным воем Дворняг; это была мрачная и угрожающая жалоба обезумевшей дворняжки, клыкастого и голодного обманутого изгоя. Это было вселенское проклятие парней, одевшихся по последней моде, но так и не обласканных женским взглядом, это был вой женщин, продолжавших купаться в пузырях мыльных опер, по мере того как жизнь становилась все грязнее и грязнее, это было рычание обманутых грез и гормонов, которыми пренебрегли. Оставалось только гадать, до чего он мог довести разгоряченную толпу.

Зажатый у подиума, Грир продолжал произносить односложные заверения, но звериный рык становился все громче. Сестрицы Босвелл поддержали миссис Херб своими пронзительными голосами. Пристав Вонг снова начал размахивать своим кольтом, призывая к порядку, но было уже поздно. Все новые и новые братья с диким видом вскакивали на ноги. Норман Вонг размахивал кольтом; Грир стучал медвежьей костью; рык нарастал. И когда вся эта какофония достигла своего пика, свет в зале, словно по сигналу, внезапно погас и раздался оглушающий грохот настоящего грома.

Маленькая черная тучка, покончив с солнцем, вероятно, решила подползти к городу, чтобы посмотреть, что происходит. Видимо, несколько минут она размышляла над тем, что означает этот рев, а потом ее внимание привлекла городская электростанция. Все эти проводочки, предохранители и дизель-генераторы! Она метнула свой единственный заряд в эту соблазнительную коллекцию механизмов с такой силой, что земля содрогнулась, а металлическая свая приварилась к стоявшей поблизости тачке. Потом она удовлетворенно вылила на город свой небольшой запас дождя и снова повернула к морю.

Братья замерли в почтительном молчании. Одна из вещей, которую усваиваешь, живя у подножия: все, что исходит сверху и не имеет отношения к социальной лестнице, как, например, погода, требует к себе почтительного отношения. Лишь обитатели верхних пролетов лестницы могут позволить себе не замечать подобные неприятности. Обитатели дна вынуждены полагаться на волю случая.

Дождь забарабанил по крыше, из-под крыльца донесся собачий вой, а в зале продолжала сохраняться тишина, ибо все ощущали таинственность происходящего. Потом включились резервные генераторы, и электричество вернулось в лампочки. Все это заняло не более минуты, но произведенное впечатление было огромным. Напряжение в зале спало столь же мгновенно, как если бы кто-нибудь переключил соединение с плюса на минус. Никто уже не задавал никаких вопросов. Все вскочили на ноги, отовсюду слышался смех – братья толкались, похлопывали друг друга по плечам и пожимали руки. И Айк вместе со всеми ощутил, как его омывает волна облегчения.

Грир бросил кость на подиум, спрыгнул со сцены и решительно направился к двери. Что касается председательствующего, то его функции были совершенно очевидно исчерпаны. Однако что-то заставило его остановиться, прежде чем он успел открыть дверь. За ней кто-то стоял. Грир замер с выражением такого изумления и ужаса, что окружающие, заметив это, начали затихать. И когда наконец воцарилась полная тишина, из-за двери раздалось добродушное урчание:

– Привет, ребята. Нельзя ли незнакомцу войти под сень вашего священного логова?

В обычных обстоятельствах такая просьба была бы встречена предупреждающим рычанием, однако на сей раз все были настолько вымотаны, что могли только молча пялиться на фигуру человека, стоявшего за дверью. Наконец Грир встряхнулся и вышел из состояния транса.

– Конечно, почему бы и нет? У нас перерыв. Заходи. – И, откинув щеколду, Грир открыл дверь. – Это Николай Левертов, братья.

Под прицелом любопытных взглядов Николай проскользнул внутрь. На нем были палевые брюки и рубашка и пиджак персикового цвета, свободно накинутый на плечи. Зрачки были прикрыты дымчатыми линзами, а под самым кадыком болталось золотое распятие на тоненькой цепочке. Айк понял, что он был одет как какой-нибудь итальянский киномагнат, только феллиниевской шляпы не хватало.

– Джентльмены, надеюсь, вы простите мое неуместное вторжение – привет, Исаак, правда, я классно выгляжу? – просто я не знал, как еще можно застать вас всех вместе.

– Ну так ты нас застал, – откликнулся Норман Вонг. – Что дальше? – Норману не понравилось, что Грир так быстро откинул щеколду: решать, когда открывать логово, входило в обязанности пристава.

– Просто я хотел забросить вам это. – Белые пальцы мелькнули и извлекли откуда-то черную карточку. – Вот и все. – Николай сунул ее Норману в кобуру рядом с кольтом. – И вот это. – И в обеих руках появилось еще два веера карточек. – Будьте любезны.

Все карточки безымянные, с единственной надписью «Благородной Дворняге», но их хватает на всех и это официальные приглашения. Последнюю карточку Николай, зардевшись, вручает Айку Соллесу. А когда тот начинает отказываться, ссылаясь на то, что в последнее время не является большим любителем вечеринок, Николай наклоняется ближе, что-то быстро шепчет ему на ухо и снова проскальзывает за дверь. Братья выходят на крыльцо и смотрят вслед лимузину, который, подпрыгивая на рытвинах, удаляется по залитой дождем улице.

– Кто это был? – первым обретает дар речи секретарь Альтенхоффен. – Вечный Жид или Злая фея?

– Я думаю, Злая фея, – рассудительно замечает миссис Херб Том. – Вечный Жид не стал бы целоваться с Айком Соллесом.

– Мы не целовались, – возражает Айк. Братья выжидающе молчат. – Это было что-то вроде королевского приказа, – добавляет Айк, с возмущением передергивая плечами. – Ник просто сказал, что его величество мистер Стебинс желает меня видеть. Поехали домой, Грир. Думаю, старина Марли уже сыт по горло общением и готов на боковую. Я, по крайней мере, готов.