Текст книги "Королевские милости"

Преследуя Оленя

Глава 12
Мятеж набирает силу

Большой остров, третий месяц четвертого года Праведной Силы

Пока в игрушечной империи Ириши рекой текло вино и искрились самоцветы, в настоящей воцарился хаос.

К этому времени под флагом пророчества рыбы, под командованием Хуно Кримы и Дзапы Шигина собралось двадцать тысяч человек. На севере Фачи они отыскали истинного наследника трона Кокру, двадцатитрехлетнего пастуха, и прямо в окружении своего стада он взошел на трон под именем короля Туфи.

И хоть провел всю жизнь в деревне и командовал разве что овцами, молодой человек быстро принял на себя бразды правления, причем с легкостью и изяществом.

– Смотри, – сказал Рато Миро брату, – видно, королевская кровь особенная. Иначе как еще объяснить, что юноша, которого воспитывали крестьяне, так уверенно управляет целым королевством! Какое величие, какая уверенность!

Дафиро закатил глаза.

– Если бы ко мне подошли хорошо одетые люди и сообщили, что судьбе было угодно сделать меня королем, если бы следовали за мной целый день и вели себя так, словно я умный и мудрый, кивали всякий раз, когда я что-то скажу, если бы они дали мне большую тяжелую корону, желтую шелковую мантию и посадили на трон, я бы вел себя уверенно и по-королевски, как будто просидел на нем всю жизнь.

– Ну, я не знаю, – сказал Рато, с сомнением глядя на брата. – Ты хорош только в тех случаях, когда командуешь мной. И если на тебя надеть мантию, ты будешь похож на цирковую обезьяну.

В большом старом храме Огня и Льда, расположенном в центре Чарузы, Туфи молился богиням Кане и Рапе, защитницам Кокру.

– Велики грехи Ксаны, – сказал он собравшейся на площади толпе, – но настал день расплаты. Все королевства Тиро восстали, и скоро мир станет таким, каким должен быть.

Перед ревущей от предвкушения толпой король Туфи даровал Криме титул герцога Напи, маршала Кокру, а Шигину – герцога Канфина, вице-маршала Кокру. Они получили приказ атаковать силы Ксаны, пока не будут освобождены все земли Кокру. Крима и Шигин вышли из Чарузы во главе армии, и люди осыпали их цветами и белым песком с пляжей Чарузы.

– Вот это жизнь! – воскликнул Рато Миро, расточая улыбки хорошеньким девушкам, которые стояли вдоль улиц и приветствовали их армию.

– Мы еще не встретили настоящую армию Ксаны, – заметил Дафиро Миро. – Не спеши радоваться.

Семена мятежа разносились повсюду, куда дул ветер, и вскоре все покоренные королевства Тиро взошли, точно побеги бамбука после долгой зимы.

В северной части Большого острова, Шилуэ, внук последнего короля Фачи вернул себе трон в Боаме, и очень скоро его войско насчитывало десять тысяч солдат.

На востоке потомок боковой ветви правящего дома Гана объявил себя королем Дало из Гана, страны богатства и культуры. Гарнизон Ксаны в Тоадзе, прежней столице Гана на острове Волчья Лапа, сдался, не выпустив ни одной стрелы. Он взял себе имя королевской гвардии Гана, а бывший командир, представлявший империю Ксана, с радостью принял титул графа. Ган тут же захватил корабли военно-морского флота Ксаны, стоявшие в гавани Тоадзы, и король Дало приготовился к вторжению с Большого острова, поскольку не сомневался, что Ксана попытается вернуть себе богатые пойменные земли старого Гана.

Между тем города полуострова Маджи, находившиеся к югу от пустыни Сонари, заявили о своей независимости. В прежние времена Маджи находился под переменным владычеством Кокру и Гана, и теперь его города присягнули в частичной верности и тому и другому королевству.

На западе народ Аму, известный изяществом и мудростью, возродил свое государство на красивом острове Аралуджи, в то время как прежние территории Аму на Большом острове все еще находились в руках Ксаны.

Восставшая Рима с помощью Фачи быстро вернула себе земли, находившиеся к северу от горных хребтов Даму и Шинанэ. Солдаты Римы также продвинулись – насколько им хватило отваги – к южным склонам гор. Теперь у Римы появилась надежда, что в случае падения Ксаны они смогут заявить о контроле над территориями, из-за которых постоянно спорили со старым Аму.

Из всех Шести королевств только Хаан полностью оставался во власти Ксаны, однако существовало правительство в изгнании и король Хаана Косуги, который сдался на милость императора Мапидэрэ тридцать лет назад, когда был совсем молодым человеком, теперь жил в Чарузе в качестве гостя недавно взошедшего на трон короля Туфи из Кокру.

– Скоро ты снова увидишь Гинпен, – обещал Туфи Косуги.

Косуги, с седой всклокоченной бородой, затуманенными глазами, нервно смотревшими с морщинистого лица, похожего на темную затвердевшую лаву, словно кивнул, но как-то неуверенно, не мог поверить в истинность произошедших несколько месяцев назад перемен. Ксана казался неуязвимым, а мечта о восстановлении независимости Хаана несбыточной сказкой.

Туфи пригласил всех королей возрожденных Шести королевств присоединиться к нему в Чарузе для Большого военного совета, где они будут избраны принцепсами и примут решение о дальнейших совместных действиях.

Глава 13
Киндо Марана

Большой остров, третий месяц четвертого года Праведной Силы

Киндо Марана и представить себе не мог, что настанет день, когда он отложит счеты, наденет доспехи и пристегнет к поясу меч.

Он предпочитал наблюдать, как имперская сокровищница наполняется деньгами, собранными со всех островов, а не думать о необходимости убивать. Он хотел тратить свое время на изобретение новых способов отслеживания неплательщиков налогов, а не планировать стратегию сражений и изучать отчеты о боевых потерях.

Он хорошо учился: у него оказался талант к цифрам, – и успешно продвигался вверх по бюрократической лестнице. Он с удовольствием пересчитывал стопки монет, мешки с бобами, рисом, сорго и пшеницей, рулоны тканей, кувшины с маслом, связки сушеной рыбы и раковин, мотки шерсти и банки с рыбьей чешуей. Он находил удовольствие в классификации разных вещей, в раскладывании их на правильные места и проверке соответствия списков.

Киндо Марана посчитал бы себя счастливым, если бы мог заниматься этим до ухода на покой, но регент предельно точно сформулировал приказ. Каким-то непостижимым образом карьера чиновника, который не сражался ни одного дня в своей жизни, круто изменилась и он стал маршалом Ксаны, командующим всеми сухопутными, морскими и воздушными войсками.

Роль слуги остается неизменной: он должен со всем возможным старанием выполнять свои обязанности, – и Марана решил начать с того, что умел делать лучше всего: произвести опись имевшихся в его распоряжении сил.

Номинально сухопутная армия Ксаны насчитывала сто тысяч человек, но Киндо Марана знал, что ежегодные проверки собранных налогов никогда не сходились, а потому сомневался, что в армии именно такое количество солдат.

Во-первых, следовало начать с контроля. Император полностью контролировал территорию островов Ксаны – Дасу и Руи, остров Полумесяца на северо-западе, остров Экофи на юго-западе и часть территории, имеющей форму бабочки на Большом острове, состоящей из плодородных полей Гэфики и Гэджиры. Высокие пики гор Даму и Шинанэ, огромные пространства в долине реки Сонару сейчас находились во власти мятежников – как и смертельно опасные просторы пустыни Гонлоги.

Империя также полностью контролировала Хаан, северо-западный угол Большого острова, однако гарнизоны на других территориях либо сдались и присоединились к повстанцам, либо оказались осажденными в городах и отрезанными от командования. Этих солдат он не мог прибавить к общей сумме. Выяснилось, что в его распоряжении имеется лишь десятитысячное войско, состоящее из верных частей, расквартированных вокруг Безупречного города.

Во-вторых, даже на тех территориях, которые контролировал Ксана, ситуация была напряженной. Большое число заключенных и рабочих, насильно собранных со всех островов Дара на строительство Мавзолея и Великих туннелей, могли в любой момент превратиться в возмущенную толпу. Они с восторгом примут мятежников из своих родных мест как освободителей, если те сумеют нанести скоординированный удар в сердце империи.

В-третьих, морские и воздушные силы находились в ужасающем состоянии. Содержать в полном порядке огромные воздушные корабли было очень дорого, ведь газ медленно, но верно сочился из шелковых сфер, которые приходилось периодически наполнять, но существовал только один источник такого газа, и многие командующие в мирное время избегали регулярно летать к себе на родину. За исключением нескольких воздушных кораблей, сопровождавших императора Мапидэрэ во время его постоянных путешествий, большая часть воздушного флота Ксаны, участвовавшего в войнах за Унификацию, уже многие годы находилась на земле.

Ну а морской флот и вовсе представлял собой жалкое зрелище. Если не считать кораблей, которые патрулировали северные воды, защищая империю от пиратов, большая часть военных судов стояла в гавани годами: изъеденные червями, они едва оставались на плаву. Такой флот мог лишь стать препятствием при ведении полномасштабной войны.

Наконец, мораль в войсках вызывала серьезные опасения. Марана прекрасно понимал, как влияет состояние человека на его работу. В те времена, когда Ксана являлся одним из Семи королевств и еще не стал империей, граждан Ксаны возмущало отношение к ним остальных народов, считавших их грубыми мужланами и полудикими дальними родственниками.

Когда король Реон начал войну за покорение остальных королевств, для содержания войска пришлось поднять налоги, но население Ксаны понимало, что ему следует сражаться за то, чтобы занять достойное место среди других королевств Дара, и люди отдавали свои деньги сборщикам налогов почти добровольно. Все изменилось, после того как в империи наступил мир. Сейчас надежды обуревали повстанцев всех Шести королевств Дара, а солдаты Ксаны в растерянности бежали, охваченные сомнениями в справедливости своего дела.

Закончив тщательные подсчеты, Марана принялся методично улучшать положение. С этой задачей он был хорошо знаком. В последние годы правления Единых Сияющих Небес, а в особенности теперь, в период правления Праведной Силы, дворец постоянно требовал огромные суммы денег из казны, и Марана умудрялся всякий раз их находить.

Он решил для начала превратить пассивы в активы: рабочих, осужденных на принудительные работы, отправить в имперскую армию, а заключенных и рабов освободить при условии, что проявят себя в сражениях. Для подготовки новобранцев ветеранов элитных отрядов армии Ксаны повысят до командиров отделений, сержантов, полусотников и сотников в новой, увеличенной армии. Неопытные солдаты будут организованы так, чтобы ни в одной части не оказалось слишком много земляков. Разделенные таким образом, под жестким присмотром ветеранов армии, они могут оказаться весьма эффективными при отражении атак мятежников на владения империи – во всяком случае, на первом этапе.

Девальвация валюты никогда не решает проблем бюджета окончательно, но на некоторое время приносит облегчение, однако настоящее решение проблемы находилось на Руи и Дасу, родине Ксаны. Марана задумал вернуться туда и создать армию, куда будут входить лишь те, кто верит в Ксану и империю.

Можно забыть о жестоких законах империи, как и о том, что бедняки Ксаны стонут под ярмом империи так же громко, как бедняки в других ее областях. Если он сумеет воспламенить их любовь к стране и мужскую гордость, то свежие войска из Ксаны смогут еще раз покорить Шесть королевств одно за другим, чтобы мечта императора Мапидэрэ снова воплотилась в жизнь. Задача выглядела очень сложной и, вероятно, столь же трудной, как его попытки заставить купцов и фермеров выполнять налоговый кодекс, но ведь он справлялся и совсем неплохо, так? Быть может, искусство управления армией не слишком сильно отличается от умения собирать налоги, может, регент выбрал его не просто так?

Киндо Марана вздохнул. Работы было непочатый край.

Войска Кримы и Шигина начали войну успешно. Маршалы решили прежде всего освободить южное побережье Лиру от оставшихся там гарнизонов Ксаны. Русло Лиру патрулировали корабли империи, и еще не пришло время пересекать широкую реку.

Города один за другим сдавались повстанцам, оказывая лишь незначительное сопротивление. Имперские солдаты не демонстрировали особого желания сражаться: открывали ворота, снимали форму и старались раствориться среди мирного населения, когда повстанцы оказывались рядом.

Крима и Шигин объясняли свои легкие победы собственным гением и отвагой. Кому нужны книги о военной стратегии и тактике? Еще один способ старой аристократии надувать щеки. А они вдвоем, простые крестьяне, заставили имперских солдат бежать в страхе перед их знаменами.

Два новоиспеченных герцога никогда не пытались устраивать тренировки и учить своих солдат сражаться в строю. Какой в этом смысл? У них была непобедимая армия, опиравшаяся на справедливый гнев и могущество народа!

Они игнорировали все виды дисциплины и порядок субординации. Каждый солдат из числа повстанцев одевался как считал нужным, а если хотел показать свой мятежный пыл, надевал на голову красную повязку с двумя воронами, символами Кокру, и все шагали с такой скоростью, как им хотелось.

Вооружалась армия также по собственному разумению. Одни брали мечи из имперских арсеналов, другие предпочитали использовать более привычный фермерских инвентарь – косы и вилы. Солдаты не получали жалованья – только то, что забирали у мирных жителей покоренных городов, известных симпатиями к империи. Повстанцы смеялись, шутили, рассказывали истории или даже ложились спать, когда им того хотелось. Когда повстанческая армия подходила к городу, то напоминала гигантскую толпу крестьян, направляющихся на рынок, но горе тому купцу, фермеру, лесорубу или рыбаку, что оказывался на пути повстанческой армии, маршировавшей по северному Кокру. Товары, деньги, домашний скот, урожай – повстанцы забирали все, что хотели, а свои действия объясняли так: «Мы реквизируем ваше имущество для свободы Кокру. Вы ведь хотите внести свой вклад в освобождение от тирании Ксаны и во славу короля Туфи?»

Любого, кто не соглашался с повстанцами, быстро убеждали при помощи кулаков или чего похуже. Ошеломленные жертвы оставались лежать на земле, глядя, как толпа повстанцев уходит по дороге. Земли, по которым они прошли, напоминали поля после нашествия саранчи.

– Чем мы отличаемся от разбойников? – спросил Рато у брата. Каждый из них нес мешок с добычей, отнятой у купеческого каравана, который встретился им на дороге. – Я не чувствую себя освободителем.

– Не нужно тревожиться, – успокоил его Дафиро, который никогда не был таким богатым, как сейчас. – Твоя работа состоит не в том, чтобы задавать вопросы. Ты должен выполнять приказы маршалов – таковы законы войны. Пусть мудрые головы размышляют над философской стороной вопроса.

Узнав о подвигах новых маршалов Кокру, Фин Цзинду с отвращением махнул рукой.

– О чем только думает король Туфи? Мы ждали, что он воспользуется своим древним наследственным правом и, выбрав благоприятный момент, войдет в Таноа, после чего поставит нас во главе армии Кокру, как бывало во времена твоего деда. Похоже, он не понимает, что от него требуется.

– Все это плохо закончится, дядя, – ответил Мата. – Мы должны добраться до Большого острова. Если король Туфи не идет к нам, значит, нам следует отправиться к нему. Кокру вновь необходима твердая рука истинных маршалов Цзинду.

Под трепещущими на ветру флагами Кокру с двумя воронами и знаменами с хризантемами клана Цзинду, восемьсот человек построились на берегу в четкую фалангу. Рядом на волнах покачивались рыбачьи лодки, которые должны были доставить их на Большой остров.

Фин медленно прошел вдоль строя, заглядывая каждому солдату в глаза.

– Благодарю вас. Вы та причина, по которой возродится Кокру. Для меня честь вести вас в сражение.

Несколько солдат начали скандировать: «Цзинду, Цзинду, Цзинду!» – и вскоре к ним присоединились остальные.

Фин улыбнулся, кивнул и постарался незаметно смахнуть набежавшие слезы.

У него за спиной Мата легко вскочил на крупный валун и теперь возвышался над солдатами во весь свой огромный рост.

– Вы самые храбрые воины Таноа! – прогремел его голос над их головами. – Сейчас мы сядем в лодки, но наше войско вернется обратно только тогда, когда я отрублю голову императору Ириши!

– Цзинду! Цзинду! Цзинду!

– А когда мы вернемся, – выкрикнул кто-то из солдат, – у каждого из нас будет отличный конь и богатые одежды.

Все рассмеялись, и громче всех Мата.

Их смех поднялся ввысь точно копье, наносящее удар в сердце неба.

Они почувствовали, как переменился и усилился ветер, который теперь дул на юго-запад, в сторону Большого острова. И хотя весна едва наступила, ветер был теплым, как горячее дыхание неугасающего вулкана Кана.

– Мы любимцы леди Каны, – шептали друг друга солдаты, – а Мата ее лучший воин.

В Кокру произошло небольшое извержение горы Кана, и над ее вершиной поднялось облако дыма и горячего пепла.

– Странная стратегия, Киджи. Ты готов направить сборщика налогов против настоящего маршала?

Над кратером пронесся сильный порыв ветра, и тусклая лава стала алой.

– Вы с сестрой всегда свысока смотрели на Ксану – и много пользы вам это принесло?

– Я не понимаю, как счеты могут победить клинок.

– Не забывай о варварской дубинке с зубами. Я знаю, почему ты выбрала кровожадного смертного, жаждущего мести.

Ледники на горе Рапа треснули и слегка сместились.

– Ну так просвети нас.

– Вы считаете, что он похож на Фитовео, и надеетесь, что сможете привлечь бога войны на вашу сторону при помощи этой уловки. Если Фитовео решит сделать клинки одной из сторон прочнее, если лошади другой будут уставать быстрее, то технически он не нарушит нашего соглашения и мы не сможем обвинить его в прямом вмешательстве.

– А ты выбрал себе чемпиона, потому что рассчитываешь заполучить Луто, который захочет оказать помощь этому счетоводу. Твой замысел столь же прозрачен, как озера у подножия гор.

– Что ж, мы увидим, чей выбор окажется более привлекательным.

Как только они высадились на Большом острове, Фин Цзинду захотел сразу двинуться к Чарузе, но у Мата возникла другая идея.

– Я хочу посмотреть на этого Хуно Криму своими глазами. Не знаю, как говорить с королями и послами, но мне известно, что следует сказать солдату. Возможно, он отличается от своих собратьев и король Туфи поставил его над нами не просто так.

– Я буду ждать тебя возле Чарузы с восемьюстами добровольцами, – сказал Фин. – И пусть близнецы ускорят твой шаг. – Но когда Мата отошел от него на достаточное расстояние, он вздохнул и покачал головой: – Ты понапрасну теряешь время, дитя. Даже король не в силах отличить бриллиант от белого топаза, если у него нет твердой поверхности для сравнения.

И Мата один поехал на запад через бескрайние долины и холмы Кокру следом за войском Кримы и Шигина. Мата всегда был слишком тяжелым и высоким для большинства лошадей, и Фин не смог обучить его верховой езде за то время, что они жили в ссылке, далеко от семейного замка. Для молодого человека долгое путешествие стало отличной возможностью освоить это непростое искусство. Коня для него купили за большие деньги на рынке возле Чарузы – таких скакунов выращивали в Ксане, и он был крупнее и сильнее большинства лошадей Кокру.

Мата обнаружил, что ему нравится находиться рядом с лошадьми, обладавшими врожденным инстинктом подчинения, поскольку они давно привыкли к такому положению вещей. И пока ехал, Мата размышлял о сложном танце лошади и всадника, о согласованности действий, необходимых для спокойной езды, похожей на взаимные обязательства, возникающие между вассалом и господином, между подданными и королем.

Но даже для могучего скакуна из Ксаны Мата оказался слишком тяжелым. Через несколько дней напряженной скачки за Кримой и Шигином лошадь была совершенно измучена, несмотря на то что Мата старался за ней ухаживать. Возле города Диму, расположенного в устье реки Лиру на западном берегу Кокру, лошадь споткнулась и сломала ногу и Мата вылетел из седла. Одним быстрым ударом На-ароэнны он избавил своего скакуна от страданий, хоть его сердце и разрывалось от горя.

Сморгнув нежданно набежавшие горячие слезы, он напомнил себе, что теперь нуждается в подходящей лошади, так же как Кокру – в настоящем маршале.

Когда Шигин предложил отыскать истинного наследника трона Кокру, чтобы сделать их восстание правомочным, эта мысль показалась Криме удачной, но сейчас у него такой уверенности уже не было.

Они с Шигином рисковали своими шкурами, подняв знамя борьбы с Ксаной. Именно за ними солдаты были готовы следовать, именно они освобождали один город за другим от имперских войск, однако этот юноша, совсем еще мальчик, ничего не сделал, если не считать того, что восседал на троне Кокру. Он давал самые противоречивые указания, а Шигину и Криме приходилось повиноваться.

Это казалось им неправильным.

Что касается пророчества, оно было уловкой, которую они придумали, но теперь Крима не хотел так о нем думать. Разве потом события не развивались именно так, как было предсказано? Разве они не одерживают одну победу за другой? Быть может, сами боги решили подбросить им с Шигином идею о свитке. Быть может, боги двигали его руками, когда составлял послание и засовывал свиток в брюхо рыбы, быть может, он сам лишь инструмент в руках богов…

Почему не думать о пророчестве именно так? Кто может с уверенностью утверждать, что боги действуют иначе? Ведь мудрецы бьются над этой загадкой много лет.

Недальновидный Шигин лишь посмеивался, когда Крима делился с ним своими сомнениями.

– Ты думаешь, моя писанина пришла к нам от богов? Ха-ха! Просто я вспомнил слова из одной старой пьесы.

И все равно Крима считал пророчество чем-то потусторонним, истинным знамением богов. И лишь Шигин мог это оспорить…

В пророчестве говорилось, что он станет королем, а не просто герцогом Напи и маршалом Кокру. Королем!..

Весть о том, что Крима объявил себя королем западного Кокру, вызвала в Чарузе сильные волнения. Советники короля Туфи потребовали, чтобы король немедленно лишил Криму всех титулов и отправил карательный отряд с приказом схватить его и придать суду за измену.

– Схватить и вернуть сюда? – с горечью спросил король Туфи. – И как именно? Большая часть армии под его командованием, солдаты с самого начала следовали именно за ним. В некотором смысле я его понимаю: он проделал всю работу – почему же слава должна достаться мне?

Советники смолкли.

– Следует радоваться, что он объявил себя королем только западного Кокру. Мне ничего не остается, кроме как отправить ему свои поздравления.

– Но это создаст прецедент, – заволновались советники. – Не существует такого понятия, как «западный Кокру».

– Все, что мы сейчас делаем, происходит впервые. Кто мог предвидеть, что империи будут трепетать перед двумя рабочими, которые решили, что им больше нечего терять? Почему нельзя создать новые королевства Тиро? Многие вещи в мире становились реальностью, когда народ начинал в них верить. Крима объявил себя королем, и у него есть двадцать тысяч вооруженных солдат, которые его поддерживают. Мне представляется, это очень серьезный довод. Мы сделаем как должно: поприветствуем нового короля Тиро.

И к Кримо отправили королевского посланца с поздравлениями по поводу его коронации.

– Подумать только, мы знаем короля с тех времен, когда он был одним из нас, – удивленно сказал Рато, глядя на короля Хуно, сидевшего на троне в дальнем углу банкетного зала, где раньше находилась конюшня кавалерии Ксаны в Диму, крупного порта в устье реки Лиру. – Ведь именно я вскрыл брюхо рыбы, где лежал свиток.

Конюшня оказалась единственным зданием нужной формы и размеров для целей короля Хуно, хотя и не отличалось чистотой. Сдавшимся имперским солдатам приказали привести ее в порядок для пира и коронации, и три дня они мыли и чистили конюшню, обрызгали пол водой с ароматом морской розы, чтобы избавиться от запаха. Кроме того, все окна держали открытыми, несмотря на то что шел дождь. Но все было напрасно: вонь от лошадей, годами находившихся в конюшне, не мог перебить запах ни потных тел, ни дешевого вина, ни плохо приготовленной пищи.

Сюда перенесли столы, которые собрали со всех таверн города, и из них составили огромный неровный стол для пира, а вместо скатерти использовали сшитые вместе занавески и флаги. В зале, куда набилось множество народа, царил полумрак, поэтому повсюду горели факелы и свечи. Люди веселились и радовались, но… не так, как на королевских приемах.

– Он никогда не был таким, как мы с тобой, – заявил Дафиро. – Нам не снились пророчества с обещанием короны. Пожалуй, тебе лучше помалкивать, что мы вообще видели ту рыбу: у меня такое чувство, что королю не понравится история о его скромном происхождении.

Чтобы заручиться поддержкой богов, Хуно Крима собрал каменщиков, плотников, скульпторов и жрецов – почитавших всех богов – в Диму и приказал им за три дня создать восемь совершенно новых статуй богов Дара, подходящих для коронации.

– Ма… эээ… сир, – попытался возразить главный жрец Фитовео, который был смелее остальных, – невозможно создать статуи для такой высокой цели всего за три дня. В моем храме десять скульпторов трудились целый год, чтобы высечь статую Фитовео. Требуется время, чтобы собрать необходимые материалы; чтобы нарисовать достойные эскизы, обладающие сходством; выполнить резьбу и уложить золотую фольгу; написать лики… Вы требуете невозможного.

Крима презрительно посмотрел на жреца и сплюнул на пол. «Я заставил дрожать императора, восседавшего на троне, я инструмент в руках богов, выражающий их волю. Кто этот червяк, как он смеет указывать мне, что возможно, а что – нет?»

– Ты говоришь, что потребуется десять человек и целый год для создания одной статуи. Но я могу дать тебе хоть тысячу. Они наверняка смогут проделать ту же работу за три дня.

– Если следовать такой логике, – возразил жрец, – то девять женщин смогут родить для вас ребенка за один месяц.

Дерзкий тон жреца привел Криму в ярость. Служителя богов тут же назвали богохульником – ведь он осмелился усомниться, что их волю богов возможно исполнить быстро, после чего публично казнили: вспороли живот перед храмом Фитовео, чтобы все могли увидеть, какими спутанными стали его внутренности из-за упрямства и душевной слепоты.

Остальные жрецы заверили короля Хуно, что его логика справедлива, и дали обещание работать не покладая рук.

Так что теперь восемь гигантских статуй богов стояли по сторонам огромного банкетного зала-конюшни. Из-за отсутствия времени жрецы и рабочие не могли гордиться проделанной работой. Статуя Тутутики, к примеру, была сделана из снопов пшеницы, наскоро обернутых тканями. Неровности кожи замазали штукатуркой, поверх которой наложили толстый слой слишком яркой краски. В результате получилось нечто больше напоминающее чучело, чем статую богини красоты.

Остальные боги, если такое вообще возможно, выглядели еще хуже. Для их статуй использовали смесь самых разных материалов: камни и древесину, оставшиеся после строительства храмов, осколки крепостных стен, мусор, собранный на берегу Лиру, набивку старых зимних одеяний. Отчаявшиеся рабочие даже разобрали несколько соседних домов, чтобы добыть хоть что-то полезное. Все статуи стояли в неестественных позах, что упрощало задачу, но не имело ни малейшего отношения к характеру богов. Их лица получились предельно грубыми, а сверху художники наложили еще и золотую краску, которая даже не успела просохнуть.

Статуя Фитовео вышла самой уродливой. После казни старшего жреца его помощник решил, что безопаснее всего разбить на куски статую, стоящую в храме, перенести осколки в конюшню и снова собрать вместе. Жрецов Фитовео уже не беспокоил факт святотатства – угроза страшной публичной казни быстро изменила доктрины. Перевозка осколков сюда и соединение их воедино при помощи толстого слоя штукатурки оказались грандиозным предприятием, и его удалось закончить лишь в самый последний момент.

Людям, которым пришлось выполнять эту работу, очень повезло – в их распоряжение предоставили крупную ломовую лошадь. Крима и Шигин захватили ее вместе с другими обитателями конюшни, и поначалу удивительный конь поражал воображение победителей: он был вдвое длиннее самых больших скакунов Ксаны и почти в полтора раза выше. Гигантский угольно-черный конь с развевающейся гривой казался скакуном великого короля, поэтому Крима тут же забрал его себе, однако очень скоро понял, почему его держали в самом темном углу конюшни. Злобный и упрямый, он двигался без малейшей грации и отказывался выполнять любые приказы. Командир гарнизона Ксаны объяснил, что даже лучшие укротители ничего не смогли сделать с гордым животным. Очевидно, оно было слишком глупым, чтобы слушаться поводьев. Никому не удавалось удержаться в его седле, он годился только для перевозки тяжелых грузов, но и тут приходилось постоянно охаживать его хлыстом.

Разочарованный Крима передал коня рабочим для перевозки материалов, и теперь животное дрожало от усталости у ног статуи Фитовео, еще не придя в себя после тяжелой работы в течение всей предыдущей ночи. Рядом лежали рабочие, совершенно обессиленные, которым хотелось только одного: укрыться от взглядов короля и поспать.

Теперь, когда поздравительное письмо короля Туфи развеяло последние сомнения в истинности прав Хуно на престол, капитаны и лейтенанты по очереди поздравляли своего короля, который успел напиться, и не просто напиться, а допьяну. Крима едва сидел на временном троне – подушка старого мэра, украшенная золотым шитьем, лежала на четырех водяных бочках, – кивал после каждого тоста и подносил кубок к губам.

Он был счастлив. Очень счастлив.

Казалось, никто больше не замечает – а если и замечает, то молчит – отсутствие герцога Шигина.

В начале пира один из лейтенантов короля – очевидно, столь же умный, как большая ломовая лошадь – громко спросил у своих спутников, почему на пиру нет герцога Шигина. Его спутники сделали вид, что не услышали вопроса, и стали поздравлять короля еще громче, но лейтенант не унимался.

Шум привлек внимание короля Хуно, он нахмурился и посмотрел на нарушителя спокойствия. Через минуту капитан королевской стражи – очень умный человек, который, казалось, всегда знал, чего хочет Хуно, – отдал приказ. Спутники глупца нырнули под стол, а болтливый дурак рухнул на пол, пронзенный дюжиной стрел, выпущенных королевскими стражниками.

С этого момента могло сложиться впечатление, что герцога Шигина никогда не существовало, во всяком случае для тех, кто собрался на пиру.