Текст книги "Очи познания: плоть, разум, созерцание"

1. Очи познания

Сегодня мы много слышим о «парадигмах», в особенности о «новых» парадигмах «более высокого уровня» – «супертеориях», которые должны выходить за пределы физических наук и включать более высокие утверждения об истинности различных фактов, выдвигаемые философией-психологией и трансцендентальной мистической религией, словно речь идет о по-настоящему едином мировоззрении. Само подобное видение захватывает дух: наконец-то мы можем получить общую парадигму или теорию, которая объединила бы науку, философию-психологию и религию-мистицизм; наконец-то у нас будет подлинно «единая теория поля»; наконец-то сформируется всеобъемлющая панорама. Сегодня некоторые очень умелые, очень трезвые и очень талантливые ученые, представляющие самые разные дисциплины, говорят именно об этом. И от этого действительно захватывает дух.

Точные последствия и смыслы всего этого, я убежден, станут более очевидны по мере того, как мы будем продолжать; сейчас же давайте просто назовем любую подобную парадигму, сколь бы предварительной или только формирующейся она ни была (а также допустив, что она хотя бы возможна), «интегральной парадигмой». Под ней мы можем понимать весь общий поиск знаний, включающий не только «аппаратное обеспечение» физических наук, но и «программное обеспечение» философии, психологии, а также «трансцендентальное обеспечение» мистико-духовной религии. Если данный тип новой, более высокой и всеобъемлющей парадигмы и вправду начинает формироваться (а я считаю, что это так), тогда, вероятно, верно утверждение, что единственная наиболее важная проблема, с которой ей предстоит столкнуться – проблема, к которой еще не было найдено адекватного подхода, – состоит в ее отношении к эмпирической науке. Ведь, как утверждается, если какая-либо «новая и более высокая» парадигма не представляет собой эмпирическую науку, то она не имеет достоверной эпистемологии – не имеет достоверных способов обретения знания; а посему, что бы она ни заявляла, вне зависимости от того, насколько успокоительными являются ее утверждения, все они, должны, следовательно, быть признаны недостоверными, бессмысленными и пустословными. Нет никакой пользы от того, чтобы пытаться выяснить диапазон, охват или методы познания «новой и более высокой» парадигмы, желающей включить в рассмотрение философию и мистицизм, пока вы в первую очередь не сможете продемонстрировать, что у вас есть хоть какого-то рода реальное знание. В этом отношении не стоит заблуждаться:

Мы априорно не отрицаем, что мистик способен открывать истины своими специальными методами. Мы ждем, когда же сможем услышать, в каких утверждениях воплощаются его открытия, дабы понять, подтверждены ли они, или опровергнуты, нашими эмпирическими наблюдениями. Но мистик, отстоящий далеко от предложения эмпирически проверенных утверждений, неспособен произвести какие-либо разумные утверждения вообще.[7]7
  Ayer, A. Language, Truth and Logic. New York: Dover, 1952.


[Закрыть]

Это высказывание известного философа А. Дж. Айера. Он приходит к выводу, что тот факт, что мистик «неспособен открыть, что же он „знает“, или хотя бы самостоятельно разработать способ эмпирической проверки для подтверждения своего „знания“, показывает, что его состояние мистической интуиции не является подлинным состоянием познавания».[8]8
  Ayer, A. Language, Truth and Logic. New York: Dover, 1952.


[Закрыть]

Будет ли новая интегральная парадигма эмпирической наукой? Если нет, может ли она заявлять, что имеет доступ к подлинным познаванию и знаниям? Или, если уж на то пошло (и в этом весь смысл нашего обсуждения), могут ли какого-либо рода более высокие философские или духовные истины быть «адекватно проверены»? По данным вопросам написано огромное количество литературы, однако лично я считаю, что значительная ее часть просто пытается избежать основных вопросов, ускользая от них, как мыло выскальзывает из влажных рук. Поэтому в настоящей и последующей главах я хотел бы вкратце исследовать природу эмпирической науки, значение философского знания и суть трансцендентального, или духовного, знания, а также взаимосвязи между ними – и это, возможно, поможет нам с большей легкостью предвидеть природу новой и по-настоящему всеобъемлющей парадигмы, если, конечно же, таковая вообще возможна.

Три ока души

Св. Бонавентура, великий Doctor Seraphicus Церкви и любимый философ западных мистиков, учил тому, что мужчинам и женщинам доступны, по меньшей мере, три способа получения знания – «три ока», как он выразился (вслед за Гуго Сен-Викторским, еще одним известным мистиком): око плоти, посредством которого мы воспринимаем внешний мир пространства, времени и объектов; око разума, посредством которого мы добываем знания философии, логики и самого разума; и око созерцания, посредством которого мы возносимся до трансцендентных реалий.

К тому же, как утверждал св. Бонавентура, все знание представляет собой нечто вроде озарения. Существует внешнее и низшее озарение (lumen exterius и lumen inferius), которое освещает око плоти и открывает нам знания чувственных объектов. Есть внутреннее озарение lumen interius, освещающее око рассудка и дающее нам знание философских истин. И есть lumen superius, свет трансцендентного Бытия, которое озаряет око созерцания и раскрывает спасительную истину – «истину, связанную с освобождением».

Во внешнем мире, по утверждению св. Бонавентуры, мы находим «след Бога» (vestigium) – и око плоти восприемлет этот след (проявляющийся как отдельные объекты в пространстве и времени). В нас самих, в нашей психике – особенно в «тройной активности души» (памяти, рассудке и воле) – мы обретаем «образ Бога» (imago), открываемый оком ума. И, наконец, посредством ока созерцания, освещаемого lumen superius, мы обретаем все трансцендентное измерение как таковое, запредельное чувственному и рассудочному, – Божественный Абсолют как таковой.

Все это в точности соответствует тому, что Гуго Сен-Викторский (первый из великих сен-викторских мистиков) выделял как cogitatio, meditatio и contemplatio. Cogitatio, или просто эмпирическое познание, соответствует поиску фактов материального мира при помощи ока плоти. Meditatio – это поиск истин в самой душе (образе Бога) при помощи ока разума. Contemplatio есть знание, при помощи которого психика, или душа, мгновенно объединяется с Божеством в результате трансцендентного прозрения (осуществляемого оком созерцания).

Следует отметить, что данная конкретная формулировка – око плоти, разума и созерцания – принадлежит христианству; но схожие идеи можно обнаружить во всех основных школах традиционной психологии, философии и религии. «Три ока» человеческого существа соответствуют в действительности трем основным сферам, описываемым вечной философией, а именно – грубой (плоть и материальное), тонкой (ментальное[9]9
  Термин «ментальный» (англ. mental) указывает на сферу ума и разума (включая рассудок). – Прим. пер.


[Закрыть] и душевное) и причинной (трансцендентное и созерцательное). Эти сферы подробным образом описывались в других работах, а здесь я только хочу отметить, что они единогласно признаются психологами и философами всех традиций.[10]10
  Schuon, F. The Transcendent Unity of Religions. New York: Harper & Row, 1976.


[Закрыть][11]11
  Smith, H. Forgotten Truth. New York: Harper & Row, 1976.


[Закрыть][12]12
  Wilber, K. The Atman Project. Wheaton: Quest, 1980.


[Закрыть]

Развивая открытия св. Бонавентуры, мы, жители современности, могли бы сказать, что око плоти (cogitatio, lumen inferius/exterius) вовлечено в выделенный мир совместного чувственного (или сенсорного) опыта, который оно частично создает и частично раскрывает. Это «грубая сфера», сфера пространства, времени и материи (подсознательные области). Эта сфера разделяется всеми, кто обладает сходным оком плоти. Таким образом, люди могут даже в какой-то степени совместно разделять эту сферу с другими животными (в особенности млекопитающими), ибо очи плоти весьма сходны у всех существ. Если человек кладет кусок мяса перед собакой, то собака на это откликнется, – чего не скажешь о камне или растении. (Для организма, которому недоступен необходимый способ познавания и восприятия, необходимое око плоти, мяса не существует.) В грубом мире объект никогда не является А и не-А; он либо А, либо не-А. Камень никогда не является деревом, а дерево никогда не является горой, один камень не является другим камнем и так далее. Это азы сенсомоторного интеллекта (константность объектов) – ока плоти. Это эмпирическое око, око чувственного опыта. (С самого начала следует отметить, что я использую термин «эмпирическое» в том смысле, в котором он понимается в философии: нечто поддающееся регистрации пятью человеческими органами чувств или их продолжениями. Когда такие эмпиристы, как Локк, пришли к выводу, что все знание базируется на опыте, они имели в виду, что все знание в разуме сперва приходит через пять чувств. Когда буддисты говорят, что «медитация базируется на опыте», они имеют в виду нечто другое, нежели Локк; они скорее используют термин «опыт» для обозначения того, что «напрямую сознается, а не опосредуется формами или символами». Мы еще вернемся к этому вопросу в следующей главе; тем временем я буду использовать термин «эмпирический» в том смысле, который вкладывают в него сами эмпиристы: «чувственный опыт».)

Око рассудка (или, если более обобщенно, око разума – meditatio, lumen interius) вовлечено в мир идей, образов, логики и понятий. Это тонкая сфера (или, если точнее, низший предел тонкого, но именно им я здесь и ограничусь). Поскольку столь большая часть современной мысли основывается исключительно на эмпирическом оке, или оке плоти, важно помнить, что ментальное око нельзя сводить к оку плотскому. Ментальное поле включает, но трансцендирует (или превосходит) чувственное поле. Хотя оно не исключает его, око разума высоко возвышается над оком плоти: при помощи воображения оно может представлять чувственные объекты, которые сейчас непосредственно не присутствуют, – как следствие, превосходя плененность плоти лишь наличествующим миром; при помощи логики оно способно внутренне оперировать на базе сенсомоторных объектов, тем самым превосходя фактические последовательности движений; при помощи воли оно способно откладывать инстинктивные и импульсивные порывы плоти и таким образом трансцендировать исключительно животные и дочеловеческие аспекты организма.

Хотя око разума и собирает при помощи ока плоти значительную часть сведений, не все ментальное знание идет напрямую от знания плотского. Также можно утверждать и то, что оно не взаимодействует только лишь с объектами плоти. Наше знание не является всецело эмпирическим и плотским. «Согласно сенсационалистам [т. е. эмпиристам], – пишет Шуон, – все знания возникают в чувственном опыте [оке плоти]. Они заходят настолько далеко, что утверждают, что человеческому познанию недоступно какое-либо сверхчувственное знание, не осознавая того факта, что сверхчувственное может быть предметом подлинного восприятия, а посему и конкретного опыта [отметьте, что Шуон справедливо отказывается приравнивать эмпирическое и опытное, поскольку бывает и сверхэмпирический, или сверхчувственный, опыт]. Таким образом, данные мыслители выстраивают свои системы на интеллектуальной слабости, не выказывая никакой заинтересованности в том факте, что бесчисленные количества людей, столь же умных, как и они, считали совершенно иначе».[13]13
  Schuon, F. Logic and Transcendence. New York: Harper & Row, 1975.


[Закрыть]

Смысл же именно в том, что высказал Шумахер: «Если вкратце, то мы „видим“ не просто посредством наших глаз, но и при помощи значительной части оборудования своего ума [ока духа]… В свете интеллекта [lumen interius] мы можем видеть то, что незримо для наших телесных чувств… Истина идей незрима для чувственного».[14]14
  Schumacher, E. A Guide for the Perplexed. New York: Harper & Row, 1977.


[Закрыть] В качестве примера можно привести математику, которая является неэмпирическим знанием – или сверхэмпирическим знанием. Она открывается, озаряется и применяется оком рассудка, а не оком плоти.

Даже тексты, посвященные введению в философию, весьма однозначны в этом смысле: «Понимаются ли эти [математические] формулы как нечто относящееся к физической реальности, является заботой не математика, а физика. Для математика же [математические] утверждения рассматриваются как утверждения о логических соотношениях; он не интересуется ни их эмпирическим, ни фактическим значением [если таковое вообще имеется]».[15]15
  Randall, J., and Buchler, J. Philosophy: An Introduction. New York: Harper & Row, 1971.


[Закрыть] Таким образом, никто при помощи ока плоти никогда не видел квадратного корня из минус единицы. Это надэмпирическая сущность, которую можно увидеть лишь посредством ока разума. Большая часть математики, по словам Уайтхеда, является надэмпирической и даже априорной (в пифагорейском смысле).

Так же и с логикой. Истина логической дедукции опирается на внутреннюю непротиворечивость, – она не опирается на ее соотношение с чувственными объектами. Таким образом, валидный логический силлогизм может утверждать следующее: «Все единороги смертны. Тарнак единорог. Следовательно, Тарнак смертен». Логически это утверждение верно; эмпирически же оно бессмысленно (не обосновано) в первую очередь по той простой причине, что никто никогда не видел единорога. Логика надэмпирична. Посему многие философы, такие как Уайтхед, считали, что абстрактная (или ментальная) сфера необходима и априорна для проявления природной/чувственной сферы, и примерно это же утверждали восточные традиции, говоря, что грубое возникает из тонкого (которое возникает из причинного).

В математике, в логике – и, более того, в воображении, в концептуальном понимании, в психологическом озарении, в творческой деятельности – при помощи ока разума мы видим вещи, которые не доступны в полной мере оку плоти. Вследствие этого мы утверждаем, что поле разума включает, но значительным образом трансцендирует поле плоти.

Око созерцания является для ока рассудка тем же, чем око рассудка является для ока плоти. Подобно тому, как рассудок трансцендирует плоть, точно так же созерцание трансцендирует рассудок. Подобно тому, как рассудок не только нельзя ни свести к знанию плоти, ни вывести из него, точно так же созерцание нельзя ни свести к знанию рассудка, ни вывести из него. Тогда как рассудок надэмпиричен, око созерцания надрационально, надлогично и надментально.

Гнозис [око созерцания, lumen superius] трансцендирует ментальную сферу и уж тем более сферу чувствований [чувственную, или сенсорную, сферу]. Данная трансценденция является результатом «сверхъестественно естественной» функции [гнозиса], а именно – созерцания Неизменного, или Я, являющегося Реальностью, Сознанием и Блаженством. Как следствие, цель и работа философов не имеет ничего общего с целью созерцателей, поскольку ее базовый принцип состоит в обстоятельной вербальной адекватности, а не какой-либо освобождающей итоговости, какой-либо трансценденции словесной сферы.[16]16
  Schuon, F. Logic and Transcendence. New York: Harper & Row, 1975.


[Закрыть]

Мы еще вернемся в настоящей главе к трем сферам познания. Между тем давайте просто допустим, что все мужчины и женщины обладают оком плоти, оком рассудка и оком созерцания; каждое око обладает своими собственными объектами познания (чувственными, ментальными и трансцендентальными); око более высокого уровня нельзя свести к более низкому или объяснить с его помощью; каждое око достоверно и полезно в своей собственной сфере, но совершает ошибку, когда пытается самостоятельно и односторонне полностью понять более высокую или более низкую сферы.

В рамках данного контекста я постараюсь показать, что хотя и верно, что интегральная, или по-настоящему всеобъемлющая, парадигма будет свободно опираться на око плоти и око разума, она также должна будет в значительной степени опираться и на око созерцания. Это означает, что новая и интегральная парадигма (если таковой вообще суждено появиться) будет крайне комфортно себя чувствовать, используя и интегрируя все три ока – грубое, тонкое и причинное. Я также приведу доводы в пользу того, что, в общем и целом, эмпирико-аналитическая наука принадлежит оку плоти, феноменологическая философия и психология – оку разума, а религия/медитация – оку созерцания. Таким образом, новая и интегральная парадигма в своем идеальном и предельном проявлении будет синтезом и интеграцией эмпиризма, рационализма и трансцендентализма (может или должно ли все это предприятие в целом называться «высшей наукой», будет рассмотрено в следующей главе; в настоящей же главе под наукой понимается классическая эмпирико-аналитическая наука).

Но есть одна важная трудность и одно важное препятствие, которое необходимо сначала преодолеть, и это склонность к совершению категориальной ошибки, заключающейся в попытке одного ока узурпировать роли остальных двух. Я укажу на некоторые основные категориальные ошибки, совершенные религией, философией и наукой, а затем – в качестве одного примера – я пройдусь по истории категориальных ошибок, приведших к появлению современного сциентизма. Я не собираюсь придираться к науке в этом отношении, – мы увидим, что религия и философия в равной степени повинны в сложившейся ситуации. Однако с исторической точки зрения относительно недавняя и наиболее распространенная категориальная ошибка касалась роли эмпирической науки, и важно попытаться разобраться в этой ошибке настолько досконально, насколько это возможно. Не только по той причине, что из всех категориальных ошибок, данная, вероятно, оказала наибольшее влияние на мир, как мы его знаем, но еще и потому, что во многих своих тончайших аспектах она все еще с нами.

Следуя за изложенными выше допущениями, мы можем приступить к изучению зарождения, становления и роли эмпирической науки.

Становление науки

От внимания обычно ускользает, что наука – под которой я в данный момент имею в виду то, что под ней подразумевали Кеплер, Галилей и Ньютон, – была не рационалистической системой, а эмпирической. Мы уже убедились, что одно отличается от другого: рационализм делает акцент на оке рассудка; эмпиризм – на оке плоти. Наука, на самом деле, началась как антирационализм, или прямой бунт против рациональных систем эпохи схоластики. Уайтхед описал это следующим образом: «Галилей без умолку твердил о том, как все происходит, в то время как его [рационально настроенные] противники уже имели полную теорию того, почему все происходит. К сожалению, две теории не сходились в результатах. Галилей настаивал на „несводимых и упрямых фактах”, а Симпликий, его оппонент, приводил в ответ рассуждения».[17]17
  Whitehead, A. N. Science and the Modern World. New York: Macmillan, 1967.


[Закрыть]

Обратите внимание, что столкновение между Галилеем, с его «несводимыми и упрямыми фактами», и Симпликием, с его «удовлетворительными рассуждениями», как раз и является столкновением между оком плоти и оком рассудка – между эмпиризмом и рационализмом. Уайтхед настаивает на этом моменте: «Величайшей ошибкой будет рассматривать исторический бунт [науки] как обращение к рассудку. Напротив, это было всецело и совершенно антиинтеллектуалистическое движение. Оно было возвращением к жестоким фактам [оку плоти; эмпиризму] и служило реакцией на негибкую рациональность средневековой мысли».[18]18
  Whitehead, A. N. Science and the Modern World. New York: Macmillan, 1967.


[Закрыть] Вновь и вновь Уайтхед повторяет эту важнейшую идею: «Невозможно преувеличить необходимость в углубленном понимании, что наука началась с упорядочивания обыденных [чувственных] переживаний. В этом смысле она с большой готовностью слилась с антирационалистическим настроением данного исторического мятежа».[19]19
  Whitehead, A. N. Science and the Modern World. New York: Macmillan, 1967.


[Закрыть] Как отметил Бертран Рассел, наука была не чем иным, как последовательным практическим смыслом[20]20
  Автор использует англ. словосочетание common sense, которое обычно переводят как «здравый смысл», но в данном переводе теряется нюанс: common sense буквально означает «общее ощущение» или «общий смысл», то есть некое совместно разделяемое восприятие. – Прим. пер.


[Закрыть], что в действительности означает: нечто базирующееся на самом практичном из всех органов, которыми мы обладаем, – оке плоти.

Очень легко понять, почему наука началась как бунт против рационализма. Вспомните, что логика, взятая сама по себе, настолько трансцендирует подчеловеческое око плоти, что временами кажется, будто она почти развоплощена и совершенно не связана с миром плотских объектов. Это само по себе не является какой-то ошибкой в логике, как, судя по всему, считают столь многие сторонники романтизма. Скорее, в этом-то ее сила: можно рассуждать о деятельности без того, чтобы ее воплощать в действительности. Сила логики кроется в трансценденции ею чувственных объектов (как показал Пиаже, формально-операционное мышление, или рациональная логика, оперирует на базе конкретного и сенсомоторного опыта, тем самым трансцендируя его).

Однако логикой – или, обобщая, всем оком разума – можно всерьез злоупотреблять. Единственная итоговая проверка «правильного рассуждения» кружится вокруг того, является ли внутренне непротиворечивой последовательность рассуждений и не были ли нарушены в процессе какие-то каноны логики. Если данные критерии были соблюдены, то оно (в своей собственной сфере) весьма достоверно. Оно начинается с начальной посылки и в результате тонких процессов абстрактного (или формально-операционного) рассуждения выводит все последствия и дедуктивные умозаключения, вложенные и «завернутые» в это исходное допущение.

Сама же посылка – первоначальное исходное утверждение – может иметь истоки в любой из трех сфер: мире плоти, разума или созерцания. Если исходная точка берет начало в сфере ока плоти и при этом сама по себе достоверна, мы говорим о «бесспорных фактах» (Рассел), или же «несводимых и упрямых фактах» Галилея, или просто эмпирико-аналитических фактах. Если же исходная точка берет начало в сфере ока разума, мы говорим о «бесспорных принципах соотнесения» (Рассел), или «интуитивно самоочевидных истинах» (Декарт), или «прямых феноменологических восприятиях» (Гуссерль), которые могут иметь либо философский, либо психологический характер. Если на исходное утверждение повлияло высшее око созерцания, тогда мы в широком смысле говорим об откровении или мандалическом рассуждении (как мы оговорим ниже). В любом случае, давайте отметим три исходные точки для рассуждения: несводимые факты (плоть), самоочевидные, или аксиоматические, истины (разум) и откровения-прозрения (дух).

Итак, мы упомянули, что логикой можно сильно злоупотреблять, и вот каким образом: в выборе исходных посылок для рассуждений можно допустить самые разные ошибки и даже откровенные фальсификации. Наиболее значимой среди них является «категориальная ошибка», которая происходит, когда одна из трех сфер полностью подменяет собой другую сферу. Или, как мы могли бы сказать, когда вещи (плоть) путаются с мыслями (разум), а те путаются с трансцендентальными прозрениями (созерцание). Ведь когда подобное происходит, то факты пытаются подменить собой принципы, а принципы пытаются подменить собой Бога.

Например, подлинный рационалист – это тот, кто заявляет, что все достоверное знание приходит только из ока рассудка, и при этом отвергает око плоти (не говоря уж об оке созерцания) как нечто совершенно ненадежное. Декарт был подобным философом. «Мы не должны поддаваться ничему, кроме свидетельств нашего Рассудка», – писал он и под этим явно имел в виду свидетельства «нашего Рассудка, а не наших органов чувств». Согласно Декарту, рассудок – и только он один – может раскрывать предельно самоочевидные истины. Данный тип познавания Декарт назвал интуицией (рациональной интуицией, а не духовной интуицией).

Под интуицией я понимаю не переменчивые свидетельства органов чувств, а концепцию, которую с такой готовностью и отчетливостью дает нам незамутненный и внимательный разум, что мы всецело освобождаемся от сомнения в отношении понимаемого предмета. Или, что то же самое, интуиция восходит к свету одного лишь рассудка…[21]21
  Randall, J., and Buchler, J. Philosophy: An Introduction. New York: Harper & Row, 1971.


[Закрыть]

«Интуиция восходит к свету одного лишь рассудка…» И одна лишь рациональная интуиция способна открыть самоочевидные истины. Как только мы приходим к самоочевидным истинам, то, по Декарту, из них мы можем дедуктивно вывести целую последовательность вторичных истин. И он утверждает: «Эти два метода [исходная рациональная истина и дедукция] являются наиболее отчетливыми путями к знанию, и разум не должен допускать никаких других путей. Все остальное должно быть отвергнуто как нечто, возможно, ошибочное и опасное».[22]22
  Randall, J., and Buchler, J. Philosophy: An Introduction. New York: Harper & Row, 1971.


[Закрыть]

Таково заявление чистого рационалиста, того, кто верит лишь оку рассудка, отвергая око плоти и око созерцания. Но какое же это сильное ограничение! Ведь в нем око рассудка вынуждено пытаться раскрывать эмпирические истины и созерцательные истины – задача, к выполнению которой он, рассудок, попросту не приспособлен. Стало быть, попытки ее выполнить неизбежно будут вести к категориальным ошибкам. Было достаточно очевидно, что око рассудка неспособно адекватным образом раскрыть сферу созерцания; и вскоре стало очевидным и то, что око рассудка, само по себе, не способно раскрыть истины, лежащие в сфере объективного и чувственного мира. Как мы вскоре увидим, роль современной науки состояла в том, чтобы показать, почему именно одними лишь рассуждениями нельзя раскрыть эмпирические факты. В мире ока плоти истину можно проверить лишь при помощи самого ока плоти.

Единственный момент, который я хотел бы здесь подчеркнуть, состоит в том, что, когда одно око пытается узурпировать роль любого другого ока, это ведет к возникновению категориальной ошибки. И она может произойти в любом направлении: око созерцания столь же плохо приспособлено к раскрытию фактов ока плоти, сколь и око плоти к постижению истин, открываемых оком созерцания. Ощущения, рассудок и созерцание раскрывают собственные истины в своих сферах, и всякий раз, когда одно око пытается увидеть другое, мы в результате получаем косоглазие.

Итак, данный тип категориальной ошибки был самой большой проблемой практически для всех крупных религий: великие мудрецы индуизма, буддизма, христианства, ислама и др. – все они в какой-то степени открыли око созерцания – третье око. Но это вовсе не означает, что они вследствие этого автоматически становились экспертами в сферах первого и второго ока. Просветление, например, не несет информации о том, что вода состоит из двух атомов водорода и одного атома кислорода. Если бы это было так, то данный факт упомянули хотя бы в одном религиозном тексте, однако подобных упоминаний в них не содержится.

К сожалению, Откровение – открываемое оком созерцания – далее воспринимается как наивысший судья в вопросах истины для очей плоти и рассудка. Книга Бытия, например, является Откровением об эволюции явленного мира из Неявленного, происшедшей в семь стадий (семь дней). Это перевод сверхразумного озарения в поэтические образы ока разума. Увы, те люди, око созерцания которых остается закрытым, принимают Откровение за эмпирический факт и рациональную истину. И это категориальная ошибка. Ошибка, которую открыла – и на которую с пристрастной мстительностью набросилась – наука.

Так, например, в 535 г. христианский монах Косма Индикоплевст написал книгу «Христианская топография». Опираясь исключительно на буквальное прочтение Библии, Косма раз и навсегда показал, что у Земли нет ни Северного, ни Южного полюса, что она представляет собой плоский параллелограмм, длина которого в два раза превышает ширину. Догматическое богословие изобилует подобного рода вопиющими ошибками – и это справедливо как для восточных, так и для западных религий. Индуисты и буддисты, например, верили в то, что Земля, поскольку должна же она на что-то опираться, водружена на слона, который, ибо и он тоже должен был иметь опору, опирается на черепаху (а на вопрос: «На что же тогда опирается черепаха?» – ответ давался: «Давайте сменим тему разговора»).

Смысл же в том, что буддизм, христианство и другие подлинные религии содержали в себе, в своих наивысших формах, предельные прозрения о предельной реальности, но эти надсловесные прозрения неизбежно смешивались с рациональными истинами и эмпирическими фактами. Человечество тогда еще, так сказать, не научилось дифференцировать и различать между очами плоти, рассудка и созерцания. И поскольку Откровение смешивалось с логикой и эмпирическим фактом и все три предлагались в качестве единой истины, то происходили две вещи: во-первых, приходили философы и разбивали в пух и прах рациональную сторону религии; во-вторых, приходила наука и разбивала в пух и прах ее эмпирическую сторону. И я буду утверждать, что именно это и надо было делать. Однако теология, – которая на Западе и так была слаба на око созерцания, – настолько сильно зависела от своего рационализма и его «эмпирических фактов» (мол, Солнце, согласно Библии, вращается вокруг Земли), что, когда эти два ока были отобраны у нее философией и наукой, западная духовность попросту ослепла. Теология не возвратилась к оку созерцания: она попросту распалась на фрагменты и продолжила проводить время в бессмысленных спорах с философами и учеными. Отныне на Западе духовность оказалась демонтирована, и в сколь-нибудь достойной форме остались лишь философия и наука.

Однако в течение одного столетия философия как рациональная система (система, базирующаяся на оке разума), в свою очередь, оказалась истреблена, причем истреблена новым научным эмпиризмом. В этот момент все человеческое знание было сведено исключительно к оку плоти. Прощай, око созерцания; прощай, око разума: у людей оказалась достаточно низкая самооценка, чтобы ограничить себя в способах обретения достоверного познания лишь оком плоти – тем оком, которое мы разделяем с животными. Познание стало, в корне своем и в своем приложении, по сути, подчеловеческим предприятием.

Новая наука

Поймите, это гнетущее ограничение человеческого знания не было ошибкой науки. Эмпирико-аналитическая наука является попросту упорядоченной совокупностью верифицируемого знания, базирующегося на оке плоти. Утверждение, что нам, мол, необходимо избегать этого знания или же не опираться на него, равнозначно утверждению, что нам не стоит иметь плоти. Произошло нечто иное (почти зловещее), что превратило науку в сциентизм. Именно на это мы и обратим внимание.

Однако сначала давайте рассмотрим становление самой науки. С исторической точки зрения в своем повествовании мы приближаемся к 1600 году н. э. До этого времени над человеческим знанием доминировала Церковь – при помощи догмы, смешивавшей и сводящей воедино очи созерцания, рассудка и ощущений. Если Библия говорит, что Земля была создана за шесть дней, значит – так оно и есть; если в догме утверждается, что предмет, весящий в десять раз больше, чем другой предмет, падает на землю в десять раз быстрее, значит – так оно и есть. В этом состоянии путаницы никто и не обеспокоился тем, чтобы тщательно на практике поупражнять око плоти и просто понаблюдать за миром природы. На самом ли деле более тяжелый предмет падает быстрее, чем легкий, как утверждает Церковь? Почему бы нам не проверить это утверждение?

Если цивилизованные мужчины и женщины живут на земле в течение, скажем, уже десяти тысяч лет, тогда можно сказать, что потребовалось десять тысяч лет, дабы кто-то помыслил эту простую идею и действительно воплотил ее на практике. И затем, в районе 1600 года, некто по имени Галилео Галилей поднялся на Пизанскую башню и сбросил вниз два объекта (один тяжелый, один легкий), и они упали на землю одновременно. И мир навсегда, повторюсь – навсегда изменился.