Текст книги "Под луной Греции"

Глава восьмая

Когда яхта наконец отошла от причала, окруженная маневренными лоцманскими катерами, жужжащими подобно маленьким водяным мухам, Шоне казалось, что они отправляются в большое приключение. Она стояла на правом борту, готовая вытащить назначенный ей кранец, и волнение пульсировало в венах в унисон с гулким стуком двигателей. Она по совместительству выполняла судовые обязанности и, облаченная в элегантную униформу, ощущала собственную значимость под взглядами зевак, собравшихся поглазеть на отплытие «Святой Елены».

Как только катера доставили яхту на внешний рейд и отправились обратно в гавань, команда разошлась по своим делам. Деметриос нигде не наблюдался, и Шона не могла решить, хорошо это или плохо. Минувшим вечером во дворце Гримальди было божественно, это было волшебное окошко в другой мир, который, возможно, она никогда больше не увидит, но это укрепило ее решимость однажды стать кем-то.

Работа была тяжелой, но, несмотря на это, Шона чувствовала, что ритм жизни в море ей нравится. Когда яхта находилась в движении, ощущения были совершенно иные, чем во время стоянки в порту. Казалось, судно обрело свободу и само прокладывало путь по Средиземному морю. А море вело себя с непостоянством хамелеона. То устанавливалась безветренная погода и наступал штиль, в другие дни налетал ветер и поднимал небольшие волны. Это было так не похоже на паромную переправу по неспокойному Ирландскому морю. Здешние волны завораживали своим гипнотизмом, а небо всегда оставалось лазурным и безоблачным.

Их путь пролегал через Корсику, где они сделали остановку на одну ночь. Даже за столь короткое время она успела влюбиться в оживленный городок Бонифачо. Деметриос отправился на ужин с деловыми партнерами, дав экипажу несколько часов отдохнуть и развлечься. В гавани кипела жизнь, и товарищи по команде стремились попробовать все, что тут было, а Шона решила совершить долгий подъем на холм и осмотреть крепость тринадцатого века. Сказав, что подойдет позже, она отправилась в путь, наслаждаясь уединением и восхищаясь красивейшим видом на гавань.

Когда она присоединилась к товарищам в баре, где те пили пиво и дешевое вино, у нее возникло ощущение, что она здесь случайно. Ей нравились эти люди, но одной из них она не была, пусть даже Деметриос воспринимал ее в этом качестве. Казалось, она придумала себе вечер во дворце с Деметриосом и их сказочный поцелуй, но потом вспоминала, как он смотрел на нее, и чувствовала прилив удовольствия. Она задавалась вопросом, чем он сейчас занят. С той ночи он явно избегал ее. Он больше не расхаживал по палубе, не обозначал свое присутствие, не обменивался подколками с экипажем и не принимал участия в повседневной жизни «Святой Елены». Утром он первым делом уходил на мостик и оставался там, а вечером ужинал с капитаном и старшими офицерами. Должно быть, он сожалел о том вечере, проведенном вместе. Вот что случается, когда такие девушки, как она, общаются с мужчинами типа Деметриоса, говорила она себе. У богатых людей нет чувств.

На следующий день Шона видела Деметриоса еще реже. Джереми объяснил, что планы изменились и по пути на Итос они не будут останавливаться ни на Мальте, ни на Крите, как планировалось изначально.

– Деметриос решил, что хочет вернуться на Итос. – Джереми провел рукой по волосам. – Все перевернулось с ног на голову. Забавно, потому что это совсем на него не похоже.

– В смысле? – спросила она.

– Не пойми меня превратно, Деметриос требователен и хочет, чтобы все было по-его, но обычно он не капризен. Не настолько. Изменить план в последнюю минуту – это вообще на него не похоже. И вдобавок ко всему он сказал, что в этом плавании будет исполнять функции старшего помощника капитана.

Это объясняло, почему Деметриос появлялся только на мостике, взаимодействуя с капитаном. Он выглядел настолько поглощенным своими обязанностями, что Шона обратила на это внимание Шантель, когда помогала готовить обед для команды.

– Ну, он из семьи мореплавателей. Да, они занимаются торговлей, но исторически они – корабелы, и отец хочет, чтобы Деметриос знал судно вдоль и поперек. Разве можно решать управленческие проблемы судоходной компании, не имея понятия о том, как управлять судном?

– А почему он вдруг так торопится вернуться на Итос?

– Вероятно, это связано с бизнесом. Семья проживает то в Афинах, то на Итосе. Тебе понравится там – место очень красивое, нетронутое.

– Это я уже слышала.

Шона сделала паузу, размышляя, как перейти к следующей теме. В конце концов она решила не мудрить и сказала без обиняков:

– Расскажите мне о Софии Константис.

– О, так ты имела удовольствие познакомиться с тигрицей?

– Она была на вечеринке у Гримальди. Не могу сказать, что она вела себя очень дружелюбно.

Шантель рассмеялась.

– Дождешься от нее, как же. Отец Софии полон решимости поженить их с Деметриосом и соединить под одной крышей две корабельные династии Греции. Чего хочет отец, того же хочет София. Деметриос – завидный улов!

– А чего хочет Деметриос?

– Чего он хочет, никто не знает, даже сам Деметриос!

Шантель перевернула маринованную курицу над открытыми углями – она восхитительно пахла, и у Шоны заурчало в животе.

– Он успешно отбивается от назойливых приятельниц, но София другая – с ней так, как он хочет, не получится. И маменька Теодосис тоже плетет закулисные интриги. Никогда не стой на пути у матери-гречанки!

– Постараюсь, – ответила Шона.

– Папа Теодосис – босс на бумаге, а штаны в семье носит Элана. Она всегда добивается того, что хочет.

Шона молчала, размышляя о силах, давящих на Деметриоса, и задавалась вопросом, как должен чувствовать себя молодой человек, у которого есть мечта, но нет свободы, чтобы ее осуществить.

Шантель, казалось, прочитала ее мысли.

– Деметриос не всегда так усердно занимался семейным бизнесом. – Она искоса взглянула на Шону. – Я слышала, ты помогаешь ему.

Шона пожала плечами.

– Так говорят? – Мысль о том, что члены экипажа сплетничают о ней, была неприятна. – Так, по мелочи… Иногда приятно размять мозги.

– Никто ничего не думает. Ты слишком… Не обижайся, но ты невинная, славная девочка, а мы все знаем, что Деметриос предпочитает знойных, темпераментных красоток типа Нормандии. Во всяком случае, Деметриос знает, чего хочет, и не позволит на себя давить, но он также знает, что семья хочет лучшего для бизнеса. В нестабильном мире сила в численном превосходстве.

Шона закусила губу.

– Эй, – сказала Шантель, – почему такое хмурое лицо? Ты ведь не думала о Деметриосе в романтическом плане, нет?

– Конечно, нет, – сказала Шона. – Что за нелепость!

Шантель ласково посмотрела на нее.

– Слушай, дорогая, в этом случае ты была бы не первой из тех, кто очаровался Деметриосом. Он умеет внушить чувство, что ты особенная. Но это верный путь к разбитому сердцу, клянусь тебе.

– У вас совершенно неверное представление.

Схватив тарелку с греческим салатом и куриными шашлычками, Шона отправилась на палубу и с задумчивым видом принялась за еду.

Вверху, сквозь дымчатое стекло мостика, она видела Деметриоса и капитана Элиаса, склонившихся над картами.

Он на мгновение поднял взгляд, и Шоне показалось, что он видит ее и сейчас помашет рукой, но вместо этого он отвернулся. У нее упало сердце. Шантель была права: глупо было думать, будто тот поцелуй что-то значил для него.

На следующее утро Джереми перехватил ее, когда она наводила порядок в бельевом шкафу.

– Шона, ты понесешь это в каюту Деметриоса? Заодно захвати телекс, он сказал принести его, как только придет, это срочно. Еще он просил кофе, так что сделай доброе дело.

Меньше всего Шоне хотелось видеть Деметриоса – она убедила себя в том, что он, весело проведя время в ее компании, больше не хочет иметь с ней дела. Тем не менее на подступах к его каюте в животе у нее затрепетали «бабочки».

Она постучала, но ответа не последовало. Решив, что он, вероятно, в душе, она оставила телекс на столе вместе с кофейным подносом и уже собиралась уйти, но тут дверь ванной открылась и появился Деметриос. Его бедра были обернуты полотенцем, другим он вытирал волосы.

– Это что, долгожданный телекс? Кофе тоже кстати. Нальешь мне? Я слегка припозднился.

Он бросил полотенце и расположился на диване, совершенно не придавая значения тому, что сидит с голой грудью. Шона опустила глаза, с сосредоточенным видом налила чашку и подала ему.

– Присядь, не маячь. Так ты получаешь незаслуженное преимущество.

– Вы не одеты.

– Не будь ханжой. Тебе что, никогда не случалось видеть мужскую грудь?

Его голос звучал раздраженно и сердито.

– Может, мне лучше уйти? Уверена, у нас обоих много работы.

– Ты, Красавица, всегда такая спокойная и собранная? – ледяным тоном поинтересовался он, глядя на нее с обидой и высокомерием.

Озадаченная его раздраженным тоном, Шона замерла. Пусть она наивная, простодушная и из скромной семьи, но за что такое неуважение? Она вскинула подбородок.

– Я наемный работник и, как вам отлично известно, не могу дать отпор, но скажу напрямик – вы ведете себя грубо. Если я больше не нужна, я ухожу.

Она повернулась на каблуках и пошла к двери. Сердце, взволнованное неожиданным конфликтом, забилось быстрее.

– Стой! Подожди!

Он вскочил с дивана и перехватил ее у самой двери, мешая выйти.

Она посмотрела на него с вызовом, давая понять, что не боится.

Он улыбнулся, взгляд ореховых глаз потеплел и исполнился сожаления, лицо смягчилось.

– Я должен извиниться. Прости. Ты совершенно права, наверное, я встал не с той ноги.

Шона, все еще исполненная решимости покинуть каюту, натянуто кивнула.

– Ну, пожалуйста, Шона, посиди со мной.

Она почувствовала, что готова смягчиться.

– Я бы предпочла, чтобы вы сначала оделись.

Настала его очередь поднять брови. Но, увидев, как ее губы неумолимо сжались, он рассмеялся.

– Как пожелаете, мисс Чопорные Манеры. Стандарты необходимы.

Все в ней вознегодовало от такого определения. Получалось, что она благоразумная, нудная, педантичная – именно такая, какую хотела видеть в ней мать, тогда как сама она хотела быть кем угодно, только не этим. Теперь больше, чем когда-либо, ей хотелось быть одной из тех необузданных и прекрасных женщин, которые так нравились ему, которые носили «Шанель», по утрам пили «Боллинджер» и занимались сексом.

Он вернулся в бледно-зеленой льняной рубашке и хлопковых шортах темно-синего цвета и, скривив рот в едва сдерживаемом веселье, поинтересовался:

– Так лучше? Хочешь что-нибудь съесть? Там много всего.

– Я завтракала с экипажем. В половине седьмого.

– Туше́. – Он отсалютовал чашкой с кофе. – А что бы ты сказала, узнав, что я плохо спал?

– Прискорбно слышать. – Она сделала паузу. – Я всегда сплю исключительно хорошо.

– Да ну? – Он внимательно посмотрел на нее. – Неужели ничто не в силах лишить тебя сна по ночам?

Шона почувствовала, что он тянет ее в сторону опасного для жизни поля высокого напряжения.

– У вас точно есть все, что нужно?

– Так может казаться. Но иногда даже тот, кто вроде бы имеет все, не имеет того единственного, в чем действительно нуждается.

– И чего же не хватает вам?

Он помедлил, словно собираясь открыть какую-то тайну, но потом передумал и потянулся за сообщением. Прочитав его, он вздохнул.

– Последние дни я был очень занят – целиком сосредоточился на делах отца и не мог тратить время на то, чтобы узнать тебя ближе. А теперь мне снова нужна твоя помощь, Шона. Уделишь мне немного времени?

Говоря это, он казался таким искренним, что она не могла отказать.

– Хорошо, объявляем перемирие. И в чем нужна моя помощь? Опять с бухгалтерией?

– На этот раз нет. Отец хочет, чтобы я как можно скорее вернулся домой на Итос, по семейным обстоятельствам. – Он указал на телекс. – Он думает, я развлекаюсь и транжирю время попусту. – Он печально улыбнулся. – Может быть, он прав, но ему придется еще немного подождать. И ты поможешь мне оправдаться. Я скажу, что разрабатываю новые судоходные маршруты, но тогда мне потребуется представить ему доказательства. Ты поможешь мне разметить маршруты на этих картах, – он указал на стопку бумаг.

– Я ничего не понимаю в судоходстве и картах.

– Мы сделаем это вместе. Все, что тебе нужно, – это линейка и твердая рука. А пока мы этим занимаемся, я докажу тебе, что могу быть джентльменом, ты расскажешь мне о себе, а я – о себе. Так мы снова станем друзьями, только давай расположимся на палубе.

В то утро, когда они трудились над картами, Шона узнала, что он учился в Гарварде, год прожил в Лондоне и много раз бывал в Нью-Йорке. Он узнал, что ей нравится жить в Манчестере, что она выросла на побережье и в недавней постановке студенческого театра играла леди Макдуф, а хотела быть леди Макбет.

– Ты должна быть напористее, – сказал он. – Страсть нужно показать, а ты этого не делаешь. Ты хочешь всем нравиться. Скромная, застенчивая Шона. Пай-девочка.

Это было сказано по-доброму, и она не обиделась.

– Меня всегда учили не выпячиваться, но, если нужно, уметь за себя постоять. Это трудно, – вздохнула она.

– Не сказать, чтобы со мной тебе это было трудно.

– Вы – другое дело.

– В смысле?

– Не знаю.

Шона пристально посмотрела на него, пытаясь понять, почему Деметриос не внушал ей страха, и, сжав губы, с явным усилием продолжила:

– Думаю, в тот первый раз, когда мы только встретились… я что-то разглядела. Ваши надежды и мечты. Вы были открыты со мной, и я была открыта с вами… Я воспринимаю вас как того человека, а не как принца-плейбоя, которым вы притворяетесь.

Его глаза расширились.

– Шона, как тебе удалось заглянуть внутрь моей души? Может быть, ты ирландская ведьма?

– В Ирландии ведьм называют Калех, и они способны причинить много зла.

Она шутливо усмехнулась.

– В греческой мифологии есть богиня магии и колдовства Геката, которая может быть как доброй, так и злой. Ваша Калех такая же? Может, ты призовешь ее, чтобы она сотворила заклинание, которое спасет меня от приказов отца и вспышек гнева матери?

– О боже, неужели все так плохо?

Шона невольно рассмеялась.

– Порой я готов отдать все, лишь бы быть простым рыбаком, ставить сети, пить пиво с друзьями на Итосе… любить, – он внимательно посмотрел на нее, – и иметь семью, как у других.

Шона смотрела на ослепительное море, в котором солнечный свет отражался от сапфировой синевы воды.

– Вам бы не хватало этой гламурной жизни.

– Нашлись бы другие радости.

Когда он говорил так, сердце Шоны сжималось в груди. Чем больше она узнавала его, тем сильнее чувствовала, что попадает под его обаяние, хотя знала, что делать этого не следует.

К ее удивлению, он протянул руку и коснулся пальцами ее щеки, наклоняясь ближе, так что она почувствовала запах сандалового мыла, которым он пользовался.

– Шона, по-твоему, с моей стороны неправильно хотеть того, что другие считают само собой разумеющимся? Я никогда не встречал такую, как ты. Последние дни я пытался тебя не замечать, потому что чувствую, что ты обретаешь надо мной власть, которой я не в силах сопротивляться. С тех пор как мы поцеловались, я не могу выкинуть тебя из головы. Ночью, когда лежу с открытыми глазами, я мысленно представляю тебя, твои рыжие волосы и зеленые глаза, похожие на изумруды.

Он посмотрел на нее, и на его лице отразилось что-то вроде досады, точно она доставляла ему неудобство.

Ее охватила злость.

– Как вы смеете вот так играть с моими чувствами! Вам отлично известно, что такая, как я, и такой человек, как вы… что мы никогда не сможем быть вместе.

– А почему нет? – Теперь он тоже разозлился, и его глаза полыхнули страстью. – Это что, так трудно представить?

– Принц и нищая, – сказала она тихо, хотя сердце так отчаянно колотилось, точно в любой момент могло выскочить из груди и прыгнуть в море резвиться с дельфинами.

– Мне плевать на деньги.

Она знала, что он вот-вот поцелует ее, и хотела этого каждой клеточкой своего тела.

Когда его губы коснулись ее, она почувствовала божественный разряд, пробивший ее до каждого нервного окончания. Тело, приникшее к нему, размякло, как воск, и казалось, это самая естественная вещь на свете. Она счастливо вздохнула. Когда его поцелуй стал настойчивее, она потянулась в ответ, откликаясь на позыв тела. И когда его рука скользнула по ее груди, ее напряжение уже достигло такого накала, что она была не в силах оттолкнуть его руку. Напротив, подчиняясь острому желанию, сводившему бедра, она выгнулась, желая от него большего.

И только почувствовав дразнящие прикосновения его пальцев к бедрам, она запаниковала, выдохнула: «Стой!» – и схватила его за запястье.

– Мне нельзя… Это…

Ее голос дрогнул, когда до нее дошло, как близко она была к тому, чтобы забыть о последствиях. И ужаснулась при мысли, что католическое вероучение, которое прививалось ей с детства, чуть не было забыто.

– Прости, я не хотел тебя испугать.

– Я не испугалась, – Шона вскинула подбородок, – но нам не следует этого делать.

– Ты очень красивая, Шона. Кажется, я в тебя влюбляюсь.

– Ты это не всерьез. Я не могу, Деметриос. – Она встала и оправила шорты. – Мне нужно возвращаться к работе.

С этими словами она, не оглядываясь, побежала по палубе и вниз по лестнице.

Глава девятая

Шона с головой погрузилась в работу до конца дня, избегая других членов экипажа и Деметриоса. Той ночью она обнаружила, что, как и он, не может уснуть. Ее изнутри жгли воспоминания об ощущениях, которые пробудили в ней его прикосновения. К счастью, утром они наконец должны были причалить к Итосу, ей не терпелось увидеть остров, и это ее отвлекло. Хотя она знала, что ситуация с Деметриосом осложнилась сверх всякой меры, ей хотелось увидеть место, которое так много для него значило. Она надеялась, это поможет ей лучше понять, что он за человек.

Само собой, «Святая Елена» оказалась самой большой яхтой во всем порту. Она медленно направилась к самому дальнему, специально для нее построенному причалу. Когда они приближались к острову, Шона заметила на солнечной палубе Деметриоса, но намеренно не стала смотреть в его сторону. Остров был в точности таким прекрасным, как он рассказывал. Беленые постройки спускались по крутому склону холма к гавани, их стены сверкали в ярком солнечном свете, так что, глядя на них, приходилось прищуриваться. За ними, покрывая холмы, выделявшиеся на фоне пронзительной лазури неба, просматривались невысокие зеленые кустарники, произраставшие на песчаной почве. Ни единое облако не омрачало идеальный горизонт моря, где алмазно-яркий свет пестрил качающиеся волны.

Шона осмотрела красивую гавань из желтого песчаника, где располагались таверны с деревянными ставнями и террасами, увитыми виноградными лозами. Несколько человек сидели за столиками в тени, и ей захотелось тоже оказаться там, насладиться минутным одиночеством и обдумать все, что произошло. Скученная жизнь на яхте уже сказывалась на ней, и она радовалась тому, что экипаж получил столь необходимую передышку.

Когда все поверхности были протерты до блеска, скоропортящаяся еда поделена, моторы заглушены, а яхта закреплена, команда вместе с вещами высадилась на берег и тотчас была атакована стайкой мальчишек, звонко, по-птичьи галдевших:

– Дешевая таверна, дешевая таверна! Не проходите!

Улыбаясь им всем, она не знала, на ком из мальчуганов остановить выбор, чтобы не огорчить остальных.

Джереми сжалился над ней и пришел на помощь.

– Попридержите лошадок, – обратился он к мальчишкам, а затем повернулся к Шоне. – Сколько тебе посильно заплатить?

Поторговавшись минуту с жилистым черноглазым пацаном, он договорился о приемлемой цене за ночь.

– Ну вот, Шона, возможно, наутро тебе захочется переехать, – предупредил он. – Многого не жди, но места будет больше, чем в каюте.

– Что угодно больше, чем моя каюта, – усмехнулась она. – Спасибо, что помогли.

– Без проблем. Ты точно будешь в порядке? Может, пойдешь с нами?

– Нет. Я хочу остаться здесь и осмотреться. Я впервые в Греции.

– Тогда удачи. Увидимся через неделю.

Она закинула на плечо рюкзак и, не оглядываясь, отправилась вслед за мальчиком, наблюдавшим за ней, как лев за добычей, которая может ускользнуть. Но с каждым шагом на душе становилось тоскливее, ей хотелось назад, в привычный и безопасный мир «Святой Елены». Она сомневалась в том, что приключения в одиночку – это ее.

Комната над таверной Нико была маленькой, с крохотным балкончиком, выходящим на гавань. Бросив сумку на кровать, Шона распахнула выцветшие синие ставни, оперлась о кованую балюстраду и принялась разглядывать вид, чуть не в голос смеясь над парой пожилых мужчин, которые, яростно жестикулируя, спорили о чем-то, между тем как их потрепанная рыбацкая лодка подскакивала и проседала. Снизу, из таверны, доносились тихие, приглушенные разговоры и звон столовых приборов. Комната была скудно меблированная, но чистая, со смежной ванной на два соседних номера, которые в данный момент пустовали. Нико, хозяин, принес тарелку с фаршированными виноградными листьями, полбутылки рецины и бутылку воды. Он отлично говорил по-английски и, стоило Шоне открыть рот, тотчас обрушил на нее поток восторженных слов. В двадцать с небольшим он несколько лет работал в Дублине и отнесся к Шоне с таким участием, точно она была его давно потерянной дочерью. Его огромные усы топорщились от удовольствия, он позвал жену и дочь познакомиться с ирландской гостьей. Хотя Шона была в Дублине всего два раза, он решил, что она знает город как свои пять пальцев, и поинтересовался, по-прежнему ли Пэдди и Морин управляют пабом «О’Донохью» на Меррион-Роу и продается ли в пекарне на Томас-стрит его любимый содовый хлеб.

Оказаться на суше впервые за неделю было странно – Шону не покидало ощущение, что все вокруг зыбко и неустойчиво, но она была настроена исследовать окрестности. Нико сказал, что лучший пляж на острове всего в двух шагах. День обещал быть жарким, и она отправилась туда, прихватив купальник, полотенце и бутылку воды. По пути ей встретилось несколько туристических лавчонок – она купила английскую газету, соломенную шляпу с широкими полями и солнцезащитный крем с высокой степенью защиты для светлой кожи. Сидя на пляже, она большую часть времени наблюдала за людьми из-под полей шляпы, не чувствуя себя настолько одинокой, как можно было предположить. Этим она пошла в отца – ее всегда вполне устраивала собственная компания.

Улыбаясь шумно играющим в воде детям, она смотрела на бирюзово-голубое море. В одну сторону маленькая подковообразная бухта заканчивалась крутым скальным обрывом, переходящим в высокий утес, нависавший над пляжем. Теперь, предоставленная самой себе, она могла предаться раздумьям. В голове была полная неразбериха. Может быть, накануне она отреагировала слишком импульсивно? Деметриос остановился, как только она попросила, – отбиваться от него ей не пришлось.

Шона убрала газету в сумку и легла подремать на солнце. Мысли унесли ее далеко, в воображаемый пейзаж, где она смогла бы целовать Деметриоса с томным удовольствием, ни о чем не беспокоясь.

Когда она вернулась в гостиницу, Нико настоял на том, чтобы в семь часов она спустилась на ужин в таверну.

– Я оставлю для вас лучший столик.

Он смотрел на нее с сияющим видом, и она улыбалась, когда поднималась к себе по лестнице, изгибавшейся вдоль стены здания, и когда, встав под прохладный душ, смывала с кожи соль и песок и наслаждалась ощущением того, как вода стекает по волосам. После она вышла на балкон и принялась цедить стакан пива, наблюдая за туристами, которые сходили с экскурсионного катера. Судя по всему, они изрядно выпили, потому что были в приподнятом настроении. Двое, обнявшись, прислонились к причальной стенке и целовались взасос, совершенно не обращая внимания на окружающих. Такое полное отсутствие смущения вызвало в ней зависть – она помнила об удовольствии, которое ей доставили поцелуи Деметриоса.

В семь часов она надела единственное платье, которое привезла с собой, решив, что доброе отношение Нико того заслуживает, спустилась в таверну.

– Моя ирландская despoinída![10]10
  Девушка, барышня – вежливое обращение (греч.).


[Закрыть] Прошу, прошу.

Гарцуя перед ней, точно цирковой пони – радостно и с толикой величавой гордости, отчего она невольно улыбнулась, – хозяин обогнул обеденный зал и провел ее по маленькой лестнице на красивую террасу под перголой, утопающей в розовых и оранжевых соцветиях бугенвиллей, откуда открывался прекрасный вид на гавань. Здесь стояло три столика, отгороженных друг от друга оливковыми деревцами в больших кадках, и воздух был напоен ароматом розмарина, струившимся из балконных ящиков.

– Пожалуйста.

Нико пододвинул стул к накрытому на двоих столу, со свечой, уже горящей в изящной фарфоровой плошке. Благодарная за галантность, Шона опустилась на стул. Нико был очень мил, и все в целом было очень романтично, но она чувствовала себя немного глупо, сидя здесь совсем одна. Он суетился – принес меню, бокал рецины за счет заведения и смел со стола листик, залетевший с куста. Потом он умчался. Шона открыла меню, решив, когда он вернется, попросить пересадить ее в обеденный зал – здесь она совсем одна, а там кругом будут люди.

– Не возражаешь, если я присоединюсь?

Сердце отчаянно заколотилось, когда раздался этот низкий голос.

– Деметриос!

– Не возражаешь?

Вопрос звучал неуверенно. Ее вдруг охватила внезапная радость, и губы сами растянулись в улыбке. Разве он не видит ее сияющий взгляд, ее подрагивающие руки, сжимающие меню?

Не в силах ничего сказать, она покачала головой, глядя на него во все глаза. Он сел и, увидев, какое вино она выбрала, поднял бровь.

– Пожалуй, мы заслуживаем большего.

Тут, как по волшебству, появился Нико и стиснул Деметриоса в объятиях. Они обрадовались друг другу, точно разлученные братья, и быстро заговорили по-гречески – в этом потоке речи Шона не улавливала ни слова. Что сказал Деметриос, осталось неясным, но Нико тотчас схватил бокал и поспешно удалился.

– Что ты ему сказал?

– Я сказал, что такая особенная женщина, как ты, заслуживает вина получше.

– Что ты здесь делаешь? – спросила она, вздернув подбородок и глядя на него в упор.

– Если хочешь, я уйду, но мне хотелось извиниться лично. – Он грустно улыбался, поигрывая зубцами лежавшей перед ним вилки. – Мне жаль, что я не проявил должного уважения. Маме было бы стыдно за меня. Думаю, такая хорошая девочка, как ты, ей понравилась бы.

Она была честна с ним и протестующе подняла руку.

– Ты остановился, как только я попросила.

– Но все же, Шона, я должен был…

– Я бы не стала извиняться за то, что поцеловала тебя.

Ее голос был спокоен, глаза смотрели прямо. Он заслуживал честного отношения.

Он долго разглядывал ее лицо, а затем взял ее за руку.

– Это значит, что ты меня прощаешь?

– Тут и прощать нечего.

– Я чувствую, что вел себя бестактно. Я бы хотел… пригласить тебя завтра на прогулку. Ты согласна?

Целый день с Деметриосом – не оглядываться по сторонам и не переживать о том, что подумают другие.

– Да.

Она не смогла сдержать расплывающуюся на лице улыбку.

– Я бы очень этого хотела.

Нико вернулся с охлажденным белым вином. По элегантной стеклянной бутылке стекал конденсат. Он церемонно открыл ее и налил на пробу.

– Сначала попробуй, – твердо сказал Деметриос, пододвигая бокал к ней.

– Я ничего не понимаю в вине.

– Все, что нужно знать, это нравится оно или нет.

Деметриос наблюдал за ее лицом с уже знакомым напряженным выражением.

Она сделала глоток прохладного молодого вина и сразу поняла, что это совсем не та дешевая бурда, которая продавалась в баре студенческого союза.

– Оно великолепно.

Нико наполнил оба бокала и с сияющим видом удалился, как если бы он был их личной феей-крестной. Шона сузила глаза.

– Как ты узнал, что я здесь?

– Новости распространяются быстро. Красивых рыжеволосых ирландок не так-то много на острове, и потом… Нико – двоюродный брат отца.

Она удивленно вскинула бровь.

– Обстановка скромная, но это ничего не значит. Нико чрезвычайно успешный бизнесмен. В общей сложности у него пять таверн, а также гостиница на Крите. Его, как и меня, тянет сюда в летние месяцы. Этот остров – наш дом. Надеюсь, завтра я смогу показать тебе, почему я так люблю его. А теперь что бы ты хотела поесть? Тереза, жена Нико, отлично готовит. Она работала в Париже, Афинах и Лондоне. Такой спанакопиты, как у нее, я нигде не пробовал. Только не вздумай сказать это – γιαγιά никогда меня не простит.

Он смотрел на нее, хитро щурясь поверх меню с заговорщицкой улыбкой, и напомнил ей маленького проказника.

– Обещаю, – улыбнулась она в ответ. – Но только если ты скажешь, что это такое. А кто такая йайя?

– По-гречески γιαγιά – бабушка. А спанакопита – пирог из теста фило с начинкой из сыра фета и шпината с добавлением укропа и петрушки. Это объедение.

Он наклонился вперед и добавил доверительным шепотом:

– Шантель очень прилично готовит ее на яхте.

– Она балует тебя. Разве тебе не… – Ее голос пресекся, но он склонил голову, побуждая ее продолжить. – Мне бы вряд ли понравилось, если бы все всегда шли у меня на поводу.

– Ты все неправильно понимаешь, – уголок рта у него немного дернулся. – Моему отцу очень трудно угодить. Но работа, которую мы проделали, его порадовала. В кои-то веки он остался мной доволен.

– А раньше не был?

Деметриос наклонил голову и заговорил не сразу.

– Отец… его считают жестким, но он всегда хотел только одного – обеспечить свою семью. Он помог Нико начать бизнес. Он щедр к людям, которые готовы усердно работать, и презирает лентяев. Он думает, что я нуждаюсь в руководстве, и последнюю пару лет занимался этим.

Еда, когда ее принесли, оказалась именно такой, как обещал Деметриос. Шона откусила от хрустящего пирога и издала довольный вздох – настолько изумительным было сочетание солоноватой, с кислинкой феты и шпината.

– Это объедение.

– Что я тебе и говорил.

Это прозвучало с таким самодовольным высокомерием, что она досадливо закатила глаза.

– А ты всегда прав.

– Нет, не всегда. И это мне особенно нравится в тебе. Ты не соглашаешься со мной. Тебе все равно, кто я.

– Как сказала бы моя мать, в глазах Бога мы все равны.

Она посмотрела на распахнутый ворот рубашки, в котором виднелись блестящие темные волоски, затем скользнула взглядом по его сильным мускулистым рукам и хорошо очерченному подбородку.

– Сомневаюсь, что моя мать вообще тебя одобрила бы.

Она улыбнулась, когда он радостно рассмеялся.

– Ты всегда умеешь поставить меня на место, Шона О’Брайен.

Покончив с едой, они еще долго разговаривали, пока оплывшая свеча не погасла. И только когда появился Нико и, извиняясь, объявил, что ресторан закрыт, они поняли, что вокруг уже никого нет и огни гавани гаснут.

Деметриос проводил ее до двери.