Текст книги "Повернута на тебе"

Глава 27

Доминик приносит мне чай в половине шестого утра.

– Вы хорошо спали, Просто Дженни?

Я улыбаюсь ему, проводя рукой по волосам, чтобы узнать, насколько они растрепаны.

– Хорошо. Еще раз спасибо, Доминик.

– Hakuna matata.

Он стоит и смотрит на меня сверху вниз. Я все еще лежу в постели, и в этот рассветный час черты его лица кажутся мягкими.

Я хочу сказать ему намного больше, объяснить, как хорошо он успокоил меня темной ночью, но не могу найти правильных слов. Я чувствую себя другой женщиной просто потому, что он рядом со мной.

– Если вы счастливы, то и я счастлив, – говорит он, наливая мне чай. – Через полчаса начинаем нашу игру. Завтрак возьмем с собой и устроим пикник. Хорошо?

– Замечательно!

Через полчаса мы все уже в автобусе. Едем в Масаи-Мара. Шон с Маурой, Пэт и Джон сидят сзади. Я же, как и вчера, заняла место впереди, рядом с Домиником, будто так и должно быть. Интересно, на самом ли деле между мной и Домиником сегодня появилась какая-то особая связь, или это всего лишь игра моего воображения? Мне кажется, что его теплая улыбка предназначена мне одной, и я уверена, что его глаза блестят ярче, чем вчера.

Мы едем следом за стадом гну, которое зигзагами движется к реке Мара. Доминик объясняет, что животные ежегодно мигрируют в Серенгети, а эти отстали от остальных. Среди них видны зебры и разные газели, которые тоже направляются туда.

– Антилопы гну будто собраны из частей других животных, – говорит он нам.

Да уж, выглядят они странными и нескладными.

– У них морда саранчи, борода козы, тело коровы, хвост лошади, мозги комнатной мухи и ноги Пош Спайс[40]40
  Пош Спайс – Виктория Кэролайн Бекхэм – английская певица и дизайнер. В составе поп-группы Spice Girls, Бекхэм была известна как Posh Spice (Шикарная специя).


[Закрыть].

Он посмеивается над собственной шуткой, и я улыбаюсь в ответ.

Вдалеке мы видим стадо слонов, которые пересекают равнину в поисках воды. С ними бредут два малыша, и мы восторженно охаем и ахаем. Стадо окружает их, поскольку детеныши слонов, как и антилоп гну, не могут давать отпор хищникам.

Подъехав к краю воды, мы останавливаемся, но не вылезаем из автобуса, верх которого по-прежнему поднят. Мы смотрим, как дюжина крокодилов подползает все ближе, пока нерешительные гну раздумывают о том, совершать ли опасный переход через реку или нет.

– В воде полно крокодилов, которые только и ждут, чтобы их съесть, – говорит Доминик. – Но гну готовы рискнуть даже жизнью, чтобы добраться до зеленых пастбищ на той стороне.

Проходит час. Нерешительная закуска и голодные крокодилы по-прежнему остаются на расстоянии друг от друга, поэтому Доминик поворачивает автобус и находит спокойное место для пикника – возле реки, но подальше от крокодилов. Здесь мы сможем позавтракать.

С нашего довольно высокого берега мы видим около сотни счастливых бегемотов, которые лежат в воде, прижавшись друг к другу. Их розовые животики обращены к солнцу. Шон и Маура вовсю фотографируют их, а я помогаю Доминику выгружать коробку для пикника. Завтрак в саванне состоит из теплых блинов, свежих фруктов и йогурта. В одном огромном термосе – кофе, в другом – апельсиновый сок. Среди чахлых деревьев у края воды летают симпатичные желто-зеленые птицы-пчелоеды, добывая утреннюю еду.

Мы раскладываем припасы на масайском одеяле в синюю и красную клетку.

– Это клетчатый kanga, – говорит Доминик. – Kanga Мак-Масая[41]41
  Kanga Мак-Масая – Доминик в шутку соотносит клетчатый узор kanga с клетчатым рисунком тканей национальной шотландской одежды; с приставки Мак начинаются многие шотландские фамилии.


[Закрыть].

Я любезно смеюсь над его глупой шуткой, и от этого он хихикает еще больше.

– Взгляните! – вдруг говорит он, кладет сильные руки мне на плечи и поворачивает меня к стоящей неподалеку акации. – Сиреневогрудая сизоворонка.

Поразительно красивая птица с сиреневым, синим и золотистым оперением поет, будто приветствует нас.

– Боже мой!

Но, пока я смотрю на потрясающую птицу, невольно отмечаю, какая же я маленькая рядом с Домиником и какой он подтянутый. У него совсем нет лишней плоти поверх мощных мышц, и его сильные руки, лежащие на моих плечах, обжигают меня через ткань моей футболки.

– Это так прекрасно.

– О, да. – Думаю, он все еще говорит о птице. – Замечательно!

Шон и Маура присоединяются к нам, а сизоворонка улетает.

– Ой, улетела.

– Мы увидим еще очень много прекрасного, Просто Дженни, – говорит он и слегка сжимает мои руки. – Не беспокойтесь.

А потом снимает руки с моих плеч и обращает все свое внимание на наш пикник. Пока Пэт и Джон уплетают завтрак, я фотографирую Шона и Мауру, которые, переплетя руки, сидят на краю одеяла и улыбаются в объектив. Впервые я чувствую муки ревности при виде столь очевидного счастья. Неужели мне предназначено судьбой провести жизнь в одиночестве, и я никогда не смогу любить и быть любимой?

Мы поглощаем завтрак. Доминик наливает нам кофе и апельсиновый сок, потом начинает хлопотать над Джоном и Пэт, помогая им наполнить тарелки.

Убедившись, что у всех есть еда, он подходит ко мне. Я сижу на удобном камне, который нашла в тени акаций. Доминик садится на корточки рядом со мной. Он сдвигает одеяло с плеч, кладет его на камень, и я пересаживаюсь на одеяло. Постоянная забота Доминика успокаивает меня и согревает мне сердце. Дома, в Англии, найдется немного мужчин, которые ведут себя так же учтиво, как Доминик.

– У вас есть имя масаи? – спрашиваю я.

Доминик кивает.

– Лемасолаи, – говорит он, – что значит «гордый». А мое семейное имя – Оле Нангон. Имя Доминик мне дали христианские братья в школе при миссии, где я учился. – Мой гид смотрит куда-то вдаль. – Мне очень повезло. По закону, каждая семья обязана отправить в школу одного ребенка. Туда должен был попасть мой старший брат, но он не захотел, и вместо него папа послал меня.

– Вам понравилось?

– О, да, Просто Дженни. Я много чему выучился. Я играл в футбол и теперь болею за «Арсенал».

Я смеюсь.

– Вы меня дразните.

– Да нет же, конечно, нет. Это и вправду моя любимая команда. Арсен Венгер[42]42
  Арсен Венгер – французский футбольный тренер, с 1996 года работающий с лондонским «Арсеналом».


[Закрыть], Тео Уолкотт[43]43
  Тео Джеймс Уолкотт – английский футболист, выступающий за лондонский «Арсенал».


[Закрыть]. Вперед, канониры[44]44
  Канониры – прозвище команды «Арсенал».


[Закрыть]! – он громко смеется, и я присоединяюсь к нему. До чего же странно сидеть на африканских равнинах рядом с воином масаи, верным болельщиком «Арсенала»!

Доминик снова становится серьезен.

– Моя семья принесла большую жертву, чтобы послать меня в школу-интернат в Накуру[45]45
  Накуру – город на юго-западе Кении, административный центр провинции Рифт-Валли.


[Закрыть]. Четыре коровы. Для масаев это огромные деньги.

– Думаю, оно того стоило, Доминк, – говорю я. – Вы – прекрасный человек.

– Теперь моя очередь сказать вам спасибо. Asante, Просто Дженни.

Он застенчиво улыбается.

Перед нами появляется Шон.

– Фото?

Доминик кивает, обнимает меня за плечи и со смехом притягивает к себе. Шон фотографирует нас и – для истории – записывает: «Доминик Лемасолаи Оле Нангон, гордый воин масаи, и Дженни Джонсон, простой английский парикмахер, сидят в тени акации, укрывающей их от жгучего африканского солнца».

Глава 28

Вот мы и вернулись в лагерь. Под столь желанным душем из бочки я смываю с волос и тела фунт пыли с равнин Масаи Мара. Все мышцы и кости болят от тряски в автобусе, длившейся целый день, звенит каждая клеточка моего тела. Впервые за многие годы у меня ощущение, что я живу в полную силу.

Конечно, здесь некуда включить утюжок для волос, как надеялась Нина, но все же хотелось бы приукрасить себя. А потом приходит понимание, что мне хочется как можно лучше выглядеть для Доминика, и сердце начинает подпрыгивать в груди.

Ужин опять подан на открытом воздухе. Нам предлагают нежную козлятину в сливочном кокосовом соусе. В больших мисках – пушистый рис и горячие чапатти[46]46
  Чаппати – лепешки из муки низшего сорта, обычная пища на севере Индии.


[Закрыть]. Доминик со своей огромной счастливой улыбкой, будто приклеенной к лицу, опять ничего не ест, а просто сидит и смотрит на нас.

Время от времени я ловлю его взгляд через стол, залитый светом керосиновых ламп, и его улыбка становится еще шире. Несмотря на то, что его видят все, мне кажется, будто он таинственно улыбается мне одной – не Шону с Маурой, не Пэт с Джоном, а только мне. У меня в животе начинают трепетать бабочки, но не те, которые появляются во время собеседования при приеме на работу или на экзаменах по вождению, а те, которые хранят себя только для расцветающей любви.

После еды мы опять садимся вокруг костра. Искры взлетают в воздух, а тепло огня согревает нам пальцы ног. Сегодня вечером не очень холодно, но после беспощадного дневного солнца кажется, что стало прохладнее и приятнее. Мы веселимся, вспоминая поездку и животных, которых видели, – самых разных, от огромных буйволов до крошечных птиц-пчелоедов. Доминик и в этот раз оказался весьма квалифицированным и знающим гидом. Впрочем, это неудивительно. Здесь его дом, в котором он вырос и все знает. Доминик живет в полной гармонии с окружающей его природой.

Через полчаса, наговорившись, все расходятся по палаткам, а мы с Домиником остаемся, поудобнее устроившись в креслах. Кажется, это входит у нас в привычку. Я замечаю, что сегодня он расположился ближе ко мне. Он наливает мне бокал «Амарула», сливочного ликера из плодов марулы, который я потягиваю, наслаждаясь его экзотическим вкусом.

– Прекрасно, – говорю я, вздыхая от удовольствия. – День был утомительным, но великолепным.

Я откидываю голову и смотрю в черное небо с мерцающими звездами. Доминик берет меня за руку. Я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на него. Огонь почти погас, и в темноте трудно понять выражение его лица.

– Мы с вами из очень разных стран, – тихо говорит он, – принадлежим к совершенно разным культурам, но я чувствую, что ваше сердце поет мне, Дженни Джонсон, и думаю, что мое сердце поет вам.

Дыхание застревает у меня в горле. Мы вместе смотрим, как в костре время от времени вспыхивают языки пламени, на секунду замирают и исчезают бесследно.

– Я ошибаюсь, когда так думаю? – с беспокойством спрашивает Доминик.

– Нет, – говорю я. – Вовсе нет. – К моим глазам подступают слезы. – Я не искала любви, Доминик. Я думала, она не для меня. И никогда, никогда в жизни не ожидала, что найду ее здесь, в Африке.

– Я тоже не искал любви, Просто Дженни. – Он улыбается. – Но, кажется, мы нашли ее.

И мы нерешительно смеемся.

– Это игра, – продолжает он, – это как поиск диких животных. Когда больше всего хочешь их увидеть, они прячутся! Любовь ведет себя, как они. Ты ищешь, ищешь и ищешь, но ничего не находишь. А когда не ждешь, она внезапно набрасывается на тебя или незаметно подкрадывается.

Ветерок шелестит листьями акации и раздувает пламя костра. Мы наслаждаемся теплом. Доминик плотнее запахивает теплый kanga на моих плечах.

– И что нам теперь делать? – недоумеваю я.

– Мы должны быть очень почтительны к нашим гостям, – серьезно отвечает он. – Я не хочу, чтобы они подумали, будто я пренебрегаю своими обязанностями по отношению к ним.

– Нет, нет. Конечно, нет.

– Тогда мы будем вместе любоваться моей страной. Я покажу вам замечательные вещи.

Но теперь у нас есть секрет, особая связь.

– Не могу дождаться.

– А теперь тебе надо поспать, Просто Дженни. Завтра опять будет долгий день.

– Я не хочу расставаться с тобой.

– Я всю ночь буду рядом с твоей палаткой. И каждую ночь, – уверяет он меня. – Столько, сколько буду тебе нужен. – С этими словами он встает и продолжает: – Ну же, Дженни, пойдем. – И сопровождает меня от костра до палатки, нежно обнимая за плечи.

В темноте веранды Доминик легко обнимает меня, потом крепко прижимает к себе, и я позволяю себе сильно прижаться к нему.

– Мужчины масаи не целуют женщин, – тихо говорит он, поглаживая мою щеку. – Думаю, это неправильно.

Доминик обращает мое лицо к своему, и его губы находят мои. Никогда раньше я не испытывала ничего подобного. Я ощущаю вкус Африки и девственного, неприрученного мира, а еще – неожиданно ласковую чувственность губ, нежность поцелуя. В этот момент я теряю себя, позволяя колдовству ночи и новым ощущениям овладеть мной. Если бы сейчас мне пришел конец, то я бы умерла очень счастливой.

А потом я вспоминаю о львах, которые бродят вокруг, и думаю, что мне, пожалуй, лучше все-таки не умирать. Возможно, лучше навсегда остаться в объятиях Доминика. За много-много миль от парикмахерской, от симпатичной деревеньки Нэшли, от жизни, которую я знала.

Доминик медленно выпускает меня из объятий и расстегивает молнию на палатке. Я делаю шаг внутрь. Где-то в темноте рычит лев, и ему отвечает трубный глас слона. В этот раз я не дрожу от страха, но только потому, что Доминик здесь. Вытянув руку, я касаюсь его руки.

– Ты будешь здесь?

– Всегда. – Он кладет одеяло на пол веранды поперек входа в мою палатку. – Прямо здесь. Сегодня тебе нечего бояться.

– Не буду. – Я встаю на цыпочки, чтобы опять поцеловать его. – Спокойной ночи, Доминик.

– Usiku mwema[47]47
  Доброй ночи.


[Закрыть]. Спокойной ночи, Просто Дженни. Спи крепко, – говорит он с улыбкой. – Не давай львам искусать тебя.

И вот я лежу внутри палатки, в темноте.

Совсем рядом с ним.

Глава 29

Вот так всегда. Когда хочется, чтобы время шло медленно, оно летит. Семь дней – это так мало! Мне хочется провести здесь еще несколько недель или даже месяцев, а то и остаться навсегда. Ну не хочу я возвращаться в свой Бакингемшир!

Каждый день мы отправляемся на наши игры. Первый раз – рано утром, когда дневные животные только просыпаются, а ночные бродяги идут спать. Второй раз – ближе к вечеру, когда солнце уже опустилось и дневная жара медленно уходит. В это время хищники уже проснулись и готовы охотиться. Мы теснимся в автобусе и благодарим Бога за существование цифровых камер. Мы и надеяться не могли, что сделаем так много фотографий! Львы, гепарды, буйволы, зебры, носороги, бегемоты, жирафы, мартышки, бабуины, бородавочники, шакалы, дюжина видов антилоп, а еще странные и чудесные птицы, запомнить названия которых я не в состоянии. Доминик, как и обещал, показал нам самые замечательные места.

И вот настал наш последний вечер в кемпинге Kiihu.

Завтра другой водитель провезет нас по длинной пыльной дороге назад в Найроби. Я уже предвижу, что мое сердце будет разбито.

После ужина мы собираемся вокруг костра. Все желают, чтобы наш последний вечер тянулся подольше. Мне, как никому другому из нашей группы, хочется, чтобы эта ночь никогда не кончалась. Может быть, остальные легко и просто вернутся к веселой и полной жизни. Возможно, они даже хотят спать в собственных кроватях и уже торопятся вернуться к привычным чашкам чая, к тем, кого любят, и к работе, которую обожают. Я же могу думать только о том, что поеду домой без Доминика.

У нас с ним была прекрасная неделя, и я подозреваю, что нашу зародившуюся нежность друг к другу было трудно скрыть от наших спутников. Они снисходительно улыбались, когда мы с ним ходили, прижавшись друг к другу, или когда он обнимал меня рукой за плечи, или когда нежнее, чем другим, помогал спуститься из автобуса. При любой возможности мы проводили время вместе. Мы разговаривали, смеялись, узнавали о жизни друг друга. Так легко, как с ним, мне не было ни с кем и никогда. Я забыла обо всем, что ждало меня дома. Я просто жила – здесь и сейчас.

Но, как бы мне ни хотелось остаться или хотя бы отложить отъезд, время расставания неумолимо приближается.

Угольки гаснут. Ночные звуки – крики гиен, низкий угрожающий львиный рев, хрюканье бородавочников – становятся громче. Все мои компаньоны расходятся, чтобы готовиться к раннему отъезду. В тишине и темноте Доминик провожает меня к моей палатке и обнимает.

– Что же нам теперь делать? – спрашиваю я его.

– Ты вернешься к прежней жизни, Просто Дженни, и очень скоро забудешь меня.

– Нет, – протестую я. – Никогда!

– У каждого из нас своя жизнь. С этим ничего не поделаешь.

– Ты этого хочешь? Чтобы я уехала домой и забыла тебя?

– Нет. – Он поглаживает мое лицо длинными изящными пальцами. – Не хочу.

– Мы что-нибудь придумаем, – обещаю я. – Найдем способ поддерживать отношения. У тебя есть доступ к компьютеру?

– Да, – говорит он. – Есть один в городе, совсем недалеко, всего-то пятнадцать километров.

– Пятнадцать километров пешком, чтобы добраться до компьютера?

Доминик кивает так, будто это пустяк для него.

– Ну, мы могли бы, по крайней мере, пользоваться Интернетом. – Я понимаю, что хватаюсь за соломинку. Как часто мы сможем вот так общаться? Доминику придется столько пройти, только чтобы прочитать письмо или сообщение от меня. Скоро ли ему это надоест? Я могу звонить. Даже на африканских равнинах мобильники работают превосходно. У Доминика есть рабочий телефон, но нет денег, чтобы звонить мне или слать смски. Для меня-то это смешная сумма, и я обязательно буду платить за регулярные звонки. Ну вот почему единственный мужчина, в которого я по-настоящему влюбилась, оказался не только на другом краю земли, но и в ином времени?

– Ты должна поспать.

– Нет, – отвечаю, – еще нет. Я не буду спать вместе с тобой. Всю ночь. Я хочу лежать в твоих объятьях.

В прежней, обычной жизни я бы даже не подумала об этом, но сейчас должна считаться с тем, что у нас с Домиником может и не быть второго шанса. Поэтому не могу позволить этой ночи утечь сквозь пальцы.

– Останься, – умоляю я, не в силах сдержать себя. – Будь со мной.

В темноте я чувствую, что он кивает. Мы расстегиваем молнию на палатке и вдвоем входим внутрь.

Впервые по-настоящему упав в объятия друг друга, мы страстно и самозабвенно целуемся, медленно раздевая друг друга. Помогая мне, Доминик движением плеч сбрасывает свой красный shuka[48]48
  Shuka – туника или тога у масаев, чаще всего красная, что ассоциируется с цветом крови и символизирует храбрость.


[Закрыть] и оказывается передо мной голым. Его тело будто вырезано из тикового дерева, и меня бьет дрожь, когда я провожу пальцами по его коже. Я снимаю с его шеи нити бус – свадебное ожерелье – и осторожно кладу на shuka. Он поднимает меня на руки, опускает на кровать, и мы лежим в объятиях друг друга.

Аромат его кожи опьяняющий, незнакомый. Я хочу надышаться им на всю жизнь. Мой любимый пахнет мускусом, пряностями и Масаи-Мара.

Мы занимаемся безумной, сумасшедшей любовью, но я не могу справиться ни со своим телом, ни со своим сердцем. Я хочу, чтобы Доминик слился со мной и душой, и телом. Я задыхаюсь от наслаждения, когда мы соединяемся, и в ответ вижу радость в его глазах. Доминик надвигается на меня. Никогда раньше я не чувствовала себя столь состоявшейся, полноценной, удовлетворенной женщиной. Я и понятия не имела, что такое вообще возможно. У меня из глаз катятся слезы. Он стирает их поцелуем.

– Не плачь, Дженни, ты должна быть счастлива.

Я лежу в его руках, и мои пальцы обнаруживают шрамы на теле Доминика.

– Откуда это?

– Львы, – отвечает он и показывает мне сероватый шрам на своем бедре. – Это место, за которое большой лев ухватил меня зубами. Мой брат Джозеф спас меня.

– На тебя напал лев?

Мой любимый пожимает плечами.

– Я охотился на льва, – объясняет он. – Это часть ритуала, чтобы стать ilmoran[49]49
  Moran, ilmoran – юноша масаи в возрасте от 12 до 25 лет, прошедший обряд инициации и ставший воином.


[Закрыть] – воином, мужчиной. Способ показать свою силу.

– Было страшно?

– О, да, – смеется он, – но этого нельзя показывать. Если ты выкажешь страх, твоя семья не будет разговаривать с тобой много-много лет. Воину масаи непростительно быть слабым. Люди должны тебя уважать, иначе позор будет невыносим. – Доминик забрасывает руку за голову. – Наши обычаи меняются. Мы больше не охотимся на львов. Теперь мы считаем львов нашими братьями. Если мы не будем заботиться о львах, то туристы не приедут посмотреть на них, а масаи больше не могут жить, только разводя скот. – Он улыбается мне. – Нам нужно, чтобы вы приезжали в кемпинг Kiihu.

– Хотелось бы мне, чтобы ты посмотрел мой мир, – задумчиво говорю я ему. – Наша жизнь так легка, по сравнению с вашей.

– Таков наш образ жизни, Просто Дженни. Мы должны принять его. – Темные пальцы бродят по моему телу. – Я вижу, у тебя нет шрамов, оставленных дикими животными.

– Нет. Вообще нет ни одного шрама.

Разве что на сердце, думаю я. И только что я получила еще один, который никогда не исчезнет.

Мы лежим рядом, и я борюсь со сном, пока первый луч солнца не освещает горизонт.

Настало время уезжать.

Глава 30

Дождь льет как из ведра, а на улице всего семь градусов. Я дрожу от холода. Майк ждет у барьера в зале прибытия Хитроу, держа в руках написанное от руки объявление «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ДОМОЙ, ДЖЕННИ!». Я выдавливаю улыбку, когда вижу его, но на душе у меня свинцовая тяжесть. По дороге в Найроби и потом в самолете я не переставала ощущать, как с каждой следующей милей, отдаляющей меня от Доминика, отрывается еще один кусочек моего сердца.

Мой сияющий сосед похлопывает меня по спине, берет чемодан, приговаривая: «Ну, ну, ну».

– Ты чудесно выглядишь. Африканское солнце подарило тебе здоровый цвет лица и пару веснушек.

Мы идем от аэропорта к стоянке. Майк направляет меня, держа под локоть.

Я немного ошалевшая, будто еще не пришла в себя после сна – волшебного, чудесного сна. Пасмурная погода, ледяные иглы дождя, людская толчея – все это гораздо дальше от меня, чем выжженная трава и жаркое солнце африканских равнин. Неужели я и вправду живу здесь? Неужели мой дом – в этой серой, шумной, холодной местности?

– Арчи скучал по тебе.

– Скучал? – Только теперь я осознаю, как сильно мне хочется увидеть своего своенравного кота и обнять его, пусть и с риском получить раны от его когтей.

– Ну, ты же его знаешь.

Еще бы! Если кто-то регулярно открывает банки с кошачьей едой, то жизнь для Арчи прекрасна.

– Понравилось путешествовать? Я все время думал о тебе, – негромко говорит Майк. – И очень ревновал.

– Все было изумительно. – Слова выдавливаются с трудом, поскольку у меня перехватило голос.

– Лучше, чем ожидала?

– Да. Гораздо лучше, чем я вообще могла вообразить.

И это сущая правда!

– А большую пятерку[50]50
  Большая пятерка, или Большая африканская пятерка – традиционное название пяти видов млекопитающих, являющихся наиболее почетными трофеями африканских охотничьих сафари: слон, носорог (оба африканских вида – черный и белый), буйвол, лев, леопард.


[Закрыть] видела?

– Да, – отвечаю. – Видела.

Мы пытаемся перейти дорогу. Совсем недавно, в Найроби, мы испытывали острые ощущения в плотном и быстром движении, о котором там ходят легенды, но нашему оно и в подметки не годится. Майк проворно лавирует между машинами, а я двигаюсь медленно и отстаю от него.

Какой же до смешного тесной кажется Англия, по сравнению с просторами Масаи-Мары!

– Все хорошо? – спрашивает Майк, и на лбу у него появляется тревожная морщинка.

– Да, да, – отвечаю я. – Все хорошо. Просто я немного пришибленная. Возвращение домой было очень долгим. – Я устало улыбаюсь. – Ничего так не хочу, как чашку чая и горячую ванну.

Майк бросает мой чемодан на заднее сиденье, и мы садимся в машину. Неужели прошла всего неделя с того дня, когда мы с ним были здесь? И так много событий произошло! Кажется, они все еще никак не укладываются у меня в голове.

– Спасибо, Майк, так мило с твоей стороны, что встретил меня!

– Пустяки. Не надо благодарности. Для меня это удовольствие.

Мой друг и сосед, кажется, весьма доволен, что опять видит меня. При других обстоятельствах это придало бы мне сил. Но я чувствую, что его поцелуй перед моим отъездом в Африку изменил все, что было между нами прежде. А теперь – после того, как полюбила Доминика – я чувствую, что мой мир пошатнулся на своей оси, и мне надо к этому привыкнуть.

– Я знаю, что ты устала. – Майк выводит машину из аэропорта и въезжает на автостраду. – Ну, я приготовил нечто вроде запеканки из овощей с мясом. Может, попробуешь? Я подумал, что сегодня у тебя не будет желания готовить еду.

– Спасибо, очень предусмотрительно.

Он прав, у меня нет желания готовить. Как и нет желания возвращаться на работу. И вообще нет желания быть такой, как прежде.

Я усаживаюсь поудобнее. Движение по автостраде убаюкивает меня, и я почти впадаю в транс. За окном – дождь и серые облака, но у меня перед глазами все еще огромное синее небо Африки и обширные равнины Мары.

– Ты в самом деле в порядке? – беспокоится Майк. – У тебя ничего не украли? Или, может, что-то случилось?

– Нет, нет, – уверяю я его. – Ничего подобного.

Украдено только мое сердце, хочется мне сказать. И я точно знаю, кто его похитил. Оно осталось там, вдалеке, на африканских равнинах, у Доминика Оле Нангона, воина масаи и замечательного человека.

И я понятия не имею, как мне вернуть его.