Текст книги "40 000 на Геене"

Гуттиериз остановился на склоне холма и присел на корточки, чтобы исследовать новый курган, выросший на этом берегу реки. Ева Дженкс из биосектора присела рядом, а за нею встал Огден, оперативник из спецподразделения, с винтовкой наготове. Через некоторое время к ним, отдуваясь, присоединился Норрис и тоже с винтовкой.

Несомненно, это был курган... на их берегу и совершенно новый. Старые курганы находились на другом берегу реки – ее в лагере называли Стикс, и ширина ее в этом месте доходила до полукилометра. Это название подходило реке гораздо больше, чем официальное Форбс. Стикс и калибаны. Смесь старых мифов. Но этот курган вышел за пределы привычной территории.

– Интересно было бы сделать его снимок с воздуха, – сказала Дженкс. – Мне кажется, что он сориентирован так же, как курганы на том берегу.

– Может быть, их ориентируют по солнцу или по течению реки, – предположил Гуттиериз. – Неплохо было бы знать, как они строят эти курганы.

– Возможно, ориентируют по линиям магнитного поля.

– Может быть.

– Во всяком случае, – сказал Норрис, – мы не можем допустить, чтобы они строили свои курганы здесь. Эта местность предназначена для заселения. Нам нужно построить барьер, который бы они уважали. Но для этого нужно знать, как глубоко они копают. Нельзя построить барьер, не зная этого.

– Значит, у нас есть основания раскопать этот курган, – сказал Гуттиериз, но в голосе его не было удовольствия от предстоящей работы.

– Этот курган, вероятно, не очень глубокий, – сказала Дженкс. – Кроме того, он новый, и мы вряд ли принесем большой ущерб. К тому же остальные курганы находятся под защитой биосектора.

– Значит, биосектор не одобрит наши действия, – сказал Гуттиериз.

Молчание.

– Что же нам тогда делать? – спросил Огден, – отправить его через реку, на другой берег?

– Но не могли же они прорыть туннель под речным дном. Разве у них есть жабры?

– Такое возможно. Но это неважно. Главное, каковы функции этих курганов? Вы можете оказать?

– Думаю, – сказал Гуттиериз, – что это как-то связано с кладкой яиц. Может, сложная система вентиляции, как у тропических насекомых. Или инкубатор, использующий энергию солнца. Думаю, что ориентация курганов связана с преимущественным направлением ветра.

– Посмотрим, – сказала Дженкс.

– Хорошо. – Гуттиериз встал, отряхнул брюки и, подождав Огдена и Норриса, пошел к кургану.

Вблизи кургана они остановились. Это была мгновенная реакция. Они вдруг сразу ощутили опасность, несмотря на винтовки.

– Не стрелять, – сказал Гуттиериз. – Даже и не думайте стрелять. Стойте спокойно. Мы не знаем природу их зрения. Стойте спокойно и дайте им привыкнуть. Может, они так же любопытны, как ариэли.

– Грязные ублюдки, – сказал Норрис. С этим никто не спорил. Ариэли были по-своему красивы. Они двигались с непринужденной грацией и благодаря своим трепещущим шейным перепонкам напоминали птиц. А калибаны двигались тяжело, неуклюже. Они имели тускло-серый цвет и казались обляпанными грязью. Вид их не внушал ничего, кроме отвращения.

– Это агрессия, – сказала Дженкс. – Демонстрация угрозы. И тем не менее, мы не должны реагировать на нее.

– Черт побери, – сказал Огден. – А что если они захотят занять всю нашу территорию!

– Они питаются рыбой, – напомнил Гуттиериз, – так что их больше всего интересует река.

– А это значит, – сказала Дженкс, – что если ты окажешься рядом с чудовищем – оно побежит либо к реке, либо ко входу в курган. Если побежит.

– Посмотрим, – сказал Гуттиериз и сделал осторожный шаг вперед.

– Сэр, мы не хотим потерять вас, – заметил Огден.

– Я вовсе не собираюсь погибать. Просто подойду ближе. Ты тоже, Ева. – Он осторожно пошел вперед, зорко наблюдая за каждым движением виднеющегося чудовища. Оно лежало, раздувая черный шейный пузырь. В пасти были видны зубы. Очень много. Черный язык, похожий на змею, периодически появлялся из пасти. Это было исследование незнакомого явления. Гуттиериз остановился и смотрел на него.

Чудовище еще некоторое время пребывало в неподвижности. Затем повернуло голову и посмотрело на Гуттиериза вертикальной щелью глаза. Пузырь вздулся и опадал. Гуттиериз сделал еще несколько шагов, приближаясь к основанию кургана, который в три раза превышал его рост.

Внезапно калибан встал, ударил хвостом, подняв клубы пыли. Четыре ноги оторвали туловище калибана от земли. Он наклонил голову, не выпуская из поля зрения человека.

Гуттиериз оказался совсем близко, поэтому он сделал несколько шагов назад.

Калибан пошел за ним, неожиданно легко переставляя тяжелые лапы со страшными когтями. Двигался он быстро.

– Не стрелять, – услышал он шепот Евы Дженкс. Но в этот момент Гуттиериз не был уверен, что согласен с Евой. Он остановился, боясь бежать. Калибан тоже остановился и рассматривал его с расстояния нескольких метров.

– Пошел прочь, – крикнула ему Ева.

Снова стрельнул язык, и калибан повернул голову к Еве. Затем приподнял туловище. Двигался он гораздо быстрее, чем можно было предположить по его виду. Хвост непрерывно двигался, и Гуттиериз подумал, что это чрезвычайно опасное оружие: ведь одним ударом, калибан мог бы сломать человеку хребет.

Шейный пузырь снова опал. Калибан опустил голову и посмотрел на Гуттиериза. Затем он двинулся к биологу.

– Беги! – крикнула Дженкс.

Снова показался язык, толстый, как рука человека. Калибан слегка лизнул покрытый пылью сапог Гуттиериза. Хвост шевельнулся и легонько притронулся к Гуттиеризу. Затем чудовище начало подниматься на курган. Гуттиериз выдохнул воздух. Он только сейчас понял, что у него отчаянно бьется сердце. Он повернулся и побежал к товарищам. Те тоже уже бежали к нему. Впереди Дженкс, а за нею Огден и Норрис.

Гуттиериз смотрел на них, понимая, что поступил чрезвычайно глупо. Но затем подумал, что поведение калибана совершенно несовместимо с тем, чего можно было ожидать, судя по сообщениям исследовательских партий.

– Да, незабываемые ощущения, – сказал Гуттиериз, все еще дрожа. – Я думаю, что нам следует построить барьер именно здесь, возле этого холма.

– Правильно, – сказал Норрис. – И оградить барьером всю эту зону.

Биолог посмотрел на калибана, который снова улегся на вершине кургана. Гуттиериз пробормотал:

– Это чудовище в своем поведении совершенно не следует тем правилам, которые были описаны нашими разведчиками. И это значит, что все их предписания нужно подвергнуть сомнению.

Дженкс ничего не сказала. Существует предел тому, что истинный биолог может высказать публично. Уже и так было сказано слишком много, а ведь рядом шли те, кто свято верил указаниям исследовательских отрядов.

– Все-таки, я полагаю, что здесь всем нужно быть особенно осторожными и внимательными.

Они пошли обратно, и вскоре начался дождь, который, правда, быстро закончился, но погода явно портилась. Серое небо, а над островами низкие облака, несущиеся по ветру. Может быть, погода повлияла на настроение калибанов?

– Но как сооружать барьер при такой погоде?

– Пенобетон не застывает при такой погоде, – сказал Норрис. – Может, нам стоит подождать? Впрочем, все равно лучше сориентироваться по карте, где его лучше установить.

– Мы должны руководствоваться двумя критериями, – заметил инженер. – Во-первых, защита от наводнения, а во-вторых, мы должны иметь доступ во все области.

– И еще один критерий, – сказала Ева. – Сами калибаны. Куда они двинуться дальше.

– Не можем же мы согласовывать свои планы с этими ящерицами, – сказал Норрис. – Я настаиваю, что мы должны построить защитный барьер.

Гуттиериз подумал, затем кивнул:

– Можно попытаться... Но нельзя беспокоить колонию на том берегу. Если этот калибан решиться уплыть на тот берег, это будет лучше для него и для нас.

Гуттиериз посмотрел на небо, на облака, затем повернулся к кургану, стараясь найти разумное объяснение поведению чудовища.

Туман растворился в серой пелене неба, холодный ветер бил в пластик стен. Казалось, что тепло навсегда покинуло планету. Конн сидел, закутавшись в теплый плед, и думал, что это гораздо приятнее, чем сидеть с остальными в главном куполе. Может, кто-нибудь запустит нагреватели? Все-таки здесь собрались те, кто решил построить новый мир. Неужели же среди них нет никого, кто мог бы справиться с нагревателями?

Уже две недели, как стоит такая погода. Сильные волны, гонимые штормовым ветром, бьются о берег. И вода... Везде вода. На недавно обработанных полях завязли тракторы. Промозглый холод и сырость пронизывают все тело до костей. Одежда постоянно сырая. Ази получают пищу в пунктах распределения и возвращаются вновь в свои палатки, удаленные от жилищ людей. Конн понятия не имел, какие там настроения. Но если их страдания заметно больше, чем в лагере людей, то супервизорам придется потрудиться, чтобы погасить недовольство.

Сильный порыв ветра бросил в окно водяные брызги. Капли потекли по стеклу. Вот так все время: либо дождь, либо сильный, пропитанный влагой туман. Конн посмотрел на угол, который уже начал протекать. На полу даже образовалась лужица. Чтобы она не растекалась дальше, Конн бросил на нее какие-то тряпки. Сквозь стекла окон с трудом просачивался серый свет, и снаружи не доносилось никаких звуков, кроме шума дождя, да завывания ветра.

Конн поднялся, надел пальто, переждал порыв ветра и вышел на улицу. Переступая через лужи, он подошел к главному куполу и вошел внутрь.

Здесь было тепло, везде горели электрические лампы, отовсюду слышались разговоры.

– Чай, сэр? – спросил ази, который сегодня прислуживал в куполе и следил за чистотой.

– Да, – пробормотал Конн и сел за длинный стол, который находился в центре всего помещения. Здесь шла работа. В дальнем конце были развешаны карты. Там столпились инженеры, обсуждающие что-то.

Появился ази, Конн принял у него чашку, пробормотал «спасибо», и ази удалился, оставив Конна наедине со своими размышлениями. Возле стены лежала ящерица. Это была Раффл. Она была любимицей всего лагеря и поэтому могла быть везде, где ей хотелось. Она ложилась, обвив собою ножку стола или чью-нибудь ногу. Конн подумал, что она, по крайней мере, чистая. Это существо было так привязчиво, что потребовало себе имя и постоянное место возле людей. Все ее так кормили, что она заметно пополнела.

Наконец она поднялась и быстро взобралась на груду ящиков. Конн выпил чай и посмотрел в ее золотистые щелевидные глаза. Глядя на Конна, она слегка повернула голову и раздула шейную мантию.

– Чем-нибудь помочь, сэр? – спросил Билас, усевшись на скамью, которая заскрипела под его тяжестью. Отставной командор и полковник оперативной службы – теперь между ними нет никакой разницы. Вся субординация отменена.

– Боли в костях уменьшились. Есть успехи в дренаже?

– Мы проложили трубы, но влажность слишком большая. Метеорологи предупредили нас об этом.

– Да. Мы об этом знали. Вам предстоит большая работа.

К ним подошел еще один человек с чашкой чая. Это была Реган Чилес, которая села на противоположной стороне стола.

– Черт побери, – сказала она. – Машины выходят из строя. Соленый воздух, влажность. Мы смазали наиболее ответственные детали, но, видимо, придется все машины разобрать и прочистить. Однако у нас нет для этого ни сил, ни времени.

– Я уверен, что вы все сделаете наилучшим образом. – Конну вовсе не хотелось слушать о неприятностях. Он посмотрел вокруг себя. Народу здесь было меньше, чем он ожидал увидеть. Это его неприятно удивило. Чилес продолжала говорить, вываливая на него все свои проблемы, а он рассеянно кивал, стараясь вникнуть в них, осудить перегрузку машин секцией Образования, осудить то, что большое количество компьютеров вынуждено работать вне помещения. А эти типы из секции Образования вообще не считаются с расписанием работы машин...

– Хорошо, – сказал он наконец. – Все это вы можете изложить майору Гэллину.

Поджатые губы, кивок, недовольный взгляд.

– Вы с ним говорили? Что он вам сказал?

– Гэллин просто сказал, что все проблемы мы можем урегулировать между собой. Нужно только желание для сотрудничества.

– Ну что же, вам не следует действовать через голову Гэллина. Вы поняли меня?

– Сэр, – пробормотала Чилес, поджала губы и глубоко вздохнула. – Прошу прощения, но мои люди завалены работой, а остальные маются от безделья.

– Это потому, что ваша работа плохо спланирована?

– Да, сэр.

– Я поговорю с руководителями других подразделений. – Тут он вспомнил, что рядом сидит Билас, который слышит весь это разговор. – А вообще-то это дело Гэллина. Пейте чай, лейтенант. Если у вас возникают проблемы, обращайтесь по команде.

– Да, сэр.

– Сэр, – пробормотал Билас.

Конн оставался здесь, прихлебывая чай вместе с Чилес и Биласом. Скоро к нему со своими проблемами начали подходить и другие. Это ему наскучило и у него даже скрутило живот.

Допив чай, он сходил в туалет в конце купола, а затем побрел к себе. Воротник у него был поднят, а все тело как будто кололи тупыми иглами. Перед ним по дорожке скользнул ариэль, не обращая внимания на лужи. Для ариэлей главным была цель, направление, а не удобство передвижения. Такова была их природа.

Раздался вой сирены. Конн осмотрелся в сером тумане, стараясь определить направление источника звука, и решил, что это где-то возле полей.

Аду Бомон принесли на плаще, с которого скатывалась кровь, смешанная с дождем. Боб Дэвис шел за носилками. Его промокшая одежда была испачкана в грязи и крови. Взгляд его был пустым, без всякого выражения, как будто жизнь покинула Боба.

Конн подошел к носилкам и посмотрел на то небольшое, жалкое, что лежало на носилках. Было невыносимо думать о том, что Ада, такая полная жизни, оперативник спецслужбы, пережившая Фаргон, войну, Возвышение, безжалостная к врагам, всегда имеющая в запасе какую-нибудь хитрость, которую не ждал противник, теперь превратилась в нечто маленькое, незначительное. Люди стояли вокруг, и глаза их были полны слез. Только у Боба Дэвиса глаза были сухими, лицо мертвенно бледным. Конн сунул руки в карманы, и холодок пробежал у него по спине.

– Это был туннель калибана, – сказал Пит Гэллин, вытирая мокрые глаза окровавленной рукой. – Андрессон... Он видел, как это случилось.

– Мы обследовали размыв, и она разговаривала со мной, когда земля поехала у нее под ногами. Позади нее стоял припаркованный краулер. Он начал скользить, и Ада попала под него. Мы пытались взять его на буксир другим краулером, но вы же знаете эти туннели калибанов – глубиной в три-четыре метра. К тому же там мягкая земля – краулер буквально всосало в нее...

– Необходимо быть осторожным, – сказал Конн и тут же подумал, что от него ждут выражения горя, скорби... И теперь они будут ненавидеть его, так как он не нашел нужных слов. – Другого краулера у нас больше не будет.

Стояла мертвая тишина. И только носильщики тяжело дышали от тяжести. Они стояли, склонив головы, и вода лилась с их капюшонов, смешиваясь с кровью Ады Бомон, капавшей с носилок.

– Мы похороним ее в земле, там, где не планируется строительство зданий. Я думаю, над морем.

Он пошел прочь – в полной тишине. И он не понимал, что это тишина в его душе, пока не отошел достаточно далеко. Конн прошел в свое жилище, закрыл за собой дверь, снял мокрую куртку и бросил ее на скамью.

Затем, стоя посреди комнаты и дрожа от холода и отчаяния, заплакал. Он понимал, что сейчас ему не помогут ни Пит Гэллин, ни кто-либо другой. Он был стар, болен, и смерть Ады Бомон поразила его в самое сердце.

И все же, несмотря на шок, он понимал, что подкопы калибанов под периметр лагеря хуже, чем смерть Ады. У него даже возникли сомнения в возможности сосуществования с калибанами. Все это грозило конфликтом. И этот конфликт мог изменить будущее мира, так как в этом случае люди останутся только со своими машинами и со своими ресурсами. Когда погода наладится, им всем следует собраться вместе и попробовать обсудить планы на жизнь в свете новых фактов. Нужно сделать все, чтобы спасти жизни сорока тысяч человек.

Нужно сделать перемещения. Гэллин будет вторым губернатором – он способен справиться. Конечно, Гуттиериз, может быть, заслуживает должности выше, но нет возможности назначить его на более высокий пост, перескочив сразу через несколько должностей. И Седжевик – тоже очень умен, хотя несколько нерешителен.

Конн вытер глаза. Он не мог сдержать дрожь в руках.

Кто-то стукнул в дверь и открыл ее, не дожидаясь разрешения. Конн обернулся, это был Дин, представитель медицины.

– Как вы себя чувствуете, сэр?

Конн выпрямился, расправил плечи:

– Нормально. А как Боб?

– Его напичкали лекарствами. Вы уверены, сэр, что вам не нужна помощь?

– Сейчас я переоденусь и приду в главный купол.

– Да, сэр. – Оценивающий взгляд и Дин вышел.

Конн повернулся к вешалке, где висела его, одежда и выбрал все самое теплое... Одежда была влажной. Ему хотелось выпить. Очень хотелось.

Однако он вышел и пошел прямо в главный купол – нужно было делать дело: встреча с людьми, изложение своих планов.

* * *

Похороны уже состоялись, однако Конн не смог прийти на них из-за холода. Он весь дрожал.

Вскоре стали собираться люди, замерзшие, усталые, промокшие. Дэвид, наглотавшийся таблеток, был в прострации. Гэллин сидел с закрытыми глазами, и перед ним на столе стояла чашка с горячим чаем.

– Тебе необходимо осмотреть весь лагерь, – сказал ему Конн. – И выяснить, есть ли где-нибудь еще подкоп.

– Да, сэр.

Ариэль, как всегда сидел на ящиках. Конн с болью посмотрел на него через плечо Гэллина.

– Это была глупая случайность, – сказал он. – Это все, что можно сказать. Однако мы должны сделать все, чтобы это не повторилось.

– Сэр, – сказал Гэллин. – Курган калибана на этом берегу... Я хочу разрушить его.

Конн посмотрел на Гуттиериза, который плотно поджал губы.

– Что вы думаете, Гуттиериз?

– Я бы сначала хотел узнать, – начал Гуттиериз, – этот ли курган является источником туннелей под лагерем. Если мы не будем знать точно, а будем только предполагать, проблему мы не решим.

– Что ты предлагаешь?

– Мне бы хотелось это выяснить.

– Мне тоже. Я думаю, надо прозондировать туннели и узнать, куда они ведут.

– Я займусь этим. Сегодня вечером.

– Сегодня вечером ты составишь план, а зондировать будешь днем. Мы даже не уверены, что это туннели калибанов, не так ли?

– В этом-то все и дело, – сказал Гуттиериз.

Конн взял бутылку и налил себе в стакан большую дозу. Рука его заметно дрожала. Затем он жадно глотнул, и алкоголь немного успокоил его измученные нервы.

Ариэль соскользнул с ящиков и разлегся на полу, как бы демонстрируя себя. Кто-то поднялся и дал ему немного еды. Пища моментально исчезла в пасти ящерицы.

Конн допил стакан, извинился перед всеми, надел куртку и побрел к себе сквозь дождь и ветер.

Дождь постепенно стих. Над лагерем зажглись электрические лампы, вокруг которых туман образовал радужные ореолы. Конн остановился, осмотрел весь лагерь, думая о том, что будет здесь с ним в дальнейшем.

– Они положили ее в землю, – сказала Пиа. Они лежали в постели, наслаждаясь теплом и уютом. – Они закопали ее в землю, а сами стояли и плакали.

Для них это было откровением – смерть человека. Они привыкли, что смертны ази. Когда умирал ази, его тело несли в белое здание лаборатории, и если это был хороший ази, то можно было быть уверенным, что родится другой ази, этого класса. В этом была гордость ази. И это что-то значило.

А они ничего не оставили от Ады Бомон. И лаборатории здесь не было, чтобы возродить ее.

– Мне бы хотелось, чтобы сейчас были ленты, – сказал Джин. – Мне их не хватает.

Пиа крепко прижалась к нему, спрятала лицо у него на груди.

– Мне тоже не хватает. Очень жаль капитана. Вероятно, это чья-то ошибка.

– Говорят, что нельзя использовать машины в такую погоду. Капитан ведь погибла под машиной.

– Когда здесь будут лаборатории и ленты, все будет хорошо, – сказала Пиа.

– Да.

Джин и Пиа занимались в темноте любовью, и это заменяло им ленту. Джин думал о том, что они счастливее, чем обычные люди, так как когда умирает человек, то невозможно создать другого такого же, чтобы заменить его. По крайней мере, здесь, в этом мире. А таких, как он и Пиа, 9998-х и 687-х много. И теперь они занимались любовью, так как это было приятнейшее занятие и оно было им разрешено.

Джин знал, что в результате этого рождаются люди, и чувство ответственности овладело им. Он понимал, что их выбрали именно для этого и они должны были сделать то, что от них ждали.

Дожди прекратились, и на небе среди редких рваных облаков появилось солнце. Мир сразу изменился. Краулеры стояли на расчищенных полях, все еще покрытых жидкой грязью, а в том месте, где люди брали пробы, зияла черная яма. Мир изменился еще и потому, что теперь на высоком берегу над морем была могила человека, умершего здесь. И эта могила была видна из лагеря.

Джин прошел к столу своего супервизора, чтобы получить назначение на работу. Ему был вручен металлический стержень и даны инструкции, что с ним делать. Супервизор объяснил ему, что он должен брать пробы грунта. Джин пошел со всеми и работал до тех пор, пока у него не заболели плечи. А затем Гуттиериз и его помощники забрали то, что добыл Джин.