Текст книги "Голос в радиоэфире"

Помните, я говорил про ее волосы? Их с лихвой хватило бы на троих обычных людей – длинные, рыжие, волнистые. Однажды учитель физики сказал, что хаос очень похож на ее волосы.

Так вот, мы нашли нужную улицу и подъехали к нужному дому. Около него остановился школьный автобус, из которого вышли дети с точно такими же волосами. Можно было предположить, что у них одинаковые гены. Получалось, Дженни – действительно их сестра.

Я вцепился в руль так, что костяшки побелели. Сказать, что удивился, – ничего не сказать. До этого я не верил, что Дженни украли. Мне тогда чуть плохо не стало. Потому что моя семья была очень близка с ее родителями. Я любил их почти так же сильно, как своих. Если они действительно выкрали девочку, как могло получиться, что эти люди были такими хорошими? На этот вопрос нельзя было дать приятного ответа. Ответ мог быть только самым неприятным. Моя бедная Дженни практически сползла на пол автомобиля, чтобы дети не заметили ее волос. И прошептала: «Езжай, Рив, скорее уезжаем отсюда».

И уехали. Мы никому не сказали, где были и чем занимались: ни членам собственных семей, ни властям, ни семье из Нью-Джерси. Но поняли, что ее действительно украли. И вопрос оставался тем же: «А что дальше?»

Миссис Спринг наблюдала, как члены семьи расходятся по комнатам, чтобы ложиться спать. Муж выключил компьютер и вышел в коридор. Потом на второй этаж, шагая через ступеньку, поднялся тринадцатилетний спортсмен и силач Брендан. Подошвы его кроссовок огромного размера оставили черные следы на свежепокрашенных лестничных ступеньках. За ним медленно поднялся Брайан.

Она была не самой лучшей матерью, раз в рабочий день вечером потащила сына за покупками. Для Брайана это было слишком поздно.

Послышались звуки сбрасываемой на пол обуви, закрывающихся дверей и текущей в кранах воды. Миссис Спринг чувствовала себя спокойно, когда все были наверху в полной безопасности.

Женщина окинула взглядом гостиную. Завтра подвезут новую мебель. Это радовало. Столько свободного пространства, в котором можно поставить удобные и красивые предметы мебели. Огромные мягкие кресла, в которые можно плюхнуться с книгой. Широкие и удобные диваны, на которых можно поваляться, вздремнуть или посмотреть телевизор. Здоровый стол, за которым хватит места всем, включая дядюшек, тетушек и соседей.

Для всех, кроме Джен.

Джен, которая с такой радостью стала Дженни.

Каждый раз, когда миссис Спринг была слишком занята, чтобы помнить, ее охватывало одно и то же знакомое чувство, обвивающее и душащее ее, как лиана.

Потеря Джен.

Где-то в самой глубине души, в черной, как угольная шахта, дыре, женщина продолжала ждать. Она ждала возвращения дочери.

IV

Это был День Помады. Всем хотелось как-то красочно встретить и оживить серенький ноябрь.

Все – парни и девушки – намазали губы помадой самых разных цветов: от ярко-красного до оранжевого, как тыква на Хэллоуин, до девчачьи-розового. Смысл мероприятия простой: получить на собственной физиономии как можно больше отпечатков губ.

Дженни была покрыта аккуратными отпечатками разных губ разных цветов. Некоторые умудрялись размазывать их, но она строго следила, чтобы ее целовали аккуратно или не делали этого вообще.

Все превратились в воинов-индейцев в боевой раскраске, каждая из которых отличалась цветом и узором. Никто никого не целовал в губы – это запрещалось. Смысл игры в том, чтобы украсить друг друга, как таинственную книгу письменами.

Среди учеников были и те, с кем Дженни и рядом не хотела садиться. Несмотря на личную антипатию, надо было плотно сжать губы и запечатлеть серьезный поцелуй на щеке этого человека. Их не хотелось целовать, но приходилось.

У Сары-Шарлотты была помада совершенно запредельных цветов.

– Моя мама не особо разбирается в этом, – объяснила Сара-Шарлотта. – У нас дома навалом помады омерзительно пурпурного цвета, как свежий синяк.

Во время обеда она раздавала эту помаду тем, у кого ее не было.

Дженни чувствовала себя легко. Естественно легко. Словно взбитые сливки или запах сирени. Сегодня ее копна волос гордо развевалась, словно знамя.

«Я вернулась, – думала она, – Я пережила этот период. Я наконец-то вернулась, оставшись собой, и знаю, что делаю».

– Дженни, – произнес Ван, который побрил голову и у которого, соответственно, появилось гораздо больше места, куда его можно было целовать. – Я жажду твоего отпечатка.

– У меня он особенный, – заметила девушка.

Она всегда с симпатией относилась к Вану. Когда у тебя есть бойфренд и все об этом знают, общение с другим парнями становится проще. Можно было не волноваться, что скажут остальные, и спокойно дружить.

– Так куда тебя поцеловать? – спросила она.

– В череп меня целуют все, – ответил он. – Но для тебя, Джейн Элизабет Джонсон, я оставил место на щеке.

Со всех сторон раздались аплодисменты и свист.

Сара-Шарлотта так густо накрасила губы подруги отвратительным пурпурным цветом, что, казалось, на них появился слой штукатурки. Дженни обхватила ладонями голову Вана и аккуратно поцеловала. После этого отошла, чтобы оценить свой «отпечаток».

Подруга всегда помнила о мелочах, о которых большинство людей забывали. На этот раз она принесла ручное зеркало, которое передала Вану, чтобы тот мог рассмотреть новенький поцелуй.

Год назад в этой школьной столовой Дженни Джонсон увидела на пакете молока фотографию обычной трехлетней девочки с двумя висящими вдоль щек косичками. На ней было светлое платье в темный горошек с узким воротником. Увидев эту фотографию, Дженни почувствовала, что земля словно вдруг ушла у нее из-под ног. Она вспомнила то платье. Ей захотелось произнести имя лучшей подруги Сары-Шарлотты, сказать, что произошло что-то ужасное, но она не смогла раскрыть рта.

У Дженни было ощущение, что в течение нескольких последующих месяцев она вообще не могла разговаривать ни с кем. Но этот период остался позади. Теперь она знала, что находится в знакомой школе среди друзей с отпечатками губной помады на щеках, подбородках и лбах.

Девушка словно со стороны услышала собственный смех, узнала его звуки – именно так она смеялась до того, как увидела свою фотографию на пакете молока. Ей ужасно захотелось позвонить Риву и сказать: «Я снова здесь, и я смеюсь!»

После окончания занятий Сара-Шарлотта решила похвастаться перед народом «боевой раскраской». Единственным вариантом был проходивший после уроков волейбольный матч. Дженни не особо любила волейбол. Она так и не научилась нормально подавать, без того чтобы не вывернуть себе кисть. Тем не менее волейбола она боялась меньше, чем баскетбола, девушку в любом случае не привлекали ситуации, когда мяч летел в ее сторону. Оставалось только восхищаться игроками, которым нравился этот процесс, и они имели возможность завладеть мячом.

Вместе с другими учениками они с подругой сидели на трибунах. В толпе были фотографы, делавшие фото для альбома выпускников. В сторону Дженни двигался главный среди них – Тайлер.

Она отрицательно покачала головой и отвернулась.

– Да ладно тебе, – сказал Тайлер. – Дай сфотографирую твое лицо крупным планом.

Он запрыгнул на трибуну, чуть не сбив сидевших там людей.

Дженни закрыла лицо рукой, но парень все равно сделал несколько снимков. Потом она убрала руку и враждебно на него уставилась, а Тайлер поймал момент и сделал еще один кадр.

– Хватит, – сказала она, – я же не в выпускном классе.

– Дженни, эти фото пойдут в альбом предвыпускного класса. Специально для тебя мы сделаем страницу, оформленную в виде пакета из-под молока.

– А это зачем?

– Перестань, ты же знаменитость. Лицо на пакете молока. У тебя потрясающая история. Люди про тебя целые альбомы с рисунками и вырезками из газет составили. Поэтому мы и обыграем историю в фотоальбоме класса.

Она пытается забыть эту страшную часть своей жизни, а они хотят сделать из этого отдельную страничку?!

Неужели они могли подумать, что эта идея ей понравится? Это же приглашение, чтобы люди писали в ее альбоме не что-то типа «С тобой было весело, буду по тебе скучать. Успехов!», а «История твоего похищения была суперинтересной. Никогда не забуду, как в школу приезжало телевидение, чтобы взять у тебя интервью». Все хотят выставить ее трагическую историю в виде сенсации, показать, что ее родители были виноваты в похищении? И это собираются обыграть в фотоальбоме класса?

Дженни хотелось вырвать камеру из рук Тайлера, открыть затвор, вытянуть пленку и разорвать ее голыми руками. Что она и сделала.

До этого на нее обращал внимание только он, теперь же смотрели все сидевшие на трибунах. Многие вскочили с мест, чтобы посмотреть, что происходит. Девушка выглядела как настоящая сумасшедшая и была страшно испугана. Лицо было покрыто «поцелуями», а руки дрожали после того, как она вырвала пленку из камеры Тайлера.

«Надо уходить», – подумала она и встала, чтобы выбежать из спортзала. Дженни хотела смыть следы губной помады с лица и спрятаться. Она неоднократно пряталась в школах в Нью-Джерси и в Коннектикуте за копной собственных волос и за полным молчанием, которое хранила.

– Не надо, – произнесла Сара-Шарлотта и потянула ее за руку, чтобы подруга села на место. – Просто улыбайся и жди. Все от тебя отстанут. – Подруга отдала фотокамеру владельцу со словами: – Все, Тайлер, вали.

– Мне нужно уйти, – прошептала Дженни. – На меня все смотрят.

– А ты смотри на них. Не убегай.

Дженни чувствовала себя совершенно разбитой. Но Сара-Шарлотта оказалась права. Через пару минут все позабыли о ней и переключили внимание на игру.

– Убегать или сражаться – это самые примитивные человеческие реакции, – объяснила девушка. – Но ты почему-то пытаешься делать и то и другое одновременно. Зачем? Ничего хорошего из этого не выйдет. Когда в следующий раз захочешь сражаться – сражайся, а не убегай.

Почему подруга, у которой никогда не возникало подобных проблем, была такой мудрой? Почему Дженни, у которой они неоднократно повторялись, так и не смогла ничему научиться? Это казалось несправедливым.

– Насколько я понимаю, в прошлом году твоя реакция сводилась к постоянному убеганию, – сказала Сара-Шарлотта. – Ну и какого результата ты добилась? Один кошмар за другим, – продолжала она, словно главная ошибка Дженни состояла в том, что та не могла усидеть на месте. – В этом году выбери другую стратегию – сражайся. Это поможет быстрее закончить эту историю.

Закончить эту историю.

Старшая сестра Рива Лиззи была ее адвокатом. Дженни неоднократно спрашивала:

– Когда все это закончится? И закончится ли вообще? Когда я наконец буду обычной девочкой в обычной семье?

– Никогда, – отвечала Лиззи.

«Рив, – подумала Дженни. – Как бы я сейчас хотела быть с тобой. Когда мы вместе, не надо выбирать, что делать: убегать или сражаться. Когда я с тобой, все плохое заканчивается».

Вот если бы жизнь подростка не была такой сложной и поэтапной… Сначала период средней школы, который заканчивался, и начиналось обучение в колледже. Рив сейчас был в другом мире. И точка.

Она закрыла глаза и представила, что парень рядом.

Сотрудникам радиостанции WSCK зачастую было сложно выполнить пожелания слушателей. Это было что-то из мира крупных, коммерческих радиостанций.

Они же ставили музыку групп, которые успевали образоваться и распасться в течение семестра; групп, которые каждый месяц меняли название; групп, название которых оставалось прежним, зато певцы обновлялись постоянно.

В этой ситуации было сложно представить, что радиослушатели в состоянии запомнить названия, потому заявки часто формулировались следующим образом: «Знаете ребят с шестого этажа первого корпуса общаги? Ну с бородами? Поставьте их». Как работники радиостанции могли найти музыку, не зная названия, исходя только из того, что исполнители носят бороды? Или: «Поставьте музон той группы, которую недавно ставили. Там ребята пели. Помните?»

Дерек не особо любезничал с теми, кто оставлял подобные заявки, а вот Рив пытался быть вежливым и понять, какую именно группу человек хочет послушать. По вторникам и четвергам все звонили исключительно по поводу истории Дженни. С каждой неделей их становилось все больше. Тридцать девять звонков за вечер – это уже был далеко не предел. В середине программы Рив обычно говорил: «Есть вопросы? Звоните, если хотите, чтобы передача продолжалась». И звонили.

Рив не мог понять, как ему, сидя перед микрофоном, удавалось сказать вслух то, что он никогда бы не произнес в обычном разговоре. Например, никогда бы не признался даже родителям в том, что Дженни часто плакала. Даже лучшему другу не рассказывал, сколько страданий доставила девушка семье Спринг. Ничего не рассказал Саре-Шарлотте, хотя та настаивала, чтобы он поделился секретами.

Однако ему не составило труда высказать в эфир все о своей девушке. Сама Дженни не стремилась поделиться переживаниями с окружающими, но Риву высказывала все, что у нее было на душе. Тот просто сидел и слушал. Парню казалось, что Дженни – источник чистой ключевой воды, а все обстоятельства, в которые она попала, были грязными и мутными.

На самом деле он часто отключался и переставал слушать ее проблемы, мечтая только о том, чтобы все это происходило в другое время года – летом, когда он мог бы натирать ее тело кремом от загара.

Потом Рив снова возвращался к действительности и переставал думать о красоте девушек, когда собственная начинала плакать по поводу родителей. Тогда ему хотелось сказать: «Послушай, да они всего лишь твои родители. Что ты паришься? Посмотри, кто тебя сейчас обнимает! Парень, который хочет тебя так сильно и который не понимает, почему ты все еще говоришь о взрослых. И вообще, почему и зачем говоришь. Разве ты не можешь понять, что есть время и место для разговоров, а сейчас не время, не место для них?»

Нет, Дженни не понимала, что настало время физической, а не эмоциональной близости.

Сестра Рива тоже любит говорить. Поэтому она выбрала соответствующую профессию и стала адвокатом. У Лиззи в голове были только аргументы. Она любила тишину, которую могла бы заполнить какой-нибудь назидательной лекцией; любила вопросы, потому что они давали ей возможность долго и подробно отвечать. Она не любила находиться в кругу семьи, потому что родственники считали, что тоже могут вставить слово, а это было в корне неправильно. Говорить должна была только Лиззи. Все остальные обязаны слушать.

И вот сейчас Рив ощутил неожиданную близость с сестрой. Он должен говорить, а все остальные – слушать.

– Вопрос, который вы хотите задать, следующий: «Кто в этой истории плохой? Кто здесь антигерой?» Подобной истории просто не может быть без злодея. Но все родители Дженни были чудесными людьми. Тут возникает небольшая проблема. Где же злодей? Кто-то совершенно очевидно должен им быть. И вы совершенно правы. В этой истории есть злодей. И имя его – Ханна.

После Рива к микрофону сел Дерек.

– Вместо того чтобы слушать говномузыку, записанную студентами в вашем колледже, сходите-ка на нормальный, настоящий концерт! – заявил он в микрофон, чтобы вызвать хоть какую-то реакцию.

Парень чувствовал, что с ним несправедливо обошлись, его позабыли. Винни теперь носился с Ривом как с писаной торбой. Тот садился перед микрофоном, произносил всего несколько фраз о своей девушке, и телефон начинал звонить. Трэш, который он рассказывал о Дженни, оказался очень востребованным.

Радиопсевдоним ДерекVIP, которым его владелец еще недавно так гордился, стал практически насмешкой. В течение месяца его программа превратилась в «разогрев» той, что вел Рив.

У самого Дерека не было девушки. Если верить словам Рива, казалось, что Дженни – прекрасная и изумительная, словно из сериала «Однажды в сказке»[2]2
  Once Upon a Time – американский телесериал канала ABC в жанре фэнтези (прим. пер.).


[Закрыть], у которой должно быть все, включая прекрасного принца.

Только вот у нее могло быть очень много всего, кроме, к сожалению, прекрасного принца…

У Дженни не было водительских прав. Все сверстники жили в ожидании, когда наконец получат их. Девушка же не хотела. После многих лет, когда она жила в заботе и безопасности, она не собиралась менять ситуацию. Ей нравилось, когда ее возят родители. Она садилась в автомобиль и мечтала.

В прошлом году ее возил Рив, а в этом – Сара-Шарлотта. У нее была далеко не самая безопасная машина – древняя, проехавшая уже 150 000 километров. Обшивка сидений прогнила и потрескалась от солнца. Приходилось подстилать под себя полотенце, чтобы не перепачкаться вылезающим наружу наполнителем, и молиться, чтобы пережить опасные моменты, возникающие оттого, что Сара-Шарлотта резко тормозила и останавливалась слишком близко от впереди стоящего автомобиля или другого препятствия.

После окончания матча девушки вместе поехали к Дженни домой. Сара-Шарлотта задела колесом тротуарный бордюр и два раза проскочила на красный.

– Я, наверное, с ума сошла, раз сажусь к тебе в машину, – призналась девушка.

– То, что нас не убивает, делает нас сильнее. Эй, смотри, у тебя на крыльце тот самый репортер! Тот, который никак не успокоится.

Дженни его узнала. Он любил задавать вопросы об ответственности. «Как получилось, что Ханна стала похитительницей детей? Что мистер и миссис Джонсон сделали не так, после чего взрослая дочь украла маленькую девочку из семьи Спринг?»

– Хочешь ко мне? – предложила Сара-Шарлотта.

Прекрасный дом семьи Джонсон, который должен быть открыт солнцу и небу, показался Дженни мрачным, потому что шторы на всех окнах были закрыты. Это сделала мама, находившаяся дома.

– Нет, я должна войти. Мама там совсем одна.

– Звони, если буду нужна.

– Надеюсь, тебе не придется спасать меня два раза в один день, – ответила Дженни и быстрым шагом пошла к входной двери.

– Джен Спринг! – воскликнул репортер. – Рад тебя видеть! Прошло шесть месяцев с тех пор, как…

Та не посмотрела на мужчину и не сказала ни слова. Она знала, что, если молчать, ему будет не о чем писать.

Дверь открыли изнутри, девушка вошла, и вместе с матерью они быстро захлопнули ее. Дженни потерла в ладонях холодные руки мамы. За последний год та сильно сдала: похудела, пальцы стали костлявыми и старыми на вид.

– В чем дело?

– Он говорит, что читатели заслуживают того, чтобы получить информацию о произошедшем за последнее время.

«Все чего-то заслуживают, – подумала она. – Сара-Шарлотта – того, чтобы узнать подробности. Тайлер – того, чтобы получить фотографии, а читатели – того, чтобы им на тарелочке дали кусочек моей мамы».

Она всех их за это ненавидела.

Девушка сварила кофе. От него мама расслаблялась, а Дженни, наоборот, была готова запрыгнуть на стену. Хотя сегодня ей лучше не слишком сильно волноваться, потому что хотелось рассказать, как прошел день в школе и как Тайлер планировал обыграть ее фотографию в классном альбоме.

Когда пришел папа и ему сообщили, что снова приходил репортер, он не сгладил ситуацию, а только усугубил.

– Я в последнее время часто думаю о Ханне, – признался он.

Родители не говорили о ней, никогда не признавались, что она их настоящая дочь, о которой вообще-то надо думать.

Дженни с ужасом представила, как родители живут, словно у них под кроватью находится чемодан, набитый Ханнами. Но они не могли вынуть ее, словно Барби, одеть, причесать и устроить ее жизнь.

– Я недавно в интернете поискал, – продолжил папа и прикоснулся к пальцам жены. Дженни обратила внимание, как сильно палец матери похудел – пришлось обмотать изнутри обручальное кольцо изолентой, чтобы оно не слетало.

– В сети можно связаться с миллионами неизвестных. С именами без лиц. Со скрытыми людьми.

На языке семьи Джонсон выражение «скрытый человек» означало Ханну.

– Думаешь, она жива? – спросила шепотом миссис Джонсон. Она тряслась от страха, но в голосе звучала надежда. Ханна была потерянной дочерью. Опасной, однако все равно дочерью.

«Зачем мы надеемся, что Ханна жива? – подумала Дженни. – Ее время прошло. Ей поздно делать карьеру, искать нормального мужа и завести детей. Я – их единственная надежда. Я – это то, что стоит между ними и адом».

Дженни настояла на ужине. Она распределила задания, спросила, приняли ли все лекарство от сердца.

– Все? Всем-то зачем? Мы выпили, но тебе, к счастью, не нужно.

«Увы, мне тоже приходится, – подумала Дженни. – Всем нужно принимать лекарства».

– Здравствуйте! Вы позвонили на радиостанцию WSCK, – произнес Рив в телефонную трубку. – Мы здесь, мы ваши, и мы больны! Чего хорошего скажете?

– Привет, Рив! Ты сегодня будешь делать программу «Дженни»?

Его узнали по голосу!

«Ничего себе!» – подумал он. Отвечая на следующий звонок, парень пошел на небольшую хитрость.

– Здравствуйте! Вы позвонили на радиостанцию WSCK. Мы здесь, мы ваши, и мы больны! Меня зовут Берт Смит, чего хорошего скажете?

– Привет, Рив! Берт Смит – дурацкое имя, не стоит его использовать. Твое собственное гораздо сексуальнее. Послушай, у меня вопрос. Я никак не могу понять, почему родителей, которые так или иначе были похитителями, ты считаешь хорошими?

Отвечать на звонки стало практически так же интересно, как и выступать в эфире. Иногда возникало желание записывать звонки в качестве доказательства, что он играет в этом мире роль и имеет определенное значение.

Звонки записывали только тогда, когда диджей планировал пустить их в эфир. Это делал только Дерек, который обожал, когда звонят глупые люди. Кто-то мог, например, позвонить и спросить: «А что, действительно во вторник начинаются экзамены?»

Дереку нравились такие идиотские вопросы. Например, на вопрос о начале экзаменов он мог ответить так: «О боже! Экзамены уже закончились! Ты что, все это время спал? Семестр уже закрыли! Как ты объяснишь родителям, что пустил на ветер двенадцать тысяч долларов?»

Он часто записывал звонки, чтобы иметь на пленке смешной разговор, который мог потом запустить в эфир. Все остальные просто фиксировали длительность и время звонка, чтобы доказать, что у них есть слушатели. Рив отметил в журнале, что очередной звонок по поводу программы «Дженни».

Подумать только, Дженни в кавычках означала название его программы. Это его время в эфире. Драма. Никакого отношения к реальному человеку…

Рив слушал, как Дерек читает заставку собственной передачи, театрально растягивая гласные и выделяя отдельные слова.

«А у меня собственный голос, – подумал он. – Собственная история».

Потом, когда программа Дерека подошла к концу, приготовился говорить Рив. Он потрогал микрофон и подумал, что тот дает ему потрясающую свободу. В эфире он мог говорить все, что хотел, и все, что вздумается.

И именно так он себя и повел.

– Ханна. Она была симпатичной, но ее красота была какой-то ущербной. Девушка выглядела как побитая тряпичная кукла. С ней никто не хотел дружить. Всегда на заднем плане или вообще за кадром. Обреченный человек.

Ханна вступила в секту, ушла из обычной жизни. Возможно, она думала, что делает все правильно и Бог на ее стороне, так как именно это и говорили в секте.

Спустя несколько лет после того, как она ушла из своего красивого дома и от любящих родителей, Ханна выкрала маленькую девочку, которую звали Джен Спринг.

Зачем? Никто не знает. Может, ей просто была нужна компания, общество другого человека. Просто чтобы кто-то находился на сиденье рядом и улыбался. Чтобы был кто-то, с кем она могла съесть мороженое. Может, все произошло само по себе, и она не знала, что делать дальше. Или хотела, чтобы семья этой девочки страдала. Чтобы члены семьи много лет волновалась, думая, что произошло с дочерью. Жива она? Страдает? Холодно ли ей? Боится ли она?

Ханна отвезла девочку к собственным родителям и рассказала, что это ее дочь. «Вот ваша внучка. Вы будете для нее лучшими родителями, чем я, – сказала она. – Ей с вами будет лучше. Возьмите, а я уезжаю. Пока!» И действительно уехала.

Она вернулась в секту. А может, и не вернулась, кто знает. В любом случае женщина исчезла, сказав родителям: «Наслаждайтесь, получите от нее удовольствие!» И они именно так и сделали! Не знаю как, но они решили, что девочку зовут не Джен, а Дженни. И она была для них светом в окошке. В процессе воспитания Ханны они, наверное, что-то делали неправильно, где-то сильно ошиблись, хотя и не поняли, в чем именно. Сами подумайте – у хороших родителей дочери вряд ли уходят в секты и бросают собственных детей. Но родители решили, что с этой маленькой девочкой все должно быть правильно. На этот раз они будут идеальными родителями. И Дженни, соответственно, должна быть идеальной дочерью.

Дженни вынула всех Барби. У нее было мало аксессуаров, домов, мебели, машин и прочего. Это давно продали на благотворительных аукционах. Осталось немного разной одежды.

Она села на кровать и начала разбирать одежду по профессиям. Барби нравится выступать на сцене, поэтому у нее есть костюмы балерины, певицы и модели. Ей нравятся и другие профессии, например, врач, астронавт или военнослужащий. И, конечно, кукла любит спорт, поэтому у нее есть костюм наездницы, тренера по плаванию и просто бикини, чтобы загорать. Девушка подумала, что в чемоданчике есть костюмы для гораздо большего количества профессий, о которых сама Дженни могла только мечтать.

На самом деле инцидент с фотографиями для альбома навел ее на мысль, что она закончит школу и придется учиться в колледже. В связи с этим девушка подумала, что у нее не было никаких планов на будущее. Единственное, чего хотелось, – это сохранить здравый рассудок и поддерживать хорошие отношения с родителями.

А еще выйти замуж.

Она хотела выйти замуж и жить, как родители в ее обеих семьях. Супруги Джонсоны и Спринги поженились и не расставались. Они были вместе и в счастье, и в горе. Когда наступал плохой период, вместе ждали, когда пройдут эти времена и снова наступят хорошие. Она подумала, что Рив не звонил, не писал и не проверял свой и-мейл, но это ничего не значит.

Два года.

Через два года она тоже будет учиться в колледже.

Рив снова допоздна проторчал на студии. К тому времени когда закончилась работа и он решил поужинать, кафе уже закрылось. Снова пришлось покупать что-нибудь в автоматах.

– Слушай, а ты, случайно, не работаешь на WSCK? – спросила девушка, выбиравшая чипсы.

Рив ухмыльнулся и кивнул. Ему нравилось, когда его узнавали.

– Меня зовут Керри, – представилась она и протянула ему упаковку. – Ты рассказываешь про Дженни. Я слышала все передачи.

Ничего себе! Дома, в Коннектикуте, узнавали и уважали только его старшего брата и сестер. Неудивительно, почему ему так нравилось, что его узнавали незнакомцы.

– Классный момент, когда ты рассказывал, что у Дженни были ночные кошмары и ей пришлось забаррикадироваться подушками, чтобы демоны не укусили ее за спину и за пальцы ног, – сказала Керри. – Я то же самое делала, когда была маленькой.

Рив почувствовал, что во рту пересохло, словно он неожиданно увидел на улице медведя. «Неужели я все это произнес в эфире? Даже родители Дженни об этом не знают. А весь Бостон теперь знает».

– Мой бойфренд Мэтью влюбился в нее. Говорит, что узнает ее по копне рыжих волос, если случайно встретит на улице.

Рив даже и не подозревал, что описал девушку настолько подробно и ее могут узнать. Он хотел, чтобы его слушали, стремился иметь аудиторию, но при этом не хотел, чтобы слушатели были реальными.

«Ладно, – успокоил он себя. – Она же никогда не услышит мои радиопередачи. Никто, кроме студентов, не слушает станцию WSCK. В Бостоне есть, наверное, пятьдесят коммерческих, и все слушают именно их».

Статистика всегда оказывала на Рива успокоительное действие.

Он пошел по улице в сторону общаги. В Хиллс-колледже не было поросших травой лужаек и отдельного студенческого городка. Кампус располагался в домах, занимавших несколько кварталов прямо внутри города. Рив пока не исследовал его, как многие первокурсники, которые ходили за покупками на Ньюбери-стрит, катались на роликах по Коммонвелт-авеню или прогуливались по Массачусетс-авеню в сторону Кембриджа. Он знал, что жители Бостона в разговоре чаще всего это название сокращают до «Масс-ав», но лично там пока не был. Все свободное время он проводил на радио.

Парень обошел разрытую часть тротуара напротив здания общаги. Пространство было огорожено, стояло несколько бульдозеров, но на стройку не походило. Рив никогда не видел, чтобы внутри кто-то работал.

Он не поехал на лифте, а через две ступеньки взбежал на четвертый этаж по лестнице. Ему нравилось быстро двигаться, от этого парень чувствовал себя лучше. Недалеко от его комнаты располагался лифт, откуда вышли трое незнакомых ему парней. Судя по внешнему виду, какие-то повернутые на компьютерах ботаны. Студенты считаются взрослыми, но вот эту троицу можно было назвать мальчиками.

– Привет, – сказал один. – Мы – Visionary Assassins[3]3
  Assassins – на английском ассасины, или убийцы. (прим. ред.).


[Закрыть].

– Ого, – удивился Рив. Они выглядели настолько «зелеными» и не приспособленными к жизни, что назвать их «убийцами» просто язык не поворачивался.

– Мы пришли тебя поблагодарить. – Было заметно, что парни очень рады видеть Рива. Для них он был человеком, который что-то значил и чего-то в жизни добился. – Ты часто ставишь нашу музыку во время программы. Наши песни теперь многие воспринимают как заставку к твоей передаче. Сейчас все слушают «Дженни», и в связи с передачей вспоминают и нас. Благодаря тебе нам в первый раз предложили сыграть за деньги.

«Ничего себе! Моя радиопередача что-то значит!»

– Можешь в следующей передаче сообщить слушателям, что в субботу мы играем в клубе Peaches’n’Crude? – спросил один из парней. – Будет здорово, если сам сможешь прийти.

Рив не хотел, чтобы они заметили, насколько он обрадовался. Хорошо быть известным! Ему хотелось подпрыгнуть и ударить кулаком в потолок, но он сдержался.

– Может, зайду, – небрежно бросил он, махнул им рукой и открыл дверь комнаты.

Его сосед обзавелся девушкой, которую звали Пэмми и которой он выдал дубликат ключа от комнаты. Эта Пэмми практически все время находилась в их комнате. Рив почти привык, что видит ее в разной степени раздетости. Да, колледж – это тебе не дом.

Девчонка набросилась на него и крепко обняла. Он вывернулся из ее рук.

– Мы как раз о тебе говорили. Так что же было в ящике на чердаке? Ты упомянул о нем, но не уточнил, что внутри.

Было странно слышать, что кто-то другой цитирует его слова.

– Ну, давай, Риви, колись.

– Если еще раз так меня назовешь, я положу гранату в твои хлопья.

– Ну что же все-таки было в том ящике? – спросил Корделл. – Я твой сосед по комнате. Ты просто обязан мне рассказать.

Рив на секунду представил, какая аудитория может быть у его программы. Немытые парни наподобие Корделла и девушки как Пэмми. Ему стало немного не по себе.

– Было бы легче следить за ходом истории, если бы ты обозначил в эфире фамилии участников драмы, – заметил сосед.