Текст книги "Мария кровавая"

ЧАСТЬ 2
ТРЕВОЖНАЯ МОЛОДОСТЬ ДОЧЕРИ КОРОЛЯ

ГЛАВА 8

Неужто меня ты покинешь?

Я буду средь толпы – одна,

В богатстве стану я бедна,

Меня позабыл ты ныне!

Неужто душа твоя столь черна?

Скажи, что меня не покинешь!

1 июля весть о разграблении Рима достигла двора Генриха VIII. Король и Вулси получили письма, где детально описывались кровавые события и осквернение войсками Карла V древнего города. Папа все еще был их пленником. Вулси тут же ухватился за возможность перехватить у попавшего в беду Климентия VII лидерство в церкви и предложил возглавить папский двор в изгнании, созвав кардиналов в Авиньоне, во Франции. Генрих проклинал своего племянника, Карла, называя его врагом веры, и сокрушался, как это «наш святейший повелитель, единственный и подлинный наместник Христа на земле», оказался оторван от своей паствы. Король считал, что без папы церковь определенно рухнет, и велел Вулси поторопиться в дорогу.

Беспокоясь о папе – причем вполне искренне, – Генрих на самом деле беспокоился о себе самом. Правда, пока об этом мало кто знал. Только Вулси и еще несколько особо Доверенных священнослужителей были посвящены в то, что король принял самое судьбоносное решение за все время своего правления. Он вознамерился развестись с женой.

Через две недели после того, как отпраздновали помолвку Марии, Вулси собрал церковный суд, чтобы обсудить законность брака короля. Затем предстояло уговорить папу, чтобы тот объявил этот брак аннулированным. Генрих как раз готовился обратиться с такой просьбой к Климентию, когда узнал о печальных событиях в Риме. Поэтому еще он так гневался на Карла V: император не только оскорбил христианство, по и сорвал планы Генриха быстро оформить развод. Не стоит говорить, какое из этих двух событий было для него более болезненным. Когда именно и почему замыслил Генрих удалить от себя Екатерину, осталось неясным, но правовые вопросы, которые следовало решить, были довольно простыми – по крайней мере так считал сам Генрих. Екатерина была вдовой его брата, Артура. Женившись па ней, он согрешил дважды – один раз тем, что совершил кровосмешение, и еще раз, потому что не подчинился запрету, изложенному в книге Левита: «Наготы жены брата твоего не открывай, это нагота брата твоего». «Как только я осознал всю греховность своего положения, – заявил Генрих, – жизнь для меня стала невыносимой. Необходимо как можно скорее освободиться от этого чудовищного брака. Это важно не только для меня – хотя терпеть такую душевную боль нет больше мочи, – но и для будущего Англии. Потому что, раз мой брак с Екатериной был с самого начала незаконным, то и Мария – незаконнорожденный ребенок, то есть бастард. И значит, наследовать корону не имеет права». Угрызения совести, внезапно проснувшиеся в Генрихе, лишали его не только жены, но и единственной наследницы, а раз так, то он обязательно должен жениться, на этот раз по-настоящему. И все это исключительно ради своих подданных, потому что единственный способ сохранить преемственность власти – это произвести на свет сына.

Разумеется, незамедлительно последовали возражения, среди которых можно выделить несколько наиболее существенных. Первое: почему это Генрих вдруг так обеспокоился кровным родством и нарушением библейского запрета лишь спустя восемнадцать лет? Он очень гордился своими теологически знаниями, так неужели этот вопрос только сейчас для него неожиданно прояснился? Второе: если какие-либо препятствия для брака между Генрихом и Екатериной и существовали, то в 1509 году они были устранены благословением папы. Возможно, брак этот и был нетрадиционным, по папа своей властью его узаконил, а власть папы под сомнение ставят только еретики-лютеране. Третье: в самой Библии имеются противоречия – в одном ее месте брак с вдовой брата считается незаконным, а в другом такой брак одобряется. Поэтому не лучше ли положиться на суждения советников римского папы? Им виднее.

Вначале Генрих тешил себя иллюзиями, что развода можно будет добиться легко, что этот вопрос довольно быстро смогут решить трое – он, Вулси и папа. В конце концов, уже несколько столетий европейские правители освобождались от надоевших супруг, используя как повод кровное родство. Так что не он первый. К тому же у Генриха есть серьезные оправдания, начиная с отсутствия сына-наследника. Взять хотя бы Генриха IV Кастильского. Его супруга не имела детей, и папа позволил ему развестись и жениться вновь, хотя и с оговоркой, что тот должен будет возвратить к себе первую жену; если вторая также окажется бездетной. Ровно за месяц до того, как Генрих официально поставил под вопрос законность своего брака, пришло известие, что его сестра Маргарита, которую он резко осуждал за позорные связи с мужчинами, получила разрешение папы выйти замуж за уже женатого мужчипу, с которым жила на протяжении нескольких лет.

Да зачем далеко ходить! Чарльз Брэндоп, друг детства Генриха, широкоплечий, грубовато-добродушный верзила, прежде чем жениться на сестре Генриха, Марии, был женат по крайней мере уже дважды. Вначале он обручился «с полного согласия» с Анной Браун, но потом добился папского разрешения жениться на Маргарет Мортимер, так и не выполнив своих обязательств по отношению к Анне. Когда ему Маргарет надоела, Чарльз обратился к папе за вторым разрешением, заявив, что он и его супруга состоят в родстве, запрещенном для брака, и что продолжать жить в таком браке ему не позволяет совесть. «А то, что я был женат на ней долгое время, – заявил он, – только усугубляет мои муки и делает их еще сильнее». Он, как сейчас Генрих, смиренпо просил разрешения о немедленном разводе. И получил его, после чего женился на своей первой невесте, Анне Браун.

Спустя годы, когда уже начали вовсю циркулировать слухи о намерении Генриха развестись с Екатериной, Брэндон затеял новую тяжбу. Он хотел, чтобы его дети от третьего брака, с Марией Тюдор, не были лишены права наследования. В то время Маргарет Мортимер еще была жива, и Брэндон опасался, что она может каким-то образом воспрепятствовать этому. Неоценимую помощь в разрешении этих запутанных семейных дел ему оказывал Вулси. Папа удовлетворил просьбы герцога главным образом благодаря ходатайству кардинала. К тому же все эти тяжбы так и не получили широкой огласки. Возможно, на развод с Екатериной Генриха вдохновили успехи его лучшего друга, который с помощью главного советника короля полностью освободился от всех обязательств перед своей первой женой. Генрих, видимо, считал, что с учетом прецедентов, а также того, что он имеет серьезные причины (в том числе и теологические) быть неудовлетворенным браком с Екатериной, развод ему гарантирован.

Как и всегда, тут имели место и государственные соображения. Одержав победу при Павии, Карл V стал фактическим хозяином континента. Генрих надеялся, что сейчас самый удобный момент разделить Францию, тем самым воплотив в жизнь заветную мечту всех английских монархов прошлого. Однако император, чью казну серьезно опустошили последние войны, к этим романтическим амбициям Генриха остался равнодушен, заявив, что вовсе не стремится завоевывать Францию. А спустя короткое время неожиданно принял решение расторгнуть помолвку с Марией и жениться на португальской принцессе Изабелле. Таким образом, в отношениях между двумя монархами образовалась глубокая брешь. В известной степени Екатерина стала жертвой этого ухудшения отношений. Она уже давно надоела Генриху, а после разрыва союза с императором и вовсе перестала быть ему нужна. Действительно, Генрих с возрастом становился все крепче и моложавее, а Екатерина изрядно пополнела, стала малоподвижной некрасивой испанской матроной, с тройным подбородком и обвислыми щеками. Надо сказать, что красотой она никогда не блистала, но в двадцать лет невинная скромница могла считаться в известной степени привлекательной, а в сорок глубокая печаль и смирение на обрюзгшем лице ее не красили. Придворные и гости, симпатизирующие королеве, находили в облике Екатерины несомненное благородство, но непредубежденные наблюдатели считали ее уродливой. При дворе в ходу было много шуток насчет молодого короля и его старой жены.

Уже многие годы Екатерина была всего лишь формальной супругой Генриха, а с началом процедуры развода представители короля сдержанно намекали на невозможность делить с ней брачное ложе. Какие точно у них были претензии, осталось неясным, но это, видимо, было связано с тем, что Екатерина с молодых лет страдала от нерегулярности менструальных циклов, что нередко вводило в заблуждение лекарей по поводу ее беременности. Ей уже перевалило за сорок, и многочисленные неудачные роды только усугубили ее сложное положение. В своих письмах папе Вулси намекал, что Екатерина больше не может быть супругой короля также и по иным «тайным причинам». «Королева страдает болезнями, – писал он, – которые пе поддаются лечению. И потому, а также и по другим причинам король с ней больше в супружеских отношениях не состоит». Недомогания обостряли ее переживания по поводу связей супруга с женщинами, особенно длительных отношений с Марией Кэри, которые он и не думал скрывать. Екатерина мужественно переносила все унижения, стараясь, чтобы даже дочь не замечала ее мучений, доверяясь только нескольким оставшимся при ней испанским дуэньям и священникам. Ее самым близким родственником, кроме сестры, был племянник, Карл V, с которым она всю жизнь поддерживала нежные сердечные отношения, укрепившиеся после его визитов в Англию.

Именно эти ее отношения с императором и начали вызывать сейчас раздражение. Мало того что Екатерина была некрасивой надоевшей супругой, она еще, по крайней мере в глазах Вулси, представлялась потенциальной предательницей. Екатерина никогда пе подавала повода для такого рода подозрений, но само собой подразумевалось, что ее симпатии на стороне императора. Поэтому когда Вулси занимался восстановлением союза с Францией, он все время опасался каких-то нелояльных действий со стороны королевы. Ему постоянно сообщали, с кем она переписывается и встречается, он следил за тем, чтобы ее общение с послом императора в Англии было сокращено до минимума. Он наводнил ее свиту осведомителями, которые регулярно передавали ему все, что видели и слышали. Вулси даже подкупил некоторых ее доверенных приближенных. Одна из фрейлин Екатерины, чтобы не предавать госпожу, была вынуждена покинуть двор.

Мы перечислили несколько причин, заставивших Генриха начать процедуру развода. Библейский запрет на брак с вдовой брата, государственные соображения, необходимость иметь сына-наследника – все это так, однако не это было главным. Генрих затеял развод, потому что влюбился. И предметом его страсти была Анна Болейн. Многие при дворе так и считали, что если бы Генрих не встретился с Анной, то ему бы и в голову не пришло начинать процедуру расторжения брака. Он бы преспокойно менял любовниц, нисколько не тревожась за свою совесть. Вся беда состояла в том, что очень уж сильно он возжелал Анну, а она ему не уступала. Позволь она ему чуть больше – и все, его пыл, возможно, вскоре бы угас, и со временем с Анной произошло бы то же самое, что и с Бесси Блаупт и сестрой Анны, Марией Кэри. Но случилось так, что непостижимым образом Анна получила над Генрихом практически неограниченную власть. Семь долгих лет она завлекала его, не подпуская к себе близко, пока не добилась того, что он удалил от себя жену и дочь, а затем подверг их гонениям, разорвал освященные вековыми традициями отношения с папой и установил в стране личную тиранию. И все для того, чтобы сделать Анну королевой.

Анна Болейн была брюнеткой с миндалевидными черными глазами. При дворе Генриха она появилась в 1522 году – ей в ту пору не было и пятнадцати лет – тоненькая девочка-подросток с длинной шеей и округлым лицом в форме сердечка. Четыре года она провела во Франции, отправившись туда со свитой принцессы Марии, невесты Людовика XII. Там она расцвела, оставаясь под неусыпным вниманием своего кузена, поэта Томаса Уайатта, и Генри Перси, сына графа Нортумберленда. Этот последний вообще томился по ней и очень хотел жениться. На родину Анна вернулась искушенной и существенно более опытной в амурных делах, чем большинство ее английских сверстниц. А затем еще четыре года она наблюдала за отношениями короля со своей сестрой. Собственно, ничего нового ей здесь не открылось. Она уже давно знала, что мужчинам женщины нужны только для удовольствия и ничего более и они их оставляют сразу же, как только находят источник более свежего удовольствия. А Мария Кэри была покорной игрушкой, которая считала такое положение совершенно нормальным и давала Генриху все, чего он желал, ничего не требуя взамен. Анне к тому времени уже было девятнадцать, и она преисполнилась решимости сыграть в иную игру, чем сестра. Стыдливо потупленные глазки, легкий румянец на щеках, появляющийся при мужском взгляде или неосторожно брошенном замечании, тихий, мелодичный голос очаровали Геириха с первой же встречи. Он смело ринулся в атаку, уверенный, что Анна будет не упрямее своей сестры. К его крайнему удивлению, она ответила королю категорическим отказом, и это его восхитило еще больше. Он настаивал, а она отвечала: «Государь, я ваша верноподданная, но не более…» или «Любить я могу и буду, но только мужа…»

Вот так завязался роман Анны Болейн с королем. И в этом большую поддержку ей оказали родственники и друзья, конечно, не бескорыстно, а с прицелом на будущее. В 1527 году почти все близкие приятели Генриха уже были также и приятелями Анны. Чарльз Брэпдон и Уильям Комптон, Франсис Болейн – ее кузен, Генри Норрис – ее воздыхатель и без пяти минут родственник. Ее брат, Джордж, был при дворе не последним человеком, а отец, Томас Болейн, незадолго до того получил титул виконта Рошфор. К тому же среди ее предков были и такие, в чьих жилах текла королевская кровь. Дед Анны – второй герцог Норфолк, а могущественный третий герцог Норфолк был ее дядей, отец и мать вели родословную от Плантагенетов.

Разумеется, Генрих был достаточно умен, чтобы все видеть и понимать, но его сжигала любовпая страсть. С лета 1527 года он вообще перестал встречаться с Екатериной, очень мало думал о Марии, обязав Вулси организовать развод. Он писал своей возлюбленной длинные нежные письма и осыпал подарками, а по вечерам надевал самые лучшие одежды и украшения, пил вино, сколько влезало, и танцевал до рассвета.

* * *

О том, что супруг затевает развод, Екатерина узнала за несколько недель до того, как он набрался смелости рассказать ей об этом. Она сообщила о своем горе послу императора, Мендосе, но вскоре это перестало быть секретом.

В конце июня Генрих явился в апартаменты королевы и спокойно заявил, что их брак с самого начала был незаконным, что он обнаружил это недавно и обратился к папе с просьбой помочь ему исправить ошибку. Екатерина заплакала, а Генрих, расстроенный, покинул супругу. Ей уже было это известно, но все равно, услышав о разводе из его собственных уст, она испытала сильные страдания. Такая бессердечность, такая намеренная жестокость! За восемнадцать лет супружества Генрих подвергал ее тысячам унижений, издевался над ней, а порой, разгневавшись, даже бил, но то, что происходило сейчас, было чем-то иным.

Несколько успокоившись, она обратилась за помощью к племяннику. В конце июля ее приближенный добрался до двора Карла V с письмом, подтверждающим слухи о планах Генриха. Император тут же собственноручно написал Генриху письмо, в нем он в осторожных выражениях убеждал его отказаться от развода, который губительным образом отразится на будущем Англии и вполне может привести к «постоянной родовой вражде и предубеждению» в вопросах наследования. Одновременно он написал Екатерине, что возмущен гнусностью поступка короля, «который потряс весь мир», и заверял, что «сделает для нее все, что в его силах». В письме послу, Меидосе, говорилось, что пока вопрос этот следует рассматривать как чисто семейное дело и нужно приложить усилия, чтобы оно не стало делом государственным. Карл считал, что эта прихоть Генриха противоречит здравому смыслу («действия короля столь неразумны, что им нет примера в древней и современной истории»), и опасался, что в результате Екатерина и Мария будут непоправимым образом обесчещены.

Прошло несколько месяцев с тех пор, как Генрих принял это скандальное решение, но дальше высоконаучных юридических дебатов дело не пошло. Король отправлял в Рим посланника за посланником: вначале это был опытный дипломат, Уильям Найт, затем представители Вулси, епископы Гарди-нер и Фокс, а позднее еще и Франсис Брайан, и, наконец, дипломат Питер Вапнес, – но никто из них не смог повлиять на папу Климентия, который до сих пор еще не пришел в себя от разгрома Вечного города и бесчестья, которому подвергся, пребывая в плену. Карл освободил его только через семь месяцев, и папа пытался восстановить свой двор в изгнании, в Орвието, но он был человеком слабым, а в данной ситуации действовать независимо не решился бы даже и более сильный. Разрешив развод, он бы вызвал недовольство императора, чего сделать не мог, но одновременно боялся отказом восстановить против себя Генриха. Поэтому он многозначительно молчал, поручив действовать своим чиновникам.

Спустя год для рассмотрения вопроса о разводе короля в Англию прибыл папский легат, кардинал Кампеджио, уполномоченный созвать папский трибунал, но Климентий наказал ему оттягивать окончательное решение как можно дольше, все время пытаясь убедить Генриха отказаться от своих планов. Вскоре после прибытия Кампеджио Екатерина свела на нет все прежние успехи короля, предъявив вторую папскую буллу, в которой подтверждалось, что ее брак с Генрихом является законным. Начались переговоры, чтобы отменить эту вторую буллу, но они к весне 1529 года зашли в тупик.

В довершение ко всему в Лондоне опять началась эпидемия потницы. И снова принялся косить людей этот губительный цикл: озноб, «сильный жар», бредовое состояние и смерть. Первая волна унесла сорок тысяч жизней. Лондонцы бежали от заразы в деревни и в результате разносили ее повсюду. Управление государством и торговля замерли, а затем и вовсе остановились. Судебные разбирательства были отложены, а все конторы позакрывали. Вулси прибег к своему испытанному способу избежать потницы – до конца эпидемии запереться в своем дворце. Французский посол писал, что любой желающий поговорить с кардиналом должен был кричать в трубу. Прислуга всех уровней, начиная с королевского, извлекла на Божий свет флаконы и коробки с лекарствами, которые сохранились со времен последнего бедствия десять лет назад, но болезнь была смертоносной, как всегда. По словам современника, пережившего эпидемию, потница «принесла больше забот священникам, чем докторам», и была такой «вредоносной и губительной», что единственным способом спастись от нее было бегство. Причем бежали все на шаг впереди заразы.

Когда же от потницы умер приближенный Генриха, Уильям Комптон, и многие во дворце, в том числе и Анна Болейн, начали обнаруживать признаки недомогания, король быстро переехал в особняк в Хартфордшире, оставив своих придворных и возлюбленную бороться с болезнью своими силами. Он написал Анне бодрую записку, напоминая, что болезнь щадит женщин гораздо чаще, чем мужчин, но в тот момент, когда она ее прочла, для нее опасность уже миновала. Маловероятно, что ей понравилось такое трусливое бегство короля. Зато он проявил особенную заботу о Генри Фитцрое. Когда шесть человек в поселении по соседству с резиденцией Фитц-роя умерли от потницы, Генрих приказал сыну переехать в замок Понтефракт. Он переживал, что поблизости нет доктора, и лично составил профилактическое лекарство для мальчика и его окружения. «Слава Господу и Вашему Высочайшему покровительству, – писал Фитцрой отцу, когда эпидемия пошла на убыль. – С помощью лекарств, какие Ваше Величество прислали мне, я прожил это лето даже без намека па опасность губительной потницы, что владычествовала в этих краях, а также других, за что я раболепно и с любовью Ваше Величество благодарю».

Неизвестно, снабдил ли Генрих лекарствами жену и дочь, по они были с ним в Хартфордшире, и на время неприятный вопрос о разводе отошел на второй план. Сейчас главное было просто выжить. Перед самой эпидемией потницы Мария переболела оспой, и вообще здоровье у нее было слабое. Екатерина тоже в последнее время заметно сдала. С Генрихом она решила вести себя так, как будто ничто не изменилось, по ее напускное веселье и доброжелательность по отношению к нему стоили ей очень дорого. Исповедник Екатерины и испанские дуэньи хорошо знали, как она страдает.

Мучения Екатерины усугубляли постоянные усилия Вул-си, Кампеджио и остальных по возможности отдалить ее от Генриха и каким-нибудь способом приблизить развод. Например, если бы она согласилась удалиться в монастырь, то по церковным законам Генрих считался бы свободным от брака точно так же, как и в случае смерти Екатерины. Вначале ей предложили довольно сносные условия: она ничего не теряет, кроме того, что «перестает быть королевской особой», ей будет позволено сохранить приданое, ренту и драгоценности. И, что более важно, ее уход не повлияет на права Марии на наследование. Но Екатерина отказалась не раздумывая. Другие предложения ее вообще разгневали. Кампеджио и Вулси оба склонялись к тому, чтобы желание Генриха избавиться от Екатерины было удовлетворено, но при этом Мария осталась наследницей престола. Для этого принцессе было необходимо выйти замуж за Фитцроя. Несмотря на кровное родство, папа скорее всего дал бы разрешение па брак. Такой выход предлагался неоднократно, но Екатерина его отвергла. Был еще один вариант, нетрадиционный, – его, кажется, предложил чуть ли не сам Климентий VII, – при котором Генрих мог жениться на Анне без развода с Екатериной, то есть стал бы первым монархом-двоеженцем в западной истории.

Решение о разводе откладывалось, и Генрих уже начинал терять терпение. Он вымещал раздражение на приближенпых и все сильнее давил на Вулси. А кардинал, чтобы достичь развода, кажется, уже использовал все ходы. Папский легат Кампеджио пытался убедить его отказаться от попыток уговорить папу санкционировать развод короля, но обнаружил, что говорить на эту тему с Вулси все равно что «обращаться к скале». У Вулси действительно было очень трудное положение: как кардинал римской церкви, он был слугой папы и был призван отстаивать его интересы. Но одновременно Вулси занимал пост лорд-канцлера и главы церкви государства и в этом качестве обязан был во всем поддерживать короля. В первые годы правления Генриха, когда у короля с папой не было никаких разногласий, эти два поста, которые занимал Вулси, дополняли друг друга, но теперь обстановка коренным образом изменилась.

Во всем он обвинял Анну. С глазу на глаз Вулси говорил Генриху, что если тот хочет жениться во второй раз, так пусть его невестой станет принцесса из французского королевского дома, а не придворная кокетка. Его беспокоило, что Анна и ее родственники относятся к нему без должного почтения. Он был, по словам его почитателей, «тогда самым могущественным из всех» и привык, чтобы при малейшем намеке к нему сразу же устремлялись герцоги и графы, а тут эта Анна узурпировала его власть, наушничая королю. Этого он ей простить не мог и открыто поносил фаворитку короля. «Я знаю, – говорил он, – эта ворона по вечерам прилетает к королю и каркает, пороча все мои действия». Генрих, конечно, был на стороне Анны, и вскоре напряжение достигло такого накала, что двор разделился на два лагеря.

Сестра Генриха, Мария, фрейлины Екатерины и бесчисленное множество других придворных, которые восхищались королевой, были оскорблены тем, что король пытается посадить на ее место другую женщину. Они считали развод и все связанное с ним унизительным и недостойным. Однако, опасаясь гнева Генриха и мести его возлюбленной, которая становилась все могущественнее, свое недовольство старались не выражать в открытую. Но Анну при дворе откровенно презирали и ненавидели.

Наконец Генрих решил действовать. Он отослал королеве письменное уведомление, которое доставили два епископа, с приказанием покориться и отойти в сторону, иначе у нее отберут Марию. Он издевательски обвинял Екатерину в том, что она его мучает и настраивает против него придворных, у которых ищет поддержку и утешение. Он предупреждал ее, что «если некоторые враждебные личности», – имелись в виду люди императора, – попытаются покушаться па его жизнь или на жизнь Кампеджио, она будет нести за это полную ответственность. Но, как и прежде, Екатерину запугать не удалось. Позиций своих она не сдала, но понимала, что король полон решимости и пойдет до конца, сметая со своего пути всех, кто будет пытаться ему противостоять. То есть Екатерина осознавала, что если не уступит, то ее устранят силой. И первый шаг в этом направлении вскоре был сделан. Королеву Екатерину удалили из Гринвича, и в ее апартаменты вселилась Анна Болейн. Процесс замещения королевы Екатерины королевой Анной начался.

Летом 1529 года была предпринята еще одна попытка созвать папский трибунал, на который вызвали Екатерину. Вначале она упала к ногам Генриха, умоляя вернуть ей свою милость. Затем, увидев, что он непреклонен, она поднялась и объявила, что отказывается принимать пристрастное решение трибунала, созванного в Англии по желанию Генриха. «Я буду жаловаться папе», – заявила она и покинула зал. Это был настоящий вызов, открытое неповиновение.

Екатерина решила опротестовать решение папского трибунала по разводу, для чего попросила прислать из Фландрии двух судей, чтобы они поддержали ее протест. Но судьи не прибыли. Император написал, что по такому делу ни один английский суд решение выносить не может, поэтому он не будет посылать туда своих законоведов. Посол императора Мендоса это решение не одобрил. Он писал, что англичане Екатерину поддерживают, что «они любят свою королеву и в этом деле полностью на ее стороне». Мендоса боялся, что они могут потерять мужество и счесть положение безнадежным, увидев, что ее покинули родственники на континенте. Его опасения были напрасны. Когда Екатерина выезжала из своей резиденции, у вврот ее встретила огромная толпа. Раздавались выкрики одобрения и поддержки. Очевидец заметил, что большинство в этой толпе составляли женщины. А французский посол в своем донесении написал, что если бы все решали женщины, то Генрих бы это дело определенно проиграл.

Развод короля очень недолго оставался внутренней проблемой английского двора. Вскоре конфликт перерос в международный скандал. Генрих пригласил правовых экспертов из ведущих европейских университетов, чтобы те вынесли решение по существу его дела, а Карл V заплатил другим экспертам, чтобы они опровергли этих первых. В процессе правовых дебатов из рук в руки переходили крупные суммы денег, а дело еще больше запутывалось, погрязая в процедурных тонкостях и прецедентах. Вулси по-прежнему домогался решения папы, но трибунал, который возглавлял легат, был снова отложен. А Климентий VII все молчал. Вулси предупредил Кампеджио, что если папа в ближайшее время не начнет действовать, то он может потерять Англию подобно тому, как потерял Германию, не сумев договориться с Лютером. Для английского короля развод сейчас был не менее важен, чем в свое время для Лютера церковная реформа в Германии. Вулси заверил итальянца, что, если папа и впредь будет откладывать решение или примет его не в пользу Генриха, то «власть папского престола в Англии будет аннулирована».