Текст книги "Побег от Гудини. Охота на дьявола"

Глава 20
Отменная дедукция

Трюм для животных

Королевский почтовый

пароход «Этрурия»

5 января 1889 года

– Какая еще «загадка оторванной руки»? – прогремел капитан Норвуд в напряженной тишине, и в углу трюма заверещала мартышка. Я изо всех сил старалась не морщиться от их криков. Капитан обладал таким же буйным нравом, как и море, по которому плавал.

– Скажите мне, что это не настоящая рука.

– Боюсь, в клетке находится человеческая конечность, – произнесла я.

Никогда не думала, что придется говорить подобное. Я отвела взгляд от капитана и сосредоточилась на Томасе, надеясь как можно лучше объяснить ему – а также капитану и дяде, – что тут произошло… кроме того, что я обнимала раздетого мужчину.

– Мефистофель попытался вывести льва, но тот напал на него. Я еще не успела внимательно осмотреть клетку, так что не знаю подробностей. Однако на первый взгляд кто-то сменил сено. Возможно, с целью убраться на месте преступления, но точно смогу сказать, только когда войду в клетку и осмотрюсь.

Томас подошел к клетке, поближе к оторванной конечности, о которой шла речь, сосредоточенно глядя то на большого кота, то на обглоданную руку, то бог знает на что еще. Он побарабанил пальцами по металлическим прутьям. Благодаря кожаным перчаткам звук получился приглушенный. Капитан открыл было рот, но дядя предупреждающе поднял руку. Никто не должен прерывать Томаса, пока он решает только ему видимые уравнения. В который раз я пожалела, что не обладаю хоть чуточкой этой его способности.

– Это не место преступления, – сказал Томас, и я знала его достаточно хорошо, чтобы не сомневаться в этом выводе. – Здесь просто оставили тело. Я вообще сомневаюсь, что его сюда приносили. Скорее всего, сейчас оно уже за бортом, или убийца планирует сбросить его в море. Мотив ограбления исключен. Видите кольцо? Это преступление или было спланировано заранее, или же, возможно, убийце подвернулся удобный случай.

– Вы весьма уверены, – пробормотал капитан. – Может, стоит дать слово доктору Уодсворту, юноша?

Томас закрыл глаза, и я могла только представить, какие выражения он сейчас сдерживает. И правда поразительно, что он взял себя в руки. Со следующим вдохом он расправил плечи и принял вид, не допускающий сомнений по поводу его компетентности в данном вопросе. Несмотря на обстоятельства, я невольно ощутила гордость за него. Томас был великолепен, когда применял свои таланты в деле, и его уверенность в своих силах была вполне заслуженна. По сравнению с заносчивым молодым человеком, с которым я познакомилась прошлым летом, он стал более зрелым.

– Томас, тебя не затруднит объяснить капитану? – спросил дядя.

Томас кивнул.

– Обратите внимание на цвет крови на замке и пятнышки ржавого цвета на ключах.

– Не тяните, – сказал капитан. Он явно был не в настроении обмениваться любезностями. – Какое мне дело до цвета крови?

– У Мефистофеля кровь не шла, значит, это не он оставил пятна на замке и ключах.

Томас замолчал и пошел вокруг клетки, но клянусь, я услышала в его молчании обвинение.

– Из этого можно предположить, что кровь принадлежит либо убийце, либо жертве, – продолжил Томас. Его голос звучал профессионально, хладнокровно и, как мне показалось, чуть взволнованно. – Она темная, это указывает на то, что она не была свежей, когда попала на замок. Думаю, когда убийца касался этих предметов, кровь почти высохла. Если преступление совершили здесь, то на полу присутствовали бы брызги и обильные пятна крови. Отрезать человеку руку довольно грязное дело. Даже если заменить сено, кровь осталась бы на полу, стенах и потолке. Капитан, вы бывали на бойне? Очень неприятное место. И кольцо. Если бы причиной нападения было оно, его сняли бы первым делом.

– Возможно, убийца не смог стянуть кольцо с ее пальца, – предположил капитан.

– Тогда он отрубил бы палец, – сказала я, заработав полный отвращения взгляд. Можно подумать, это я отрезала человеку руку. – И это не женская рука. Жертва мужчина. А кольцо обручальное.

Томас ходил между клетками, пиная разбросанное сено. Он встал на колени, затем посмотрел наверх, наверное, искал брызги крови. Я проследила за его взглядом и моргнула. На потолке торчал клочок кобальтово-синей ткани. Кажется, шелк. Я прищурилась и разглядела очертания люка. В голове тут же родилась идея.

– Капитан, куда ведет этот люк?

– Это просто технический проход, соединяющий это помещение со служебными коридорами, – отмахнулся капитан. – Доступ есть только у отдельных членов экипажа. И сначала они должны попросить у меня ключ.

– Для чего он? – подтолкнул Томас. – Отсек большой?

– В основном там электрика, – сказал капитан Норвуд. – Чтобы пройти, мужчине придется пригнуться и скрючиться. Не идеальный способ перетащить тело, если вы к этому ведете.

Я обдумала это. Учитывая наш опыт с убийцами за последнее время, я слишком хорошо понимала, что убийца не обязательно мужчина.

– Женщине было бы не так сложно. – Мне на ум пришел еще более очевидный подозреваемый. – Себастьян тоже способен пролезть там. – Все непонимающе уставились на меня, и я добавила: – Пластический акробат. Я видела, как он завязывался в узел.

Томас старательно сохранял невозмутимое выражение на лице. Мне придется многое объяснить, когда мы сойдем на землю.

– Мисс Уодсворт, прошу меня извинить, но позвольте говорить прямо: это невозможно, – возразил капитан. – Как я уже сказал, единственный комплект ключей находится в моей каюте. Сюда два дня никто не заходил. Я уверен. Если вы не желаете обвинить меня в том, что это я отрубил руку, о люке не может быть и речи. Вам надо придумать теорию получше.

Я мысленно сосчитала до десяти. Ключи можно украсть, замки вскрыть, а поскольку на пароходе полно цирковых артистов, которые делают невозможное возможным, капитан казался мне оторванным от реальности. Гудини известен и в Англии, и в Америке как Король наручников. Он обладает даром вскрывать замки, втискиваться в узкие пространства и быстро выбираться из них.

Эта мысль заморозила все остальные, а вместе с ними покрылось льдом и мое сердце. Надо обязательно разыскать Гудини и расспросить, где он находился в течение дня. Предпочтительно до того, как дядя меня опередит и в холодной ярости отошлет Лизу прочь.

Дядя задумчиво крутил усы, нарочно не глядя в мою сторону. Не могу отрицать, что это меня задело. До этого случая он много раз сердился на меня, но еще никогда не игнорировал во время осмотра места преступления.

– Томас, почему ты уверен, что убийца проник именно отсюда?

Я сжала губы, раздраженная тем, что меня не замечают, хотя я первая оказалась на месте преступления. Томас повернулся ко мне. В его взгляде была только серьезная уверенность.

– Уодсворт, какие соображения?

Мгновение я молчала. Я оценила, что Томас вернул общее внимание ко мне, но была возмущена тем, что для этого мне вообще потребовалась помощь. Отбросив эмоции, чтобы не быть отстраненной от дела, я показала на клочок шелка.

– Оторванный шелк – первое доказательство того, что там кто-то пролез, – сказала я. – Во-вторых, весь день и вечер на прогулочной палубе царила суматоха. Сначала команда устанавливала шатры, потом там слонялись артисты и пассажиры. Не знаю, как кто-то мог пронести тело или части тела, не привлекая внимания. Если только спускались не по главной лестнице, а другим путем.

– Хорошо. – Дядя показал на льва, который принялся кружить по клетке. – Мы узнаем больше, как только освободим клетку. – Он твердо посмотрел на капитана. – Капитан, это ваше судно, но предлагаю расставить ночью на всех палубах членов экипажа. Если то, что осталось от тела, все еще у убийцы, он будет стремиться избавиться от него. Не удивлюсь, если он попытается сбросить это за борт перед рассветом.

Капитан с такой силой потер виски, что это было способно вызвать головную боль, если он еще не страдал от нее.

– Я не могу разместить людей на палубе первого класса. Как это будет выглядеть в глазах состоятельных пассажиров? Это не тюрьма, и я не буду обращаться со своими пассажирами как с заключенными. Сегодня их не устрашали театрализованным убийством, и я не намерен их пугать. Я не стану их мучить.

Мне пришлось проверить, не взорвалась ли моя голова от такого идиотского заявления. Я осторожно потрогала волосы и убедилась, что мой череп цел. Чудо из чудес.

– Это несерьезно, – всплеснул руками Томас. – Уж лучше расставить на палубах членов экипажа, чем вынудить пассажиров первого класса по пути на завтрак или чай смотреть на плавающие в море части тела. «Ой, мисс Элдридж, взгляните, растерзанный труп. Передайте, пожалуйста, сливки и сахар».

– Не несите чепуху, – возмутился капитан.

– Извините, – сказал Томас без всякого раскаяния, – я только следую вашей логике.

Дядя снял очки и протер несуществующие пятна.

– Прошу прощения, капитан. Мы с помощниками не хотим показаться неучтивыми, но нельзя же притворяться, что не происходит ничего плохого. Посты снаружи – это предосторожность, иначе это не последний наш разговор до прихода в Нью-Йорк. Сколько еще тел мы должны обнаружить, прежде чем вы примете меры безопасности?

Капитан Норвуд крепко прижал руки к бокам.

– Доктор, вы самые известные люди в своей области. Покажите мне, на что вы со своими помощниками способны. Я организую посты на палубах второго и третьего классов. Хотите рассматривать под микроскопом леди и джентльменов своего круга? Делайте это сами. Я не отдам оскорбительный для них приказ, особенно после ужасов, которые им пришлось пережить на этой неделе. Нам осталось провести в море всего два дня.

Капитан развернулся и бросил сердитый взгляд через плечо.

– После полуночи, когда карнавал закончится, я прикажу увести льва. Тогда сможете расследовать, как вам удобно. Занимайтесь своими делами, пока я вас не извещу – наверное, после полуночи или утром. Только никому не говорите об этом злополучном происшествии. У меня будет вечер без убийств и ужасов, а если вы посеете панику, я отправлю вас в карцер.

* * *

Капитан Норвуд проводил нас обратно наверх и поставил около лестницы дежурного, запретив пускать кого-либо в трюм для животных. Мы должны были ждать окончания представления, и не дай нам бог помешать развлечениям богатых и могущественных. По крайней мере, я надеялась, что капитан передаст нам сообщение после полуночи, а не передумает и запретит спускаться на место преступления до утра.

– Нам с тобой предстоит серьезный разговор, – сказал дядя таким же ледяным тоном, как порывы арктического ветра вокруг нас. – А до тех пор ты должна оставаться с Томасом. Мы поняли друг друга?

Я с трудом сглотнула.

– Да, сэр.

Больше не глядя на меня, дядя направился к своей каюте.

Томас молча стоял рядом, хотя я видела, что он борется с собственными эмоциями. Я потерла руки, глядя, как один из матросов поднял мешок и прижал к груди. Ему выпало счастье отнести отрезанную конечность в холодильный шкаф. Я постаралась не морщиться при мысли о том, насколько теперь нарушена сохранность места преступления и руки. Нам только что сильно усложнили работу.

– Не могу понять, почему капитан Норвуд так противится ночной вахте в первом классе, – сказала я.

Мы стояли в конце прогулочной палубы. Публика еще была зачарована цирковыми шатрами, установленными вдоль палубы, как на ярмарке. Люди смеялись и переходили от одной раздувающейся полосатой палатки к другой. Однако я также заметила, что многие постоянно оглядываются, смеются не так громко, а улыбаются не так широко, как их спутники. Атмосфера была напряженной, словно затишье перед бурей.

– Думаешь, он кого-то прикрывает? Довольно странно, что еще одно убийство мало его волнует.

Томас стоял рядом, стараясь не касаться моей руки, и смотрел на ночной океан. Я пыталась убедить себя, что его напряженная поза меня не беспокоит, но знала, что это очередная ложь. Наконец он дернул плечом.

– Должен признать, Одри Роуз, что я в замешательстве.

По тому, что Томас назвал меня по имени, я сразу поняла, что он говорит не о капитане, и проглотила мгновенный ответ. Ветер швырнул мне в лицо туман, отчего глаза защипало почти так же, как от тона Томаса.

– Клянусь, скоро все будет по-прежнему. Томас, мне нужно, чтобы ты мне доверял.

– Я доверяю. – Он вздохнул и провел ладонью по лицу. Это было так не похоже на Томаса. Его взъерошенные волосы намекали на внутренние переживания. – В этом-то и проблема. Что за сделку ты заключила с Мефистофелем?

Я застыла и осмотрелась по сторонам, чтобы убедиться, что мы одни. По палубе на ходулях проковыляла артистка в призрачном бело-сером наряде. Ее рваные движения на фоне темного океана выглядели жутковато. Мы с Томасом подобрались слишком близко к запретной теме, но, несмотря на сложности в наших отношениях, я не могла рисковать благополучием Лизы.

– Не уверена, что понимаю твои обвинения, – сказала я и принялась тереть рукавом перила. – Я не заключала с ним никаких сделок. Дедукция тебя подводит, Кресуэлл.

Между нами повисло молчание, тяжелое и неуютное.

– Хочешь узнать кое-что интересное про мою дедукцию? – наконец спросил Томас, повернувшись ко мне. – Когда ты врешь, то немного опускаешь глаза, а потом поднимаешь. Это тебя выдает, я видел, как ты это делаешь с Молдовеану и с отцом. – Он пристально вглядывался в мое лицо, сохраняя свое невозмутимым, так что я больше не видела на нем страдания. – Мы обещали, что никогда не будем врать друг другу. – Он глубоко вдохнул, как будто собираясь с мыслями или формулируя фразу, чтобы не быть неверно понятым. – Я уверен, что ты найдешь способ сказать мне правду и соблюсти условия сделки. Мы партнеры. Равные. Позволь мне узнать, чтобы я мог помочь.

Я хотела этого больше всего на свете и в тысячный раз терзала свой мозг, но так и не нашла способа обойти условия Мефистофеля. Признание в тайном соглашении положит конец нашей договоренности. Лиза никогда не оставит Гарри Гудини по собственной воле, а времени все меньше. Через два дня мы прибудем в Америку, и, если я упущу Лизу там, она будет потеряна для нас навсегда.

Я стиснула кулаки, надеясь, что боль от впившихся в кожу ногтей укрепит мою решимость. Я не надела перчатки и ощущала пальцами иллюзорное тепло кожи Мефистофеля.

– Клянусь, что не сделала ничего аморального.

Это была правда, но по тому, каким отрешенным стал взгляд Томаса, я поняла, что опять сказала что-то не то.

– Понимаю. – Он осторожно шагнул назад, и в моей груди разверзлась пропасть. – Надеюсь, ты проведешь приятный вечер.

– Томас… пожалуйста, – позвала я, внутри все переворачивалось. Он покачал головой и пошел прочь. – Я… подожди!

Томас остановился, но не повернулся.

– Я… мне нужно отдохнуть перед осмотром места преступления. Перегруженный разум вредит расследованию. Спокойной ночи, Уодсворт.

Я сделала несколько шагов и заставила себя отпустить его. Меня совсем не удивило, что он внимательно присматривался ко мне в Академии судебной медицины и науки. Директор Молдовеану был гадким человеком, и иногда мне приходилось лукавить. Что до отца… до того, как он смирился с моей страстью к судебной медицине, мне приходилось скрывать обучение у дяди. Ложь была вынужденным злом, которым я не гордилась.

Я закрыла лицо руками. Оправданно или нет, но я солгала. У Томаса были все основания сомневаться во мне, хотя я больше всего на свете желала, чтобы он мог увидеть правду: я никогда не причиню ему боли.

– А, темный принц улетел с полночным бризом. – Мефистофель поднял бокал с шампанским и отпил из него. – Знаете, он прав. Вы действительно опускаете глаза, когда врете.

Глава 21
Душа чернее ночи

Прогулочная палуба

Королевский почтовый

пароход «Этрурия»

5 января 1889 года

Я развернулась.

– У вас что, вообще нет чести? Не говоря уже о том, что такие внезапные появления пугают и не располагают к себе.

Маска Мефистофеля была чернее царившей вокруг ночи. Черной, как его дьявольская душа. И, наверное, такой же черной, каким будет синяк у него под глазом, если он опять подкрадется ко мне в то время, когда поблизости рыщет отъявленный убийца.

Он допил остатки шампанского и показал на свое место, где рядом с пустой бутылкой лежала наполовину опустошенная коробочка попкорна.

– Я сидел здесь, и не моя вина, что вы оба так ненаблюдательны.

Я стиснула зубы.

– И давно вы нас подслушивали?

– Достаточно долго, чтобы поздравить вас с тем, что вы поддерживаете иллюзию невинности. Хотя это жалкие попытки. Давайте сойдемся на том, что ваши настоящие таланты лежат не в этой области. Хотя, насколько я понял на данный момент, расследуете вы не намного лучше. Но на вас хотя бы приятно смотреть. И танцуете на удивление неплохо.

– Вы здесь по делу или вам наскучило показывать дешевые фокусы? – спросила я, вспыхнув. – Или, что вероятнее всего, просто наслаждаетесь тем, что вбиваете клин между мной и Томасом?

– Никогда не устаю от фокусов, – улыбнулся он. – Так же как вы никогда не устаете осматривать трупы.

– Это вряд ли говорит о том, что у нас есть что-то общее.

– Как скажете. – Он пожал плечами. – Хотя я не согласен.

– Кстати. – Моя злость на него за фокус со львом в клетке вспыхнула с новой силой. – Не знаю, в чем заключался смысл вашей выходки, но дядя отошлет меня обратно в Лондон, если еще раз застанет нас вместе. Если вы поставите под угрозу мою карьеру криминалиста, я разорву наше соглашение.

– Может, я просто хотел посмотреть, действительно ли небезразличен вам или все это лишь притворство. Вы становитесь весьма ловкой актрисой, хотя и опускаете глаза, когда лжете.

Я разинула рот и тут же закрыла. Он бросил на меня понимающий взгляд.

– Если дядя из-за этого отошлет вас домой, возможно, вам пойдет на пользу обучение под другим руководством. Вы сможете какое-то время исследовать мое научное направление. – Он отмахнулся от возражений. – Мы можем до бесконечности обсуждать свои личные трагедии, но у меня есть новости. Ваша кузина после полуночи встречается с Гудини на сцене. Наедине. Довольно скандально для сбежавшей из дому девушки, которая путешествует с труппой неудачников.

Я закатила глаза.

– Она путешествует с вами больше недели, а вы только теперь говорите о скандале?

– Припоминаю, что ваш дядя грозил упечь ее в психиатрическую лечебницу, если она опять будет встречаться с Гудини. Видите? Я терпеливо сидел здесь, ожидая, когда вы закончите расследование, чтобы сообщить новости без промедления.

Я чуть не застонала. Такими темпами мы с Лизой обе попадем в соседние палаты лечебницы.

– Что они делают?

– Работают над новым номером Гудини для завтрашнего представления, очень секретного, но я видел анонс. Номер очень сложный. И смертельно опасный, если он не уложится во время. Хотя может быть и просто смертельным для того, кто залезет в молочный бидон.

Если когда-то и имело смысл подумать о возвращении в Англию вплавь, то именно сейчас. Лиза не только встречается с Гудини, но и собирается ассистировать на сцене еще раз после того, как поклялась дяде больше никогда этого не делать.

– Молочный бидон? – наконец произнесла я, понимая, что Мефистофель провоцирует меня на дальнейшие расспросы. – Что же в нем смертельно опасного? А что насчет представления с наручниками? Кажется, он должен быть королем только одного предмета за раз.

– Вы же не думаете, что Гарри Гудини будет сидеть сложа руки и довольствоваться только одной короной? – Мефистофель прищурил на меня свои темные глаза, словно я ударилась головой. – Зачем быть просто успешным, когда можно стать великим? Если он собирается провозгласить себя «Великим Гудини», ему нужно придумать соответствующее шоу. Люди не запоминают посредственные представления. Чтобы на самом деле завоевать умы и память публики, нужно нечто великое. То, что превращает рассказы в легенды и выстраивает империи.

– В том, чтобы находить новые способы побега с риском для жизни, нет ничего великого. Это опрометчиво и опасно, – сказала я. – А втягивать еще кого-то в такую глупость – безрассудно и попахивает преступлением. Если с моей кузиной что-нибудь случится, виноват будет он. И тогда ему посчастливится узнать, что такое низвержение короля.

– Ах, в одном должен с вами не согласиться. Чтобы стать великим, нужно развиваться, недостаточно просто достигнуть одной цели. Это постоянное восхождение и борьба, чтобы превзойти себя. Однажды он станет Великим Гудини, потому что он пашет, чтобы заработать этот титул, выполняет невозможные задачи одну за другой, никогда не останавливается на том, чтобы быть просто успешным.

– Похоже, он не довольствуется тем, чего достиг.

– В довольстве собой коренится душевная лень. Ваша кузина предпочла следовать за Гудини, потому что он не хочет сидеть сложа руки и быть посредственностью. Разве «Успешный Гудини» или «Недурной Гудини» звучит так же? – Он покачал головой. – Я думаю, нет. Точно так же и добротный фрак не так привлекает взгляд, как выдающийся.

– Вот почему вы отказались от своей фамилии? – закинула я удочку. – Вас не устраивала жизнь в довольстве и роскоши – просто успешная, но не великая.

Мефистофель переключил внимание на хорошо одетых мужчин и женщин, прохаживающихся между карнавальных сооружений на прогулочной палубе. Шатров стало гораздо меньше, и, похоже, они утратили прежнее очарование.

– Зачем жить в клетке, когда побег из нее можно превратить в шоу? Только не говорите, что такая жизнь вас не привлекает.

Я открыла рот, но не смогла вымолвить ни слова. Мефистофель бросил на меня еще один понимающий взгляд и не стал развивать тему.

– Пойдемте проверим Лизу с Гарри? – Он достал карманные часы и покачал их на цепочке, словно надеясь меня загипнотизировать и отбить охоту совать нос в его прошлое. – Через несколько минут для публики занавес опустится, но начнется приватное шоу.

Я посмотрела на редеющую толпу, пытаясь выследить одного высокого джентльмена, с которым я помирюсь, как только смогу. В отличие от стоящего передо мной фокусника, Томас, похоже, исчез на этот вечер окончательно. Я перестала его выискивать. Скоро увидимся, когда будем осматривать львиную клетку.

По небу пролетела звезда, и я взмолилась, чтобы это не оказалось знаком мимолетности любви или дружбы.

* * *

Опустевший обеденный салон встретил нас жуткой тишиной. «Лунный карнавал» закончил представление. Кузина и ее бравый воздыхатель стояли на сцене, склонив друг к другу головы, и о чем-то шептались. Я остановилась, увидев, что они обсуждают детали выступления. Вне сомнений, заговор против Лизы был вероломством, и я сама заварила эту кашу. Я надеялась, что она простит меня, когда все будет сказано и сделано. Однако я не знала, сколько мне потребуется времени, чтобы простить саму себя.

Любовь Гудини могла быть иллюзией, но Лиза казалась абсолютно довольной представлением.

Мефистофель свистнул Гудини и вскинул руку в приветствии. Оба молодых человека обменялись взглядами – слишком быстрыми, чтобы можно было расшифровать их значение. Возможно, хозяин карнавала просто предостерегал от возможного фиаско этого нового и опасного фокуса. Притом что почти каждый день убивали женщин, а сегодня обнаружили оторванную руку, карнавал и без того висел на волоске. Один промах – и вся жизнь, которую создал для себя Мефистофель, покатится под откос.

Лиза, улыбаясь, спрыгнула со сцены и подбежала ко мне. Я почувствовала себя еще хуже от того, что происходит у нее за спиной.

– Кузина! Какой приятный сюрприз. – Она расцеловала меня в обе щеки и наградила объятием того сорта, что и поднимают дух, и отрывают ноги от пола. – Не ожидала тебя так поздно. Мистер Кресуэлл тоже придет?

– Он себя неважно чувствует, – ответил Мефистофель, подходя к сцене. – Завидует моему костюму. Не каждый может себе позволить роскошные узоры и серебряную отделку.

Лиза вытянула шею, всматриваясь в темноту салона, словно не веря ему. Я покачала головой.

– Томасу стало нехорошо, и он пошел спать. У нас был насыщенный вечер.

– О.

Лиза переводила взгляд с меня на Мефистофеля. Я видела в ее глазах вопрос и знала, что мне придется многое объяснять, когда мы останемся вдвоем. Она моргнула, и подозрительность пропала. Лиза читала живых точно так же, как я мертвых.

– Жаль, что он это пропустит. – Она показала на сцену. – Но я уверена, что завтра он будет в восторге. Это в самом деле магия – клянусь, Гарри направляют какие-то силы свыше.

Я вздохнула от облегчения, что разговор перешел на Гудини. Капитан Норвуд ясно дал понять, что нам нельзя обсуждать оторванную руку, и хотя я доверяла кузине, не хотела ее обременять.

– Ты знаешь, что магия – это просто союз науки и ловкости. Просто замаскированный обман.

– И привидений не существует! – заявил Гарри со сцены. – Спиритизм – это надувательство.

– Ты все время мне это твердишь. – Лиза страдальчески вздохнула, взяла меня под руку и склонилась ко мне, сделав вид, будто не хочет, чтобы нас подслушал мастер освобождений. – Но это еще и забавно. Это так грандиозно и романтично – быть в плену фантазий. Неужели невероятное тебя нисколько не интригует? Надежда – вот настоящая магия, она воодушевляет и манит. Я знаю, что привидений не существует, но все же надеюсь, что это не так, на случай если мне когда-нибудь захочется поговорить с близкими, которых больше нет.

– Надежда – мощная сила, – согласилась я.

– В самом деле. Клянусь, я бы схватилась за нее, как за страховочный трос, и никогда не выпускала. То же касается всех этих выступлений. Зрители надеются, что невозможное станет возможным. Это говорит о том, что наши мечты находятся не только у нас в головах, – с надеждой эти фантазии становятся реальными. Отобрать надежду у человека – все равно что забрать жизнь. Мы все должны верить, что можем достичь невозможного.

На мои губы вернулась улыбка. Хорошо, что Лиза так сильно надеется. Определенно, ей нужно надеяться на то, чтобы дядя не обнаружил сегодня вечером неподчинение еще одной своей подопечной, иначе мы обе обречены.

– Ты же на самом деле не собираешься завтра ассистировать Гарри на сцене?

Лиза озорно улыбнулась.

– Конечно, нет. Я и не мечтала…

Гарри несколько раз хлопнул в ладоши, прерывая нашу беседу. Я с усилием переключила внимание с кузины на молодого человека.

– Леди! Время – мой единственный босс, и он теряет терпение. – Гарри поманил Лизу. – Мне сейчас нужна твоя помощь. Я собираюсь доказать Мефисто, что эта ловушка совсем не смертельна. Я хорошо рассчитал время.

Я испуганно посмотрела на кузину.

– Смертельная ловушка? Что он имеет в виду?

– Увидишь.

Сжав мне руку, Лиза взбежала по ступенькам на сцену и отвесила эффектный поклон, прежде чем исчезнуть за чернильным занавесом. У меня скрутило желудок. Лиза никогда не мешала моему увлечению, несмотря на то что общество с презрением смотрело на мои научные изыскания.

Во время расследования дела Потрошителя она была на моей стороне и за чаем поддразнивала наших подруг, когда они высмеивали Томаса, обвиняя в жестоких преступлениях из-за его любви к науке и недостаточного проявления эмоций. Лиза также играла роль прекрасной дочери: она притворялась, что ходит со мной по магазинам, давая тем самым нам с Томасом возможность выбраться в Лондон для расследования. И вот чем я ей отплачу. Обманом, манипуляцией и полночной сделкой с дьявольским молодым человеком.

Внезапно я усомнилась, что смогу довести дело до конца.

В этом путешествии я каким-то образом превратилась в своего отца: запираю в клетку тех, кого люблю, вместо того чтобы их освобождать. Это была ужасная правда, и я чуть не подавилась ее горечью.

– Вы же знаете, что неискренность вам не идет. К моему огорчению. – Мефистофель самодовольно улыбнулся. – Забавная маска, чтобы надевать ее время от времени, но я предлагаю вам не лгать самой себе. Не зря честность лучше. Если вы хотите пересмотреть условия нашего соглашения, только скажите.

– Я…

Я не успела ответить. Лиза выкатила большой молочный бидон и установила его точно посередине сцены. Гарри соскочил с подмостков и побежал задом. Ловкий трюк, поскольку, не сводя глаз со странного приспособления, он ни разу ни на что не наткнулся.

– Немного левее… еще дюйм… стоп! Ну разве не идеально? – Скрестив руки, он изучал сцену. – Поставь в каждом углу крестик и убедись, что они достаточно маленькие, чтобы их не заметили из зала. Сходи за передвижным шкафом. Все должно работать как по маслу, у нас не будет другого шанса произвести первое впечатление. Ну, это будет великолепно.

– «Пожалуйста», – добавил Мефистофель. Когда Гарри поднял темную бровь, хозяин карнавала пояснил: – Если ты просишь о чем-то ассистентку, не забывай о хороших манерах. И следи за своим языком, иначе говор отвлекает от твоего мастерства.

– Ну, меня это не волнует. И вас не должно. Кто еще может провернуть такой фокус? – Он с преувеличенным вниманием огляделся. – Никто, вот кто.

– Ты можешь выдернуть радужного единорога из пурпурных облаков, а меня отвлечет твоя ужасная речь, – улыбнулся Мефистофель. – Если не ради меня, то сделай это ради бедного единорога. Сказочные существа заслуживают соответствующего обращения.

Гарри округлил глаза.

– А я-то думал, это соглашение работает потому, что мы не лезем в работу друг друга. Я не критикую ваши фокусы и инженерное искусство, вот и мои умения не трогайте.

– Тогда назовем это дружеским советом одного кудесника другому, – сказал Мефистофель и пошел искать место, чтобы присесть. Опустившись на стул, он закинул ноги на стол, как у себя дома, словно не инсценировал нападение льва всего час назад. – Ты не завоюешь много восторгов, если будешь груб с юными леди. Думаешь, принц Альберт когда-нибудь разговаривал так с толпой? Если на тебе смокинг и крахмальный воротничок и ты называешь себя королем, веди себя как положено джентльмену. Оставь свой нью-йоркский жаргон вместе со вшами там, где их нахватался.

Губы мастера побегов изогнулись в дьявольской усмешке.

– Я не буду надевать смокинг на это представление, босс. Но добавлю любезности для аристократов. – Он с низким поклоном повернулся к Лизе. – Будьте так любезны прикатить передвижной шкаф. У нас не будет другого шанса для премьеры молочного бидона. Нам нужно представить им нечто ослепительное.

Мефистофеля слегка позабавили любезные манеры и правильная речь Гудини, но он не поддался на вызов. Пока Гудини с Лизой устанавливали остальное оборудование в соответствии с точными измерениями и требованиями, я позволила своим мыслям вернуться к событиям вечера. Я не могла не думать об ужасах, которые вынес тот мужчина перед смертью. Надеюсь, он не сильно страдал.

Я заняла место рядом с Мефистофелем, стараясь не вспоминать, как сильно рука в холодильнике напомнила мне лабораторию Джека-потрошителя и собранные там органы. Мефистофель оглядел меня, и его фирменная самодовольная ухмылка сменилась хмурым видом.