Текст книги "Трон падших"

Двенадцать

Камилла отложила кисть и окинула холст критическим взглядом.

Все оказалось куда сложнее, чем она предполагала.

Обычно она точно видела, чего не хватает картине, где добавить тени, а где света, где требуется больше глубины или ярких оттенков. Но сегодня ничего не шло в голову. Она слишком вымоталась, чтобы мыслить ясно. После того, как Камилла проворочалась без сна ночь напролет, то сбрасывая одеяло, то кутаясь в него, она чувствовала себя разбитой. Она так устала, что забыла о своем ритуале. Медальон матери по-прежнему висел у нее на шее. И все же эта картина требовала ее внимания с того самого момента, как только Камилла открыла глаза.

И вот она уже сидела у себя в галерее еще до восхода солнца. На талии Камиллы был затянут фартук, на коже виднелись пятна разбрызганной краски. Камилла молилась, чтобы хоть медальон не запачкался.

На холсте перед ней был не совсем автопортрет, а образ, на который ее вдохновила принятая накануне вечером ванна.

Несмотря на волнение, Камилле казалось, что картина выходила довольно милой. Она смогла передать все, чего Камилле так хотелось в собственной жизни. Мягкая и женственная, но при этом дерзкая и смелая, она изображала женщину, которая не сожалеет о своих желаниях и не делает вид, что смирилась под властью угнетающего ее мира.

Камилла запечатлела себя в наполненной ванне на ножках в виде лап. Одна рука покоилась на нижней части живота, колени были согнуты, и загорелые ноги торчали из воды. На поверхности воды плавали лепестки цветов. Они скрывали сокровенное место между ног, которое пульсировало от каждого греховного слова, слетавшего с губ Синтона прошлым вечером. На картине одна нога упиралась в край ванны; лепестки прилипли к шелковистой коже ее обнаженных бедер.

Мысленно Камилла снова перенеслась во вчерашний вечер. Когда она смыла все горести прошедшего дня, выяснилось кое-что еще. Вода не унесла с собой воспоминания о тех грязных вещах, которые Синтон говорил ей своим низким бархатистым голосом. Слушая его, Камилла распалялась, но не от гнева, а от жгучего желания. И его возбуждения…

Ох, он ведь прижимался к ней, горячий и твердый… А когда его бедра слегка ткнулись в нее, она чуть не воспарила к звездам.

Честно говоря, ей стоило бы обратиться к врачу за тонизирующим средством – с ней явно происходило что-то не то. Вероятно, ее травмировало столь дерзкое и мерзкое поведение Синтона. Как и то, что он солгал о том, зачем ему нужна заколдованная картина.

Лорд явно что-то скрывал. А когда он потребовал рассказать, кто еще просил Камиллу нарисовать что-то волшебное, она похолодела.

Она совсем забыла о той записке.

В начале недели в галерею пришел запрос от анонимного коллекционера. Он просил написать для него иллюстрированную книгу заклинаний. В записке не было ни имени, ни обратного адреса, поэтому Камилла выбросила ее и до сих пор о ней не вспоминала. Что было известно Синтону?

Хочешь, я возьму тебя прямо у этой стены?

Разумеется, он был гораздо опытнее нее. Камилла скользила куском мыла по бокам, воображая его легкое прикосновение. Если закрыть глаза и снова все вспомнить, казалось, что исходящий от него жар никуда не делся.

Как и недовольство.

Раньше Камилла считала Вексли самым раздражающим человеком в ее жизни, но она заблуждалась. Теперь на это почетное звание с гордостью претендовал Синтон. А самое ужасное, она никак не могла перестать думать о нем.

Хочешь, я возьму тебя прямо у этой стены? Сначала буду ласкать тебя пальцами, а потом войду в тебя.

Камилла потеряла дар речи. Не из-за грубых слов, а из-за того, какую реакцию они у нее вызвали.

Да, ради всего святого, да! Так сильно она еще ничего не желала.

На публике Синтон вел себя как идеальный джентльмен и делал вид, что его задевает грубое поведение Вексли. Но вдали от посторонних глаз он поступал совершенно иначе, так восхитительно порочно…

Его шепот казался темной тайной только для них двоих. И Камилле это определенно нравилось.

А потом он взял и все испортил, назвав это платой за ее услуги. Как будто ее нельзя было просто желать, не прикрепив к ней ценник! Из-за этого глупого предложения она снова почувствовала себя такой одинокой…

Камилла дебютировала в высшем свете сразу после того, как ее мать исчезла. Как и любая другая девушка, она была увлечена мечтами о том, как будет вальсировать в бальном зале с каким-нибудь принцем и все узнают об их любви.

В действительности все шло просто ужасно.

Эксцентричное поведение отца и отсутствие матери превратили Камиллу в тихоню. Она стояла в сторонке, пока ее подруги танцевали и флиртовали с юношами. Во втором и третьем сезонах все стало только хуже, и тогда Камилла перестала верить в сказки.

В любом случае, это была дурацкая мечта. Об этом ее предупреждала мать.

С того момента, как Синтон появился в галерее, и Камилла почувствовала к нему влечение, та ясноглазая девушка словно вернулась из небытия с безумной жаждой быть желанной. И обманутой, подумала Камилла.

Колокольчик над дверью громко зазвенел, вернув ее в реальность. Она взглянула на часы и удивилась тому, что уже полдень.

– Что ты с ней сделала, мелкая воровка? Отдала ему?

Обвиняющий крик Вексли с грохотом разбил полуденное спокойствие и смутные воспоминания о прошлом вечере. Проклятие! Подделка!

Камилла отвернулась от картины, ошеломленная нескрываемой яростью Вексли. Он приближался, стиснув руки в кулаки.

Инстинкт подсказывал Камилле бежать как можно быстрее и как можно дальше. Но внутренний голос убеждал ее оставаться на месте. Вексли достаточно безумен, чтобы броситься в погоню, и будет гораздо хуже, если он ее поймает.

Камилла спокойно и ровно ответила:

– Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду, милорд. Что я сделала? Кому и что отдала?

– Не шути так со мной! Тебе наверняка известно, о чем я говорю.

Вексли возвышался над ней, как змея, готовая к броску.

– Где подделка? Я искал все утро, перевернул весь дом вверх ногами, и ее нигде нет! Так что я спрошу еще раз перед тем как забыть, что я джентльмен. Где эта чертова штука, Камилла? Ты отдала ее Синтону?

Она моргнула, глядя на него. Слова она слышала, но понимала с трудом.

Если Вексли и впрямь считал, что ведет себя как джентльмен, тогда она была королевой фейри Благого двора.

– Не имею ни малейшего представления.

В ушах у Камиллы застучало, когда до нее дошла вся суть его слов. Должно быть, она ослышалась.

– Вы ее потеряли? Может, перевесили и забыли?

– Вы принимаете меня за идиота, мисс Антониус, но, уверяю вас, я вовсе не идиот. Нет, я ее не терял. Она висела там же, где и всегда, когда я переодевался ко вчерашнему ужину. А когда я проснулся, ее уже не было.

В голове у Камиллы все смешалось. Это известие ее совсем не обрадовало. Она надеялась, что заполучит еще один шанс выкрасть картину.

Должно быть, Вексли ошибался.

А если нет… По коже Камиллы пробежали мурашки. Если теперь подделка у кого-то другого…

Она выпрямила спину, пытаясь потянуть время.

– За ужином вы выпили столько, что это свалило бы даже слона, Вексли. Вы уверены, что правда не приказали ее перевесить?

Он наклонился ближе, дико вращая голубыми глазами.

– Нет уж. Вы ушли рано, ни с кем не попрощались. И Синтон исчез таким же загадочным образом. Потом я просыпаюсь, а картины нет. Если вы с ним не были в сговоре, тогда интересно, что случилось с леди Кэтрин? Что ее муж скажет о таком неподобающем поведении, о таких интригах? Особенно если об этом заговорит весь город. Сатирические листки обожают скандалы, Камилла.

– Леди Кэтрин ничего не знает о подделке, а вам не следует ей угрожать.

Камилла упрямо стояла на своем, хотя Вексли стоял к ней угрожающе близко.

– Я вернулась домой пораньше, и из-за этого я в чем-то виновата? А как насчет дюжины-другой гостей, которые еще оставались у вас? Вы не хуже меня знаете, что Харрингтон или Уолтерс были бы счастливы заполучить эту картину. Они понятия не имеют, что она ненастоящая. Вы действительно настолько их уважаете и уверены, что они не украли бы картину, будь у них такая возможность?

– Разве вы не говорили мне на этой же неделе, что хотите расторгнуть нашу договоренность? – не уступал он с пеной у рта. – Я, конечно, не детектив, Камилла, но это определенно звучит как мотив. И если вы в сговоре с Синтоном, вам придется чертовски дорого заплатить.

Быстро вскинув руку, он схватил ее за горло. Он не сжимал пальцы, но мрачная угроза была очевидна.

Оказавшись в ловушке, Камилла замерла.

Его взгляд скользнул по ее корсажу и остановился на пышной груди в утреннем платье. На одну жуткую секунду Камилле показалось, что он сейчас сорвет с нее одежду.

– Верните ее обратно до конца недели, а не то вам придет конец.

Колокольчик над дверью звякнул снова, предупреждая, что они больше не одни.

Дыхание Камиллы замерло в груди. Драгоценные секунды шли, но Вексли так ее и не отпустил. Напротив, его бледные глаза сверкали злобой. Он точно знал, чего она боится, и наслаждался этим.

Наконец Вексли выпрямился. Выражение его лица сменилось с яростного на лениво-безразличное. Он отошел в сторону, притворяясь, что восхищается картиной позади нее.

– Заверните ее и отправьте в Гретна-хаус, мисс Антониус. Все-таки она мне нравится, – продолжал он, пристально глядя на Камиллу. – Эти алые пятна напоминают мне кровь. Такие грубые. Мощные. Знаете, я всегда находил в сломанных предметах некую мрачную привлекательность.

Его способность так быстро менять маски вызывала беспокойство. Раньше Камилла за ним такого не замечала, и это ее встревожило.

– Конечно, милорд.

Она приняла эту уловку, хоть ее улыбка и была натянутой, поскольку напряжение между ними никуда не делось. Наконец Камилла перехватила взгляд посетителя, стоящего у двери: за их беседой увлеченно следил репортер сатирического листка.

– Я могу чем-нибудь помочь вам, сэр? – радушно спросила она.

– Лорд Вексли!

Репортер проигнорировал Камиллу и бросился за Вексли, который быстрым шагом прошел к выходу с таким видом, будто только что вспомнил о гораздо более важной встрече.

– Минутку… правда ли, что вчера вечером Уолтерс сражался с садовой статуей и проиграл?

Вексли остановился и принял беззаботный вид.

– Ну же, Хэвишем. Вы же не думаете, что я так легко выдам вам секреты друзей, не так ли?

Вексли сверкнул своей легендарной ухмылкой, замедлил шаг и неторопливо вышел за дверь, словно не знал никаких забот. Камилла подождала, пока они с Хэвишемом выйдут из галереи, и рухнула на табурет, дрожа всем телом. Она не сомневалась, что Вексли исполнит угрозу. На самом деле Камилле и впрямь показалось, что он готов ее убить. Она ощупала шею. От воспоминания о прикосновении холодной руки Вексли Камиллу пробрала дрожь. Она знала, что Вексли разозлится, если ей удастся украсть подделку, но не предполагала, что он готов будет физически применить силу.

Раньше он не был жестоким. Она ни разу не слышала, чтобы Вексли ввязывался в драки. Ему удалось убедить всех, что он просто пьяница и милый негодяй.

Но что она на самом деле о нем знала?

Никто из респектабельных особ не посещал темный рынок чаще него. Магия струилась по улочкам Сильверторн-лейн. Она высасывала жизнь и эмоции смертных, которые сюда забредали. Камилла знала об этом не понаслышке: после того, что произошло с ее отцом, она понимала, насколько опасно это место. Когда-то отец туда зачастил, и их жизнь изменилась навсегда.

Поначалу, когда Пьеру стало хуже, туда отправилась и Камилла, наплевав на последствия. Раз отец заболел именно там, она решила, что там же найдет для него лекарство. Она тоже почувствовала силу и притяжение тех мест.

После смерти отца она ездила туда всего дважды.

В первый раз она встретила там Волка, легендарного охотника, который одурманил ее мечтами о жизни за пределами Уэйверли-Грин.

Во второй раз Камилла приехала, чтобы порвать с ним и убедиться, что он сохранит в тайне их единственную ночь. Камилла хотела остаться в Уэйверли-Грин, так что никому не стоило знать, как в приступе отчаяния она напрочь забыла о репутации. Ведь в горе утраты ей хотелось почувствовать, что она все еще жива.

Волк ушел, пообещав сохранить тайну, но когда-нибудь обязательно вернуться.

Она до сих пор молилась, чтобы этого не произошло. Вексли и Синтон создали ей достаточно проблем.

И, кстати… Какой же она была дурой, когда решила, что Синтон не стал ее больше расспрашивать, потому что решил оставить историю с поддельной картиной в покое. В чем Камилла соглашалась с Вексли, так это в том, что Синтон каким-то образом пробрался обратно в Гретна-хаус.

Камилла была бы проклята, если бы позволила еще хоть одному мужчине получить над нею власть.

Если Вексли действительно собирался ее погубить, по крайней мере, она получит удовольствие от того, что собственными руками уничтожит злосчастную подделку.

Разъяренная Камилла повесила на дверь табличку, чтобы предупредить посетителей, что галерея закрылась на весь день, а затем пошла искать экипаж.

Ей внезапно понадобилось посетить Хэмлок-холл.

Выйдя на мощеную улицу, она почувствовала, что кто-то ее преследует. Она обернулась и заметила мужчину, стоящего у стены здания через дорогу. Его лицо было скрыто шляпой, низко надвинутой на лоб, а фигуру было не различить под черным плащом.

На нем были кожаные перчатки, которые ей о чем-то напомнили.

Камилла ждала, пока он отойдет от здания и скроется, но он этого не сделал. Он молча стоял на том же месте и напоминал дурное предчувствие во плоти.

Вексли не стал бы нанимать кого-нибудь, чтобы следить за ней, правда?

Скорее нет, чем да.

Камилла сглотнула и поспешила в конец улицы, чтобы поймать экипаж. Когда она забралась внутрь и выглянула в окно, мужчины уже не было.

Тринадцать

Зависть запрокинул голову, размышляя о подделке, которую выкрал. Послеполуденный солнечный свет косо падал в окно и золотил пылинки, поднявшиеся от его шагов.

Большую часть дня он провел, любуясь впечатляющей картиной. Зависть был весьма доволен собой и тем, что вытащил ее прямо у храпящего Вексли из-под носа.

Это был не мужчина, а позорище. Он спал на животе с голой прыщавой задницей напоказ и выпускал газы, столь же отвратительные, как и его манеры.

Первобытная сторона Зависти искушала его повесить подделку в прихожей, пригласить Вексли выпить и пометить территорию вокруг работы Камиллы, пока игра не продолжилась.

Однако Зависть все же взял себя в руки и вспомнил, что для победы в войне необходима стратегия.

А это, конечно же, была война. Вчера вечером провалилась вторая попытка добиться помощи от Камиллы. У Зависти оставалась лишь одна возможность до того, как его дисквалифицируют. И, хотя правила относительно любой неустойки определялись не так уж и четко, суровая правда, перед которой оказался его двор, была совсем иной.

Зависть должен был победить.

Он пытался не терять оптимизма, но дела шли так себе. Он не мог использовать магию, чтобы повлиять на Камиллу, а его собственное обаяние не подействовало. Ответом на прямой вопрос стал сокрушительный провал.

– Проклятье!

Зависть провел рукой по волосам и снова взглянул на картину.

От отчаяния становишься беспокойным и равнодушным. Зависти нужно было сосредоточиться. Поддельная картина стала для него козырной картой, которую можно было использовать в переговорах с Камиллой. Он видел, как сильно ей хотелось заполучить ее. Так что когда Камилла пыталась сорвать подделку со стены, Зависть использовал немного магии, чтобы она приклеилась намертво. Прибрать подделку к рукам стало его запасным планом, козырем в рукаве. А поскольку это не было прямым использованием магии на человеке, ни одно из правил Леннокса не было нарушено.

Теперь, когда подделка была у него, Зависть попытался понять, о чем еще ему стоит подумать.

Подготовка к балу шла полным ходом, так как он должен был состояться уже через два дня.

Поместье полностью восстановили в его былом великолепии и даже больше. Темное дерево блестело после свежей полировки, а обновленные бархатные шторы выглядели дорого и пышно. Картины, привезенные из настоящей коллекции Зависти, были со вкусом выставлены по всему поместью. А еще он научил прислугу готовить его любимый напиток – «Темный и греховный». Этот декадентский коктейль, который он придумал однажды вечером, состоял из пюре ежевики, сиропа из коричневого сахара, бурбона, апельсиновой цедры и небольшого количества шампанского.

Сперва над названием посмеивались, но у тех, кто попробовал этот напиток, никаких замечаний больше не было.

Теперь Зависть мог полностью сосредоточиться на третьей попытке. Его шпионы не выяснили о Камилле ничего важного – только то, что он и так уже знал. Хотя его подозрения о секретном туннеле, проложенном ее отцом, подтвердились. Проход был проложен точно поверх границы между царств, по невидимой магической линии, которая открывала вход в другие миры. Немногие знали об этих линиях, а использовали их и того меньше. Особенно здесь, в мире людей.

Судя по всему, в настоящее время ту линию в туннеле не использовали. Зависть не увидел ни рун, ни скважины для ключа от портала. Хотя это вовсе не значило, что Пьер где-нибудь все это не спрятал. Но даже если так, Зависть сомневался, что смог бы открыть портал.

Насколько ему было известно, ключами от портала могли одарить только две расы: фейри – прежде всего члены королевской семьи Невидимых, которые правили темным двором, – или очень могущественные оборотни, такие, как вервольфы.

Чтобы не проводить остаток дня в нарастающей досаде, возможно, Зависти стоит нанести визит на пресловутый черный рынок. По крайней мере, там ему удастся выяснить побольше о том, чем занимался Вексли. Он был убежден, что этот человек тоже участвует в игре. Но после его вчерашнего выступления Зависть надеялся, что Вексли не был его соперником. Это стало бы огромным разочарованием. И все же будет полезно узнать, кто еще в Уэйверли-Грин посвящен в тайну границ между мирами.

– Так вот где ты прячешься!

Зависть даже не обернулся, услышав голос своего брата Похоти.

– Дай угадаю. Гордыня распускает слухи, совсем как придворный?

– Вероятно. Но я все разузнал от Чревоугодия, а он упоминал, что слышал это от Жадности.

Его братья были не лучше надоедливых репортеров. Хоть Чревоугодие мог бы вести себя более достойно – он как раз воевал с одним репортером в Семи кругах. Зависть протянул:

– Я думал, когда проклятие было снято, у вас всех появились другие дела. Хотя я тебя понимаю: из всех наших братьев я самый интересный.

Он позвал Гудфеллоу и велел ему аккуратно отнести картину в его покои. Зависть установил защиту на свою комнату, чтобы никто не мог туда попасть без его разрешения. Дома должно быть достаточно безопасно.

– Однако мой визит на Острова Перемен вряд ли тебя порадует, – продолжил он, когда Гудфеллоу ушел. Похоть подошел к бархатным портьерам и принялся играть их складками. – Разумеется, тебя куда больше интересует некая богиня смерти, чем моя… отсрочка. Месть и похоть так слаженно работают вместе.

Похоть усмехнулся. Задеть его было почти невозможно.

– Судя по тому, что я слышал, ее волнуют только щеночки.

Зависть закатил глаза при упоминании стаи оборотней.

– Даже если бы она не была настолько волк-лечена в общение с ними, лично мне бы хотелось, чтобы мой член после любовных утех оставался на положенном месте. Да и забавная игра, в которой ты участвуешь, действительно гораздо интереснее. Тебя в самом деле кастрировала художница?

Зависть коснулся украшенного драгоценными камнями кинжала на бедре. Он задумался, не стоит ли вернуться в Семь Кругов только ради того, чтобы кастрировать Гордыню.

– Не то чтобы это тебя касалось, но уверяю тебя: мое достоинство по-прежнему больше, чем у всех остальных братьев.

– Спорно. Однако твой грядущий маскарад весьма заманчив. Кажется, мое приглашение затерялось в пути. Но я решил исправить эту оплошность и приехал пораньше. Уверен, благодаря моему влиянию он станет легендарным.

В голосе Похоти звучали дразнящие нотки, а это всегда предвещало неприятности. Он наконец-то отошел от портьер, но теперь прижался к камину и стал рассматривать резные изображения на нем.

– Считай, что похотливый бог-демон явился сюда, чтобы превратить твой маскарад в самое развратное событие, которое когда-либо видело это царство. Представь себе, как все эти скучные, чопорно одетые лорды и леди предаются наслаждениям… – задумчиво протянул Похоть. – Твоей прислуге придется неделями отмывать столы и стены.

В мыслях Зависти возникло лицо Камиллы. Ее глаза были закрыты в упоении от того, как кто-то упал перед ней на колени, вкушая сладость ее желания. Почему-то он представлял, как это происходит прямо на его обеденном столе. Он резко повернулся и пристально посмотрел на брата.

– Нет. Ни в коем…

– Вы!

Дверь в студию Зависти распахнулась. Вслед за адским зверьком, который влетел внутрь, сверкая серебряными глазами, вошел Алексей.

– Как вы посмели!

Вампир бессильно вскинул руки.

– Я пытался ее остановить!

Зависть переключил внимание на художницу, проигнорировав жгучее любопытство на лице Похоти. Камилла уложила серебристые волосы в замысловатый узел, заколотый кистью, а платье у нее на этот раз было глубокого цвета спелой сливы. Если бы не молнии в ее взгляде, которые грозили испепелить его на месте, он сделал бы ей комплимент. Камилла умела выбирать цвета, чтобы добиться наиболее приятного сочетания, а ее креативность выходила далеко за рамки рисования на холсте.

– Надо было лучше стараться. Мисс Антониус чуть выше полутора метров, – сказал он наконец. – Если ты не можешь с ней справиться, Алексей, возможно, нам следует пересмотреть, соответствуешь ли ты своей должности.

– Пусть бы только попробовал! – вскипела Камилла. – Я не просто сказала, что со всей силы ударю его в пах, я еще угрожала укусить его, если он встанет у меня на пути.

Похоть издал сдавленный смешок.

– Понятно.

Зависть изобразил на лице сдержанный интерес. Он ничем не хотел выдать, как его позабавила мысль о Камилле, которая, сама того не ведая, вонзает зубы в вампира.

А еще он не мог припомнить ни одного случая, чтобы кто-то осмелился отдать ему прямой приказ.

Камилла с вызовом взглянула на него.

Похоть снова тихо прыснул.

– Так вот из-за кого у него такое отвратительное настроение…

– Простите, а вы кто? – спросила Камилла тем же ледяным голосом, окинув Похоть абсолютно равнодушным взглядом. Впечатляюще, особенно если учесть, что именно этот брат Зависти заправлял удовольствиями. Одно его присутствие обычно заставляло всех задрать юбки или скинуть брюки от желания.

Все это донельзя забавляло Похоть. Но еще больше интереса вызвало то, что девушка не упала от него в обморок. Зависть чувствовал, как чары греха брата медленно кружили над художницей, испытывая ее. Он стиснул зубы.

Похоть склонился над ее рукой и выпустил еще немного своего греха сквозь губы, скользнувшие по костяшкам ее пальцев в перчатках.

– Я его брат. Как видите, куда более красивый.

– Очарована.

Камилла вырвала руку и снова посмотрела на Зависть. Сила Похоти никак на нее не повлияла.

– Я требую, чтобы они нас оставили. Прямо сейчас.

Похоть бросил на нее удивленный взгляд. Его явно озадачила ее невосприимчивость.

Зависть изогнул бровь, а затем кивнул брату и Алексею.

– Прекрасно.

Оба мужчины оказались достаточно напуганы появлением Камиллы, чтобы тут же исполнить ее просьбу.

Как только дверь за ними закрылась, Зависть оперся о стол, на котором стоял его нетронутый напиток. Его тоже озадачила способность Камиллы противостоять влиянию Похоти.

– Не слишком ли рискованное требование побыть наедине, без свидетелей? Особенно после того, что я сказал вам вчера вечером. Вы ведь так стремитесь сохранить свою репутацию. Если, конечно, вы пришли не затем, чтобы воплотить эту пикантную фантазию в жизнь.

Ему было любопытно посмотреть, станет ли она спорить с ним об этом. Но она не попалась на удочку, лишь приковала его к месту своими лунно-серыми глазами.

– Где подделка?

– Полагаю, вы имеете в виду «Соблазнение Эвелин Грей»?

– Не надо играть со мной, милорд, – Камилла подошла ближе, но остановилась, когда ее юбки коснулись его коленей. – Утром ко мне приходил Вексли.

Хотя Вексли был всего лишь сыпью на свиной заднице, Зависть пронзила беспричинная ревность.

– Меня не интересуют ваши любовные перебранки.

– Еще бы! Могу с уверенностью предположить, что еще меньше вас интересуют угрозы увечий, которыми он осыпал меня, когда пытался задушить, милорд. А поскольку вас это все не волнует, просто скажите мне, где картина, чтобы я могла забрать ее и убраться отсюда.

Зависть притих. Сердце, которое он считал черствым и ожесточенным, яростно колотилось в его груди. Он пристально оглядел Камиллу.

– Он причинил вам боль?

Одно слово, один утвердительный взгляд, и в течение часа демонический клинок Зависти вонзился бы Вексли в живот.

Камилла выпрямилась.

– Не в этот раз. Но он угрожал, что все закончится гораздо хуже, если ему немедленно не вернут картину.

– Этому не бывать.

Голос Зависти был пронизан жестокостью. Камилла отпрянула, глядя на него округлившимися глазами. Кажется, она поняла, что он не шутил.

Действительно, Зависть вдруг обнаружил, что направляется к двери, прокручивая в голове план. Возможно, когда он покончит с этим смертным, то преподнесет его Алексею в качестве угощения.

Если бы Вексли был игроком, это и впрямь было бы полезно.

– Вы же не станете его убивать, – бросила Камилла. В ее голосе звучали нотки ошеломления и легкого разочарования.

Зависть не замедлил шаг.

– Уверяю вас, еще как стану.

– Позвольте мне сказать иначе. Вы его не убьете.

Зависть наконец приостановился и оглянулся через плечо. Подозрение оплетало его, словно спутанная лоза. Один взгляд на ее каменное лицо – и он понял: в этой закрученной истории крылось что-то еще. Но поскольку речь шла о Камилле, удивляться было нечему.

– Почему? – спросил он.

Она с трудом сглотнула, и нежная шея слегка дернулась. Та самая шея, которую Вексли пытался осквернить своими грязными руками.

Внутри снова вспыхнула ярость, но лорд подавил этот приступ. Видел бы Гнев, как Зависть только что поддался греху брата… Этот самодовольный ублюдок не оставил бы его в покое.

– Камилла, почему вы не позволяете мне убить его? – переспросил Зависть.

Он сомневался, что это имело какое-либо отношение к морали. По крайней мере, не полностью. Он молча и настороженно ждал, дав ей время сказать правду.

– Потому что у него есть не только эта подделка, милорд.

Прошло несколько секунд. Зависть ждал дальнейших объяснений.

Камилла сжала руки в кулаки в складках сливовой юбки. Пространство между ними превратилось в поле битвы ее гнева и отчаяния.

– Умрет он – умрет и мой отец.