Текст книги "Небесные всадники"

Исари вскочил, чувствуя, что новый прилив силы вот-вот прикончит его, вытянул вперёд руки с удлинившимися ногтями, рванул куртку на Амиране.

– Прекрати… прекрати меня мучить! Я не… контролирую себя!

Амиран отпрыгнул назад, спрятался за массивным комодом, стоявшим в углу напротив кровати. И вдруг упал, ударившись спиной об пол. Он не сразу понял, что произошло: или хвалёная реакция тренированного бойца подвела его, или, что совсем уж невероятно, брат за одно мгновение преодолел разделявшее их расстояние. Удивительно, но это худое, костлявое тело, придавившее Амирана к полу, оказалось невероятно тяжёлым.

– Восстановиться не успеваю, – прохрипел Исари, снова выцветая, как вчера.

Краем глаза Амиран заметил, как за его спиной взметнулись и опали искалеченные – обрубленные, лишённые перьев крылья. Он сморгнул, и наваждение пропало.

Амиран взглянул в искаженное гримасой лицо брата и отвернулся, не в силах терпеть тошнотворный ужас, затопивший его нутро. Время тянулось, как капля смолы. Попытался пошевелиться, но нечеловечески сильные руки пригвоздили его к полу. Исари или кто-то другой, кого Амиран не знал, силился что-то сказать.

«Магоконструкт, – подумал Амиран, глядя в выцветшие глаза. – Взбесившийся, с засбоившими сбитыми настройками магоконструкт».

Он видел однажды вышедшего из повиновения химероидного коня, магоконструированную тварь, успевшую разорвать пополам двоих солдат и раздробить ноги третьему, пока поводырь не смог подобраться достаточно близко, чтобы отключить её.

Тварь потом разрубили на части, и те шевелились, пытались собраться… Гильдия магоконструкторов выплачивала потом неустойку.

– Я сам себе поводырь, – с трудом выталкивая слова из горла, прохрипел багрийский царь. – Сам себе тварь и поводырь.

Амиран прикрыл глаза, чувствуя, как стекают по лицу слёзы. Потом, извернувшись, дотянулся до кинжала и приставил его к горлу старшего брата. Тварь удивленно посмотрела на сорвавшуюся с клинка каплю крови. Тварь молчала, но светло-серые глаза стали вновь обретать насыщенную синеву, а волосы – свой яркий цвет. Исари мотнул головой и, стремительно преодолев полкомнаты, оказался у окна, распахнул его, высунулся по пояс. А затем вовсе стянул рубашку, с трудом вдыхая теплый воздух поздней весны.

– Уходи, – прошипел он, не оборачиваясь, пытаясь восстановить дыхание. – Уходи…

– Теперь? – спросил Амиран, подходя медленно и аккуратно, будто к испуганной лошади. – Теперь, когда ты открыл мне тайну, которая стояла между нами… Теперь ты просишь меня уйти?

Исари дрожал, как будто от холода, зубы стучали, выбивая неровный ритм.

– Позвольте мне остаться, ваше величество, – как можно мягче, стараясь не настаивать, попросил Амиран. – Позволь мне остаться, брат. Я вел себя непростительно, но этого больше не повторится.

– Ты не боишься, что я могу опять?..

Амиран, наконец, подошел вплотную и взял старшего брата за слабую, дрожащую руку руку, а потоми сказал:

– Нет. Не боюсь.

Исари прикрыл глаза, мелко дрожа, и кивнул. Амиран, пользуясь ступором, усадил его брата на кровать, помог ему устроиться на подушках и промыл рану на шее.

– Это всегда так? Так тяжело?

– Я действительно лицемер. Но я умею держать себя в руках. Большую часть времени.

Амиран оглядел разгромленную комнату. Внимание привлекли глубокие царапины на комоде – следы от когтей.

– Как твой бок? – спросил Исари. – Видит Небо, я хотел лишь зацепиться за одежду.

Амиран только сейчас заметил, что кожаная куртка на нем безнадежно испорчена, а рубашка свисает окровавленными лохмотьями. Живот и левый бок саднило.

– Я не всегда соизмеряю силы, – виновато сказал Исари. – Я даже не знаю толком, на что я способен.

– Ничего, – ответил Амиран. – Ерунда. Когда в детстве меня укусила собака, было больнее.

– Я так не хотел, чтобы вы меня презирали, – невпопад сказал Исари, рассеянно глядя на свои руки, бессильно лежащие поверх одеяла.

– Кто?

– Ты и отец. Я так и не сумел стать для отца его сыном, которым он мог бы гордиться… И я хочу, чтобы хотя бы мой младший брат меня не стыдился. Ты так презираешь слабость… Настоящий воин.

– Как давно ты живешь так? В борьбе с самим собой?

– Всю жизнь.

– Этери знает?

– Нет. Знает Иветре, но не всё. Может быть, догадывается Аче. Теперь знаешь ты. Я не маг крови. Я солгал. Я всем лгу. Постоянно. Это тело – оно слишком слабое, чтобы сдерживать проходящую сквозь него силу.

– Значит, ты Всадник? Создатель мира? Один из его Создателей?

Исари снова хмыкнул.

– Создатель? Нет, нет, конечно. Так, жалкое подобие, не более. Когда-то таких при каждом храме было вдоволь. Им поклонялись… жрецы приказывали им поклоняться – потому, что это увеличивало их силы.

– А твои?

– Их увеличивает корона, это правда. Вернее, те почести, которыми я окружён, те надежды, которые на меня возлагают. Когда мои подданные молятся в храмах за моё здоровье, а это случается нередко, мне становится легче.

– Но тогда почему ты болен?

– Сердце болит, потому… Впрочем, неважно.

Амиран не стал заострять внимание на этой оговорке.

– С чего ты взял, что я тебя презираю? Что я вообще имею право тебя презирать?

– Я даже над собой не властен, – прошептал Исари.

– Дурак, – припечатал Амиран. – Ну не дурак ли? Ты, владеющий такой силой, скрывающий её ото всех, ты – почти Небесный Всадник, невероятное существо… Боялся осуждения мальчишки?

Исари улыбнулся.

– Я не понимаю. Ты то укоряешь меня во всех грехах, то возвеличиваешь…

– Это я не понимаю! – воскликнул Амиран. – Если бы не эта вспышка, ты так и молчал бы?

– Справедливости ради, мне недолго осталось молчать.

Амиран похолодел.

– Так ты умрешь? Я думал… Я подумал сейчас, может быть, это неправда… то, что ты умрешь? Ты же так силен… – он вдруг хихикнул, вцепившись в волосы. – Жаль, твой духовник никогда не узнает, почему ты так не любишь молиться. Преклонять колени перед ровней – это глупо…

– Как бы то ни было, а я умру… – спокойно сказал Исари. – Это тело не предназначено для такого количества силы.

– Я слышал, что иногда старые маги переносят свое сознание в молодые тела, – задумчиво сказал Амиран. – Хоть это запрещено законом.

Исари кивнул.

– Да, такое случалось. Но неужели ты думаешь, что я способен на такую низость?

– Извини, – ответил Амиран.

Какое-то время они молча сидели, глядя друг на друга и понимая то, что ни один из них не хотел говорить вслух. Слова жалости были неуместны и бессмысленны. Но именно это чувствовал сейчас Амиран: жалость и восхищение.

– Я хочу, – очень тихо произнес Исари – Амиран скорее угадывал, нежели слышал его слова, – чтобы ты уважал меня. Я не прошу, чтобы любил. Я люблю тебя, и этого довольно…

– Братец… – тяжело вздохнул цесаревич, – какой же ты мастер всё усложнять… Право, твой духовник – несчастнейший из людей, если ты вываливаешь на него хотя бы половину всего этого. А бедняжка Этери? Ведь она гораздо чаще меня бывает с тобой. И ей ты поверяешь свои мысли гораздо чаще. Люблю я тебя, конечно, люблю. Но я ведь не девица, чтобы признаваться в этом. Надеюсь, у тебя родится дочь, которая будет уверять тебя в своей привязанности, раз это для тебя так важно. Иначе ты и своих сыновей замучаешь.

Исари хмыкнул, сказал:

– Подай мне воды.

Амиран вышел в примыкавший к спальне малый кабинет, принес воды в серебряном кувшине и продолжил свою речь:

– Ты привык считать меня ребенком, верно? Отвыкай.

Сейчас он чувствовал себя ответственным и взрослым. Сейчас, видя Исари слабым и усталым, он знал, что стоит за этой усталостью и этой слабостью.

– Я уже не ребенок, Исари. Не стоит прятать от меня правду, какой бы горькой она ни была.

Исари залпом выпил кубок воды, поставил его на столик у кровати.

– В гардеробной возьми рубашку. И покажи рану.

– Да какая там рана, – возразил Амиран. – Так, царапина. Сама зарастет.

– И всё же давай, я залечу.

– Это не навредит тебе?

– Нет, не навредит. Не беспокойся.

Амиран зачарованно смотрел, как его царапины исчезают под пальцами царя.

– Исари, – шепнул он. – Ты магоконструкт?

– В той или иной степени – да. Все Всадники – из тех, что жили при храмах, – магоконструкты. Бледные подобия тех, кого мы зовем Создателями. Если они вообще существуют или существовали.

– А Этери? Она поводырь?

– Вполне могла стать, но не стала, – ответил Исари и взмахнул рукой.

Царапины с комода исчезли, как и брошенные на пол вещи.

– Неживое я не умею чинить. Только уничтожать.

– Почему Этери не стала поводырем? Или нет, – Амиран остановился на мгновение, вспоминая все легенды. – Нет. Должно быть наоборот, верно? Гатенский князь – магоконструкт, Небесный Всадник на службе у царя Багры. Верно? Все эти легенды о безусловной верности… Это не верность. Это магический поводок. Почему получилось наоборот?

Исари ничего не ответил – он крепко спал. Во сне он казался очень несчастным. Амиран поправил одеяло и задумался. Ему было о чём подумать.

* * *

Во время подготовки к свадьбе Лейла капризничала, и капризничала талантливо. Иногда Этери хотелось махнуть рукой на эту безднову свадьбу, плюнуть и уйти. Эта девчонка отвергла бордовое платье табнийского бархата, стоившее как небольшое поместье. Причём дождалась, пока его сошьют, а потом легко и непринужденно, при всех сплетницах дворца подарила его Этери! Как будто Этери не может позволить себе платье табнийского бархата. Стиснув зубы, княгиня поблагодарила «дорогую сестрицу» за чудесный подарок, а вечером изрезала платье ножницами. Потом жалела, конечно: табнийский бархат как-никак. Нужно было отдать служанкам, те отделали бы им свои платья и не имели бы отбоя от кавалеров.

Лейла хотела жёлтое. Оно ей пошло бы больше бордового – с этим не поспоришь. Однако жених и невеста должны быть одеты в одни цвета, а жёлтый совершенно не шёл Исари, подчеркивая его болезненность. В чёрно-золотом он выглядел как нарядный покойник, в фиолетовом – как полуразложившийся покойник, а в ярко-алом казалось, что по лицу царя идут красные пятна.

Наконец, сошлись на зелёном. Он более или менее шёл обоим.

– Это просто нервы, – пыталась успокоить себя Этери. – Это просто предсвадебная суматоха.

Лейла имела право на капризы. В конце концов, она выходила замуж за нелюбимого, навеки переселялась в другую страну, теряла всё, что могла потерять, и не приобретала ничего, кроме перспективы скорого вдовства.

Этери, пришедшая с очередной жалобой на строптивость камайнской принцессы, не ожидала, что её друг и сюзерен встанет на сторону невесты.

– Несколько лет назад, когда я просто спросил тебя о замужестве, ты два месяца ела мой мозг столовой ложкой, пока не удостоверилась, что я тебя ни с кем не сговорил… Так что ты хочешь от бедной девочки? – устало спросил Исари.

Не получив поддержки, Этери сцепила зубы и с головой погрузилась в сметы. Бездновы Всадники Любви, Мирин и Амирина, в окружении духов-помощников, а также их многочисленные атрибуты должны были, по мнению невесты, украшать каждый свободный угол. Этери ничего не имела против пухлощеких крылатых младенцев с пылающими сердцами в руках и не возражала даже против бело-розовых драпировок, превративших дворец в кремовый торт. Её обижала холодность камайнки. Разве Этери мало для неё сделала? Исари был слишком снисходителен к девчонке… Он не имел никакого опыта общения с женщинами помимо Этери, считавшей себя выше использования извечных женских уловок, к которым Лейла, истинная дочь Камайна, прибегала, даже не задумываясь. Лейла сражалась с ней, как сражаются в Камайне молодые и красивые младшие жёны с не такими красивыми и не такими молодыми старшими жёнами своих мужей. Но она забывала, что здесь не Камайн и Этери ей не враг.

Как бы то ни было, день свадьбы приближался неотвратимо и, наконец, настал. Этери твёрдо решила, что наутро после свадьбы уедет домой хотя бы на три месяца – пусть молодожёны притрутся друг к другу, как могут.

Снова Этери стояла в храме и сжимала в руках свечу. Воск обжигал руки, и гатенские князья, и багрийские цари, похожие на Небесных Всадников, или Небесные Всадники, похожие на царей и князей, улыбались ей с витражей.

Они были красивой парой, как бы там ни было. Волосы стоявшего у алтаря Исари алели осенним пожаром, а сшитый чуть ли не на живую нитку кафтан удачно скрывал и сутулость, и излишнюю худобу. Этим кафтаном Этери заслуженно гордилась. Лейла была хрупка и нежна, зелёный и вправду шел ей – не зря она так придирчиво перебирала цвета и ткани. Одета она была, пожалуй, даже слишком скромно: ни полупрозрачной ткани на бедрах, сквозь которую можно было бы разглядеть шейдиши, или шальвары, контрастного цвета, ни глубокого выреза на груди, который Исари несколько раз пытался запретить столичным модницам, но Этери его отговорила.

Пел хор, багрийский царь и камайнская принцесса обменивались кольцами и говорили слова клятвы, держась за руки. От спёртого воздуха, от запаха благовоний и от жара тысяч свечей Этери стало дурно. Эта неожиданная дурнота напомнила о рекомендациях лекаря, которые тот дал ей после обморока. Что-то там о покое, о перемене климата. Никогда ещё так сильно не тянуло княгиню в Гатену.

Этери чуть повернула голову и взглянула на Амирана, стоявшего рядом с ней. У цесаревича было лицо человека, решившего для себя что-то важное и получившего, наконец, долгожданный покой. Может, он переболел своими чувствами к Лейле? Первая любовь часто бывает несчастной, чтобы вторая больше ценилась. А если не повезёт родиться однолюбом… Ну, тогда уж ничего не поделаешь.

Рядом с цесаревичем стояла вдовствующая царица Тинатин, мать Амирана, покинувшая ради свадьбы пасынка Вдовий замок. Выглядела она неплохо: ей было не привыкать к вдовьей доле. Пожалуй, высокое происхождение второго мужа ей только мешало. Вдовствующей царице не хотелось почестей, которые ей пытались оказывать. Во Вдовьем замке ей было проще. Он был совсем небольшим, там некем было руководить, кроме горничной и кухарки, там никто не требовал от Тинатин быть царицей, пусть даже и бывшей.

Она вытерла платочком слёзы, крепко стиснула руку сына, улыбнулась Этери, и та улыбнулась в ответ.

Потом был большой приём. И в честь свадьбы, и в честь отбытия Гелиатской делегации. Все три принца покидали Багру завтра поутру. Салахад планировал ещё задержаться.

* * *

Бал был грандиозен. Большая часть выделенных казначейством средств была пущена на его организацию. В саду бил огненный фонтан, рядом с ним стояло дерево с листьями из чистого золота и цветами из крупных самоцветов – подарок от Общества ювелиров на царскую свадьбу. Общество механиков подарило не менее изящную вещицу – стайку посеребренных и позолоченных птиц самого необычного и фантазийного вида, певших на все лады. Скорняки принесли чудесные шкурки: и беличьи, и рысьи, и волчьи, и медвежьи. Общество поэтов и певцов преподнесло в честь этого знаменательного события целую книгу стихов, где воспевалась красота Розы Камайна, драгоценного камня в венце багрийского царя, его юной, прекрасной и благочестивой жены. Добрые подданные Багрийской короны несли и несли свои дары: и расписные глиняные тарелки, одну из которых Лейла разбила – на счастье, и редкие пряности, и притирания, и ткани, и ловчих соколов, и коз с шерстью тонкой и нежной, как детские волосы, и крепкой, как канаты…

В середине застолья Лейла почувствовала, как кто-то робко дотронулся до её ноги. Она вздрогнула и, едва удержавшись от крика, заглянула под стол. Оттуда на неё не менее испуганно смотрел кухонный мальчик, поварёнок. От удивления из головы Лейлы вылетели все багрийские слова. Она обернулась к Исари, указала пальцем под стол. Он усмехнулся и ответил на камайнском – очень чисто, слишком чисто для человека, который не пользуется языком ежедневно. К тому же, слова он подбирал с едва заметными паузами.

– Это традиция. Отдайте мальчику туфлю – он продаст её кому-нибудь из гостей за немаленькую сумму.

– А как же я без туфли? – растерянно спросила Лейла.

Царь, а теперь – о Всадники! – её муж, наклонился ещё ниже и шепнул:

– Обычно потеря туфли – прекрасный повод понести невесту на руках, однако вам просто принесут сменную обувь. Ведь я, к сожалению, на этот подвиг не способен.

Лейла грустно улыбнулась в ответ. В этом тоже есть мужество, внезапно подумала она. В умении признавать свою слабость.

Она подняла голову, встретилась взглядом с Этери и несмело улыбнулась ей, вдруг вспомнив, что в последние недели вела себя отвратительно. Гатенская княгиня тоже улыбнулась – может быть, не так широко, как прежде, но достаточно искренне.

Потом Этери встала и направилась к группе молодёжи, в центре которой блистал и сыпал остротами средний из гелиатских принцев. Для неё тут же нашли стул с красиво изогнутыми ножками. Этери опустилась на него, будто на трон. Время от времени до Лейлы долетали взрывы смеха и обрывки шуток, которыми обменивались, точно фехтовальщики уколами, принц Валериан и багрийская княгиня.

Лейла вздохнула. Она так не умела. Жизнь в гинекее приучила её интриговать и скрывать свои настоящие мысли, но перед мужчинами она испытывала робость и не смогла бы так непринуждённо вести беседу.

– Вам скучно? – спросил Исари. – Потерпите немного. Наши старики наедятся и напьются, поздравят нас, а после будут танцы и игры.

Поднялся главнокомандующий войсками Уго Раери, долго и пространно поздравлял царя с женитьбой, желая долгих лет брака, побольше детей и долгого безделья для себя и своих сыновей. А затем осушил огромный, инкрустированный серебром коровий рог. Крякнул и залихватски подкрутил ус, подмигнул Лейле. Та смутилась. А сидевший рядом с одним из величайших полководцев современности сгорбленный старичок неприятно захихикал. Лейла вспомнила, что это казначей, но имя его вылетело у неё из головы.

– Старики – заклятые друзья, – шепнул Исари. – Не помню ни одного случая, чтоб их мнения на Совете совпали. Пару раз они чуть не подрались.

Поднимались, чтобы сказать несколько слов, и другие. Лейла их почти не запоминала. Потом один из гостей, седой как лунь старик в жреческой мантии, испросил разрешения удалиться. Исари встал из-за стола, Лейла тоже, служанка принесла ей новую пару туфель.

Один из молодых дворян спросил:

– Так туфлю выкупать не будете, ваше величество?

– Не буду, – с напускной строгостью ответил Исари. – Неужто мне денег не хватит, чтоб новые туфли жене купить?

– Хватит, хватит, – вновь захихикал казначей. – Даже на две пары, может быть. Если не очень дорогих, или… – он подмигнул мнущимся неподалеку старейшинам цеховых обществ. – Или если нам немного подешевле обойдутся материалы и работа.

Дворянин с туфлей в руке растерянно почесал в затылке.

– Так я зря, что ли, два золотых заплатил?

– Выпейте из неё вина, – посоветовал ему Исари. – Говорят, кто выпьет из украденной туфельки новобрачной, тот будет счастлив в любви. Возможно, вам повезёт так же, как и мне, – добавил он, целуя Лейле руку.

Та зарделась и невпопад вспомнила о своей сказке. «Стоит переписать, – подумала она. – Заколдованный принц будет не злобным карликом, а драконом. Драконом с чешуёй цвета осенних листьев».

Тем временем Исари отпустил старшин цеховых общин и увлёк витающую в мечтах Лейлу в соседний с трапезной зал. Туда, откуда звучали звуки музыки и смех.

Царственная чета шла сквозь расступавшуюся перед ними толпу, и Лейла чувствовала, как дрожат сильные и жесткие пальцы, сжимающие её ладонь. Исари галантно помог ей сесть в кресло, стоявшее на небольшом возвышении, а сам тяжело опустился в соседнее.

Были танцы, были игры, но к Лейле никто не подходил, и она сидела прямая и грустная, пока Исари не протянул ей руку и не предупредил:

– Я давно не танцевал. И, боюсь, смогу выдержать только пару медленных танцев.

– Спасибо, – шепнула Лейла.

* * *

До спальни их провожали с факелами и двусмысленными шуточками. Рука Исари, казалось, дрожала ещё сильнее. Они вошли в большую комнату, половину которой занимала огромная кровать.

Лейле стало страшно, комок подступил к горлу.

– Не бойся, – шепнул ей Исари, подходя сзади и обнимая.

– У вас есть какой-нибудь опыт? – жалобно и глупо проблеяла Лейла. Ей самой было стыдно за этот вопрос.

Он провел рукой по её волосам, стремительно разбирая сложную причёску.

– Всё в порядке, Лейла. Не стоит бояться.

Лейла кивнула, прикрыла глаза, чувствуя, как прохладные руки освобождают её от одежды. Она повела плечами, наслаждаясь свободой от давящих завязок, опустилась на край ложа, вопросительно посмотрела на Исари.

Он ободряюще улыбнулся ей, расстёгивая крючки на своем кафтане.

Впервые кто-то из мужчин увидел её руки обнаженными выше локтя. Круглые, гладкие девичьи руки. Ни одного изъяна на смуглой коже. Лейла выглядела немного испуганной и одновременно с этим – дерзкой.

Она закрыла глаза и лежала напряжённая, как струна, ожидая и опасаясь прикосновений к обнажённому телу. И когда прохладные руки царя легко и нежно коснулись её, она дернулась, закрылась в защитном жесте.

– Тихо, тихо, – шепнул Исари ей на ухо. – Не бойся.

Она почувствовала, как из глаз бегут непрошеные слёзы и как царь собирает слезинки губами, шепчет что-то успокаивающее…

Лейла проснулась засветло, повернула голову и увидела лицо спящего мужа. Она провела пальцем по его щеке, по складке меж бровей.

– Далеко-далеко, – шепнула она, улыбаясь грустно и нежно, – жил-был дракон с чешуёй цвета осенних листьев и цвета заката, обещающего ветреный день. Он был одинок…