Текст книги "Скажи машине «спокойной ночи»"

Она замолкает, поэтому я подсказываю ей:

– Астрид.

– Я просто ездила на ней, Ретт. Всю неделю. Я не давала ей ни минуты покоя. – Произнося это, она закатывает рукава, как будто готовится к тяжелой работе. – Я знала, что это плохо. Знала, что на переменах она шла в туалет и плакала. И это заставляло меня вести себя с ней еще жестче. Что уж тут говорить о чутье на слабость…

– Так ты говоришь, Элли подстрекала тебя к этому?

– В том-то и дело. Она ничего не делала. Это все я. Я сама все это делала. Я была хуже, чем все остальные. Наверное, даже Элли считала, что я зашла слишком далеко. Не то чтобы она мешала кому-то заходить слишком далеко, – Сафф качает головой. – Я не знала, что могу быть такой.

– И ты думаешь, что Астрид решила тебе отомстить?

Сафф пожимает плечами.

– Теперь ведь я плачу в туалете, верно?

Она выглядит очень грустной. Может, поэтому я ошибаюсь, говоря:

– Все это очень паршиво, а?

И Сафф начинает рыдать прямо в моей комнате.

– Это не из-за мыла, – говорит она, всхлипывая, – хоть я все равно давлюсь каждый раз, когда мне нужно вымыть руки. Это не из-за дурацкой брови. – Она трогает ее, еще больше размазывая карандаш. – Даже не из-за того, что я была голой. Все из-за того, что меня все видели. Все старшеклассники. Все, кто помладше. Учителя. Родители моих друзей. Друзья моих родителей. Когда они смотрят на меня сейчас… ну, в общем, они на меня даже и не смотрят. Или же уставятся так пристально, что я практически слышу, как они думают про себя: «Я смотрю ей в глаза. Я смотрю ей в глаза».

Она прячет лицо в ладонях. Я смотрю, как она плачет. Я знаю, что не стану обнимать ее, знаю, что даже не поглажу ее по руке. Но я чувствую, что должен что-то сделать. Поэтому беру печенье из пачки. И откусываю от него. Это моя первая твердая пища за год, и жевать кажется забавным. Услышав хруст, Сафф поднимает глаза. Она широко распахивает их, как будто происходит нечто очень важное, что вызывает у меня желание все выплюнуть. Вместо этого я откусываю от печенья еще раз. Затем передаю его ей. Она откусывает и передает мне. Таким образом, кусая по очереди, мы доедаем всю печеньку.

МАТЕРИАЛЫ ДЕЛА от 27.03.35, ВЕЧЕР

Средства

Любой из наших подозреваемых мог найти средства для введения дозы Саффрон Джонс.

Линус Уолц (17 лет) торгует легкими наркотиками, в основном ЛСД, Х и хоппитом, но Линусу не составит труда достать зом для себя или для одноклассника. Элли никогда не признавалась, где взяла зом, под которым ее поймали в прошлом году, но всем известно, что его достал Линус.

Джосайя Халу (16 лет) – близкий друг Линуса, и, как и Элли, он мог попросить Линуса достать для него зом или даже украсть его из тайника Линуса.

Кажется, что из четырех подозреваемых наименьшая возможность достать этот наркотик была у Астрид Ловенштейн (17 лет), хотя на этом основании ее нельзя исключать.

На данный момент ни одного из них нельзя исключать. Сделать это мог любой из них, даже если трудно себе это представить. Будет непросто, потому что они были моими друзьями. Но я не могу допустить, чтобы меня ослепила моя предвзятость. Один из них сделал это. Сентиментальности здесь не место.

Всю ночь я думаю о том, как Сафф плакала в моей спальне. Впервые с тех пор, как я ушел из школы, мне почти жаль, что я не вернусь в «Сенеку», чтобы у Сафф там кто-нибудь был, я не знаю, кому она может доверять. Кроме того, если бы я остался в «Сенеке», я бы играл в козла отпущения вместе с остальными, отправился бы на вечеринку Элли в ту ночь и стал бы еще одним из подозреваемых Сафф. Только я могу помочь ей, потому что я здесь, на нейтральной территории.

Я спрашиваю себя, почему должен помогать Сафф. Почему продолжаю представлять себе ее лицо с одной размытой бровью. Ведь не похоже, чтобы Сафф заботилась обо мне. Никто из них этого не делал. После того как я ушел, – несколько писем, пара сообщений, открытка с «пожеланием скорейшего выздоровления», которую, несомненно, купил и заставил их всех подписать учитель. Линус и Джосайя несколько раз приходили ко мне домой, потом Джосайя приходил один, а больше никто. Не то чтобы я жаждал чьих-нибудь посещений. Не то чтобы отвечал на их электронные письма или сообщения. Только на прошлой неделе, почти год спустя с того дня, как я ушел из школы, Сафф написала мне: «Я думаю, ты, наверно, единственный человек, который еще этого не видел. Мне нужно, чтобы ты сказал мне, что не видел. Пожалуйста, не смотри это».

Это было видео. И нет, я его еще не видел. Мы с Сафф встретились на автобусной остановке возле моего дома. Мы сидели под пластиковым козырьком, несмотря на то что было солнечно, и смотрели на проезжающие мимо автобусы. Сафф выглядела как раньше: короткие вьющиеся волосы, круглое лицо, рука с металлическими браслетами, которые как будто были ее личными китайскими колокольчиками. Я никогда особо не думал о Сафф; она всегда была подружкой Элли, глупой и безобидной подпевалой, «хвостом». Однако теперь Элли с ней не было. Сафф пришла на встречу со мной одна. И, может быть, она все же выглядела по-другому. Наверно, увереннее. Храбрее.

Она села на скамейку рядом со мной и сказала:

– Привет, Ретт.

Она не сказала: «Ты выглядишь лучше» или «Ты опять набрал вес».

Что значило, что я не должен был говорить: «Да, я снова растолстел».

Что значило, что я мог сказать: «Привет, Сафф».

Как будто мы были двумя обычными людьми, ожидавшими автобуса.

Я сказал Сафф, что ей не нужно показывать мне видео, если она хочет, чтобы оставался хоть один человек, который его не видел. Она сказала, что все по-другому, потому что она решила показать его мне. Она развернула свой экран и попросила проверить, включено ли изображение, а затем стала наблюдать за мной, пока я смотрел видео. Передав экран обратно, я старался не смотреть на ее грудь, следил за тем, чтобы даже мельком не взглянуть туда. Сафф говорила о том, как все смотрят на нее, и я ее понимаю. Со мной та же история.

Мысль о том, как помочь Сафф, пришла ко мне вечером посреди экзамена по математике, и я был настолько взволнован этим, что специально ответил на последний вопрос неправильно, потому что вычисление занимает слишком много времени. Я нажимаю «Отправить» и вскакиваю с кресла. Мама вернется с работы с минуты на минуту, и если я не сделаю это сейчас, то мне придется ждать до утра. У мамы на работе всего пару недель назад обновили машинку, и, если мне повезет, старая модель все еще находится в шкафу, ожидая возвращения в офис. Как оказалось, мне повезло, потому что вот она, стоит рядом с резиновыми сапогами. «Apricity 470». Я беру и взвешиваю в руке эту маленькую серебристую коробочку. И забываю, что ненавижу ее, ненавижу мамину веру в эту машину и ее так называемые ответы. Я отбрасываю в сторону все свои моральные сомнения. Потому что вот как я собираюсь это сделать. Вот как я собираюсь выяснить, кто «накачал» Сафф.

МАТЕРИАЛЫ ДЕЛА от 28.03.35, ПОЛДЕНЬ

Из дела Гровера против штата Иллинойс

Совпадающее Мнение

«Независимо от того, может ли технология Apricity по-настоящему предсказывать наши самые глубокие желания, дело все еще находится на стадии обсуждения. Однако очевидно, что это устройство не имеет силы свидетельствовать о наших прошлых действиях. Apricity может рассказать нам, чего мы хотим, но не может рассказать, что мы сделали или что будем делать. Короче говоря, она не может сказать нам, кто мы. Поэтому эта технология не имеет никакого значения в зале суда».

Мы с Сафф решаем их огорошить, огорошить мной. После уроков состоится собрание класса, на котором выдвинут предложение о поездке в конце года. Единственным взрослым там будет учитель Смит, он же «Смитти», классный руководитель, а Смитти настаивает на «ученической автономии». Это значит, что во время собраний класса он сидит в учительской через коридор и перебирает бумаги. Мы с Apricity сможем прокрасться незаметно.

– Давай-ка еще раз пройдемся по делу, – говорю я. Мы сидим в машине Сафф на дальнем краю автостоянки и ждем начала собрания. – Мы сосредоточены на четырех людях: Линусе.

– Потому что у него есть доступ к зому, – записывает Сафф.

– Элли.

– Потому что она может достать зом и она могла это сделать.

– Астрид.

– Потому что я стала для нее чудовищем, – говорит Сафф.

– И Джосайя? – произношу я с вопросительной интонацией.

– Да. Джосайя, – соглашается она, но не добавляет ни слова. Она не говорит мне, почему его подозревает.

«Из-за того, что вы двое были вместе?» – хочу спросить я. Эта мысль не выходит у меня из головы всю неделю. Но я не могу спросить, потому что тогда Сафф решит, что мне не все равно. Хотя, может быть, поэтому она и не говорит мне. Надо попросить ее не беспокоиться о том, что мне типа не все равно. Надо сказать ей, что мне пофиг. На нее и Джосайю. На нее. На все. Я должен ей это сказать.

Вместо этого я говорю:

– Ты не задумывалась о том, что они могли сделать это все вместе? То есть весь класс?

Сафф отворачивается к окну, дышит на него, а затем стирает оставшийся след.

– Конечно. Но я стараюсь об этом не задумываться. Слишком хреново делается от таких мыслей.

– Извини.

Она удивленно оглядывается.

– Почему ты извиняешься?

– Не знаю. За то, что сказал, что это могли сделать все.

– Но ты прав. Это возможно.

– Нет, это был кто-то один, – говорю я, хотя, конечно, не знаю, правда ли это.

– Единственное, в чем я уверена, – это не ты, – говорит Сафф, глядя мне в глаза.

– Ага, это не я.

Ее лицо озаряется улыбкой, мимолетной, как звон ее браслетов. Есть – и сразу же нет.

Собрание вот-вот начнется, поэтому мы заходим в школу.

Смитти в учительской нет, он поступил куда лучше. Он вышел на улицу и сел в свою машину, чтобы (не так уж) тайно покурить. Первой в класс заходит Сафф, а я жду в коридоре. Оказывается, я нервничаю. Сердце бешено колотится в груди. Несколько месяцев назад мне пришлось бы сесть и спрятать голову между коленей, но теперь у меня достаточно сил, чтобы устоять на ногах. Наверное, это уже кое-что. Так бы сказали врачи. Стоять, когда тебе нужно стоять. Сила. Я считаю до тридцати, затем захожу в класс.

– Ретт! – кричит Линус так, как будто не прошел целый год и я никогда от них не уходил. – Дружище! – Он улыбается во весь рот, руки широко и приветственно распростерты. Ко мне бросаются две девушки, Бринн и Лида. («Ты так хорошо выглядишь, намного лучше!» «Да на твоих щеках румянец!») Эти две сделали бы из меня проект, если бы могли.

Астрид лениво машет рукой, а Элли восклицает: «Привет, тощий!», заставляя пару человек бросить на нее убийственные взгляды, которые она игнорирует. Джосайя молчит, пока я не встречаюсь с ним взглядом. Как обычно, его челка остро нуждается в стрижке. «Привет, чувак», – говорит он так тихо, что только я понимаю эти слова, потому что мне удается прочитать их по его губам.

Класс обставлен как для семинара, поэтому вместо парт стоит круглый стол и вращающиеся кресла. Бринн и Лида приглашают меня разместиться во главе стола, где обычно сидит учитель.

– Ты вернулся? – спрашивает Линус.

И мне кажется, что я мог бы. Я мог бы сказать «да» и вот так просто вернуться в свой класс в школе «Сенека», как раз на последний год. Школа позволила бы мне это сделать. Врачи тоже. Мама была бы вне себя от радости. Но я смотрю на них, на эти слишком знакомые одиннадцать лиц, и просто не могу. Я не знаю, как это объяснить. Не из-за того, что они что-то сделали, и не потому, что я думаю, что они это сделают. Я просто знаю, что если вернусь, то снова перестану есть. И, послушайте, я не говорю, что хочу есть. Но, может быть, мне впервые хочется захотеть.

Джосайя уставился на свои колени. Все остальные смотрят на меня. Губы Сафф приоткрыты, как будто она готова ответить за меня, если я не смогу этого сделать.

– Нет. Я делаю проект для школы, – говорю я и уточняю: – Кибершколы. – И остатки их разочарования от того, что я не вернусь в «Сенеку», смывает восхищением от Apricity, которую я положил на стол.

Никто не может преодолеть желание попробовать Apricity. Все готовы быть, как сказала бы мама, «оттампоненными и считанными». Единственный намек на колебания исходит от Элли, которая заявляет: «Мне не нужно рассказывать, что делает меня счастливой», однако слюнявит свой ватный тампон вместе с остальными. Десять раз я провожу тампоном по компьютерному чипу и вставляю чип в слот машины, точно так же, как делала мама. И мы с Сафф врем классу во второй раз, заявив, что у меня на экране просто села батарея и что придется ехать домой и ставить ее на подзарядку, прежде чем я смогу получить результаты от машины.

– Значит, мы снова увидимся? – говорит Джосайя немного натянуто. Не могу сказать, означает ли это, что он хочет снова увидеть меня или нет.

Не успел я ответить, как в класс сунулась голова Смитти, на лице его при виде меня появилось удивление.

– Ретт! Какой сюрприз! Если бы я знал, что ты придешь, я бы испек тебе… – Он смущенно умолкает.

– Торт? – заканчиваю я предложение вместо него. – Извините, Смитти. Я не голоден. Разве вы не слышали? Никогда не голоден. – И после неловкой паузы все смеются. Даже я.

МАТЕРИАЛЫ ДЕЛА от 28.03.35, ПОЛДЕНЬ

Результаты подозреваемых от Apricity

Линус: составляйте букеты из живых цветов, посетите Италию, громко пойте.

Джосайя: положите на свою кровать теплое одеяло, проводите время со своей сестрой.

Астрид: садитесь на ночной автобус, уйдите из математического класса, сделайте татуировку.

Элли: пробегайте десять миль в день, пишите стихи, не слушайте своего отца.

– Не вижу ничего подозрительного, – говорит Сафф. – А ты?

Я еще раз просматриваю результаты и с неохотой говорю ей, что тоже не вижу ничего подозрительного. Мы сидим на полу в моей комнате, в руках Сафф опять пачка печенья. Она ест с такой скоростью, что я быстро теряю печенькам счет.

– Я надеялась, что у кого-то появится надпись: «Расскажите правду» или «Извинитесь перед Сафф», – говорит она с набитым ртом. – Разве это не глупо?

– Нет. Вообще-то такое случалось, когда полиция использовала Apricity на допросах, ну, знаешь, когда это еще было законно. Ну, типа, вина человека – это то, что мешает ему быть счастливым.

– Что ж, похоже, кто бы это ни сделал, он, видимо, не чувствует себя виноватым, – бормочет Сафф. – Они, наверное, думают, что я это заслужила.

– Ага, может быть. Но опять-таки тот, кто это сделал, совсем охренел.

Она вздыхает.

– А что получил ты?

– Получил?

– От Apricity?

– Я ее не использовал.

– Да, ну а когда использовал?

– Я никогда ее не использовал.

– Что? Никогда? Но твоя мама… – говорит она, – это же, типа, ее работа.

Я по-прежнему не отрываю глаз от результатов.

– Ага. И что?

– Значит, тебе даже не любопытно?

– Мне просто неинтересно.

– Тебе неинтересно счастье?

– Да. – Я перевожу взгляд на нее. – Именно так.

Она прищуривается.

– Я думала, грустные люди должны быть самыми заинтересованными в счастье.

– Я не грустный.

– Ну да, – невозмутимо говорит она. – Я тоже.

Мы с минуту смотрим друг на друга, но что тут скажешь? Мы оба грустные. Ну и что теперь?

– А знаешь, что самое забавное? – Я передаю ей результаты наших друзей. – Что первым приходит тебе в голову, когда ты их видишь?

– Что я не могу представить, как Линус составляет букеты?

– Хорошо, но что ты думаешь, глядя на все это в целом?

Она просматривает страницы.

– Не знаю. В них не особо много смысла.

– Вот что я имею в виду, – говорю я. – Результаты Apricity кажутся случайными. Они не имеют смысла. «Садитесь на ночной автобус». «Составляйте букеты из живых цветов». «Уйдите из математического класса». – Я делаю паузу, затем говорю: – «Проспрягайте французские глаголы. Сбрейте бровь. Съешьте кусок мыла». Вещи, которые ты делала под зомом… Похоже, кто-то заставил тебя выполнять действия, обратные рекомендациям Apricity.

– О. – Сафф поднимает руки ко рту, и браслеты позвякивают. – Мне кажется, я ее использовала.

– Apricity?

– Да. Кажется.

– Ты имеешь в виду ту ночь? Ты что-то помнишь?

– Кажется, – повторяет Сафф, а ее глаза бегают из стороны в сторону, словно она пытается вспомнить. – Может быть, в зале игровых автоматов?

Есть такие переделанные старые гадальные машины с барабаном из папье-маше. Нажимаешь пальцем на металлическую панель, и машина печатает план удовлетворения. Однако это не настоящая Apricity. Никакой ДНК, никаких вычислений. Это всего лишь игра.

– На Герреро ведь есть зал автоматов, верно?

– Да. «Потускневший Пенни».

– Разве он не в паре кварталов от дома Элли? Думаешь, ты отправилась туда той ночью?

– Я же говорила тебе. Я ничего не помню о той ночи. – Она поднимает руки выше, к лицу, и я вспоминаю о том, что говорила Астрид: «Мне здесь нравится больше».

Спрятав лицо в ладонях, Сафф говорит:

– Ретт, что я наделала?

МАТЕРИАЛЫ ДЕЛА от 29.03.35

Результаты Apricity для Джосайи (полностью):

Положите на свою кровать теплое одеяло.

Проводите время со своей сестрой.

Расскажите кому-нибудь.

Так что, возможно, я солгал Сафф. Поскольку это может оказаться ключом к разгадке, а может, и ничем. «Расскажите кому-нибудь». Такой была последняя рекомендация Apricity для Джосайи. Я удалил ее из своих результатов, прежде чем показывать их Сафф. Я аргументирую свое действие тем, что Apricity выдала: «Расскажите кому-нибудь», а не «Расскажите всем». Потому что я уверен, что поступлю правильно, когда дело дойдет до Сафф. Я знаю, что это звучит как тупая чушь героя-с-моральным-кодексом и прочим дерьмом, но знаю и то, что это правда – я все сделаю правильно.

Узор на ковре в доме Джосайи вызывает у меня тягучее чувство узнавания. Это темно-фиолетовый геометрический узор – восьмиугольники с восьмиугольниками внутри квадратов. Когда-то мы с Джосайей играли здесь: сооружали миниатюрные города из кубиков и выстраивали наших оловянных солдатиков. Когда за дверью раздается голос Джосайи, это тоже знакомо. Хотя, когда я приходил сюда раньше, он открывал дверь и сразу направлялся в свою комнату, зная, что я последую за ним. Сегодня он прислоняется к косяку, заполняя собой дверной проем, и мне интересно, прикажет ли он мне уйти. Однако секунду спустя он распахивает дверь, и мы вместе заходим в гостиную и садимся друг напротив друга на жесткие декоративные стулья, которых я до этого в семье Халу не видел.

– Они на улице, – говорит он, кивая в сторону других комнат. – Рози играет.

– Как там она? – спрашиваю я. Рози – его младшая сестра. Она мне нравится.

– Да все хорошо. Ага. – Джосайя отбрасывает с глаз челку, но она упрямо падает обратно. Его взгляд, как мне удалось заметить, кажется нервным. – Так что она сказала?

– Ты насчет Apricity?

– Думаю, именно поэтому ты здесь.

– А может, я пришел, потому что скучал по тебе.

Я не собирался этого говорить. Слова просто сорвались с языка, а когда это произошло, я понял, что действительно скучал по Джосайе. К тому же я злился на него за то, что он не приходил. Я знаю, что поступал несправедливо, не отвечая на его сообщения или звонки и ожидая, что он будет пытаться еще. Но такова правда. Правда в том, что я думал, что он будет продолжать попытки.

Джосайя наклоняется вперед.

– В самом деле? – В его голосе звучит искреннее любопытство.

– Нет, – лгу я.

Он улыбается и отклоняется назад.

– Да. Нет. Все это чертова машина.

– Она сообщила, что у тебя есть что рассказать. Я подумал, – я смущенно пожимаю плечами, – что ты мог бы рассказать это мне.

Он склоняет голову, пальцами барабаня по губам. Джосайя так раздумывает.

– Машина считает, что тебе станет лучше, если ты расскажешь мне, – говорю я. – Ты будешь счастливее.

– Не знаю, хочу ли я чувствовать себя счастливее, – бормочет он.

– С чего тебе не хотеть быть счастливым? Если ты можешь? – И я понимаю, что это почти тот же вопрос, что мне задала Сафф.

Он поднимает голову.

– Я не знаю, заслуживаю ли я этого. А ты знаешь?

А я-то знаю. О да, друг, я знаю.

– Дело в Сафф, верно? – говорю я. – Дело в той ночи.

Джосайя пару секунд смотрит на меня, а затем просто встает и выходит из комнаты. Я спрашиваю себя, должен ли я идти за ним или вообще уйти из квартиры. Однако он возвращается и бросает что-то мне на колени – листок бумаги. Сначала я думаю, что, возможно, это доза зома, но листок слишком большой для нее и непрозрачный. Это обычная бумага, на которой написано:

СЧАСТЬЕ ЖДЕТ!

ЕСЛИ ВЫ ВЫПОЛНИТЕ СЛЕДУЮЩИЕ

ТРИ ДЕЙСТВИЯ:

ИЗУЧИТЕ ИНОСТРАННЫЙ ЯЗЫК

БУДЕТЕ УХАЖИВАТЬ ЗА СВОИМ

СИМПАТИЧНЫМ ЛИЦОМ

КУПИТЕ ЛИМОННОЕ МЫЛО FRANGESSE ™

Но только не совсем так. Каждая из рекомендаций была исправлена серебристой ручкой.

СЧАСТЬЕ ЖДЕТ!

ЕСЛИ ВЫ ВЫПОЛНИТЕ СЛЕДУЮЩИЕ

ТРИ ДЕЙСТВИЯ:

ПЕРЕСКАЖЕТЕ ИНОСТРАННЫЙ ЯЗЫК ГОЛОЙ

СБРЕЕТЕ ЛЕВУЮ БРОВЬ

СЪЕДИТЕ ЛИМОННОЕ МЫЛО FRANGESSE ™

Почерк незнаком, да это и не обязательно. Я уже знаю, чей он. Джосайя наблюдает за мной сквозь свою длиннющую челку, ожидая, когда я закончу читать и во всем разберусь. И я это делаю. Загадка Сафф. Я ее решил.

– Она сама это сделала, – говорю я.

Джосайя кивает.

– Она сама приняла дозу и попросила тебя сказать, что ей делать, когда она будет под кайфом, – продолжаю я. – Она заставила тебя пообещать.

Мне не нужно спрашивать, почему Сафф выбрала Джосайю, чтобы помочь осуществить ее наказание. Если она вытрясла из него обещание, то он его выполнит. Джосайя хороший парень. Вот почему он был моим другом. Джосайя – герой-с-моральным-кодексом, без дураков. Но только сейчас у него не такой уж геройский вид. Он, кажись, побледнел и выглядит довольно ужасно.

– Я не знал, что она собирается принять дозу так, – говорит он. – Она дождалась моего обещания, а затем приклеила зом на ключицу. Если так близко к шее, вырубает напрочь.

– Она ничего не помнит о той ночи.

– На ключицу, – повторяет он. – Удивительно, что она вообще что-то помнит о той неделе. Я сам бы на это не пошел, Ретт. Правда. Но мы играли в эту глупую игру…

– Я знаю. Она была козлом отпущения.

Он смотрит на свои руки так, словно только что обнаружил, что они лежат на коленях.

– Я сделал это не потому, что она была козлом отпущения. Как раз наоборот. Я сделал это, потому что она меня попросила. И я подумал, что козел отпущения заслуживает… уважения. Она объяснила мне, почему хотела это сделать.

– Из-за того, как она вела себя с Астрид?

– Она сказала, что ей нужно знать, каково это. Как чувствовала себя Астрид. Она сказала, что боится стать тем, кто не может чувствовать.

– Значит, ты сделал это, – говорю я.

– Да. Сделал. Но я забрал мыло, когда ее начало тошнить. Этого было достаточно. Я позвал Элли. Мы помогли ей убраться и одеться и отправили домой.

Я задаю еще один вопрос, хотя уже знаю на него ответ:

– Почему ты ей не сказал? Ну, после всего. Почему вы с Элли не сказали Сафф, что все это сделала она сама?

– Она заставила меня пообещать и это: ничего ей не рассказывать. Она сказала, что это все испортит. Что может показаться, типа, благородным. А весь смысл был в том, чтобы почувствовать себя, как Астрид. Как жертва. – Он качает головой. – Я не знал, что она собирается обратиться к тебе, что ты… ты ведь пытаешься выяснить, что произошло той ночью, так?

– Она попросила меня помочь ей, – говорю я, но предложение не имеет такой же силы, как раньше, когда я произносил его мысленно.

– Ну, я вроде как понял, когда вы появились вместе в школе. – Джосайя качает головой. – Я должен был догадаться, что она пойдет к тебе.

– Погоди-ка. Зачем?

– Ну, из-за Apricity. Ведь в глубине души она, наверное, помнит, что ее использовала. – Он показывает на бумагу в моей руке. – И она знает, что твоя мама работает с настоящей машиной.

– Кажется, в этом есть смысл.

– А еще потому, что она всегда говорит о тебе.

– Правда? – Это глупый вопрос, но я задаю именно его.

– Ага. Как снег на голову, но она говорит: «Хотела бы я, чтобы Ретт был здесь» или «Интересно, как дела у Ретта?» Она единственная из нас, кто действительно говорит… – Он снова качает головой. – Но мы все так думаем, чувак. Надеюсь, ты это знаешь.

– Да, знаю, – говорю я и внезапно чувствую, что это правда: я действительно это знаю.

Чуть позже, провожая меня к выходу, Джосайя говорит:

– Значит, мы еще увидимся?

– Ага, – отвечаю я.

– Скоро?

– Да, – соглашаюсь я. – Скоро.

МАТЕРИАЛЫ ДЕЛА от 30.03.35

Решение

Теперь я могу с полной уверенностью заключить, что Саффрон Джонс совершила идеальное преступление. Она построила машину мести и запустила ее, придумав серию отвратительных заданий и взяв на помощь Джосайю Халу, чтобы их выполнить. Она приняла отбивающую память дозу зома. Она сделала это, чтобы смягчить чувство вины, которое испытывала из-за издевательств над Астрид Ловенштейн во время игры в козла отпущения. Из-за действия наркотика и обещания хранить тайну, которое она потребовала от Джосайи, Сафф не помнит, что она была не просто жертвой, но и совершила преступление. Самые жестокие наказания – те, которые мы назначаем себе сами.

Я встречаюсь с Сафф и готов сказать ей, что у меня получилось. Я разгадал ее загадку. Но даже не представляю, как рассказать ей правду, не знаю, как она отреагирует, услышав ее. Мы снова едем в парк «Золотые Ворота», к той же дорожке за цветочной оранжереей, где мы вначале обсуждали положение вещей. Шесть дней и тысячу лет назад. Всю дорогу я думаю о том, как мне обо всем рассказать, какие слова подойдут лучше всего. Я решаю, что, если она заплачет, я буду действовать и поглажу ее по руке. Или обниму ее? Но прежде чем я начал говорить, Сафф глушит мотор, смотрит на меня и спрашивает:

– Ты знаешь, да?

– Это ты, – отвечаю я, и все мои деликатные слова как вымело из головы. – Ты сама это сделала.

Я смотрю, как она воспринимает новость. Я вижу, как меняются черты лица Сафф. Она не плачет, но глаза ее округлились, как будто вот-вот начнет. Она судорожно вдыхает носом.

– Ладно, – наконец говорит она тоненьким голоском. – Хорошо. Теперь я вспомнила. То есть я помню достаточно.

– Хочешь, расскажу тебе все остальное?

– Не надо.

Она отворачивается и утыкается в лобовое стекло. Я на какой-то миг останавливаю взгляд на ее профиле, но сам ненавижу людей, которые на меня пялятся, поэтому поворачиваюсь и смотрю туда же, куда и она, вверх. Я помню, что сквозь верхушки деревьев можно увидеть шпили оранжереи. Я ищу их среди зелени.

Минуту-другую мы молчим и просто смотрим вперед. Затем Сафф говорит:

– Я думала, что, может быть, это Apricity сказала тебе отказаться от еды.

– Что? – говорю я. – Нет.

Много кто спрашивал, почему я отказался от еды: родители, врачи, терапевты, медсестры, Джосайя, – и это я еще не всех перечислил. Но Сафф не спрашивает почему. Ну нет, она-то спрашивает, но делает это так, что я могу понять.

– Мотив? – говорит она.

Я поворачиваюсь к ней – она смотрит прямо на меня.

– Ну же: мотив? – повторяет она.

И я делаю то, что все Apricity в мире никогда не смогли бы предсказать. Я беру и отвечаю ей:

– Это казалось сильным. Мне нужно было отказаться от чего-то, чтобы чувствовать себя сильным. Не сдаваться, когда я ощущал голод, казалось сильным.

– Хорошо, – кивает она. – Ага, ладно. Я понимаю.

Но почему-то я продолжаю объяснять. Потому что внезапно появилось еще кое-что.

– Я думаю, что хотел быть чем-то важным. Я хотел быть, ну, чистым.

– Хреново, Ретт. – Она улыбается, ее глаза при этом большие, яркие и грустные. – Я тоже.

И мне хочется сказать ей, что что-то важное и чистое – это ее улыбка. Но я никогда не смогу произнести нечто подобное вслух.

Поэтому я делаю то, что могу. Я облизываю большой палец, тянусь к ее лицу и стираю нарисованную карандашом бровь. На коже становятся видны небольшие волоски, которые только начали отрастать. И вдруг я делаю кое-что еще. Я наклоняюсь и целую ее, в то место над глазом, где раньше была бровь.

Средства: я храбрый.

Мотив: я хочу ее поцеловать.

Возможность: она поднимает голову, чтобы встретиться с моими губами.