Текст книги "Манящая тень"

8

Я рывком просыпаюсь на заднем сиденье фургона, который теперь остановился. Часто моргаю, сердце подскакивает к горлу, глаза пытаются привыкнуть к мраку. Что-то шевелится у двери, и, подняв руку, я инстинктивно пытаюсь нащупать, за что бы ухватиться.

– Искренне не советую этого делать, – говорит Сапфира низким, чуть ли не скучающим голосом.

Когда мои глаза привыкают к темноте, я вижу, что она сидит в открытой двери машины, ее иссиня-черные волосы закинуты на плечо. Позади девушки царит тьма, прерываемая вспышками мигающего света.

– Меня кто-то накачал? – спрашиваю я, не опуская руки. Пока я спала, свернувшись калачиком, у меня затекли ноги. Сапфира медленно ко мне поворачивается.

– Нет.

Что-то в простоте ответа заставляет меня ей поверить. Я была уставшей. Уже на протяжении долгих месяцев. Может, и больше. Даже не помню, когда я не была уставшей. Просто обычно я более осторожна в выборе мест, где расслабиться.

– С тобой все нормально? Я собиралась дать тебе поспать, но ты постоянно ворочалась. – Сапфира передает мне закрытую бутылку воды. Я беру ее и снимаю крышку. Девушка молчит, пока я осушаю ее.

– А почему ты «не советуешь мне этого делать»? – спрашиваю я, наконец утолив жажду. Мне немного видно территорию за окном фургона. Мы на заброшенной парковке, которая будто тянется до бесконечности во всех направлениях, освещаемая несколькими горящими мусорными бочками. Вокруг никого.

Сапфира встает и полностью открывает дверь машины. Приглашает выйти с ней.

– Потому что тебе не понравится мой страх.

Я рассматриваю ее с мгновение. На самом деле мне не очень хочется выходить в открытое пространство, когда я понятия не имею, где мы находимся, но на данном этапе все мои варианты кажутся в равной степени небезопасными.

Сапфира ждет, когда я выпрыгну вслед за ней, при приземлении на гравий мои колени слегка подкашиваются. Она берет меня за предплечье, чтобы поддержать, и я не противлюсь. Ее хватка сильнее, чем ждешь от девушки такой комплекции.

– Откуда ты знаешь, кто я?

Сапфира окидывает меня загадочным взглядом. В обычной ситуации я бы восприняла его как угрозу. В большинстве кругов предвестники – не самая желанная компания. «Привет, спасибо, что позвали! Кстати говоря, если я сильно разнервничаюсь, то могу случайно воплотить в жизнь ваши худшие кошмары… Выход там, да? Круто, можете не провожать».

– Мне ничьи страхи не нравятся, – исправляю я ее.

– Я такого и не говорила. Успокойся… Веспер, верно?

Наши взгляды встречаются. Ее глаза блестят в тусклом освещении.

– Ну и имечко.

– А ты Сапфира, верно? – парирую я.

Она смеется. Ее смех звучит довольно мелодично, и я сама невольно фыркаю.

Сапфира разворачивается и уходит, под ее тяжелыми ботинками на высоком каблуке хрустит гравий.

– Обычно Олдрик проводит экскурс, но он помогает Тео отнести Аланну к врачу.

Я отвожу глаза.

– С ней все будет хорошо?

Мне не хотелось, чтобы кто-то пострадал из-за меня сегодня. Или когда-либо. Но сегодня в особенности. Сапфира останавливается и оглядывается через плечо.

– Она сама на это подписалась. Не нужно себя корить. Она отдохнет, и ей станет лучше.

Когда я не двигаюсь с места, она делает приглашающий жест рукой.

– Мы все здесь монстры. Тебе следует перестать волноваться о том, что мы о тебе подумаем.

И, больше не оглядываясь, она идет дальше. Поскольку у меня нет плана, мне ничего не остается, кроме как последовать за ней. Кроме того, как бы мне ни претило это признавать… я заинтригована.

– Я не останусь с вами, – кричу я Сапфире, подбегая сзади.

– Все так говорят, когда впервые приходят сюда.

– И куда «сюда»? – спрашиваю я, поравнявшись с ней. – Я видела десятки укрытий… Но такого – никогда.

Губы Сапфиры расплываются в слабой, кривоватой ухмылке.

– Пятнадцать лет назад один предприниматель начал развивать свой бизнес, но спустя два года все рухнуло, когда прямо рядом с участком, глубоко в земле, обнаружили неизведанный, уже заброшенный золотой рудник. В Сан-Франциско их полно. Смотри, куда идешь, – говорит она, показывая на землю, где из асфальта торчит арматура, словно лес из голых деревьев. Мы сворачиваем влево – я следую, она ведет.

– И они просто… покинули предприятие? – спрашиваю я.

– У них не хватало денег, чтобы заполнить рудник или разобрать это место на части. – Дойдя до шахты лифта у дальней стены, она останавливается и поворачивается ко мне лицом.

– Копы знают, что вы здесь?

– Знали.

Судя по ее тону, в этой истории есть еще много нюансов, но не успеваю я задать вопрос, как Сапфира поддевает носком ботинка лом и ловит его рукой. Затем ловко его крутит, вставляет меж дверей лифта и резко дергает в сторону. Те открываются, являя шахту.

– Э-э… – начинаю я, подкрадываясь к краю и глядя вверх и вниз. – А где лифт?

Я пячусь, когда Сапфира подходит к шахте и хватается за тяговый канат.

Нет. Ни за что. Ни за какие, черт побери, коврижки.

Девушка отступает и протягивает мне канат.

– Ты же это не всерьез?

– Как для предвестницы, ты слишком многого боишься.

– Ага, – киваю я, продолжая пятиться.

– До «Грота» всего два этажа – чистый пустяк. Могу поспорить, что трамплины для прыжков в твоем загородном клубе и то выше.

– С чего ты взяла, что я была членом загородного клуба?

– А разве нет? – Сапфира вскидывает бровь.

– Не в этом дело, – ворчу я.

Она вновь протягивает канат, и я беру его в руки. Затем прыгаю в шахту, и меня обволакивает тьма, принося с собой звуки криков и музыки. Я осмеливаюсь кинуть взгляд вниз – из приоткрытой двери на нижнем этаже просачивается свет.

– Держись крепко, – советует Сапфира.

Только я собираюсь поинтересоваться, а что еще, по ее мнению, я собиралась делать, как девушка бьет ломом по одной из шестеренок наверху, и я падаю вниз.

Живот сжимается и подскакивает к легким. Я скольжу по шахте, закрыв глаза… а затем, так же быстро, как это произошло, все заканчивается. Мои ноги касаются земли, давя под собой листья и другой мусор, завалявшийся внизу. Я даже не осознавала, что зажмурилась, пока не открыла глаза и не посмотрела вверх.

– Ты могла убить меня! – восклицаю я. Двери рядом открываются, и по металлической башне звонко прокатываются звуки музыки, криков и смеха.

Олдрик прислоняется к дверной раме, скрестив руки на груди.

– Но взгляните-ка, ты жива и прекрасна.

Во мне бурлит адреналин, кипит злость, и я делаю единственное, что приходит в голову. Показываю ему средний палец и проталкиваюсь мимо. Понятия не имею, куда иду, но больше не могу просто стоять на месте. Жест вышел удачным, с эффектным движением запястьем и все такое. Но спустя два шага я резко торможу… такого я не ожидала.

Позади приземляется Сапфира.

– Добро пожаловать в «Грот», – говорит она, становясь рядом.

Когда-то это был огромный холл роскошного отеля. Мрамор весь потрескался и пошел бугорками, люстра на потолке скособочилась, цепляясь за жизнь одной ржавой цепью, которая выглядит так, будто однажды неминуемо оторвется и убьет человека внизу. Стены покрыты гирляндами, неоновыми палочками, свечами и светящимися в темноте стикерами. Пахнет сыростью, как если бы это место решил проведать океан, застрял где-то и помер. Удивительно, но аромат не такой уж и неприятный.

Холл кишит людьми – все примерно моего возраста. Похоже, кто-то украл матрасы из недостроенных номеров наверху и выстелил их во впалой выемке в полу слева, создав мягкую яму. Там рыжеволосая белая девушка и долговязый черный паренек с мерцающими красными татуировками тренируются метать друг в друга огонь и воду из ладоней. Подумаешь, ничего необычного. В другой части помещения, сквозь треснутые окна, я вижу нескольких скейтбордистов, использующих пустой бассейн в качестве рампы. Вдоль стен выстроились диваны – аномалы сидят по краям или на коленях друг у друга, целуются, болтают и смеются, и вообще ведут себя так, словно это абсолютно нормально.

– Сайлас? – зовет Олдрик.

Смуглый парень со взъерошенными волосами и дважды сломанным носом встает с одной из ветхих кушеток, которые образуют круг слева от матрасной ямы. Пол устилают кучи накиданных друг на друга персидских ковров, не сохранивших свой изначальный цвет и структуру. Олдрик показывает мне жестом идти за ним, и мы подходим к кругу из диванов. Сайлас плюхается на место рядом с девушкой, которая увлеченно листает книгу на коленях.

– Это Люси.

Олдрик указывает на парня, которому на вид лет четырнадцать, с длинными светлыми волосами, убранными за уши.

– А это Джои, – Олдрик поворачивается ко мне, и я впервые вижу искреннюю улыбку на его лице, пока он обнимает рукой Сапфиру за талию. Будто он знакомит меня с семьей. – Ребята, это Веспер.

– Прикольное имя. Я знавал шептунью по имени Прюденс [3]3
  Prudence – с англ. благоразумие, рассудительность.


[Закрыть]. Ты шептунья? – спрашивает Джои. Шептуны. Я вспоминаю папины записи. Это аномалы, которые могут общаться с мертвыми членами своего клана.

Все взгляды сосредоточиваются на мне. Их лица кажутся открытыми. «Мы все здесь монстры», – раздается эхо голоса Сапфиры в моей голове. К какому бы клану аномалов мы ни принадлежали, все мы знаем, каково родиться тем, кем ты не выбирал быть. Они смотрят на меня в ожидании, будто хотят услышать мою историю и увидеть мои глубокие раны.

Хотела бы я быть шептуньей. Общение с призраками кажется куда менее мрачной способностью.

– Э-э… – начинаю я и чувствую, как краснеет моя шея. Обычно ложь дается мне легко, но тут слова застревают в горле.

Чья-то рука берет меня за ладонь. Маленькая и мягкая. Ласковая. Я не отстраняюсь.

– Думаю, она совсем выбилась из сил. Я покажу ей ее комнату, – говорит Сапфира, уводя меня и улыбаясь Олдрику. Мы пересекаем холл к лестнице.

– Спасибо, – говорю я, как только мы отходим.

Сапфира ничего не отвечает, пока мы приближаемся к открытой лестнице в другой части помещения. У ступенек сидит группа ребят и передает друг другу янтарную бутылку.

– Фи-ира, – зовет девушка с золотистыми волосами.

Я поворачиваю голову. Ее голос низкий и гортанный и, несмотря на игривый тон, похоже, она вовсе не рада видеть Сапфиру. Ее с легкостью можно назвать одной из самых красивых девушек, которых я встречала. Не думала, что у беглецов есть возможность так ухаживать за своими бровями. Видимо, я ошибалась.

– Не останавливайся, – тихо говорит Сапфира.

– И какую же сопливую историю приготовил для нас Гончий сегодня? – спрашивает девушка и забирает рукой в перчатке бутылку у парня, сидящего рядом. Она делает глоток, но ее глаза не отрываются от меня. Края ее радужек вспыхивают алым – смутная угроза.

– Это Веспер, – представляет меня Сапфира.

Затем становится на первую ступеньку, но девушку, похоже, не устраивает такой ответ. Двигаясь так ловко, что я чуть не пропускаю все мимо глаз, она снимает одну перчатку зубами и прижимает палец к ступеньке. Та обращается пылью, и Сапфира теряет равновесие, но успевает опереться на стену.

– Мэвис, какого черта?! – кричит Олдрик из-за моего плеча, его голос сдавлен от ярости.

Все в холле затихают. Мэвис переводит на него взгляд и усмехается, уголки ее матово-черных губ поднимаются, пока она надевает перчатку. Эта девушка – демо, как мидасы, только наоборот. Все, к чему она прикасается, превращается в пыль.

– Все в порядке, Олдрик, – успокаивает его Сапфира, показывая жестом, чтобы он не вмешивался.

– Я просто хотела поприветствовать нашу новую подругу. – Мэвис встает. Ее тон намекает на обратное, но она протягивает руку в перчатке. Это вызов. Я осматриваюсь – все замерли. Аномалы по углам сосредоточились на нас. На том, что произойдет дальше.

Со мной ничего не случится, пока она в перчатках. И все же… Я чувствую, как все вокруг затаили дыхание. А еще знаю, что это всего лишь демонстрация силы, но я надолго тут не задержусь, так что игра не стоит свеч.

– Мэвис, не надо… – начинает Сапфира.

Но что-то в выражении лица Мэвис задевает меня за живое – будто она считает себя самой опасной среди всех присутствующих. Она думает, что мне невдомек, каково это, когда тебя боятся. Я улыбаюсь и беру ее за руку. Пальцы девушки обхватывают мою ладонь, и она встречается со мной взглядом. Ее рука вцепилась в меня клещами, но я так просто не сдаюсь. Опускаю взгляд. На внутренней части ее предплечья нарисована татуировка – горящий цветок королевы ядов.

– Итак, ты пришла сюда ради шоу? – спрашивает Мэвис.

Понятия не имею, о чем она говорит, но не хочу, чтобы она это знала. Мэвис явно из тех людей, которым не стоит признаваться в своем невежестве. В итоге я просто одаряю ее пустым взглядом, и она отпускает мою руку.

– Я знаю, что Олдрик питает слабость к бродяжкам. Но если думаешь, что можешь просто явиться сюда и получить место, когда все остальные тренировались ради этого месяцами…

– Не ты устанавливаешь правила, – тихо перебивает Сапфира.

Я не имею ни малейшего представления, что, черт возьми, происходит, но не собираюсь этого показывать. Мэвис улыбается, облизывая свой резец, словно проверяет, по-прежнему ли тот острый.

– Хватит, Мэвис, – говорит Олдрик с незнакомой мне интонацией. Его голос полон предупреждения – игривости как не бывало. Мэвис медленно переводит на него взгляд, ее улыбка становится шире.

– Или что, Олдрик? Что-то ты перевозбудился. Мы ведь уже это проходили.

Холл наполняется смешками, и в моей груди загорается ярость.

Сапфира делает шаг в сторону Мэвис.

– Сапфира, не обращай на нее внимания, – говорит Олдрик, становясь позади нее и опуская руку на ее плечо.

Та не слушает.

– Не смей так говорить с ней!

Мэвис подается вперед, смотря ей в глаза.

– И что ты сделаешь, малявка? Ты слишком хороша, чтобы показывать свои умения в «Подполье», но согласна сделать это здесь?

Подполье… Что еще за «Подполье»?

Мэвис повышает голос, обращая на себя внимание всех присутствующих.

– Ты наконец-то докажешь, что вообще имеешь право здесь находиться?

– Зато я не имею, – я становлюсь между ними. – И не планирую оставаться. Они рискнули жизнью, чтобы спасти меня, и достаточно натерпелись на сегодня, чтобы выслушивать твое дерьмо.

Мэвис плавно поворачивает голову, сосредоточивая на мне взгляд так, будто она лев, а я – кусок мяса. Она искала повод на ком-то отыграться, и я только что вызвалась добровольцем. Ухмыльнувшись, она снова медленно снимает перчатки.

Позади я слышу, как Олдрик с треском превращается в камнекожего. Джои встает с дивана, его пальцы медленно заостряются в клинки. Два аномала, что сидели с Мэвис, поднимаются. Глаза девушки становятся полностью черными, на ее пальцах выплясывают электрические разряды. Парень скалится, являя свои клыки.

Мой пульс бьется так же быстро, как кроличье сердце. Сила требует: «Выпусти меня, выпусти меня, выпусти меня».

Магия чувствует себе подобных. Будет легко позволить ей выскользнуть. Но этого нельзя допустить. Не после того, что я натворила всего два часа назад. Я окидываю взглядом холл. Здесь собрались самые чудаковатые чудаки в мире: с бурлящими гормонами, проблемами с управлением гневом и искаженным представлением о справедливости.

«Оставь надежду, всяк тупица сюда входящий». Теперь это звучит куда понятней.

– Что здесь происходит? – раздается голос над нами.

Все шеи вытягиваются вверх, а в холле воцаряется тишина. Над наполовину завершенными деревянными перилами, окружающими открытый второй этаж, склоняется женщина. На ней пиджак и узкая юбка, ее высветленные волосы струятся по плечам идеальными локонами. Она смотрит на нас, и ее губы изгибаются в подобии оскала и улыбки одновременно. Наряд ее старит, но я вижу по выражению ее лица, что ей всего лишь двадцать или около того.

– Я так понимаю, что вы, беспризорные неудачники, начинаете страдать фигней в этом «Гроте». Поэтому в таком случае мне придется достать мой чудовищно дорогой мобильный и позвонить ему, и вряд ли ему это понравится. А я не думаю, что вам понравится, если ему это не понравится.

– Все в порядке, Тесса, – отвечает Олдрик, разводя руки, чтобы его кожа вернулась к нормальной, и все остальные в «Гроте» следуют его примеру.

Джои садится на диван, клинки втягиваются в его пальцы. Мэвис вновь надевает перчатки, но при этом ее глаза сияют алым и сосредоточены на мне.

Дома у нас был распылитель для кота (кота, кстати, звали Иниго Монтойя), который любил запрыгивать на стол. Хватило всего пары удачных пшиков в усы, чтобы он прекратил это делать. Стоило только потянуться к распылителю, как он замирал, а затем лихорадочно убегал. Вот что только что произошло. Эта Тесса достала распылитель, и все резко передумали запрыгивать на столешницу. Что-то в этом кажется очень неправильным. Учитывая, что все мы люди, а не кошки.

Я прикусываю язык при воспоминании о Иниго и смотрю на Сапфиру, позволяя своим глазам задать немой вопрос, который она наверняка может прочесть на моем лице: «Кто это?» Сапфира отводит взгляд.

– Так я и думала. Просто решила проверить. – Тесса отталкивается от перил и поправляет пиджак. – Кстати… ты? Как тебя зовут? – спрашивает она, показывая на меня. Я на всякий случай оглядываюсь.

– Да-да, ты, милашка, остро нуждающаяся в сухом шампуне, – добавляет она.

Я недоуменно поднимаю взгляд. Она, конечно, права насчет шампуня. Но зачем так грубо?!

– На вашей жалкой кухоньке закончились те жутко калорийные брауни. Исправь это, лады? Раз уж мне приходится спускаться сюда, чтобы удостовериться в вашем прилежном поведении, то пусть хотя бы мне полагается за это приз.

– Я… – начинаю я, но она смотрит в телефон и поднимает палец, чтобы я подождала.

Ладно, так дело не пойдет.

– Она не останется здесь, Тесса, – решает вмешаться Сапфира.

Та отрывается от экрана.

– Ты пропустишь «Подполье» завтра?

Я открываю рот, но Сапфира становится рядом и берет меня за руку.

– Да.

– Ладно. Мне плевать, кто добудет батончики. Просто сделайте так, чтобы в следующий раз они были. И без карамельных хрустяшек, они чертовски отвратительны.

И с этими словами Тесса разворачивается и уходит.

«Подполье».

Снова это слово.

Мне все равно. Я не хочу знать. Я хочу расфасовывать миндаль и быть чудачкой, которая ни с кем не общается, никому не вредит и практически невидимка.

Мало-помалу холл вновь оживает. Джои включает музыку, кто-то начинает кататься на скейтборде. Звук колес, царапающих бетон, действует мне на нервы.

– Я покажу, где ты можешь переночевать, – говорит Сапфира.

Я иду за ней вверх по винтовой лестнице. Сапфира открывает маленькую дверь неподалеку от лестничной площадки третьего этажа. Комнатка скромная. У дальней стены стоят узкая кровать и стол, пол сделан из бетона. Через окно виден маяк, посылающий пересекающиеся лучи света в темное пространство.

– Ничего особенного, – говорит Сапфира, проходя взглядом по стенам.

– Она идеальна, – искренне отвечаю я.

Когда Сапфира уходит, я сворачиваюсь калачиком под одеялом и смотрю на грубые деревянные балки на потолке, на которых пляшет свет. Ненадолго задаюсь вопросом, что же такое это «Подполье», но затем мои глаза закрываются.

9

Я в парке позади моего дома – в том, где мы целовались с Тревором Мартино в седьмом классе. В том, где мы с Кармен привязывали ленточки к веткам сосны, которую прозвали Джаспером.

Но я не дома – тут идет снег. В Лос-Альтосе никогда не выпадает снег.

«Это сон, – думаю я, как только возможно во сне. – Я хочу проснуться».

Но не могу. Не могу перестать переставлять ноги одну за другой; при каждом шаге мои босые ступни обжигает лед, пока я миную детскую площадку с качелями. Тут по ветру доносится тихая песня.

 
Она улыбалась ножам.
И танцевала со стрелами.
Она целовала петлю.
И объятая дымом пела.
 

Мне знаком ее текст. Это «Легенда королевы ядов». Голос напоминает мою младшую сестру – это слышно по тому, как он ломается на слове «целовала». Меня охватывает тот же ужас, как когда я услышала ее голос из гостиной и поняла, что оставила на кофейном столике папин блокнот, открытый на наших самых ужасных историях.

Песня прерывается, а в мою голову проникает воспоминание о том, как разозлился отец.

«О чем ты только думала, просто оставив его там?»

Я захожу глубже в лес, единственным источником света служат горящие цветы. Песня продолжается, разносясь эхом между заледеневшими деревьями, грохоча как бита по тюремной решетке.

 
Зажгла свои цепи пламенем
И те поросли лепестками.
 

В воздухе пахнет дымом.

 
Ее не пугала ярость.
Ее не пугал гнев.
Ее глубоко заперли
В клетке теней.
 

Впереди виднеется поляна. Мы с Джеком и Айрис часто ставили тут палатки, притворяясь, будто мы в лагере, но ни разу не засиживались до темноты, прежде чем вернуться домой.

Домой.

Над головой гремит навеянный сном гром, и я понимаю, что мне не убежать от наступающего мне на пятки воспоминания.

В ночь, когда я испортила себе жизнь, шел дождь. В ночь, когда я все подожгла и сбежала. Казалось бы, дождь должен помочь в такой ситуации, верно? Ничего подобного.

В течение нескольких месяцев моя сила не создавала проблем. Конечно, порой моя младшая сестра Айрис выводила меня из себя, и я невольно цеплялась за ее страх. Ухватывалась за внутреннюю часть ее груди, где обитали кошмары, и изнывала от желания дернуть за эту связь, как в случае с Митчем. Вытащить этот кошмар, каким бы он ни был, и позволить свирепствовать на свободе.

Но мне удавалось проглотить его. Подавить. И тогда монстр сворачивался клубком в моем нутре, как тот осьминог из аквариума, который приглянулся Кармен, – тот, который будто в точности понимал, где находится, и всем своим видом говорил: «Идите-ка вы лесом, ребята, я не буду плавать по вашей прихоти». Он оставался неподвижным.

Я сходила на школьный бал с Хантером Кадилли. Попала в группу поддержки. С трудом сдала первый курс алгебры, чтобы меня допустили ко второму. Начала задумываться, в какой колледж поступить. Мы с папой все меньше и меньше общались о нашем мире, хотя один вопрос так и остался без ответа: почему у меня получилось проявить свою силу перед ним – ныне ординаром? Почему за одну ночь внезапно все изменилось?

По ночам я частенько видела свет в его кабинете, пока он искал ответы. Раньше я бы тихо постучала и вошла внутрь. Закрыла бы дверь и задавала вопросы, пока он не отправил бы меня спать. Но теперь я знала, что нет никакой надежды когда-либо избавиться от моей силы. Думаю, от этого понимания мне еще больше хотелось притворяться нормальной.

Стоило догадаться, что долго это не продлится.

Был ноябрь. На мне была пижама, которую следовало бы спрятать еще в августе, но я укрывалась одеялом и не замечала, насколько на улице холодно, даже для Южной Калифорнии. Я написала Дженне сообщение, чтобы узнать, будет ли команда поддержки собираться перед завтрашней игрой, и тут в комнату заглянула мама, чтобы проверить, вытащила ли я утюжок для волос из розетки. Убедившись, что вытащила, она послала мне воздушный поцелуй и напомнила вынести утром мусор. Я ответила воздушным поцелуем и легла спать.

И тогда мне приснился пожар. Как пламя облизывало простыни, как его свирепые языки тянулись в воздух и подползали ко мне ближе. Даже во сне я ощущала, что сила выползает из моей груди. Я не могла пошевелиться. Быть может, и не хотела. Я чувствовала ее теплый поцелуй на своей коже, пульсацию в ладонях. Пламя знало мое имя, а я знала его секреты. Я не боялась, а общалась с ним, уговаривая подойти еще поближе. А проснувшись, почувствовала запах дыма. Меня разбудили чьи-то крики.

Открыв глаза, я не столько испугалась самого пожара, сколько того, что его вызвало.

С самого детства мама запрещала нам пользоваться камином. Не давала играть с бенгальскими огнями. И скрепя сердце позволяла зажигать свечи. Когда ей было двенадцать, в ее семейном коттедже случился пожар. Кто-то сбил бутановый светильник, из-за чего загорелась простыня, и весь дом вспыхнул как пороховая бочка.

Каким-то образом я нашла ее страх.

Нащупала его во сне. Не знаю как – может, потому, что она проверила утюжок для волос перед тем, как пойти к себе. Не знаю. Знаю только то, что это моя вина. Моя сила, мое проклятие… оно вытащило этот страх и подожгло весь дом, пока мы спали.

Я не помню, как сбежала вниз на первый этаж, где обнаружила Айрис. Отец пытался вывести нас наружу, а мама побежала за Кармен.

Я сопротивлялась. Вырывалась из его рук и царапала кожу ногтями, не переставая кричать, чтобы он позволил мне помочь.

«Это моя вина. Моя вина. Моя вина».

Вот что я кричала, порывисто втягивая пепел вместе с воздухом. Отец закинул меня на плечо и вынес на улицу, а потом поставил на влажную ледяную траву. Я схватила его за руки, ставшие скользкими от пепла и пота.

«Это я сделала!» – кричала я.

Он встретился со мной взглядом и все понял. На его лице не читалась злость. Или хотя бы удивление. Он даже не дрогнул, и это было куда хуже – то, как он всматривался в мои глаза и пытался подобрать слова. Это длилось лишь секунду, но казалось дольше. Папа просто погладил меня по щеке, а затем подозвал на помощь пожарника и, оттолкнув другого с пути, побежал обратно в дом.

Вырываясь из рук пожарника, я поскользнулась на мокрой траве и упала на колени. Подняв взгляд, увидела Иниго Монтойю перед кустами. Он был покрыт золой. Живой, но хромал. Его глаза стали совсем круглыми от страха, и он смотрел на меня так, будто знал, что все произошло из-за меня. Я – искра, которая подожгла весь дом. Он вел себя как животное, учуявшее хищника. Учуявшее опасность.

– Иниго! – позвала я. Медик поднял меня на ноги, а кот быстро убежал. – Иниго, мне жаль, – всхлипнула я, когда пожарник подхватил меня на руки.

Остаток ночи превратился в расплывчатое дымное пятно в моей памяти. Как мама кричала во все горло, выходя за пожарником, который нес обмякшее тело Кармен. Как папа сидел с Джеком и Айрис, покрытыми пеплом и укутанными в полотенца.

Медики доставили меня в машину «Скорой помощи» и осмотрели. Надели манжету тонометра на предплечье, прикрепили к пальцу пульсометр, надели на лицо кислородную маску. Ноги холодила простыня каталки, а мир снаружи кружился в хаосе.

«Они целы? Моя семья в порядке? С ними все будет хорошо?»

Эти вопросы будто произносила не я, мой голос истончился от дыма.

Никто не отвечал. Никто ничего не говорил. Медики поставили мне капельницу, поправили кислородную маску у меня на лице и принялись обсуждать мои жизненные показатели. Я знала, о чем думал отец, когда коснулся моей щеки. Это читалось в его глазах – он гадал, не явятся ли за мной смотрители. Случайно или нет, но я нарушила правило номер один и использовала магию перед ординарами. А еще накликала горе на свою семью. Это в тысячу раз хуже, чем смотрители.

Мне было почти плевать, придут они или нет.

Я села, заметив других медиков, которые везли к задней части «Скорой» каталку, ее колесики неприятно царапали асфальт.

И увидела лицо Кармен. Неизлечимо обгоревшее и изуродованное в пожаре, который я же и вызвала. В огне, который я создала. Мама запрыгнула в машину «Скорой помощи» и взяла мою сестру за неподвижную руку.

Неподвижную. Безжизненную.

Я это сделала и ничего не смогла контролировать.

Монитор надо мной издавал тоненькие бип, бип, бип, но я знала, что что-то в моем сердце умерло. Что-то изменилось, и исправить это уже нельзя.

Как только меня оставили одну, мои пальцы пришли в действие по собственной воле и, дрожа, вытащили катетер капельницы из вены. Я сорвала маску с лица, выскользнула из машины и побежала. Бежала так быстро, как только могла. По заднему двору. Через заборы.

Босая и полуголая.

Я не могла поставить свою семью под угрозу еще раз.

Я отправилась в школу и переоделась в одежду, хранившуюся в шкафчике. Внутри осталась сумка с вещами для соревнования, на дне которой завалялось достаточно денег, чтобы купить билет на автобус в Сиэтл.

Снова гремит гром, и я возвращаюсь в сон, падая на четвереньки… в круг из горящих аконитовых бутонов. Протягиваю руку, и на мою ладонь падают снежинки. Нет. Не снежинки… пепел. С неба падает пепел.

Я – самое страшное, что только есть. Я – кошмар.

Я.

Я рывком сажусь в темноте. Моя одежда вся мокрая, дыхание выходит рывками.

С той самой ночи у меня был чуткий сон. Меня могло разбудить что угодно, и я не давала себе спать больше двух часов подряд.

Мне казалось, что от этого будет и положительный эффект – уменьшится количество кошмаров, – но все вышло несколько иначе.

Я будто в замкнутом пространстве. Все застывает. Мне нужно двигаться. Я обуваюсь и накидываю куртку, кривясь от ощущения тяжелой ткани поверх влажной рубашки.

Через секунду я уже вылетаю за дверь и иду по коридору.

Понятия не имею, куда направляюсь, но мне все равно. Воздух здесь прохладный и сырой и приятно холодит затылок. Я спускаюсь по незаконченной фанерной лестнице и слышу смех внизу и звук колес, катящихся по бетону – в холле еще кто-то сидит.

Мои колени подгибаются. Я прислоняюсь к стене и сползаю вниз, запуская пальцы в волосы.

На противоположной стене висит доска с различными объявлениями – начиная с плакатов о пропаже человека и заканчивая пассивно-агрессивным посланием: «Тому, кто украл мой сэндвич из холодильника – еще раз так сделаешь, и тебе не поздоровится».

Некоторые бумажки пустые и колышутся от постоянного сквозняка в коридоре. Поддавшись любопытству, я встаю и подхожу к стене. Затем наклоняюсь и дую на бумажку – фокус, которому научил меня отец. На ней появляются курсивные черные буквы: «Двадцать баксов за фальшивое удостоверение. Звонить по номеру 909–555-9831». Это теневые чернила. Невидимое послание, которое проявляется от дыхания аномала – те, кто владеет этой магией, зовутся скрибами.

Мой взгляд проходится по доске, останавливаясь на плотной бумажке с цветком королевы ядов и облизывающим края пламенем. Я делаю глубокий порывистый вдох и дую на него. Через секунду появляются толстые золотые буквы.

ФЕСТИВАЛЬ КОРОЛЕВЫ ЯДОВ.

Выходите из тени на свет.

Клыки, зубы и непристойное поведение приветствуются.

Ниже написаны указания, как найти место проведения фестиваля по деревьям. Оно в парке в Биг-Суре.

Мой взгляд сосредоточивается на этом чертовом цветке – этом символе, который я повсюду вижу.

Мне хочется винить его в своем кошмаре, но я знаю, что дело в другом. Сегодня я вытащила на свободу еще один страх. Такого не случалось уже год. Но мне проще ненавидеть этот цветок, поэтому я срываю листок с доски объявлений и смотрю на рисунок.

Королева ядов. Пламя, зажегшее фитиль гражданской войны, которая чуть не уничтожила нас всех.

– Зажгла свои цепи пламенем, и те поросли лепестками, – говорит голос позади меня. Я подскакиваю от неожиданности. На лестничной площадке, держась за перила, стоит Сапфира. – Ненавижу эту песню.

Она делает шаг ближе.

– И я. Такое впечатление, что тот, кто ее придумал, пел ее с насмешкой.