Текст книги "Кэти Малхолланд. Том 1"

Глава 7

Марк Бантинг направился через поселок к полю, где, как он знал, теперь жили Малхолланды. Он мог бы и не идти через поселок, где его ненавидели, а пройти к полю окольным путем, но ненависть шахтеров и их семей ни в коей мере не смущала его, скорее, напротив, веселила.

На Бантинге были бриджи длиной до колен, светлые гетры и темно-зеленый сюртук из тонкого сукна. На шее вместо галстука – белый платок. Голову украшал черный котелок. В руках Бантинг держал элегантную трость.

Сумерки только наступили, и на дороге еще играли дети, а женщины стояли в дверях своих коттеджей. Несколько ребятишек прервали свою игру и, подняв головы, с любопытством посмотрели на него. Взгляды женщин, обратившиеся в его сторону, были полны ненависти. Одна из них даже плюнула, когда он проходил мимо, а другая повернулась к нему спиной и ушла в дом, громко хлопнув дверью.

«Женщины – глупые создания», – подумал Бантинг. Открыто демонстрируя свою ненависть, они лишь подставляют под удар своих мужей и благосостояние своих семей, что же касается его, ему на их ненависть наплевать. В некотором смысле она даже льстила ему, напоминая о том, что он пользуется здесь немалой властью.

– Ты посмотри на это чучело огородное! – крикнула одна из женщин своей соседке при его приближении.

Бантинг понял, что женщина имела в виду его одежду, которая этим беднякам должна казаться очень элегантной в сравнении с их тряпьем, и почувствовал себя от этого еще более польщенным.

Несмотря на то, что Малхолланд был уволен с работы и изгнан вместе с семьей из поселка не им, а Брауном, помощником управляющего шахтой, Марк Бантинг не сомневался, что жители поселка обвиняют в этом только ненавистного им Бантинга. Люди винили его во всех бедах, неважно, был ли виноват действительно он или кто-то другой, имеющий власть на шахте. Но Бантинг заметил, что чем больше обвинений предъявляют ему местные жители, тем лучше ему платят работодатели, вознаграждая за рвение. Что ж, если каждый взрыв ненависти прибавлял денег в его кармане, он всей душой желал, чтобы такие взрывы случались почаще.

Выйдя на поле, он сразу же заметил какое-то странное сооружение вдали. Подойдя поближе, он понял, что сооружение состоит из двух столов, платяного шкафа, серванта и нескольких стульев и являет собой некое подобие человеческого жилища. Один из столов стоял на нескольких бревнах и служил, таким образом, крышей, столешница другого стола и спинки стульев служили одной стеной, другую стену заменял сервант, а третью – шкаф. Вход в это причудливое укрытие был завешен рваной вылинявшей тряпкой.

Сбоку от жилища находился импровизированный очаг – огонь был разожжен в куче хвороста, а низкие стенки, сложенные из камней, защищали его от ветра. Рядом возвышалась груда кастрюль, сковород и прочей кухонной утвари. Возле огня сидела на корточках женщина с кастрюлей в руках. Высокий мужчина, в котором он узнал Малхолланда, склонился над кем-то, лежащем на соломенном тюфяке у самого входа в жилище, а чуть поодаль столпилось несколько человек – по всей видимости, жители поселка.

Когда Бантинг приблизился, Малхолланд резко выпрямился и с угрожающим видом повернулся к непрошеному гостю. Тот не стал подходить к нему вплотную, опасаясь нападения. Сохраняя безопасное расстояние между собой и противником, Бантинг громко сказал:

– Это сделал не я, Малхолланд. Я честно тебе говорю: это сделал не я. У меня и в мыслях не было тебя увольнять.

– Что тебе здесь надо?

– Мне надо с тобой кое о чем поговорить.

Родни уже хотел ответить: «Убирайся прочь. Мне не о чем говорить с таким негодяем, как ты», – но в разговор вмешалась Кэтрин. Впрочем, она только выкрикнула его имя:

– Родни!

В ее голосе было столько мольбы, что он сдержал свою злобу. Он расправил плечи и отошел на несколько шагов от укрытия, жестом приглашая Бантинга следовать за ним…

– Ты не должен злиться на меня, Малхолланд. Говорю тебе, это сделал не я, – повторил Бантинг, остановившись на расстоянии вытянутой руки от Малхолланда. – Это сделал Браун, – продолжал он. – Лично у меня не было к тебе никаких претензий. И даже если б они у меня были, я бы все равно не стал увольнять тебя в данных обстоятельствах.

– О каких обстоятельствах ты говоришь? – голос Родни звучал угрожающе.

– Ну, ты сам понимаешь, – Бантинг склонил голову набок и опустил глаза. – Я имею в виду состояние твоей дочери… уж не говоря о других проблемах в вашей семье.

Родни стоило огромного усилия сохранять спокойствие. Крепко сжав челюсти, он ждал, что незваный гость объяснит ему цель своего визита. Он, разумеется, не верил, что тот хочет помочь, – все действия весовщика были продиктованы корыстью. Последующие слова Бантинга повергли Родни в полнейшее изумление.

– Я хотел спросить… как бы ты к этому отнесся, если бы я женился на твоей дочери?

Когда шок прошел, в голову Родни закралось подозрение. Через секунду подозрение превратилось в уверенность: конечно, это был он. Он. Не зря ведь Вильям говорил, что в течение последних двух месяцев видел Бантинга каждое воскресенье на дороге, когда Кэти возвращалась к Розье. Он мог шнырять по саду в ночь бала, подглядывая за знатью… там он и налетел на нее. Он, должно быть, давно положил на нее глаз и только выжидал подходящего момента.

– Ты! Ты!

Восклицание Родни прозвучало, как рев дикого зверя. В следующее мгновение он прыгнул на Бантинга и повалил бы его на землю, если б не послышался крик Кэтрин. Но на самом деле остановил его не крик жены, а крики дочери.

– Нет, па, нет! Это не он! – пронзительно кричала Кэти. – Клянусь, это не он. Он никогда ко мне не прикасался.

Что-то в голосе Кэти убедило Родни в том, что она говорит правду. Весовщик опустил трость, которую поднял для защиты, когда Малхолланд прыгнул на него. «Так всегда бывает, – подумал Бантинг. – Тебя обвиняют во всех возможных и невозможных грехах, не разбираясь, виноват ты на самом деле или нет». Он всегда повторял себе это, и это было, в некотором смысле, оправданием тому злу, которое он причинял шахтерам и их семьям. К нему уже давно прилип ярлык злодея, и, что бы он ни делал, он всегда останется злодеем для этих людей.

– Я к твоей девчонке и близко не подходил, Малхолланд, – обиженно проговорил он. – Я только перебрасывался с ней парой слов, когда мы встречались на дороге по воскресеньям. Я предложил это из самых лучших побуждений. Я знаю, что вы находитесь в бедственном положении, а ей в ее состоянии нужен покой и комфорт. Разумеется, я сам тоже заинтересован в том, чтобы жениться на ней. Мне нужна женщина в доме, и я уже давно подумывал о том, чтобы обзавестись женой. С тех пор, как моя мать умерла, некому вести мое хозяйство. Она будет готовить для меня и поддерживать порядок в доме, а я взамен даю ей крышу над головой и обеспечиваю всем необходимым. К тому же я буду отцом для ее ребенка. А кроме этого я могу тебе пообещать, что похлопочу за тебя перед начальством, чтобы тебя восстановили на работе.

В течение некоторого времени они стояли молча. Потом Родни, облизав пересохшие губы, проговорил:

– Спасибо… спасибо вам за участие, мистер Бантинг, – он сделал ударение на слове «мистер». – Но я сам могу позаботиться о моей дочери.

Бантинг покосился на их нехитрое жилище. Если Малхолланд называет это заботой… Но он не стал спорить.

– Вы пока обдумайте мое предложение, я зайду к вам завтра вечером за ответом, – сказал он и отвернулся, собираясь уходить.

– Я бы на вашем месте больше не приходил, мистер Бантинг, – сказал Родни. – Я уже дал вам свой ответ.

Бантинг обернулся и посмотрел на Кэти, которая стояла, прижавшись к матери. Но его взгляд задержался на девушке совсем недолго; он тут же перевел глаза на Кэтрин, и его взгляд говорил: «Подумай, что будет, когда родится ребенок, а у нее нет ни мужа, ни крова над головой».

Кэтрин смотрела вслед Бантингу, пока он шел через поля. Если бы такое предложение исходило от любого другого мужчины, она бы благодарила за это, стоя на коленях. Но только не Бантинг. Даже при той нужде, которую они испытывали, она не могла допустить, чтобы ее дочь стала женой этого ужасного, всеми проклинаемого человека. Связавшись с Бантингом, самый уважаемый житель поселка обрекал себя на единодушное презрение шахтеров и членов их семей. Если Кэти выйдет замуж за Бантинга, доброе имя Малхолландов будет навеки запятнано.

С другой стороны, какой у них выход? Что будет, когда у Кэти родится ребенок, а у них нет даже крыши над головой? И как долго они смогут жить вот так? Кормиться они худо-бедно могли: соседи были сама доброта, и каждый день приносили им достаточное количество пищи. Но никто из соседей не осмеливался приютить их у себя. Если начальству станет известно, что кто-то дал приют так называемому зачинщику беспорядков и его семье, проявивший сострадание также будет выброшен из своего дома. Но Родни вовсе не был зачинщиком беспорядков. Кэтрин прекрасно знала, что ее муж – миролюбивый человек и добросовестный рабочий, он никогда не занимался подстрекательством.

Она подозревала, что за увольнением мужа стоят какие-то другие причины, только не могла себе представить, какие именно. С чего вдруг начальству понадобилось избавиться от такого хорошего рабочего, как Родни?

Кэтрин подтолкнула Кэти к их нехитрому жилищу, а сама подошла к мужу.

– Если бы это был кто-нибудь другой, а не Бантинг! – с сожалением сказала она, заглядывая ему в глаза.

Родни отвел взгляд и опустил голову. Он повторял про себя те же самые слова: если бы на месте Бантинга был другой мужчина! Он не знал, что им предпринять, в самом деле, не знал. Если бы не Вильям, они могли бы попытать счастья в каком-нибудь другом месте, – в конце концов, скитаться по дорогам ничем не хуже, чем жить на полях, открытых всем ветрам. Но старик был тяжело болен и не мог ходить, и это удерживало их здесь. И он ни за что не отдаст Вильяма в приют для нищих – он знал, что Вильям всегда боялся умереть в приюте.

Родни заметил, как дрожат руки Кэтрин, которые она нервно прижимала к груди, и взял их в свои.

– Не волнуйся, все образуется, – успокоил ее он. – Я думаю, мне удастся устроиться к Палмерам. Завтра я снова пойду в город – они каждый день набирают новых рабочих. – Он не стал говорить, что человеку, занесенному в черные списки, очень трудно получить работу, где бы то ни было, потому что это она и так знала. – У них на заводе жизнь кипит ключом, – продолжал он. – Ты бы его видела! Он кажется гигантским муравейником. Они недавно запустили четыре доменные печи, у них есть котельные и механические цеха. Там задействована уйма народу – может, и для меня что-нибудь найдется. Я завтра снова туда пойду. Я уверен, что в самые ближайшие дни найду работу в одном из их цехов.

– Но ведь им нужны опытные рабочие, а ты никогда не работал на судоверфи, – сказала Кэтрин едва слышно.

– Нет, нет, ты ошибаешься, – возразил он. – Там есть тысячи мест, где не требуется никакого особого опыта. Кроме того, я могу быстро овладеть любым новым ремеслом, если это необходимо.

– А… а как ты думаешь, они дадут нам жилье, если тебе удастся получить у них работу? – спросила Кэтрин, и теперь в ее голосе слышалась слабая надежда. – Я слышала, их рабочие спят в бараках по двенадцать человек в комнате. Какой прок будет от твоей работы, если у нас не появится кров над головой?

Родни закрыл глаза и беспомощно покачал головой.

– Не все сразу, не все сразу, Кэтрин. Дай мне сначала сделать первый шаг.

Кэти лежала, свернувшись калачиком, между матерью и сестрой. Ее тело дрожало от холода, а душа была переполнена отчаянием. Всю ночь она пролежала без сна, прислушиваясь к дыханию своих родных, к душераздирающему кашлю деда, к стонам отца. Она знала, что все они, кроме Лиззи, спят лишь урывками, а по большей части просто лежат, думая, как она, об их отчаянном положении. Только Лиззи спала глубоким, безмятежным сном, но ведь она не понимала того, что с ними происходит. Даже Джо, который мог спать даже стоя, сейчас не спалось, она слышала, как он ворочается, издавая какие-то гортанные звуки. Теперь Джо, который всегда страдал от недосыпания, получил возможность спать, сколько его душе угодно, – три дня назад он был уволен с работы. Только теперь он не мог воспользоваться этой возможностью, – кто же может уснуть, когда у всех так тревожно на душе?

Задолго до рассвета она услышала, как встал отец, и сразу же после него поднялась и мать.

Начинался новый день – долгий, бесконечный день, полный тоски, отчаяния и безделья. Весь день они по большей части сидели или лежали на своих тюфяках. Они теперь почти не разговаривали друг с другом – впрочем, о чем им разговаривать? Не обсуждать же в тысячный раз их бедственное положение!

Ранним вечером, еще до наступления сумерек, Кэти надела свою накидку и сказала матери:

– Я пойду, повидаюсь с Бетти, ма.

Кэтрин посмотрела на дочь. Когда их только что выгнали из коттеджа, Монктоны, несмотря на риск, предложили Кэти и ее деду жить у них, но те решительно отказались, не желая подставлять соседей под удар. Сейчас она подумала, что Кэти, промерзшая до костей и измученная холодом, как, впрочем, и все они, решила навестить подругу, чтобы хоть несколько часов посидеть в теплом коттедже и немного согреться.

– Хорошо, дорогая. Можешь оставаться у Бетти сколько захочешь, – сказала она и тут же добавила:

– Но все-таки постарайся вернуться до того, как стемнеет. Ты ведь понимаешь, что ходить по полям в темноте небезопасно.

Она потрепала дочь по щеке и, вглядевшись в ее бледное осунувшееся лицо, вдруг поняла, почему Кэти так спешит уйти. Дело не в том, что ей хочется погреться у Монктонов. Она просто не хочет сталкиваться с Бантингом, который обещал снова зайти к ним сегодня вечером.

Но Бантинг, к великому облегчению Кэтрин, не сдержал обещания: он не появился ни в этот вечер, ни в следующий, а через несколько дней они решили, что Бантинг отказался от своей затеи, поняв, что настаивать было бы бесполезно.

На восьмой день после визита Бантинга Кэти снова сказала, что идет к Бетти. Все они к этому времени пребывали в полнейшем отчаянии, почти потеряв надежду. Родни встал в четыре утра и направился в Джарроу, как он делал каждое утро за исключением выходных, чтобы быть у ворот палмеровского завода к шести, когда завод открывался. Ему сказали, что, у приходящего к самому открытию есть больше шансов получить работу: его могут взять на место какого-нибудь рабочего, не вышедшего на работу по болезни.

Утро было ветреным и дождливым. Косые струи дождя хлестали по их укрытию, проникая внутрь. Кэти, сняв платье, в котором она спала, надела другое, единственное свое чистое платье. Всего у нее было два платья, и она попеременно стирала их в ручье. Умывшись ледяной водой из ручья, она набросила на плечи накидку и надела соломенную шляпку.

– Куда ты идешь, родная? Ты… ты нашла работу? – спросил слабым голосом Вильям, наблюдавший за ней со своего тюфяка.

Кэти в этот момент стояла на коленях, копаясь в узелке. Она искала новый носовой платок – носовой платок, который подарила ей миссис Дэвис на ее шестнадцатилетие, за несколько дней до того, как Кэти отправили домой. Не поднимаясь с колен, она подползла к деду и поцеловала его впалую щеку.

– Да, дедушка, я иду по поводу работы, – сказала она.

Кэтрин подошла к ней вместе с Лиззи, которую она водила к ручью, чтобы помыть, удивленно посмотрела на Кэти и воскликнула:

– Что ты сказала, моя милая?! Куда ты идешь?

Кэти не ответила. Молча пройдя мимо матери, она вышла наружу под проливной дождь. Кэтрин, втолкнув Лиззи внутрь и уложив на тюфяк, последовала за Кэти. Когда они отошли на несколько шагов от укрытия, она снова спросила:

– Куда ты идешь, дорогая? Ты нашла работу?

– Я, в самом деле, кое-что нашла, ма. Если хочешь, можешь назвать это работой. – Губы Кэти дрожали. Она схватила руку матери и крепко сжала в своих. – Ты только не расстраивайся, ма, но я… я выхожу, сегодня замуж за Бантинга, – пробормотала она, умоляюще заглядывая в лицо Кэтрин.

Кэтрин почувствовала, что задыхается, и в течение нескольких секунд не могла вымолвить ни слова. Наконец, отдышавшись, она закричала:

– Нет, дорогая, нет! Не делай этого! Это сведет твоего отца с ума. Нет, Кэти, нет!

– Я пообещала ему. Все уже устроено. Я ходила к нему в тот вечер, когда он должен был прийти сюда. Помнишь, я сказала тебе, что иду к Бетти? Тогда я и сказала ему, что согласна выйти за него замуж.

– Но… но с тех пор прошла только неделя, дорогая.

– Да, да, я знаю. Но он сказал, что начальство поможет ему добиться специальной лицензии, и мы сможем пожениться через неделю. Он сказал, чтобы я все предоставила ему. И он пообещал, что на следующий день после того, как мы поженимся, у вас будет дом.

– О, моя дорогая!

Кэтрин качала головой и всхлипывала, не отрывая глаз от лица дочери.

– Я должна… я должна это сделать, ма. Дедушка тяжело болен и больше не может жить в таких условиях. Он умрет, если не получит приличную крышу над головой, и вы все тоже больше не можете так жить. А когда родится ребенок… ему ведь тоже нужен приличный кров.

– Но твой отец, крошка? Что скажет твой отец? Он ведь не вынесет этого.

Кэти опустила голову.

– Все это случилось из-за меня, – тихо проговорила она. – Отца выгнали с работы, и нас всех выселили из поселка, потому что…

Она осеклась и прикусила губы.

– Нет, нет, моя дорогая, это вовсе не из-за тебя, – с уверенностью возразила Кэтрин. – Его уволили потому, что он встречался с Фогерти и Рамшоу, а они известны как смутьяны, которые ходят по шахтам и будоражат умы… по крайней мере, Фогерти.

– Нет, ма, нет. Это все из-за меня. Я знаю, это все из-за меня.

Кэтрин некоторое время стояла, молча, внимательно приглядываясь к лицу дочери и размышляя над ее словами. Может, Кэти права и их беды действительно как-то связаны с тем, что она забеременела? Может, тот человек, который надругался над ней, как-то причастен к их бедам? Но ведь это означает, что этот человек обладает властью на шахте и в округе… О Боже! Кто же это мог быть?

– А на усадьбе… хозяин и остальные… они знают, кто это сделал? – прошептала Кэтрин, прижимая пальцы к губам.

Кэти еще ниже опустила голову.

– А ты? Ты знаешь, кто он?

Подбородок Кэти дернулся.

– Да, ма, я знаю, – быстро прошептала она. – Это мистер Бернард. Только, прошу тебя, никогда не говори об этом отцу. Он натворит глупостей, если узнает, а у нас и без того достаточно бед. Ты видела, как он набросился на Бантинга, когда подумал, что тот и есть отец ребенка? Он ведь убьет мистера Бернарда.

– О да, ты права, – согласилась Кэтрин.

Она знала, что ее спокойный богобоязненный муж и правда способен убить человека, сделавшего это с их девочкой. Но Кэти может не волноваться, Родни ничего не узнает. Нельзя допустить, чтобы мужа повесили за убийство.

– Теперь ты понимаешь, ма, почему… почему я не могла вам сказать? – губы Кэти дрожали так сильно, что она с трудом выговаривала слова. – Но теперь… теперь все будет в порядке. Вы получите жилье, и отца восстановят на работе. Мистер Бантинг пообещал, что он позаботится об этом.

– О, Кэти, девочка моя!

Кэтрин протянула руки к дочери, но Кэти отошла на шаг.

– Мне пора, ма. До свидания. Скажешь отцу, что я вышла замуж за мистера Бантинга, но ни в коем случае не позволяй ему вмешиваться. Если он соберется идти к Бантингу, останови его, ладно? Дело все равно уже сделано, и я не хочу, чтобы у вас были лишние неприятности. И… и скажи ему, что я сделала это ради ребенка, чтобы тот родился в нормальных условиях. Обязательно скажи ему это.

– Но что скажут люди в поселке? Они ведь не будут с тобой разговаривать.

При этих словах Кэти расправила плечи и горделиво вскинула голову.

– Мне теперь уже все равно, ма, кто разговаривает со мной, а кто нет, – сказала она, и ее голос был голосом взрослого человека. – Самое главное – чтобы они, – она кивнула в сторону укрытия, – чтобы они были в порядке. И чтоб у вас с папой тоже все было в порядке. До свидания, ма.

Резко подавшись вперед, она поцеловала мать в щеку, а Кэтрин крепко прижала ее к себе, рыдая.

– Нет, моя дорогая, нет, – повторяла она между всхлипами. – Нет, ты не должна этого делать…

Она продолжала повторять это до тех пор, пока Кэти не оттолкнула ее и не бросилась бегом прочь, зажимая ладонью рот, чтобы не разрыдаться.

Весь день Кэтрин с трепетом ждала возвращения Родни, но он вернулся только в половине седьмого, когда последний свет уже растворялся в ранних зимних сумерках. Завидев вдали его высокую широкоплечую фигуру, спешащую к ней через поля, она заметила, что его шаг сегодня бодрее, чем обычно. Когда он приблизился, она увидела, что его лицо, выпачканное мазутом, было таким счастливым, каким она не видела его уже долгие годы. Подойдя к ней вплотную, он схватил ее за плечи и радостно встряхнул.

– Я получил работу, дорогая, – сказал он, широко улыбаясь. – Я проработал весь день. И жилье я тоже получил… Это, правда, не совсем то, что нам нужно, но на первое время сойдет. Мы сейчас не можем позволить себе выбирать.

Он был так полон радостного возбуждения, что говорил, проглатывая слова. Он не заметил скорбного выражения на лице жены. Повернувшись к укрытию, он прокричал:

– Эй, Вильям, ты слышал? Я нашел место в прокатном цехе!

Он ожидал, что старик ответит: «Ну, слава Богу!» – или что-нибудь в этом роде, но никакого ответа не последовало. Джо тоже не подавал признаков жизни; сегодня, против обыкновения, он не вышел навстречу отцу. Родни с беспокойством посмотрел на Кэтрин.

– Что-нибудь случилось, дорогая? – спросил он, приблизив к ней лицо.

Оглядевшись по сторонам, он воскликнул:

– Кэти! А где же Кэти?

– Она ушла, Род.

– Ушла? Куда она ушла? Что ты хочешь сказать?

Кэтрин сжала руки мужа и почувствовала, как пульсируют его вены под ее пальцами.

– То, что она сделала, она сделала ради нас. Помни это, – медленно проговорила она. – Ты меня слышишь? Она сделала это ради нас.

На последней фразе ее голос поднялся и стал громким, как крик. Родни быстро отстранился от нее и отошел на шаг.

– Что она сделала? Где она? – спрашивал он с обезумевшим взглядом и уже не зная, чего ожидать.

Кэтрин заставила себя посмотреть мужу в глаза.

– Наша дочь сегодня утром вышла замуж за Бантинга, – быстро проговорила она.

Она очень боялась реакции мужа. Весь день она готовила себя к тому, как сообщит ему эту новость. Она представляла себе, что ей придется повиснуть на нем и умолять не ходить к Бантингу или что он набросится на нее с криком, обвиняя в том, что она отпустила дочь. Но к его молчаливому отчаянию она не была готова. Он стоял неподвижно, сгорбив плечи и опустив голову, и ей казалось, что муж уменьшается на глазах, становится ниже ростом и слабее. Его руки безжизненно повисли вдоль тела, так, словно все силы за какую-то секунду покинули его. Потом он отвернулся в сторону и закрыл лицо руками, точно так же, как это сделал Вильям, когда она сообщила ему эту новость. И Кэтрин понимала его отчаяние, – Родни нашел работу, нашел жилье для них, но все это теперь казалось ему ненужным… Теперь, когда их дочь вышла замуж за этого ужасного человека, свет навсегда исчез из его жизни.