Текст книги "Снова с тобой"

И все-таки Октавия в долгу перед ним. Да, черт побери! Она должна ему прощание!

Но хватит ли у него смелости потребовать этот долг?

Глава 2

– Я сделаю все, что в моей власти, чтобы обеспечить твою безопасность.

Черная Салли устало и недоверчиво смотрела на него темными тусклыми глазами. Такое выражение Норт видел здесь, в районе Уайтчепела, немыслимое число раз и все равно не мог привыкнуть. К взгляду человека, полностью смирившегося с судьбой. В случае с Черной Салли это была покорность перед смертью. Она не верила, что он или кто-нибудь другой сможет защитить ее.

Зато Норт верил. У него были люди, которых можно расставить вокруг этого мрачного дома, чтобы караулить ее крошечную темную квартирку и следить за всеми, кто тут появится. Можно сопровождать ее, куда бы она ни пошла. Его люди уже давно ко всему привыкли. Слежка за Салли и ее клиентами вряд ли сразит их наповал.

– Вам не удастся защитить меня. – Хрипло и гнусаво Салли просто ставила его в известность. – У вас руки коротки, не то что у него, и денег не хватит, чтобы подкупить тех, кто его боится.

Может, и так, только руки у Норта тоже длинные, и кошелек туго набит, а связей вполне достаточно, чтобы сохранить ей жизнь.

Черной Салли было не больше двадцати, но выглядела она на все сорок. Сейчас ей примерно столько же, сколько было Октавии, когда та пришла к нему, напуганная тем, что ей придется стать содержанкой какого-то богача. Для Салли сказочно благополучного конца не предвидится. Даже если ей удастся выжить сейчас, она все равно умрет молодой, еще одну «бедняжку» похоронят какие-нибудь полные милосердия леди и потом о ней тут же забудут.

– Я защищу тебя, – произнес он с полной уверенностью, на какую был способен.

Салли пожала узкими плечами. Платье, которое едва держалось на них, было кричаще красного цвета, оно ярко контрастировало с ее безжизненным видом и драными, выцветшими обоями на стенах комнатушки. Ковер на полу был такой же потертый и обтрепанный, как и сама хозяйка.

– Помогите мне не умереть до допроса, мистер. А потом будь что будет. Смерть – обычный способ успокоения для таких, как я.

Обычный способ… Грустно. Однако он завидовал тому, что ей не страшно умирать. Ему было страшно.

Он боялся той неизвестности, той тьмы. Его беспокоила не смерть сама по себе. Он видел много умирающих, чтобы понять, что боль и страх в конце концов кончаются. Тело знает, как справиться со страданием, как, впрочем, и разум. Предстать перед лицом бесконечности – вот что внушало ему чувство неуверенности.

– Ты не умрешь, Салли. Не теперь. Проститутка улыбнулась, обнажив коричневые, испорченные зубы.

– Вы добрый человек, сударь. Лучше бы вам жениться на красивой леди, чем нянчиться со шлюхой.

Он натянуто улыбнулся:

– Зачем нужна женщина, которая будет и дома изводить своими придирками, если мне с лихвой хватает всех вас?

Усмешка на лице Салли увяла.

– Такой человек, как вы, заслуживает лучшего. Перестаньте трястись над нами и живите собственной жизнью. А сейчас уходите. Мне нужно работать.

Жизнь Салли не будет стоить и ломаного гроша, если она снова отправится на улицу. Она не пыталась проверить способность Норта защитить ее и не хотела затруднить ему работу. Нет, просто Салли нужен заработок. Ей нужно есть и платить за свою халупу.

– Будь осторожна, – предупредил он. Но как можно быть осторожной, если большую часть времени она проводит, завлекая абсолютно незнакомых людей?

Салли поднялась с топчана, на котором сидела.

– Передайте своим ребятам, что, если будут пялиться на меня, я буду считать, сколько они мне задолжают.

Норт улыбнулся:

– Передам.

Он оставил ее одну, в крошечной грязной комнатушке и в полном неведении о грядущей жизни. Обращать внимание на таких, как Черная Салли, общество считает ниже своего достоинства. Они как грязь из-под колес. А кто из знати станет жертвовать собой, чтобы схватить убийцу?

Задевая плечами за стены, он спускался по узкой лестнице. Под ногами скрипело дерево. Детство Норта не шло ни в какое сравнение с тем, как живут дети из низов. Мать была актрисой, что по статусу на ступеньку выше куртизанки. Благодаря своей известности, а также помощи отца они могли позволить себе достойную жизнь. Все было бы совсем по-другому, останься отец в стороне.

Норт так и не избавился от горечи своего незаконного появления на свет. Это отразилось на его цельности, на восприятии окружающего мира. Норт оказался лишним и для материнского круга, и для круга отца.

Норт чувствовал себя на своем месте только рядом с Октавией. А потом и она бросила его, упорхнув в блистающий мир, который не открыл дверей для него. Какая злая шутка, какой удар судьбы!

Тогда пришлось создать свой мир, найти свою дорогу. Теперь, когда Норт не желал быть частью высшего общества, аристократы устроили шумиху вокруг него. Он стал модным, потому что повернулся к ним спиной. Потому что стал самодостаточным и даже счастливым в собственном мире. Столько лет желать, потом перестать надеяться, и тут – нате вам! – его встречают с распростертыми объятиями. Ему лишь не нравилось, что маленькая, крошечная часть его «я» оживала всякий раз, когда он получал приглашение на вечер или на бал.

На улице было серо и сыро. Дождь уже кончился, но ветер все еще был влажным и нес с собой запахи нечистот, лошадей, в общем, все запахи, которыми полон Уайтчепел. Миновав несколько кварталов, Норт нанял коляску и поехал домой. У него было чем заняться – получить гонорары, решить кое-какие проблемы.

Вполне возможно, это отвлечет его от навязчивых мыслей об Октавии Марш. Во-Давентри – так теперь ее называют. Чудовищно претенциозное имя! Для него она навсегда останется просто Ви. Верной, преданной Ви.

Когда он был еще мальчишкой, она постоянно таскалась за ним, раздражала и докучала. Но потом что-то изменилось. Вероятно, она сама. А может, он. Невозможно вспомнить, когда это произошло, только из зануды она превратилась в друга. Они играли вместе в пустом театре, разворачивая на сцене свои постановки. Гримировали друг друга, подбирали костюмы.

Однажды они играли в Ромео и Джульетту, и Октавия поцеловала его. Этот поцелуй изменил все. Да, они остались друзьями. Не разлей вода. Но с того дня что-то словно стало расцветать между ними. Какое-то подспудное знание, которое Норт не мог отринуть. Им овладела жажда обладания, которую большинство взрослых, да и сама Октавия, ошибочно принимали за братскую любовь. Но это было далеко не братское чувство, в чем он убедился в ту ночь, когда она пришла к нему и попросила стать ее первым мужчиной.

Будущее страшило ее, и тут ей выпал другой жребий. Общество безоговорочно приняло Октавию, и Норт навсегда потерял единственного человека, к которому был привязан.

Теперь его Ви превратилась в прекрасную леди. Высокую и стройную, с гладкой, чуть розоватой, как алебастр, кожей. С четкими и одновременно чувственными чертами лица. Ее волосы по-прежнему были и рыжими – цвета меди, – и белокурыми, и каштановыми. Все зависело от освещения. Улыбка могла залить светом весь зал.

Мягкую линию груди подчеркивало платье – он никак не мог вспомнить, какого цвета оно было. Но совсем не важно, как она выглядит, во что она одета или кто с ней, главное – она осталась его Ви. Когда-то его тень, потом – друг и в конце концов – сплошная мука.

Подумать только, она чуть не совершила ошибку, чуть не подошла к нему и не заговорила. Разве дед не предупредил ее о том, что недопустимо общаться с такими людьми, как Норт? Дед обязательно должен был предостеречь ее, нельзя открывать обществу свои связи с Нортом и театром. Никто не должен знать, что она начинала по-нищенски, что из-за матери росла в таких условиях. Именно об этом сказал Норту старый Во-Давентри, лорд Спинтон, в тот день, когда заявил свои права на Октавию.

«Она заслуживает лучшей доли, – сказал старик. – Если ты на самом деле не равнодушен к Октавии, оставь ее и никогда больше к ней не приближайся».

Так Норт и поступил, несмотря на все попытки Октавии вернуть его в свою жизнь. У него до сих пор хранились ее письма, которые в течение долгого времени приходили с регулярностью часового механизма. Потом приходить перестали, потому что он не отвечал, а она наконец поняла, что ее старания обречены на провал. Хотя временами Норт и клял себя за то, что позволил ей уйти, он не сомневался, что старик был прав. Норт не сумел бы обеспечить Октавии жизнь, которой она заслуживала, на которую имела право. Единственным проявлением его несогласия с таким порядком вещей были цветы, которые он посылал ей ко дню рождения.

Простое приветствие на балу ни у кого не вызвало бы удивления, но Октавия слишком обрадовалась. Она была готова окликнуть его этим глупым детским именем и кинуться с объятиями. Конечно, дед сумел научить ее держаться как леди, но не смог переделать целиком.

Непонятно почему, но это открытие и огорчило, и одновременно обрадовало Норта.

Коляска остановилась. Он уже приехал? Поездка прошла как-то уж очень быстро.

Он жил в доме матери. В том, который ей когда-то купил отец. В то время район Ковент-Гарден был вполне респектабельным местом. Мать назвала сына Нортом,[1]1
  Норт (North) – север (англ.). – Здесь и далее примеч. пер.


[Закрыть] потому что их дом занимал северный угол колоннады. Это было элегантное здание гладкого красного кирпича, расположенное в двух шагах от района театров и контор на Боу-стрит.

Когда-то это был его семейный очаг. Сейчас – просто дом.

Едва Норт вошел, как к нему навстречу кинулась экономка миссис Бантинг.

Ручки прижаты к чудовищных размеров груди, на лице – радостная, приветливая улыбка. Работая у него долгие годы, Бантинг была такой же неотъемлемой частью его дома, как и он сам.

– В конторе вас ожидает джентльмен, мистер Шеффилд.

Норт частенько вел дела на дому, поэтому его адрес был хорошо известен публике. Это была одна из причин, почему у него рядом с кроватью всегда лежал пистолет и почему огромный детина по имени Джонсон выступал в роли дворецкого. Джонсон внимательно следил за каждым незнакомцем, который появлялся в доме. Нельзя сказать, что Норт нажил себе кучу врагов, но таковые имелись. Харкер, например.

– Джонсон с ним? – спросил Норт, приглаживая непокорные волосы. Если носить шляпу, на голове не будет такого беспорядка. Но Норт терпеть не мог головные уборы.

– Да, сэр.

Норт через главный холл двинулся в комнату, которую использовал как контору. Опасности, связанные с его работой, были вполне реальными, но он доверял Джонсону и понимал, что проводить всю жизнь в страхе бессмысленно. Опасность делает человека умнее, но если видеть ее везде, это может погубить.

Помимо спальни и небольшой столовой, кабинет был единственным помещением, которым Норт пользовался постоянно. Он заново отделал его после того, как несколько лет назад ушел с Боу-стрит и занялся частным сыском. Стены в комнате были темно-синими, на полу – обюссонский ковер с орнаментом, в котором сочетались темно-серый, синий и темно-фиолетовый цвета. Много места занимал огромный стол из мореного полированного дуба, на котором мог улечься спать крупный мужчина. Норт знал это совершенно точно, потому что сам не раз ночевал здесь. Обивка на стульях вокруг стола была такой же темно-синей, как и стены. На одном из них восседал мужчина. Джонсон стоял у него за спиной – большой и сильный.

Гость поднялся, когда Норт вошел в комнату. Норт сразу узнал спутника Октавии на балу – нового лорда Спинтона, наследника деда Октавии. По слухам, именно за него она собиралась замуж.

Так какого дьявола ему нужно? Хрупкий и аккуратный Спинтон производил впечатление человека любезного, но непугливого, отчего Норт, несмотря на предубеждение, сразу проникся к нему симпатией. Спинтон хочет попросить его держаться от Октавии подальше? Мог бы и не утруждаться. У Норта и в мыслях не было приближаться к ней.

– Лорд Спинтон. – Он произнес приветствие без всякого выражения. – Чем могу помочь?

– Благодарю, что согласились встретиться со мной, мистер Шеффилд. – Держа в руках касторовую шляпу, Спинтон опустился на место, а Норт занял за столом такой же, но более удобный стул.

Потом позволил себе короткую усмешку.

– По-моему, у меня не было выбора.

Спинтон покраснел. Ну и пес с ним, если он не так прост, как выглядит.

– Я пришел по конфиденциальному делу, которое имеет отношение к помолвленной со мной леди Октавии Во-Давентри.

Словно стальной коготь вонзился Норту в сердце и повернулся там.

– Мои поздравления в связи с помолвкой, милорд.

Спинтон вновь смутился.

– Пока это неофициально, но, надеюсь, леди Октавия скоро осчастливит меня.

Если бы это еще взволновало Норта… Ну ничуть. В самом деле.

– Так что от меня требуется?

Спинтон заколебался, услышав отрывистый вопрос. Он что, ждал более цветистых поздравлений? Норт ничего не мог с собой поделать. Ему было досадно, что в глазах старого графа он был недостаточно хорош, а этот студень – пусть Норт даже несправедлив к нему! – оказался в самый раз. Конечно, у Спинтона было много преимуществ по сравнению с Нортом, по крайней мере по мнению света.

– Не так давно леди Октавия стала получать странные письма. – Спинтон достал из внутреннего кармана несколько сложенных листов бумаги и положил их на стол. – Она не считает их достойными беспокойства, но мне, как будущему мужу, они показались весьма тревожными. Я вытащил их из мусорной корзины в коридоре.

Нахмурившись, Норт придвинул письма к себе. Неужели кто-то стал угрожать Октавии? С чего бы это? Может, шантаж? Узнали о ее прошлом? Именно поэтому Спинтон и пожаловал к нему? И почему он копается в мусоре своей нареченной?

Норт развернул первое.

«Моя дорогая Леди,

Вот уже полгода я наблюдаю за Вами со стороны, испытывая страстное желание, которое больше не в силах терпеть…»

Норт с изумлением глянул на Спинтона, который сидел в напряженном ожидании.

– Это любовные письма.

Спинтон кивнул:

– От неизвестного поклонника.

Все так же хмуро Норт указал на остальные:

– Они все в таком роде?

– Более или менее.

Норт отодвинул их от себя.

– Итак, зачем вы их принесли? Спинтон выглядел сконфуженным.

– Потому что мне известна ваша репутация в решении разных загадок, нужно узнать, кто их присылает. Я беспокоюсь о безопасности Октавии.

«Я бы беспокоился о том, кто залезает к ней в постель». Нет, это несправедливо. То, что Ви получает любовные послания, совсем не означает, что у нее есть любовник. А Норту, как человеку, который лишил ее невинности, не пристало разбрасывать камни. Автор писем, судя по всему, не был с ней близко знаком. Это хороший знак! Иначе придется устраивать охоту на мерзавца.

Норт быстро пробежал остальные письма, которые принес граф. Ничего угрожающего, если только необузданная романтичность не превратится в безумную ярость.

Он протянул письма Спинтону:

– Я не в силах помочь вам, милорд. Спинтон захлопал глазами.

– Почему?

Норт какое-то время рассматривал его.

– Леди Октавия знает, что вы принесли их ко мне? – Спросив, он уже знал ответ.

– Нет. – Когда Спинтон краснел, он становился похожим на помидор. – Повторяю, что она не считает их опасными.

Норт рассмеялся, на этот раз искренне. Да, Октавию не запугаешь такими письмами.

– То, что вы так… беспокоитесь, хорошо рекомендует вас, милорд. У вас характер настоящего защитника. Но если леди Октавия не переживает по этому поводу, вам тоже ни к чему переживать.

Прекрасный лорд кивнул и сунул письма в карман.

– Я, наверное, выгляжу дураком.

– Совсем нет. – И это правда, поднимаясь сообразил Норт, Спинтон выглядел как человек, который всерьез озабочен. В этом не было ничего глупого.

Спинтон тоже встал.

– Вы когда-нибудь были влюблены, мистер Шеффилд? Норт проглотил комок в горле.

– Был, однажды.

– Я не знаю, встречались ли вы когда-нибудь с леди Октавией, но она принадлежит к тому редкостному и прекрасному типу женщины, обладать которой почел бы для себя за счастье любой мужчина.

Черт, об этом не стоило говорить Норту! Он обладал ею в ту короткую давнюю ночь.

– Вы счастливый человек, милорд.

Граф отправился прочь, но предварительно взял с Норта обещание отнестись к его случаю по-другому, если дела примут более тревожный оборот. Это было маловероятно, поэтому Норт с легким сердцем согласился.

– Значит, вы полагаете, письма постепенно перестанут приходить? – спросил Спинтон, уже держась за ручку двери. – Что поклонник леди Октавии переедет куда-нибудь и найдет себе новый объект для обожания?

Улыбаясь, Норт согласно кивнул. И не стал говорить Спинтону, чтобы тот не обольщался.

По себе он прекрасно знал, как это трудно – отказаться от Октавии.

Наступивший вечер раскинул над городом унылое покрывало темноты. Сидя у себя в гостиной, Октавия потягивала шерри. Спинтон собирался отвезти их вместе с ее кузиной Беатрис в великосветский клуб «Эден» поужинать. Жених еще не приехал, а Беатрис пока не спускалась вниз. Это был один из редких моментов тишины, которую Октавия ценила превыше всего.

Она выросла в театре и поэтому сызмальства привыкла к шуму и гаму, крикам и грохоту, сопровождавшим ее жизнь. Но ничто не могло сравниться со звучанием тишины, когда был слышен ритм собственного дыхания. Конечно, иногда тишина могла стать мучительной. Бывали дни – пусть не часто, – когда Октавии не хватало волнений, сердечных переживаний. Но больше всего ее удручало то, что она не могла поделиться своими переживаниями с Нортом.

Октавия сидела на оранжево-розовой софе, аккуратно расправив складки темно-красной шелковой юбки. На коленях лежал альбом, который она вела. На страничках были наклеены письма, вырезки из газет, все, что напоминало о важных моментах в ее жизни. Дед ничего не знал об этом альбоме, ему вряд ли понравилась бы такая идея. Здесь были записки от матери, письма Беатрис или подруг, но подборки из газет посвящались только Норту, отважным приключениям сыщика с Боу-стрит. За несколько лет он заработал себе отличную репутацию. Ее не удивлял уровень известности, которой он достиг. Он всегда говорил, что перевернет мир. И перевернул.

Вне всякого сомнения, ему не нравилось всеобщее внимание. Он был не из тех, кому льстило быть в центре толпы. Это была ее слабость. Как все-таки странно распоряжается жизнь! Ей, кому нравилось привлекать к себе внимание, приходится жить тихой, бессмысленной жизнью. А Норт, который предпочел бы всегда оставаться в тени, не может просто выйти за порог, чтобы об этом кто-нибудь не написал.

И еще. Когда-то он был бы счастлив столкнуться с ней в толпе. Он раскрыл бы ей объятия, чтобы она нырнула в них. Он не стал бы отрицательно качать головой, делая вид, что не знает ее.

Оглядев комнату, в которой кремовые тона и золото лепнины уравновешивали розовый цвет, Октавия подумала, и уже не в первый раз, как сложилась бы жизнь, не приди за ней дед, не выяснись, что она и в самом деле законная дочь покойного младшего сына графа Спинтона. Закончила бы она свои дни в одиночестве? Или попала бы в зависимость от «благодетелей»?

Не стоит думать о таких глупостях. То, как все могло бы обернуться, совершенно не важно. Главное сейчас – настоящая жизнь. Жизнь, ради которой дед нашел ее, ради которой сотворил из нее леди и дал все, о чем может мечтать молодая девушка. За исключением свободы жить так, как хочется.

Октавия оказалась птичкой в клетке, в золотой, роскошной, но клетке. И оказалась добровольно. Она поклялась матери, что выполнит ее волю. А мать настаивала, чтобы дочь унаследовала право родства. Потом, не из чувства благодарности и не из чувства долга – просто так, – дала обещание деду. И хотя дед и мать давно умерли, Октавия оставалась человеком слова.

Это была еще одна из ее многих ошибок.

Октавия взяла в руки миниатюрную акварель, заложенную между двумя страницами. С нее, нарисованной больше десяти лет назад, улыбался юноша со светло-голубыми глазами и непокорными волосами. Румянец играл на его словно высеченных резцом скулах. Художник удачно передал озорное выражение глаз. И Норт, и она позировали для портретов, чтобы преподнести их друг другу как рождественские подарки. Сохранил ли Норт ее образ? Смотрит ли еще на него хоть иногда?

– Ох, Норри, – вздохнула она. – Я так по тебе соскучилась.

– Что это ты разглядываешь?

Засунув акварель между страниц, она резко захлопнула альбом. И подавила улыбку, когда в комнату вошел Спинтон. Он стал такой неотъемлемой частью ее дома, что слуги даже перестали беспокоить себя тем, чтобы объявить о его приходе. Это необходимо исправить. Пусть он и новый граф, но дом пока еще ее. Из-за властных манер Спинтона она не чувствовала себя хозяйкой в своем доме.

– Просто старый альбом.

Дед немедленно отобрал бы его, чтобы посмотреть. Но Спинтон мало походил на деда. Он просто кивнул, улыбнулся и уселся в мягкое кресло напротив.

Какой нормальный жених не попытается воспользоваться удобным моментом, чтобы добиться благосклонности невесты? Может, он сядет рядом на эту софу и невзначай поцелует? Любой нормальный жених так бы и сделал, но только не Спинтон. Он никогда не позволит себе такой выходки, такого безумства. Если бы ему вдруг пришла в голову подобная идея, может, Октавия стала бы более благосклонно относиться к его намерениям. На все несовпадения характеров можно смотреть сквозь пальцы, но вот на отсутствие страсти?.. Октавия выросла среди людей со свободным проявлением чувств, для которых страстность была неким абсолютом.

В одном ряду со страстью стояло понятие чести. Именно поэтому Октавия сдержит свое обещание выйти за Спинтона. Но пока она не могла заставить себя принять его предложение.

– Беатрис скоро спустится, – сообщила она, не зная, что сказать, чтобы нарушить тишину, которая еще несколько минут назад была просто восхитительной.

Спинтон чувствовал себя неловко. Галстук и кружева на рубашке были в полном порядке – не перекрахмалены, не висели, не торчали. Темно-желтые панталоны и голубой жилет подходили под цвета в этой комнате, не то что платье Октавии, которое казалось вызывающим. Она любила эту комнату, любила ее цветовую гамму, но не сегодня.

– В чем дело? – Как бы там ни было, они со Спинтоном давным-давно знали друг друга, так что можно не церемониться. По этой же причине они, бывало, называли друг друга по именам, но ей было трудно делать это постоянно.

Он вспыхнул. Спинтон краснел так же легко, как какая-нибудь пансионерка.

– Мне нужно кое в чем тебе признаться.

Он уже тайно женат. Он предпочитает мужчин. Эти и другие мысли промчались в голове Октавии. Значит, не все потеряно, если есть причины, чтобы не сочетаться со Спинтоном.

– Мы ведь старые друзья, – напомнила она ему. – Ты можешь рассказать мне все.

Он набрал в легкие воздуха.

– Вчера я встречался с Нортом Шеффилдом. Ничто не смогло бы поразить ее/больше. Ничто, даже если бы он признался, что любит переодеваться в женское платье и торговать апельсинами на рынке «Ковент-Гарден». Он виделся с Нортом? С ее Нортом?

Спинтон заулыбался как глупенький, а Октавия прикусила язык, дожидаясь продолжения. Настоящая леди, как учил ее дед, не может требовать объяснений от джентльмена.

К черту!

– Зачем, во имя Господа, ты потащился к нему? Спинтон был потрясен безудержным взрывом. Это ясно читалось у него во взгляде.

– Ну, я… э… я хотел поговорить с ним о твоем воздыхателе.

Она была готова придушить этого идиота, этого надутого болвана.

– После того как я попросила тебя не заниматься дурацкими письмами?

Еще одна глупая улыбка.

– Боюсь, что так.

Он, видите ли, боится. Что же это происходит? Какие неведомые силы подтолкнули его к Норту? Кто-нибудь приставил ему пистолет к голове и заставил сделать то, чего она просила не делать?

– Почему? – Она заставила себя немного успокоиться. – Почему ты пошел к нему? – Именно к нему, а не к кому-нибудь еще.

– Потому что я беспокоюсь о тебе и как будущий муж должен присматривать за тобой.

Тут уж она не смогла удержаться. Вскочила на ноги, швырнув альбом на софу.

– Ты пока не мой муж, Спинтон, и никогда им не станешь, если будешь идти наперекор.

Его тонкие губы дернулись, приоткрылись. Она ошеломила его. Это было очень заметно. Он еще никогда не сталкивался с ее норовом. Но никогда и не переходил черту. Октавии так хотелось послать к чертовой матери свою клятву и сказать ему, куда он может засунуть свое предложение.

Спинтон задвигал губами, но не издал ни звука. Октавия вздохнула:

– Прости, Спинтон. Я немного забылась.

Ему потребовалось несколько секунд, чтобы переварить услышанное.

– Конечно, дорогая. Но это я должен просить прощения. В желании защитить тебя я забыл о своем обещании и очень жалею об этом.

При походе к Норту им руководило вполне объяснимое побуждение. Его намерения были прекрасными, хоть и глупыми донельзя.

От дальнейших извинений и расспросов Спинтона Октавию избавило появление кузины Беатрис.

Беатрис Генри была на несколько лет моложе Октавии. Но если состояние Октавии и делало извинительным ее незамужний статус, то для Беатрис ситуация складывалась прямо противоположным образом.

Она была привлекательной. Темноволосой, темноглазой, прелестной. Ростом намного ниже Октавии, пухленькая в нужных местах. Говорила легко и негромко, как летний ветерок. Она очаровательно смотрелась в платье из нежно-розового шелка – этакая прекрасная английская роза. Октавия терпеть не могла ее ничем не прикрытую злость, но они все-таки были одной семьей и, помимо всего прочего, подругами. Беатрис была единственным членом семьи, не считая покойного деда, которая знала все о матери и прошлой жизни Октавии.

– Разве я не самый счастливый человек в Лондоне? – заулыбался Спинтон, поднявшись, чтобы поприветствовать Беатрис. – Мне выпало сегодня сопровождать двух самых красивых леди в городе.

Беатрис вспыхнула от удовольствия. Октавия едва улыбнулась. Она уже привыкла к щедрым комплиментам лорда, и они, пожалуй, немного приелись ей. Очень забавно, что кто-то может принять их за чистую монету, а не просто за вежливость.

– Поехали! – Октавия поднялись, увлекая парочку за собой. – Не хочется опаздывать.

Спинтон усмехнулся, но пошел следом, как бычок на веревочке.

– Никогда не понимал твоего стремления к пунктуальности.

Октавия сдержалась и не стала напоминать лорду Спинтону, что пару дней назад она специально заказала столик на этот вечер. Было бы невежливо не приехать туда в оговоренное время. Она только кротко улыбнулась ему:

– Мне жутко не терпится посмотреть, что сегодня предложат в «Эдене».

– Мне тоже, – подхватила Беатрис. – По-моему, это страшно интересно. Я слышала, они устраивают азартные игры и всякие экзотические развлечения.

Спинтон сверкнул улыбкой, одной из тех, которые вгоняли Беатрис в краску.

– О да, легко могу представить, какие развлечения привлекают леди.

Октавия насупилась. Слава Богу, Спинтон не заметил этого. Милый, добродушный болван, который явно не понимает, какие именно развлечения нравятся леди.

Ей отлично удавалось скрывать свои эмоции, когда было нужно. Теперь и впредь это умение ей весьма и весьма пригодится. Начиная с первой брачной ночи до конца своих дней придется больше скрывать, чем выставлять наружу.

Что за странная мысль!

К счастью, разговоры о развлечениях прекратились. Втроем – Спинтон в середине, Беатрис по одну руку, Октавия по другую – они вышли из дома и разместились в удобной карете Спинтона. Приподняв шторку, Октавия смотрела из окна на проплывавший мимо город. Спинтон с Беатрис тихонько переговаривались. Как все-таки эти двое похожи друг на друга. И куда лучше подходят друг другу, чем они со Спинтоном. Может, нет никакой разницы, на какой из внучек женится Спинтон?

Нет, есть. Октавия знала, что разница есть. Она была дочерью младшего сына старого графа – его безвременно умершего любимца. Старик решил, что именно она будет графиней, и вырвал у нее обещание стать ею. Она согласилась, потому что граф был при смерти. Только зачем? Зачем нужно обрекать себя и Спинтона на жизнь, полную страданий?

Но стоит ли так переживать из-за того, что будет? После того как она родит ему наследника, он скорее всего, как и остальные, заведет себе любовницу.

Бедный Спинтон! Он, поди, и не заметит, что его новобрачная уже не девственница. Ее непорочность забрали – нет, она сама ее вручила! – целую жизнь назад. Октавия ни разу не пожалела, что предложила Норту стать ее первым мужчиной. До сих пор воспоминание о той милой неуклюжей неопытности комком подступало к горлу.

– Опусти штору, Октавия, – потребовал Спинтон. – Не нужно поощрять грабителей.

Она послушалась, хотя мысль показалась ей глупой. Поднятая штора не может поощрить грабителя, а опущенная штора – отпугнуть. Тот, кто живет преступлением, нападет вне зависимости от штор. Единственное, что может его отпугнуть, – оружие и знакомое лицо.

В свое время они вместе с Нортом знали все улицы вокруг площади Ковент-Гарден и прилегающих районов и чувствовали себя в полной безопасности, потому что вокруг были знакомые лица и известные места. Рядом с ней был ее защитник. Хотя, когда они были маленькими, ему страшно не нравилось, что она ходила за ним по пятам. Теперь рядом со Спинтоном она не чувствовала себя защищенной.

Было почти восемь, когда они приехали в «Эден». Пришлось скрывать нетерпение и беспокойство, потому что Спинтон все время подтрунивал над ней. Октавия не могла сказать ему, что сегодняшний вечер значил для нее больше, чем просто возможность появиться на людях. Сегодня в «Эдене» должна была пройти вечеринка, на которой ей хотелось присутствовать. Вечеринки в честь молодой актрисы, которую она знала еще по театру. Мадлен Дюбуа недавно дебютировала и поставила на уши весь Лондон. Вместе с приятелем они отмечали здесь свой ангажемент.

Октавия избегала появляться в театрах, опасаясь, что кто-нибудь узнает ее, скажет что-нибудь и это даст пищу сплетням. По поводу сегодняшнего приема можно было не беспокоиться. Частную вечеринку в апартаментах «Эдена» устраивала владелица клуба – леди Лилит Уоррен, виконтесса Энджелвуд. Она была самой ярой поклонницей Мадлен.

Пока Спинтон с Беатрис будут прогуливаться по анфиладам и останавливаться у игровых столов, Октавия ускользнет на несколько минут, чтобы поздравить Мадлен. Оказаться в «Эдене» – то же самое, что очутиться в другом мире. Лорд и леди Энджелвуд хотели сделать свой клуб самым элегантным во всем Лондоне, и им это удалось. Мягкую цветовую гамму и изысканный декор дополняли приглушенный свет и потрясающей красоты произведения искусства. Переступив порог, Октавия забыла о своем беспокойстве. К ним подошел мажордом, который повел гостей прямиком в обеденный зал.

Внутри ждал другой лакей. Столы стояли накрытыми, искрился хрусталь, белизна итальянского мрамора на полах соперничала с ослепительной белизной скатертей, на каждом столе мягко светились канделябры.