Текст книги "Близнецы"

Глава 2

Пасадена, штат Калифорния

Сентябрь 1963 года

– Кто у нас здесь? – Учительница подготовительной группы поспешила через классную комнату к Эллен Чандлер и ее одинаково одетым четырехлетним дочерям. – Близнецы!

Когда учительница подошла к ним, Мелани и Брук уже сняли свои одинаковые синие курточки с капюшонами, и взору открылись золотистые локоны Мелани и каштановые кудри Брук.

– О! – воскликнула учительница. – Но они не как две капли воды, – с некоторым разочарованием добавила она.

– Нет, – тихо сказала Эллен, словно извиняясь.

– Ну ладно, вообще-то для нас даже лучше, что они не похожи. – Учительница быстро пришла в себя. – Мы сможем различать их, им не удастся нас разыгрывать. – Учительница взглянула вниз, на две пары голубых глаз – одна пара была темнее другой, – которые серьезно смотрели на нее. Учительница понимающе улыбнулась: – Готова поклясться, что вы обе любите подшутить над другими. – Потом учительница посмотрела на Эллен и добавила, словно Мелани и Брук здесь вообще не было: – Не завидую вам, что у вас близнецы. Двойная работа. Уверена, вы весьма рады, что им пришло время ходить в школу.

Эллен нахмурилась и подняла подбородок.

– Думаю, им будет полезно общение с другими детьми, – твердым голосом сказала она. – Но я стану сильно скучать по ним. – Эллен присела перед дочками, обняла их – одну правой рукой, другую левой – и крепко прижала к себе. – Будьте умницами, мои маленькие леди.

– Будем, мамочка! – хором ответили Брук и Мелани.

Ночью в спальне – они спали в одной комнате, хотя каждая из них могла бы иметь отдельную, – Мелани и Брук разговаривали о своем первом дне в школе.

– Мы там единственные близнецы, – нахмурилась Мелани. – Все остальные дети – по одному.

– Нам повезло.

– Но, Брук, что, если…

– Если что?

– Что, если… – прошептала Мелани. – Что, если всегда рождаются близнецы, а потом один из них умирает?

– Мелли!

– Что, если именно так все и происходит в жизни?

– Нет.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю.

Мелани помолчала.

– Брук, пообещай мне, что если я умру, то смогу стать твоей тенью, – настойчиво сказала Мелани.

– Я вообще не стану разговаривать с тобой, если ты будешь говорить такие вещи.

– Пообещай мне.

– Обещаю.

В течение нескольких минут они задумчиво жевали шоколадное печенье. И вдруг обе одновременно снова испытали беспокойство, вызванное еще одним неприятным воспоминанием об их первом школьном дне. Брук начала спрашивать, а Мелани закончила вопрос.

– Ты думаешь, мамочка…

– …хочет, чтобы нас у нее вообще не было?

– Двойная работа.

– Но мы же помогаем ей.

– Может быть, нам стоило помогать ей больше.

– Да, стоило бы.

– Мы будем помогать ей больше, – договорились они, серьезно кивнув головками.

– Брук, что значит «как две капли воды»? – через несколько секунд спросила Мелани.

– Мамочка говорит, что это означает «совершенно похожие».

– Но учительница сказала, что мы не похожи. А ведь мы абсолютно похожи, – твердым тоном заявила Мелани.

Брук и Мелани насмотрелись в зеркало. В первые четыре года их жизни и в течение девяти месяцев до рождения они были неразлучны. Тот же самый размер. Та же самая форма. Те же самые мысли и идеи. Они расчесывали друг другу волосы смотрели друг другу в глаза и полагали, что видят собственное отражение.

Шесть месяцев назад Брук сделала для себя открытие, что они не совсем похожи, когда, не веря своим глазам, уставилась на отражение в оконном стекле, увидев там совсем другую маленькую девочку. Это взволновало и расстроило ее. Но она не стала ничего говорить Мелани, потому что знала наверняка: Мелани тоже расстроится.

– Нет. Мы совершенно похожи внутри, – серьезно объяснила тогда Брук сестренке. – Но выглядим мы по-разному. Именно поэтому люди могут различать нас.

Мелани покорно пошла вслед за Брук в спальню родителей, где стояло большое зеркало.

– Видишь? – спросила Брук, когда они встали перед зеркалом. – Твои волосы желтые, а мои – коричневые.

– Но это единственное различие, – пожала плечами Мелани.

– Твои глаза тоже синие, но светлее, – настаивала Брук.

Она одна страдала в течение шести месяцев и теперь чувствовала наконец облегчение, что сможет разделить это открытие с Мелани.

Мелани уставилась в зеркало на свои светло-голубые глаза. Они были такого цвета, как небо в летний день. Мелани никогда раньше не видела такого цвета глаз. Она хорошо знала только глаза Брук, но они действительно были другими. Глаза Брук были синие – цвета океана, а не небесно-голубые. Мелани смотрела на свое отражение, загипнотизированная собственными глазами, наполовину ненавидя их, наполовину заинтригованная их красивым цветом. И чем дольше Мелани смотрела в зеркало, тем больше ей нравились светло-голубые глаза, уставившиеся на нее. А еще ей нравился золотой нимб, обрамлявший ее лицо.

– Может быть, в конце концов, даже лучше не быть абсолютно похожими, – наконец сделала заключение Мелани.

В раннем детстве Брук и Мелани выглядели и вели себя так, что ни у кого не возникало сомнения – это, конечно, близнецы. Одинаковость была более характерной, чем различие. Мелани и Брук воплотили в себе смешанную идентичность, а не отчетливую похожесть. Они воспринимались как нечто целое – близнецы Чандлер.

По мере того как девочки росли, проявлялась уникальная личность каждой из них. Но они оставались близнецами и не могли быть просто Брук и Мелани. Закон «целостности» близнецов все еще существовал. Но появлялось все больше различий, каждая из них превратилась в противоположность другой половины. Золотоволосая и темноволосая, умная и спортивная, веселая и обязательная, счастливая и серьезная, красивая…

Такие определения, произносимые иногда всерьез, иногда в шутку, исходили и от учителей, и от друзей, и от семьи. В начальной школе Мелани и Брук не обращали внимания на эти ярлыки. Они знали, что внутри были похожи. Они делились друг с другом всем, превосходно понимали друг друга даже без слов и были лучшими подругами.

Но однажды в шестом классе Мелани не выбрала Брук в свою команду для игры в классики.

– Мелани, почему ты не выбрала меня? – В темно-синих глазах Брук блестели слезы.

– Ты плохо прыгаешь в классики. Ты совершенно не спортивная, – просто ответила Мелани, удивленная реакцией Брук.

– Но я… мы… близнецы, – пробормотала Брук.

– Брук, ты говоришь глупости. Если бы ты была капитаном команды по правописанию, ты бы выбрала меня?

– Да! Конечно!

– Это было бы глупо, Брук, – спокойно настаивала Мелани. – Ты бы не выиграла, если бы взяла меня в команду.

– Все равно.

– Это было бы глупо. А ты совсем не глупая.

Когда по щекам Брук потекли слезы, глаза Мелани тоже наполнились слезами, потому что они все еще были одно целое. Когда одна огорчалась, другая чувствовала от этого боль.

– Брук! – закричала Мелани, обняла сестру и крепко прижалась к ней. – Пожалуйста, не плачь. Прости меня. Давай уйдем куда-нибудь. Мне совсем не хочется играть в классики – это глупая игра!

Однажды летом, когда девочкам уже исполнилось по тринадцать лет, случилось то, чего они не могли ни изменить, ни взять под свой контроль, ни остановить. Произошло то, на что они не могли не обращать внимания и что сделало их чужими.

В то лето Мелани совершенно неожиданно стала красавицей. Из симпатичного золотоволосого ребенка она превратилась в красавицу, при виде которой захватывало дух, сердце замирало, а голова кружилась. Все головы поворачивались им вслед, когда они шли вместе – пока Брук мирилась с ролью «менее красивой», а с губ прохожих невольно слетали охи и ахи, и рты растягивались в радостных улыбках.

Мелани улыбалась в ответ – счастливая, сияющая. Ведь это она, Мелани, нравится всем. До чего же весело! Но почему Брук такая грустная? Брук, улыбнись!

Нет, Брук не могла улыбаться. Это слишком сильно обижало ее. Иногда поклонники Мелани с фотокамерами вели себя бесцеремонно и просили Брук отойти в сторону, чтобы она не попала в кадр…

Брук отходила в сторону и совершенно исчезала из виду. Она скрывалась в убежище своих ярлыков – умная, эрудированная, способная, компетентная, серьезная, обязательная Брук – и избегала того, какой была Мелани. Мелани сначала удивлялась и обижалась, что Брук стала держаться от нее подальше, но потом быстро пришла в себя и нашла утешение в удивительном ощущении быть такой поразительно красивой, счастливой, пользующейся общей симпатией близняшкой.

Брук и Мелани больше не составляли единое целое и не являлись половинками этого целого. Теперь они стали просто сестрами и, оставаясь детьми одних родителей, соревновались между собой, как любые другие сестры или близкие родственники. Но их конкуренция была даже хуже, потому что огромное значение приобрели прилипшие к ним ярлыки. Лучший близнец, любимый близнец…

Эллен и Дуглас Чандлер наблюдали, как росли их дочери-близнецы, и испытывали смешанное чувство гордости, удивления и беспокойства. Каждая из двух девочек была необычной сама по себе, каждая обладала исключительными талантами и представляла собой личность. Но связь между близнецами всегда особенная. Родители близнецов поражаются превосходному общению своих детей: один начинает что-то говорить, о чем-то размышлять, а другой тут же подхватывает и заканчивает. Даже бессловесное общение между Брук и Мелани казалось непринужденным, легким и дивным.

Но восхищение Эллен и Дугласа переросло в беспомощное беспокойство, когда они стали замечать, как настойчиво и непреклонно их дочери-подростки начали отрицать связь между собой. Каждая из сестер-близнецов пыталась отчаянно и упрямо доказать, что она не является частью единого целого. Не было никакого сходства между ними, ничего общего. Больше у них не было ни общих друзей, ни общих интересов, ни общего веселья. Они даже перестали справлять вместе свой день рождения.

Когда дочери из маленьких девочек превратились в девушек, Эллен задумалась: а знает ли она их вообще? Какими женщинами они станут? «Женщинами, владеющими собой, – решила Эллен. – Владеющими собой, настойчивыми, скрытными женщинами».

Сердце у Эллен начинало болеть, когда она наблюдала, как Брук борется с красотой Мелани. Сначала Брук стала искать утешение в еде. Ее смуглое симпатичное личико и стройное молодое тело стали толстыми, вызывая обидное сожаление. Тогда Брук впала в другую крайность. Она вообще перестала есть и стала худющей – еще худее, чем Мелани. Но потом Брук обнаружила, что строгая дисциплина и контроль над собой помогут ей пережить любую боль и добиться результатов. В итоге Брук с головой окунулась в свои собственные успехи и достижения.

– Дорогая, – Эллен с любовью гладила коротко остриженные темно-каштановые волосы Брук – полную противоположность светлым локонам Мелани, – когда ты повзрослеешь и будешь учиться в колледже, ты станешь очень красивой.

Эллен знала, что это правда. Брук превратится в смуглую, соблазнительную, страстную красавицу. Рано или поздно это произойдет. Сейчас же, в пятнадцать лет, Брук заставляла себя не обращать внимания на внешность. Ее одежда – в мрачных синих, коричневых и серых тонах – казалась и аккуратной, и опрятной, и деловой. Но Брук станет красавицей.

– Это не важно, мама, – холодно ответила Брук, отстраняясь от матери.

«О, моя дорогая, – думала Эллен, – как бы мне хотелось помочь тебе».

Но Эллен не могла помочь дочери. Брук не стала бы говорить о своей боли, это было ее личным делом.

В Мелани, своей золотоволосой дочке, Эллен видела такое же умение владеть собой, упорство и скрытность, спрятанные глубоко под сияющей внешностью. Мелани казалась настоящим воплощением ослепительного солнца, которое ни когда не пряталось за облаками и никогда не садилось за горизонт. Но это был способ Мелани владеть собой. Мелани могла страдать, бороться со своими чувствами, обижаться, испытывать боль. Но все это было ее личным делом, она никогда не показывала своих истинных чувств.

Мелани должна была всегда казаться счастливой и сияющей, точно так же как Брук должна была всегда казаться серьезной и вдумчивой. Каждая из сестер требовала от себя такого поведения, потому что они – близнецы, яростно отвергающие дружеские отношения между собой, – требовали такого поведения и друг от друга.

Дугласу и Эллен не оставалось ничего другого, как надеяться, что все это пройдет. Отчаянное отрицание особой связи между близнецами давало их дочерям почти безграничную энергию, и это было сильнее, чем деликатный совет любящих матери или отца…

Когда девочки учились в высшей школе и семья время от времени собиралась вместе за обеденным столом, разговор быстро переходил на тему достижений каждой из сестер-близнецов. Родители настраивали их тем самым трудиться упорнее и добиваться еще большего. У Брук и Мелани не осталось ничего общего, кроме всепоглощающего желания стать самой лучшей. Или, по крайней мере, стать лучше, чем другая. Каждая из них блистала в своей области, и каждая из них пыталась преуменьшить значение того, что считала важным другая сестра.

– Спорить только для того, чтобы отстоять себя? – однажды вечером спросила Мелани. Команда школьного дискуссионного клуба, капитаном которой была Брук, выиграла соревнования местного масштаба, штата и национальное. Мелани тряхнула своими золотистыми волосами, будто хотела выбросить из головы мысль о достижениях Брук. – Это кажется таким бессмысленным.

– Но не глупым, – многозначительно отпарировала Брук.

Мелани была лидером группы поддержки и только что получила главную роль в школьной пьесе. Холодный взгляд синих глаз Брук напомнил Мелани о том, что именно думала сестра о группах поддержки и о спектаклях.

Брук постоянно занималась, получала высшие награды, у нее было не много друзей, и она не ходила на свидания. Мелани училась только тогда, когда это было необходимо, получала средние оценки, ее постоянно окружала толпа восхищенных друзей обоих полов.

В свободное время, свернувшись калачиком на безупречно заправленной кровати в своей спальне, где всегда царил идеальный порядок, Брук читала книжки по юриспруденции. У Мелани никогда не было ни минуты свободной. Ее жизнь напоминала яркий коллаж из танцев, вечеринок, музыки и смеха. Она, грациозная, холеная, резвилась в сапфировом океане, скакала верхом на лошади без седла по белому песку пляжа, от нее исходил соблазнительный и дразнящий дух жизнерадостности и веселья.

Брук любила заниматься историей и английским языкам, а Мелани – домоводством. Во время самостоятельной работы в читальном зале Мелани с огромным удовольствием делала эскизы одежды, а на уроках домоводства шила наряды. Одежда Мелани, сшитая по ее собственным эскизам, была дерзкой, яркой, необычной.

Мелани нравилось создавать модели нарядов для себя самой, но больше всего она получала удовольствие от придумывания нового имиджа для своих друзей. Из ее комнаты, где в красочном беспорядке были разбросаны журналы и книги с лоскутами ткани в качестве закладок, одежда, обувь, шарфики и ленточки, друзья уходили, радуясь своим обновам – ярким, сексуальным «заявлениям в мире моды».

Мелани обладала врожденным чувством цвета, дизайна, моды и стиля. И это было даже больше, чем просто чутье: у нее был талант к этому.

– Мелани, с моим цветом волос я не могу носить что-то ярко-красное! – возражала подруга.

– О, ты можешь, – уверенно заявляла Мелани, со знанием дела подворачивая манжеты ярко-красных рукавов, подшивая подол и отступая назад, чтобы в очередной раз убедиться, что ее безграничная фантазия дает поразительный эффект.

– Могу, – тихо говорила подруга. – Ого!

Брук стоически не обращала внимания на смех, музыку и веселые голоса, доносившиеся из превращенной в бутик спальни ее сестры, и упорно боролась с не дававшими ей покоя тяжелыми мыслями.

«Почему я не могу выглядеть так же, как Мелани? – сокрушалась Брук. – Почему я не могу быть такой, как Мелани? Я хочу…»

«Нет, не хочешь», – упрямо напоминала сама себе Брук, натягивая свою синюю плиссированную юбку и застегивая белую блузку с широкими рукавами.

«Если бы только Брук позволила мне помочь ей с одеждой, – с сожалением тысячу раз думала Мелани. Но потом она вспоминала высокомерное презрение в холодных синих глазах Брук и ее низкий, глубокий, суровый голос. – Я не нравлюсь Брук. Почему же тогда я должна беспокоиться, что ее внешний вид такой тусклый и непривлекательный? Мне не стоит переживать из-за этого. Я и не волнуюсь».

В конце последнего года высшей школы Брук получила право произнести речь, как наиболее вероятный претендент на получение академической стипендии. Мелани, которая три года подряд выбиралась королевой школьных балов, стала среди сверстниц наиболее вероятным претендентом на звание «Мисс Америка».

Брук выиграла академическую стипендию в Гарвард. Она переехала в Бостон через неделю после окончания высшей школы. Мелани поступила в Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе и работала флористом в Уэствуде, чтобы оплачивать расходы на свое образование.

Разделенные целым континентом и находясь вдали от испытующего взгляда друг на друга, Брук и Мелани начали делать открытия в отношении самих себя. В комнате Брук – в общежитии, расположенном рядом с Гарвардской площадью, – были разбросаны предметы одежды, музыкальные пластинки, похвальные грамоты и любовные романы. На первом курсе Брук добавила к своему гардеробу одежду из твида, разбавив тем самым коричневые, синие и серые тона. Ко второму курсу – в течение многих месяцев в полном одиночестве в своей комнате, втайне от всех она энергично пробовала всевозможные комбинации одежды – Брук начала носить яркие свитера, блузки с вышивкой и джинсы-клеш. Она отрастила волосы и завязывала непослушные каштановые кудри яркими, красочными шарфиками и ленточками.

Брук вместе со своими подругами танцевала под музыку группы «Бич Бойз» и болтала с ними о мужчинах, которые приглашали ее – ее! – на свидания. Эти мужчины смотрели в бездонные синие глаза Брук и хрипло шептали, какая она симпатичная и как сильно они хотят обнять ее, и поцеловать, и…

Брук в ответ смотрела на них так удивленно, словно не верила своим ушам. Но они говорили это совершенно серьезно, и Брук возвращалась в общежитие намного позже положенного часа, смеясь про себя и давая дежурной путаные объяснения, почему она опять задержалась.

Внезапно жизнь Брук наполнилась смехом, весельем, друзьями. Она открыла для себя счастливую, отзывчивую, любимую и любящую Брук. Но что же случилось с другой Брук – той дисциплинированной, настойчивой Брук? Где она была? «Все еще здесь», – понимала Брук. Просто она узнавала себя все больше и больше, узнавала, какой она на самом деле была. Новая, счастливая Брук по-прежнему лучше всех сокурсников училась в Гарвардском университете. Она хотела быть самым лучшим юристом, каким только можно стать.

В комнате Мелани в общежитии с видом на теннисные корты и беседку царил безупречный порядок. Книги были расставлены на полках по алфавиту, а одежда аккуратно сложена. Мелани прилежно занималась и получала отличные оценки. Поздно вечером, в мирном уединении своей прибранной комнатки, Мелани в мешковатых серых свитерах сидела, скрестив ноги, на полу и набрасывала эскизы красивых нарядов.

В университете, где Брук уже больше не могла следить за сестрой, Мелани сбросила свое красочное оперение и избавилась от толпы восхищенных поклонников. Она носила скромную, неброскую одежду, наносила на лицо легкий макияж и не украшала волосы. И все равно она не могла оставаться не заметной. Было просто невозможно спрятать красоту, от которой нельзя отвести глаз, пусть даже это и неприлично. К концу первого курса все знали Мелани Чандлер, поразительно красивую, но суховатую в общении студентку, которая предпочитала заниматься, а не ходить на свидания. Должно быть, где-то еще у нее есть приятель…

Мелани училась, моделировала и шила одежду. Каждое утро на рассвете она бегала трусцой по бульвару Сан-Висент до пляжа в Санта-Монике. Ей нравилось чувствовать мягкий белый песок под ногами, слышать ласковый плеск океана, наблюдать за грациозным полетом морских чаек и вдыхать прохладный соленый воздух. В ее небесно-голубых глазах отражалось восхищение сказочной картиной рассвета, и она чувствовала величайшее умиротворение.

В конце первого курса зачетной работой для студентов класса модельера-дизайнера, в котором училась Мелани, стало задание разработать и сшить три наряда. Мелани сделала даже больше – она подготовила и сдала свои фотографии, на которых демонстрировала наряды собственного изготовления.

Спустя неделю после сдачи зачетной работы учитель Meлани остановил ее перед занятиями.

– Я показал твои фотографии своему приятелю, который работает в компании «Спортивная одежда Малибу», а он, в свою очередь, показал их владельцу фирмы, – улыбнулся учитель. – И тот хотел бы встретиться с тобой.

– Правда? – Мелани просто не могла в это поверить! Это было ее мечтой – заветной мечтой! – стать модельером…

Но когда Мелани встретилась с Грантом О'Коннеллом, она поняла, что ему нужна была ее красота, а не ее замечательные новаторские модели.

– У тебя такая внешность, какая нам нужна, Мелани. Жительница Калифорнии, пышущая здоровьем, естественная и спортивная. Ведь ты спортсменка, так?

Спортивный близнец. Мелани не была членом университетской спортивной команды. Но этот ярлык ей по-прежнему подходил, потому что она бегала по утрам на пляже, занималась верховой ездой, серфингом… в общем, одиночными видами спорта.

– Полагаю, да. – «А что вы думаете о моих моделях? Вы, вообще-то хотя бы взглянули на них?»

– Нам нужно сделать серию фотографий новой коллекции. В первую очередь это купальные костюмы, шорты, сарафаны – весь набор моделей «Спортивной одежды Малибу». И я думаю, что ты как раз та манекенщица, которую мы уже долго ищем.

Фирма «Спортивная одежда Малибу» действительно долго подбирала подходящую девушку-модель. Они получали сотни заявлений от претенденток, но ни одна из них не подходила. Пока не появилась Мелани Чандлер. А ведь она даже не обращалась к ним.

– Манекенщица, – пробормотала Мелани. – «Мне хочется создавать модели одежды, а не носить их. Я не хочу быть манекенщицей».

Но Мелани нравилось демонстрировать одежду. Она любила красивые наряды. Она получала удовольствие, позируя фотографам, но даже не придавала значения тому факту, что красивая женщина на всех фотографиях – это она сама. Ее артистическое чутье на моду только еще больше подчеркивало ее красоту.

Мелани не забыла о своей мечте стать модельером – когда-нибудь стать. Но сейчас ей казалось забавным и интересным демонстрировать одежду. И это было то, что она могла делать хорошо.

Как манекенщица, пользующаяся неизменным успехом, Мелани стала известной. Она снова оказалась в свете огней рампы. Но на этот раз Мелани делала это для себя, а не ради Брук. Теперь она могла, и будет защищать свои личные, мирные, спокойные моменты жизни, которые так много значили для нее.

Редко, но неизбежно, по разным поводам – Рождество, каникулы, серебряная свадьба родителей – Брук и Мелани встречались друг с другом, вспоминая о давно отброшенных в сторону ярлыках. Мелани сияла и ослепительно сверкала. Брук вытаскивала из дальнего угла шкафа свои старые синие юбки, снимала красочные ленточки с волос и с трудом напускала на себя такую непривычную уже для нее угрюмость. Они обе ненавидели маскарады и вздыхали с облегчением, когда время визитов подходило к концу.

В промежутках между этими необходимыми поездками домой Брук и Мелани не общались друг с другом. Но однажды весенним днем, когда они учились на первом курсе, Мелани импульсивно потянулась к черной телефонной трубке в своей комнате в общежитии, набрала номер справочной телефонной службы Кембриджа, штат Массачусетс, и несколько мгновений спустя ее соединили с номером комнаты Брук.

После первого же гудка Брук подняла трубку своего синего с переливами телефона:

– Алло.

– Брук?

– Мелани! Не могу этому поверить.

– Не можешь поверить чему?

– Я только что собиралась позвонить тебе.

– Действительно? Зачем?

– Понятия не имею. Просто…

– …хотела поговорить с тобой.

– Да.

Им хотелось поговорить. Но болезненно-отчаянная попытка начать разговор потерпела провал, и беседа сошла на нет. Глупо. По-дурацки. Что заставило их думать, что им есть, что сказать друг другу? Они вновь замолчали еще на три года.