Текст книги "Курорт"

Потом наступил самый паршивый период, когда он работал каменотесом, подгоняя куски камня в пригодные к использованию блоки и плиты. Он это ненавидел. Мясницкая работа. Его заставляли обтесывать узорно вырезанные опоры ворот до состояния безликих каменных блоков.

Они платили ему по четыре фунта в час и продавали заказанные блоки по восемьдесят фунтов за ярд.[3]3
  1 ярд – 91,44 см.


[Закрыть] Он терпел эту каторгу ради редких возможностей реставрировать некоторые произведения искусства, и эту работу он делал с любовью настоящего мастера. Но даже эти редкие случаи не приносили радости. Проект, который занял четыре недели кропотливой работы, подгонки, обточки, резки, гравировки и принес ему всего лишь шестьсот фунтов, был немедленно продан почти за пять тысяч. Он начал ненавидеть и своих клиентов, и своих нанимателей – два качества, которые могут испортить репутацию. Он свалил, когда его непосредственный начальник попросил его срезать основу мраморного бюста, возможно, эпохи императора Августа, для клиента в Сент-Хелене, который хотел зацементировать ее в стену бассейна.

– Вот и все, старина Шон, – бормотал он себе под нос в ожидании автобуса в тот день. – С тебя достаточно.

И он отправился в горы. Всегда до конечной остановки автобуса или электрички – Моул Фаму, Сноудон, Кембрия, Пик Дистрикт, – и всегда в те места, куда можно взобраться и смотреть на все сверху. Это были дни душевного покоя. Было и сожаление, но он находил сладостное умиротворение в своих долгих прогулках. Нездешнее дремлющее великолепие древних гор вновь утешало его и наполняло покоем. Раз в неделю он отправлялся на одну из этих гор. Он сидел на самом верху и смотрел вниз, на маленький мир под ногами, и ему было хорошо.

Позади него кто-то начал хлопать, вытащив его из мечтательного состояния. Один за другим большинство остальных пассажиров присоединились и захлопали в ладоши.

Шон не знал, на кого злится больше – на Хилари, на горбуна, тащившего сумки, или на самого себя за то, что позволил ему это делать.

Последнее, что он ожидал увидеть в таком месте, – это портье. Он возник из ниоткуда после раздачи ключей, схватил три сумки волосатой ручищей и зашвырнул еще один баул через плечо, будто перышко. Он буркнул, чтобы они следовали за ним, и рысью рванул по ступеням и декоративным тропинкам к их вилле; костяшки его пальцев побелели от напряжения. Когда они, жутко вспотев, спустя пару минут добрались до жилища, он снова что-то буркнул и протянул руку за ключом. Хитрым взглядом стрельнув в Шона, когда тот полез в карман за ключами, горбун вытер руку о футболку на толстом животе и впустил их в дом. Но сам и не думал уходить и продолжал стоять. Хилари со смущенным видом подавала какие-то знаки. Шон озадаченно смотрел на низкорослого мужика.

На лице того читалось: «Ты, конечно, здоровяк, но я притащил все твои сумки в одной руке! И твоей бабе понравилось! Она оценила мою силу!»

Хилари прочистила горло.

– Так у тебя есть что-нибудь для него?

Черт! Чаевые! Чувак ожидал оплаты своих трудов, конечно же. Шон еще не обменял дорожные чеки. Все, что у него было в кармане, это монета в сто песет (слишком мало) и банкнота в 5000 песет (а это уже жирновато будет). Он повернулся к портье спиной и порылся в карманах. Вот черт! Ему придется отвалить парню 15 фунтов за то, что он тащил сумки, которые никто не просил его тащить! Черт! Он протянул ему деньги с дурацкой натянутой улыбочкой. Парень даже не поблагодарил. Он подумал, что Шон педик, а Шон закрыл за ним дверь и рухнул на кровать, пытаясь думать о хорошем.

– Двухкомнатные апартаменты для семьи из шести человек, а однокомнатные – из четырех.

– Нет-нет. Слушайте. Я специально заказал двухкомнатные апартаменты. Я физически обозначил это, написал на бумаге и заплатил за это.

– Двухкомнатные апартаменты для шести человек. Вы – одна комната.

Пастернак знал, что повышение голоса и проявление характера уничтожат все шансы на получение заказного жилья. Он старался оставаться любезным.

– Это какая-то административная ошибка. Отправьте факс туроператору, и он подтвердит мой заказ.

– Нет. Вы не тратить больше моего времени.

Портье достал ключи.

– Комната 412. Паспорт.

– Что?

– Четыре паспорта.

– Зачем?

– Нет паспорт – нет ключ.

– Но вам же не нужны все наши паспорта? Единственным ответом было легкое нетерпеливое подергивание правой руки.

– Четыре паспорта – двадцать тысяч песет.

– Что?

– Депозит. Пастернак достал его.

– Как мы сможем поменять наши дорожные чеки без паспортов?

– Обменяйте здесь.

– Ха! Вот уж нет, приятель!

Тщедушный администратор обшарил Пастернака изучающим взглядом блестящих черных глазок и, коснувшись кончиком языка усиков, кивнул.

– Три паспорта. Двадцать тысяч песет.

Пастернаку надоело спорить. Они теряли ценное время, которое можно с тем же успехом потратить на пьянку. Он собрал паспорта, объяснил ситуацию, взял у Майки деньги и подумал про себя: когда же наконец начнется веселье?

– Который час?

– Половина четвертого.

– Черт. Самая жара.

– Духота.

– Что собираешься делать?

– Не знаю. Неплохо было бы просто поваляться у бассейна. Позагорать немного для начала, пока солнце не так жарит. – Она с вызовом посмотрела на него. – Познакомиться с другими отдыхающими.

Шон дернулся. Он хотел перейти в защиту, но Хилари засмеялась.

– Попался!

Он поднял руку, сдаваясь, но на лице его оставалось обеспокоенное выражение.

– Нет, серьезно. Постарайся не особенно глазеть на людей, хорошо? Я тебя знаю. Ты нас завалишь знакомствами. Слишком боишься обидеть людей.

– Я?! А кто из нас выставлял себя идиотом, пытаясь говорить по-французски, по-гречески или по-испански?

– Это просто хорошие манеры. Нельзя считать, что все вокруг говорят по-английски…

Она хохотнула.

– Да-рагуша! Мы в Испании! На курорте! Естественно, они все говорят по-английски!

– Тем не менее…

– Ерунда!

– Просто хорошо продемонстрировать чуть-чуть стремления…

– Ерунда!

– По крайней мере, поначалу!

Она лучезарно улыбнулась ему, наслаждаясь редким ощущением превосходства.

– Полная ерунда, и ты прекрасно это знаешь!

Она пошла в атаку.

– А как насчет всех этих блюд, которые ты не можешь заставить себя съесть? Это как школьные обеды, половина которых остается под салфеткой.

– Ничего подобного.

– Да, да! – Она взвизгнула от восторга. – Помнишь Крит? Баранья голова!

Она захлопала в ладоши. Он разозлился. Это было видно по очень серьезному, терпеливому выражению его лица.

– Слушай, это тот же самый принцип. Тебе, возможно, наплевать на духовность…

– О-о-ох!

– Но мне кажется, что просто… хорошо постараться приспособиться к местным. Мы же в их стране, и мы здесь не для того, чтобы наплевать на них и на их культуру…

– Нет, мы здесь для того, чтобы пополнить их казну!

– Прекрати! Ты же не серьезно…

– Я чертовски серьезна. И я буду говорить по-английски, и если они не будут чертовски хорошо меня понимать, то и денег с меня много не поимеют.

Она прямо кипела дерзостью и рвалась поспорить. На секунду их взгляды скрестились, ее глаза вызывающе блестели. Бретелька ее майки сползла с плеча, чуть открывая находившиеся пониже прекрасные груди, эти маленькие сиськи, которые ему так нравилось гладить и целовать. Ему надо было просто подойти к ней и поцеловать ее, и посмотреть, куда это может их завести. Но он колебался.

Они только что прибыли. Это только начало. Он может все испортить, если начнет сразу. Он снял шорты прямо перед ней и потянулся за плавками, продемонстрировав расслабленный член. Надевая их, он знал, что она смотрит на него.

– Искупнуться не желаешь?

Между ними установилось хрупкое взаимопонимание. Перемирие было объявлено.

Шон заплатил за два лежака и пошел выбрать пару поновее из штабеля в углу внутреннего двора. Пока он выбирал, из ниоткуда материализовались два помощника разных возрастов и размеров и вступили в схватку за право помочь ему перенести лежаки на десять шагов до места, где они бросили полотенца. С заискивающими улыбочками и еще более умильными ужимками они пытались заинтересовать его именно в этом лежаке и именно этом матрасе, выглядевших одинаково неудобными. Новости о щедром на чаевые мужике распространились быстро. Он их разочаровал и потащил все на себе. Ему хотелось самому отработать свое недельное пособие.

* * *

– Эй, а ведь наш лох был прав! Неплохое местечко!

Так оно и было. Мраморные полы, просторные комнаты и широкий диван-кровать. Могло быть намного хуже. Пастернак распахнул холодильник.

– Смотри-ка! Бесплатный хавчик!

– Это объедки прошлых жильцов, резиновая ты задница!

– Ни фига! Апельсиновый сок, вода, рулетики…

Он вытащил все из холодильника и вывалил на диван, одновременно запихивая в рот булочку и запивая апельсиновым соком.

– Круто!

Он огляделся, жуя и разговаривая с набитым ртом:

– Все будет ништяк! Мы превратим это место в… Логово Любви!

Майки пригладил свои кудри.

– И кто же из нас, счастливцев, будет спать в атмосфере твоих испарений в том маловероятном случае, если тебе удастся кого-нибудь снять?

– Ну не знаю, ребятки. Наверное, вам придется тянуть жребий.

Мэтт улыбнулся и подмигнул ему. Пастернак ухмыльнулся в ответ.

– Ну все. Пойдемте-ка покажем девочкам, какие мы ЙА-ХХА!

Стуча кулаками в грудь, толстяк Тарзаном ринулся из комнаты. За ним никто не последовал.

Шон крепко зажмурился. Примерно в футе от него в бассейне стоял курортный старожил и трепался с мужиком, чей отпуск явно заканчивался. Как это ни удивительно, оба действительно наслаждались разговором, в один голос уверяя друг друга, что достопримечательности Коста-дель-Соль были и в самом деле абсолютными достопримечательностями Коста-дель-Соль.

– Вообще-то на бой быков сходить надо, верно? Просто чтобы можно было сказать, что ты там побывал.

– Непременно.

– Я имею в виду, просто чтобы иметь свое мнение.

– Да.

Пауза.

– Ты ходил в «Джиб»?

– Фантастика. Ни за что бы не пропустил.

– Эти обезьяны!

– Ага. И «Маркс» тоже!

– Мэнди не очень понравилось.

– «Маркс и Спенсер»?[4]4
  «Маркс и Спенсер» – английская сеть дешевых магазинов одежды и аксессуаров.


[Закрыть]

– Бой быков. Надо было одному пойти. Шон сомневался, был ли кто-либо из этих молодых зануд вообще где-нибудь. Им еще сорока нет, а они уже разговаривают как старые ублюдки. В их гладкой болтовне и уютных животиках были некое равновесие, гармония, которая, он был уверен, позволила бы им стоять здесь и трепаться до скончания веков, и соглашаться друг с другом, пока у них не выпадут все волосы.

– Теперь мы бываем здесь каждый год.

– Мы говорили об этом прошлой ночью. Завтра утром мы улетаем, но обязательно снова купим тур. Определенно.

– В этом все и дело. Находишь место по душе и возвращаешься туда. К чему рисковать?

Старожил, не дав приятелю вставить ни слова, наслаждался своим преимуществом в несколько сезонов, проведенных под этим андалусским небом.

– Как насчет Фрихилианы?

– Иду сегодня.

– А. Надо обязательно. Считай, что не побывал на Косте, если не видел Фрих.

Шон закипал. Парень ведь только что сказал, что пойдет сегодня! Ну что за люди! Уже хреново, когда попадается такая вот парочка мастеров посредственности и начинает переливать из пустого в порожнее, но вдруг они будут ошиваться в бассейне, пока им в задницу рыбки не начнут заплывать? Новичок? Ага, ему-то они и вывалят все свои мнения и советы, хотя их никто и не просит. Если они простоят там еще какое-то время, какой-нибудь бедняга встретится с ними взглядом – и тогда ему хана.

– Давно прилетел?

– Вообще-то только сегодня.

– Правда? Тогда я тебе вот что скажу, дружище. Избегай Севильи любой ценой. Избегай ее, как долбаной чумы. Там ни хрена интересного. Помойка.

Отдаленный энергичный всплеск прозвучал как гром небесный. Хилари! Черт! Она была в бассейне. Если эти двое зануд заговорят с ней, то зацепят и его. Она позовет его познакомиться назло, из чувства противоречия. Он бросил взгляд поверх очков. Пока что она была на безопасном расстоянии у другого края бассейна. Хотя эта ситуация вот-вот могла измениться. В любой момент зануды могли ее заметить и сообразить, что здесь остался еще кто-то, кого они не удостоили чести посвящения в их опыт. Внезапно его оглушили грубые голоса.

– ЭГЕ-ГЕЙ!

– ДАРРЕН, СЫН МОЙ!

Скинхед в бассейне помахал рукой.

– ЭГЕ-ГЕЙ, СЫНОК!

Три мясоеда подбежали к бассейну, тряся сиськами.

– БЕРЕГИСЬ, БРАТУХА, ПРЫГАЮ!

Смазанное пятно клетчатых трусов и лысых голов, и – ПЛЮХ! Его окатило водой с ног до головы. Ну все. Достаточно с него. Шон отправился на прогулку.

Они миновали «Европейский балкон», в руках по мороженому.

– Что-то не видать никаких клубов, Пасти!

– Так у них нет клубов в центре города.

– Чего? Повтори-ка для тупых? У них нет клубов в центре? И где же они тогда, по-твоему? В пригороде?

– Типа того. Они у них на периферии, чтобы люди вроде нас могли шуметь сколько влезет.

Майки это не слишком убедило. Молчавший до этого момента Том подал голос:

– Да ладно клубы – я что-то не наблюдаю тут большой толпы девочек!

– Я вообще никаких девочек тут не наблюдаю!

Пастернак засмеялся и остановился у ирландского бара.

– Эй! Подождите-ка, ребята, постойте! Во-первых, если к концу отпуска вас не будет тошнить от горячих испанок, я сам лично верну вам деньги. И во-вторых. Отьебитесь от меня со своей Ибицей, ладно? Мы не там. Мы здесь. Так давайте выжмем из этого все.

Мэтт кивнул. Майки наклонился поближе.

– И чья же это была идея приехать сюда, а? Точно не моя. Я тебя не понимаю. Со всеми своими бабками ты выбрал дешевое, с размещением по прибытии, специальное предложение, хотя мог бы зажигать вовсю в Сан-Ане! Что с тобой?

Пастернак раскинул руки.

– Я просто не мог упустить выгодный вариант. Извините, парни, но вы сами увидите, как нам будет здесь кайфово.

– Или ты гонишь назад наши бабки, да?

– До этого не дойдет.

– А что, если у нас не будет вариантов, кроме как с парой блондинок из Барнсли?

– Речь шла об испанках. Майки обрадовался.

– Ну, чувак, ты сам это сказал! Нет похотливая сеньорита – нет платить за отпуск!

Они дошли до какого-то тупика.

– Погодите, – сказал Мэтт. Он прошелся по балюстраде. Внизу была высеченная в скале лестница, ведущая к кафе на краю утеса. А в кафе сидели три девчонки.

– Ну вот, друзья. Нам сюда.

Хилари не знала, обижаться ей или радоваться. С другого конца бассейна она попыталась дозваться Шона, чтобы узнать, куда это он направляется. Потом подумала: да и хрен с ним. Поваляюсь на солнышке с полчасика. Вреда не будет.

Она нашла маленькую полоску травы рядом с бассейном, разложила полотенце и легла сама, приготовившись к уносящему от всех забот теплу солнца. А потом услышала их, два женских голоса, один из которых был хриплым то ли от курения, то ли от криков, то ли по обеим причинам.

– Ты видела болт того парнишки? В голосе были похотливые нотки.

– Видела ли я? Да я чуть не споткнулась о него!

– Охренеть! Просто нереально!

– Представь, если такой тебе вставит!

– Уже представила!

Они хихикали и говорили непристойности о человеке, который был ее мужем. Особенно много и ярко они упражнялись на тему размеров его члена.

Слишком поздно было говорить им, чтобы они заткнулись, к тому же это была чистая правда. У Шона был здоровенный хрен, факт, который не могли скрыть его старомодные смешные плавки. Хилари подмывало сказать им, что его пенис был еще и очень красивым. Блестящий и ровный – ничего похожего на те орудия пытки, которыми пугают девочек. В жизни ей довелось увидеть три, один из которых был приделан к ее отцу, а другой – к брату Сэму. Член Шона был совсем не похож на их приборы. Пенис Шона был красивой, большой, блестящей штукой.

По крайней мере, так ей казалось раньше. Когда они только начали встречаться в ее последний год в университете, однажды, подвыпив и обрадовавшись возможности наконец присоединиться к подобным разговорам, она рассказала своим подружкам о его чудесном члене, после чего те, одна за другой, бросались на него на следующую же неделю. Он дружелюбно, но твердо отклонил все их поползновения. Как же она его тогда любила. Какими головокружительными, сумасшедшими были те несколько месяцев. Это было не так уж давно. И вот теперь, здесь, под расслабляющим солнцем, у нее не было ни малейшего представления о том, что она чувствует по отношению к нему или к ним обоим, и ей было наплевать.

Чем дальше он уходил, тем лучше себя чувствовал. Спускающиеся к небольшому озерцу сады цвели мимозой, вульгарными пламенеющими орхидеями, лимонными и персиковыми деревьями, приземистыми миниатюрными юкками, напоминающими ананасы. Он плелся по выложенным кирпичом тропинкам, вдыхая смешанные ароматы цветов, блуждая вперед и назад, и снова вперед. Перед ним разбегались юркие зеленые ящерки, которые, останавливаясь на мгновение, окидывали его мудрым взглядом, а затем исчезали среди камней. Шон ненадолго замер у красных кирпичных бордюров, надеясь разглядеть ящериц как следует. Он чувствовал, как они наблюдают за ним, дожидаясь его ухода. Он двинулся дальше по тропке и уперся в маленькую лагуну.

Уровень воды заметно снизился из-за палящего солнца. Поникшие лилии собрались в тени на юго-западной стороне, и когда Шон наклонился, чтобы опустить руку в воду, то краем глаза уловил какое-то движение. Встав на колени, он увидел, что почти на каждом листе сидело по маленькой лягушке, размером с подушечку его большого пальца. Лягушки не шевелились минуту-две, а потом вдруг прыгали, пытаясь поймать муху или просто перебраться на более удобное место. Впереди небрежно-грациозно плавал карп, выжидающий малейшего ослабления внимания лягушек. Шон привалился спиной к камню, наблюдая за ленивой жизнью маленького прудика. Он чувствовал, как его начинает переполнять полуобморочная эйфория, как в детстве на каникулах. Правда, он ездил не дальше Энглси или Колвин-Бэй. Хотя поездка на машине была утомительной, когда они наконец туда добирались, Шон убегал и бежал до тех пор, пока не падал от усталости. Но даже тогда поднимающийся внутри него экстаз заставлял его бежать дальше и смеяться. Этот отпуск будет отличным. Хорошая тарелка настоящего андалусского гаспачо, потом поджаренная на углях свежевыловленная рыба и прекрасный сон, после которого отдохнувший и полный сил Шон будет готов к экскурсии по маленьким затерянным храмам и высокогорным деревушкам.

Эти три девчонки были из Неймегена, и, к вящей радости Пастернака, у них было прекрасное чувство юмора. Две блондинки – Анке и Криста – были настоящими эмтивишными красотками, высокими и стройными, но не слишком на этом зацикленными. Их развеселило его шутливое представление.

– Леди, Доктор Приколист счастлив с вами познакомиться! Это я, Пастернак. Парень с широкой личностью.

Он им явно понравился, хотя они исподтишка посматривали и на остальную троицу. Ну да ладно. Третья девчонка, брюнетка Милли, была им просто очарована. У нее были круглое лицо, милое и большеглазое, и идеальная глянцевая прическа, из которой не выбивалось ни волоска, даже когда она смеялась. А смеялась она всему, что он говорил, и в ее языке поблескивал металлический шарик. И к тому же у нее была явная склонность к полноте. Прямое попадание в «яблочко»!

Они сидели в баре, выходящем на пляж, и потягивали коктейли ядовитых расцветок со сладострастными названиями.

Пастернак флиртовал с Милли.

– Могу ли я заинтересовать мадам медленным комфортным сексом?

– Только если сэр любит изобильные киски. Они битый час сравнивали свои татуировки и проколотые пупки, давая друг другу возможность поближе осмотреть товар. Поскольку Анке и Криста обшаривали томными взглядами плоский живот Мэтта, Пастернак догадался, что тому повезет раньше остальных. Сволочь! У него даже на ребрах мускулы.

Девчонки достали заранее свернутый конический косяк и раскурили его. Они говорили на почти идеальном калифорнийском английском, как и все североевропейцы. Криста вышучивала парней, с которыми они познакомились накануне, приводя примеры наиболее глупых способов знакомства, когда внезапно Пастернак, выкатив свое брюхо и почесываясь, на мощном ланкаширском диалекте выдал:

– Эта фсе пиво, бля! Фсе из-за гадского пива!

Секунду девчонки сидели молча, а потом просто покатились со смеху. Осмелев, он осмотрел их с головы до ног и на том же диалекте выдал тираду а-ля обдолбанный экстази рэйвер:

– Ну, блин, а? Знаете, что говорят о голландских дифченках, а? Эй! Они просто ррраз-ввв-ротницы, ррраз-в-задницы, а? Нет дыма без огня!

Том отвернулся, чтобы не смотреть в их сторону, а Майки спрятал пылающее лицо в ладонях. Пастернак подмигнул им.

– Ну так что, дифченки, вы трахаетесь или как?

Пока остальные хохотали, Криста бойко ответила:

– Конечно. Нам надо думать о своей репутации.

– Либеральные традиции Голландии в наших руках.

– И ртах.

Он поднял брови.

– Так вы глотаете или сплевываете? Анке уселась на одно его колено, а Криста на другое, Милли начала гладить его волосы, и все трое защебетали голосками Барби:

– Конечно же, дома, в Неймегене, мы глотаем каждый раз, то есть три-четыре раза за ночь.

– Ага, это обычное дело.

– А я пять-шесть раз.

– А я по выходным окучиваю по десять парней каждую ночь…

– Ага. Самое малое. Бывает и двенадцать… Обнаружив, что их моралистские позиции абсолютно не в тему, Том и Майки присоединились к веселью. Мэтт все это время просто сидел и улыбался. Пастернак снова заговорил обычным голосом, наклонившись к ним поближе:

– А вот скажите мне, девчонки, просто так, для порядка – потому что у меня ОГРОМНЫЙ хер и для меня нет никакой разницы, но все же… размер имеет значение?

Девчонки спрыгнули с его коленей и притворились, будто собираются стащить с него шорты. Они пробыли здесь уже неделю, но так и не успели загореть. Скорее, у них был всего лишь намек на загар.

Когда они возвращались к «Балкону», зазывалы из конкурирующих баров и клубов впаривали им флаеры, которые можно было обменять на выпивку или билеты на автобусы на их дискотеки.

Пастернак тут же вынюхал возможность халявы.

– Смотрите-ка! Клуб «Торро» – бесплатный вход до полуночи. Покупаешь один напиток – второй бесплатно, и бесплатная бутылка шампанского каждой компании из четырех человек! Ну а теперь – кто тут хотел толкаться в очереди на Ибице, чтобы заплатить тридцать пять фунтов и попасть в «Привилегию»?

Девчонки как-то сразу поскучнели.

– Знаете что, ребята, не стоит идти в этот клуб.

– Пойдемте в «Циклоп». Намного ближе и намного дешевле.

Пастернак выглядел обиженным.

– Но ведь свободный вход и бесплатный алкоголь. Какие проблемы?

– Надо было сначала спросить.

– Может, ребятам самим на все посмотреть?

– Точно. Пусть набираются опыта. Милли хохотнула.

– А знаете что? Пойдемте туда все вместе. Будет прикольно.

Пастернак почуял подвох.

– Так, подождите. В чем проблема-то?

– Да все нормально, Пасти. Просто это не совсем то, чего ты ожидаешь. Все клубы такого типа обещают халявный вход и выпивку, правильно? Но на самом деле им просто не заставить людей платить деньги. Они типа – как вы это говорите? Ну в общем, это такие места под открытым небом.

– Клево! Типа как «Космос»?

– Ничего подобного.

– Но там же халявная выпивка, черт возьми!

– Бесплатная выпивка? Убийство! Это такой розовый шнапс, да? Жуть! Невозможно пить! Полное убийство! Им только свиней поить…

Пастернак приподнял бровь, чем вызвал еще больше улыбок.

– И шампанское! Боже! Это даже не кава![5]5
  Кава – напиток из корня перечного кустарника, обладающий слабым наркотическим воздействием.


[Закрыть]

Пастернак одарил каждую извиняющимся взглядом.

– Девчонки. Кажется, вы чего-то не догоняете. Четыре парня с севера Англии на отдыхе в Испании. Нам нравится это дерьмо!

И снова троица из Неймегена расхохоталась и зааплодировала.

– Ты прав! Давайте сделаем это!

Милли наклонилась к Пастернаку и прошептала на ухо, лизнув мочку своим пирсингованным язычком:

– А знаешь, что значит название клуба «Торро»?

– Нет, мэм.

– Это значит бык.

– Фантастика!

За дни и недели до отпуска Хилари раз сто поклялась себе, что не поведется ни на один из его глупых ритуалов. Она привыкла к этому. Она умела просто притвориться, что ничего не замечает. Это был их шестой совместный отдых на Средиземноморье. Если добавить к этому два уикенда в Париже, неделю в Амстердаме и неделю в Антверпене, то получится, что они побывали в Европе десять раз. И только в двух случаях национальная кухня не произвела впечатления на Шона. Зато когда они вернулись с Крита, она будто жила с оливкой. Шон не ел ничего, кроме оливок. Свежие оливки с хлебом и рекой оливкового масла; оливки в лимонном соусе с чесноком и душистым перцем; оливки, лук и кебаб из баранины. В конце концов ее стали преследовать оливковые ночные кошмары – вони оливок с лимоном и петрушкой оказалось достаточно, чтобы однажды ночью проблеваться. А их возвращение из Дордоньи привело к периоду чесночных соусов. Его пальцы воняли чесноком и луком после каждого свидания с разделочной доской. В Амстердаме даже ее возможность отовариться в дьюти-фри он потратил на покупку голов заплесневелого сыра, который они, естественно, так и не съели.

А рестораны! Во Франции был такой унизительный случай, что он ее мучил до сих пор. Она и сейчас поеживалась, вспоминая этих гнусных мужиков-официантов, которые обращались с ними как с дерьмом. А Шон еще хотел им понравиться, позорясь своим ужасным французским. И он оставил им чаевые! Эти ублюдки игнорировали их и обслуживали из рук вон, и прикалывались между собой над убогой парочкой англичан, ковыряющихся в тарелках с дерьмом, а Шон еще и оставил им на чай] Это произошло в прошлом году. Пять лет назад ей, может, и понравились бы его попытки понять чужую культуру, но не теперь.

Она считала, что с годами это забудется. Уже почти два года у Хилари были свой успешный бизнес и другая жизнь, которая ей нравилась. Теперь Шон ее не так раздражал. Тем не менее от воспоминаний о том ресторане ее до сих пор мутило. Она не будет ничего говорить. Она не собирается все портить в первый же вечер. Но боже мой, как же непросто ей это дается! Ее муж просто чертов идиот!

Она буквально выходила из себя, сидя напротив своего мужа и наблюдая, как он добавляет щепотки твердого сыра, чеснока и сухариков в суп, довольно кивая. Этот фигов гурман подозрительно громко нахваливает остывший вонючий суп, типа он знает разницу, – и кто он есть? Незнакомец. Человек, которого она едва знает. Умелый в ласках и с отличным хером – уж этого-то не отнять, – а в остальном она не уверена. Ей было не с кем его сравнить. И вообще все это было так давно, что она и забыла.

– Так ты не возражаешь, если я посижу в машине, пока ты будешь гулять по городу? – Она заставила себя заговорить, пока антипатия не захлестнула ее полностью.

– Мне кажется, я должен обязательно прогуляться по городу – вдруг я сюда никогда не вернусь?

Бедняга. Так пытается быть очаровательным. Однако она начинала его ненавидеть все больше и больше. Все теплые чувства, которые она испытала к нему в аэропорту и в номере, исчезали с каждой шумно втянутой ложкой супа. Каждый хруст лука вызывал прилив ненависти и заставлял вспомнить еще больше позорных эпизодов. Он даже не умел водить машину. Пока она заполняла бланки в убогом офисе, удостоверяя свою личность, расплачиваясь и ожидая целую вечность, пока ей дадут ключи от раздолбанного «сеата», этот сорняк занимался единственным, что можно было ему доверить, – менял деньги. Без сомнения, он поперся в первый же банк через дорогу, не заморачиваясь насчет курса обмена на дисплее. Он был большим бесполезным идиотом.

– А что бы ты хотела на второе?

– Цыпленок выглядел нормально, – она не могла сдержаться. – Но трудно сказать наверняка.

Он выдал свою привычную ухмылочку.

– В каком смысле?

– В смысле, что наверняка это будет костлявый недоваренный цыпленок, розовый посередине, и, кроме того, мне бы хотелось камбалы.

– Слушай, это не Мексика. Мы находимся в одной из стран Евросоюза. Цыпленок будет что надо, если тебе его хочется.

Это тебе его хочется!

– Я хочу камбалу.

– Отличный выбор. Я тоже.

Усилием воли она заставила себя не кусать губу и выдавила улыбку. Это настроение пройдет. Это не его вина. Она не могла докопаться до первопричины и не собиралась этого делать. Все равно это окажется ничем.

– Ты не мог бы заказать мне попить? Просто минералки. Мне хотелось бы быть свежей для завтрашних занятий с моим ян перед отъездом в город.

И с чего это она оправдывается? Просто минералки. Она собиралась сама заказать воду без льда, но ей не хотелось выслушивать очередную лекцию от него.

– Uno cerveza е uno agua con gas, por favor. Gracias.[6]6
  Одно пиво и одну газированную воду, пожалуйста. Спасибо (исп.).


[Закрыть]

– Большое или маленькое пиво, сэр?

– Er, grande. Большое. Благодарю вас.

– Значит, одно большое пиво и одну воду с газом. Хорошо.

Она безрадостно улыбнулась. Если раньше у нее было предчувствие, что этот отпуск изменит их жизнь, то теперь она окончательно в этом убедилась.

– Ну и как гаспачо?

– М-м-м. Просто супер.

– Хорошо.

Она тихо вздохнула и стала смотреть на море за его спиной.

Они были правы. Клуб «Торро» мало чем отличался от огороженной парковки без автомобилей, зато с баром в одном из углов. Хотя ребятам это место понравилось с первого взгляда. Прежде всего, там не было такого соперничества, всех этих шаек, которые подпирают стенки и отпускают комментарии по поводу танцующих, как это было дома. Здесь не было скрытой агрессии, модников-снобов. Большинство из присутствующих сразу же начинали танцевать, даже не зарядившись предварительно алкоголем и не обращая внимания на то, какая музыка играет. Это был раздолбайский, непретенциозный клубешник, где толпа с одинаковым восторгом приветствовала как Джорджа Майкла, так и Пита Хеллера и под любую музыку плясала одинаково плохо.

Пастернак вызвал восторг Анке и Кристы, когда, сняв рубашку и прыгая по танцполу, тряс сиськами и щипал себя за соски. Милли наблюдала за ними из бара. Только Мэтт заметил, как она выскользнула в боковой выход, но тут же подумал, что если бы она уходила с концами, то предупредила бы своих подруг и попрощалась с ними. Может, у нее разболелась голова, или она просто устала и решила не портить отдых остальным.

Когда толпа на танцполе совсем раздухарилась, он потерял своих из виду. Одному танцевать было невесело. Нет, конечно, можно было, но вместе веселее. Рядом с ним оказалась невысокая девчонка с вытатуированной на плече розой. Она глянула на него и улыбнулась. Мэтт ответил улыбкой. Теперь ему было видно неистово целующихся Тома и Майки с Анке и Кристой в центре всего веселья. И Пастернак был там! Он что-то втолковывал диджею, довольно кивая и наклонившись поближе, чтобы его поняли. Он заказывал диджею свой фирменный танец. Диджей качал головой и пожимал плечами. Мэтт посмеялся про себя. Пастернак, яростно жестикулируя, сделал еще одну попытку, и наконец до диджея дошло. Он притянул Пастернака за рубашку и сказал ему что-то на ухо. Пастернак просиял и показал ему оба больших пальца.