Текст книги "Не повторяй ошибок"

Глава 5

Уже миновал полдень, когда Тони Харт осторожно заглянул в дверь конференц-зала. Он обнаружил там лишь одного Бишопа, по-прежнему уставившегося пристальным взглядом на классную доску со схемами. Выглядел он вполне спокойным, но шрам на его лице почему-то слегка побелел и стал резко выделяться на фоне загара. Харт воспринял это как знак того, что ему следует остерегаться проявлений нелегкого характера шефа, к чему, впрочем, он был приучен за время совместной работы.

– Гм-м, – этим звуком Харт известил о своем возвращении и добавил, как бы информируя: – Шериф покинула нас несколько минут назад.

– Я знаю.

– Я имею в виду, что она вообще покинула здание.

Бишоп мимолетно глянул на услужливого информатора и вновь отвернулся к доске.

– Да, я знаю.

– Мне показалось, что она куда-то жутко торопилась. Мой вывод таков, что она еле дождалась подходящего момента, чтобы убраться отсюда.

Бишоп отвел взгляд от доски, но ничего не ответил.

Харт включил кофеварку и после некоторого мысленного спора с самим собой вздохнул и рискнул затронуть тему, запретную для большинства сотрудников:

– Еще когда меня только принимали в группу, ходили слухи, что тебе не давали официального разрешения на ее создание, пока ты не пригрозил своим уходом. Даже после того, как ты собрал столько материала, после всех тестов, испытаний и успешно раскрытых дел, бюро не признавало – или притворялось, что не признает, – нетрадиционных методов расследования. Даже когда ты выдал им результаты, которые они не могли отрицать. Но шишки наверху не хотели терять своего лучшего координатора и, таким образом, наконец выразили свое высочайшее одобрение, шлепнули печать и утвердили официальный статус нашего подразделения.

– Если ты уже приблизился к сути вопроса, Тони, то не ходи вокруг да около.

Харта не смутил предостерегающий тон начальника.

– Я просто подумал, что шериф Найт, вероятно, не догадывается, что благодаря ее присутствию здесь множество чудовищ сидят по клеткам, где им и место.

Бишоп никак не прореагировал на его слова.

– И я подумал, что ты, может быть, скажешь ей об этом.

– Если ты видишь в этом пользу для дела, то заблуждаешься, – сказал Бишоп.

– Возможно. Но, возможно, она почувствует себя лучше, узнав, что и в трагедии есть какие-то положительные элементы.

– Не прикрывайся словами. – То, что изменило очертания обычно неподвижных губ человека со шрамом, трудно было принять за улыбку. – Ты считаешь, что она меньше станет меня ненавидеть? Не надейся.

– Заранее извиняюсь за то, что сейчас скажу, но, по-моему, босс, ваши с ней отношения, если они останутся в этой фазе, заставят нас топтаться на месте. Если мы хотим изловить этого ублюдка, то должны пустить в дело все козыри, какие сможем достать из рукава, в том числе использовать и высокоодаренного телепата с уникальными способностями, которые от нас пока прячут.

– Она не смогла прочувствовать объект до нашего приезда, – возразил Бишоп.

– Вероятно, из-за своего щита. Из-за того, что ей приходится скрывать свой дар и быть осторожной. И еще потому, что она сама скрывается здесь. И заодно прячет свою сестру. – После паузы Харт добавил: – Я полагаю, теперь она знает, что им уже ничего не угрожает?

– Она знает то, что ей рассказал я. А поверила ли она мне – это уже другое дело.

– Ты можешь доказать, что говорил правду, и опровергнуть официальные сведения о том, что мерзавец жив и на свободе. Ты должен обеспечить ей доступ к закрытым материалам.

– Знаю.

Харт встретился глазами с Бишопом и не отводил их несколько секунд. Его интересовало, хочет ли Бишоп, чтобы шериф Найт поверила ему без всяких доказательств. Очень уж гордым человеком был Бишоп. Но и неглупым. Он должен был понимать, что его поступки в прошлом не могли не укрепить присущую Миранде Найт подозрительность.

Тони попробовал исследовать эмоциональное поле, заполнявшее комнату, подобно натасканной охотничьей собаке, нюхающей воздух в поисках запаха, несущего информацию, и поразился, обнаружив невероятную сумятицу в чувствах своего обычно предельно уравновешенного босса. Эмоции были остры и коренились глубоко – смесь злобы и раскаяния, неутолимого желания, обиды, боли и стыда.

Выждав паузу, Харт заговорил:

– С доказательствами или без, все равно, я думаю, что для принятия ею этого факта потребуется некоторое время. Но когда она свыкнется с новыми обстоятельствами, поймет, что может открыться, рядом будешь ты.

– И створки захлопнутся намертво, – мрачно заключил Бишоп. – Иногда мне претит сотрудничество с телепатами.

– Зато гарантировано девяносто восемь процентов успеха.

– Да. Только не буди снова ад в моей голове. Пожалуйста, будь добр.

– Э, босс, откуда ты взял, что я могу влезть в твою голову? Вспомни, это не моя сильная сторона. Я просто хватаю кое-что на лету из воздуха. Не моя вина, что ты испускаешь свои флюиды с такой интенсивностью.

– Постараюсь их придержать.

Было ли это шуткой, трудно сказать, но Харт на всякий случай переключил свое внимание на кофеварку.

– А у тебя есть какие-нибудь соображения по поводу того, куда она могла направиться? – сделав над собой усилие, спросил Бишоп.

– Откуда? Она же за щитом. Правда, сейчас время ленча, и, возможно, Миранда Найт человек твердых привычек. Кстати, будучи шерифом, она, вероятно, должна сообщать, где ее можно найти. Или носить с собой пейджер, хотя я не заметил у нее такового. Я видел, как она разговаривала на выходе с дежурной телефонисткой. Ее вроде бы зовут Грейс.

Бишоп не удосужился изобрести предлог для того, чтобы тут же улетучиться из конференц-зала. Почти никаких секретов не могло быть между телепатами, и если ему действовало на нервы то, что команде известны его мысли и эмоции, он компенсировал это уклонением от словесных объяснений своих поступков.

Грейс колебалась, давать ли агенту Бишопу информацию, которую он запросил, но вспомнила инструкцию, переданную шерифом, во всем помогать приезжим экспертам.

– Она у Тима, в школе карате на Мейн-стрит. Вы мимо не пройдете, заметите сразу.

Грейс Рассел была не из пугливых, но этот агент ФБР наводил на нее трепет. Может, виной тому были его странные, почти белесые зрачки, взгляд которых, однако, пронзал ее насквозь, или его зловещий шрам, искореживший левую сторону лица и намекавший на двойственность натуры этого человека. Одна половина – сплошное совершенство, другая – вся в изъянах от пережитых драм, горьких неудач и ошибок. С чисто женской точки зрения, он показался ей достойным жалости. Ведь без этого шрама он был бы внешне умопомрачительным парнем, однако немногие мужчины с таким безобразным физическим недостатком могли бы сохранить в полной мере свое мужское обаяние. В то же время шрам придавал ему слегка угрожающий вид, что, несомненно, действовало на женский пол возбуждающе.

– Школа карате? Открытая по воскресеньям? – Тон Бишопа был безупречно вежлив, на лице отсутствовало какое-либо выражение, но у Грейс возникло неприятное ощущение, что он буквально считывает, как с экрана монитора, ее мысли.

– Официально – нет, но некоторые ученики Тима иногда тренируются там и по воскресеньям. Шериф Найт обычно использует часть своего перерыва на ленч.

Произнося эти слова, Грейс размышляла о том, почему такой красивый мужчина не позаботился о гом, чтобы как-то притушить, упрятать свое уродство, единственное, что портило его внешность. Ведь современная пластическая хирургия способна творить чудеса, а он будто нарочно выставляет свой изъян напоказ. Это ставило бедную Грейс в тупик.

– Спасибо, миссис Рассел, – кивнул Бишоп.

Чтобы прочитать все, о чем она думает, ему не потребовалось даже прикасаться к ней. Он оставил ее в некотором недоумении и раздумьях по поводу шрама – когда и как он его заработал. Эти гадания и сочувствие к собственной персоне стали для него с годами привычными.

Грейс была права, сказав, что мимо он не пройдет. Призы и награды в витрине сразу привлекали внимание и уже только потом неприметная вывеска «Школа карате Тима Скиннера». Бишоп некоторое время потратил на созерцание незнакомого ему имени на табличке, потом пожал плечами и вошел.

Он оказался в просторной комнате, где шестеро учеников в возрасте от восьми до шестнадцати, разбившись на пары, занимались под наблюдающим оком инструктора. Никто не обращал на Бишопа внимания, и он прошел вдоль стенки к полуоткрытой двери, ведущей в другое, меньшее по размеру помещение.

Там занималась еще одна пара, оба босые и в белых одеяниях, как принято в карате. Мужчина приблизительно сорока пяти лет двигался так умело, что вряд ли кто-то мог противостоять ему. Миранда, однако, могла.

Исключительным чувством равновесия и абсолютной концентрацией она компенсировала меньшую массу и мускульную силу, а также брала быстротой и проворством, которое словно гипнотизировало противника и заставляло его все время приплясывать на цыпочках.

Бишопа не удивило ее искусство и черный пояс вокруг талии, хотя он знал, что Миранда начала обучаться карате только восемь лет назад. Он смотрел на нее с порога, не выдавая своего присутствия, но сразу заметил в ней перемену, как только она почувствовала, что он здесь.

Ее плечи напряглись и голова чуть дернулась в его сторону. Затем ее партнер двинулся вперед, готовясь к удару взметнувшейся вверх ногой, и все ее внимание переключилось на оборону.

Бишопа раздражало, что Миранда чувствовала его даже сквозь свою броню, а он не мог добраться до нее. Когда-то он способен был ощущать ее даже на большом расстоянии, улавливать ее настроение, разделять с ней боль, страх и волнение. То было когда-то.

Теперь она для него – все равно что незнакомка. Он мог знать о ее присутствии, только когда видел ее или слышал ее голос. Если бы она молча вошла в комнату и встала у него за спиной, он бы ничего не почувствовал. Горько было это осознавать. Не утешало его и напоминание о том, что Миранда более опытный и сильный телепат, чем он, и ее защитные порядки крепче. Причиной тому был страх за свою жизнь, годы, проведенные в подполье, в норе, где она, как загнанное животное, пряталась от безжалостного охотника и где она оттачивала свою способность мгновенно чувствовать опасность. Неужели теперь он, Бишоп, олицетворяет для нее угрозу?

Бишоп резко повернулся и быстрым шагом направился к выходу. Очутившись на тротуаре, он постоял там некоторое время, устремив взгляд в никуда.

Миранда до появления Бишопа в городе тщательно «закрывалась», блокировала внешние воздействия, оберегая себя и сестру, но все же ее «паучье чутье» и ясновидение функционировали. Теперь же она добровольно сделала себя слепой и глухой в психическом смысле, решившись отсечь невидимые и неосязаемые паутинные нити, забрасываемые ею в пространство и питающие особые участки мозга недоступной для обычного человека информацией, что и составляло сущность ее особого дара. Это был радикальный и отчаянный поступок, который яснее всяких слов донес до сознания Бишопа всю степень душевной травмы, нанесенной ей в прошлом. Теперь вопрос был в том, как ему загладить свою вину и исправить свою ошибку, обошедшуюся им обоим так дорого.

Охваченный непривычным для себя волнением, Бишоп невольно сделал жест, которого никогда не допустил бы в обычном состоянии, – помассировал шрам на левой щеке. Затем он выругался сквозь зубы, сунул руки в карманы куртки и вновь уставился взглядом в пространство.

Прошло достаточно времени, прежде чем он обратил внимание на то, что водители притормаживают, а прохожие замедляют шаг, чтобы лучше разглядеть его.

– Когда прихожане, отдав дань господу, направятся в кофейню при книжной лавке, вокруг тебя соберется толпа, – сухо предупредила его Миранда.

Она неслышно приблизилась к нему, а он ничего не почувствовал. Бишоп рассердился на нее за это и одновременно на себя за то, что сердится по такому незначительному поводу.

– Странно, что ты не была на богослужении. – Интонация его была сварливой. – Я думал, что каждому провинциальному шерифу отведена личная скамья в церкви.

– Но не для атеистов. Ты разве забыл, кто я?

Он и правда забыл, но не признался в этом. В свою очередь, Бишоп задал вопрос:

– Как тебе удалось занять такой пост в столь консервативном городке с такими сведениями в анкете?

– Трудно в это поверить, но меня никто не спрашивал. А ты, Бишоп, здесь по какой-то причине или просто гуляешь?

– Нам надо поговорить.

– По делу?

– Нет.

– Тогда нужда в разговоре отпадает.

– Миранда…

Своим мелодичным голосом она произнесла:

– Я возвращаюсь в офис. Увидимся там.

Какое-то время Бишоп боролся с искушением схватить ее за руку и силой вынудить продолжить разговор с ним именно здесь и сейчас. Он хотел выяснить, насколько доступны ему станут ее мысли, если он будет прикасаться к ней, но вовремя опомнился. Во-первых, у Миранды черный пояс. Во-вторых, у нее пистолет.

Итак, ему оставалось только проводить ее взглядом до джипа, на котором она тут же укатила прочь. Впервые в жизни Бишоп на собственном примере познал истину, что не все сломанное по неосторожности можно исправить. Не все и не всегда.

– Если мамочки об этом пронюхает, она живьем сдерет с меня кожу, – сказала Эми Фоулер, хихикнув.

Стив Пенман усмехнулся в ответ:

– Так давай сделаем так, чтобы она не пронюхала. И чтобы твой папаша тоже ничего не узнал. Иначе со мной он поступит еще круче.

Он поиграл верхней пуговичкой на ее миленькой блузке, а другой рукой уже принялся вытаскивать подол своей рубашки из-под брючного ремня.

– У нас не так уж много времени, моя сладкая. Сет говорил, что его босс иногда наведывается сюда после церкви и воскресного обеда.

Эми оглядела грязную, пропахшую смазочным маслом заднюю комнату в гараже Кобба и легонько вздохнула. Обидно было потерять девственность в таком неромантическом месте, но еще обиднее встречаться со Стивом только здесь или в подобных мерзких углах, рекомендованных Стиву его дружками, на протяжении целых двух месяцев.

– Стив, ты не думаешь, что…

Он заткнул ей рот поцелуем, обрывая в самом начале серьезный разговор, который она все чаще затевала, когда они оставались вдвоем. Слышать о каких-то проблемах, а тем более их решать он не имел ни малейшего желания. Во всяком случае, не сегодня. Может быть, завтра или на следующей неделе он уделит этим проблемам толику внимания, а пока она была для него лишь вещью, обладание которой доставляет большое удовольствие, забавляет и развлекает, соблазнительной куколкой, которую кто-то смастерил из живой плоти специально, чтобы Стив мог опробовать на ней знания, почерпнутые из журналов, припрятанных у него под матрацем.

Она позволила ему уложить себя на топчан, стащить с плеч блузку, расстегнуть спереди пряжку на симпатичном беленьком бюстгальтере и обнажить груди. Он прилег на нее сверху. Его тело окрепло и налилось силой после минувшего футбольного сезона. Эми закрыла глаза и погладила ему затылок, наслаждаясь прикосновениями его губ, влажного рта и языка. Но это длилось недостаточно долго, чтобы довести ее до той степени возбуждения, какой достиг он почти сразу же. Так было всегда. Чересчур спешно он задрал ей юбку и спустил трусики ниже колен.

Эми старалась замедлить процедуру, долго возясь с «молнией» на его ширинке, а потом сжимая в пальцах горячий и твердый член. Она предпочитала ласкать его нежно, но Стив считал, что грубые прикосновения возбудят их обоих сильнее, и требовал этого от нее. Он во многом ошибался насчет своей партнерши, не понимал, что каждый раз, ложась с ним, она представляла его в своем воображении таинственным прекрасным незнакомцем – нежным, внимательным и сексуальным. Стив в нетерпении зарычал и крепко обхватил ее руками, просунул язык глубоко ей в рот и сдернул вниз до щиколоток брюки и трусы.

– Помедленнее! Не торопись! – почти беззвучно умоляла Эми, но он уже раздвинул ей ноги, подался вперед и невнятно пробормотал какие-то слова, выражающие то ли любовные чувства, то ли требование кончать с ерундой и заняться делом, то ли вообще нечто не имеющее смысла.

Она решила, что он, возможно, запамятовал, однако в последнюю минуту Стив полез в карман за презервативом и успел натянуть его, а уж потом вошел туда, где, по его расчетам, его уже ждали. Эми обвила его ногами, все еще пытаясь продлить увертюру, которая нравилась ей больше, чем сама опера, но по багровому лицу Стива, по его глазам, подернутым мутью, она поняла, что сегодня он не расположен потакать ей, а хочет закончить все в темпе.

Она приготовилась к такому завершению любовного акта и не очень расстроилась, когда он, дернувшись разок и пару раз простонав, быстренько кончил.

Она лежала под ним – блузка распахнута, лифчик распался на две половинки, юбка скаталась под подбородком, трусики неизвестно где, и никаких чувств, кроме ощущения тяжести его тела, навалившегося на нее, Эми не испытывала. И немного раздражал ее бьющий в нос запах бензина и смазки, а также бесчисленные пылинки, пляшущие перед глазами в солнечном луче, чудом пробившемся сквозь грязное оконное стекло и осветившем скопившуюся в каморке грязь.

Наконец Стив соизволил чуть пошевелиться и спросить:

– Как ты, детка? Все в порядке?

Это был его традиционный вопрос, сопровождаемый самодовольной улыбочкой, предвосхищавшей ее ответ.

Эми не стала его разочаровывать.

– Мне хорошо, Стив. – Она запустила пальцы в его густые вьющиеся волосы, поиграла с ними.

Он посмотрел на часы.

– Нам пора двигать отсюда. Ты же сказала мамаше, что проведешь время с Бонни.

– Иначе она бы меня не отпустила. Она помешалась на том, что случилось с Керри Ингрэм и Линет.

Стив промычал что-то, приподнимаясь на колени и стаскивая использованный презерватив. Он швырнул его в щель между топчаном и цементной стенкой. Эми было любопытно, сколько же там скопилось таких штук. Они наверняка сморщились, их греховное содержимое со временем ссохлось, только они служили напоминанием, пусть робким и ненавязчивым, о других девушках, распростертых на этом же скомканном шерстяном одеяле с задранными на голову юбками и спущенными трусиками. Она впервые почувствовала себя безжалостно выставленной напоказ. Но Стив даже не взглянул на нее. Поторопившись прикрыть юбкой бедра, Эми так же поспешно принялась застегивать лифчик и пуговицы на блузке.

– Бонни говорила, что шериф может объявить комендантский час. Тогда подросткам запретят появляться на улице после того, как стемнеет.

– Все может быть, – философски заметил Стив, вставая с топчана и заправляя рубашку в брюки. – Кстати, неплохая идея – относительно вас, девчонок, в особенности.

Его отсутствующий тон задел ее, и, возражая ему, она слышала себя как бы со стороны и улавливала в своем голосе ненужные истерические нотки и неожиданную враждебность.

– Почему ты так уверен, что только мы в опасности? А как насчет Рамсея?

– Насколько я слышал, никто не верит, что его прикончил тот же подонок, что и девчонок.

– А ты видел агентов ФБР, говорил с ними?

– Пока не видел и не говорил. Давай, малышка, сматывайся поскорей отсюда. Ты что-то закопалась.

Эми справилась со всеми пуговицами на блузке, и оставалась лишь нерешенная проблема ее трусиков. Где же они? Ей не хотелось спрашивать об этом Стива. Обращаться к недавнему партнеру по сексу с вопросом: «А куда ты дел мои трусики?» – было унизительно и не соответствовало хорошим манерам.

Стив, проявляя нетерпение, едва дождался, когда она наконец застегнет блузку и поднимется с топчана. Он тут же вытащил из дверной ручки какую-то железку, используемую в качестве засова, схватил Эми за руку и повел, вернее, поволок через пустынный темный гараж.

– Я подброшу тебя к Бонни, – говорил он на ходу, – а потом заеду за Сетом. Мы собирались вместе опробовать машину, которая так ему приглянулась.

Эми не удивило, что ни ее, ни Бонни он не пригласил прокатиться с ними, но все же ей стало обидно. Не то чтобы возня с дурацкой старой машиной была уж таким развлечением, но он мог хотя бы спросить, не желают ли они разделить компанию.

Стив усадил ее на сиденье своего «Мустанга» и прихлопнул дверцу – такое безотчетное проявление галантности было одним из качеств, которые ей нравились в нем поначалу. Эми дождалась, пока он устроится за рулем и тронется с места, и только тогда решилась вновь подать голос:

– А тебя разве не волнует то, что у нас происходит?

– Ты опять об этих убийствах? – Стив презрительно фыркнул. – Не вижу поводов для паники. Вероятно, какой-то псих свихнулся на девочках и принялся их потрошить, а что касается Адама Рамсея, то я лично знаю дюжину ребят, которые были не прочь прижечь ему задницу.

– Почему?

– Не твоего ума дело, – сказал Стив.

– Но…

– Тебе и Бонни надо быть поосторожней, вот и все, милашка. Оставайтесь дома у шерифа, пока мамочка не явится забрать тебя. И больше не высовывай никуда носа, особенно после того, как стемнеет. Увидимся завтра в школе. Все будет о'кей. Держу пари, что тот малый давно слинял отсюда.

– Ты правда так думаешь, Стив?

– Готов поставить двадцатку.

На часах было уже около четырех, когда Миранда услышала, как кто-то, не постучавшись, приотворил дверь ее кабинета. В тот момент, сражаясь с жутким приступом головной боли, она прижала ладони к глазам, и ей было неловко от того, что именно Бишоп застал ее в таком положении. Стараясь скрыть свое раздражение, она прибегла к ледяному тону:

– В нашем учреждении есть правило. В случае, если дверь закрыта, вы сперва стучитесь, а затем ждете приглашения войти.

– Ты это говоришь всем своим помощникам?

– Как я уже сказала, таков порядок. Правило касается всех без исключения.

Бишоп недовольно поморщился, а затем поинтересовался:

– Очень болит голова, Миранда? Да?

Лгать ему было бессмысленно.

– Просто разламывается. А тебе что-нибудь от меня нужно?

Он ответил не сразу:

– Пришла Шарон с отчетом по Л инет Грейнджер. Я считаю, что нам следует обсудить его всем вместе.

– Хорошо, через минуту я приду. – Миранда раскрыла тетрадь для записей, уставилась на верхнюю строчку и не пошевелилась, пока Бишоп тихонько не затворил за собой дверь.

Оставшись одна, Миранда потратила несколько больше времени, чем обещанная минута, на то, чтобы установить контроль над собой. С бледностью на лице она не могла ничего поделать. Уменьшить страдания от режущего глаза яркого солнечного света можно было, надев темные очки. Но главной ее заботой было запрятать достаточно глубоко и надежно свою боль, чтобы Бишоп и его телепаты не догадались, что с ней происходит нечто необычное.

«Может быть, цена слишком высока. Может быть, ее не стоит платить…»

Но Миранда знала, что все равно заплатит. Что-то обязательно случится, события должны разворачиваться так, как им положено, иначе результаты будут трагическими… Если не катастрофическими.

Миранда встала, и мгновенно головокружение захлестнуло ее, словно волной. Она поборола его, расправила плечи и с профессионально-отчужденной маской на лице проследовала в конференц-зал.

Вопреки ее указаниям там находился Алекс, который с виноватым видом вскочил и тут же сел, словно боясь, что из-под него выдернут стул.

– Мне следовало бы уволить тебя за неподчинение, – сухо заметила Миранда.

– Я не на службе.

– Раз ты здесь, значит, на службе.

Она заняла место рядом с ним, три федеральных агента уселись напротив. Миранда сразу же обратилась к Шарон:

– Доктор Эдвардс, пожалуйста, доложите: нашли ли вы что-нибудь, указывающее на личность убийцы?

– При всем моем желании нет.

Шарон пододвинула к ней папку с докладом, но Миранда не стала ее открывать.

– Так что же вы нашли? Подтвердили ли повторные анализы ваши предварительные выводы?

– Более-менее. Девочка скончалась приблизительно за шестнадцать-восемнадцать часов до того, как было обнаружено ее тело, что указывает на время смерти в промежуток от двух до четырех часов ночи пятницы Имеются признаки того, что умирала она долго, вполне вероятно, расставание с жизнью длилось часами. Я считаю, что орудием, избранным убийцей, чтобы поставить окончательную точку, была бейсбольная бита. Я нашла несколько частиц древесины, засевших в коже жертвы Судя по синякам и кровоподтекам, он трижды наносил удары с паузами между ними, возможно, чтобы передохнуть.

Алекс что-то пробурчал себе под нос. а Миранда впилась взглядом в Шарон, словно скорбное выражение ее лица пробуждало в ней не просто сопереживание, а совместное видение трагической сцены во всех деталях.

– Продолжайте, – тихо попросила Миранда.

– Линет не насиловали, и нет никаких следов того, что ее связывали или как-то физически препятствовали ей двигаться. Ее пичкали наркотиком в больших дозах – я обнаружила хлористый гидрат, который, вероятнее всего, давали ей, подмешав в сладкий чай. Я убеждена, что девочка была в коматозном состоянии, когда он принялся ее бить, и уже не очнулась Линет умерла от повреждений, причиненных ударами биты, хотя и принятое ею количество наркотика также могло привести к летальному исходу. Глаза ее были удалены после наступления смерти, а из тела полностью удалена кровь. Сонная и бедренные артерии вскрыты.

– На ее одежде я не видела крови, – заметила Миранда.

– Я тоже ничего не обнаружила. Это, вдобавок к частицам древесины в кожном покрове, позволяет утверждать, что он раздел ее догола, прежде чем наносить удары, и одел снова, когда все было кончено. Но убийца еще и вымыл тело. Я нашла следы жидкого мыла, которое можно приобрести в любой аптеке и супермаркете Питер, простите, доктор Шеппард переговорил со своей матерью, и оказалось, что дома у них используется мыло совсем другого сорта, купленное именно здесь, в городе.

Миранда не стала заострять внимание на том, что доктор Шеппард переступил границу своих полномочий, вовлекая в полицейское расследование собственную мамашу. Она лишь кивнула и изрекла:

– Понятно. Примем к сведению.

– Еще одно обстоятельство, шериф. Убийца вставил в вагину девушки тампон.

Последовало молчание, нарушенное Алексом.

– Откуда вы знаете, что у нее?

– У нее не было менструации. И мы можем быть уверены, что она сама не вставляла тампон. – Шарон свысока поглядела на Алекса. – А как вам понравится то, что тампон был запечатан в пластиковую обертку?