Текст книги "Не повторяй ошибок"

Глава 6

На этот раз молчание затянулось надолго. Затем Миранда без особого желания взяла на себя риск высказать предположение:

– Значит, мы все-таки имеем дело с изнасилованием, хотя и символическим.

Доктор Эдвардс возразила:

– У меня другое мнение То есть я хочу сказать, что здесь не замешано желание ощутить свое превосходство над жертвой или стремление насладиться обладанием ею. Все мы знаем, что это и есть главные побудительные мотивы для совершения подобною преступления. В нашем случае ничто не указывает на применение грубой силы. Никаких царапин, следов побоев и прочих последствий вспышек гнева, злобы или раздражения. Убийца был осторожен. Он был даже – кто хочет, пусть меня опровергает – по-своему нежен с жертвой. К вашему сведению, не вскрытый, новенький тампон он предварительно смазал вазелином.

– У меня все это не укладывается в голове, – честно признался Алекс.

Миранда взглянула на Харта:

– Как можно истолковать то, что мы сейчас услышали? Есть какие-нибудь идеи?

Харт откинулся на стуле, сложил руки на животе, сомкнув пальцы, и нахмурил лоб.

– Может быть, он этим своим поступком ее «запирал», «опечатывал», лишал возможности заниматься с ней сексом всех, включая себя.

– Воздвигал для себя преграду?

– Может быть… Скорее всего да, – согласился с Мирандой Харт. – Если он одурманивал свою жертву, прикрывал ей лицо до того, как ударить, потому что был знаком с ней и даже по-своему, пусть в безумной, искаженной форме, но все-таки оберегал девушку от самого страшного зрелиша и мучений, то он вполне мог бороться с искушением овладеть ею, причем на протяжении долгого времени.

– То есть еще до того, как ее похитил?

Харт кивнул.

– Для своих пятнадцати лет она была весьма развита. В физическом смысле она уже была больше женщина, чем девочка. Возможно, он наблюдал за ней, думал о ней, вожделел ее задолго до рокового вечера.

Прикидываясь простаком, каким вовсе не был, Алекс решил вмешаться:

– Пока я не вижу, как эти рассуждения помогут нам изловить мерзавца.

– Так или иначе, помогут.

Не дожидаясь отклика на такое исполненное оптимизма заявление, Миранда продолжила:

– Никаких признаков сексуальных домогательств и вообще ничего связанного с сексом нет в деле Керри Ингрэм. А если мы присовокупим сюда еще убийство Адама Рамсея, приняв версию, что преступник один и тот же, то получим серийного убийцу.

– Я за эту версию, – сказала Шарон. – У меня есть подозрение насчет внешнего вида и состояния этих костей, хотя я бы лучше подождала завершения всех анализов и тогда уж прокомментировала результаты. Но все же в одном я уверена – у мальчика также была забрана вся кровь. Сомнительно, что двое убийц действуют одновременно в маленьком городке и оба выкачивают кровь из своих жертв.

Миранда недовольно поморщилась, однако была полностью согласна с доктором Эдвардс.

– И пока нам удается держать эту деталь в тайне, не может и речи быть об убийце-подражателе. Я знаю, у вас еще не было времени заняться как следует останками Рамсея, но все-таки есть ли какие-то намеки на нечто связанное с сексом?

– Никаких. Но вам ли не знать, что почти невозможно обнаружить подобные свидетельства при полном отсутствии мягких тканей. К тому же долгое время останки подвергались разного рода воздействиям.

Поймав на себе взгляд Бишопа, Миранда осознала, что инстинктивно потирает себе висок, и этот жест выдает ее состояние.

– О'кей. Значит, наш убийца хватает семнадцатилетнего парня и, очевидно, неделями подвергает его пыткам. Затем похищает девчонку четырнадцати лет, которую тоже долгими неделями мучает – то придушит, то отпустит. Наконец, он же хватает пятнадцатилетнюю милашку, доводит ее наркотиками до бесчувствия и забивает насмерть бейсбольной битой уже через несколько часов. В первых двух эпизодах он не проявляет никакого сексуального интереса – хотя мы не уверены насчет мальчика. В последнем случае, по всей видимости, улавливаются какие-то намеки на секс, только не на свершенное сексуальное действие, а, наоборот, на отрицательное отношение или даже отвращение к сексу. Он убивал в первых двух случаях одним мощным ударом по голове, но третью жертву забил до смерти постепенно. Умертвлял медленно.

– Похоже, так и было, – согласился Харт. – Если хотите знать мое мнение, то… интуиция мне подсказывает, что нам достался на редкость противоречивый субъект. Он чувствует, что должен сделать это, и отметает все доводы против и преодолевает все препятствия на пути к цели, а в то же время сожалеет, что возложил на себя такую обязанность. Испытывает ли он угрызения совести в нормальном, общепринятом смысле такого понятия, об этом можно только догадываться. Я предполагаю, что он чертовски расстроен тем, что ему приходится убивать этих юнцов, – и не потому, что ему жаль, что они умирают, а только из-за того, что он вынужден вносить беспорядок в свою налаженную жизнь и пачкать руки ради исполнения долга, а именно убийства подростков.

Алекс с удивлением уставился на него:

– И это все вы выудили из горстки фактов, которые мы наскребли?

Харт улыбнулся:

– Это лишь мысленные наброски, невнятные, как пробы пера.

– У Тони очень разборчивый почерк, и пробы пера его читаются без труда. – Интонация была настолько нейтральной, что такой отзыв из уст Бишопа не выглядел похвалой.

Алекс перевел взгляд с одного агента на другого.

– Что никак до меня не доходит, так это по какому признаку он отбирает свои жертвы. Ведь между ними нет ничего общего.

– За исключением того, что все трое моложе двадцати, – заметила Миранда.

Бишоп поднялся и подошел к стенду с рапортами и фотографиями.

– Вы закончили аутопсию Керри Ингрэм? – спросила Миранда доктора Эдвардс.

Та кивнула.

– Питер сделал все тщательно, и я согласна с его выводами. Ее душили до потери сознания, потом искусственно приводили в чувство. И ее избивали, хотя только кулаками, как мне кажется, и не с такой силой, как Линет Грейнджер. Удар по голове в конце концов убил ее, единственный сильный удар, но уже не кулаком, а каким-то деревянным предметом.

Размышляя вслух, Харт сказал:

– Первая жертва стоит особняком, так как принадлежит к мужскому полу. На мой взгляд, следует также особо выделить Линет по той причине, как убийца обращался с ней. Я утверждаю, что он знал ее, и, возможно, очень хорошо.

Алекс с сочувствием посмотрел на шерифа и решил взять на себя роль информатора.

– Загвоздка в том. что почти каждый взрослый мужчина в городе знал Линет, хотя бы из-за ее мамаши. Тереза Грейнджер слишком много пьет и путается с кем попало, без разбора. Сказать, что она у нас здесь известная особа, значит не сказать ничего. И у нее есть дурная привычка всех, кто за ней волочится, тащить к себе в дом и оставлять там на ночь. В такой обстановке Линет давно могла стать копией мамочки, однако они с ней были небо и земля. Линет выросла такой пуританкой, что просто диву даешься. Она не пила, не курила, не нюхала дрянь, не шлялась и, до меня доходили слухи, гордилась своей девственностью.

– Она и умерла девственницей, – сказала доктор Эдвардс.

– И Керри Ингрэм тоже, – дополнила ее Миранда. – Означает ли это что-нибудь?

– Если бы дело касалось только девочек, то я бы сказал, что да, – ответил Харт. – Мания, связанная с сексуальной нетронутостью. Но нарушает картину жертва мужского пола. Можно предположить, что убийца – бисексуал, неравнодушный к обоим полам, но Рамсей…

– Как известно, Рамсей вел активную половую жизнь, чересчур активную для мальчика его возраста, – сухо закончила за Харта Миранда.

– Да, это отражено в вашем отчете, – подтвердил Харт. – Следовательно, убийца-бисексуал, хранитель невинности выпадает из игры, если только он не убил мальчика совсем по другой причине.

– Так и было, – вдруг подал голос Бишоп, резко повернувшись к присутствующим. – Его не прельщала Керри Ингрэм. Ее тело еще не сформировалось, оставалось почти детским. Он мог тратить на нее время ради забавы, но без сексуального влечения. А вот Линет Грейнджер его возбуждала. Он хотел ее, и эта физическая потребность пугала его. Поэтому он поторопился убить ее. Я полагаю, что Линет… была его ошибкой. Я думаю, он захватил ее, повинуясь бессознательному импульсу. Может быть, просто подвернулся удобный случай, и, раз он заполучил ее, оставалось только пройти весь путь и в конце убить ее. Отсюда и его поведение, отличное от предшествующих эпизодов. Он давал ей наркотик, чтобы она умолкла и не обращалась к нему, не умоляла его, и закрывал ее лицо, соблазнительное личико, которое могло вводить его в искушение. Как ты считаешь, Шарон, тампон был вставлен уже после смерти?

– Это трудно определить, но я больше склоняюсь к тому, что тогда она была еще жива.

Бишоп согласно кивнул.

– Вероятно, после того, как он ее раздел. Ее тело соблазняло его, и он должен был что-то сделать, чтобы не поддаться соблазну. Тампон сыграл роль препятствия, которое помогло ему совладать с похотью. Это был еще акт, имитирующий и в некотором роде заменяющий проникновение мужчины в женщину. Таким образом он частично удовлетворял свою потребность и снимал напряжение.

– А зачем он удалил ей глаза? – спросила Миранда. – Из-за того, что она узнала его?

В ответ Бишоп покачал головой.

– Потому что она видела или ему казалось, что видит, то, что он с ней делает. Может быть, ее глаза в какой-то момент непроизвольно открылись – такое бывает даже при коме, – и он подумал, что она наблюдает за ним. Он убрал глаза потому, что они видели, как он вожделеет ее. Они видели его позор, то, что он считал слабостью. Он стыдился себя.

Алекс невольно проникся восхищением перед бурной фантазией федерального агента. Оставалось еще спросить:

– А каковы мотивы убийства Рамсея? Вы сказали, что тут дело в другом. В чем же?

– Ему что-то требовалось от него.

– Не только его кровь?

– Да.

– И как же вы об этом догадались? Как?

Бишоп кинул мимолетный взгляд на доску с фотографиями и улыбнулся Алексу:

– Назовите это прозрением.

– Прозрение? А ничего более солидного за этим не кроется?

Улыбка осталась на лице Бишопа, словно приклеенная, но глаза сощурились и стали злыми.

– Кроется, уважаемый помощник шерифа. Не одно, а целых два соображения. Люди всегда себя выдают, невольно или случайно, – какие они на самом деле, какой образ жизни ведут, к чему стремятся. Чаще всего они ловятся на мелочах. К примеру, то, как вы зашнуровали ваши кроссовки, говорит мне о том, что вы бегаете регулярно и что у вас уже выработалась к этому привычка. Из вашей манеры держать карандаш в пальцах я сделал вывод, что вы в прошлом – заядлый курильщик, а ваша поза на стуле свидетельствует о том, что вы потянули мышцу на спине, причем совсем недавно.

Однако, как отметила мысленно Миранда, Бишоп утаил от Алекса, какие именно знаки привели его к умозаключению, что убийца чего-то добивался от Адама Рамсея, причем того, в чем очень нуждался и мог ради этого пойти на преступление. Но все же маленькое представление, данное в честь дедуктивного метода, произвело необходимый эффект. Алекс прямо-таки задохнулся от восторга.

– Вы, должно быть, пользуетесь большим успехом в компаниях.

Как ни странно, Миранде тоже стало легко и даже на какой-то короткий момент весело, правда, не без примеси печали, а когда она встретилась взглядом с Бишопом, то прочитала в его глазах извинение, адресованное ей, что он позволил себе озорничать и подкалывать наивных провинциальных полицейских. Она не обиделась. Наоборот, у нее на душе потеплело. Пусть ненадолго, но между ними протянулась нить, их связало обоюдное знание того, что они отличны от других, что их способности дают им возможность проникать повсюду – и в закоулки будничной жизни, и в темные глубины человеческой психики, где гнездятся чудовища.

Их улыбки – Бишопа и ее, встретившись, сплавились воедино, а затем Миранда опомнилась и быстро отвернулась, осознав, кому она улыбается и кто улыбается ей. Тут же Миранда наткнулась на холодный взгляд доктора Эдвардс и произнесла первое, что пришло ей в голову:

– Есть ли вероятность того, что он оставил отпечатки пальцев на тампоне?

– Никакой. Я убеждена, что он действовал в резиновых перчатках с момента, как только ребята попадали ему в руки.

– И так как, по всем данным, он сбросил тело Линет в колодец перед рассветом, то вряд ли найдутся свидетели.

Доктор Эдвардс вздохнула:

– Он осторожен и действует осмотрительно. Это его сильные стороны, к сожалению. Если Бишоп прав и похищение Линет было ошибкой, то это единственный существенный промах, допущенный им.

– Нет, – сказал Бишоп. – Убийца сделал еще одну ошибку. Он недостаточно глубоко захоронил Адама Рамсея.

– Ну давай же, Бонни! Это так интересно. – Эми говорила вполголоса, хотя миссис Таек удалилась вниз готовить ужин.

– Не думаю, что Рэнди это одобрит, – упрямилась Бонни.

Эми разозлилась:

– Меня просто бесит то, что ты всегда поступаешь так, как хочет твоя сестра Ну скажи, Бонни, что тут плохого? Это же просто игра.

Бонни посмотрела на круглую дошечку с буквами алфавита по ободку, лежащую между девочками на кровати. Доска нервировала ее – реакция, которую трудно было объяснить Эми. Есть секреты, которыми нельзя поделиться даже с близкой подругой. Оттягивая время, она сказала:

– Не могу поверить, что ты высидела всю церковную службу с такой вещью у себя в рюкзаке. Преподобный мистер Ситон назвал бы ее, будь уверена, дьявольским орудием.

– Она была снаружи, в машине Стива, – сказала Эми. – К тому же преподобный Ситон не знал про нее. И Миранда не узнает, если ты ей не расскажешь.

Эми исподтишка понаблюдала за выражением лица Бонни и поспешила добавить:

– А если и скажешь, то Миранде будет все равно, она к религии равнодушна. Так зачем ее вообще занимать этим? Никакое это не орудие дьявола, а обыкновенная игра. Давай начнем.

– Ты просто хочешь выяснить, пригласит ли тебя Стив на свой дурацкий выпускной бал, – сухо высказалась Бонни, недовольная легкомыслием подруги.

– Нет, – возразила Эми, покраснев. – Я хочу знать, как он вообще относится ко мне.

Взгляд ясных голубых, как небо, невозмутимых глаз Бонни вдруг смягчился, исполнился состраданием.

– Он, кроме тебя, ни с кем не встречается. Ты будешь знать, если такое случится.

– Но это не значит, что я ему дорога, – возразила Эми. – Я даю ему все, что он ни попросит. А может быть, только это ему и нужно?

На такой вопрос Бонни могла ответить, но существовало правило, нарушить которое она не смела. Она опять посмотрела на дощечку с алфавитом, уже заранее чувствуя себя виноватой и размышляя, действительно ли нарушать правило плохо, даже если у тебя самые благие намерения.

– Пожалуйста, – умоляла Эми.

Чувствуя, что ее просьбы возымели успех, она переложила дощечку на ночной столик, приладила в центре круга планшетку и дотронулась до нее кончиками пальцев.

Окончательно сдавшаяся Бонни предупредила подругу:

– Только задавай точные, простые вопросы.

Эми засмеялась.

– А что? Разве наша дощечка плохо соображает?

Как могла Бонни втолковать наивной, но самоуверенной подруге, что, открывая дверь, никогда не знаешь, что прячется в запертой комнате и способен ли ты удержать это нечто под контролем.

– Прошу тебя, Эми, сосредоточься на главном, не разбрасывайся. Спроси про Стива и про себя, и на этом покончим.

У Эми зародилось подозрение.

– Не думала, что эта игрушка тебе знакома. Ты уже пробовала раньше?

– Никогда. Я уже тебе говорила. – Бонни чуть подвинула руку подруги, освобождая себе место на планшетке, и сама легонько коснулась ее пальцами. – Задавай свой вопрос.

Эми робко начала:

– Мне хотелось бы узнать…

Планшетка бешено задергалась и указала последовательно на буквы, из которых сложилось слово «нет».

– Эй! Мы не уславливались, что ты ее будешь двигать сама! – возмущенно воскликнула Эми.

– Я ничего с ней не делала, – оправдывалась Бонни.

– Но я даже не успела задать вопрос! – Рассерженная Эми опять поместила планшетку в центр. – Попробуем снова. Мне надо знать…

Планшетка повторила свой рывок и выдала тот же ответ.

Каждый раз, когда Эми возвращала планшетку в прежнее положение, та вела себя точно так же с удивительным постоянством.

– Бонни, ты клянешься, что ничего не…

– Я не двигаю ее.

«Во всяком случае, сознательно», – хотела добавить Бонни, но это повлекло бы дальнейшие объяснения, что было нежелательно. Зато настоятельная потребность, пробудившаяся в ней, заставила ее, понизив голос почти до шепота, спросить:

– Кто ты?

«Л… И…Н… Е…Т».

Эми отдернула руку.

– Это не смешно, Бонни!

Бонни тоже убрала пальцы с планшетки и посмотрела на них, словно не узнавая, будто рука была не ее, а чья-то чужая.

– Это не я.

Эми раскрыла было рот, чтобы поспорить, но что-то подсказало ей, что такие шутки никак не в репертуаре Бонни.

– Ты думаешь, это… она?

– Давай покончим с этим, Эми.

– Но ты ведь не считаешь… Это просто игра, – жалобно и испуганно проговорила Эми и осеклась.

– Некоторые игры опасны.

Эми стало очень страшно, но одновременно и интересно.

– А если у нас появился шанс… Бонни? Что, если мы узнаем, кто убил ее? Все хотят поймать убийцу, и если нам удастся…

Обращаясь к подруге, Бонни взвешивала каждое свое слово:

– Эми, послушай! Рэнди всегда говорит, что самое опасное в жизни – это строить предположения без достаточной основы и полагаться на них. Ты позволила себе предположить, что кто-то – он, она или оно, – продиктовавший это имя по буквам, и есть Линет.

– А кто же еще?

– Если ее дух смог связаться с нами, то почему не могли то же самое сделать другие духи? Возможно, плохие духи?

– А разве духи бывают плохими?

Бонни взглянула на Эми с грустью.

– Конечно. Раз есть плохие люди, почему бы тогда не быть и плохим духам?

– Но они, духи, нас не могут тронуть. Или могут?

– Не знаю, – солгала Бонни. – Но я считаю, что открывать им дверь не стоит.

Эми прикусила губу в раздумье.

– А тебя не пугает, Бонни, что какой-то маньяк бродит тут и убивает молодых людей? Тебя не тянет все время оглядываться через плечо, когда ты остаешься одна? А перед гем, как завернуть за угол, тебе не кажется, что тебя там кто-то поджидает?

Почти машинально Бонни потрогала маленький, странной формы шрам на своем правом предплечье.

– Да, – сказала она. – Да, все так и происходит со мной Но, Эми, поддаваться страху нельзя. Выброси эти мысли из головы. Мы должны верить, что Рэнди с ее помощниками и агенты ФБР обязательно отыщут убийцу. Они этим и занимаются.

Эми изучающе поглядела на подругу.

– Ты правда, Бонни, больше не хочешь играть в эту игру?

– Не хочу, – твердо сказала Бонни. – И давай больше не будем возвращаться к этой теме.

– О'кей, – согласилась Эми. – Не будем так не будем.

Когда она потянулась за рюкзаком, чтобы убрать доску, то планшетка самопроизвольно пришла в движение, и снова из букв сложилось короткое «нет», но этого ни Бонни, ни Эми не заметили.

Миранда, воюя с режущей болью, подступающей откуда-то из глубин мозга к глазам, допытывалась у Бишопа:

– Почему ты считаешь ошибкой убийцы то, что он не захоронил достаточно глубоко останки Рамсея?

– Я не думаю, что в его расчеты входило, чтобы тело парня нашли. Оно для этого не предназначалось, в отличие от двух других тел.

Алекс подал голос:

– Как тогда объяснить, что Керри Ингрэм лежала почти на виду в овраге, куда все, кому не лень, сваливают мусор, а Линет была надежно спрятана на дне старого колодца?

– Да, но как надолго? Я просто из любопытства полистал подшивки и наткнулся на информацию в вашей местной газете, в номере почти двухнедельной давности о том, что земля вокруг озера продана группе покупателей из Флориды, которые планируют построить там коттеджи для отдыха. Расчистка участков под строительство должна начаться в ближайшее время. И судя по чертежам, на одном из участков находится этот колодец.

– Значит, тело непременно бы нашли, – заключила Миранда. – О'кей. Но можно ли утверждать, что убийца хотел, чтобы мы обнаружили девочек, или ему было на нас наплевать? Вот в чем вопрос.

– Ты сама на него и ответишь. – Бишоп сверлил Миранду взглядом.

– Я? Как? Откуда мне знать?

Она практически подталкивала его поделиться с Алексом хоть частью их общей тайны, но он удержался на самом краю и увел разговор от темы телепатии, ловко подменив ее традиционной дедукцией.

– Разве наш шериф не прошел курс составления психологического портрета преступника? – Бишоп удачно применил ораторский прием, не обращаясь со своим вопросом ни к кому конкретно. – Попробуем заняться этим поэтапно. Почему одну жертву из трех транспортировали на большое расстояние и захоронили в таком месте, куда даже охотники редко забредают?

Она и раньше размышляла над этим.

– Потому что в самом убитом или в способе, которым он был убит, содержится нечто указывающее на личность убийцы.

– Верно, – кивнул Бишоп и, повернувшись к стенду, ткнул пальцем в снимки останков Адама Рамсея.

– Он захватил парня первым и сохранял ему жизнь дольше остальных, а когда с ним покончил, то захоронил останки там, где их вообще могли не обнаружить.

– Так бы и было, – подтвердил Алекс. – И когда мы их нашли, то к тому моменту мало что от них осталось. Как здесь, скажите на милость, искать улики, указывающие на убийцу, когда все, что нам досталось, – это косточки. Да еще не все.

– Кстати, о костях… – Миранда обратилась к Шарон: – Вы уверены, что вам нечего нам рассказать на данный момент об этих костях, доктор Эдвардс?

– Честно говоря, у меня есть лишь гипотезы, мало чем подкрепленные. Мне понадобится еще несколько дней, чтобы закончить исследования. Сейчас я только могу сказать, что кости мальчика были видоизменены.

– Подвергнуты старению, – сказала Миранда, не выказывая удивления.

– Да, искусственно состарены.

– Господи! Зачем? Чего ради? – воскликнул Алекс.

– В этом и кроется загадка – зачем и как? Я надеюсь ответить на эти вопросы, но мне нужно время.

– Надеюсь, время у нас есть, – сказала Миранда. – Но если Линет была ошибкой, ее убийство могло непредсказуемо изменить его потребности и ритуалы.

– Возможно, он опять вышел на охоту, – высказался Харт. – И раз у каждого из присутствующих есть на этот счет опасения и предчувствия, я позволю себе, поверьте, с тяжелым сердцем, огласить свое мнение. Мне кажется, что, пока мы здесь строим гипотезы, убийца высматривает себе новую жертву.

– И в округе проживает несколько тысяч юношей и девушек! – Миранда, уже не таясь, яростно потерла себе виски. – Проклятие! Самое большее, что я могу сделать, это объявить комендантский час для всех лиц моложе восемнадцати и попытаться удержать ребят дома, в школе, уговаривать их не выходить на улицу.

– Сомневаюсь, что кто-то будет протестовать, – поддержал ее Алекс. – Кроме самих ребят, конечно. А нашему мэру не терпится вылезти вперед с любой акцией, лишь бы она выглядела как забота о безопасности избирателей.

Миранда вознаградила его за поддержку слабым подобием улыбки, затем сверилась с часами. Обращаясь к троице приезжих федералов, она посоветовала:

– Не знаю, каковы ваши планы на вечер, но все кафе и большинство ресторанов закрываются меньше чем через два часа. Если вы желаете перекусить…

– На мой взгляд, отличная идея. – Харт встал со стула и потянулся. – Если я не введу в организм что-нибудь еще, помимо кофеина, кому-то придется соскребать меня с потолка. Скоро я лопну от выпитого кофе.

– Прерваться на некоторое время было бы неплохо, – согласилась Эдвардс, предварительно бросив взгляд на шефа. – Затем я бы хотела провести еще пару часов в морге, чтобы кое-что уточнить.

Бишоп вроде бы собирался что-то сказать Миранде, но передумал. И, храня молчание, покинул конференц-зал вместе с коллегами.

– Мы могли бы как-нибудь организовать им регулярное питание, раз они помогают нам.

– Я поручила Грейс показать коллегам, где они смогут позавтракать, а заказ доктора Эдвардс доставили прямо в госпиталь. Я проявила достаточное гостеприимство – я так считаю, Алекс, но развлекать их не собираюсь. Они прибыли сюда для работы, так пусть работают. Нам от них нужно только одно – результат, причем чем скорее, тем лучше. Я серьезно надеюсь, что они справятся.

– Мы все надеемся. И я согласен, что нам незачем крутиться вокруг них в нерабочее время. Они сами найдут чем заняться. За Бишопа я уж точно не беспокоюсь.

– Что так? – небрежно спросила Миранда.

– Очевидно, ему и тебе, Рэнди, найдется о чем поговорить вечерком. Раз вы давние знакомые.

– А я подумала, что вы уже договорились устроить совместную пробежку вечерком.

– А он что, бегает? – невинно поинтересовался Алекс.

– Сейчас? Не знаю, не могу сказать, но когда-то бегал. Впрочем, Бишоп вроде бы в отличной форме, значит, не бросил.

– Да, он выглядит неплохо. А как у него обстоит дело с оружием? Я заметил, оно всегда при нем. Он хорошо им владеет?

– Да, – рассеянно подтвердила Миранда.

– И как я догадываюсь, он заработал свой шрам, сражаясь с плохими парнями?

– Естественно. Я бы только добавила – проявляя невиданный героизм. – Издевка в ее голосе была едва заметна.

– А что насчет его умозаключений? Насколько близко он подобрался к убийце? Или это просто треп и чистой воды фантазии? Он не пудрил нам мозги?

– Не побьюсь об заклад, но все же не думаю. Он всегда был хорош в деле.

– А ты с ним сотрудничала?

– Ты уж лучше прямо спроси, были ли мы любовниками. – Миранда засмеялась, а Алекс виновато отвел глаза.

– Если я чересчур любопытен, пошли меня сразу к черту, Рэнди.

– Ну зачем же? Я ничуть не смущаюсь. Это такие давние дела, что мне кажется, это было не со мной.

– И, как я догадываюсь… закончилось плохо?

– Можно и так сказать. – Миранда хотела пожать плечами, но плечи почему-то одеревенели.

– Значит, работать с ним на пару тебе не очень-то весело, – заключил Алекс.

– В нашей работе вообще веселого мало.

Боль пронзила ее внезапно, так что она едва не задохнулась. Алекс обеспокоенно глядел на нее, нахмурив брови.

– С тобой все в порядке, Рэнди? Ты что-то побледнела.

– Обыкновенная мигрень. – Миранда очень надеялась, что приступ скоро пройдет. – Я ухожу домой. И ты тоже, Алекс. И не смей забредать сюда ночью.

– Рэнди, я все думаю про убийцу Не думаешь же ты, что он нам известен? Я имею в виду, что мы с ним знакомы.

– Нет, Алекс, мы его не знаем. И никогда его не видели, не встречались с ним. Я в этом уверена.

Тони Харт откинулся на спинку стула, предоставляя официантке максимум удобства для работы. Он дождался, пока она закончит обслуживать его и удалится, и подхватил нить беседы.

– Даже пяти обычных человеческих чувств достаточно, чтобы убедиться, что с нашим шерифом творится что-то неладное. Боль берет ее штурмом. У меня дурные предчувствия. Но только ли у меня? Что скажете вы, коллеги?

– Она говорит, что это просто мигрень, – откликнулся Бишоп.

Эдвардс возразила:

– Это не ординарная головная боль. Ее зрачки расширены А что, она подвержена приступам мигрени?

Вопрос был обращен к Бишопу. Тот поколебался, прежде чем ответить:

– Нет, насколько я знаю.

Доктор Эдвардс упрямо смотрела на него, не позволяя ни опустить глаза, ни отвернуться.

– И все же?

– Вы знаете столько же, сколько и я. Даже больше, чем я. – Как бы хотелось Бишопу, чтобы сейчас был не вечер воскресенья в захудалом городке, где он не может даже купить себе бутылку пива, а уж о чем-либо покрепче вроде виски или рома, в чем он очень нуждался, и речи нельзя было завести. – Существует теория, согласно которой такие, как у Миранды, психические способности есть порождение случайных импульсов в мозгу и возникшие сверхсильные токи пробивают себе новые пути в дотоле не используемые участки.

Харт подтвердил:

– Помню, я где-то читал об этом. Итак…

– Итак, – голос Бишопа был лишен всяких эмоций, – если теория верна, из этого следует, что особенно частые или особенно мощные вспышки могут вместо прокладывания новых путей заняться разрушением старых, начать разрушать сам мозг.

Харт снова взял слово и заговорил медленно, придавая тем самым своей речи необходимую, как он считал, значительность:

– Миранду Найт я бы определенно причислил к особо мощным телепатам. Так как она – обладатель четырех разных видов телепатической энергии и способна мобилизировать их одновременно и собрать воедино, то, должно быть, в мозгу ее бушуют ужасающие энергетические бури. Страшно вообразить, какую активность проявляет ее мозг, сколько энергии она тратит, создавая защитные щиты для себя и блокируя нас.

– Да, слишком много, – негромко произнес Бишоп.

Доктор Эдвардс, отложив нож и вилку, вступила в разговор:

– Если дело обстоит так, то на ранней стадии первыми симптомами будут как раз головные боли, расширенные зрачки, болезненная реакция на свет и шум. Затем с каждым событием и последующим за ним приступом ее самочувствие будет ухудшаться, а распад личности прогрессировать.

– До какой степени? – осторожно поинтересовался Харт.

Эдвардс постаралась уклониться от его вопрошающего взгляда.

– Исследования в этой области почти не проводились, и теорию экспериментально не проверяли. Она осталась лишь теорией. Но даже если бы практика предоставила нам реальные факты, в каких единицах мы бы измеряли степень ущерба, уровень разрушения и прочее?

Харт перевел взгляд на Бишопа, и ему не понравилось то, что он увидел, или, вернее, то, что ему от Бишопа передалось.

– Все же, до каких пор процесс будет продолжаться? – настаивал Харт.

– Пока она не превратится в растение. – С каменным выражением лица Бишоп отвернулся к окну, за которым не было ничего, кроме черноты. – Впрочем, это же… только теория.