Текст книги "Как покорить герцога"

Глава 2

Раф тащил Шарлотту за собой, спеша увидеть капитана Свейна Фитцджеральда. Фитца поддерживали двое слуг, его нога, с прибинтованной шиной, выглядела неуклюже, когда он старался не касаться ею мраморного пола.

– Вот, наконец, и ты! – рявкнул Фитц, увидев Рафа. – Хоть один из этих кретинов понимает по-английски? Где мои костыли? Никто не несет мне эти проклятые костыли! Они продолжают твердить, что его чертова светлость требует, чтобы меня носили на руках. Тьфу ты, Раф, меня не должны таскать повсюду, словно жалкого сосунка!

– Грейсон, будьте добры, посмотрите, где костыли, – сказал Раф, отпуская руку Шарлотты, чтобы поддержать друга. – Кто ведет себя как ребенок, с тем и обращаются как с ребенком. Почему тебя так раздражает, что тебе хотят помочь? Или ты собираешься ползти по лестнице в свою постель?

– В постель? Ох, нет, Раф Дотри. Я не позволю, чтобы меня уносили в какую-то постель, как больного, что бы там ни говорил этот твой модный лондонский хирург. Я в порядке, даже больше, чем в порядке, и вполне могу позаботиться о себе. Только дай мне эти треклятые… О, привет, юная леди!

Раф ухмыльнулся: тон его друга внезапно изменился.

– Да, Фитц, леди, – в отличие от женщин твоего сорта. Веди себя прилично, лохматая ирландская деревенщина, и я представлю тебя ей.

– Милая крошка. Одна из твоих сестер-близняшек? – прошептал Фитц в самое ухо Рафа. – Могу я поволочиться за ней?

– В зависимости от твоих планов. У тебя честные намерения?

– За все мои двадцать шесть лет они еще не были честными, – по-прежнему шепотом ответил Фитц.

– Между прочим, я все слышу, – сказала Шарлотта, стоя в дверях между вестибюлем и залом. – Слышу вас обоих.

Фитц в панике взглянул на Рафа:

– Она не может слышать меня. Скажи, ведь не может?

– Сожалею, Фитц, однако может, – рассмеялся Раф, глядя на испуганное лицо друга. Вот разве что Шарлотта удивила его. Впрочем, она не переставала изумлять его с тех пор, как он ее увидел. Ее редкая привлекательность, дерзкий язык, насмешливо почтительное отношение к титулу Рафа, который явно не производил на нее особого впечатления… Эта девушка чрезвычайно заинтриговала его.

Шарлотта направилась к улыбающемуся Фитцу. Остановившись всего в нескольких шагах, она смерила его взглядом, как бы оценивая серьезность травмы, и рассмеялась, глядя ему в лицо:

– Не думаю, что вы сможете волочиться куда-либо в ближайшее время, капитан.

– Фитц, мадам. С вашего позволения. И я приношу вам свои искренние извинения. Я имел счастье быть в обществе настоящей леди много лет назад, но никогда не находился в присутствии женщины настолько очаровательной.

– Вы мне льстите, капитан. – Шарлотта присела в легком реверансе. – Мне следует быть весьма осторожной, иначе красноречивый повеса, наподобие вас, может разбить мое девичье сердце.

Раф расхохотался, забывшись настолько, что крепко хлопнул друга по спине, и тот едва не свалился на пол.

– Ох, прости, Фитц. Я не хотел сбить тебя с твоей единственной здоровой ноги. Тем более что мисс Сиверс уже проделала это со мной. Мисс Шарлотта Сиверс, позвольте мне, хотя и с опозданием, представить вас моему другу, капитану Свейну Фитцджеральду. Фитц, поклонись Чарли.

– Здравствуйте, Фитц, – сказала Шарлотта. – Приятно с вами познакомиться. – И добавила, бросив быстрый взгляд на Рафа: – Так как здесь, в деревне, мы в довольно неофициальной обстановке, то, пожалуйста, называйте меня Шарлоттой.

– Так это твоя Чарли, да? Ты наверняка был большим недотепой в юности, мой друг, если не видел, какой восхитительный образец совершенства твоя Чарли. Не понимаю, как ты мог оставить ее.

Раф взглянул на Шарлотту, которая тут же отвела взгляд.

– Ага! Теперь я рассердил его и вогнал вас в краску, мисс Сиверс? Я прошу прощения, Шарлотта, и считаю честью для себя познакомиться с вами.

Фитц посмотрел в сторону входной двери.

– О, а вот и мои костыли! Будьте любезны, передайте мне их.

– Нет! – предупредил Раф приближающегося слугу. – Держите их подальше, иначе мой друг разнесет меня в щепки, когда услышит то, что я скажу. Я послал за твоими костылями, Фитц, только чтобы ты заткнулся. Грейсон, распорядитесь, чтобы их спрятали подальше, а капитана Фитцджеральда отнесли наверх в его спальню.

– Чтоб ты сквозь землю провалился, Раф Дотри! Я не позволю себя нести!

– Прекрасно! Тогда тебя потащат. Но так или иначе, ты отправишься наверх.

– Черта с два… простите, Шарлотта. – Фитц быстро отвесил девушке легкий поклон.

– Не обращайте на меня внимания, Фитц, – улыбнулась ему Шарлотта (без сомнения, со злорадством, как показалось Рафу). – Мне давно не доводилось слышать хорошей перепалки.

Раф надеялся, что его друг наконец прислушается к голосу разума.

– Фитц, ты знаешь, что сказал доктор. Я бы оставил тебя в Лондоне, если б ты не поклялся жизнью своей матери, что будешь следовать всем его указаниям, как только мы приедем сюда.

– И не дурак ли ты, что поверил мне? Я не буду этого делать, Раф. Изнывать от безделья, лежа в кровати целых два месяца? Доктор спятил.

Раф жестом указал слугам – теперь их было уже четверо:

– Возьмите его, пожалуйста.

– Нет! Раф! Я тебя предупреждаю! Позволь мне, я сам! Слышишь ты, жалкий…

Раф наблюдал, как слуги тащат Фитца по витой лестнице, покачивая головой, когда тот проклинал то его, то слуг, замолкая, как только боль вынуждала его смириться с неизбежностью.

– Бедняга, – сказала Шарлотта. – Что с ним случилось?

– Надеюсь, Фитц сам расскажет тебе. Он попал в интересную историю на прошлой неделе. Думаю, последняя версия – нечто вроде того, что он получил увечье, спасая ребенка… нет, двух детей и их няньку, когда лошадь понесла экипаж. Наш храбрый капитан почти герой.

– Но ведь это не так?

Раф снова взял Шарлотту под руку, решив возвратиться в главный зал, но затем вспомнил, что сестры все еще там, и повел ее в дальние комнаты.

– Он так спешил снова ступить на твердую землю после штормового плавания, что, сбегая по сходням, поскользнулся на пристани и перелетел через ограждение.

– Какое унижение! Но я буду свято хранить его тайну. Не хочешь ли возвратиться в зал?

– Я бы предпочел возвратиться на Эльбу и немного поскучать, – честно признался Раф. – Я чувствую себя здесь так, будто посягаю на то, что мне не принадлежит. И, откровенно говоря, мои сестры пугают меня до онемения. Я не должен признаваться в этом, но женщины несколько нервируют меня, ведь я столько лет был лишен светского общества.

– Я нервирую тебя, Раф? – спросила Шарлотта, когда он открыл дверь и они вошли в кабинет покойного дяди. Теперь это его кабинет. Хотя ему пришлось справиться с чувством, что, прежде чем войти в эту дверь, он должен постучать и попросить разрешения.

– Нервируешь ли ты меня? Если честно, все и всё здесь заставляет меня хотеть лишь одного: снова оказаться на хорошей войне.

– Что ж, прости, но здесь никто не воюет. Я дам тебе пару минут, чтобы ты освоился, – спокойно сказала Шарлотта. – На самом деле тут почти ничего не изменилось.

Он проследил за Шарлоттой взглядом, когда она сделала вид, что интересуется книгами на одной из полок, и ему вспомнилась девочка, которая гонялась за ним, Джорджем и Гарольдом, но в присутствии других делала вид, что не замечает их. Она была таким забавным созданием. Слишком высокая для девочки, худая, как вешалка, руки-ноги длинные… У нее была такая копна волос, что ему не раз приходилось выпутывать их из ветвей деревьев, когда она пыталась догнать их в то время, как они мчались через лес в деревню. Она была несносной. На восемь лет младше Джорджа, на шесть младше Гарольда и на четыре – моложе Рафа. И к тому же девушка. Но на самом деле ребенок: ей было пятнадцать в тот день, когда он, девятнадцатилетний, уехал, чтобы получить офицерский чин.

Он не узнал ее там, на подъездной дороге. Она была все такой же высокой, по-прежнему тонкой, но вся ее фигура приобрела изящную округлость. Непокорная копна черных волос, похоже, наконец была укрощена, в основном безжалостно зачесана назад, открывая лицо; часть локонов свободно ниспадала на спину. Ее волосы выглядели… причесанными.

Ее мягкие карие глаза все те же, время не изменило их… в отличие от его: иногда он ловил напряженный тревожный взгляд своих глаз в зеркале во время бритья. Ему нравился ее нос, прямой и как-то дерзко вздернутый, и по-детски беззащитные пухлые губы.

На самом деле, как только она начинала говорить, Раф видел перед собой ту Чарли, которую он помнил. Чарли всегда говорила то, что думала, и никогда не льстила. Он помнил, что ему нравилась эта ее черта, даже когда он обдумывал, как бы улизнуть от нее.

Но сейчас он не собирался избегать ее. Пожалуй, напротив.

Она считала, что была влюблена в него тогда, шесть лет назад. Смущает ли ее это сейчас? Она посмеялась, вспомнив об этом, когда они встретились на дороге, но полной уверенности у него не было. Насколько он может сейчас произвести на нее впечатление? Он уже не тот зеленый юнец, что прежде, и не обольщается по поводу своей привлекательности.

Куда же подевалась за все эти годы невинная юношеская влюбленность? Был ли он сейчас действительно герцогом, тот Раф, которого он оставил в прошлом? Была ли она на самом деле сейчас Шарлоттой, повзрослев и оставив Чарли далеко в своем детстве?

Сейчас они были чужими. Незнакомцами, которые когда-то считали, что знают друг друга очень хорошо…

– Раф! Я задала тебе вопрос.

Он стоял посреди большой, обшитой темными панелями комнаты, в которой много раз выслушивал выговоры от своего дяди, опасавшегося, что характер Рафа мог стать таким же испорченным, как и у его взбалмошной матери.

– Прости, Шарлотта. – Раф слегка покачал головой, на ходу пытаясь придумать, как объяснить причину своего молчания. – Я вспомнил, как однажды отколотил Джорджа за то, что он обозвал мою мать разодетой шлюхой. Дядюшка Чарлтон предупредил меня, что я могу быть ростом выше Джорджа или Гарольда, сильнее их и даже умнее, но никогда не стану больше, чем тот, кто я есть, и потому должен знать свое место.

Шарлотта уселась в одно из больших кожаных кресел у камина.

– Но он умер, Раф. Они умерли, все трое. И ты действительно занимаешь то положение, о котором никто никогда и помыслить не мог. Ты чувствуешь, что тебе нужно доказывать что-то, или ты потрясен?

Да, это была его Чарли. Больше никто не осмелился бы задать ему этот вопрос, спросить четырнадцатого герцога Ашерстского, не испытывает ли он неудобства в связи с этим титулом. Даже Грейсон, который никогда не был в особом восторге от Рафа, не осмелился бы заговорить об этом.

Улыбнувшись Шарлотте, Раф подошел к дядюшкиному столу и присел на его край.

– Как я выгляжу, Чарли? Я похож на герцога?

Она покачала головой:

– Не могу сказать. Сядь в его кресло у стола. Сядь в свое кресло. Оно твое, ты знаешь. Твое, а когда-ни будь будет принадлежать твоему сыну, а затем его сыну. Ты – герцог Ашерст.

– Дядя Чарлтон наверняка думал почти то же о своих сыновьях, – сказал Раф, обойдя вокруг стола и осторожно усаживаясь в большое кожаное кресло. – Джордж и Гарольд никогда не уходили на войну, никогда не рисковали жизнью и здоровьем ради нашего короля. Но тем не менее я здесь, а их больше нет. Это судьба, как ты думаешь, Чарли? Или я просто случайный герцог?

Шарлотта подалась вперед, сжав руки на коленях, и спокойно спросила:

– Могу я сказать тебе кое-что?

– Пожалуйста.

Раф откинулся на спинку кресла, от всей души надеясь, что не делит его с призраком дядюшки.

– Ты осел, Раф. – Шарлотта снова выпрямилась.

Раф невольно улыбнулся:

– Ну и словечко, прошу прощения!

– Так и есть. Ты – герцог. Это твой титул, все титулы – твои. У тебя было несколько долгих месяцев, чтобы привыкнуть к этому неоспоримому факту. Это твой кабинет. Этот огромный дом – твой. Земли и фермы, лес и мельницы, и все остальное здесь – твое. Яхта Джорджа тоже принадлежала бы тебе, если б не затонула. Кстати, и состояние тоже твое. Изрядное состояние, более чем изрядное. Итак, не кажется ли тебе, что давно пора прекратить игру в благодарного бедного родственника или человека, недостойного находиться здесь, и начать вести себя как подобает герцогу?

– Ну, я…

– Не дразни Грейсона, или ты рискуешь отдать власть в его руки, – продолжала она, не обращая внимания на его попытки что-то сказать. – Я знаю, твой приезд оказался неожиданным, но ты уже более часа в своем доме, а мажордом все еще не собрал слуг в вестибюле, чтобы приветствовать хозяина.

– Я не нуждаюсь…

– Нет, ты должен! Слуги подчинялись Грейсону целых восемь месяцев, а он не подчинялся никому. Возьмись за дело, Раф. Прими на себя ответственность. Ты был капитаном Королевской армии и наверняка знаешь, как командовать людьми, как заставить их выполнять твои приказы. Ты посылал их в бой, сражаться и, быть может, умирать за тебя.

– Управление слугами вряд ли похоже на…

– Ты так думаешь? О, ты заблуждаешься. Грейсон почти запугал миссис Пиггл – твою экономку, и слуги заняли разные стороны. Ашерст-Холл превратился в военный лагерь после смерти дяди, я клянусь в этом. Ты должен проявить твердость, сегодня же, или готовься к бунту.

– Ты серьезно? Эммелина, несомненно, распоряжалась здесь всем. Не могу представить, чтобы Грейсон или кто-то еще игнорировал ее.

Шарлотта, не сводившая с него взгляда, слегка отвела глаза, потупившись.

– Она… Твоя тетя была в трауре.

– Да, разумеется. А затем она вышла замуж. Я понимаю, почему она не могла уделять слишком много внимания домашним делам.

– Точно! – воскликнула Шарлотта, подхватив его слова на лету. – О… да, именно так. В любом случае тебя должно беспокоить лишь то, что тебе необходимо предпринять, чтобы привести дела в порядок. Кроме того, Эммелина не возвратится сюда сейчас, ведь она теперь герцогиня Уоррингтон и скоро подарит его светлости наследника.

Раф с удивлением посмотрел на нее:

– Неужели? Она ничего не писала мне об этом.

– Но… ах… она бы и не стала, наверное. – Шарлотта снова отвела взгляд. – Возможно, она не хочет говорить о чем-то настолько личном с мужчиной? Я только сегодня получила письмо, в котором она сообщает эту радостную новость. – Она слегка наклонила голову. – Близнецы тем более об этом не знают.

– Да, и снова о близнецах. Они еще не вполне выросли, но уже и не дети. Ты собираешься сказать мне, что я и в этом плохо разбираюсь?

– Мог бы и лучше, – пожала плечами Шарлотта. – Мне бы хотелось, чтобы Лидия была немного бодрее. А Николь чуть скромнее. С Лидией у тебя не будет проблем, Раф.

– А с Николь?

Шарлотта глубоко вздохнула.

– Как ты сам понимаешь, тебе придется держать ее в руках.

– В самом деле? И как ты держишь ее в руках, если Эммелина поручила тебе следить за ними?

– Я просто стараюсь думать обо всем, чего Николь не следует делать, и предполагаю, чем она займется. План, боюсь, небезупречный, так как я обнаружила, что мой ум и наполовину не так изощрен, как ее.

– Это немного настораживает, учитывая, что ты обычно мало чего не решалась попробовать. Насколько я помню, ты всегда попадала в переделки и выпутывалась разве что чудом. Временами, насколько я помню, мне казалось, что ты катишься в пропасть.

– Мне так и говорили, – довольно сдержанно произнесла Шарлотта, поднимаясь с кресла и явно прерывая разговор. – Я позвоню Грейсону? Ты должен поставить этого человека на место, и промедление лишь еще больше повредит тебе.

– Я сделаю это, – сказал Раф, также поднимаясь. – Хотя, возможно, мне следовало бы переодеться, прежде чем я пройдусь перед строем слуг, заложив руки за спину и торжественно принимая их поклоны и реверансы. О господи, Шарлотта, ты ведь знаешь: в какой-то момент я рассмеюсь и все испорчу.

– Возьми булавку в эти свои заложенные за спину руки и, когда почувствуешь, что собираешься хихикнуть, как это не подобает герцогу, просто уколи себя, – предложила она, уже направляясь к двери.

– Булавку? Конечно. Что бы я делал без тебя, Чарли?

Подойдя к двери, она приостановилась на мгновение, чтобы взглянуть ему в лицо. Наконец она улыбнулась в ответ после паузы, которая явно показалась ему неловкой, хотя он и не знал почему.

– Продолжайте называть меня Чарли, ваша светлость, и, вероятно, поймете.

Раф громко рассмеялся, глядя, как она уходит, выпалив напоследок эту великолепную тираду, и покачал головой, удивляясь, отчего он внезапно почувствовал себя снова таким одиноким.

Выждав несколько минут, он последовал за ней, надеясь, что Финеас уже распорядился приготовить ванну и распаковать наконец для него смену белья.

Поднимаясь по лестнице, Раф продолжал разглядывать свой новый дом, в котором ему в течение многих лет временами приходилось жить – но только как сыну своего отца, бедному родственнику, в очередной раз отправленному сюда своей взбалмошной матерью.

С ним все будет в порядке, все будет прекрасно через несколько дней. Ему просто нужно привыкнуть к новым обстоятельствам, вот и все.

Слава богу, что ему повезло встретить здесь своего доброго старого друга, Чарли… нет, Шарлотту. Помимо Фитца, вышедшего сейчас из строя, она была его единственным другом.

Глава 3

Шарлотта ускорила шаг на последних ступеньках лестницы и повернула направо по коридору, направляясь к спальне Николь. В очередной раз подавив мысли о Рафе, она была сейчас нацелена на выполнение своей «боевой задачи».

Подойдя к двери, она, не постучав, толкнула ее, вошла в комнату и захлопнула дверь за собой.

– Ах, ты!..

Леди Николь Дотри, сидевшая за туалетным столиком, улыбнулась в зеркало, продолжая расчесывать свои длинные черные волосы.

– Еще раз здравствуй, Шарлотта. Прими мои поздравления.

Шарлотта прошагала через большую розово-белую спальню. Ее шаги сильно заглушали роскошные абиссинские ковры.

– Поздравления с чем, Николь? С тем, что я до сих пор тебя не удавила?

– Конечно. Ах да, и еще… – Николь повернулась на скамеечке, обтянутой атласом. – Как тебе удалось раскрыть нашу маленькую хитрость? Я поняла это сразу, как только увидела тебя. Я где-то допустила оплошность? Мой брат что-то сказал тебе? Не представляю, как еще ты могла узнать.

– И я не представляю, как тебе удавалось так подло лгать все это время. – Забрав у Николь серебряную щетку для волос, Шарлотта не слишком уж бережно провела ею по волосам девушки. – Ты обманывала не только свою тетю и брата, но и меня.

– Именно это тебя раздражает? – спросила Николь, поморщившись, когда щетка наткнулась на узел спутанных волос.

– Учитывая, что я была здесь единственной, кто читал письма, – да, раздражает. Почему ты не рассказала мне, чем ты занималась? Я бы помогла тебе.

Произнося эти слова, Шарлотта поняла, что она действительно должна была бы помогать Николь и Лидии в их грандиозном мошенничестве. В конце концов, Эммелина заслужила свое счастье и душевный покой, а Раф явно желал, как это было перед смертью дяди, сопровождать Бонапарта в изгнание и нести службу по его охране. Тогда все не выглядело бы так, словно близнецов бросили без присмотра где-нибудь в пещере.

Николь запрокинула голову и улыбнулась Шарлотте.

– Да, думаю, ты могла бы помочь, но Лидия не согласилась бы.

Шарлотта толкнула ее голову вперед.

– Лжешь. Лидию, как мы обе знаем, можно убедить во всем, когда ты сочиняешь несусветные истории. Признайся, Николь, ведь это именно ты решила скрыть от меня свою авантюру. Тебе пришлось проводить не один час, сочиняя эти фальшивые письма. Я могла бы помочь. И наверняка я смогла бы поправить твое ужасное правописание.

– В таком случае приношу глубокие извинения. Лидия, со своим вечным упрямством, лишь согласилась с планом, но при условии, что ей не придется сочинять эти письма. Ты не собираешься рассказать об этом тете Эммелине?

– Нет. Сегодня утром я получила от нее письмо. Она ждет прибавления семейства. Они с герцогом уже возвратились в его имение, и она не будет больше путешествовать, пока не родится ребенок. Не стоит расстраивать ее.

– У Эмми будет ребенок? Как замечательно!

Вскочив, Николь крепко обняла Шарлотту, но тут же отпрянула и нахмурилась:

– Нет, постой. Вовсе не замечательно. Кто же представит нас с Лидией будущей весной, когда мы поедем в Лондон на сезон?

– Ты не поедешь в Лондон на сезон, негодная девчонка! Тебе только шестнадцать.

– В следующем месяце уже семнадцать, – напомнила Николь. – Луиза Мэдисон поехала на свой первый сезон, когда ей было семнадцать.

– Да, и вернулась домой через три недели, опозоренная и изгнанная из общества, потому что оказалась настолько глупа, что позволила офицеру с половинным жалованьем поцеловать себя в саду леди Каслри. Ты хочешь, чтобы тебя срочно выдали замуж за третьего сына викария?

Николь пожала плечами:

– Луиза всегда была глупа. Я никогда не стану целоваться с офицером, у которого половинное жалованье. Я даже не снизойду до того, чтобы танцевать с тем, у кого титул ниже графского.

Шарлотта закатила глаза.

– Я уверена, что твой брат услышит это с огромным облегчением. Но ты не поедешь. Ты слишком молода, и здесь нет никого, кто бы мог вывезти тебя в свет.

– Есть ты, – улыбнулась Николь Шарлотте.

– Вряд ли это могу быть я. Прежде всего, я слишком молода для компаньонки, и меня точно упрячут в сумасшедший дом, если я дольше чем на пять минут задумаюсь о том, как заставить тебя прилично вести себя. Я серьезно, Николь. Перестань улыбаться. И не гляди на меня так. Постой… ты куда? Что ты задумала?

Николь была уже на полпути к двери, ее распущенные волосы ниспадали до середины спины.

– Ну, – сказала она, резко повернувшись, чтобы взглянуть на Шарлотту, – думаю, что все должно быть ясно. Я сижу здесь, истрепав все нервы, в ужасе от того, что сделала. Обманула свою дорогую тетю, любимого брата. Больше делать нечего. Я должна пойти к нему немедленно и покаяться в своих грехах.

– Ты гадкая маленькая… Не смей!

– Но, Шарлотта, ты должна понимать, что нечестно держать бедного Рафа в подобном неведении. То есть, конечно, ты тоже совершенно ничего не знала все эти долгие месяцы, но все же… Полностью одураченная двумя девчонками, едва покинувшими детскую… О, дорогая, что же Раф подумает о тебе, когда все узнает? – комично нахмурилась Николь.

– Пожалуй, меня не волнует, что он подумает, – произнесла Шарлотта, надеясь, что это не прозвучало так, словно она оправдывается.

– Фи! – как сказала бы миссис Бизли. Конечно, волнует. Всем известно, что ты всегда была влюблена в него. Ведь ты все еще носишь иногда этот его жалкий старый шарф. Я понимаю тебя. Совсем как в бульварном романе, как говорит миссис Бизли.

Шарлотта открыла рот, чтобы возразить, но поняла, что уже проиграла.

– О, замечательно! Да, возможно, я думала, что влюблена в него. Но это было давно. А сейчас я просто не хочу, чтобы он считал меня полной идиоткой. Что тебе от меня нужно? Я не могу быть твоей компаньонкой. Возможно, я и старая дева, но тебе нужен тот, кто занимает более высокое положение и по крайней мере в два раза более осведомленный, как именно вы с Лидией должны себя вести. Вы сестры герцога, не забывай об этом. Я-то всегда была одной из сотен куда менее знатных девушек. Таких, как я, никогда не приглашали в Олмак, им позволяли участвовать только в самых скромных собраниях… ох, поверить не могу, что гожусь на что-либо подобное!

Николь возвратилась к туалетному столику, открыла средний верхний ящик и извлекла свернутый лист бумаги.

– Вот. Вот список всех наших родственниц. Я переписала его несколько недель назад, так как всегда разумно быть готовой к тому, что планы могут измениться в последнюю минуту. Лидия научила меня этому. Одним словом, это все, что осталось, – ну, здесь только женщины. Раф единственный джентльмен среди них со стороны нашего отца. И бог знает, сможем ли мы обратиться к маминой семье. Все они либо моты, либо погрязли в карточной игре.

– Да нет же, – произнесла Шарлотта, разворачивая бумагу. – Кто тебе сказал это?

– Мама, – тут же ответила Николь. – Она должна знать, не так ли?

– Надеюсь, – сказала Шарлотта, читая короткий список имен. – Где ты взяла этот список?

– Я выписала его из фамильной Библии в кабинете дяди Чарлтона… то есть Рафа.

– Тогда это все объясняет. Маргарет, единственная сестра твоего деда, живет в Шотландии и считает себя больной. Она никогда не путешествует. Помню, Эммелина рассказывала мне об этом, когда готовила памятный список для твоего дяди и кузенов.

– Но ее имя не единственное там, – с надеждой произнесла Николь.

– Что касается второго имени, Ирэн Мердоч. Ты, случайно, не помнишь это бесцеремонное создание? Она жила здесь три дня, сидела в главном зале, держа на пышных коленях блюдо с засахаренными фруктами, постоянно пополнявшееся, и рассказывала всем, кто мог слышать, как ей всегда нравилась гранатовая брошь твоей покойной тетки и что она не сомневается, что Эммелина подарит ей ее на память.

– Эта свинья?! Это и есть кузина Ирэн? О нет! Только не она. – Николь наклонилась ближе, чтобы взглянуть на список. – Кто там еще остался?

– Учитывая, что я прежде говорила тебе, что твоя тетя Мэрион умерла более тридцати лет назад, могу сказать, что осталась… – Шарлотта саркастично улыбнулась, – только твоя мама, чтобы вывести в свет тебя и Лидию.

– Мама! – Фиалковые глаза Николь удивленно раскрылись. – Но ведь ты сказала, что нам нужен кто-то респектабельный. Сейчас она снова ищет себе очередного мужа и наверняка положит глаз на любого, кто обратит внимание на меня или на Лидию. Это будет катастрофа.

– Думаю, ты права, – с некоторой иронией произнесла Шарлотта. – Но ведь можно посмотреть на все иначе. Раф – герцог и теперь обязан обзавестись собственной детской комнатой, как это сделали герцог Уоррингтон и Эммелина. Дай ему год, и он найдет себе прекрасную герцогиню, которая не замедлит вывезти вас обеих в свет. Ведь любая женщина, имеющая хоть каплю рассудка, должна побеспокоиться, чтобы вы с Лидией уехали из Ашерст-Холл – и, думаю, прежде всего это касается тебя.

Шарлотта ощутила, как у нее внезапно заныло в груди, но постаралась не обращать на это внимания.

Николь взяла лист бумаги, разорвала его пополам и стала мерить шагами комнату.

– Герцогиня. Рафу нужна герцогиня. Да, разумеется. И Лидия не настолько готова к своему выезду, как мне хотелось бы, – продолжила она, явно говоря это самой себе. – Я выйду замуж, а она останется в старых девах, как несчастная Шарлотта. Хорошая сестра не допустит этого, Лидия не должна пропасть без меня…

Шарлотта пристально глядела на нее, скрестив руки на груди и постукивая по полу носком башмака.

– Между прочим, я все слышу, Николь.

– Что? – улыбнулась ей Николь. – Извини, Шарлотта. Погоди минуту. А как в отношении тебя? Почему бы тебе не выйти замуж за Рафа? Он не уродлив и очень богат. И похоже, ты ему нравишься. А так как ты уже знаешь Лидию и меня и признаешь, что, по крайней мере, раньше он тебе нравился, мы не будем… ну, мы не будем мешать тебе, как могли бы помешать кому-нибудь чужому.

Шарлотта опустила взгляд.

– Ты не можешь планировать чью-то жизнь подобным образом, Николь. Раф женится, когда захочет.

– Почему? Люди женятся по многим причинам. Тетя Эммелина рассказывала нам, что твой папа выбрал…

– Я передумала, Николь, – быстро прервала ее Шарлотта, моргая, чтобы сдержать подступившие слезы. – Иди расскажи ему. Расскажи Рафу, что ты сделала, сними грех с души, даже если мне придется затем признаться ему, что я солгала, что Эммелины не было здесь все эти полгода или больше, что я на самом деле не жила здесь, как ваша компаньонка, что вы полностью одурачили меня. Расскажи ему все это.

У Николь вытянулось лицо.

– Я чем-то расстроила тебя? Извини, Шарлотта. Я грубая и эгоистичная и всегда думаю только о себе. Я просто имею в виду, что вы с Рафом подошли бы друг другу, ведь вы так хорошо знаете друг друга. И это было бы так просто, ведь мы уже друзья… и ты сказала ему, что живешь здесь с нами. Ты сказала это там, внизу, разве не так?

У Шарлотты перехватило дыхание.

– О господи, я и вправду это сказала? Как я могла забыть об этой лжи?

Николь погрозила пальцем Шарлотте:

– Ты думаешь, было легко сочинять всякие истории, запоминая все маленькие выдумки? Я считаю умение лгать талантом, которого ты явно лишена. Итак, что теперь, Шарлотта? Попросим Грейсона послать кого-то подобрать тебе одежду? Через час обед, и ты вряд ли можешь спуститься вниз в этом жалком платье.

– Что не так с моим платьем? – Шарлотта оглядела свое простое серое платье, которое носила уже несколько сезонов.

– Ну, дорогая, если ты не понимаешь этого, то я соглашусь с тобой. Тебе нельзя поручить выбор нового гардероба для нас с Лидией, когда мы будем в Лондоне.

– Я все еще не понимаю, почему ты считаешь, что твой брат согласится взять тебя с собой в Лондон?

– Не понимаешь? Мы сейчас откажемся от сезона, так как я способна прислушаться к голосу разума. Но мы должны по крайней мере поехать в Лондон весной с Рафом. Наверняка ты понимаешь это. Всю жизнь мы просидели взаперти здесь или в Уиллоубруке. Через несколько недель нам исполнится семнадцать – слишком взрослый возраст, чтобы отправлять нас в детскую еще на год теперь, когда мы уже полгода, а то и больше наслаждались свободой. Представь, что я натворю, если останусь здесь со своими затеями, когда Раф уедет весной в Лондон.

– Лучше бы меня переехало почтовой каретой!

– Вот именно! Найдем компромисс, Шарлотта. Ты можешь сопровождать нас как друг и почти член семьи.

– Ты играешь с огнем, Николь, – предупредила ее Шарлотта, устав от ее затей. – Я все еще могу рассказать Рафу правду, и вы с Лидией никогда не покинете эту спальню, не говоря уже о Лондоне.

Николь крепко обняла ее.

– Пожалуйста, прости меня, я так виновата! Мы не должны ссориться, если не хотим, чтобы нас разоблачили.

– К сожалению, ты права. И это означает, что нам придется подкупить Грейсона, чтобы он послал кого-то в коттедж «Роза» вместе со мной за моими вещами и мы могли бы притвориться, будто я жила здесь с тобой эти последние недели. Сколько у тебя карманных денег?

– У меня? Я потратила все в деревне за последнюю неделю. Разве ты не видела мою новую мантилью? Но Лидия хранит свои денежки, словно скряга. У нее не меньше восьми фунтов в ридикюле, который она прячет на дне ящика своего комода. Было десять, но я купила не только мантилью. Миссис Хэлбрук заверила меня, что эти прелестные желтые лайковые домашние туфли привезли прямо из Лондона, я просто должна была приобрести их.

– Ты берешь деньги взаймы у своей сестры? Или просто берешь их?

– О, только не нужно стыдить меня, – улыбнулась Николь. – Я все верну в следующем квартале, и она даже не узнает. Все равно она тратит деньги только на книги.