Текст книги "Пруд двух лун"

С закрытыми глазами и венком из темных листьев на голове, Изолт перенесла одинокие часы Испытания, думая о покрытых снегом каменных пиках и белых долинах, всегда бывших ей домом. Изолт тосковала по Хребту Мира. Тепло этих зеленых холмов размягчало ее и замедляло ее движения, заставляя утопать в романтических грезах. И все же она гордилась, что пошла по стопам своего героя-отца, первого из их народа, кто пересек Проклятые Вершины и проложил путь в страну колдунов. Он погиб там – так она считала. Но драконы сказали, что он не мертв, а всего лишь где-то потерялся, и Изолт мечтала о том, как найдет его и с триумфом приведет обратно к бабке.

Пламя почти потухло, когда внезапно все чувства Изолт странно обострились. В кругу камней появился кто-то чужой. Распахнув усталые глаза, Изолт увидела три высокие бледные фигуры, медленно приближающиеся к костру. Она бесшумно положила стрелу на тетиву своего маленького лука и подняла его к плечу.

Без всякого предупреждения старая узловатая рука схватила ее, вынудив опустить арбалет. Если бы Изолт не узнала прикосновения Мегэн, она мгновенно убила бы ее, но в данный момент она подавила инстинктивное побуждение защищаться и выпустила из рук лук и стрелу.

Я же сказала, что мы здесь в безопасности, Изолт, когда ты научишься доверять мне? - раздался глубоко в ее мозгу голос ведьмы. – Если бы ты выстрелила и убила одного из наших хозяев, ты совершила бы великое зло, ибо Селестины – благороднейшие из всех существ, а мы укрываемся здесь благодаря их доброте. Научись думать, прежде чем убивать, дитя мое, иначе ты будешь таким же злом, как и те, кого мы пытаемся ниспровергнуть.

Изолт кивнула, хотя и наблюдала за бесшумным приближением таинственных фигур с недоверием. Может быть, Зажигающая Пламя Мегэн и была готова протянуть руку дружбы всем существам без исключения, но Изолт определенно не собиралась этого делать.

Селестины были высокими и худыми, с белыми волосами, струящимися у них по спинам. Их просторные одеяния из бледного шелка слегка мерцали, и их фигуры окружал еле видный светящийся нимб. В темноте их лица казались неразличимыми, хотя время от времени она видела блеск их глаз. Приложив пальцы одной руки ко лбу, они поклонились Мегэн. Воздух наполнился гулким гудением.

Мегэн поднялась на ноги, поклонилась и ответила им точно таким же низким и тихим гулом. Он походил на жужжание роящихся пчел, мурлыкание эльфийских кошек, дружный шелест листьев или шум дождя.

– Близится полночь, – тихо сказала Мегэн своим подопечным. – Скоро мы начнем петь заклинания и танцевать, а на рассвете Селестины своим пением призовут солнце к жизни. Вы можете присоединиться, если уловите мелодию; но если не сможете вытянуть звук, не начинайте. Это очень плохой знак, если песня прервется, а песня Селестин требует выносливости и умения контролировать свое дыхание.

Из темноты появилось еще одно волшебное существо, оно было ниже ростом, чем остальные, – и сутулым. Это был мужчина. Когда он подошел поближе к костру, чтобы поприветствовать Мегэн, Изолт увидела, что его лицо изборождено морщинами, которые на лбу были настолько глубокими, что его глаза скрывались в тени. Они с Мегэн некоторое время погудели друг другу – этот звук удивлял Изолт своей гибкостью и выразительностью. Хотя девушка и не знала, о чем они говорили, она расслышала в тоне этого гудения радость и гостеприимство, а также множество вопросов. Он положил один суставчатый палец между глаз Мегэн, а она склонила голову и застыла в такой позе очень надолго. Потом он взял ее ладонь в свои и позволил ей таким же образом прикоснуться к себе. Так тихо, что Изолт не услышала его приближения, сквозь внешний круг камней прошло еще одно существо из рода Селестин, которое присоединилось к остальным и негромко загудело. Они с Мегэн обнялись, и Изолт услышала повышающуюся интонацию тревожного вопроса в голосе Мегэн.

К тому моменту, когда Мегэн, наконец, вернулась к костру, Изолт почти заснула. Лахлан ерзал под взглядами Селестин, собравшихся у воды. Когда Мегэн приказала им зажечь факелы, он с облегчением отвел глаза и подтолкнул Изолт когтями.

Пять белых фигур окружили темный пруд на вершине холма и в вежливом молчании ждали, пока Мегэн проводила над Изолт и Лахланом обряды ведьм. Изолт уже начала привыкать к поведению Мегэн, но до сих пор чувствовала себя неловко и даже глупо, распевая песнопения и танцуя вокруг костра под взглядами этих высоких торжественных фигур. Они так и притягивали к себе ее взгляд, вызывая удивление, смешанное с подозрением. Селестины с их длинными белыми гривами и резкими угловатыми лицами напоминали ей Народ Хребта Мира, а там никогда не следовало поворачиваться спиной к незнакомому Хан'кобану, если можно было этого избежать. В серой предрассветной тишине Селестины наконец зашевелились, сделав шаг вперед, чтобы взяться за руки. Зажженные факелы, которые Изолт, Лахлан и Мегэн держали в руках, сгорели до основания, рдея еле видным огнем. Костер догорел до углей, и Изолт почувствовала, что в глаза ей как будто насыпали песку, а все тело ноет после ночи, проведенной без сна и еды.

Один за другим Селестины начали гудеть; одни гудели так низко, что звук скорее ощущался как легкая дрожь в венах, артериях и органах, чем слышался; другие – высоко и чисто, точно журчание водопада. Мегэн присоединилась к кругу Селестин около пруда; она была совсем крошечной по сравнению с их высокими фигурами. Ее песнь сплелась с песнью Селестин, то взвиваясь, то снижаясь в будоражащем кровь ритме.

Горизонт уже начал понемногу светлеть, когда в их песнь внезапно вплелся чистый и щемяще красивый голос. Изолт, сидевшая у костра, изумленно подняла глаза и увидела, что Лахлан тихо выступил вперед и взял Мегэн за руку, присоединившись к кругу певцов. Его крылья были широко расправлены, лунный свет серебрил иссиня-черные перья, подчеркивая красивую линию его шеи и подбородка. Изолт могла лишь смотреть на него и слушать, исполненная беспомощной тоски.

Темные камни уже четко вырисовывались на светлеющем небе, когда к хору присоединились многочисленные птицы. Зажурчала вода, и на поверхности пруда забурлили прозрачные пузыри, заставив воду в пруде перелиться через каменный выступ и побежать вниз по склону холма. Лахлан все пел и пел, и Изолт казалось, что она еще никогда не слышала ничего прекраснее. Встало солнце, расцветив серый пейзаж, и песня Селестин медленно затихла.

– Молодец, мой мальчик! – воскликнула Мегэн. – Иди посмотри, Изолт! Летний ручеек побежал.

В центре пруда бил прозрачный родник. Там, где вода каскадом сбегала по западному склону холма, точно по волшебству показались цветы: крошечные алые звездочки водных лилий, золотистые лютики, голубые незабудки, белые бутончики земляники и мохнатые розовые головки клевера.

Селестины возбужденно гудели, и Мегэн обняла племянника.

– Верно, в твоем голосе скрыто волшебство! – воскликнула она, и ее морщинистое лицо залили слезы. – Летний ручей бежит, и он гораздо сильнее, чем был многие годы! Они говорят, что это лучшая рассветная песнь со времен Указа о Волшебных Существах, ибо осталось так мало Селестин, а у многих на сердце такая тоска, что они не хотят петь! Ох, Лахлан, я так удивлена и так рада! Энит говорила, что ты отказывался пользоваться своим голосом, хотя она знала, что он обладает колдовской силой. У тебя настоящий Талант – посмотри, как сильно течет ручеек!

Самая младшая из Селестин, стройная женщина, одетая в бледно-желтый шелк, вышла вперед, взяла Лахлана за руки и внимательно посмотрела ему в глаза. На его лице мелькнуло удивленное выражение, потом он явно смутился.

– Ничего особенного, – сказал он хрипло. – Это казалось естественным. Я слышал, как нарастает мелодия...

Бросив на него еще один долгий испытующий взгляд, она подошла к Мегэн, и они, обнявшись, отошли, погрузившись в разговор. Селестины по одному подходили к Лахлану, кланяясь ему и прикасаясь пальцами сначала к его лбу посередине, потом к своему. Он нахмурился, не зная, как отреагировать, но они просто радостно улыбались ему и уходили вдоль летнего ручейка, сбегавшего вниз по холму. Воздух был напоен дурманящим ароматом цветом, а в небе носились жаворонки, заливаясь песнями. Казалось, весь лес радостно ожил, зашелестели яркие листочки, а ниссы игриво плескались в полноводном ручье.

На холме остался лишь самый старший из Селестин, задумчиво погрузивший пальцы в жидкий шелк родника, с лютиком, запутавшимся в бороде. В ярком утреннем свете его лицо казалось невероятно морщинистым, как будто он на своем веку повидал немало боли и горя. Его редкие волосы и борода были белыми, точно шерсть гэйл'тиса, бледные глаза мерцали. Почувствовав на себе взгляд Изолт, он поднял глаза и приложил пальцы к своему морщинистому лбу. Несмотря на улыбку, с его лица так и не исчезло грустное выражение. Мегэн и Селестина закончили, наконец, свой разговор. Лицо Мегэн светилось, черные глаза сияли от радости:

– Пойдемте, вкусим от плоти нашей матери, выпьем воды от ее тела и будем праздновать, ибо время года сменилось, и наступили зеленые месяцы, – возвестила она, и ее голос зазвенел от радости. – И будем праздновать, ибо Изабо жива и сейчас находится на пути в Риссмадилл! Облачная Тень видела ее и, несмотря на то что Изабо была тяжело ранена, она исцелила ее в момент смены времен года. Она дала Изабо Седло Ахерна, которое поможет ей быстро добраться до голубого дворца. Она говорит, что та часть Ключа, которую я отдала Изабо, все еще цела. Какой камень свалился с моей души!

Мегэн повернулась к Облачной Тени и издала горловой гудящий звук, который, по всей видимости, и был языком Селестин. Селестина ответила ей таким же звуком, подошла и села рядом с Изолт, которая разломила хлеб, а затем жадно впилась зубами в ломтик спелого плода.

Приветствую тебя, Изолт Ник-Фэйген...

Изолт оглянулась, но ни Мегэн, ни Лахлан, казалось, ничего не слышали. Тогда она поняла, что Селестина улыбается ей и тихонько гудит. Ее глаза были ясными и прозрачными, как вода.

У нас, Селестин, нет голосовых связок, как у людей. Мы не можем говорить на вашем языке, а среди вас лишь немногие могут подражать нашим звукам. Мегэн, единственная из всех, кого я знаю, смогла научиться этому, и это заняло у нее несколько столетий. Но некоторые из нас могут разговаривать с вами мысленно, если вы восприимчивы. В твоих жилах течет кровь Хан'кобанов, а они в родстве с Селестинами, поэтому мне легче разговаривать с тобой.

Как ты назвала меня? - спросила Изолт.

Изолт Ник-Фэйген. Я могла бы назвать тебя и Хан'дерин да Хан'ланта, ибо тебе принадлежат оба этих имени. Ты – потомок злосчастного союза Фудхэгана Рыжего и Хан'ланты из Прайда Огненного Дракона, жившей многие сотни лет назад.

Хотя в тебе совсем немного крови твоих предков Хан'кобанов, ты унаследовала некоторые их качества – острое зрение, боевой дух, но я называю тебя твоим человеческим именем, ибо именно с ними отныне связана твоя судьба.

Но я – преемница Зажигающей Пламя! - Изолт автоматически ответила без слов.

И преемница ведьм тоже. Потомкам Фудхэгана пора уже занять свое место в человеческом обществе. Тысячу лет твоя семья жила вдали от своих родных. Пора воссоединиться... Знаешь, я встречала твою сестру.. Вы очень похожи, больше, чем я ожидала. Ей предстоит нелегкое путешествие, но я думаю, что и цена твоей судьбы тоже будет высокой. Тебе предстоит сделать трудный выбор, и от твоего решения будет зависеть больше, чем ты можешь понять. Но не бойся. Хотя тебя ждет много боли, в твоей жизни будет и много радости.

Я не понимаю, о чем ты говоришь.

Мне всегда было трудно общаться с такими людьми, как ты. Я изучила ваши мысли и эмоции, но между тем, что я знаю, и тем, что я могу сказать, всегда остается пропасть. Я каждый раз удивляюсь, какая путаница творится у вас в головах и какие у вас нечеткие эмоции.

Мне кажется, у меня в голове нет никакой путаницы...

В мысленном голосе Селестины ясно послышалась улыбка.

Ну разумеется, тебе так кажется. Вам, людям, всегда так кажется. Не много мне встречалось рас, более заносчивых, чем вы, тем более, что среди вас так много глупцов. Но все-таки, среди вас есть и те, кто по-настоящему велик духом и сердцем, и я стараюсь не судить обо всех по большинству.

Спасибо...

Селестина издала высокую трель, заставив Мегэн с улыбкой обернуться на них.

Вы, люди, всегда удивляете меня. Я забываю, как легко вы живете. Да, ваш век короток. Я боюсь, что Селестины воспринимают все чересчур серьезно, Мегэн говорит, что нам недостает... чувства юмора, если я правильно выразилась. Странное выражение, ибо как юмор может быть чувством? Существует всего шесть чувств...

Моя бабка всегда ругает меня за то, что я воспринимаю жизнь недостаточно серьезно.

Да, у Хан'кобанов нелегкая жизнь. Они всегда помнят о тяжести смерти, пригибающей их к земле.

Впервые за всю их странную беседу Селестина издала звук, похожий на человеческий. Она произнесла «Хан'кобаны» в точности так, как сказали бы это они сами: резкое, гортанное «Хан», а за ним два понижающихся в тоне звука, означающие «Боги». Дети Богов! От этого звука по коже бежали мурашки, точно от одинокого крика ворона на закате.

На том же самом языке Изолт ответила:

– Жизнь на Хребте Мира трудна.

Верно. Нам, лесным жителям, хорошо. Ну, или, по крайней мере, было хорошо. Мягкий голос в голове у Изолт затуманила тихая печаль. Нас, кого люди называют Селестинами, когда-то было больше, чем звезд на небе. Мы жили в лесах и долинах и заботились об этой стране. Да, у нас были враги – у кого их нет? На нас часто нападали те, кого вы зовете сатирикорнами, злыднями и гравенингами. Иногда со своих снежных вершин спускались орды Хан'кобанов...

Изолт вдруг, вздрогнув, поняла, что сложный бутон из морщин на лбу Селестины раскрылся, и на нее смотрит третий темный глаз. Он влажно поблескивал, такой яркий, что Изолт будто ударили мечом. Два других глаза под ним были прозрачными и пустыми.

Под задумчивым взглядом Селестины, сложившей длиннопалые руки на коленях, Изолт невольно попятилась назад.

Вид моего третьего глаза пугает тебя? Почему-то это всегда беспокоит людей, может быть, из-за того, что они утратили свой многие годы назад. И все же, если он останется закрытым, как я смогу правильно понять тебя и найти способ разговаривать с тобой?

Изолт внимательно посмотрела на глаз в центре морщинистого лба Селестины.

Значит, своим третьим глазом ты видишь меня по-другому?

Именно. Это трудно описать. Я вижу твои эмоциональные энергии, твои тайные мысли...

А разве у нас нет третьего глаза? Мегэн говорила что-то такое...

Да, но твой лоб гладок, а твой третий глаз физически не может видеть. Это как шестое чувство, которое вы используете. Твой третий глаз закрыт пеленой, и ты должна научитьсясбрасывать ее. Третий глаз твоей сестры был запечатан Мегэн, но недавно ее сильно ударили в лоб, и этот удар сорвал печать Мегэн. Теперь эта пелена быстро сойдет.

Так что же ты видишь во мне своим третьим глазом?

Ты мечтаешь о крылатом юноше и ругаешь себя за то, что позволила себе думать о нем. Он вздорный и заносчивый, твердишь ты себе. Успокойся, говорю я тебе, ибо я чувствую, что ваши судьбы лежат рядом. В голосе крылатого юноши таится колдовство: этим утром летний ручей бежал сильнее, чем всегда. Он питает лес и сад, и теперь все вернется к жизни, все возродится... Не сердись, я говорю то, что вижу. Твои чувства к этому юноше так перепутаны, что я почти ничего не могу понять.

Лахлан Мак-Кьюинн раздражает и бесит меня, если это то, что ты понимаешь под запутанными чувствами. Я редко думаю о нем. Изолт уставилась на плод, который держала в руке, избегая трехглазого взгляда Селестины.

Думаю, я вижу тебя лучше, чем ты видишь себя сама. Бесполезно пытаться скрыть правду от Селестин, нам нельзя лгать о чувствах и эмоциях.... А теперь я должна идти к дедушке, он очень соскучился по мне за последние месяцы. Подумай о том, что я сказала тебе, и успокойся. Нельзя всегда контролировать свои мысли и чувства, и нет ничего недостойного в том, чтобы обнаружить, что твой путь лежит не в том направлении, как тебе казалось.

Я – преемница Зажигающей Пламя, - упрямо повторила Изолт.

Облачная Тень поднялась на ноги, отряхнула свое бледно-желтое шелковое платье и улыбнулась Изолт.

Прощай, Изолт Ник-Фэйген...

Изолт подняла голову, тут же встретив взгляд топазовых глаз Лахлана, прикованный к ней, и сердито уставилась на него. Тот немедленно ответил ей таким же взглядом.

Мечтать об этом надутом индюке? Вот еще!

СВЕТ НОЧИ И ТЬМА СОЛНЦА

Диллон Дерзкий подполз на животе к гребню холма, сделав своим помощникам знак не вставать, потом поднял голову и посмотрел вниз. Тропинка, идущая по берегу стремительной реки Малех, была пустынна насколько хватало взгляда. Он подождал несколько минут, прислушиваясь и наблюдая, потом сложил губы трубочкой и быстро трижды просвистел лазоревкой. Его заместитель, Джей Скрипач, тут же махнул рукой, давая группе оборванных ребятишек, спрятавшихся за огромным валуном, знак двигаться дальше. Они поспешили вперед, ведя за собой дряхлого старика в нищенской одежде, чья длинная спутанная борода была заткнута за пояс из веревки. Его глаза были белыми и пустыми, и он нащупывал дорогу, постукивая по земле высоким посохом.

– Путь свободен, Хозяин, я думаю, мы можем спокойно идти вперед, – доложил Диллон, гладя пятнистую головку своего лохматого щенка.

– Хорошо, – отозвался Йорг Провидец, повернув слепое лицо к мальчику. – Сегодня весеннее равноденствие, и я считаю, что мы должны совершить обряды и попытаться связаться с моими друзьями, хотя мне как-то тревожно так открываться в пустынном месте. Если поблизости окажутся какие-нибудь солдаты и увидят нас, они поймут, что мы соблюдаем старые обычаи, и тогда мы окажемся в беде.

– Не бойся, Хозяин, мы будем охранять тебя и никому не дадим в обиду.

– Спасибо, я знаю это, – ответил старый провидец с оттенком иронии в голосе. За последние несколько недель, что он путешествовал в компании Диллона Дерзкого и его шайки, Йорг понял, что они могут отлично позаботиться о нем.

Йорг познакомился с этими ребятишками в трущобах Лукерсирея, когда они помогли ему и его маленькому помощнику Томасу ускользнуть из лап Лиги Борьбы с Колдовством. Мальчик, наделенный поразительной способностью исцелять прикосновением рук, привлек к себе внимание искателей, вылечив узников темницы Оула. Весть о чуде разнеслась, точно на крыльях, и в городе поднялся бунт против ненавистного Оула. Под руководством грязного и нечесаного Диллона, которого тогда знали под прозвищем Паршивый, городские ребятишки-нищие водили солдат за нос, а Йорг с Томасом тем временем успели бежать в горы. Благодарный Диллону за помощь, Йорг предложил мальчику присоединиться к ним в их странствиях, но он не ожидал, что тот примет это предложение вместе со своей шайкой. Йорг, однако же, обнаружил, что у него язык не поворачивается велеть оборванным и грязным ребятишкам вернуться в трущобы Лукерсирея, ведь он сам вырос в этих переулках и знал, что это за жизнь. Вне зависимости от того, насколько трудным и опасным был предстоящий им путь, с ним дети были в большей безопасности, чем беспризорничая на улицах Лукерсирея.

Но после недели пути в обществе Лиги Исцеляющих Рук, как они теперь называли себя, Йоргу пришлось признать, что это не дети были под его защитой, а, скорее, он под их. Диллон Дерзкий, разумеется, стал вожаком Лиги, и управлялся со своим войском с изобретательностью и ловкостью закаленного в боях генерала. Хотя он сам всю жизнь провел в городских трущобах, несколько человек из его шайки выросли в деревне, и он выспросил у них все что мог, чтобы лучше организовать уход от погони в сельской местности.

Они оставляли за собой ложные следы, тщательно заметая истинные, собирали ягоды и коренья, разыскивали места для привалов, расставляли силки на кроликов и птиц, а их патрули тщательно прочесывали дорогу впереди и позади. Только самая старшая девочка, Джоанна, робкого вида бродяжка с длинными косами мышиного цвета, попросила освободить ее от разведывательных экспедиций, согласившись вместо этого искать съедобные растения и готовить еду.

Через несколько дней Лукерсирей остался далеко позади, и зеленые предгорья сменились острыми утесами и ущельями, заросшими лесом и наполненными хрустальным звоном водопадов. Со всех сторон возвышались острые пики гор, а по глубокому ущелью змеилась река, заставляя путников никуда не сходить с узкой тропинки. Главная проблема была в том, что Красные Стражи тоже должны были отправиться вдоль реки, если, конечно, не хотели пробираться сквозь поросшие густым лесом горы. В конце концов путешествие Лиги превратилось в игру в прятки, в которой очень помогало острое зрение Иесайи, ворона Йорга, летевшего у них над головами, и вещие чувства старого провидца.

Самую большую опасность для них представляли искатели Оула, которые время от времени сопровождали патрули Красных Стражей. Йорг с его годами практики мог без труда окружить себя магической защитой, но с остальными членами шайки все обстояло сложнее. Томаса защищали магические перчатки из волос никс, но все остальные никак не могли скрыть свои мысли, а некоторые из них были явно наделены способностями к магии. Искатели были обучены выслеживать любого обладателя малейшей искры магического таланта, и постоянно существовала опасность того, что кто-нибудь из ребят неосознанно совершит какое-нибудь магическое действие, которое выдаст их присутствие искателю.

Йоргу уже пришлось запретить Джею Скрипачу играть на его видавшей виды старой скрипке. Однажды ночью худенький смуглокожий мальчик поиграл для них, и Йорг увидел магию, вплетенную в звуки его музыки с той же ясностью, с какой человек, наделенный обычным зрением, видит звезды на небе.

Младшая из двух девочек, живая и подвижная Финн, очень расстроилась за Джея и на следующее утро набросилась на Йорга.

– Тебе что, не понравилось, как Джей играл? Почему ты велел ему остановиться? Он как волшебник со своей скрипкой, мне всегда так казалось! Разве тебе это не нравится?

– Конечно, нравится, это было прекрасно, Финн, но именно потому, что он волшебник со скрипкой, я и остановил его. Его музыка полна магии, а это опасно, когда кругом шныряют искатели ведьм.

Йорг почувствовал на себе восторженный взгляд сверкающих глаз.

– Правда? – ахнула Финн. – Это настоящая магия? Я всегда так говорила!

И она вприпрыжку унеслась прочь, вне всякого сомнения, для того, чтобы разыскать Джея и пересказать ему слова старого провидца.

Позже к нему подошел сам Джей, и голосом, хриплым от тщательно сдерживаемых чувств, робко начал:

– Финн сказала, ты думаешь, что в моей музыке магия...

Йорг похлопал мальчика по руке.

– Да, Джей, именно так я и думаю, хотя и не могу сказать тебе, насколько она сильна. Если бы Шабаш все еще существовал, я бы посоветовал тебе отправиться в Карриг, но теперь от Башни Сирен остались одни лишь камни.

– Значит, никакой надежды нет...

– Я этого не говорил, – возразил Йорг. – В нашей стране остались еще ведьмы, мальчик мой, и если все получится, то мы больше не будем скрываться по углам от преследователей, а будем заново строить Башни. Тогда все наше будущее изменится.

Джей Скрипач был не единственным, показавшимся старому провидцу наделенным способностями. Сама Финн тоже обладала магической силой, и Йорг поймал себя на том, что размышляет о ней. Он спросил ее о семье, но она была найденышем и почти ничего не помнила о своем прошлом. В Лукерсирее она была ученицей вора и наемного убийцы по имени Керси, жестокого и злого человека, который частенько ее поколачивал и заставлял воровать. Единственной вещью, которая могла пролить свет на ее прошлое, был потускневший и поцарапанный медальон, который она носила на шнурке на шее. Она дала Йоргу его пощупать, и он немедленно ощутил знакомое покалывание наложенного заклинания. Слепой старик пробежал по нему пальцами и почувствовал фигурку какого-то животного – не то собаки, не то лошади. Хотя он подробно расспросил ее, она совсем ничего не помнила ни о том, как талисман попал к ней, ни о том, что он значил; знала только, что не должна с ним расставаться.

– Почему твой хозяин не забрал его у тебя? Он не мог не знать, что в нем скрыта магия.

– Он дальше своего носа не видел, – ответила Финн. – Он не был настоящим искателем ведьм, таким, как Главная Искательница Глинельда. – Она поежилась.

– Ты знаешь Главную Искательницу Глинельду? – заинтересованно спросил Йорг, зная, что она никак не могла не почувствовать в маленькой девочке силу, которую почувствовал и он.

Она кивнула, потом, сообразив, что старый провидец не может увидеть ее, приглушенно сказала:

– Ага.

– А она знала тебя?

– Ага.

– Ты часто с ней виделась?

– Нет, не очень. Примерно раз в пару месяцев. Каждый раз, когда она бывала в Лукерсирее, она вызывала Керси, а он брал меня с собой во дворец, и она проверяла меня.

– Проверяла? Как?

– Она задавала мне вопросы и испытывала меня – просила находить для нее разные вещи.

– Находить вещи?

– Наша Финн – Главная Ищейка! – со смехом вмешался Джей. – Она может найти все, что пропало, Хозяин. Старик Керси нажил на ней целое состояние! Люди приходили к нему и просили найти всякие вещи – пропавших собак и украшения, сбежавших любовников и все такое! Он притворялся, что входит в транс, а потом брал с них деньги за то, чтобы найти потерянное, а Финн искала. Но он все спускал на виски, а когда напивался, с ним не была никакого сладу.

Йорг еще раз пробежал пальцами по амулету, раздумывая, что это за фигурка. Собака или волк? Он подумал, безопасно ли будет попробовать связаться с Мегэн, потом решил, что не стоит этого делать, ведь поблизости могли быть искатели. Попытаюсь, когда мы доберемся до дома, подумал он. Мегэн интересно будет знать о протеже Глинельды... в особенности такой, которая обладает Талантом Поиска.

– Он был ужасный человек, – сказал Джей – Бил Финн, если она не делала то, что он велел ей. Мы все радовались, когда он умер.

Финн не стала дожидаться, пока Главная Искательница Глинельда отдаст ее кому-нибудь еще, а просто собрала свои вещи и сбежала к своим друзьям на улицу. Похоже, никто ее не хватился. Единственным ее страхом было то, что Главная Искательница может ее выследить.

– Но зачем ей это нужно? – спросил Йорг, заставив Диллона с Джеем дружно расхохотаться.

– Вот и мы все время так говорим, – давясь смехом, заявил Диллон.

– Пылающие яйца дракона! – рассердилась Финн. – Что бы вы ни говорили, я это знаю! У Главной Искательницы на меня какие-то планы, она сама так сказала! Я боялась ее, но никогда не осмеливалась не сделать то, что она велела мне. Я знаю, что она готовила меня к ужасным делам, иначе зачем ей было учить меня всем этим штукам?

– Каким штукам? – мягко спросил старый слепой.

– Ну, например, как выдергивать волосы или как следить за кем-то так, чтобы он ничего не заметил. Она даже научила меня читать! Зачем бы она стала учить меня читать, если не хотела, чтобы я делала для нее что-то плохое?

Йорг чуть было не расхохотался, хотя это был бы горький смех. Вместо этого он попытался сказать ей что-то успокаивающее, но Финн непокорно продолжила:

– Не понимаю, почему я не могу просто болтаться вместе с Диллоном и Джеем – ведь никому нет никакого дела, чем они заняты, почему же кого-то волнует, чем занята я?

Обеспокоенный их уязвимостью, старый провидец начал учить ребят защищать свои мысли и к наступлению весеннего равноденствия даже достиг в этом деле кое-каких успехов. Мысль о том, чтобы отпраздновать слом времен, была встречена со всеобщим энтузиазмом. Найдя хорошо укрытую опушку в одном из поросших густым лесом ущелий, Йорг позволил им послеполуденный отдых, который ребята употребили на то, чтобы приготовить разнообразные угощения и сплести толстые гирлянды из листьев. Он был очень удивлен их возбуждению, и подумал, что, похоже, в Лукерсирее у них было не слишком много возможностей повеселиться.

Весеннее равноденствие обычно предварялось Испытанием, длившимся с захода солнца до полуночи, но Йорг решил, что требовать этого от его юных спутников было бы чересчур, и попытался уложить их спать, пообещав, что разбудит их, когда настанет время слома времен. Но они не смогли заснуть, а лежали у костра, под затянутым облаками ночным небом, перешептываясь и хихикая, пока Йорг, усевшись настолько удобно, насколько позволяло его старое тело, думал об Эйя, погрузившись в себя. Он узнал момент слома времен, почувствовал его и поднял сонных ребятишек.

Они уселись вокруг огня с венками на головах и горящими головнями в руках, а он своим кинжалом начертил вокруг них магический круг. Воткнув свой посох там, где круг замыкался, он затянул ритуальную песнь. Дети послушно запели вместе с ним.

О ночи тьма, о солнца свет,

Вы нам откройте свой секрет,

Найдите в нас добро и зло,

Мертвящий холод и тепло.

Найдите их, они в нас есть:

Веселье – грусть; бесчестье – честь,

И чернота, и белизна,

О ночи свет, о солнца тьма.

Снова повисла тишина. Йорг кинул в огонь пригоршню душистых листьев и корешков, и желто-зеленые языки пламени с шипением взметнулись вверх. Он жестом велел ребятам начинать танец, а сам негромко затянул:

– О нескончаемый круг жизни и смерти, преобрази нас, раскрой свои секреты, распахни дверь. В тебе мы будем свободны от рабства. В тебе мы будем свободны от боли. В тебе мы будем свободны от беспросветной тьмы и от света без темноты. Ибо ты есть свет и мрак, ты есть жизнь и смерть. И ты есть все времена года, поэтому мы будем танцевать, пировать и веселиться, ибо время тьмы отступило, сменившись зеленым временем, временем любви и сбора Урожая, временем преображения природы, временем быть мужчиной и женщиной, временем быть младенцем и древним стариком, временем прощения и временем искупления, временем потери и временем жертвоприношения, ибо ты – мать наша, и наш отец, и наше дитя, ты – скалы и деревья, звезды и глубокая пучина моря, ты – Пряха, и Ткачиха, и Разрезающая Нить, ты – рождение, жизнь и смерть, ты – свет и тьма, ты – ночь и день, закат и восход, ты, о нескончаемый круг жизни и смерти...

Дым заклубился вокруг него, и Йорг почувствовал, как его восприятие растягивается, расширяется, становится огромным и тонким, как перистое облако, гонимое ветром. Он не осмеливался открыться Силам с тех самых пор, как они покинули Лукерсирей, и ощутил, как на него нахлынул шквал впечатлений, грозя захлестнуть с головой.