Текст книги "Пруд двух лун"

Древяница кивнула, хотя ее лицо все еще было бледным и напряженным.

Энит ободряюще похлопала ее по руке и сказала:

– Мы отправимся в путь чуть свет и все заткнем уши, чтобы я снова могла усыпить сатирикорнов песней. Это даст нам сколько часов форы. Бран, почему бы тебе не сложить то, что тебе понадобится, чтобы быть готовым к отъезду?

Маленькое мохнатое существо церемонно кивнуло и начало собирать свои вещи.

Набив полный мешок еды и одежды, он тихонько запел себе под нос:

По холмам и вдоль ручья,

По лесу петляя,

Вдаль тропа ведет меня,

А куда – не знаю.

По коже у Лиланте пробежали колючие мурашки, и она подумала, что она такая же храбрая, как сама Изабо. После того, как они с ученицей ведьмы расстались, она не переставала тревожиться и не находила себе места. Изабо заставила ее устыдиться своих бесцельных блужданий. Теперь она пойдет по стопам Изабо, и, возможно, они снова смогут увидеться. Она никогда еще не чувствовала ни к кому такой естественной и тесной привязанности, как к рыжеволосой Изабо Найденыш.

– Почему бы тебе еще не поспать? – предложила Энит, черная сгорбленная фигурка, закутанная в множество шалей и шарфов. – Завтра будет трудный день.

Лиланте послушно улеглась на одеяло. Сквозь щель в осыпавшейся стене виднелись звезды, мерцающие на багряном небе.

– Темные звезды... – задумчиво произнесла она. – Интересно, что Селестина хотела сказать?

– Ночью появляются, хотя их никто не зовет, а днем исчезают, хотя их никто не крадет, – сказал Бран, оторвавшись от своих сборов.

– Что? – переспросила Лиланте. Он указал на ночное небо.

– Ночью появляются, хотя их никто не зовет, а днем исчезают, хотя их никто не крадет, – повторил он.

– Ох, ты имеешь в виду звезды! - воскликнула Лиланте, и он заплясал джигу, крича:

– Звезды, звезды! – и Лиланте задумалась, насколько много маленькое существо понимало на самом деле.

Она подложила руку под голову и услышала, как Бран пробормотал:

– Темные звезды и наступление зимы.

Эти слова почему-то заставили ее покрыться мурашками, которые поползли у нее по коже и вдоль позвоночника, и она засомневалась, правильное ли решение приняла, присоединившись к циркачам в их борьбе против Майи Колдуньи. Точно почувствовав ее тревогу, Энит Серебряное Горло запела тихую колыбельную, и Лиланте снова утонула в вязкой темноте сна.

ЧЕРНЫЙ ВОЛК

Свинцовое небо сыпало колючую снежную крупу, а капризный ветер разносил ее по воздуху. Всадник приподнимался в своих стременах, тщетно пытаясь лучше разглядеть дорогу. Из леса справа от него донесся волчий вой, и он безжалостно пришпорил свою усталую лошадь. Волки гнались за ним с того самого момента, когда он переправился через реку и оказался в Рурахе, и с каждым разом вой раздавался все ближе и ближе. Теперь они подобрались слева, так близко, что кобыла в ужасе заржала и бросилась вперед, в снежную мглу. Искатель Реншо наклонился вперед, подхлестнув лошадь, которая послушно поскакала галопом. Теперь он уже видел волков, несущихся за ним. Это были огромные серые поджарые звери, сверкающие голодными желтыми глазами и грозно рычащие на бегу. Он уже увидел показавшуюся слева ледяную поверхность озера Кинтайр и понял, что замок Рурах должен быть за ним. Ему очень повезет, если удастся добраться до него, обогнав волков, которые щелкают зубами у самых копыт перепуганной лошади. Он вытащил кинжал и вонзил его в грудь одного из них, который подпрыгнул, пытаясь вытащить его прямо из седла. Лошадь понеслась бешеным галопом, оторвавшись от стаи, и искатель обтер лезвие о свои белые штаны. Впереди раздался еще один вой, и сердце у Реншо упало. Он вгляделся в снежную мглу и увидел волка, сидящего на мосту через реку Вальфрам. Его морда была поднята к сизому небу, черный мех почти растворялся в темноте, сгустившейся под деревьями. Реншо узнал зверя. Эта волчица уже чуть было не убила его сегодня днем. Реншо еле удалось отбиться от нее башмаками и кинжалом, но если бы не быстрота его лошади, он вряд ли избежал бы смерти. Но сейчас кобыла уже очень устала, а на заснеженные поля быстро опускались ранние сумерки. Остальная часть стаи гналась за ним по пятам, а среди деревьев он заметил новые крадущиеся темные фигуры. С вызывающим криком он развернул кобылу и погнал ее прочь с дороги, вдоль берега. Снег доходил ей до холки, и его ноги мгновенно оказались погруженными в холодную белую массу. Потом лошадь оказалась на льду, и, взметая ледяное крошево, поскакала по замерзшей поверхности озера. Реншо услышал за спиной громкий волчий вой и, оглянувшись через плечо, увидел, что они гонятся за ним. От деревьев отделилась еще одна стая и бросилась ему наперерез, угрожая отрезать его от берега. Он еще подстегнул бегущую из последних сил кобылу.

До берега оставалось лишь несколько ярдов, а волки уже почти догнали его, когда раздался оглушительный треск проломившегося льда. Дико заржав, кобыла ухнула в ледяную черноту. На миг искатель оказался под водой, потом его голова вынырнула на поверхность и он ухватился за стремя. Кобыла отчаянно пыталась выбраться на лед, но он затягивал ее обратно, выбираясь сам. Потом он побежал, ибо замок уже маячил впереди, а волки добрались до трещины во льду. Он был совершенно уверен, что они набросятся на его кобылу, которая все еще отчаянно пыталась выбраться из ледяной воды. К его ужасу, они перескочили через ее голову и погнались за ним под ликующий вой черной волчицы.

Реншо несся, как никогда, пригибаемый к земле тяжестью своей промокшей одежды, которая уже начала обледеневать, становясь жесткой. Впереди уже виднелся подвесной мост, к счастью опущенный, и Реншо тяжело побежал по дороге, пытаясь кричать. Его шею опалило горячее дыхание, а потом невыносимая тяжесть придавила его к земле, и его накрыла волна жгучей боли.

Энгус Мак-Рурах, Прионнса Рураха и Шантана, склонился над стаканом с виски, вытянув ноги перед огнем, когда внизу послышался какой-то непонятный шум. Он поднял каштановую голову, но не сдвинулся с места. Вскоре пришел управляющий, почтительно поклонившийся ему.

– Там внизу искатель, милорд, – сказал он.

Энгус мгновенно напрягся.

– Здесь, в замке?

– Да, милорд. На него напали волки, и он едва спасся.

Очень жаль, горько подумал Энгус. Поднявшись на ноги, он поплотнее закутался в свой плед и пошел за управляющим вниз по длинной лестнице, по которой гуляли сквозняки, в нижний зал. Там ждали его слуга Дональд и несколько стражников с моста. Перебивая друг друга, они пытались объяснить ему, что произошло, и строили предположения всю дорогу по внутренним дворикам, садам и через заснеженный двор к сторожке. На одном из топчанов лежал искатель, из раны на голове которого сочилась кровь. Его малиновая туника была изорвана на спине, и Энгус увидел, что его жестоко искусали. Он услышал волчий вой и, подойдя к узкому окошку, выглянул наружу. Уже совершенно стемнело, но он разглядел огромную стаю волков, бродящих по мосту. Они нюхали окровавленный снег и рычали, чувствуя запах раненого искателя.

Одна из них, огромная волчица с черным вздыбленным загривком, спокойно сидела в самом центре моста, не сводя со сторожки желтых глаз. Энгус отчетливо видел ее в дымном свете факелов. Казалось, что она смотрит прямо на него.

Он знал эту волчицу. Она была вожаком стаи, охотившейся в краях вокруг замка Рурах, и он часто видел ее, когда выезжал в лес. Она выходила из кустов, садилась там, откуда могла наблюдать за ним, и смотрела на него своими странными желтыми глазами. Связь клана Мак-Рурахов с волками была давней, на их гербе был изображен черный волк, стоящий на задних лапах, и хранителями многих членов семьи Энгуса были волки.

Поэтому, несмотря на то, что стая, обитавшая у замка Рурах, за последние несколько лет совсем обнаглела, Энгус никому не позволял обижать их. Похоже, его покровительство не осталось незамеченным, ибо, хотя волки постоянно и нападали на группы солдат и купеческие караваны, ни одного человека, носящего герб Мак-Рурахов, они ни разу не тронули:

– И что нам делать с искателем, милорд? – спросил слуга. – Вышвырнуть обратно волкам? Мы не сообразили, что это искатель, до тех пор, пока не отогнали их и не внесли его сюда.

Энгус боролся с искушением. Он не испытывал особой любви к Оулу, равно как и его люди. Вполне можно было бы сказать, что искатель погиб, пытаясь добраться до них. Он нахмурился и вытащил из крепко сжатой руки искателя свиток с гербовой печатью. Он был подписан рукой самой Банри, и Энгус со страхом подумал о том, что дорого бы дал за то, чтобы не читать того, что скрывалось под этой печатью.

К сожалению, он был совершенно уверен в том, что у Банри были свои методы приглядывать за теми, кого она считала неблагонадежными. Несколько раз она узнавала о таких вещах, которых не должна была знать. Например, об опорном пункте повстанцев, разместившемся в Башне Пытливых пять лет назад. Энгус был счастлив позволить мятежникам занимать кучу сгоревших обломков при условии, что они не будут чересчур много охотиться в его лесах. Он не видел, кому они могут повредить здесь, так далеко от людей.

Банри думала по-другому. Она послала в земли Энгуса солдат и похитила его маленькую дочку, поступив умно и по-хитрому. Девочку захватили, когда она играла у ручья, пока женщины стирали белье. Все мужчины в это время были на охоте и услышали о произволе только когда вернулись, шесть дней спустя.

– Она будет заложницей, – холодно сказал командующий искатель, – поскольку Прионнса Энгус Мак-Рурах не сумел искоренить мятежников и ведьм, как предписывает указ Ри. Если вы не отведете гвардию Банри к их убежищу, вашу дочь убьют.

Энгус очень любил свою дочку, которой было всего шесть лет. Несмотря на ненависть к Красным Стражам, которые после Дня Предательства стали жестокими и высокомерными, Энгус согласился отвести их к Башне. Ему страстно хотелось попытаться предупредить повстанцев, но он очень боялся навлечь беду на свою дочь. Всех мятежников уничтожили, а Энгусу было велено найти тех, кому удалось бежать. Он неохотно, но от этого не менее хорошо справился и с этой задачей, гадая, кто же рассказал Банри о том, что он может найти что угодно, если знает что искать. Ибо не было никаких сомнении в том, что она знала это. Формулировка поручений была составлена таким образом, чтобы дать ему понять, что ему не следует пытаться водить ее за нос, оправдываясь тем, что они ускользнули от него. Он позволил бежать лишь одной ведьме, ученице его сестры Табитас, и то лишь потому, что знал Сейшеллу Вызывающую Ветер долгие годы. В юности она не дала им с сестрой утонуть, когда они втроем катались на лодке в озере у замка Рурах и неожиданно попали в сильную грозу. Сейшелла укротила неистовый ветер, так что лодка оказалась в безопасности, а гроза ушла в другую сторону. В память этого дня он позволил Сейшелле скрыться, поставив, когда его допрашивали, защиту на свои мысли, как его учили в Башне.

С холодным и тяжелым сердцем Энгус сказал;

– Нет, позаботьтесь о нем, и когда он будет в состоянии, перенесите в замок и поместите в третью лучшую комнату. Я поговорю с ним, когда он придет в себя.

– Вы уверены, милорд? – вполголоса спросил Дональд. – Мы в два счета от него избавимся, если скажете. Можно сделать это рано утром, когда все будут спать.

Энгус покачал головой.

– Слишком опасно, старый друг. Пусть живет. Я приму все, чему суждено произойти.

Поднявшись по лестнице в свои комнаты, Энгус обнаружил, что его жена Гвинет поджидает его там. Она была одета в теплое бархатное платье, отделанное мехом, а по спине струились белокурые волосы, доходившие почти до колен.

– Я слышала, у наших ворот искатель, – сказала она напряженным голосом. Некогда прекрасное, теперь ее лицо несло на себе неизгладимую печать горя, блестящие зеленые глаза потускнели от слез. Он кивнул.

– Они привезли нашу девочку? – спросила она, так сильно сжимая руки, что побелели косточки.

Он покачал головой, не в силах встретиться с ней взглядом. Она разочарованно поникла, развернувшись, чтобы уйти.

– Думаю, искатель привез дальнейшие приказания для меня, – сказал он хрипло. Его жена не ответила, лишь быстро вышла из комнаты, опустив лицо, залитое слезами.

Энгус залпом проглотил целый драм виски и налил себе еще, его рыжебородое лицо было мрачным. На миг он задумался о том, чтобы не подчиниться Банри. Замок Рурах ни разу не сдавался врагу, даже в те долгие годы гражданской войны, предшествовавшей Пакту Эйдана и коронации первого Ри.

Но дух неповиновения продержался лишь один миг. Несмотря на свою уверенность в том, что замок Рурах смог бы оказать сопротивление практически любой силе, он испытывал почтение перед Банри. Разве не она разрушила Башни и низвергла всех ведьм? Несмотря на все ее утверждения, Банри должна обладать чудовищной силой. Как иначе она смогла бы так восторжествовать в тот ужасный день много лет назад?

Энгус не особенно любил ни ведьм, ни ули-бистов, но не испытывал к ним и ненависти. Его собственная сестра была ведьмой, и притом очень могущественной. Она была самой молодой Хранительницей Ключа со времен самой Мегэн Ник-Кьюинн. Когда до него дошла весть об изгнании Табитас, он очень горевал и негодовал на Ри, который так внезапно ополчился на Шабаш. Но что он мог сделать? Он хотел лишь, чтобы его и его людей оставили в покое, хотел охотится в горах на гэйл'тисов, рыбачить в стремительных горных реках, а холодной зимой нежиться у огромного камина вместе с женой и детишками, играющими у его ног.

Он горько рассмеялся. Хорошая вышла шутка! Его единственная дочь похищена, а его красавица жена, Ник-Шан, тихо угасала от горя. Рурах был диким и пустынным краем, совершенно не тем местом, которое могло бы помочь леди пережить такую страшную утрату. Здесь не было ни вечеринок, ни праздников, ни даже случайно забредших циркачей, которые позволили бы ей отвлечься от своего горя. Хотя прошло уже пять лет, у них не родилось других детей, потому что его красавица жена больше не приглашала его в свою постель.

На следующий день искатель оправился достаточно, чтобы можно было попробовать перенести его в замок. Он послал одного из людей Энгуса привести своего хозяина, что заставило лицо Мак-Рураха побагроветь от гнева. Тем не менее он пришел, предварительно переодевшись в свой килт и плед, чтобы напомнить искателю, кто он такой.

Искатель непринужденно расположился в одном из резных кресел в огромном зале замка Рурах с кубком вина в руке, протянув ноги в меховых домашних туфлях к огню. Его плечо было туго перебинтовано, рука висела на перевязи. Он не сделал никакой попытки ни встать на ноги, ни поклониться, как следовало бы, вместо этого искатель небрежно указал Энгусу на кресло. Прионнса сжал зубы и сел.

– Очень рад, что я очнулся и обнаружил, что нахожусь в замке, – сказал искатель, не позаботившись о том, чтобы обратиться к Энгусу соответственно титулу. – Я слышал, что волки в Рурахе совсем распустились, но не могу поверить, что меня чуть не убили у вас на пороге. Почему вы не перебили их всех? Позаботьтесь об этом.

Энгус так разъярился, что не смог вымолвить ни слова, и это спасло его, ибо искателю и в голову не приходило, что его приказание могут не исполнить. Не останавливаясь, он продолжил:

– Прошло уже три недели с тех пор, как я покинул дворец по приказу нашей благословенной Банри, и я загнал трех лошадей до смерти, чтобы добраться сюда.

Энгус против своей воли почувствовал восхищение. Да, в его жилах, должно быть, течет кровь Тигернана, если он сумел так быстро проехать такое расстояние. Потом он внезапно похолодел. Что за поручение дала ему Банри, что ее гонец несся сюда в такой спешке?

—Как вы знаете, наша милостивая Банри озабочена тем, чтобы недавнее восстание было жестоко подавлено, и народ Эйлианана знал, что в стране будет мир и порядок. Предыдущая Главная Искательница, к нашему прискорбию, не справилась с этой задачей. В последние месяцы участились сообщения об активности ули-бистов, а проклятая Архиколдунья снова выползла из своего укрытия и ходит по стране, где хочет, подстрекая крестьян к бунту и вызывая недовольство драконов...

– Я слышал, что солдаты Банри атаковали и убили беременную королеву драконов, и это стало причиной их недовольства, – заметил Энгус. Он был рад слышать, что Мегэн Ник-Кьюинн все еще жива, и улыбнулся про себя при мысли о старой ведьме, которая сеяла смуту везде, где бы ни появлялась.

Лицо искателя стало еще более хмурым, и он продолжил, как будто ничего не слышал.

– Безвременная кончина Главной Искательницы Глинельды, очевидно, стала результатом злого колдовства, поскольку ее сбросил на землю ее собственный конь, на которого наложила чары одна из учениц Архиколдуньи. Этот жеребец всегда был кротким созданием, но после того, как молодая ведьма похитила и околдовала его, Главная Искательница Глинельда перестала с ним справляться. В конце концов, Банри возвысила до этого положения Искателя Гумберта, а он доверил мне задачу уничтожить очаги скверны в Рионнагане и Клахане.

Искатель Реншо замолчал, чтобы полюбоваться собой, явно довольный своим новым назначением. Он не заметил складки, прорезавшей лицо прионнса при упоминании об имени нового Главного Искателя, ибо Энгус давно и хорошо знал Гумберта. К тому времени, когда Реншо снова поднял взгляд на прионнса, лицо Энгуса уже разгладилось, и на нем был написан лишь терпеливый интерес.

– Он заверил меня в том, что с вашей любезной помощью ваши владения в Рурахе были очищены от мятежников, и велел мне передать вам предписание провести такую же зачистку в Рионнагане, – продолжил искатель.

Энгус кивнул, хотя и почувствовал, как у него екнуло сердце. В Рурахе и на самом деле совершенно не осталось повстанцев и ведьм, но лишь потому, что последние пять лет Оул жестоко и беспощадно расправлялся с ними. Рейд на мятежников в Башне был молниеносным и убийственным, а тем немногим, кому удалось ускользнуть по горам в Рионнаган или Шантан, дорога назад была заказана. Энгуса заставили вести искателей туда, где укрывались обвиняемые в колдовстве, – в основном дряхлые старухи и старики, и ему пришлось смотреть, как они горят у столба. Но что еще хуже, Красные Стражи устроили жестокие репрессии против его собственных людей за ту помощь, которую они оказывали повстанцам, и предупредили его, что последуют новые, если до них дойдут сведения о помощи, оказанной любому врагу Короны, будь то ведьма, мятежник или волшебное существо.

Искатель продолжил перечислять несчастья, обрушившиеся на Ри в Рионнагане. О некоторых из них, например об убийстве целого легиона солдат, посланных против драконов, на Драконьем Когте и последующем бунте солдат в Сичианских горах, Энгус уже слышал. Он, разумеется, знал и о Калеке, и о том, как тот снова и снова ускользал из когтей искателей. Слышал он и о растущем недовольстве крестьян постоянным свирепствованием Красных Стражей, ибо и его собственные люди тоже роптали против притеснений.

Но слухи о крылатом воине, который, как говорили, идет спасать народ Эйлианана от беды со сверкающим Лодестаром в руке, до него еще не доходили. Не слышал он и о чуде в Лукерсирее и последующем бунте его жителей против барона Рентона и его солдат. Эти новости показались ему крайне интересными. Возможно, дни магии действительно возвращались. Он был очень удивлен вспышкой ностальгии, которую вызвала эта мысль, и обнаружил, что снова думает о сестре и о колдуне, жившем в замке и так многому научившем его, когда он был еще ребенком. Оба были мертвы, как и многие другие, наделенные Талантом, и его накрыла волна гнева. Но на его лице ничего не отразилось, и он принялся внимательно слушать то, что говорил искатель.

– ...и Ри постановил, что Калека, как его называют, является главным врагом Короны и должен предстать перед судом. Он приказал мне просить вас снова предоставить свои услуги Короне и раз и навсегда уничтожить этого бесчестного злодея. Последние сведения говорят о том, что его видели в компании Архиколдуньи Мегэн, родственницы самого Ри. В последний раз его видели близ Дан-Селесты, но он скрылся в печально известном Лесу Мрака, и с тех пор его больше не видели. Ри желает, чтобы оба были пойманы, поэтому он приказал мне привезти вам несколько вещей, принадлежащих Архиколдунье, чтобы вы могли прикоснуться к ним и найти ее.

Энгусу совершенно не нужно было ни к чему прикасаться. Он хорошо знал Мегэн Ник-Кьюинн еще со времен, предшествовавших Дню Расплаты. Мегэн обедала за его столом и спала под его кровом. Все, что было нужно Энгусу, чтобы узнать ее местоположение, это подумать о ней и сосредоточиться на ней, но искателю рассказывать об этом он не стал. Он взял в руки пожелтевшую от времени шелковую крестильную сорочку Мак-Кьюиннов и прислушался к множеству историй, которые она рассказывала. С бесстрастным видом он покачал головой и объяснил искателю, что эта сорочка слишком стара и ее надевали слишком многие, чтобы помочь ему сконцентрироваться.

– Я чувствую самого Ри, – сказал он, не желая, чтобы искатель понял, насколько силен его дар ясновидения. – Эту сорочку надевали на Ри спустя многие годы после Мегэн, и на его братьев тоже. Я ощущаю лишь совсем слабую тень Мегэн.

Искатель вытащил другие вещи – нож, который когда-то носила Мегэн, и бумагу, исписанную ее почерком. Притворившись, что концентрируется, Энгус был вынужден признать, что этого достаточно для него, чтобы сосредоточиться на Архиколдунье, и Реншо удовлетворенно кивнул. Прежде чем вернуть все искателю, Энгус еще раз провел рукой по старинной крестильной сорочке с длинными вышитыми полами.

Он действительно чувствовал жизненную энергию Ри более отчетливо, чем след Мегэн. Сконцентрировавшись, он определил, что Джаспер находился далеко на юге, вероятно, в Риссмадилле, а Мегэн – где-то в нагорьях Рионнагана. Однако, что его очень озадачило, он ощутил еще и третье сознание, связанное с этой крестильной сорочкой. Оно было отчетливее и сильнее, чем два других, и похоже, находилось на севере, рядом с Мегэн. Ничего не сказав об этом искателю, Энгус долго ломал над этим голову. Кто же это мог быть? Мегэн и Джаспер были единственными, кто остался от некогда великого и сильного клана. Три брата Ри исчезли еще в детстве, а единственная оставшаяся Ник-Кьюинн, их кузина Матильда, погибла в пламени Дня Расплаты. След был свежим; кто бы это ни был, он надевал эту сорочку уже после Мегэн и Джаспера. Маленькими глоточками отпивая виски, Энгус раздумывал о том, возможно ли, чтобы какой-нибудь из пропавших прионнса Эйлианана был до сих пор жив.

Искатель внимательно следил за ним, но Энгус надежно скрывал свои мысли, и его лицо ничего не выражало. С раздражающим беспокойством он снова удивился, как же случилось, что его способности к ясновидению и способности искателей Банри считала допустимыми, тогда как любой намек на какие-либо магические способности у всех остальных приводил к пыточной камере и мучительной смерти. Почему ему позволили жить, а за Архиколдуньей Мегэн, хрупкой старой женщиной, которая некогда была самой могущественной ведьмой во всей стране, охотились, точно за обычной преступницей?

Искатель откинулся в своем кресле назад и сказал вкрадчиво:

– А Банри велела мне передать вам, что, когда Архиколдунья и Калека окажутся у нее в руках, вам будет разрешено навестить вашу дочь и собственными глазами убедиться в том, как счастливо ей живется в Риссмадилле. Банри теперь, когда ей самой предстоит стать матерью, обнаружила, что понимает родительские чувства, и не хочет, чтобы вы волновались за счастье своей дочери.

Эти слова вонзились в сердце Энгуса, точно нож, потому что подарили ему лихорадочную надежду и одновременно насторожили. Это было предостережение, он знал это. Он в миллионный раз подумал, как же так случилось, что он может почувствовать и найти что угодно, кроме своей собственной плоти и крови. Его дочь была скрыта от него, теряясь за завесой какого-то заклинания, обманывающего его чувство направления, но, несмотря на то что он знал, что она все еще жива, у него не было ни малейшего понятия о том, где она и как себя чувствует. Он поклонился и удалился, не желая, чтобы искатель видел, насколько это обещание взволновало его.

В ту ночь Энгус мерил шагами свою спальню, горя в лихорадке нерешительности. Ему следовало вышвырнуть искателя волкам, когда представилась бы такая возможность, тогда он не стоял бы сейчас перед невыносимым выбором. Он знал Мегэн Ник-Кьюинн и желал ей только добра. Разве он мог выследить ее и выдать Оулу, обрекая на пытки и сожжение у столба, как уже произошло со многими ведьмами? И все-таки разве у него был выбор? Его дочь была у Банри, и он мог вернуть ее, только подчиняясь приказам Банри. Если он хочет снова увидеть свою малышку, он должен выполнить желание Майи, и чем скорее он это сделает, тем раньше сможет снова обнять свою потерянную дочь.

Приняв решение, Энгус почувствовал, как у него с плеч свалилась тяжесть. Его мысли сосредоточились на предстоящей ему задаче, и, как всегда, он почувствовал, как его охватывает возбуждение погони. Если Энгус начинал поиск, он никогда не отступал, не завершив его. Иногда погоня была короткой и быстрой, иногда долгой и мучительно медленной. Но в любом случае он достигал своей цели. Может быть, когда Архиколдунья Мегэн будет мертва, Банри, наконец, оставит его и его семью в покое...