Текст книги "Финиш"

Глава 12

Тобиас

Двадцать лет

Я прохожу сквозь облака сигаретного дыма, а из клуба справа бьют тяжелые басы. Миную клубы дыма, обратив внимание, как какой-то парень трахает языком брюнетку, прижав ее к стене, и двигает рукой под ее юбкой. Меня пожирает зависть, когда девушка запрокидывает голову и кусает своего пленителя за плечо. Открыв глаза и уставившись на меня, она приоткрывает губы. Ее дерзкий взгляд – истинное искушение.

Подойди и возьми меня.

Оставив без внимания откровенную провокацию, прохожу мимо клуба, раздраженный тем, что не могу себе этого позволить. Не помню, когда в последний раз меня удовлетворяла девушка или я делал что-нибудь относительно нормальное. Ничего ведь не случится, если проведу одну субботнюю ночь в клубе? Вознагражу себя неспешным, хорошим сексом, чтобы снять напряжение?

И в этот момент я узнаю сокурсника по одному из семинаров. Упираюсь взглядом в землю, чтобы он меня не остановил – да он и не станет этого делать. Поступив в бизнес-школу, я первым же делом ясно дал понять поведением, чтобы никто и не помышлял ко мне приближаться. Если не брать в расчет нового соседа-разгильдяя Клода, с которым я был вынужден съехаться из-за стесненных финансовых обстоятельств, – в новой школе я ни с кем не общался. Молчаливостью и невербальными сигналами я убедил Клода меня остерегаться. Он много учится и часто уезжает на выходные, оставляя меня одного вкалывать с утра до вечера.

Впереди несколько лет учебы, и я не планировал менять взгляды. Никому не позволю со мной сблизиться. Но иногда мне, как и многим студентам, хотелось, чтобы единственными проблемами были экзамены и решения, на какую вечеринку пойти или с какой девушкой переспать. Со времен учебы в частной школе я поставил задачу оставаться инкогнито, и до сих пор лишь паре студенток хватило смелости бросить мне вызов. Наградой им стало жесткое предупреждение, поскольку я намеревался остаться еще одним безликим студентом, имени которого никто и не вспомнит. Но когда столько лет живешь за границей, даже в таком большом городе, как Париж, мир становится тесноват.

Выудив новый мобильник, который прислал Доминик, слушаю гудки, обходя очередную толпу, выстроившуюся на тротуаре. Брат отвечает после второго гудка.

– Ты должен сидеть в самолете.

– У меня экзамены, – вру я.

– Лжешь, – возражает Доминик. – И как, по-твоему, я тебе помогу, если ты не рассказываешь, что происходит?

Еще не так давно почти шестилетняя разница в возрасте между нами казалась целой вечностью. Хотя после последнего приезда в Трипл-Фоллс стало ясно, что я сильно недооценивал парней, особенно Дома, потому как утаить от него что-то почти невозможно. Шесть недель назад при свете костра я понял, как хорошо он подготовлен.

– Как дела во Франции? – спрашивает Шон, сидя на походном стуле.

– Учусь, – резко отвечаю я.

– Это не совсем так, да, брат? – высказывается Доминик, переводя взгляд с Тайлера на Шона. – Он уехал, чтобы найти подмогу. На собраниях все перепугались, когда убили родителей, а теперь все ноют. – Он откидывается на спинку стула. – Родители были революционерами, а Тобиас хочет завербовать людей, которые, черт возьми, знают свое дело. – Дом переводит взгляд на меня. – Я прав, брат?

Дом знает гораздо больше, чем мне бы хотелось. Обескураживает, что он так долго прикидывался несведущим. Он хорош в притворстве, слишком хорош.

– Почему ты все это время делал вид, что ничего не знаешь?

Его освещаемое огнем лицо остается бесстрастным.

– Считаю, что полезно быть в курсе, не посвящая в это остальных.

Гениальное жульничество. Манипуляция, которой он одурачил даже меня, прикидываясь незаинтересованным, а иногда и невежественным.

– Не понимаю, – говорит Тайлер, переводя взгляд с меня на брата.

Шон тоже смотрит на брата, вмешиваясь:

– По-моему, если не вдаваться в подробности, Доминик перестал изображать из себя идиота.

Внимательно разглядываю брата, а потом Шона.

– Ничего не получится, если мы будем хранить секреты.

– Кто бы говорил, – едко подмечает Дом.

Пока я был за границей, Дом обо всем догадался. Моя скрытность разожгла в нем любопытство, и сейчас он, уведомив, что раскусил меня, дал понять, что больше не спустит подобное с рук.

– Пока нечего рассказывать. И в одночасье все не получится.

– Да дело уже не только в разговорах, – решительно заявляет Доминик. – И ты это знаешь. Мы не можем тебе помочь, если ты не рассказываешь, что там происходит.

– И что, по-твоему, вы можете сделать?

Ответом служит молчание.

– Вот именно. Так что не лезьте в это дело, пока не придет время.

– Ты живешь в чертовой Франции. Один. Думаешь, это разумно?

– А чего ты от меня хочешь?

Дом не мешкает с ответом:

– Возьми меня с собой.

– Черта с два. Ты знаешь, почему я там живу, так что спорить нет смысла. Нам нужно сосредоточить силы на важном аспекте, а сейчас это деньги.

Дом отводит взгляд в сторону, снова смотря на огонь.

– Есть у меня одна идея, но тебе она не понравится.

Мне она не понравилась и не нравится по сей день, потому что я не желал ставить Доминика под удар, пока не придет его время. Хочу, чтобы он как можно дальше держался от того, что пытаюсь осуществить здесь, во Франции.

– Я сейчас занят тем, что не хочу обсуждать. – Крепко стиснув рюкзак, наклоняю голову, прижав плечом телефон к уху, пока за открытой дверью рядом грохочет музыка. – Давай потом поругаемся на эту тему? Мне нужно по делам. Просто хотел сообщить, что все в порядке.

– Да и пофиг. – Слышу в его голосе уныние и понимаю, что дело не только в том, что я пропустил рейс. До сих пор я сдерживал обещание прилетать домой каждые шесть недель, но дела сейчас начали двигаться в нужном направлении, и потому я просто не мог тратить время – в прямом смысле этого слова. Перелеты с каждым разом обходятся все дороже.

– Что случилось?

– Забей. Значит, как-нибудь увидимся.

– Дом, у меня терпения не хватит ненавязчиво вытягивать из тебя информацию. Выкладывай.

– Мы на мели.

Остановившись на тротуаре, провожу рукой по лицу. Во время последней поездки в Трипл-Фоллс я научил их «одалживать» у тех, кто скопил богатство, обманывая и отбирая деньги у менее удачливых людей. Этот кодекс я внедрил сразу же после схватки с тем размахивающим ножом вором. Парни придерживались его, но Дом, будучи Домом, придумал пару идей, как приумножить наш улов.

– Пора внести некоторые изменения.

Под изменениями он имел в виду то, что пора возложить на себя ответственность за то, что нельзя будет изменить, если его поймают. Мой урок по мелкому воровству обернулся тем, что младший брат натаскивает меня, как более эффективным способом быстро словить куш. Это одновременно поразительно и пугающе, ведь он так много знает в свои пятнадцать лет.

– Я что-нибудь придумаю, – предлагаю я.

– На это нет времени. – Его тон серьезен, но Дом еще юн и изо дня в день становится заносчивее, особенно с его врожденными навыками в области технологий.

– Если ты облажаешься…

– Верь в меня хоть немного, брат. – Его взбудораженный голос сильно настораживает. Но меня успокаивает, что Доминик ждал, когда я дам добро. Я должен ему доверять. Должен верить, что они смогут нести этот крест, пока я не исполню во Франции задуманное.

– Валяй. И не думай, черт возьми, что я не лишу тебя игрушки, если сваляешь дурака.

– Можно подумать, тебе это по силам. Я тебя перерос.

– Может, и так, – с гордостью говорю я, – но давай не будем забывать правила.

– Свяжусь с тобой, когда закончу.

– Уж будь добр и не лезь на рожон.

– Верь мне, брат.

– Верю.

Мы завершаем разговор, и я сворачиваю за угол, обходя парня, стоящего в начале переулка.

– Auriez-vous une cigarette[45]45
  Не найдется сигаретки? (фр.)


[Закрыть]?

– Non[46]46
  Нет (фр.)


[Закрыть], – отвечаю, даже не глянув в его сторону.

– Уверен?

– Что, простите?

– Американец?

– Non.

– Но ведь это ложь, не так ли, Иезекиль?

Срываюсь с места, но уже слишком поздно. Через несколько секунд оказываюсь в фургоне с мешком на голове. Ни слова не говорю, когда со всех сторон меня засыпают шквалом вопросов на английском и местами на французском, а из рук вырывают рюкзак и расстегивают молнию, но знаю, что там они ничего не найдут. Я избавился от всего, что указывало бы на то, что я не только студент колледжа, но эти парни не тупые. Я сунул нос куда не следовало, и сегодня либо поплачусь за это жизнью, либо получу предостережение, которое мне не понравится.

– Сидел бы ты в Америке, – бурчит один из мужчин, а я продолжаю счет, отстукивая пальцем по бедру.

– Как американский сосунок? – выпаливает тот, что сидит слева. За свое молчание получаю разбитую губу, но продолжаю отсчитывать, стараясь на них не отвлекаться.

Как я понял, вместе с водителем их трое. Не обращая внимания на шум, постукиваю пальцами по кожаному сиденью.

Тук. Тук. Тук.

Через какое-то время машина замедляет ход, подмечаю слева гул стройки, хотя на дворе ночь. Когда один из мужчин выпрыгивает из фургона, слышу отчетливый лязг железных ворот, и через секунду мы въезжаем за них. В следующее мгновение меня выводят и тащат по посыпанной гравием парковке, через двери и спускают по крутой лестнице. Когда сзади закрывается дверь, в нос бьет одуряющий запах мочи, а с головы срывают мешок. Моргаю, чтобы привыкнуть к свету, и передо мной возникает мужчина лет пятидесяти. Волосы с проседью аккуратно подстрижены, вид невозмутимый, а взгляд безучастный. За ним стоит Пало – мужчина, о котором прошлой зимой я выведывал информацию в стрип-клубе, и, судя по выражению его лица, он меня не узнает. Мое внимание возвращается на стоящего передо мной мужчину, который пристально меня рассматривает.

– Ты симпатичнее своего отца.

Могу только предположить, что он говорит об Абидже. Бо придерживался менее радикальных взглядов, и у меня в голове не укладывается, как он мог быть связан с этим человеком.

– Говори.

– Я не помню Абиджу.

– Он был хорошим солдатом. Обидно, что его подвел разум.

– Мать его ненавидела. Я верен ей.

– Я был очень огорчен, узнав о кончине Селин. Такая трагичная смерть. Она была красавицей.

– Ее убили.

Выражение его лица остается невозмутимым, но взгляд меняется.

Одежда на нем безупречна, вкус утонченный. У меня никогда не было костюма, но я тоже обязательно себе такой приобрету, если все пойдет гладко и эта ночь не станет последней в моей жизни. На краткий миг мыслями возвращаюсь к Доминику, разговор с которым, возможно, был последним. Соединяю вместе указательный и большой пальцы.

Тук. Тук. Тук.

– Pourquoi es-tu en France?[47]47
  Что ты делаешь во Франции? (фр.)


[Закрыть]

– Приехал сюда по учебе. Я обычный студент.

– Скажи, для чего студенту вербовать моих людей?

Тук. Тук. Тук.

– Я не знал, что это твои люди.

– Незнание не освобождает от ответственности.

– Je ne fais pas la même erreur deux fois[48]48
  Я не повторю эту ошибку (фр.)


[Закрыть].

Он задумывается над моими словами так, словно решает, какой прожарки желает стейк, но на кону моя жизнь. Однако такие признаки, как язык его тела, способность излучать уверенность одним своим присутствием, задумчивый вид перед тем, как что-то сказать, даже тон голоса, завладевают моим вниманием. А еще его чертов костюм – безукоризненно пошитый двубортный костюм.

Он не дал мне никакой подсказки, кроме того, что был знаком с родителями. Готов поспорить, он проявляет такую выдержку в любой ситуации независимо от того, несет она угрозу или нет.

– Нет. Не просто студент. Судя по тому, что мне рассказали, у тебя есть планы…

– Но ты в них не входишь. – Резкая боль в виске от грубого удара пистолетом говорит о том, что перебивать собеседника было ошибкой, и повторять ее я не рискну. Из раны льется кровь, но я упрямо смотрю на похитителя, приберегая гнев для мудака, стоящего за моей спиной.

– То есть ты считаешь, что места хватит для всех нас?

– Я не настолько амбициозен.

– Думаю, мы оба понимаем, что это ложь.

– La France n’est pas le pays où mes projets se réaliseront[49]49
  Франция не та страна, где я хочу претворить свои планы в жизнь (фр.)


[Закрыть].

Задумываюсь над своим заявлением и прихожу к выводу, что терять нечего, если скажу правду:

– Человек, который убил моих родителей, управляет городом и полицией. Из-за него я прилетел во Францию, чтобы заручиться помощью семьи.

– У тебя же не осталось здесь родственников.

– Теперь я это знаю.

Мужчина вытаскивает пачку сигарет из отороченного шелком кармана пиджака, поджигает сигарету и выпускает дым в мою сторону. Не отвожу от него взгляда, чувствуя, как по шее течет кровь.

– Ты до сих пор не спросил, кто я. – Он наклоняет голову. – Чувствую, ты скорее сын Абиджи, чем Селин.

Не удостаиваю его ответом, но на мгновение задумываюсь, может ли в его словах быть толика правды.

– Если хочешь моей помощи, ты должен посвятить меня в свои планы.

– Я не хочу твоей помощи. Это дело семьи.

– Все хотят помощи от меня, – задумчиво произносит он и смотрит на стоящего за мной мужчину так, словно принял решение насчет моей участи, но я его не понимаю.

Тук. Тук. Тук.

Я снова думаю о Доме и о том, с каким воинственным настроем он приедет за мной в Париж, чтобы узнать правду, почему я вдруг исчез, и окажется в точно такой же ситуации. Неужели мы так и умрем? От рук всесильных людей, которые решают наши судьбы? Или нам по силам стать такими же, научиться менять судьбу, брать ситуацию под контроль?

– Как я уже сказал, меня не интересует твоя помощь, но я хотел бы узнать фамилию твоего портного.

* * *

– Притормози, – взмаливается Клод, когда я разрезаю воздух ладонью, чтобы заставить его замолчать. После нашего разговора и пространного предупреждения меня отпустили только потому, что я – сын Селин. Когда я надоел тому человеку, на голову мне снова нацепили мешок и выкинули в двух кварталах от Эйфелевой башни. На рассвете я пробежал десять километров до квартиры и разбудил Клода, потребовав его машину. Он уперся, что поедет со мной, и я, решив не терять времени даром, разрешил ему сесть на пассажирское сиденье, помчав обратно к тому переулку, из которого всего несколько часов назад меня увезли силой. Прибыв на место, я заставил Клода сесть за руль и, велев ему замолчать, закрыл глаза, начиная медленно отстукивать пальцами, когда он нажал на газ.

– Droite. Deux lampadaires. Gauche[50]50
  Направо. Два светофора. Налево (фр.)


[Закрыть].

– Où allons-nous? Que s’est-il passé?[51]51
  Куда мы едем? Что случилось? (фр.)


[Закрыть]

Не отвечая на его непрекращающиеся вопросы, я сосредотачиваюсь.

Тук. Тук. Тук.

– Droite.

Тук. Тук. Тук.

– Tourne à droite ici![52]52
  Здесь направо (фр.)


[Закрыть]

На узкой дороге он снижает скорость, а я открываю глаза и ищу хоть какую-то зацепку, молясь, что не пропустил поворот. Комментарии Клода звучат где-то далеко, пока тщательно, шаг за шагом, вспоминаю дорогу, которая нас сюда привела.

– Tu es complètement taré. Tu le sais?[53]53
  Тебе известно, что ты чертов безумец? (фр.)


[Закрыть]

– Tais-toi! Arrête-toi ici[54]54
  Заткнись! Остановись тут (фр.)


[Закрыть].

Увидев в паре метров строительный участок, а рядом с ним ворота, воодушевляюсь, выхожу из машины и киваю на дорогу.

– Уезжай.

Он оглядывает пустынную улицу.

– Nous sommes au milieu de nulle part![55]55
  Да мы же никуда не приехали! (фр.)


[Закрыть]

Если вы не верили в призраков до приезда сюда, то он тому доказательство.

На секунду представляю, что видит Клод. Пустынная дорога и ни одного здания в поле зрения.

– Уезжай, сейчас же. – Он испуганно смотрит на мою залитую кровью футболку и шишку на виске.

– Moins tu poseras de questions et plus tôt tu partiras, plus tu seras en sécurité[56]56
  Чем меньше задаешь вопросов и чем скорее уедешь, тем безопаснее для тебя (фр.)


[Закрыть].

Когда дело касается инстинкта самосохранения, таких, как Клод, не нужно уговаривать, он необычайно зациклен на себе.

– Je déménage![57]57
  Я уезжаю! (фр.)


[Закрыть]

Захлопываю дверь, и он уносится прочь. Набираю Доминика, который отвечает после первого же гудка.

– Ну что?

Выпаливаю на одном дыхании адрес.

– Мне нужны подробности что это и кому принадлежит, нужны сию же минуту. Дом, найди всю информацию.

– Понял. Я тебе напишу.

– Что ты сделаешь?

– Господи. – Доминик отключается, и я медленно иду к воротам, желая, чтобы зазвонил телефон. Если они заметят меня раньше, чем Дом снова со мной свяжется, то времени может не хватить.

С каждой минутой меня все больше охватывает нехорошее предчувствие. Смотря с отчаянием на телефон, который он прислал за несколько часов до этого, начинаю отступать, зная, что без информации я – легкая мишень. Но телефон в руке не звонит, а вибрирует. Нажимаю кнопку, и на экране появляется сообщение.

Когда я, вооруженный необходимой информацией, смотрю на ворота, меня переполняет облегчение. Подхожу ко входу и смотрю в камеру, угол зрения которой направлен на верхнюю часть ворот, поднимаю руки. Первое присланное сообщение, возможно, только что спасло мне жизнь… или покончило с ней. Время покажет, а у меня его не так уж и много, потому что через несколько секунд за воротами показываются красные от злости мужчины, которые грозили мне физической расправой. Они приближаются ко мне, и их голоса разносятся по всей округе.

– C’est quoi ce bordel?![58]58
  Какого хрена?! (фр.)


[Закрыть]

– Tu viens de signer ton arrêt de mort, imbécile![59]59
  Кретин, ты только что подписал себе смертный приговор! (фр.)


[Закрыть]

Как только меня уводят за ворота, понимаю, что внешность обманчива. Перед моими глазами еще одна огороженная территория, на которой стоят одноэтажные кирпичные здания, когда-то явно процветавшие. Эта задумка кажется мне разумной, напоминающей игры уличных торговцев, когда переставляют стаканчики и пытаются отыскать красный мячик. Подобная тактика даст достаточно времени, чтобы сбежать, но я вижу ее изъяны. Мысленно прикидываю разные варианты событий, пока меня ведут к одному из трех зданий, стоящих в сорока шести метрах от ворот, и на сей раз поднимаюсь по лестнице, а не оказываюсь на коленях в кабинете, куда меня впихнули.

За дубовым столом сидит тот безукоризненно одетый мужчина. Он внимательно меня изучает, как и я его. Он явно измотан после долгой ночи, а я изо всех сил стараюсь не злорадствовать при виде легкого удивления, промелькнувшего в его глазах. До него начинает доходить, что прошлой ночью я специально сделал так, чтобы меня поймали. Почти целый год я пытался привлечь внимание этого человека, и это было легко в сравнении с выведыванием информации о том, кто он такой, потому как до недавнего времени я не мог узнать ничего, кроме того, что он известен своей неизвестностью, но репутация у него такая, что никто не осмеливается его разыскать. Подобные навыки мне пригодятся, чтобы воплотить намерения в жизнь и стать достойным противником. О нем и его организации ходят лишь слухи да толки, но никто на самом деле не знает, кто ее возглавляет, а если увидят его лицо, то это будет последнее зрелище в их жизни.

Прижатый к моему виску пистолет явно об этом свидетельствует.

Мать, приветствуй меня. Отец, храни меня.

С минуту он оценивающе разглядывает меня, после чего зажигает сигарету и, глубоко затянувшись, выдыхает дым мне в лицо.

– Ладно, Иезекиль. Ты нашел меня. Как?

– Первый промах: они усадили меня по ходу движения. После я перестал обращать на них внимание и считал повороты, светофоры, временные промежутки между ними, и скорость.

– Как и ты, я не совершаю одну и ту же ошибку дважды. – Он гневно смотрит на стоящих рядом со мной мужчин, и я понимаю, что, возможно, дорого им обошелся. Мужчина расправляет плечи, но я вижу в его глазах обиду и толику неприязни, которую заработал своей выходкой. – Самолюбие может быть опасным. Возможно, это мне стоило спросить, кто ты такой.

Он кивает, и его люди поднимают меня на ноги, а потом выходят, закрыв за собой дверь.

Оставшись наедине, мы несколько секунд смотрим друг на друга, и я понимаю, что время у меня ограничено.

– Меня побудила разыскать тебя твоя репутация. Я не торгую людьми, наркотиками и оружием и никогда не стану. Кто я? В данную минуту сирота и вор без гроша в кармане, а мои амбиции не схожи с твоими. И все же, думаю, мы можем друг другу пригодиться, Антуан.

* * *

Нажав на газ, мчу по безлюдным улицам к дому Сесилии, анализируя каждое событие того дня и решения, которые принимал годы спустя. Той ночью я испортил будущее всем нам? Это был мой первый ход, и он дал прочувствовать истинный вкус новой игры.

Стало ли это началом конца?

Тогда я пребывал в таком отчаянии, что нашел себе очень опасных союзников, но не осознавал истинной опасности. Побочного эффекта.

Те, кто в прошлом мне доверял, кто разделял мои взгляды, по прошествии времени перестали быть мне преданными, и в этом нет ничего странного. Сейчас я не могу винить их за пошатнувшуюся верность или Сесилию за ее недоверие. Могу лишь попытаться поверить женщине, которая вернулась ко мне, которая когда-то сама в меня верила. Женщине, которая еще не так давно спорила со мной, бросала вызов, чтобы я стал тем мужчиной, которым оказался теперь. Но тот мужчина был коварным, пагубно влиял на людей, которых любил, и подвергал их опасности. А когда потерял их, разрешил себе выйти из-под контроля. Теперь, когда я снова выбит из колени перспективами иной жизни, мне приходится противостоять своим демонам.

Переключаю передачу на низкую, стрелка на спидометре «Камаро» переваливает за сотку, и пытаюсь убежать от боли, бремени ошибок. Перед глазами стоят озаренные огнем лица Шона, Дома и Тайлера, когда той ночью рассказал им про Романа, правду о том, что случилось с родителями, и планах его покарать. По мере того как их доверчивые лица становятся все более отчетливыми, понимаю, что, даже превысив скорость, не смогу стереть это воспоминание.