Текст книги "Пропавшая Рысь"

– Я все слышу, – Монти повернулся, встретился взглядом с Аллегро. Господи, кто бы знал, как он ненавидел этот ее вечный апломб, эту самонадеянность.

– Кстати, я тебе пару билетов до Амстердама отправил.

– Что? Зачем еще? У нас работа.

Он пододвинул стул и занял место между Грант и Атэром за большим круглым столом цвета махагон.

– А некоторым нужно отдохнуть.

– С каких это пор я должна расплачиваться за…

– Это закаляет характер, – отрезал Монти. Домино рассмеялась, увидев, как шокирована Аллегро.

– Понятия не имею, о чем ты говоришь…

– Довольно. К делу.

Крайне редко бывало такое, чтобы так много ЭТС собиралось на одном обсуждении, вовлекалось в одно задание. Но операция, которую руководящее трио решило провести, была чрезвычайно сложной, и могло понадобиться много оперативников.

Каждый ЭТС великолепно подготовлен к любым ситуациям, но большинство имеет специализацию. Домино – непревзойденный стрелок и мастер перевоплощения, Аллегро всегда была незаменима, когда требовалось что-то отыскать, вскрыть сейф или вести погоню на дороге. Рено, компьютерному гению, поручали задания по промышленному шпионажу, используя его бесценный навык взлома любых кодов и получения доступа к базам данных. Морок эффективнее всех работала под прикрытием, она могла войти как своя в группировки, занимавшиеся контрабандой оружия, наркотиков, живого товара. В последние годы большинство ее заданий было связано с освобождением заложников сепаратистов. У нее был ценнейший опыт работы с такими группами и масса контактов.

– Если вы в последнее время смотрели новости, то должны знать о деле «охотника за головами». Сейчас освежим кое-какие подробности и расскажем, что нам недавно стало известно. – Монти в деталях описал самого опасного серийного убийцу, его прошлое, его жертв в Северной Каролине и пустыне Сонора, то, как ФБР установило личность Уолтера Оуэнса, основываясь на данных исследования ДНК, о том, как нашли его дом и фургон, благодаря звонкам на горячую линию.

– И, как вы знаете, неделю назад ФБР заглянули в фургон Оуэнса и… по их мнению, нашли подозреваемого. Он был мертв, с дырой в голове. Все сходилось. И рост, и вес, и ожоги на лице. На нем даже была одежда Оуэнса и одна из масок. И он оставил предсмертную записку, благодаря которой были найдены еще две жертвы. Поначалу смущало только то, что у него были обгоревшие кончики пальцев. Федералы решили, что он сделал это нарочно, чтобы его не обнаружили по опечаткам, а самоубийство совершил только когда осознал, что ФБР у него на хвосте, а все трассы перекрыты.

Он вгляделся в лица своих оперативников.

– Однако тот, кого они нашли в фургоне, был не Оуэнс. Это была подстава. Вчера судмедэксперты это подтвердили.

– Агенты ФБР прокололись: они успели объявить прессе, что дело закрыто, до того, как были получены результаты анализа ДНК, – вставил Атэр. – Они сняли посты на трассах и особый режим на границе, дали Оуэнсу достаточно времени, чтобы ускользнуть. Машина, которую Оуэнс бросил у мексиканской границы, была угнана как раз в ту ночь, когда ФБР провело рейд. Причем угнана неподалеку от фургона, расстояние можно легко покрыть пешком. Старый хозяин машины спохватился только на следующее утро. Очевидно, Оуэнс пробрался в дом и выкрал ключи. Раз подозреваемый ускользнул из страны и больше не находится в юрисдикции ФБР, за дело беремся мы.

– Оуэнс не остановится, – сказала Монти. – Из его истории очевидно, что, как только он чует, что его вот-вот раскроют, срывается на новое место. Выжидает, потом через пару лет снова появляется и продолжает убивать. Федералы очень хотят его голову. Они уже дважды профукали его на глазах всей общественности.

Пирс повернулся к Рено, положив ладонь на одну из папок, которые принес с собой.

– Логи его ПК, – Монти, точно отдал пас, направил папку Рено. – Неплохое начало для удачного поиска.

Папка, вращаясь проскользила по столу. Рено взял ее в руки.

Пирс добавил:

– Там имя человека из Бюро, эксперта по ИТ, который над этим работал. Выйди на него, посмотрим, может, так появятся какие-то зацепки.

Рено сразу покинул конференц-зал, Монти вернулся к обсуждению.

– Раз у нас столько неизвестных в данной миссии, я хочу, чтобы эта группа обеспечивала мощное прикрытие со всех сторон. Кто-то из вас будет работать над делом отсюда, удаленно, кто-то в режиме готовности будет ждать, когда потребуется его участие. В первую очередь, нам нужен оперативник в поле, ЭТС, конечно. Необходимо начать разыскивать Оуэнса немедленно.

– Отправьте меня, – вызвалась Аллегро. – И очень скоро я отправлю этого больного ублюдка к праотцам.

Домино закатила глаза.

– Господи, если она спасла мир, то теперь будет думать, что он принадлежит ей.

Остальные рассмеялись.

Потом она добавила, уже серьезно:

– Монти, я тоже предлагаю свою кандидатуру.

– Его нужно взять живым. Они хотят допросить его о других жертвах, чтобы проверить его выходы на азиатских торговцев живым товаром. А еще они хотят шумиху в СМИ, чтобы в этот раз публика поверила, что они, наконец, поймали этого типа. Наша задача – вернуть его ФБР, а они уж разберутся, что с ним делать.

– Я – как всегда, – вставила Камео. Конечно, она предлагала свое участие.

– Благодарю, дамы, – сказал Пирс. – Но у меня на уме другая кандидатура. Пусть это задание выполнит тот, у кого наиболее подходящее досье.

– И у кого же оно наиболее подходящее? – поинтересовалась Аллегро.

– У кого меньше опыта и меньше желания противоречить, чем у тебя, – ответил Пирс, глядя на нее. – И кто не позволяет себе нарушать правила и гнуть свою линию при каждой возможности.

Он повернулся к Домино и Морок.

– И это должен быть кто-то, кого азиатские торговцы живым товаром так легко не узнают, – добавил он многозначительно.

Монти указал на девушку, сидевшую слева от него.

– Морок ведет контакты и прикрытие. Ты нам понадобишься на этом конце провода, чтобы знать, как подступиться к этим торгашам, если Рено отыщет выходы на них на компьютере Оуэнса.

Пирс положил руку на досье «охотника за головами».

– Кодовое имя цели – «Лик», – проговорил он и сделал небрежное движение. Папка плавно заскользила по столу. Все взгляды были прикованы к папке, пока она не остановилась под пальцами той, кому предназначалась.

– Рысь, операцию «Маска» ведешь ты, – проговорил Пирс.

Глава четвертая

Манхэттэн бич, Нью-Йорк

Большинство соседей Юрия Драшева в Бруклине на первой линии от океана были господа немолодые и более чем состоятельные. Богатые дома отражали их изысканные представления об элегантности. Это были ухоженные особняки в духе Тюдор и в колониальном стиле, с вылизанными лужайками и фигурно подстриженными кустами. Если бы у каждого дома ни стояло по несколько автомобилей класса люкс последних моделей, можно было бы сказать, что владения соседей лишены показного блеска.

– Вот тебе и соседи, – подумала Джек, когда подъехала к дому русского авторитета – недавно отстроенной крепости из красного кирпича, окруженной высокой кованой оградой. Особняк отчаянно выделялся на общем фоне не только размерами, но и кричащей эклектичностью архитектурного решения. Флигели были увенчаны золочеными куполами, подчеркивавшими национальность владельца. Решетчатые окна были обрамлены аляповатыми изразцами ясно-голубого цвета с немыслимым золотым орнаментом. Шесть позолоченных колонн стояли сверкающим рядком, по три с каждой стороны от массивной двери, окрашенной все в тот же кирпично-красный.

Лужайка перед особняком изобиловала классическими итальянскими скульптурами – преимущественно обнаженная натура. А в центре красовался фонтан – четыре латунных дельфина, вращаясь, плевали во все стороны слегка подкрашенной водичкой.

У въезда была припаркована единственная машина – канареечно-желтого цвета Хаммер с огромной аэрографией на боку, изображавшей феникса.

Интерком справа от запертых чугунных ворот приветливо мигал зеленым, но Джек даже не пришлось делать вызов. Как только она оказалась в пределах видимости камер наблюдения, ворота автоматически открылись и впустили ее. Когда она подошла к двери, не понадобилось и стучать: на пороге ждал Олексеев.

– Входи, – сказал он и сделал шаг в сторону.

– Еще одна понтовая деталь имиджа? – отозвалась Джек, кивая на автомат Узи, висевший у Олексеева на шее.

Интерьер особняка не оставлял глазу возможности отдохнуть: нагромождение предметов роскоши делало внутренне убранство еще более броским, чем внешнее. Из просторной прихожей влево и вправо расходились дубовые двери. Прямо перед Джек вилась огромная мраморная лестница, над которой чудовищной громадой нависала стилизованная люстра из оленьх рогов. На стенах были развешаны охотничьи трофеи – головы вепрей, барсов, лосей… Они жутким образом сочетались с мохнатыми искусственными тигровыми шкурами на ступенях и бурым медведем-ковром в прихожей. На все это таксидермическое великолепие с выражением немого одобрения взирала со стены православная Богоматерь – копия какой-то знаменитой иконы.

Олексеев повел Джек направо, сквозь разноцветную стеклярусную занавеску, в огромную гостиную. Стены были окрашены в порядком поднадоевший кирпичный; вдоль них стояли бархатные кушетки, почти не разбивавшие цвет, покрытые леопардовыми шкурами и загроможденные блестящими парчовыми подушками с бахромой. На стеклянном столике посередине красовался самовар в окружении расписных шкатулок – не то коллекция сувениров, не то нелепая попытка спустя поколения не терять связи с русскими корнями.

У окна располагался роскошный бар с ломившимися полками и зеркальной задней стенкой в золотом обрамлении. У противоположной стены стоял стеклянный стеллаж с дюжиной наборов матрешек. На шахматной доске были расставлены любопытные фигуры: красноармейцы против американских солдат.

– Подожди вот здесь, – Олексеев указал на огромную красную кушетку.

– Я сюда не ждать пришла, – Джек развернулась было, чтобы направиться к двери, но услышала за спиной хриплый голос:

– Мисс Норрис, добро пожаловать ко мне в гости. Я рад, что Вы решили взяться за эту работу, – Юрий Драшев улыбался ей, демонстрируя золотые зубы. Он был высоким, тучным и лысым, на вид ему можно было дать лет пятьдесят. У него были густые аккуратно подстриженные седоватые усы и короткая узкая борода от уха до уха. Красный нос с крупными сосудами выдавал неумеренную любовь к водке. От нее же происходили и мешки под серьезными карими глазами.

– Я еще ничего не решила.

– Проходите, пожалуйста, и садитесь, – он указал на кушетку. – Выпить?

– Водки. Чистой.

Драшев щелкнул пальцами, и Олексеев бросился к бару, как выслуживающийся щенок, готовый принести хозяину тапочки.

Джек прошла к стеллажу, оглядывая китчовых матрешек, точно выставочные экспонаты.

Среди обычных улыбающихся «баб» были и наборы, ориентированные на туристов: персонажи сказок, герои диснеевских мультиков, советские и американские политики, четверка Beatles и другие поп-музыканты.

– Красиво, а? – с гордостью спросил Драшев, протягивая руку в жесте хвастовства. Он держался так, словно ждал, что Джек станет преклоняться перед его богатством и роскошью. – Nyet? – настаивал он, перейдя на русский, когда ответа не последовало, точно вопрос был риторическим.

– Это точно. За деньги можно купить все. Или почти все.

– Э, чего-то не хватает?

– Кроме вкуса? Да ладно, это всего лишь мое мнение.

– Если ты возьмешься за эту работу, тебе тоже обеспечена такая жизнь.

Драшев продолжал улыбаться, и Джек не могла понять, неужели эти смерть-машины так тупы, что не чувствуют, когда в их адрес звучит оскорбление. Похоже, они даже не допускали такой возможности.

Джек знала, что о русских думали, будто в делах они неорганизованны, а в подходах крайне примитивны. Но вообще-то в своем деле они были лучшими, едва ли не безупречными. У них хорошо шло все, за что бы они ни брались, – от торговли наркотиками до ввоза живого товара. И все остальное, что можно втиснуть в один ряд между этими пунктами.

Олексеев вернулся с двумя стаканами водки в руках и церемонно передал их хозяину и гостье. Джек подняла свой стакан и произнесла тост.

– Davai! – она сделала глоток и поставила стакан.

– Хороша, а? – спросил Драшев.

– Водка и «калаш» – это лучшее, что дала миру Россия, – согласилась Джек и откинулась на спинку кушетки, утопая в блестящих подушках.

Пауза.

– Так зачем я здесь, и во сколько я тебе обойдусь?

– Уверен, что ты слышала об «охотнике за головами».

– Как и все цивилизованные люди. И что?

– Дочка моя, Нина. Она была еще совсем ребенком, когда десять лет назад ей удалось от него сбежать.

– Слышала об этой истории.

– Федералы снова облажались. Он был так близко, а они его упустили. Веришь? – Драшев поднялся и стал мерить шагами комнату, уперев руки в боки. – Моя дочь десять лет как лишилась сна. Каждую ночь ее мучают кошмары. Я показывал ее врачам. Этим мозгоправленным, знаешь…

– Мозгоправам.

– Да, я это и хотел сказать. Они лекарства пробовали, терапию – ничего не помогает.

– Очень жаль, – выразительно произнесла она. Для Джек сон тоже был недоступным удовольствием.

– Ничего не помогает, – повторил Драшев уже громче. – Этот гребаный козлина так ее ранил. Моя Нина так боится, что он за ней вернется. Я поставил круглосуточную охрану, чтобы она чувствовала себя в безопасности, но все напрасно. – Он потер глаза, точно пытаясь стряхнуть с сознания пелену. – Я мечтаю задушить его своими руками. Я бы ему голову оторвал, только бы моя девочка спала спокойно. Она очень много для меня значит.

Как поэтично, честное слово. Если нет открытки Hallmark с таким текстом, то обязательно должна быть.

– Да уж, – ответила Джек, все еще не понимая, как ее занесло в этот дом.

– Я так и сделаю, – глава самой крупной бандитской группировки Нью-Йорка сказал это скорее себе, чем собеседнице.

– Окажешь всему миру огромную услугу.

– И как можно скорее, – продолжил он, точно пропустил ее реплику мимо ушей.

Драшев перестал мерить комнату шагами и сел, точно ему, наконец, удалось побороть образы, переполняющие его сознание.

– Ты знаешь, где он? – спросила она.

– Конечно, нет, – он вперил в нее тяжелый взгляд своих темных глаз. – Ты мне его достанешь.

– Совсем от водки в уме повредился? – Джек поднялась на ноги. – Да он где угодно может быть.

– Da. Поэтому я готов заплатить тебе большие деньги за то, чтобы ты его нашла. Я знаю, что у тебя в определенных кругах есть друзья.

Насчет того, что Джек обладала уникальной инсайдерской информацией, он был прав.

Многе годы ее работой было прикрывать зад грязных политиков, чиновников в исполнительной власти и федеральных агентов. Она знала неприглядные подробности жизни чиновников из высоких эшелонов власти, и в той среде у нее был не один должник.

Она снова села, откинувшись на спинку кушетки, сделала глоток водки, обдумывая, к кому можно обратиться.

– Так что тут дело между твоими и моими друзьями, – продолжил Драшев. – Мы могли бы отыскать сукина сына.

– А почему я? Если у тебя есть, где взять информацию, и полно таких, как он, – Джек кивнула на Олексеева.

– Это мои люди. А они не охотники. Ты эту работу знаешь, как никто. Тихая Смерть, da? И потом, у меня по бизнесу сейчас запар хватает.

– Это они просто пока не поняли, что ты связан с этой хреновой тучей оружия, которое поставляют через Сьерра-Леоне, – сухо проговорила Джек, просто констатируя факты.

У русского от изумления глаза полезли на лоб.

– Ну да, я домашнее задание делаю, – добавила она. – Просто решила полюбопытствовать, что за дерьмо ты мне предложишь за тобой подтирать.

Драшев продолжал буравить ее взглядом, и Джек не без удовольствия отметила, что в глазах у него были восторг и ужас, – он, наконец, понял, что она способна убрать любого. Хотя Драшев знал, какая у нее репутация, он все еще недооценивал Джек. Русские были из тех, кто заставляет своих наемников замолчать навсегда, едва заказ будет выполнен. Теперь у Джек была гарантия, что с ней так не поступят. Для этой работы она, безусловно, была лучшей, и весьма вероятно, что ее услуги могли потребоваться вновь.

Джек смотрела на прозрачное содержимое стакана, в задумчивости покачивая им. Водка внутри закручивалась маленьким водоворотом.

– Да, я нужна тебе, и ты, наверное, не раз еще обратишься ко мне за долгое, долгое время, – сказала она, не поднимая головы. – И уж чья-чья, а моя смерть тебе не выгодна.

Джек, наконец, подняла на него взгляд.

– Сколько?

– Миллион долларов.

– Не пойдет, – она поставила стакан на стол, как будто собиралась уходить. – Черт знает, сколько у меня может уйти на то, чтобы его отыскать.

– Миллион – большие деньги.

– Но маловато для того, чтобы я чувствовала себя довольной. Видал текущий индекс Доу-Джонса? Что такое миллион долларов!

Драшев недобро прищурился.

– Сколько?

– Три. И половину вперед. И не обещаю, что достану его живым.

– Ты рехнулась?

– А как насчет того, чтобы повесить ценник на благополучие любимого человека?

Упоминание о дочери заставило его пересмотреть свое решение. Это не заняло много времени.

– Тогда два условия.

– Давай-ка послушаем.

– Первое. Если не сможешь достать его живым, тогда я хочу голову этого урода в качестве подтверждения.

Она едва заметно кивнула.

– А второе?

– Хорошо бы тебе оказаться круче, чем говорят. Это очень большие деньги. Выполнишь все, как договорились, – получишь остальное. Его второе условие было озвучено таким будничным тоном, как будто речь шла о погоде.

– Как скажешь.

– А если не справишься, мне на память привезут твою буйную головушку.

– Это еще почему?

– Политика Красной мафии. Мы не даем денег просто так. Кто допустил промах должен быть наказан, как полагается. Ну что, договорились?

Драшев протянул руку. Джек не шелохнулась.

– Получу половину суммы, тогда – «договорились».

Глава пятая

Мокорито, Мексика

– Как сегодня Ваш рот? – доктор Герберт Венсан аккуратно убрал повязки с носа Уолтера, с улыбкой отмечая быстрое заживление.

– Отек уже прошел, – щеки и подбородок Уолтера уже не выглядели воспаленными, импланты в них смотрелись вполне естественно. Оставался лишь небольшой дискомфорт во время еды, и то только тогда, когда пища оказывалась слишком твердой. Поначалу было трудно даже говорить. А носовые ходы были так раздражены, их стенки так опухли после ринопластики, что даже дышать было трудно.

Уолтер молча указал в сторону столика у двери, там стояло увеличивающее зеркало. Доктор услужливо поднес его Оуэнсу, чтобы тот взглянул на нового себя.

– Что скажете?

– Сойдет, – проговорил он, довольный увиденным. – Не важно, как я выгляжу.

Припухлость под глазами почти исчезла. Уолтер никак не мог привыкнуть к разительным переменам в своей внешности. Вместо привычного скошенного подбородка он теперь видел вполне солидную, даже тяжеловатую челюсть, а высокие скулы теперь казались куда шире, что делало его ближе к идеальному образу, к собственным представлениям о выразительном мужском лице.

Конечно, Уолтер надеялся, что врачу удастся что-нибудь сделать со шрамом. Впрочем, дермабразия дала некоторые результаты: кожа выглядела гораздо ровнее.

Операция длилась два часа. Рассечения, сделанные для установки имплантов, не были заметны: для импланта, который увеличивал подбородок, потребовалось сделать разрез в нижней губе, а два других импланта, для щек, были вставлены через верхнюю губу. Языком Уолтер еще чувствовал швы, но они уже начали рассасываться, как и те, которые доктор наложил, когда расширял носовые ходы и корректировал форму ноздрей.

Результат оказался куда лучше, чем ожидал Уолтер. Когда его высадили у неприметной клиники, он приготовился к худшему. Но выбора не было – повсюду висели его изображения. Нужно было сильно изменить внешность, и как можно скорее, а прием врача в обычной больнице, тем более, консультация именитого пластического хирурга, была сопряжена со значительным риском. Уолтер мысленно благодарил того человека, который доставлял ему незаменимых «доноров». У того оказалось достаточно связей в преступном мире Мексики, чтобы быстро найти выход на хирурга, который мог сделать все необходимое тихо и не задавая лишних вопросов.

К удивлению Уолтера, врач оказался американцем и вдобавок мастером своего дела. Доктор Венсан был очень ценным специалистом – он создавал новые лица для криминальных авторитетов в бегах. Человек, который привез Оуэнса в клинику, сказал, что какое-то время Венсан практиковал то же самое в Штатах, пока у него не изъяли лицензию за фальсификацию медицинских свидетельств.

Уолтер проникся уважением к доктору. В отличие от врачей, которых Уолтер помнил с детства, Герберт Венсан не был нелюдимым и отстраненным. Доктор, казалось, искренне заботился о благополучии Оуэнса и даже предложил ему остаться в течение периода заживления в отдельной комнате в пристройке клиники, чтобы не рисковать лишний раз, регистрируясь в гостинице.

– Вот, через пару дней можно будет выписываться, – Венсан снова улыбнулся. Уолтер запустил ком грязной марли в мусорное ведро.

– Со всем остальным – тоже порядок? Не нужно ли еще обезболивающего?

– Спасибо.

– Скажу Бетти, чтобы принесла вместе с обедом, – Венсан поднялся со стула. – Я приду через минуту, только принесу новое фото для паспорта.

Как Венсан и обещал, вскоре явилась его супруга, медсестра Бетти, и принесла поднос с буррито.

Помимо того человека, который отвез его к доктору, и четы Венсанов, Оуэнса никто не видел. Бетти редко заговаривала с ним и никогда не смотрела в глаза, когда приходила к нему в палату. Уолтер не мог понять, чем вызвано такое поведение: банальной робостью или тем, что Бетти узнала его по фотороботу ФБР. «Теперь это вопрос всего нескольких часов», – говорил он себе. – «Когда я уеду отсюда, узнать меня будет невозможно. Я сяду в самолет, и никто, никто не достанет меня».

* * *

Колорадо

Рысь ждала Атэра. Он должен был принести ей необходимое для задания оборудование. Она стояла у окна в кабинете Дэвида и смотрела на территорию комплекса. Осень вступила в свои права – и просторные открытые площадки между краснокирпичными корпусами были усеяны яркими осиновыми листьями.

Было обеденное время – на улице никого, не считая патрульных, будущих выпускников, обходивших территорию через неравные промежутки времени.

Движение привлекло внимание Рыси к жилому корпусу, где размещались курсанты помладше и где когда-то жила она, только-только поступившая из белфастского приюта. В углу площадки одиноко раскачивались качели. Рысь, точно под гипнозом, погрузилась в воспоминания, не в силах оторваться от мерного покачивания тонкой перекладины на цепочках. Тогда она была просто Кэссиди, еще не Рысь.

Она так любила скрипку, что после отбоя, когда отключали свет, она частенько сбегала из спальни в музыкальную аудиторию, которая находилась прямо за ее жилым корпусом. Акустика была великолепная, как и звукоизоляция, позволявшая Кэссиди часами играть, стоя посреди внушительной сцены, воображая, что зал полон ликующих слушателей.

Однажды, когда ей было одиннадцать, она встала ночью, чтобы продолжить тайно практиковаться, и увидела, как темные фигуры направлялись через всю территорию к корпусу, который называли «запретная зона». Кэссиди не разрешалось там появляться, но это место всегда вызывало ее интерес, ведь она видела, как ребята постарше и взрослые, которых она не знала, входили в здание в разное время суток. Она задавала вопросы учителям, но в ответ слышала, что это что-то вроде еще одного курса обучения, высшего, на который она непременно попадет. Такое объяснение совершенно не устраивало Кэссиди, и той ночью ее врожденное любопытство взяло верх. Короткими перебежками она пробралась к зданию по самым темным местам, памятуя о камерах и постовых, и пролезла внутрь через боковое окно. Она подозревала, что внутри тоже установлены камеры, и приняла все меры предосторожности, чтобы не быть замеченной.

Неслышно ступая по темному коридору, она заглядывала во все незапертые двери. В некоторых помещениях люди работали за компьютерами, в других, дальше вглубь корпуса, были как будто палаты лазарета, за ними – тренировочные залы. В одном из них, где пол был устлан гимнастическими ковриками из пенки, занимались курсанты постарше. В следующем был оборудован тир – и мальчишки, почти ее сверстники, оттачивали навыки стрельбы из разных типов оружия. Все мишени были человеческими силуэтами.

Она впитывала новые впечатления, подобно губке, но нигде не задерживалась подолгу, пока не дошла до одного из последних залов. Там женщина и двое мужчин метали ножи и фехтовали. Казалось, Кэссиди смотрела на них целую вечность, прячась всякий раз, когда кто-нибудь проходил мимо. Потом все трое ушли.

Убедившись, что никто из них не собирался возвращаться, Кэссиди зашла внутрь.

Освещение было приглушено, пол был застелен ворсистым ковролином, мебель практически отсутствовала, если не считать столов по стенам, где на бархате и коже лежали ножи. Еще была пара стеллажей с держателями для мечей и три привинченные к полу фигуры в человеческий рост, выполненные из сосны.

Внимание Кэссиди не могла отвести глаз от мечей. Ее тянуло к стене, где они висели. Клинки были самым красивым из всего, что ей доводилось видеть в жизни. Конечно, не считая ее скрипки.

Встав на цыпочки, она осторожно сняла один меч с крюков. Подняла его, точно готовясь к атаке, и ощутила себя такой могущественной, как будто превратилась в самого короля Артура. Только когда руки заныли от напряжения, Кэссиди нехотя вернула оружие на место.

Она сделала пару шагов к столу, где лежали ножи. Фантастическое разнообразие!

Она взяла обоюдоострый метательный с кожаной рукоятью и покачала в руке, оценивая его вес. Снова возникло чувство могущества. Она оглянулась на мишени, которыми пользовались взрослые, и на отметки на полу, откуда они бросали.

А смогу ли я? Она нутром чувствовала, что сможет. Конечно! – пришел мгновенный ответ из подсознания. У Кэссиди не было сомнений, что она должна была сразу же поразить цель.

Пытаясь имитировать то, как вставали другие, она подняла нож и крепко зажала его в правой руке так, что лезвие оказалось у нее почти за головой.

«Десятку» при выключенном свете трудно было даже разглядеть. Лунный свет, проникавший в окно, был слишком слаб, а тени от веток бродили по мишени, не давая сосредоточиться. Закрыв глаза, Кэссиди представила себе вожделенную точку в центре круга и напрягла все свои чувства так же, как когда пыталась повторить на скрипке услышанную где-то мелодию. Зажмурилась и сделала бросок. Тынк! В полной тишине желанный звук, с которым клинок вонзается в дерево. Кэссиди не удивилась. Она была горда собой. Вытащила нож, а потом стала пробовать еще и еще, с разных углов и с разного расстояния.

И хотя чаще всего она не попадала, некоторые попытки были удачными, нож оказывался на границе с «десяткой» или втыкался намертво в самый центр. Она приготовилась бросить еще раз, когда кто-то шепнул в самое ухо:

– Ты, малышка, хорошо себя показываешь, но можешь значительно лучше, – проговорил женский голос.

Кэссиди замерла, сердце бешено колотилось. Она не слышала, чтобы кто-то входил, а оглянуться не решилась.

– Держи вот так, – продолжила незнакомка и положила ладонь поверх ручонки Кэссиди, осторожно помогла той перехватить оружие. Женщина коснулась ног и плеч Кэссиди, помогая принять правильную позицию и держать нужную осанку.

– Теперь попробуй еще раз, только не закрывай глаза.

Кэссиди сделала бросок, безо всяких усилий отправляя нож в «десятку». Она рассмеялась от счастья и повернулась к незнакомке. Женщина сделала шаг назад, различить ее лицо в полутьме было невозможно. Кэссиди видела только силуэт.

– Вы, правда, думаете, что у меня хорошо получается? – спросила она, улыбаясь своей нежданной наставнице.

– У тебя, крошка, инстинкты убийцы, – ответила женщина.

– Покажите мне еще.

– Я не учитель.

– А кто же?

Незнакомка помедлила с ответом.

– Я та, кем когда-нибудь станешь и ты, – наконец, проговорила она.

– Но я хочу стать скрипачкой! – с гордостью сказала Кэссиди.

Еще одна долгая пауза, и женщина заговорила вновь. В голосе ее почему-то звучала грусть:

– Не важно, кем ты хочешь стать. Важно – кем ты станешь.

Прежде чем Кэссиди удалось решить эту шараду, незнакомка исчезла – так же внезапно и тихо, как появилась.

В коридоре, за дверью кабинета Атэра послышались шаги; Рысь, погрузившаяся было в воспоминания, пришла в себя, отвернулась от окна. Ее бывший учитель вошел и поставил у ног Кэссиди небольшую, но увесистую черную сумку.

Рысь когда-то немало времени проводила с начальником отдела боевой подготовки, для нее он был вроде дяди. И хотя Атэр обычно не позволял себе выделять любимчиков среди курсантов, он все же часто оказывался свободен и уделял ей время, когда Кэссиди нужны были индивидуальные, специальные занятия. Это было самым близким к выражению привязанности или эмоций вообще, в той форме, в какой они существовали в ОЭН.

– Думаю, тут все, что может понадобиться тебе, Рысь, – Атэр склонился над своим столом, где лежала распечатка спутниковой карты пограничного района около Ногалеса.

– Машину, которую угнал Оуэнс, нашли здесь, в нескольких милях от КПП. Неплохое место для пересечения границы, там же сплошная пустыня. А значит, скорее всего, на той стороне его встречали. Наверное, кто-нибудь из тех, кто поставлял ему девушек из Азии. Отыскать этих мерзавцев – это, пожалуй, лучшее, что ты можешь сделать. Кроме, конечно, поимки самого Оуэнса.

Из бокового кармана своих защитных брюк Атэр достал еще одну распечатку и передал Рыси.

– Это список известных нам борделей и стрип-клубов, чтобы тебе было с чего начать. Оуэнс не станет показываться на людях, раз повсюду висит его лицо. Он на какое-то время уйдет в тень, возможно, побудет у кого-то из этих людей, пока не уляжется шумиха. А еще он может попробовать изменить внешность. Еще одна интересная зацепка для тебя, проверь.

– У меня Рено уже работает над списком пластических хирургов в радиусе трехсот километров, – проговорила Рысь.

Он одобрительно кивнул.

– На базе ВВС Петерсон тебя ждет вертолет до Ногалеса, а там будет ждать машина. Пограничников снова поставили на уши, когда федералы поняли, что у них оказался не тот. Так что Бюро выделяет тебе сопровождающего из своих людей, чтобы ты спокойно перешла границу со всем своим арсеналом.

Атэр взглянул на часы.

– Уже должен быть готов твой паспорт. Посиди минутку, я сейчас приду.

Рысь выучила наизусть досье Уолтера Оуэнса и в деталях запомнила все, что на обсуждении сказал Монти. Для нее наступил важный момент. Она была готова.