Текст книги "Скрещенные кости"

Кимберли Вейл
Скрещенные кости

Kimberly Vale

Crossbones

Дизайн обложки Елены Лазаревой

Copyright © 2021, Kimberly Vale

The author is represented by Wattpad

© Костянова А., перевод на русский язык

В оформлении макета использованы материалы по лицензии ©shutterstock.com

© ООО «Издательство АСТ», 2023

* * *

Мечтателям: ищите путь только по собственному компасу

Лишь самые отважные смогут смело ходить по морям.

Лишь самые находчивые смогут повернуть течения вспять.

Лишь сильнейшие из благородных смогут покорить самые бурные воды.

Лишь чистейшие сердцем смогут сохранить наследие.

КАПИТАН БУРИ, ПЕРВЫЙ КОРОЛЬ КОСТЕЙ

Об авторе

Кимберли Вейл любит читать, считает себя безнадежным романтиком и начала писать на Wattpad еще в подростковом возрасте. За прошедшие с тех пор годы она собрала миллионы прочтений в Интернете, работала волонтером в наставнических и других программах писательского сообщества.

Имея степень бакалавра в области образования, Кимберли преподает коррекцию дислексии в государственных школах и живет в Арканзасе со своим мужем, двумя детьми и двумя собаками. Ей также нравится играть в видеоигры, пробовать новые рецепты и придумывать нелепые теории о сюжетах любимых сериалов. Даже не пробуйте обсуждать с ней последний сезон «Игры престолов».

Часть первая
Море и пламя

Глава 1
Цилла

Порт Барлоу

Поздний солнцепек

«Я сегодня не умру».

Невысказанные слова заполонили разум Циллы. Она никогда не задумывалась о смерти – какой в этом толк, когда ведешь такую жизнь, как у нее. Смерть приходила, забирала кого-нибудь и никогда не возвращала обратно. Девушку мало беспокоило, как она умрет, впрочем, она ожидала, что ее смерть будет кровавой и блистательной. Не такой.

Девушка шла сквозь толпу, ее запястья были крепко связаны за спиной, и ей до боли хотелось ощутить в руке кожаный эфес шпаги. Будь у нее возможность, она сражалась бы до тех пор, пока инцендианские солдаты не полегли бы все до единого, ну или пока с ее окровавленных губ не сорвался бы последний хриплый вздох.

Циллу со всех сторон окружал народ: в потрепанный непогодой внутренний двор форта набились до отказа буйные жители гавани, которые в обычные дни чем-нибудь торговали или наблюдали за шествиями солдат. Сегодня, однако, они станут свидетелями ее казни.

Впереди девушки шагали солдаты, прокладывая путь в толпе с легкостью ножа, входящего в масло. Для собравшихся зевак она была пятном на одежде, которое не отстираешь, чумой, от которой не избавишься. Всякий раз, как они пробегали взглядом по шрамам на ее коже, по ушам с несколькими сережками в каждом, по слепому глазу, в глубине их гнева вспыхивал страх, и оскорбления, которые они выкрикивали, становились громче.

Цилла не обращала на зевак внимания. Чтобы унять бешено бьющееся сердце, хватало отдаленного шума волн и солоноватого запаха моря – но это пока. Нельзя быть по-настоящему спокойной, когда надвигается шторм.

Время истекало. Вот уже впереди, в глубине двора, показалась виселица.

Если инцендианские чины из морского ведомства замыслили унизить ее в последние минуты, ничего у них не выйдет. Она держала голову высоко поднятой и ступала с достоинством. Никто не увидит ее дрожащей. Никто не увидит ее сломленной. Они увидят девушку, которая гордится своим пиратским наследием, девушку, для которой лучше умереть у всех на виду, чем зачахнуть в тюрьме.

– Мерзкая пиратка! – провопила какая-то женщина; крик пронесся над толпой, рассекая шум глумления, как отточенный клинок.

Цилла повернула голову и посмотрела направо, ее здоровый глаз остановился на женщине с изможденным лицом – та оскалилась в ответ. Женщина стала пробираться сквозь толпу, следуя за солдатами, которые вели Циллу, то и дело толкая ее. В какой-то момент женщина остановилась, сняла туфлю и швырнула ею в Циллу – туфля больно ударила по щеке. Девушка оставила без внимания жгучую боль, презрела она и смех с издевками, доносившиеся из толпы.

В Цилле вспыхнул гнев и начал разрастаться со скоростью лесного пожара. Да пропадите вы все пропадом в Лимбе, ей больше бояться нечего. Она замерла на месте, дернула на себя веревку, связывающую ее с солдатом, и вонзила в женщину взгляд. Когда их глаза встретились, женщина съежилась, отвела свои и уставилась в землю. Не первый раз Цилла видела такую реакцию, поэтому обычно она носила повязку, которая прикрывала ее слепой белый глаз, но сегодня она радовалась своему изъяну. Сегодня она радовалась, что солдаты не разрешили ей надеть повязку.

– Собель лиитена шобенаску. Собель миитеса яхаррен ето, – проговорила Цилла; она повторила слова проклятия, которое сделало ее наполовину слепой.

Лицо женщины сделалось белым, как паруса купеческого судна, когда же она поняла, что Цилла произнесла проклятие, глаза ее округлились от бешенства. В крови девушки не текла магия, способная воплотить злые слова, но женщина ведь этого не знала. Слабое удовлетворение, но и оно отдалось теплом в Цилле, хотя солдаты продолжали тащить ее вперед, а их пальцы – впиваться в руки, добавляя новые синяки.

– Ведьма! – завизжала женщина. – Пиратка-ведьма! Чтоб тебе пропасть в Лимбе!

Лимб. Гавань для душ. Стоит заблудшей душе после смерти пришвартоваться там, и ей не покинуть Лимб больше никогда. Вполне возможно, именно туда и направится душа Циллы сегодня.

– Там и свидимся с тобой. – Она встретилась с женщиной взглядом, губы девушки искривились в ухмылке.

Небо затянула плотная пелена облаков, но в воздухе по-прежнему разливалась жара Солнцепёка, свойственная этому времени года. Из-за густого и влажного воздуха на затылке Циллы собирался пот и, подобно речной змее, скользящей по воде, струился по позвоночнику. На девушке были только грязные лохмотья, которые ей милостиво пожаловал форт, после того как ее вырвали из постели того, кто предал ее, и лишили всех вещей и оружия. Хотя ткань царапала кожу, и это сильно раздражало, она испытывала извращенное удовлетворение, представляя, каково приходилось солдатам в брюках военного образца, под многими слоями украшенной в пух и прах одежды, как они мучались от влажности. Пот стекал по их вискам, пропитывал воротники, оставлял пятна под мышками.

Один из солдат толкнул ее, побуждая идти. Толпа расступилась, и Цилла похолодела: перед ее глазами предстала виселица. К горлу подступила тошнота, внутренности чуть не вытолкнули кусочек хлеба, съеденный вчера. Петля качалась вперед и назад, будто часовой маятник, отсчитывающий ее последние мгновения, и вся прежняя уверенность вытекла из Циллы, как кровь из свежей раны. Вид возвышающегося перед ней деревянного эшафота с качающейся петлей вновь пробудил ее самые страшные ночные кошмары, самые глубокие неизъяснимые страхи. Девушка задрожала, представив свое извивающееся тело, скрюченные пальцы, хватающиеся за горло… глаза, которые еще долго останутся открытыми после того, как уйдет душа.

Солдат снова и снова толкал ее вперед, пока она не оказалась у подножия деревянной лесенки.

Мир накренился – Цилла поморгала, но даже здоровым глазом не стала видеть лучше. Крик застрял в горле, желудок сжался в твердый, как камень, комок. Девушка изо всех сил старалась придерживаться наставлений бабушки, полученных на палубе «Алой Девы»: «Живи без страха. Любую угрозу встречай клинком и усмешкой». Взгляд ее с трудом скользнул по эшафоту, но ноги подниматься отказывались. Страх был якорем, который крепко держал Циллу, не давая течению ее унести.

Капля теплого дождя упала на щеку девушки, когда Цилла сделала первый шаг навстречу смерти. Пока солдаты дотолкали Циллу до петли, тучи разверзлись и хлынул ливень; он охлаждал разгоряченную кожу.

Зрители натянули капюшоны, но Цилла дождю порадовалась. Палач затягивал петлю на шее девушки, а она откинула голову назад и позволила воде смывать с нее грязь и сажу, которые налипли на коже за те дни, что она провела в камере.

Веревка, стягивающая запястья, резала кожу, но Цилла вновь и вновь пробовала ослабить узел, завязанный одним из солдат. Она крутила руками и так и сяк, пытаясь освободиться, пока острое лезвие не уперлось ей в спину и не заставило замереть.

– По приказу короля Инцендии, – провозгласил солдат. Его глаза бежали по свитку так, будто он читал, но слова размыло, и они стекали темными чернильными каплями с края промокшего от дождя пергамента. Солдат, должно быть, повесил столько пиратов, что уже знал написанное наизусть. Его голос гремел и разносился по всему двору. – Все лица, связанные с пиратством, будут привлечены к ответственности без суда и следствия.

Цилла осматривала верхний ярус форта в поисках Роды и других Алых Дев. Девушка уповала на то, что сестра и команда придут ей на помощь, как поступила бы она, случись беда с ними, но никого не видела, и это лишь подтверждало: не все в Морских Сестрах поддерживали самого молодого капитана. Команда сдалась, но что еще хуже – они оставили ее умирать в этом богами забытом королевстве. Взгляд Циллы метался туда и сюда, вниз по лестнице, к воротам, искал среди зевак у помоста, – куда только ни кидался. С надеждой – что ошибается. С мечтой – что промелькнут туго заплетенные косы сестры, хитрые улыбки подруг.

Но нет, их не было. Циллу словно ударили в грудь, колени ее задрожали, сердцем овладело глубочайшее, жесточайшее одиночество.

И вдруг взгляд девушки упал на одного человека в толпе: голова без капюшона, со светлых волос капает вода, губы расплылись в знакомой улыбке, слишком хорошо знакомой. От вида блондина внутри Циллы все загорелось – поднялся гнев, достаточно сильный, чтобы заглушить боль в груди.

В другое время, в другом месте, которое она похоронила глубоко-глубоко в своей памяти, увидев в здешней толпе эти глаза цвета морской волны, она бы почувствовала облегчение и, возможно, позволила бы себе в них утонуть, а он пусть спасает ее от несправедливой смерти.

Но в эти минуты, учитывая то, как развивались события, он находился здесь не для того, чтобы спасти ее. На самом деле именно из-за него Цилла и оказалась перед лицом смерти.

Флинн Ганнисон – человек, который ее предал.

Это было все равно, как если бы он самолично затянул петлю на шее Циллы. И после того как предал ее доверие, их дружбу и то, что могло бы быть между ними, у него хватило наглости смотреть ей прямо в глаза. Девушка гордо вздернула подбородок. Она не позволит Флинну увидеть, как больно он ее ранил.

Цилла винила и себя в некоторой мере – за то, что была так глупа, за то, что неделю назад позволила Флинну, его прикосновениям, порождающими в теле огонь, затащить себя в постель. Может, свою роль сыграло его очарование. Может, виноват ром. Что бы то ни было, ценой стала ее жизнь.

Солдат снова заговорил, и желудок Циллы сжался в комок, девушка оторвала взгляд от предателя Флинна.

– Цилла Абадо из Макайи, капитан корабля «Алая Дева», участница заговора против Короны, пират по духу и пират по крови, приговаривается к казни через повешение за шею, – провозгласил он.

Промокший свиток порвался по краям, но солдат все-таки сумел свернуть его, спустился по лесенке с эшафота и удалился. Никто не радовался. Никто не хлопал в ладоши. Дождь продолжал поливать Циллу, вода пропитала одежду, капала с кончика носа. Повешение сломает ей шею, и если по какой-то случайности не убьет, она все равно задохнется, и скоро. Эти мысли не помешали ее пальцам отчаянно вцепиться в веревку в попытках сорвать ее.

Цилла еще раз закрыла глаза и вознесла последние молитвы Морским Сестрам. Она просила Анафину милостиво провести ее душу через Лимб в Загробный мир. Она умоляла Талону дать ей сил в предсмертные минуты, и хотя команда и сестра бросили ее, помолилась и за команду, и за Роду, которым придется жить без нее. Наконец, она заклинала Иодею отомстить за нее и обрушить на Порт Барлоу свирепые и высокие волны, выше любой башни, которую они могли бы построить, выше, чем Обсидиановый дворец в их столице.

Вдруг предсмертное желание Циллы удержит Инцендию от дальнейшего вторжения в Церулию – островное королевство. Если инцендианский король добьется своего, пиратский флот Церулии упокоится на дне моря, а вместе с ним пойдет прахом и все то, за что они боролись. Кроме золота, конечно. Алчный король приберет к рукам все до последней монеты.

Позади нее раздались шаги палача – тяжелая поступь, под которой скрипел помост. Цилла тяжело задышала, считая каждый вздох. Руки девушки сжались в кулаки, ногти вонзились в ладони так, что оставили на них следы-полумесяцы, – она старалась держаться стойко до самой последней секунды.

Щелкнул рычаг – и под девушкой распахнулась деревянная створка.

На мгновение – перед падением – все замерло, дыхание – перехватило.

Сначала сердце ухнуло вниз, за ним – полетели ноги. Вся эта человеческая толпа, их гневные крики заставили Циллу неистово пожелать себе упасть с такой силой, чтобы шея сломалась. Быстрая смерть. Жадные до зрелища людишки не заслуживают видеть, как она бьется за каждый вздох.

Промелькнул всего лишь миг, но пока он длился, в голове пронеслись, словно горсть листьев, летящих по ветру, воспоминания. Цветущие верхушки деревьев в джунглях Макайи. Бабушкины окрики на палубе, резкие, властные, ее было слышно даже сквозь грохот волн. Искорки в темно-карих глазах матери, они горели, даже когда она, больная, лежала в постели и умирала. И нежность Роды к ней, которую она никогда никому больше не дарила.

Прекрасные картины одна за другой сменяли друг друга – вдруг что-то тихо просвистело над головой девушки, и вместо того, чтобы резко повиснуть, она продолжала падать, веревка на шее все никак не затягивалась. Удар о землю был силен, ноги под весом Циллы подогнулись, она упала и стукнулась головой о камень.

Воздух вокруг нее сгустился в облако с острым запахом, горло от него стало зудеть. Может, она все-таки сломала шею при падении и умерла? Может, так пахнет смерть?

Цилла открыла глаза, но облако не рассеялось. Она поморгала, еще – и поняла, что дело было не в зрении, а в дыме. Из-за него она задыхалась. Каким-то чудом в этот раз ей удалось избежать смерти.

Руки оставались связанными, девушка попыталась сесть, но у нее не получилось, в лодыжке запульсировала немилосердная боль. Закусив губу, чтобы не застонать, Цилла перекатилась, встала на колени и, придерживая подвернутую ногу, выглянула из-под эшафота.

Девушка увидела совершенно обезумевшую толпу. Женщины визжали, каждая, стараясь вырваться вперед, чтобы первой уйти от опасности, набрасывалась на подругу по несчастью и царапалась, им мешали собственные грязные юбки, о которые они спотыкались. Как и женщины, мужчины в большинстве своем устремились к воротам форта; раскрыв глаза пошире, они на бегу выискивали угрозу. Солдаты покинули все свои посты внутри форта и держали шпаги наготове. Они пытались добраться до Циллы, но паникующая толпа оттеснила их от виселицы.

Петля все еще оставалась у Циллы на шее, девушка взглянула на другой конец веревки. Она лежала на камне и вид имела потрепанный. Дым вокруг Циллы поредел, она подняла глаза, осмотрела крепостную стену и обнаружила маленький кинжал, вклинившийся между двумя камнями. Только один человек мог метнуть кинжал с такой точностью, чтобы перерезать веревку. Тот самый, что практиковался в метании кинжалов, всаживая их в кукол Циллы, когда они были детьми.

Ее сестра.

С сердца Циллы свалился тяжкий груз, и девушка снова задышала легко. Как она могла забыть, что Рода слишком склонна к театральным жестам, чтобы просто расправиться с конвоем по дороге в форт или вытащить ее из камеры в ночь ареста. Это вполне в духе сестры – подождать, чтобы устроить из спасения целый спектакль и сорвать аплодисменты. Рода временами бывала грубиянкой и эгоисткой, но семью не выбирают, и сестра – это все, что у Циллы осталось. Не следовало, конечно, сомневаться в Роде, но она хотя бы могла спасти ее до повешения.

– Цилла, – раздался сзади резкий шепот, одновременно клинок перерезал веревку на запястьях, и руки освободились. – Шевели давай ластами. У нас тут побег, между прочим. Грандиозный, можно сказать.

Цилла стащила петлю с шеи и повернулась к старшей сестре лицом; морщась от боли, она заставила себя встать, но поврежденная лодыжка вновь подогнулась.

– Быстро не получится. У меня лодыжка адски болит.

– Ну что ты как маленькая?

Рода вразвалочку направилась к Цилле, сестра покосилась в сторону, и глаза ее расширились. Рода завела руку за спину, выхватила из-за кожаного пояса кинжал и метнула его в сторону Циллы. Клинок просвистел мимо уха, из-за плеча раздался глухой удар, за ним последовали булькающие звуки. Рода прикончила солдата, но Цилла все еще была недовольна.

Сестра выдернула кинжал из груди стражника и малиновым платком, висящим у нее на поясе, вытерла кровь с лезвия. Цилла спросила:

– Ты что, не могла меня предупредить?

Девушка уже приноровилась стоять самостоятельно, не прибегая к помощи Роды: она перенесла большую часть веса на правую ногу, левая касалась земли лишь самым кончиком башмака.

– Все, ты закончила скулить, малая? – отозвалась сестра; она пристроила кинжалы за пояс и потянулась к завязкам своего алого плаща, развязала узел. Рода стянула плащ с плеч, набросила его на Циллу и подняла капюшон, чтобы скрыть ее мокрые волосы. Сестра вынула из блузки другой капюшон и спрятала под ним свои две косы, после чего обхватила Циллу за талию, и они двинулись вперед.

– Спасибо, Рода, – сказала девушка, когда сестра помогла ей дохромать до выхода из-под укрытия эшафота.

– Ты ведь не думала, что я позволю тебя повесить, нет? – спросила Рода, и в тоне ее не было насмешки. Она наклонилась вперед, посмотрела налево, затем направо. – Ты моя сестра. Я всегда буду рядом, чтобы спасти тебя, когда ты во что-нибудь вляпаешься.

Цилла обратила внимание, что Рода не назвала ее капитаном; скорее всего, так никогда и не назовет.

Цилла собралась с духом, они покинули укрытие помоста и протолкались вглубь хаотично двигавшейся на своем пути к спасению людской массы. Одни солдаты все еще пробивались сквозь толпу, в то время как другие искали того, кто перерезал веревку. Дым рассеивался, и вот уже у солдат появилась возможность стрелять прямо по виселице, как раз туда, где мгновение назад находились Цилла и Рода.

– Она сбежала! Пиратка сбежала! – закричал солдат прямо позади сестер.

Рода прибавила шагу, Циллу она прямо-таки тащила за собой. Сама девушка не щадила левую ногу и переносила на нее как можно больше веса, стараясь не обращать внимания на острую боль, выстреливающую при каждом шаге. «Я сегодня не умру, – снова и снова повторяла она про себя. – И Рода сегодня не умрет. Я не умру, пока Флинн Ганнисон за все не заплатит».

– Где наши? – шепотом спросила у сестры Цилла.

– Близнецы здесь, – прошептала Рода в ответ. – На всякий случай держат наготове дымовые шашки. Остальные на корабле с Нарой.

Цилла кивнула и, сдерживая крик, крепче обхватила Роду за талию. У девушки снова подвернулась больная нога. Мир закружился, перед глазами поплыли пятна. Ей нужно выпить воды. Ей нужно поесть. Она не помнила, когда в последний раз как следует ела. Но надежду на спасение терять нельзя, иначе Рода вместо старых кукол использует в качестве тренировочной мишени ее. Еще немного, и они будут свободны, они будут дома. Если им удастся пройти через открытые ворота и добраться до корабля, она даст лодыжке столько времени на отдых, сколько потребуется.

– Найти ее! Найти сообщников! Не выпускать из форта живыми! – проорал кто-то.

Толпа кишела солдатами, несколько из них, пробираясь мимо в этом людском хаосе, задели Циллу. Она, наставляя команду, всегда говорила им сохранять спокойствие, каким бы тяжелым ни было положение, встречать леденящий ветер с высоко поднятой головой, стиснуть зубы и глубоко вдохнуть, когда захочется завизжать и сдаться. Ее девушки никогда не переставали сопротивляться, никогда не поднимали белый флаг.

Но только поглядите на нее, их капитана: лодыжка пульсирует от боли, дух сломлен, слезы пощипывают уголки глаз, как у какой-то слабой девчонки.

Один из солдат внимательно всматривался в спешащих мимо мужчин и женщин и остановился прямо перед Циллой и ее сестрой. Их лица прятались в тени капюшонов, он выгнул бровь, его глаза с любопытством перебегали с одной на другую.

– Снимите капюшоны, – приказал солдат. Сестры попытались обойти его – он приблизился еще. Они не подчинились – солдат направил шпагу на Циллу. – Я сказал, снимите капюшоны.

Рода вздохнула, и воздух наполнился шипением. Струи густого белого дыма поднялись из разных мест в толпе и вновь вызвали визг и вопли у жителей гавани. Дым почти сразу же окутал сестер и скрыл их от посторонних глаз. Не теряя времени, Рода забросила руку Циллы себе на плечи, это сняло часть нагрузки с больной лодыжки. Кто-то прижался к Цилле справа и подхватил девушку под другую руку. У Циллы екнуло сердце, но аромат мяты – ее листья любила жевать Серафина – успокоил.

Солдаты выкрикивали приказы, но в такой неразберихе сделать ничего не могли. Они были как слепые котята. Дым поднимался в небо, валил из ворот форта, делая беглянок невидимыми, а людское море между тем несло их вперед. Солдаты кричали где-то позади, их ругань становилась тише по мере того, как Цилла и ее команда спускались с холма к гавани.

Выбравшись из толпы, Рода и Серафина повели Циллу вниз по боковой тропинке. Перед ними внезапно выросла близняшка Серафины, Розалина; она пошла впереди, указывая им путь, ее темные кудряшки подпрыгивали в такт шагам. Она завела руку за спину, готовая в случае необходимости обнажить спрятанные клинки; пока же рука оставалась расслабленной. Если бы дошло до дела, она, подчиняясь кодексу чести Алых Дев, защищала бы Циллу, а не собственную сестру.

В поле, в стороне от тропинки, стоял небольшой фермерский дом, его окружала высокая трава с маленькими белыми цветами в ней. Цилле показалось, что в открытом дверном проеме стояла женская фигура и смотрела, как Девы мчатся, как ветер, к морю, ее длинные темные волосы и юбки развевались. Цилла знала, что незнакомка, наблюдающая за ними, не имела по большому счету никакого значения, но, прежде чем они обогнули холм, что-то в глубине души заставило ее бросить взгляд через плечо на эту девушку.

Наконец показалось море, а с ним и еще одно славное зрелище – «Алая Дева», с малиновыми парусами, хлопающими на ветру, готовая к отплытию. Никогда еще Цилла не была так рада видеть свой корабль, даже когда впервые ступила на его палубу в качестве капитана. Корабль с самого детства был ее домом, домом больше, чем какое-либо другое место в мире. Ей были необходимы запах дерева, ветер, обдувающий лицо, ощущение солнца на коже и открытое море.

Корабль закрывала небольшая скала, и он не был виден шумным обитателям оживленной гавани. Цилла с подругами приблизились к краю утеса, внизу, покачиваясь на волнах, их ждала «Алая Дева».

Цилла вглядывалась в волны, разбивающиеся о зубчатую скалу. Свобода была почти у них в руках, оставалось только спрыгнуть с довольно высокой, острой и жутко пугающей скалы. Приподняв бровь, она сказала, обращаясь к Роде:

– Не могла не выжать всю драму, какую только можно, да?

Цилле вспомнился случай, когда сестра взорвала военный корабль в торговом порту – просто потому, что могла.

– Ой да заткнись ты, – проворчала Рода. – В Макайе, когда были детьми, мы прыгали и с более высоких скал. Так что? Тебя столкнуть или сиганешь сама как большая девочка?

Цилла метнула в сестру взгляд, который убил бы, будь он кинжалом, и отступила назад, чтобы иметь достаточно простора: она собиралась прыгнуть ласточкой. Девушка уже согнула ноги в коленях, но кто-то захлопал в ладоши, и это ее остановило.

– Браво, – прозвучал за спиной знакомый голос. Она бы узнала этот мягкий медовый тон из миллиона. Именно он заманил ее в постель, ну, еще нежные глаза в этом участвовали, и губы, даже более нежные, чем глаза.

Цилла обернулась и посмотрела на капитана «Анафины» – человека, который едва не разбил ее сердце вдребезги. От шпаги девушки народу погибло немало, однако убивать ей никогда не нравилось, но вот Флинна она разорвала бы на кусочки с превеликим удовольствием.

Как вообще можно было позволить ему довести себя до такого? Она оказалась такой доверчивой, такой наивной; ни за что не повторит эту ошибку вновь.

– Ах ты ж, сукин… – начала было Цилла.

– Тс, тс, тс, – прервал девушку Флинн. Он улыбнулся и погрозил ей пальцем. – Наши матери тут ни при чем, так что, пожалуйста, не впутывай сюда мою. Я тоже могу брякнуть какую-нибудь гадость о твоей матери, но ради тебя прикушу свой язык.

Вдалеке раздавались крики, они делались громче с каждой секундой. Если бы только можно было утащить его с собой на «Алую Деву», она бы утащила, но самой бы до корабля добраться, при ее-то нынешней немощи.

– Я убью тебя, Флинн Ганнисон, – как же восхитительны были эти слова на вкус. – Я найду тебя. Затаюсь. Застану врасплох. И прикончу.

Флинн усмехнулся так, будто был уверен, что угрозу свою она не исполнит.

– Можешь ненавидеть меня сколько влезет, но я собираюсь свидеться с тобой очень скоро.

Внутри у Циллы все перевернулось, слова Флинна напомнили о том времени, когда она с волнением и радостью ждала встречи с ним, но сейчас девушка лишь жаждала отомстить ему за предательство.

Цилла повернулась и спрыгнула со скалы, даже не поглядев на Флинна напоследок. Ветер сдул с ее головы капюшон, отбросил волосы назад, вздыбил плащ у нее за спиной, вода окутала ее, как одеяло, когда она погрузилась в море. Вынырнув на поверхность, девушка посмотрела на скалу: члены ее команды прыгали в воду.

Флинн стоял на краю утеса и махал рукой на прощание. Ну, живи пока.