Текст книги "Покушение на Тесея"

Волнистые тяжелые волосы Коры, спадавшие на плечи – она ни за что не желала их укоротить, хоть сам Милодар требовал и грозил разжаловать, – были собраны сзади в низкий пучок и покрыты плетеной сеткой, будто попали в серебряную нить.

В ушах были две жемчужные серьги, схожие с каплями перламутровой влаги, на шее – две тонкие нити бус, простые, но красивые: халцедоны, оникс, опал, жемчуг… интересно. Прелесть в отсутствии симметрии.

На руке тонкие браслеты и золотой перстень – потом рассмотрим.

На ногах сандалии – ничего особенного, кожаные подошвы привязаны к щиколоткам кожаными же ремешками.

Основная одежда – Кора знала уже теперь, как что именуется, – была коротким хитоном, который не доставал до колен. Он был соткан из тонкой шерстяной ткани белого цвета и обшит узкой полоской терракотового орнамента. Кора знала также, что хитон – простейшая одежда на свете – сложенный вдвое кусок ткани, сгиб которого приходится сбоку так, что в нем прорезано отверстие для руки. Вторая рука свободна, а на плече концы хитона были подхвачены брошью.

Так как легкий хитон, перехваченный поясом, был единственной одеждой Коры, то она поняла: прекрасное на греческих скульптурах не всегда удобно в жизни. Тем более когда женственный юноша, задыхаясь от эстетического восторга, объявил, что Коре будет предпочтительней обойтись без броши и застежек, а правую грудь оставить обнаженной. Это ей тем более удобно, если придется стрелять из лука. Высокая грудь в таких случаях только мешает, и, как известно, амазонки порой ее ампутировали…

– Да замолчите вы! – воскликнула Кора. – Я уже слышала этот текст от вашего президента, но я показываю свои груди лишь избранным.

– Какая жалость! – завопил женственный специалист. – Это же национальная ценность. Я предлагаю вам сделать с них слепки как с образцовых изделий.

Кора поняла, что ей хочется пристукнуть женственного юношу, но что делать, если человеку досталась такая странная работа и свойственны эмоциональные всплески.

– Кстати, я не знаю, какие сумочки носили ваши гречанки, но мне сумка нужна.

– Вы с ума сошли? Что вы туда положите? Это вас выдаст!

– Я положу лишь то, что кладут все женщины мира, и, надеюсь, это добро в вашей костюмерной найдется: зеркало, маникюрные ножницы, гребень, вата, мыло…

– Никакого мыла! Оно еще не изобретено!

– Проверим, – грозно заявила Кора.

– Вот там проверите, там и достанете. – Голос женственного юноши приобрел ледяные хрустящие нотки.

Оба закройщика, как оказалось, один – по одежде, а второй – по обуви и общему облику, отступили, любуясь результатами своего труда.

– Пора, пора! – послышалось по внутреннему динамику. Загорелся экран видеосвязи. На нем появилось встревоженное круглое лицо Гермеса. – Аппаратура готова. Ведите агента к вратам виртуальной реальности.

– Желаю удачи! – крикнул Милодар, выглянувши из-за плеча президента. И Кору повлекли к вратам ВР…

* * *

Очнувшись на траве под сенью могучего дуба, листья которого лишь начали желтеть и жухнуть, а желуди наливаться питательной мякотью, Кора не сразу сообразила, где она, кто она и зачем она сюда попала. Этого с ней еще не случалось. Плохой признак – наверное, надвигается старость… Впрочем, сколько ей еще осталось до старости? Если тебе двадцать шесть, во сколько лет впала в маразм Мария Кюри? Или Жозефина Бонапарт? Успели ли?

Налетел нежный ветерок (как-то он звался?), дохнул прохладой и сбросил несколько желудей. Один из них ударил Кору по плечу, и она сразу вскочила.

И все стало на свои места.

Агент ИнтерГпола Кора Орват выполняет особой важности задание: охранять и сохранить жизнь принцу Густаву из государства Рагоза, который отправился в ВР-круиз, чтобы доказать своему народу и девушке Клариссе, что он на что-то годен, кроме умственных занятий.

Находится она в автономном плавании, без связи с базой, без надежды на помощь начальства и без страха, что начальство не вовремя вмешается, чтобы помочь, и все загубит.

Выглядит она… Кора постаралась окинуть себя взглядом, и оказалось, что без зеркала женщина может увидеть себя только по частям. Руки обнажены, возле локтя царапина – след краткого путешествия в Рагозу. Грубо сотканное платье, точнее, хитон достает до колен и расклешен.

Больше ничего из одежды, как Кора проверила, она на себе не обнаружила, если не считать сандалий. Одеваться и раздеваться легко, но вот уже на холодном камне не посидишь: верное воспаление придатков. Вряд ли в Древней Греции ничего, кроме этой легкомысленной одежды, не ведали – надо будет обзаводиться гардеробом и в первую очередь приобрести приличную сумку через плечо.

Где здесь покупают приличные сумки через плечо? И как об этом попросить? Ах да, сначала надо проверить, как она знает здешний язык, который ей вкололи перед самым началом круиза, но совершенно неизвестно, что из этого вышло. Пожалуй, ей придется не легче, чем на незнакомой планете.

Муравей побежал по ее ноге. Кора с интересом следила за ним, ей хотелось понять, насколько он реален. Было чуть щекотно. Она схватила его двумя пальцами. Муравей был крупный, рыжий, лесной, он сердито ухватил ее жвалами…

– Больно же, ты с ума сошел! – крикнула Кора, отбрасывая муравья.

Она потерла сразу заболевший палец, рассуждая, куда идти дальше. Наверняка Тесей-Густав бродит где-то неподалеку, иначе не было смысла забрасывать ее именно сюда.

Самое разумное для нее – выйти на какую-нибудь сельскую дорогу и спросить, как пройти в Афины. Специалист по мифологии, который крутился возле нее, пока ее готовили к переходу в древность, уверял, что ее рост, стать и вообще данные дают основание называть себя если не богиней, то наследницей какого-нибудь престола или незаконной дочкой Посейдона. Можно, конечно, сойти и за нимфу, хотя для нимфы Кора крупновата.

Грабителей и убийц можно не опасаться, но надо быть готовой к попыткам насилия. Отношение к женщине в те времена было скотским, особенно к женщине одинокой и не имеющей хорошей мужской защиты. Об этом, впрочем, и написаны почти все греческие мифы. Либо война за богатство и славу, либо война за женщину. Иного не дано. Не дай бог повстречаться с каким-нибудь мелким божеством, эти существа совершенно аморальные и бесконтрольные, потому что бессмертны и ничего не боятся. С такими милыми напутствованиями Кору и отпустили на поиски Тесея.

Нельзя сказать, что Кора пребывала в отличном настроении. Хотя надо признать, что сентябрьский теплый, уютный день был приятен, и, если бы не отвратительное задание, Кора с удовольствием выбралась бы сейчас к морю и провела неделю на пелопоннесском берегу.

Ну что ж, надо идти. Дело прежде всего. А если удастся сохранить жизнь принца, то у нее найдется денек-другой для отдыха. Правда, как всем известно, Кора предпочла бы пребывание в деревне в обществе бабушки Насти всем чудесам атоллов и курортов.

Рассуждая таким образом, Кора вышла на прогалину. Перед ней тянулась проселочная дорога, узкая, пыльная, но приятная даже в жаркий день, потому что листва деревьев с обеих сторон смыкалась над ней, почти не пропуская солнечных лучей, пыль же под ногами была пятнистой, золотой и сиреневой.

Внутренне собранная и готовая к неожиданностям самого неприятного свойства, девушка вышла на дорогу и остановилась, соображая, в какую сторону ей направиться. В любом случае Афины лежат на востоке, за ними уже Эгейское море. Эгейское – не стоит здесь называть его так. Как жаль, что она не успела дочитать историю жизни Тесея, но что-то беспокоило память еще с детских времен. Именно из-за Эгея море стало Эгейским, именно из-за отца нашего Тесея. А что же натворит старый Эгей, чтобы заслужить такую честь? Ладно, подождем – увидим.

Сзади послышался скрип колес, Кора отступила в сторону. Высокая повозка вроде арбы катила по дороге, за ней золотилось облако пыли. Правил арбой сухопарый, жилистый, загорелый старик в широкополой шляпе. В повозке лежало несколько бурдюков с вином, на одном из них сидела средних лет крепкая женщина с черными курчавыми, будто из проволоки, волосами.

– День добрый, – сказала Кора путникам. – Куда едете?

– Едем в Коринф, – ответил, не смутившись, старик. – Везем на продажу молодое вино.

Говорил старик понятно, да и говору Коры он не удивлялся, а значит, лингвистическая программа в центре «ВР» была составлена правильно. Уже утешение.

– Я пойду рядом с вами, – сказала Кора, одновременно и спрашивая и утверждая.

– Иди, нам не жалко, – ответила женщина. – Но посадить тебя в повозку я не могу, потому что наш мул такой груз не свезет.

– Нет, что вы, я не устала! – сказала Кора.

– Вижу, что ты не устала, – согласилась женщина. – А мы вот с утра выехали, так что уморились.

Улыбка у женщины была добродушной, открытой, только зубов спереди у нее не хватало. Впрочем, Кора понимала, что в Древней Греции с дантистами плохо и надеяться на хорошие зубы могли только боги и прочие бессмертные существа.

– Меня зовут Харикло, – сообщила женщина, – муж мой Хирон, а дом наш в Лаконии, потому что с горы Пелион нас изгнали лапифы.

– Разбойники лапифы, – грозно произнес возница. – Покарает их Зевс, обязательно покарает.

– Только нас с тобой уже не будет на свете, – заметила женщина. – Обычно добро торжествует после нашей смерти, ты не замечала?

– Простите, для этого надо умереть, – ответила Кора.

– Тонкий ответ, – заметил возница. – Выглядишь ты подобно богине, но лицо твое незнакомо. Не сообщишь ли ты нам своего уважаемого имени?

– Кора, – честно ответила девушка.

И как только она произнесла это имя, то прокляла себя – надо было прикусить язык. По тому, как буквально сжались ее случайные спутники, как загрустили они, Кора поняла, что совершила чудовищную ошибку. Она не знала какую, потому что времени перед отъездом было в обрез и ей просто не пришло в голову проверить по словарю, нет ли какой-нибудь известной или малоизвестной Коры в греческой мифологии. А вдруг под этим именем была известна какая-нибудь распутница? Или похитительница драгоценностей?

Но дело оказалось хуже, куда хуже, хотя Кора об этом догадалась не сразу.

Некоторое время они шли молча. Слышно было только, как екает селезенка у серого мула да скрипят старые несмазанные колеса повозки.

– Простите, – сказала Кора через несколько томительных минут, отгоняя надоедливого слепня, – я вас ничем не обидела?

– О нет, госпожа, – тихо ответила Харикло. – Но, может быть, вам удобнее следовать дальше в повозке? Мы с Никосом с удовольствием пройдемся пешком.

– Ваше отношение ко мне изменилось, как только я назвала свое имя. – Кора решила выяснить отношения сразу, не оттягивая надолго недоразумения. – Чем же оно вас смутило?

Харикло смущенно хихикнула, возчик пожал плечами и соскочил с повозки. Далее он пошел, прихрамывая, рядом и ни за что не желал вновь подняться в повозку.

Только тут Кора заметила, что обнаженные ноги возничего покрыты серой шерстью и заканчиваются раздвоенными копытами, что никого, кроме Коры, не удивляло.

– Конечно, вы изволите шутить, госпожа, – сказала Харикло.

– Но я, должен признаться, не слышал, чтобы Кора когда-нибудь шутила. А если шутила, то это плохо кончалось, – заметил Никос.

«Ну что я натворила! Сказать им, что я не та Кора, которую они имеют в виду? Что моя бабушка Настя живет под Вологдой? Да, но до основания города Вологды должно пройти еще две тысячи лет! И польский прадедушка для госпожи Харикло – пустой звук».

– И далеко нам до Коринфа? – спросила Кора, чтобы переменить неудачную тему беседы.

– Нет, недалеко, – вежливо ответила Харикло и укоризненно покачала головой – зачем задавать такой вопрос? – Сегодня там будем.

– А от Коринфа до Афин далеко? – спросила Кора заискивающим голосом. Заискивания ее спутники не уловили. Кора перехватила взгляд возницы, очевидно сатира по национальности, который поглядывал по сторонам, будто собрался сбежать.

– От Коринфа до Афин дальше, – послушно ответила Харикло.

Снова замолчали.

Справа от дороги лес прервался, и потянулся пологий склон холма с виноградником – виноградник был низкий, грозди маленькие, ягоды мелкие. Мичурина на них нет, подумала Кора.

– А вы знаете, почему меня назвали Корой? – спросила она, решив наконец, что искренность – лучшая политика. Чего не поймут, пускай спрашивают. – Назвали меня так потому, что моя мама была великой поклонницей Шекспира, а Корделия из «Короля Лира» ее любимая героиня. Так что официально меня зовут Корделией. Но я полагаю, что об этом никто не подозревает. Даже мой первый муж.

– Муж? – робко спросила Харикло.

– Имеется в виду Аид, – мрачно пояснил сатир Никос. – Бог подземного царства мертвых.

– Ах да, разумеется, – согласилась Харикло.

– Я никому не желаю зла, – сказала Кора. – А к вам испытываю только благодарность за то, что разрешили идти вместе с вами. Я так боялась. Мне рассказали, что в этих местах безобразничает некий Тесей. А вместе идти спокойнее, правда?

Харикло поглядела на Кору, как на буйную сумасшедшую.

– С нами спокойнее? – переспросила она. – А без нас неспокойнее?

– Конечно, в компании всегда лучше. Я так давно здесь не была…

– Ну конечно, – согласился возчий. – Наверное, грустно вам, великая госпожа, понимать, что сейчас пойдут дожди, наступят холода и придется вам возвращаться… туда.

– Никос, замолчи сейчас же! Ты что, хочешь навлечь на нас гнев самой великой богини Персефоны?

– Если вы считаете меня Персефоной, – вежливо сказала Кора, – то вы ошибаетесь. Меня зовут Корой.

– Ну разумеется, мы никогда бы не посмели ошибиться, – сказала Харикло. – Но разве у вас не два имени, госпожа?

Ну что ж, придется примириться пока с дурной славой.

– А вы сами слышали о Тесее? – спросила Кора Харикло. – Он из Трезена, внук Питфея.

– Как же, как же, этот Питфей подсунул свою дочку пьяному афинскому Эгею, – сказал возничий, – а он сделал ей мальчика. Потом Питфей много лет бегал вокруг и кричал, что сынка ей сделал сам господин Посейдон.

– Никос, госпоже богине может быть неприятно, когда без уважения говорят о ее родственнике.

– Ничего, ничего, – ободрила сатира Кора. – Я с ним совершенно незнакома. Ведь я же только тезка вашей Коры!

Кора могла бы поклясться, что страх перед ней смешивался во взорах ее попутчиков с недоумением, подозрением, не спятила ли она. Поверить в такое совпадение они не решались, так как боги обидчивы и мстительны. Вдруг сатир указал вперед и произнес с тревогой:

– Смотрите, стервятники кружат!

Харикло вскочила, встала в повозке, чтобы дальше видеть.

– Ох и не нравится мне это, – сказала она. – Может, повернем назад?

Она спросила у возницы, но вопрос относился и к Коре.

– А что там может быть? – спросила Кора.

– Вы, госпожа, можете и не знать о таких, с вашей точки зрения, пустяках. Но для нас, простых путешественников, это одно из самых опасных мест, – заявил сатир Никос.

– И немало невинных путников поплатились жизнью и своим добром из-за этого проклятого Перифета, – дополнила Харикло. – Кстати, о нем тоже говорят, что он незаконный сын Посейдона!

– Нет, госпожа, – возразил возничий. – Я старый фавн, много видел, много слышал. Но знающие люди полагают, что Перифет – сын Гефеста и Антиклеи.

– Что ты говоришь! – закричала, топнув ногой, Харикло, отчего повозка закачалась, а мул сбился с шага. – Ты понимаешь, что ты говоришь? Ты хочешь сказать, что он – единоутробный сын хитроумного Одиссея?

– Я полагаю, что Гефест забрался к ней на ложе еще до того, как она стала женой Сизифа, не говоря уже о ее браке с Лаэртом!

– А ты что, за ноги ее держал? – возмутилась Харикло. – Опозорить бедную женщину каждый из вас, козлов, рад! – И Харикло указала на ноги возницы, который стоял возле остановившейся повозки.

– Я попрошу нас не оскорблять, тем более в присутствии могущественной богини. Ты знаешь, что она с нами сделает, если рассердится?

– А я ничего плохого не сказала! – продолжала Харикло. – Я только защищала женскую честь.

Возница снял шляпу и почесал затылок. Из тугих кудрей торчали короткие прямые рога.

– Надень шляпу, не пугай женщину! – прикрикнула на сатира Харикло.

– Можно, – сказал возница. – Можно и не пугать.

– Вообще-то он у меня старательный, – пояснила Харикло. – Но происхождение вылезает, как уши у Мидаса. Вы слышали, что случилось с этим несчастным царем?

– Да, да, ослиные уши, – сказала Кора. – Можно задать вам вопрос?

– Всегда готовы ответить, госпожа.

– Тогда объясните мне, почему вы тратите столько времени для выяснения проблемы, кто чей отец, кто с кем спал, кто к кому залез в постель. Только об этом и говорите.

– Шутит, – сказал возница, обернувшись к госпоже Харикло. – Конечно, богиня шутит.

– А если не шучу? – спросила Кора построже.

– А куда деваться простому человеку? – вопросом на вопрос ответила Харикло. – Я же должна выяснить, кого обидела, а кто меня обидел, с кем поссориться можно, а кого лучше обойти стороной, иначе и костей не соберешь.

– У нас в деревне был случай, – заметил старый сатир. – Одна женщина увидела, как гусыня снесла яйцо. Гусыня была ничья, так, просто гусыня. Принесла она яйцо домой, и что же вы думаете?

– В яйце был зародыш кого-то еще? – ахнула Кора.

– Ничего подобного, яйцо было нормальное, свежее яйцо, только что снесенное. Но гусыня, как узнала, что случилось с ее яйцом, кинулась к своим родственникам. А оказывается, ее отдаленным троюродным дедушкой был тот самый лебедь.

– Тот самый лебедь, – вторила Харикло.

– Тот самый, который изнасиловал Леду!

– То есть изнасиловал, конечно, Зевс, – поправила Харикло, – но он принял вид настоящего лебедя, который на самом деле был гусем…

– Потому что в то время все были гусями, включая лебедей, – пояснила Харикло.

– А этот гусь долгое время жил в доме Прекрасной Елены, когда та была еще девочкой… Так вот эта гусыня пожаловалась Леде, Леда пожаловалась своему брату Кастору, Кастор прискакал и отрубил голову несчастной женщине.

– И я ее знала, – вздохнула Харикло. – Чудесная женщина! А какие пироги пекла!

– Но его наказали? – воскликнула Кора.

– За что? За то, что он вступился за родственницу, у которой съели еще не родившегося ребенка?

Они замолчали. Потом сатир предположил:

– Не иначе как Перифет кого-то убил своей железной дубиной. У него она такая…

– Быка убивает.

– Он, может быть, не одного человека убил, а целый караван уничтожил.

– Значит, – сказала Харикло, – напился душегуб человеческой кровушки и дрыхнет.

– И что из этого следует, госпожа? – спросил сатир так, словно знал ответ. Харикло обратилась к Коре.

– Великая богиня, – сказала она, – вас, может быть, и не интересуют наши мелкие дрязги и наши земные хитрости. Но нам надо выжить, нам надо кушать и рожать себе подобных.

Сатир почему-то захихикал, и Харикло погрозила ему внушительным загорелым кулаком.

– Эта дорога нам отлично известна. Мы знаем, за каким поворотом можно встретить дракона или пещерного медведя, за каким камнем с двух до пяти таятся разбойники, когда и как поджидают своих жертв Перифет или Синис. И мы подгадываем наше путешествие к их привычкам и слабостям. Если разбойники дежурят с двух до пяти, то опытный купец пройдет опасную поляну в половине шестого.

– Вы хотите сказать, уважаемая Харикло, – сказала Кора, – что мимо разбойника Перифета лучше проходить, когда он уже кого-то убил и ограбил?

– Вот именно. И не будем терять времени даром. Будем надеяться, что в случае смертельной опасности великая богиня Кора нас защитит и спрячет в темных пропастях Аида. Но не навечно, а пока не минет опасность.

С этими словами Харикло склонилась до земли перед Корой, а сатир бухнулся в ноги, и при этом нечаянно обнажился его зад, – зад был покрыт густой шерстью, и из него торчал короткий козлиный хвост.

– Прикройся, дурак, – прикрикнула Харикло и вспрыгнула на повозку.

Сатир бежал рядом, Кора шла сбоку.

Перевалив через пригорок, они оказались над широкой низиной, которую занимала старая роща, с гигантскими, под самое небо, деревьями грецких орехов. Роща проглядывалась далеко вперед, и потому они сразу увидели человека, лежавшего в тени грецкого ореха. Лежал он навзничь, раскинув руки, и его пальцы правой руки омывал быстрый ручеек, на другом берегу которого сидела обнаженная девица.

– Осторожнее, фавн, – приказала Харикло. – Странно это…

– У меня лесное зрение, хозяйка, – ответил возница. – Скажу вам, что у ручья сидит наяда, я ее знаю в лицо, даже как-то с ней целовался. Она живет в том ручье.

– Никос, ты идиот! – рассердилась Харикло. – Скажи, кто там мертвый лежит у ручья?

– Разбойник Перифет, и в том нет никакого сомнения.

– Как так разбойник Перифет? Я не верю своим глазам.

– Да я эту толстую свинью уже лет сто знаю!

– Может, он лежит потому, что напился коринфского вина и наслаждается покоем?

– А почему вода в ручье стала красной – неужели бурдюк разрезан?

– Это не бурдюк, а брюхо разбойника.

Сатир принялся подгонять мула, тот легко побежал вниз по склону; наяда, которая сидела у ручья, поднялась при их приближении и громко закричала:

– Злодейство, злодейство! Гнусное злодейство! Предательски убит и скончался в муках справедливый защитник бедных путников, мужественный борец за права малых народов Перифет Благородный! О боги, спасите человечество, которое подвергается таким мучениям!

Наяда была прехорошенькая. Длиннющие темные волосы служили ей как бы видимостью платья.

– Вы же сказали, что Перифет был разбойником, – удивилась Кора.

– Разумеется. И одним из самых подлых на свете, – согласился сатир.

– Неправда! – закричала снизу наяда. – Вы его не знаете! Он так меня любил!

– Его называли еще Корунет, что значит…

– Человек-дубина, – подсказала Кора.

– Он выскакивал из-за дерева на путника и забивал его дубиной насмерть.

– А вы видели, вы видели, вы видели? – возмущалась наяда.

– Кто видел, – сказал фавн, – тот нам ничего не расскажет.

– Как же это произошло, милая девушка? – спросила Кора, подходя к ручью и останавливаясь на мостике в том месте, где он пересекал дорогу.

– Ой, я не переживу, не переживу! – причитала наяда. – Он поджидал меня на этом мостике. Я бежала к нему, просветленная от близкой встречи, готовая отдать ему самое дорогое, что есть у каждой из нас, – девичий стыд.

– А кому ты его не отдавала? – удивился фавн Никос. – Я тебя помню лет восемьдесят, как ты стала наядой этого ручья.

– Молчи, грубиян! – возмутилась наяда. – Тебя там не было.

– Видишь, забыла, крошка, – засмеялся фавн. – Лет пятьдесят назад мы с тобой резвились в тех вон кустах, которые превратились в каштановую рощу.

Наяда поглядела в ту сторону, но ничего не вспомнила.

– Они как ветер, – сказала Харикло, – наяды, нимфы, нереиды… Они помнят лишь вчерашний день и удовольствия нынешнего вечера.

Кора разглядывала гигантского мускулистого разбойника. Череп его был проломлен, лицо изуродовано.

– Чем его так?

– Я все видела! – сообщила наяда. – Это сделал Тесей. Этот мерзавец Тесей. Из Трезена, внук тамошнего Питфея. Он шел в Афины совершать подвиги. Такой противный, вы не представляете! А мой миленький Перифет увидел его и, как всегда, вежливо спрашивает, ты куда направляешь свой путь, о добрый чужестранец…

Харикло взяла с повозки кусок холста и накрыла лицо разбойника.

Наяда кинула взгляд на тело возлюбленного, но на этот раз его не узнала.

– Кого здесь положили? – спросила она. – Это же мой ручей, тут никого нельзя класть. Тем более если он уже умер.

– Подождите, – попросила ее Кора. – Расскажите, что было дальше с Тесеем.

– Я не буду с тобой разговаривать, – капризно отмахнулась наяда. – Ты кто такая, почему спрашиваешь?

– Меня зовут Корой, – ответила та.

Наяда вздрогнула.

– Прости, о Кора, – прошептала она. – Я тебя приняла за земную женщину. Что ты хочешь узнать?

Бедное речное существо трепетало от ужаса. «Почему я вызываю такой страх у этих людей?! Ведь во мне нет ничего пугающего. Может, я превосхожу их ростом? Но ведь этот разбойник Перифет, он не ниже меня».

– Что было дальше? Только правду.

– Правду? Тогда мне надо начать с самого начала, великая богиня. Я должна начать с того момента, как на дороге показался молодой человек высокого роста, стройный и очень милый. На поясе у него висел ржавый меч в рваных ножнах, а на ногах очень старые сандалии – я обратила на это внимание. Тут из-за дерева выскочил Перифет с дубиной – у него громадная железная дубина. «Я, – кричит, – могучий разбойник Перифет! Сознавайся, кто ты есть, отдавай все деньги, а потом попрощаешься с жизнью». А тогда этот молодой человек говорит: «Я – Тесей, сын царя Афин и внук царя Трезена, иду совершать геройские подвиги, и первым из них полагаю подвиг во славу моего дяди Геракла – я намерен очистить от разбойников все побережье от Трезена до Афин». А Перифет размахнулся дубиной и отвечает ему: «Теперь я тебя убью с чистым сердцем, потому что ты намеревался причинить мне вред». Он как закричит: «Стой смирно, убивать буду!» Да как рубанет своей дубиной, но этот хитроумный Тесей его подло обманул…

– Как же он его обманул? – спросил фавн.

– Он отскочил в сторону. Вы представляете – ему велели стоять, а он прыгает в сторону. Разве так себя ведут?

– Так не ведут, но в будущем обязательно поведут, – сказала Харикло. – Это же очень разумно – тебе говорят: подставляй голову, а ты не подставляешь голову.

– Но так не положено! – воскликнула наяда.

– Откуда вам это известно? – поинтересовалась Кора.

– Да потому, что мой дорогой Перифет закричал на этого Тесея, что так не положено, а Тесей все же уклонился от удара, и Перифет долбанул палицей по дереву.

И тут, следуя указательному пальцу наяды, путники увидели сломанный пополам грецкий орех со стволом в два обхвата.

– Ого! – произнесла Харикло. – Так не смог бы и сам Геракл.

– Но от удара дубина вылетела у Перифета из рук, – сообщила наяда. – И тогда… Нет, вы не представляете! Этот самый Тесей подбежал к дубине, поднял ее, с трудом раскрутил над головой и проломил череп моему возлюбленному.

– Думаю, что он правильно сделал, – сказал сатир.

– Нет, неправильно! – сопротивлялась наяда. – Ведь Перифет меня любил!

– Я думаю, – сказала Кора, – что когда Перифет напал на Тесея, у того не было никакой защиты от палицы. И никто не мешал разбойнику Перифету отпрыгнуть в сторону.

– Отпрыгнуть? В сторону? Он привык убивать всех не сходя с места. У него живот лежал на пне, куда ему прыгать?

И тогда Кора поняла, что покойный разбойник и на самом деле был при жизни очень толстым человеком.

– И что сделал Тесей дальше? – спросила Кора.

– Он вел себя очень странно, – сказала наяда. – Он помахал еще немного дубиной и сказал вслух, что она ему не по силам. Сказав так, он сразу подрос на пядь и стал на пядь шире в плечах. Потом снова помахал палицей и сказал: «Теперь в самый раз». Я ему крикнула, что согласна, чтобы он взял меня в качестве добычи. Что я согласна, чтобы он меня угнетал и принимал от меня жертвы… А он даже не взглянул на меня. Паршивый извращенец.

– Теперь мне ясно, почему она так проклинала Тесея и так кручинилась о Перифете, – сказала госпожа Харикло. – Она осталась без защитника и возлюбленного.

– Правильно, – согласилась нимфа. – К тому же я совершенно не представляю, как этого самого мертвяка хоронить.

Несколько стервятников уже расхаживали вокруг трупа, ожидая, что люди уйдут и им удастся отведать человеческой падали.

– Об этом просите госпожу Кору, – сказал фавн. – Это по ее части.

– О, великая богиня. – Нимфа бросилась Коре в ноги. – О ты, Персефона, владычица царства мертвых, повелительница чудовищ, разрывающая последние нити, что соединяют живых людей с этим миром. Пожалуйста, вызови кого-нибудь из своих слуг, чтобы они закопали тело этого отвратительного разбойника.

Так, поняла Кора, Кора и Персефона – одна и та же персона, которая замужем за каким-то Аидом и связана со смертью.

– Нет, – сказала она нимфе, – я полагаю, что для других разбойников поучительно узнать, что их Перифет лежит здесь, лишенный погребения, ибо человек, который убивает невинных, недостоин лучшей участи.

– Слушайте, слушайте! – закричала Харикло. – Это слова мудрой богини.

Остальные слушатели захлопали в ладоши. Тем временем Кора могла не спеша рассуждать. Первое и основное – она на правильном пути. Перифет еще теплый. Наяда о нем не успела забыть. Значит, Тесей не успел отойти далеко. Значит, Тесей сдержал свое слово и отправился береговой дорогой, чтобы очистить торговый путь от разбойников. И наверное, до Афин ему встретится кто-то еще. Насколько он опасен? Насколько реальна замена разбойника кем-то из клана Кларенса или слуг дамы Рагозы?

– Госпожа Харикло, – попросила Кора. – Скажите, пожалуйста, а отсюда до Афин еще встречаются разбойники?

– Обязательно, – сказала Харикло. – Впереди, на Истме, сидит Синис, сын Пемона, его прозвали Питиокомптом. Что это значит?

– Это значит «сгибатель сосен», – вежливо ответила Кора.

– Вот именно. Синис сидит на горе, справа – Коринфский залив, а слева – Саронический. Вокруг него шумят могучие сосны. Если он видит путника, то привязывает его за правую руку к вершине одной сосны, а за левую – к вершине другой. И когда он отпускает сосны, те распрямляются и разрывают путника пополам. Так что по сравнению с ним Перифет милый добряк.

– А результат тот же, – заметила Кора.

– Результат тот же. Но можно убить гуманным способом, а можно – изуверским, – сказал фавн. – Когда-нибудь под настроение я покажу тебе разницу, великая богиня.

– Да перестаньте называть меня богиней! – вспылила Кора. – Это случайное совпадение.

– Слушаемся и подчиняемся, великая богиня, – на всякий случай согласился фавн.

– Мы сегодня увидим этого сгибателя? – спросила Кора.

– Нет, госпожа, – ответила Харикло. – Сегодня вечером мы достигнем нашего дома и я буду спать вместе с моим любимым мужем.

– А оттуда еще далеко до Афин?

– По берегу – три дня хода. Но ты богиня, если хочешь, сможешь долететь.

– Нет, – отрезала Кора. – Я оставила дома крылья.

Спутники поглядели на нее с уже привычным удивлением. Какие еще крылья? Что, богиня без крыльев долететь не может? Но опять же не стали с ней спорить.

– Я пойду до Афин пешком.

– Как тебе угодно, богиня, – сказала Харикло. – Тогда, если тебе не противно, прими наше гостеприимство и проведи ночь в нашем скромном доме.

– В нашей конюшне! – добавил фавн Никос и нагло расхохотался.

– Когда-нибудь я тебя убью, – разъярилась Харикло, но возница, смеясь, отбежал в сторону, отмахиваясь от хозяйки шляпой.

– Спасибо, добрая женщина, – сказала Кора. – Я с удовольствием и благодарностью воспользуюсь твоим приглашением.

* * *

Город Коринф, почему-то знакомый Коре из истории Древнего мира, хотя чем именно, она не смогла вспомнить, открылся неожиданно, как только дорога, петлявшая среди каменистых склонов, вырвалась на простор, к морю. Там, на границе бурой, зеленой, желтой, оранжевой осенней земли и лилового моря, лежал сам город: дома, домики и хижины, окруженные виноградниками, оливковыми рощами и огородами. Искренняя радость охватила спутников Коры.