Текст книги "Убежище"

Часть II
ЧЕРТОГИ СНЕЖНОЙ КОРОЛЕВЫ

Глава первая
Завтра – в Лапландию

Праздник в летнем лагере постепенно заканчивался. Музыка уже играла не так громко и весело, она собиралась перейти на колыбельную песню, как только сами по себе погаснут разноцветные фонарики и растворятся среди звездочек звезды последней вспышки фейерверка. Вожатая Настя устала уговаривать ребят разойтись по палатам, но уговаривала она не очень настойчиво, как будто ей самой было жаль, что такой чудесный праздник завершается.

Бабушка, так похожая на его собственную бабушку, уехала в трейлере вместе с акробатами и сказала, что вернется к Севе с утра с билетами в Финляндию.

Именно в Финляндию, потому что в Финляндии, а точнее, в горах Лапландии ему надо встретиться и поговорить со Снежной королевой.

Бывают же на свете чудеса!

Позавчера он был самым обыкновенным Севой Савиным из второго отряда, тринадцати с половиной лет, который отличался от остальных двухсот детей и подростков, отдыхающих в лагере, тем, что верил в реальность сказок. Он был убежден, что сказки существуют на самом деле и нормальный человек может запросто встретить гнома. Или русалку.

Если человеку повезет, а главное, если он верит в такую встречу.

Но Сева не очень распространялся о своих убеждениях по простой причине: он не любил, когда над ним смеются, потому что ни один нормальный человек этого не любит. Иногда, правда, встречаются шуты, по штуке на класс. Таким нравится, чтобы над каждым их шагом хохотали, чтобы каждое их слово вызывало смешки.

Сева предпочитал быть обыкновенным, но это не всегда получалось, потому что порой ему хотелось похвастаться. А врал он плохо. Неталантливый был врун.

Итак, Сева собрался в Финляндию. И бабушка не производит впечатления вруньи.

К тому же у него есть две свидетельницы. Рядом с ним сидели на бревне и все слышали Лолита с Ванессой из второго отряда. Впрочем, слышали – не слышали, разве есть разница?

Вчера он нашел Царевну-лягушку, сегодня едет к Снежной королеве.

Вам смешно?

Допускаю.

Севе интересно и немного страшновато. Хоть бабушка обещала, что мама не хватится, потому что уверена: ее ребенок благополучно ходит в походы и собирает клубнику, но все-таки Лапландия – это Лапландия. Вы читали Андерсена? В раннем детстве. Все читали Андерсена в раннем детстве.

Сева не пошел прямо в домик второго отряда, а незаметно отошел к белой беседке с тонкими деревянными колоннами, которая стояла над крутым спуском к речной долине. Когда-то здесь был барский дом, а за сто лет от него осталась только беседка. Внутри круглой беседки вдоль перил тянулась скамейка. Сева уселся на скамейку и стал смотреть на небо. Ни о чем особенном он не думал, а просто глазел на звезды. Звезды перемигивались, по небу пролетали спутники, один раз из глубины Вселенной примчался метеорит и сгорел, не долетев до леса.

Сзади скрипнула доска – в беседку поднялась Лолита. Сева не оборачивался, он знал, что это Лолита. Три дня прошло, и он уже научился угадывать человека по шагам.

– Ты переживаешь? – спросила Лолита.

Лолита – человек-собственник. Ей обязательно нужно все иметь, со всеми дружить и даже командовать. В тринадцать лет она самый главный человек в своем доме. Это не значит, что ее кто-нибудь там боится, но никто не смеет ею командовать.

Сева не переживал.

– Нет, – сказал он, – я просто сижу.

– Это неестественно, – сказала Лолита. – Ты отправляешься в путешествие к центру Земли и, возможно, не вернешься домой. Я бы на твоем месте попрощалась с родителями.

– Ты что, озверела, что ли? – удивился Сева. – Ты представляешь, что мне скажет мама?

– Что бы она ни сказала, твоя совесть будет чиста.

На самом деле Лолита не такая дурочка, чтобы всерьез предлагать Севе такой безнадежный ход. Но она немного опасалась за Севу. Сева был немножко ее собственностью. А собственность она терять не любила. Лолита села на скамейку рядом с Севой и тоже стала смотреть на звезды. Она, конечно, рада бы поговорить о Снежной королеве, сказочном царстве и гноме Юхане, но понимала, что Севе разговаривать не хочется. И молчала вместе с ним.

Запел горн – отбой.

И как только он замолчал, в светлой полосе, оставшейся на небе там, куда ухнуло солнце, запел соловей. Потом второй, справа. Правда, прилетели комары, но их было не очень много. Руки сами шлепали себя по комариным укусам. Так что Сева и Лолита сидели, молчали, и было слышно: шлёп, шлёп, шляп, шлю-шлёп!

В хрустальной тишине камешками в воде перекатывались далекие голоса – лагерь засыпал с трудом и не сразу.

И всем в нем было приятно. Так всегда бывает после хорошего вечера.

Потом комаров стало больше.

Лолита спросила:

– И ты на самом деле в это веришь?

– А ты?

– Конечно, нет!

Сева подумал: «А ведь мне легче, чем Лолите или Ванессе. Потому что я убежден, что сказка живет рядом с реальностью. А Лолите надо напрягаться, чтобы найти объяснение чудесам».

– Скажи, – спросил Сева, – кто нам с тобой все это рассказывал? Про гнома. Про Снежную королеву. Про Убежище.

– Как кто? – Тут же Лолита спохватилась и засмеялась: – Конечно, ты же не знаешь моей бабы Фриды!

– И как она сюда попала?

– Как попала? Ну, приехала…

Лолита осеклась и замолчала.

И снова: шлюп, шлюп, шляп, шлёп, шлёп… И комариный звон.

– Это гипноз, да? – спросила Лолита.

– Видишь, ты уже начала искать объяснения, – засмеялся Сева. – Потому что объяснения нету.

– Но я же ее видела!

– А я видел мою бабушку. Мою собственную. И наверняка Ванесса видела свою.

– Я ее спрошу, но ты, Севка, опять врешь!

– Плохо нам, сказочным людям, – сказал Сева. – Вы, приземленные человечки, совершенно не в состоянии что-нибудь вообразить!

– А ты как догадался?

– На тебя посмотрел и догадался. Ты даже назвала ее раза два бабой Фридой, а сама не заметила.

– Не может быть!

– Лолита, подумай, – сказал Сева. – Как ты можешь удивляться какой-нибудь бабушке и совсем не удивляться тому, что я завтра лечу в Лапландию?

– Ну это мы еще посмотрим, – сказала Лолита, которая почему-то обиделась на Севу, словно он ее разыгрывает или издевается над ней.

– Пошли в палаты, – сказала она, – а то нас комары сожрут.

И они пошли к домику второго отряда. Там еще горел свет, видно было, как вожатая Майя тушит свет, выходит из комнаты и кто-то тут же сразу зажигает свет снова.

Мальчиковая спальня была налево, а девичья направо.

– До завтра, – сказала Лолита.

Сева вошел в комнату.

И ему стало стыдно. Он ведь совсем забыл о Гоше Полотенце.

Сева поглядел на кровать Гоши.

Гоша спал поверх одеяла, подтянув коленки к подбородку, и казался совсем маленьким младенцем. Во сне он всхлипывал, морщился, может быть, ему свет мешал, а может, он видел какой-то очень страшный сон. На одеяле перед ним лежала цветная фотография молодой, милой женщины, совсем не похожей на Гошу, а похожей на учительницу биологии из их школы, Верочку Шевелеву. Ее все в школе звали Верочкой, даже первоклашки, такая она была безобидная, добрая, а если кто-то грубил или матюгался, Верочка так удивлялась, что всем становилось стыдно. Вот, например, Рембо, из второго отряда, он учится с Севой в одном классе, тупица непроходимый, а ты попробуй при нем что-то сказать про Верочку. Быстренько пробьешь лбом стекло на третьем этаже и улетишь на ближайшую липу.

Но, конечно, это была не Верочка, а мама Гоши, которую похитили. Сева сразу догадался. Он взял фотографию и стал разглядывать. Очень доброе лицо, но обиженное, будто ей сказали дрянное слово и убежали. Понимаете?

Женщина была сфотографирована по пояс, она стояла у моря, спиной к прибою, в легком сарафане. Приятный человек. И каково ей сейчас в плену!

Сева положил фотографию на место и пошел к своей кровати.

Он думал, что не заснет и будет всю ночь думать о путешествии, но заснул так быстро, что сам не заметил, как накрылся одеялом.

Он спал без снов, не ворочаясь, вытянувшись во весь рост, словно готов был по первому звонку вскочить и топать куда прикажут.

На остальных кроватях спали другие мальчишки отряда, одни бесшумно, словно зайчата в норке, другие во сне разговаривали или даже вскрикивали. Гоша Полотенц громко и горько всхлипнул. Над лагерем светила почти полная луна, на ее фоне пролетали маленькие летучие мыши, снижались у окна спальни мальчиков второго отряда, а некоторые даже залетали туда. И, конечно, никто не догадался – впрочем, и некому было догадываться в этом сонном царстве, – что летучие мыши выполняют волю Общей Бабушки, которая велела им присматривать за тем, чтобы никто не нарушил сна Севы Савина. Ведь Снежная королева приказала – не рисковать! Ни один волос не должен упасть с головы этого молодого джентльмена.

Как известно, Снежная королева в юности училась в Англии и не только изучила английский язык и манеры английского высшего общества, но и полюбила эту далекую страну, несмотря на то что ее за прогулы и легкомысленное поведение вскоре исключили из Оксфордского университета. Ах, как давно это было! В те времена по улицам Лондона и Оксфорда ездили тяжелые кареты и скакали на конях джентльмены, волосы у дам были длинными, до пола, а платья еще длинней. Но воспоминания юных лет – это самые глубокие и яркие из воспоминаний, поэтому Снежная королева с возрастом все больше погружалась в воспоминания о туманном Альбионе и даже при дворе велела носить английские платья того времени.

Неудивительно, что, хотя она никогда не видела Севу, она его называла «наш маленький русский джентльмен» и боялась, как бы враги до него не добрались. Она еще не знала, кто на этот раз станет ее врагом, но жизненный опыт подсказывал Снежной королеве, что без врагов и на этот раз не обойдется.

Неудивительно, что летучие мыши, сменяясь, чтобы дать товарке схватить и проглотить мотылька, кружили над домиком второго отряда, и никто не обращал на них внимания.

Но здоровью Севы пока никто не угрожал, потому что очень уж узок был круг людей, кто знал, зачем Сева понадобился Снежной королеве, еще меньше знали о том, что с утра Сева должен улетать в Лапландию. И уж совсем немного народу в лагере могли бы ответить на вопрос: а что такое Лапландия, с чем ее кушают и где она находится?

Глава вторая
Семейная драма Полотенца

Фотография милой женщины, Гошиной мамы Аглаи Тихоновны, стояла и на столе Георгия Полотенца. Большая фотография в рамке из собачьей кости и под стеклом. Уголок фотографии пересекала черная ленточка.

Когда тем утром Георгий Георгиевич пришел в свой Фонд, его встретили удрученные и испуганные сотрудники. Хоть Георгий Георгиевич не хотел, чтобы весь мир знал об исчезновении его жены, многие уже об этом знали. Георгия Георгиевича никто не любил, потому что он мало кого любил, но когда в семье случается трагедия, даже самые равнодушные люди бывают тронуты до слез.

Некоторые начинали говорить утешительные слова, но Георгий Георгиевич решительным жестом толстой ручки отмахнулся от сотрудников и, кивнув Элине Виленовне, прошел к себе в кабинет.

И тут же раздался его гневный крик, который пронзил сразу несколько стен:

– Элина Виленовна, немедленно ко мне!

Элина проплыла к кабинету шефа, медленно, как занавес в театре, раскрыла дверь и с порога спросила низким голосом кинозвезды:

– Вы меня приглашали, Георгий Георгиевич?

– Это что такое?! – закричал Полотенц. Трясущимся пальцем он показал на фотографию жены с траурной ленточкой.

– Что-нибудь не так, Георгий Георгиевич?

– Немедленно уберите!

– Я полагала, шеф, – ответила Элина, – что посетителям невредно наблюдать, как глубоко расстроен покинутый супруг.

– Я расстроен, расстроен, но ни на секунду не поверю, что Аглаю могут убить. Нет, этому не бывать! Я подниму на ноги ОМОН и спецназ! Интерпол отыщет Аглаю даже в Австралии.

– Я тоже на это надеюсь.

– Тогда при чем тут траур?

– Это не просто траур, – чуть улыбнулась молодая женщина. – Это моральный траур. Наши с вами души скорбят по отсутствию Аглаи Тихоновны в наших сердцах, хотя телом она, может быть, еще жива.

– Вы думаете, что ей угрожает смерть?

– Если похитители не получат своих денег, они могут из чувства мести убить пленницу. А если получат, тем более убьют ее, чтобы замести следы.

– Но почему?

– А потому, что она запомнила их лица.

– Значит, мы должны спешить! – воскликнул Георгий Георгиевич.

– Разумно, – согласилась Элина Виленовна.

– Так где мой начальник охраны? Где гражданин Каин?

– В служебной командировке в Финляндии. Как только он вернется, я велю ему прийти к вам в кабинет.

В наступившей паузе громко, даже оглушительно зазвонил телефон.

Георгий Георгиевич с ужасом взглянул на аппарат и прижал пальчики к груди.

– Бери трубку! – приказала Элина Виленовна.

– Беру, беру, – согласился Георгий Георгиевич.

Он поднял трубку трясущейся рукой и спросил, сглотнув слюну:

– Кто говорит?

Видно, его спросили в трубке, и он быстро ответил:

– Правильно, это я у телефона. Именно Георгий Георгиевич Полотенц. Супруг пропавшей женщины. Вот именно, пропавшей! Конечно, вы можете ко мне подняться.

Георгий Георгиевич медленно и бессильно опустил трубку и шепотом сказал Элине Виленовне:

– Это милиция, они внизу. Но ведь я не хотел их вызывать.

– Не хотел или хотел – это не играет роли. Они уже здесь. Приведи себя в порядок.

– Конечно, конечно. – Полотенц попытался пригладить волосы, стал застегивать верхнюю пуговицу рубашки.

– Дурачок, – ласково, но строго произнесла Элина.

Она сделала шаг к шефу и быстрыми движениями взлохматила волосы, оторвала верхнюю пуговицу рубашки и больно стукнула кулачком в нос, отчего у Георгия Георгиевича потекли слезы.

– Ты что? – обиделся он.

– Вот так выглядит муж, почти потерявший свою жену и полный скорби по этому поводу, – ответила Элина Виленовна. – Я потеряла в жизни уже трех мужей и знаю, как нужно выглядеть.

– Их тоже похитили?

– Нет.

Открылась дверь, и вошли два милиционера в штатском.

Они были похожи, потому что были братьями.

Их так и называли – братья Хват: Борис и Глеб.

Старший брат носил усы, а младший их брил. Глаза у них были одинаковые, карие, ореховые, в густых ресницах.

Они были короткие, мускулистые и быстрые в движениях.

– Господин Полотенц? – спросил Борис Хват.

– Георгий Георгиевич? – спросил Глеб Хват.

Широким жестом Элина показала на фотографию Аглаи Тихоновны.

Борис Хват был опытным сыщиком. Он поглядел на фотографию.

– А что, у вас есть сведения, что ее уже ликвидировали? – спросил он.

Георгий Георгиевич метнулся к столу, стал срывать ленточку с фотографии, фотография вырвалась у него из рук и грохнулась на пол – стекло вдребезги.

– Нет! – закричал он. – Это легкомысленная ошибка. Моя Аглая жива. Зачем им ее убивать, если я готов заплатить за нее любые деньги?

– Вот именно, – сказал Глеб Хват. – Вот именно. Следствие интересует, какую сумму они надеются из вас вытрясти?

Георгий Георгиевич отвел взор и сказал:

– Не могу ответить.

– Это еще почему?

– Очень дорого, – сказал он.

Тут в разговор вмешалась Элина Виленовна.

– Георгий Георгиевич, – произнесла она. – Я бы на вашем месте сказала. А то господа сыщики подумают, что вы что-то скрываете.

– Ну как, вспомнили сумму? – спросил Борис Хват.

– Лучше скажите, – попросила его Элина. – Они не отстанут, менты проклятые!

– Ну что за выражения, девушка! – обиделся Глеб Хват. – Даже преступники к нам так уже не обращаются.

– Они попросили… – Георгий Георгиевич проглотил слюну, вздохнул и сказал: – Я на бумажке напишу. Даже стены имеют уши.

Дрожащей рукой он написал несколько цифр.

Борис Хват взял бумажку и прочел ее про себя. Покачал головой и протянул брату. Брат тоже прочел и произнес вслух:

– Пятьдесят семь миллионов! Ого-го!

– Тише! – прошипел Полотенц.

– В рублях или какой валюте? – спросил Борис Хват.

– В «у. е.», – сказала Элина Виленовна. – Именно в них.

– Ну они дают! – хором возмутились милиционеры. – Это открытый цинизм. Откуда у русского благотворителя могут быть такие деньги?

– И я так думаю, – согласился с ними Георгий Георгиевич. – Таких денег у меня быть не может.

– Значит, будем готовить операцию по захвату, – сказал Борис Хват. – Главное – узнать, где они ее держат. Будем держать вас в курсе дел. Когда вашу супругу найдем живой или мертвой, вам сообщат.

– Как так мертвой? – снова удивился Полотенц. Он очень переживал.

Но ему никто не ответил, потому что милиционеры уже покинули его кабинет.

Там воцарилась тишина.

– Каин не звонил? – спросил наконец Георгий Георгиевич.

– Пропал, – ответила секретарша. – Ума не приложу, где он может быть.

– Как только появится – сразу ко мне! Мы должны найти дорогую Аглаю раньше, чем это сделает милиция. Риск слишком велик.

– Конечно, – согласилась красавица Элина. – Нас волнует судьба человека, а им только бы план выполнить.

– Вот именно! – сказал Георгий Георгиевич.

Глава третья
Начало большого пути

Если вам приходилось путешествовать, вы знаете, как трудно спать ночью перед отлетом или отъездом.

Вставать надо в восемь, а ты просыпаешься сначала в половине пятого и думаешь: как славно, что осталось столько времени! Потом просыпаешься в семь и долго не можешь заснуть. Но за двадцать минут до срока сон обуревает тебя.

И ты засыпаешь без задних ног.

Вот и Сева проснулся, когда было еще совсем темно и только самые первые птицы пробовали свои голоса, а последний комар делал круг почета над щекой своей жертвы, чтобы отправиться потом на свое комариное болото.

Потом его разбудил птичий хор – птицы настраивали свой оркестр, причем так громко, что удивительно было, почему весь лагерь не вскочил.

Но все спали, а солнце еще не встало – лишь первые его лучи вырывались из-за деревьев.

И тут Сева услышал жужжание тяжелого толстого мохнатого шмеля. Шмель смело подлетел к его уху и прожужжал в него:

– Вставайте, Савин, вас ждут великие дела!

Может, он прожужжал что-то другое, но Сева услышал именно эти слова.

И он сразу понял, что это не сон и не розыгрыш. Пора лететь в Лапландию.

Сева вскочил, и никто не проснулся. На часах над дверью было семь часов десять минут.

Сева побежал по коридору в туалет.

Когда он хотел вернуться в палату, чтобы одеться, то увидел в дверях туалета большого кролика. Кролик стоял на задних лапах и держал на передних рубашку и джинсы Севы. Рядом с кроликом топтался маленький старичок с пегой, длинной, до пола, бородой, в синих трусах, серой рубашке с красным галстуком.

К груди он прижимал кроссовки Севы.

Это было смешно. Но никто не смеялся.

Сева быстро оделся.

Пока ему везло. Никого он не разбудил.

Старичок в это время не переставая говорил:

– Ты меня не бойсь, я здешний, всегда здесь живу. Домовой я. Но особь статья. Так и зовусь – лагерный. Нас на свете немного, но у нас есть особые знания и заботы. Я могу горном петь и даже на барабане молотить. Знаю, как галстук завязывать и строем ходить. А уж костер под дождем в походе никто лучше меня не разожжет. Понял?

– А зачем вам это? – спросил Сева.

– Зачем не зачем, а может пригодиться. А что, если горн утеряется? Кто будет музыку изображать? Ну, ты готов, Савин? Пошли, а то тебя ждут.

И домовой-лагерный первым поспешил на улицу, выглянул из двери, бородой помахал, принюхался и сказал:

– Спокойно, по одному, перебежками… марш!

И первым побежал к кустам. Сева за ним.

– Сева! – раздалось сзади.

Сева от неожиданности споткнулся. Кто его выследил?

В открытом окне спальни девочек стояла Лолита и махала ему вслед.

Сева тоже ей помахал. В принципе, она неплохой человек и даже проснулась пораньше, чтобы попрощаться.

– Ты осторожней, Савин, – сказала она, и ее голос пробился к нему сквозь оркестр птичьих голосов и звоны насекомых.

– Я вернусь, – сказал Сева. – Ты не думай.

– Дурак! – откликнулась Лолита. – Неужели я могла так подумать?

Она захлопнула окно, но не отошла от него, а продолжала смотреть вслед Севе. Но Сева ее не видел, потому что они с лагерным скрылись в кустах и выбежали к малым воротам – служебному входу. Туда приезжают машины с продуктами.

У входа на шоссе стоял «жигуленок», шестая модель. В нем сидел милиционер. У машины стоял начальник лагеря.

– Доброе утро, – сказал Сева и обернулся к лагерному. Может, недоразумение? Сейчас его поймают и отведут обратно в палату?

– Тут я с вами прощаюсь, – сказал лагерный. – До встречи. Возвращайся скорей на благо нашего народа.

– Скорее, скорее, – поторопил его Афанасий Столичный. – Роме надо еще на почту заехать и документы в центральную бухгалтерию доставить.

Все получалось как-то обыкновенно. Как бы на границе сказки. Лагерный мог быть просто маленьким дедушкой, говорящий шмель – усилителем, но что делать с Лапландией?

– Вы не забудьте маме сказать… – начал было Сева и понял, что как раз маме ничего говорить и не нужно.

– Не беспокойся, твою маму мы обманем, – ответил начальник лагеря. – Меня об этом попросили старые друзья. Поезжай спокойно, отдыхай, трудись, судя по обстоятельствам. Твоя фамилия Савин? Значит, правильно.

Сева попрощался с начальником лагеря за руку и так и не понял, шутил тот или говорил серьезно.

Он сел рядом с Ромой, машина сразу помчалась по шоссе, Сева только успел помахать провожающим – лагерный домовой стоял рядом с гигантом Столичным и был ему чуть выше колен. Но махали они вслед Севе одинаково.

– А правда, что ваш брат был чемпионом Москвы? – спросил Савин.

Рома не удивился. Он вообще никогда не удивлялся.

– Второе место в Европе, и, если бы ему не подсунули допинг, быть бы ему олимпийским чемпионом. Горжусь братом, горжусь своей родиной!

Севе захотелось захлопать в ладоши, но он удержался. Солидный человек идет на важное задание. Помолчим.

Так они молчали, пока не доехали до окружной дороги.

– Дальше куда? – спросил Сева.

– В Шереметьево, – сказал Рома. – Тебя не поставили в известность?

– Поставили, только я забыл, – признался Сева.

Утро уже было в самом разгаре. В низинах дотаивал туман, тени становились все короче, вдоль дороги стояли корявые умирающие березы. Севе всегда их было жалко – они не могли убежать от выхлопов машин и гадкой химии, которой поливают зимой асфальт. Вот и умирали. Надо будет поговорить с волшебниками, подумал Сева, может, они знают какие-нибудь заклинания.

Минут через двадцать Сева попрощался с Ромой, который тут же помчался обратно, сказав, что Севу будут ждать у табло отлетов.

«Наверное, я здесь единственный человек, – рассуждал Сева, – который не несет чемодана и даже сумки. И зубная щетка осталась в лагере, и трусы, и майки. Как быть?»

Он не успел расстроиться, как к нему подошла его бабушка.

– Доброе утро, детка, – сказала она.

Сева обрадовался было, что видит ее, но вспомнил, что эта бабушка ему только кажется, и потому спросил:

– А на самом деле вы как выглядите?

– Что тебя беспокоит, внучок?

– Давайте говорить как взрослые люди, – ответил Сева. – Я уже понял, что мы имеем дело с гипнозом.

– Ты стараешься казаться взрослым и умным, а это ошибка, – ответила бабушка. – Лучше скрывать свой ум и свои догадки. Слово «гипноз» медицинское и не имеет отношения к нашему делу. Но я признаюсь – мне лучше казаться твоей бабушкой, чем незнакомым тебе человеком.

– А какая вы на самом деле? – спросил Сева.

– Всеволод, – сказала бабушка, – мне сейчас некогда играть с тобой в угадалки. Твой самолет отлетает через час, а ты еще не получил паспорт и билет, не прошел контроль и вообще даже не начинал улетать.

– В Лапландию?

– Разумеется.

– Какой же мой самолет?

– Вон тот рейс. Москва – Хельсинки.

– Вы полетите со мной?

– Сам долетишь, – ответила бабушка. – К сожалению, мне придется остаться.

В голосе бабушки прозвучала тревога.

Что-то случилось.

Сева проследил за внимательным взглядом бабушки…

Ну конечно же! Маска, я тебя знаю! По залу быстро шла неопрятная старуха в камуфляже, которую Сева увидел в первый же день по дороге в лагерь. Она крутила лохматой головой, выискивая кого-то.

Бабушка сделала шаг вперед и прикрыла собой Севу от взглядов старухи.

– Кто она? – спросил Сева.

– А ну быстро! – велела бабушка. – Иди к стойке шесть, таможню проходи по зеленому коридору. Держи билет и паспорт. Когда тебя спросят на таможне, почему ты один, скажи, что отец прошел раньше, а ты прощался с бабушкой. Ясно? А теперь беги. Только не бегом. Беги так, чтобы никто не догадался, что ты спешишь.

Сева быстро пошел к барьеру, куда двигались все пассажиры, потому что понимал – бабушка не шутит. Близка настоящая опасность!

Сева еще не успел понять, какая опасность ему угрожает и будет угрожать, но он был не дурак и понимал, что лучше не спорить с теми людьми или волшебниками, которым согласился подчиняться.

Он не оглядывался, пока не дошел до прохода, над которым была зеленая табличка, что означало, что он не везет никаких запрещенных товаров или ценностей. Ведь он ничего не вез.

Таможенница была молоденькая и веселая.

Увидев Севу, она спросила:

– А ты куда собрался? Потерялся, что ли?

– Вот, – ответил Сева и положил свой паспорт на столик перед ней. И билет.

Девушка открыла паспорт, посмотрела на Севу, потом на билет и спросила:

– Что-то не похоже, что тебе уже шестнадцать.

«Ну что же бабушка забыла меня предупредить!» – мысленно возмутился Сева.

– У нас в семье все маленькие, – сказал он, – даже дедушка. У меня еще акселерация.

Таможенница все продолжала рассматривать паспорт, будто надеялась отыскать в нем таракана или золотую монету.

Но тут ее исследовательскую деятельность прервал отчаянный крик из зала.

Сева тоже обернулся.

И увидел, что страшноватая старуха в камуфляжном костюме рвется к Севе, а другая женщина, правда, не очень похожая на его бабушку, старуху не пускает.

– Это мой мальчонка! – кричит старуха. – Отдайте мне детку!

Сева испугался, но догадался отвернуться от этой драки.

– Мне можно идти? – спросил он.

– Это не тебя ищут? – спросила с подозрением таможенница.

– Что вы! – ответил Сева. – Мой папа раньше прошел, он хотел выпить кофе в буфете.

Сева, конечно же, не знал, есть там, за таможней, буфет или нет, но надо было говорить убедительно и спокойно.

Таможенница вернула ему паспорт, но все ее внимание было приковано к битве бабушек.

Поэтому Сева спокойно пошел к стойке, где регистрировали билеты, от нее до драки было далеко, и он понял, что вряд ли злобная старуха в камуфляже сюда прорвется.

Интересно, кто та старуха? Зачем она его преследует?

Пограничница тоже спросила его, неужели ему исполнилось шестнадцать? И долго изучала страничку на компьютере. Но, видно, волшебные жители все подготовили как следует. В конце концов она с сожалением вернула его паспорт.

Битва старушек, видно, закончилась.

Никто не преследовал Севу.

И он пошел искать 22-й выход, словно всю жизнь летает по заграницам и ничему не удивляется.

Странно, мама с Катюшкой сейчас только-только позавтракали и думают, что Сева загорает на речке или пьет кефир. А их любимый ребенок направляется к выходу номер двадцать два, откуда начинается посадка на самолет, следующий рейсом 765 Москва-Хельсинки.

Так не бывает.

А с другой стороны – почему бы такому не случиться?