Текст книги "Маска счастья"

Я обиделась!

Да не стоишь ты моих переживаний и недешевой косметики, которую я размазываю по лицу, смешивая со слезами! Ты сам поставил точку в нашей совместной жизни, сказав: «Пока» и забрав свои вещички! Ушел, даже дверью не хлопнул. Поступил по-мужски, да? Территорию освободил? Вот и чудненько!

А я теперь свободная и счастливая! И завтра после работы не побегу домой, как угорелая, чтобы торчать у плиты и перемывать горы посуды! Зайду в «Макдоналдс» или закажу пиццу на дом. А еще лучше – улягусь на диван перед телевизором и буду грызть чипсы с таким хрустом, чтобы даже соседям было слышно! И никто не скажет, что я мешаю слушать диалог двух идиотов из очередного боевика. Не будет больше записок типа «Суп в холодильнике не нашел, съел твой диетический салатик. Ушел к другу в гараж, буду завтра». Я начинаю НОВУЮ жизнь.

И первым делом – зачистка территории. Большой черный мусорный мешок благодарно принимает твою любимую чашку, привезенную из Нью-Йорка, потом твою соковыжималку в стиле хайтек (как ты любил по утрам пить грейпфрутовый сок, любовно приготовленный мною!).

Теперь – в спальню. Сразу натыкаюсь на торшер на стокилограммовой железной ноге с абажуром, размерами не уступающим куполу парашюта. Ты откопал это чудо на какой-то барахолке, а потом долго-долго реставрировал. Вот бы и его изгнать, да не поднимешь! Гигантский плюшевый мишка, твой подарок на Восьмое марта, молчаливый свидетель наших волшебных ночей… Рука не поднимается убрать его с глаз долой. Нет, так не пойдет! Куда ни гляну – твой любимый мишка, твой торшер, твой плеер… Тебя слишком много в этой квартире!

Прочь отсюда! Иду развлекаться! Созвонилась с Юлькой и Пашей. Ночной клуб? Почему бы и нет? Итак, что мне надеть? Перебираю вешалки в гардеробе. Это красное платье ты привез мне из Парижа… Да и здесь нет ни одной вещи, которая бы не напоминала о тебе! Мне нечего надеть. Значит, ночной клуб отменяется. Завтра же пойду и накуплю себе новых вещей, да еще нарочно таких, которые тебе бы ни за что не понравились.

Утром твои зубная щетка, гель для душа и халат отправились туда же, куда вчера полетела соковыжималка. За чашечкой кофе могу спокойно, не торопясь, обдумать предстоящий день.

В офисе бросаюсь к рабочему столу. Что мы здесь имеем? Наша совместная фотография в сладенькой рамочке с розочками – напоминание о романтическом путешествии в Гурзуф. Как здорово мы тогда отдохнули! Ночи, теплое море, вино, твои губы. О чем это я? Фото с рамочкой летят в мусорную корзину. Звонит мобильный телефон. Это ты купил мне его и скачал из Интернета мелодию звонка. Неужели и его, телефон, в корзину?

К обеду все коллеги в курсе перемен в моей жизни. Кто-то радостно улыбается, кто-то вздыхает, вспоминая личный опыт, а кто-то с пониманием подмигивает мне: «Не дрейфь, подруга, да здравствует свобода!» Женатые мужчины проявляют ко мне сочувствие, а шеф отправляет вместо меня в командировку в город Гурьевск кого-то другого в связи с моими «сложными семейными обстоятельствами».

Лучше напишу заявление на отпуск. Шеф подпишет, уверена. А что? Все лето работала, вырвалась на пару недель с тобой в Турцию. Ты там еще порвал плавки на водяной горке… В Турцию не поеду больше никогда. Сейчас так хорошо в Гурзуфе… Но там каждая тропинка помнит твои шаги. А может, в глубинку? В деревеньку? В монастырь? Нет, это уж чересчур. Я молода, свободна и полна сил! Хочу на модный курорт! Посмотрю в Интернете, есть ли «горящие путевки».

Но Интернет с утра висит. Пойду разбираться в техотдел. Спустя два часа у меня на руках пять предложений – пять соблазнительных туров. Как ни странно, исключительно для молодоженов. Но ничего, поищу себе кого-нибудь из местных. Решено – остров Фиджи. Дороговато, но случай-то особый. В моем почтовом ящике десять неоткрытых писем. Все отправлены с одного адреса, первое послание датировано вчерашним числом, последнее пришло две минуты назад. Открываю. В каждом письме одно и то же: «Любимая, прости! Я не могу жить без тебя! Ты моя любовь, мое солнышко, моя радость! Давай начнем все сначала! Полетим на остров Фиджи, устроим себе медовый месяц!!!»

Разве это не счастье?

Журналистское расследование

Почему-то именно в Крыму много женщин по имени Анжела… Имя это сладкое, тягучее, вязкое. Анжело – инжирное варенье, стекающее с ложки, солнечный день, крымский дворик под крышей из виноградных листьев, сквозь которые прорываются солнечные блики…

Шел девяносто первый год. В компании подружек я решила провести недельку в Крыму, в многокомнатном скворечнике, под завязку населенном отдыхающими «дикарями». Хозяйка попалась хорошая: в наше полное распоряжение предоставила флигелек с тремя койками и комодом (больше туда ничего не влезало) и каждое утро кормила скромным завтраком в виде стакана молока и домашней булочки.

Мои подруги мгновенно обзавелись курортными знакомыми, вовсю закрутили романы и возвращались во флигель глубокой ночью. Я же, в отличие от девчонок, наслаждалась морем и солнцем в полном одиночестве.

Три года назад я закончила журфак МГУ, но два года проработала на более чем скучной и бесперспективной должности секретаря в коммерческой фирме, пока новая газета, возникшая на демократической волне, не предложила мне постоянную работу по специальности. Я не собиралась упускать этот шанс, быстро уволилась с постылой секретарской должности и, взяв недельку отдыха перед стартом, рванула с подружками в Крым.

Несмотря на одиночество, мне совсем не было скучно – вставала рано утром, отправлялась на пляж, к обеду возвращалась во флигелек, спала, с пяти до семи снова нежилась под солнцем, а вечером шла в кино или сидела с хозяйкой на скамейке.

Наша хозяйка Анжела была большой мастерицей плести различные небылицы. Получалось у нее очень интересно и порою даже правдоподобно. Из всех «курортников» она явно выделяла меня, поэтому очень часто оказывала мне честь и приглашала в свою летнюю кухню на роскошный холодный борщ, голубцы или вкуснейший фаршированный перец.

Отпуск пролетал незаметно, и мне оставалось всего два денечка до того, как самолет доставит меня в дождливую Москву. И в это время в нашем «скворечнике» поселился новый постоялец, тоже москвич, приехавший чуть раньше своей семьи – приготовить комнату и освоиться с обстановкой.

– Игорем зовут, – проинформировала меня Анжела, – приехал все обустроить для жены и дочки. Дочке пять лет. Не хотела пускать такую малышку, но он пообещал, что ребенок тихий, и десятку еще накинул. – В ее крапчатых глазах мелькнула неуверенность: – А может, надо было отказать? Ребенок всех тут распугает своим криком.

– Не преувеличивай, – я поспешила успокоить хозяйку. – Если они собираются проводить весь день на пляже, к вечеру ребенок будет вялым и сонным.

– Ну ладно. – Анжела потерла нос. – Поможешь мне послезавтра?

– С чем?

– Варенье буду варить из инжира. Пособишь – повезешь домой пару банок.

– А на пляж? – Мне было жалко тратить оставшиеся денечки на какое-то дурацкое варенье.

– Сходишь с утра, окунешься, а потом сюда, – Анжела четко распланировала день, не спросив меня.

Следующим утром я, как обычно, бодро шагала в сторону пляжа и вдруг услышала за спиной шаги. Обернувшись, увидела нового жильца. Он не стал догонять меня, лишь негромко поздоровался и продолжал следовать на приличном расстоянии. Ощущение того, что кто-то идет у тебя за спиной, ужасно дискомфортно, поэтому я остановилась и снова обернулась:

– Вас, кажется, Игорем зовут?

Лицо его было приятным – выразительные темные глаза, темные брови, нос с небольшой горбинкой, благородно очерченный рот с чуть опущенными уголками губ.

– Да. А вас?

– Алла. Можно просто Аля. Послушайте, а почему вы идете за мной? Лучше присоединяйтесь, и я расскажу вам обо всех местных достопримечательностях.

– С удовольствием. Просто, знаете ли, не хотелось вам докучать – не все любят с утра общаться. Кто-то любит уединение.

– Вот именно. Но я не кусаюсь.

Пока мы спускались к пляжу, я успела сообщить новому знакомому обо всех надежных точках питания, где нет опасности отравиться, о местных развлечениях, парках и рощах, и об экскурсиях, которые стоило бы совершить. Когда мы шли по гальке пляжа к давно облюбованному мной местечку, Игорь знал об этом крымском поселке абсолютно все.

– Как вы все здорово сумели рассказать! – восхитился он. – Кратко, логично! Вряд ли найдется десяток женщин, способных так отлично подать информацию.

– У меня профессия такая, – ответила я, сбрасывая сарафан, краем глаза замечая его вполне положительную реакцию.

Надо сказать, что своей фигурой я была не очень довольна. Роста я невысокого, всего метр шестьдесят пять, ноги у меня короткие, но если я держу себя в ежовых рукавицах, то смотрюсь очень неплохо. Меня спасало то, что знакомый скульптор обозначил как «абсолютно правильные пропорции». Но стоит этим пропорциям зарасти жиром, как на свет появляется ужасное бочкообразное существо…

В то лето я была в «хороших пропорциях», поэтому одобрительно-заинтересованный взгляд Игоря мне определенно польстил. Сам он фигурой Аполлона похвастаться не мог – невысокий, коренастый, с небольшим животиком.

Мы поплавали, позагорали, поболтали. Игорь оказался практикующим хирургом одной из московских больниц – вырезал аппендиксы, желчные пузыри и прочее, и прочее.

– Как же вы тогда можете отдыхать здесь? – удивилась я.

– А что?

– Вы же целыми днями наблюдаете за этим, – я широким жестом обвела половину нашего пляжа, – вам разве люди еще не надоели?

– Что вы! Это совсем другое дело! На работе у меня страдающие, ждущие моей помощи больные. А здесь – посмотрите! Все здоровые, крепкие, загорелые. Да и вообще над пляжем витает здоровая аура – никто не думает о зарплате, о неприятном разговоре с начальником, о том, что надо отдать пальто в химчистку… У всех одна задача – получше загореть и отдохнуть.

За полтора дня мы подружились с Игорем, сходили вечером в кино, в кафе. И не предполагали никаких других отношений, кроме соседско-дружеских. Правда, пару раз я ловила на себе его задумчиво-ласкающий взгляд, ну и что с того? Я была молода, в Москве меня ждала новая работа, с пропорциями все обстояло отлично, я загорела, мои волосы, темные и красиво подстриженные, прекрасно чувствовали себя от мытья местной водой.

На следующий день Игорь согласился помочь Анжеле и мне с варкой варенья.

– Здесь точно нужна мужская сила, – сказал он, вытаскивая на улицу жаровню и большие тазы с деревянными ручками.

Анжела проинструктировала нас, как надо варить варенье, а потом, убедившись, что мы неплохо усвоили ее нехитрую науку, ушла ненадолго по делам. Варенье варилось, по двору растекался сладкий, даже немного приторный запах, над тазом роились осы. Я помешивала варево деревянной ложкой, проверяя степень густоты, Игорь гремел ведрами и подбрасывал в жаровню дрова. Во дворе было тихо – все курортники ушли на пляж. Мы болтали, шутили, несли какой-то вздор, но случайно разговор зашел о семье Игоря. Он помрачнел и неожиданно для меня, да и, наверное, для себя, стал рассказывать:

– Женился я рано. Был молод, неопытен, наивен. Она мне изменяла и делала это как-то по-глупому. Короче, через год мы развелись. Не по-хорошему – с разделом имущества, с чудовищными обвинениями. Меня задело: я-то был видный парень, неплохой врач, у меня была своя квартира, машина, а тут такое! И решил я мстить всему женскому полу.

– Какой ужас! – непроизвольно вырвалось у меня, и ложка плюхнулась в вязкое огнедышащее варево.

– Ничего ужасного, – спокойно отреагировал Игорь, спасая ложку. – Я менял женщин каждую неделю. За одними красиво ухаживал, другие сами вешались на шею. Короче, года три я был, словно бешеный. Да не смотрите вы на меня такими глазами! Я же не насильник и не маньяк. А потом, в один прекрасный вечер…

– Вам встретилась чудесная незнакомка…

– Да-да, именно так! – Он подбросил дров в печурку. – Уговорил меня приятель съездить на рыбалку за город. Возвращались поздно вечером, мотор у его машины заглох прямо у какой-то деревушки патриархальной. Постучали в первый дом, открыла девушка. Нежная, стройная, как колосок, скромная. Мы объяснили ситуацию, попросились на ночлег. Она впустила нас в дом, ее мать нас накормила, уложила спать. А утром их сосед пригнал трактор, вытащил нашу машину, и мы поехали домой. Но девушку я забыть не мог. После моих донжуанских похождений судьба посылает мне такого ангела! Я спрашивал себя: за что? И не верил своему счастью.

– И что потом? Вы женились на этом ангеле?

– Конечно. Это было наваждением. Свадьбу праздновали в деревне – глупо, с треском, с пьянкой. А потом я взял свою ненаглядную и повез в Москву. На руках внес в квартиру, поставил, как хрустальную богиню, на паркет. «Ну, думаю, пылинки буду сдувать с тебя, любушка моя!» А она – руки в боки и ка-ак запульнет матом!

– Как же это так? Ей что-то не понравилось?

– Как раз понравилось. Просто так выразила восторг, по-другому не получилось. Как она сдерживалась при мне во время моего жениховства – не пойму. А ведь учитель младших классов, педагог!

– И что дальше?

– Все. Стали жить-поживать. Добра наживать. Тут и сказке конец, а кто слушал – молодец, – со странной улыбкой зачастил Игорь.

– М-да, получается: по усам текло, да в рот не попало, – пробормотала я, поднося ложку с вареньем ко рту. – Пора нам попробовать творение рук наших, а то придет Анжела и, если что не так, оставит нас без варенья.

– Осторожно, горячее! – предупредил Игорь.

– Смотрите! – Я поднесла ложку к нему. – Оса!

– Сладкая смерть, – мрачно констатировал Игорь, осторожно извлекая ее за крылья из вязкой массы. – Тем не менее попробуем. – Он осторожно попробовал варенье с конца ложки и кивнул: – Вкусно!

– Теперь я! – И я тоже слизнула капельку варенья, а потом, распробовав, облизала всю ложку.

Игорь, не дыша, смотрел на меня.

– Слушайте, я прямо хрюшка какая-то – слопала все варенье! – сказала я, растерявшись от его пристального взгляда.

А он протянул руку и стер пальцем с моих губ капельку варенья. Его прикосновение отозвалось во мне странными мурашками по спине, и я поежилась.

– Ничего, – странным голосом произнес он.

Мы молча смотрели друг другу в глаза.

– Аля, – хрипло сказал он и взял меня за руку. – Аля, – повторил он, развернув руку и поцеловал ладонь.

Я вздрогнула. Варенье кипело и пузырилось в огромном тазу, а деревянная ложка снова плавала по поверхности огненно-желтой вязкой массы.

– Ага, голубчики, – во двор забежала Анжела, – как тут у вас, продвигается? – Она сунула нос в таз, понюхала и заключила: – Готово!

– Да ты попробуй! – Я выловила ложку и протянула ей.

– Не, я всегда готовность еды на нюх пробую. Так вернее, – засмеялась она. – Молодцы! Сейчас закатывать в банки будем. Игорь, далеко не уходите, будете машинку держать. Аля с собой пару баночек возьмет. Вы, Игорь, супругу свою обрадуете!

– Спасибо, – сдержанно поблагодарил Игорь. – Татьяна будет рада.

Весь день мы трудились над проклятыми банками, я уже и не надеялась попасть на пляж, чтобы попрощаться с морем.

– Да уж беги, окунись напоследок, – смилостивилась Анжела к вечеру. – Мне Игорь поможет! Придешь – я выставлю бутылочку своего винца в честь твоего отъезда. – И она подмигнула мне.

– Как отъезда? – Игорь побледнел.

– Как-как, обычно! – Анжела с натугой поднимала банки на стол. – У Альки отпуск кончился, у вас начинается.

Когда я вернулась с пляжа, меня ждал накрытый стол в хозяйской беседке, увитой виноградом. «Курортникам» рассиживаться в хозяйской беседке строго воспрещалось, и только сегодня ради меня Анжела сделала исключение. На столе красовалась бутылочка с домашним вином, стояли блюда с салатом и фаршированным перцем. Прямо пир на весь мир! На прощальный ужин кроме меня был приглашен только Игорь.

Анжела внимательно посмотрела на нас и произнесла первый тост:

– Много у меня за лето бывает людей, да вот к Альке прикипела я сердцем. Хорошая ты девчонка. Я хочу выпить за то, чтобы у тебя были любовь, счастье и чтобы ты никогда-никогда не знала одиночества! – вдруг всхлипнула она.

Последняя часть тоста оказалась слегка подмоченной, но мы дружно чокнулись бокалами, выпили, и Анжела поцеловала меня мокрыми губами в щеку. После этого она посидела еще минут десять, а потом, сославшись на дела, оставила нас одних.

Стемнело. На столе догорала свеча, ее отсвет отражался в зрачках Игоря. Он взял мои ладони в свои руки. Они оказались неожиданно мягкими и горячими.

– Аля, – одними губами произнес он, – иди сюда, Аля!

В полутемном дворе было тихо, только позвякивал цепью дворовой пес. «Курортники» ушли гулять, Анжела смотрела телевизор. Вокруг не было никого, только звездное южное небо в просветах виноградных листьев. Поцелуи Игоря были нежными, ласковыми, немного нерешительными. Мне понравился вкус его губ, его короткие вздохи.

– «Зацелую допьяна, изомну, как цвет», – тихо сказал он. – Как прав был Есенин, я только теперь понял смысл этой фразы.

На следующее утро мы сидели на жесткой лавочке в душном здании аэропорта и крепко держались за руки. Я улетала. А через час должна была прилететь семья Игоря. Мы обменялись телефонами, но я знала, что курортные знакомства недолговечны, и старалась не строить никаких планов.

А через три недели, когда крымский загар и крымские воспоминания побледнели и я с головой погрузилась в новую работу, он позвонил сам.

– Я так хотел позвонить раньше, но не мог! – кричал он в трубку, словно находился на другом конце света. – Столько дел в больнице! Очень хочу тебя видеть!

– Когда?

– Давай, я подхвачу тебя где-нибудь в городе, поедем к моим друзьям! А хочешь – просто покатаемся.

Ресторанов в голодной, неосвещенной Москве начала девяностых было немного, да и не по карману они были хирургу городской больницы.

Мы вечерами кружили в его потрепанных «Жигулях» по городу, останавливаясь на обочинах… Часто сидели в больнице во время его ночных дежурств, пили чай с Анжелиным вареньем. Иногда друзья оставляли ключи от своих квартир…

И было это тринадцать лет назад…

С тех пор я прибавила пять лишних килограммов и приобрела профессионализм и деловитость. А еще я побывала замужем. Восходящая звезда телевидения Ингмар Каспаров сделал мне предложение, я согласилась. Гости бурно веселились на нашей свадьбе, а утром после первой брачной ночи Ингмар перевез в мою двухкомнатную квартиру свою мамашу, наполовину лежачую старуху. У него была своя квартира в Бирюлево, но он сдал ее приятелю.

Семейная жизнь у нас была своеобразной – я работала в глянцевом женском журнале, придумывая советы, как выглядеть привлекательно и соблазнять собственного мужа. Прерывалась на приготовление обеда для свекрови, постирушку и исполнение ее капризов. Ингмар же пропадал в Останкино, заваливаясь домой только ночевать.

Старуха – ее звали Ангелиной Филимоновной – оказалась вздорной, капризной любительницей скандалов. Она обожала говорить по телефону и смотреть сериалы. Целыми днями она рассказывала своим подругам о том, что попала на попечение к фашистке-невестке, которая не дает ей жизни и кормит исключительно невкусно.

Помотавшись целый год между моей квартирой и телецентром, Ингмар подал на развод. Я не возражала.

– Только мать пусть пока поживет у тебя, – весело, упаковывая вещи, попросил он. – Нам с Кариной брать ее в съемную квартиру некуда.

– А где же твоя квартира? – ахнула я.

– И-и, вспомнила! – расхохотался Ингмар. – Знаешь же, что я весной тачку грохнул? Продал железо, квартиру – как раз на джип денежек и набралось, – ласково, затягивая молнию на куртке, весело сообщил он.

– Подожди! – Я вцепилась ему в рукав. – И долго твоя мать будет жить у меня?

– Найдем приличное жилье и тотчас же заберем! – пообещал Ингмар.

Вот уж сколько лет он женится, разводится, сходится, расходится, покупает квартиры, делит их, снимает, но его старуха-мать продолжает жить у меня. Я привыкла к ней. Возвращаться в дом, где кто-то обитает, пусть даже Ангелина Филимоновна – совсем другое дело, нежели в пустую бетонную коробку. Единственный минус – при строгом режиме, установленным старухой, на личной жизни можно поставить крест. Пригласить в гости поклонника, когда за стеной обитает злобная бывшая свекровь? Выручали однушки, которые сдавались за сто долларов в месяц. Но вообще-то не в чужих постелях дело. Для нормальной жизни нужно что-то большее, как ни старомодно или пошло это звучит. Поэтому за эти тринадцать лет я сублимировала свои желания в несколько стихотворных сборников и бесчисленное количество статей в журналах и газетах.

Я по-прежнему «в свободном полете», у меня своя тематика и гибкий рабочий график. Деньги я заколачиваю на крепких, четких, как сводки с фронта, экономических статьях, а материалы о выставках, бутиках, премьерах и салонах позволяют мне вести некое подобие светской жизни. Вернисажи, показы, артистические ужины – к неудовольствию старухи, я зачастую возвращаюсь далеко за полночь. Почти всегда выясняется, что именно в этот день, в этот час ей нужно было принять ванну, перестелить постель или подстричь жесткие, как пластик, ногти на ногах. И если я отмахиваюсь от безумных требований, с легкомыслием перенося дела назавтра, разгорается нешуточный скандал. Старуха кидает в меня подушки, тапки, пульты от телевизора и видеомагнитофона, а потом долго и с упоением рыдает басом так, что соседка Дарья Ивановна стучит в стенку.

– Она ревнует вас, – просто и бесхитростно объяснила докторша, раз в месяц посещавшая старую мегеру. – Ей хочется быть там, где бываете вы. Вы для нее – пуповина, соединяющая с внешним миром. Через вас она поглощает события этого мира. Без вас она станет слепа, глуха, могут быть и осложнения. Ее может полностью парализовать. Лучше рассказывайте ей о своих праздниках, ведь это несложно, не так ли?

Я вняла объяснениям врача, и старуха больше не устраивала скандалов, когда я приходила поздно. Покорно намыливая ее жесткую, как шкура слона, кожу на спине или переодевая ее в огромную фланелевую рубаху, я бездумно молола обо всем, что видела, слышала, с кем и о чем говорила.

Но вот что странно: чем больше я сживалась со старухой, тем меньше мне хотелось ходить на эти пресловутые презентации, вертеться, болтать, общаться. Казалось, что я заколдована злой волшебницей, и годы, проведенные с Ангелиной Филимоновной, старили меня гораздо быстрее, чем этого можно было ожидать от природы.

Мне казалось, что я уже давно нахожусь в предпенсионном возрасте, мое лицо покрыто километрами морщин, и ничего с этим не поделаешь. Мои подруги, легкомысленные и менее ответственные, сначала весело смеялись, когда я делилась с ними своими ощущениями. Но, видимо, было во мне что-то такое, отчего они постепенно стали отдаляться от меня, пока от них не остались лишь редкие далекие голоса в телефонной трубке.

Думаете, я расстроилась? Ничего подобного! Я заваливалась на свой диван с книжкой, радуясь, что не надо судорожно поправлять прическу, делать маникюр, хватать такси и все это ради трех-пяти часов не всегда удачного веселья.

Иногда старуха вспоминала молодость – большой дом на Невском проспекте, где жило семейство потомственных врачей. В квартире всегда было шумно и тесно, несмотря на ее огромные размеры. Войны, болезни, случайные роковые обстоятельства разметали эту огромную семью, из которой осталась лишь она да внучатый племянник – десятая вода на киселе, которому, по странному стечению обстоятельств, досталась во владение шикарная петербургская квартира.

Да ладно, что я все о старухе! Ведь главная героиня рассказа – все-таки я.

Мои личные скромные радости – любимый диван, хорошие книги, фильмы и разные калорийные вкусности с парой баночек джин-тоника. Чудесные кофточки и костюмы, приобретенные за время короткого замужества Ингмаром, любившем меня наряжать, тихо истлевали на антресолях. В них я больше не влезала. Гастрономические излишества давали о себе знать! Как говорится, пять минут на языке, всю жизнь на бедрах. Я выбрала для себя «элегантный английский стиль» – покупала брендовые вещи пятидесятого размера в комиссионке «Второе дыхание» и не в очень дорогих магазинах. Пиджаки, брюки, обувь на низких каблуках – спокойная, уверенная в себе дама средних лет – так, казалось, я выгляжу со стороны.

На одной премьере я случайно столкнулась с Ингмаром.

– Ты ли это, дружочек мой? – затараторил он. – Глазам не верю! Куда ты дела свою тонкую талию, чудесные ножки? Что за постный вид, словно ты торгуешь подержанными вещами? Где твои мини-юбочки, колготки с люрексом, сапожки на высоких каблуках? – Он поцокал языком: – Убрать это немедленно!

– Ты мне зубы не заговаривай! – Мне удалось прорваться сквозь поток его слов. – Скажи, когда мать заберешь?!

– Георгий! – завопил Ингмар и замахал рукой кому-то в толпе. – Ну, пока, приятно было поболтать. – Он кивнул мне и ввинтился в плотную стенку людей, приступивших к фуршету.

Слова Ингмара больно укололи меня. Хорошо, что он не успел ничего сказать о моем лице. Как ни жаль, лишние килограммы откладываются не только на бедрах, но и на щеках, которые стали у меня прямо как у хомяка. Есть расхотелось. Я протиснулась к подносам с пирожными и завернула в салфетку парочку для старухи.

– Бабке? – кивнула невесть как оказавшаяся рядом коллега Лилька, специалистка по социальной теме и здоровому образу жизни.

– Ей, – кивнула я, – а ты почему не ешь?

У Лильки была завидная способность объедаться до отвала, не набирая при этом ни одного лишнего грамма.

– У меня диета! – громогласно объявила та.

– Что?!

– У меня недавно аппендицит вырезали, вот еще пару недель придется помаяться. Слушай, – она крепко вцепилась в мой локоть, – какой врач! У тебя ведь тоже проблемы с аппендиксом, пойди к нему. Сделает так, что уснешь с проблемой, а проснешься счастливая, как птичка. Такой хирург, золотые руки! Профессор, заведующий отделением, умница! Доктор Милош!

– Кто? – тихо переспросила я.

– Игорь Милош. Галантный, импозантный. Но женат, есть дети, – вздохнула Лиля.

Лиля, как и я, была незамужем, но, в отличие от меня, искала мужей всегда и везде. Поиск был активным, но «маршем Мендельсона» пока не завершился.

– И так неловко получается, – продолжала верещать Лилька, – в больницу к нему меня устроили из журнала «Женское здоровье», я обещала дать о нем статью на три полосы через две недели, а не могу.

– Почему? – машинально осведомилась я, не теряя надежны найти в толпе Ингмара.

– Уезжаю с другом на отдых. – Она многозначительно посмотрела на меня и подкрутила завиток у виска.

– Очередной принц на белом коне? – насмешливо спросила я.

– Да ладно! Как тебе не стыдно! Слушай! – Ее глаза заблестели. – У меня идея! Ты же все равно торчишь в Москве! Напиши за меня, гонорар твой. Умоляю, хочешь на колени встану? При всех!

Написать о Милоше…

Перед глазами возникло видение: таз с булькающим огненно-оранжевым варевом и деревянная ложка с захлебнувшейся осой.

– Нет! – Я замотала головой. – У меня полно работы. – Я стала вырываться из ее цепких рук.

– Умоляю! – В глазах ее закипали слезы.

– Ладно, – я коварно улыбнулась, – напишу. А за это посидишь со старухой, пока я буду отдыхать в каком-нибудь доме отдыха.

– Идет! – просияла Лиля. – Я согласна!

– Давай координаты своего чудо-доктора! – Я приготовилась записывать.

– Только… – она нахмурила свой узкий лобик, – он не станет напрямую давать интервью.

– Приехали! Как же я буду писать?

Лилька замолчала, обдумывая, как бы половчее сбагрить мне неудобную статью.

– Придумала! – закричала она. – Сделай у него операцию аппендицита! Интервью с операционного стола! Супер! Журналистское расследование! Материал века!

– Ты в своем уме? – ужаснулась я.

– Да ладно, кому нужен этот бесполезный отросток? Ты же мучаешься, а тут тебя, можно сказать, по блату в хорошие руки пристраивают!

– Нет! – крикнула я и, резко развернувшись, стала пробиваться сквозь толпу к выходу.

Но любопытство и азарт уже охватили меня еще по пути домой. А вдруг ОН меня помнит? Вдруг он ВСЕ помнит? И самый важный вопрос – вдруг он ждет?

Вернулась я в этот вечер рано. Бывшая свекровь с удовольствием попила чайку с пирожными, обрадовалась привету от любимого сыночка и, ограничившись только маникюром с моим розовым лаком от «Живанши», милостиво отпустила меня спать.

Утром Лилька разбудила меня телефонным звонком ровно в семь часов.

– Я обо всем договорилась, – затараторила она.

– О чем ты? – Спросонья я в самом деле не поняла, о чем идет речь.

– Не придуривайся! Я о докторе Милоше. Он как раз сейчас свободен. Короче, ты едешь сегодня в сто тринадцатую больницу, поднимаешься на третий этаж и спрашиваешь Семена Израильевича. Он даст тебе бумажку, и ты летишь на второй этаж, в кабинет тринадцать, к Инге Альбертовне. Она выдает тебе очередную бумажку, с которой ты мчишься в свою родную поликлинику, делаешь там анализы и получаешь направление на операцию.

– Ну, ты загнула! – расхохоталась я. – Где же это видано, чтобы в районной поликлинике все делали за один день.

– Не бойся, Инга напишет тебе такую бумажку, что они тебя на руках до больницы донесут! А на следующий день с вещами приходи в приемный покой. Тебя распределят в палату, которую курирует Милош. Да, не забудь Инге сунуть конвертик.

– Какой конвертик?

– Сто долларов, – безмятежно отозвалась Лиля.

– Ну, ты нахалка! Я режу свой здоровый орган, да еще должна за это заплатить? Ты в своем уме? Пиши о своем докторе сама!

– Как же? – опешила Лиля. – Мы сегодня улетаем!

– Будешь строчить на пляже в перерывах между сеансами любви, – отрезала я.

– Ну, не ожидала от тебя такого, – прошипела Лиля. – Хорошо, сто долларов я тебе возмещу. Шантажистка ты несчастная!

Два дня я потратила на беготню по поликлиникам и больницам, а также затовариванию холодильника. Сиделка, найденная Лилькой, потихоньку знакомилась со старухой, убитой сообщением о моей срочной госпитализации.

Все произошло так стремительно, и вот я сижу в спортивном костюме на древней кровати с продавленным матрасом в компании с пятью весьма симпатичными тетеньками, до которых мне, правда, не было никакого дела. Изо всех сил я сдерживаю дрожь – сегодня день обхода, сегодня должен появиться он, Игорь.

Доктор Милош…

Три месяца в далеком девяносто первом Игорь был рядом. Он звонил по десять раз в день, после работы заезжал за мной или приводил к себе в больницу. Мы пили чай, целовались и разговаривали ночи напролет! С ним было надежно, как в герметичном скафандре космонавта.

Я досконально изучила его лицо, фигуру, оттенки интонации, походку. Стоило мне высказать любое желание – оно выполнялось, как в сказке о золотой рыбке. Ужин в ресторане, театры, редкие книги, деликатесы… Кто знает, что бы я ответила, если бы он предложил мне выйти замуж? Наверное, согласилась бы… Но момент был упущен, для меня он все больше становился товарищем, а не возлюбленным. А он продолжал любить…