Текст книги "Маска счастья"

– Какая же тренировка нужна мне? – недоверчиво спросила я.

– Ага, интересно стало? – радостно воскликнул Вадим Ефимович и с жаром принялся объяснять: – Самая тяжелая тренировка – для души. Научиться радоваться себе и жизни – еще какой труд! А теперь давайте сюда вашу чашку и ложитесь, надо немного поспать. Вы закрываете глаза и слушаете мой голос, для вас существует только мой голос. Вы рас-с-л-а-б-л-я-е-т-е-с-ь…

Тягучий голос врача навевал дремоту, ресницы склеивала тонкая паутина, тело полностью растворилось в мягкости дивана.

Так прошел мой первый сеанс гипноза, и, надо сознаться, я с сожалением вынырнула из дремотного состояния на поверхность своей никчемной жизни. Первое, что я увидела, – спокойные глаза моего доктора. Он погладил меня по голове и пообещал вернуться к вечеру.

После его ухода я выпуталась из своего пледа-кокона, осторожно сделала несколько шагов. Уши уловили ребячий гомон, доносившийся сквозь открытое окно со двора. Кожа почувствовала жгучее прикосновение солнечного луча, нос осязал горьковатый запах увядающих пионов. Пожалуй, еще никто из мужчин так не ухаживал за мной, не закутывал заботливо в плед, не гладил по голове.

Что-то сдвинулось в моих мозгах, и мне безумно захотелось, чтобы Вадим все время был рядом, я представила себе его теплые руки, от которых невидимыми лучами исходит целительная сила, его карие глаза, теплый голос. Даже наигранный энтузиазм уже не казался таким противным. Поплавав в ласковом потоке фантазии, который принимал уже опасное направление, я больно ущипнула себя за руку: «Вернись на землю, Тая! О чем ты думаешь? Тебя пожалели, погладили по голове, а ты и растаяла! Ты сейчас похожа на собачку Каштанку, которая ищет ласкового хозяина. Опомнись!»

Вечером доктор уютно устроился в кресле и потребовал рассказать все еще раз по порядку. Он занудливо выяснял каждую деталь, просил повторить то или иное высказывание и без конца переспрашивал. Когда я обреченно сообщила о своем прозрении, Вадим Ефимович наклонился вперед и довольно злым голосом спросил:

– И долго ты собираешься играть в эту игру, Таисия? Не обманывай себя. Ты гонялась за амебой по имени Максим – тебе нужна была иллюзия – все подруги замужем, у всех есть друзья, любовники, дети, а что ты можешь ответить на сочувствующие вопросы подруг? Вот и выдумала себе отговорку: «Люблю одного Максима, а он женат. У меня все нормально, просто временные трудности». Ты напялила маску несчастной, всеми брошенной и не собираешься расстаться с ней!

Я во все глаза смотрела на непривычно сердитого доктора и задыхалась от злости. Запустить бы в него чем-нибудь тяжелым, чтобы он закрыл свой рот! Я ненавидела его в этот момент с космической силой!

– Какая чудовищная ложь! – завизжала я. – Вы не имеете права! Замолчите!

Надо же, какой-то докторишка имеет наглость глумиться над всем, что мне дорого, разрушить все то немногое, чем я жила, что меня вообще держало на поверхности в этом мерзком болоте, именуемом жизнью!

– Неужели лучше было бы выйти замуж за какого-нибудь алкаша, бабника, тряпку или садиста, сидеть на грошах с кучей сопливых ребятишек? И проклинать свое замужество? Мол, пусть хоть плохонький, но свой! – заорала я.

– А чем твоя жизнь лучше? – вкрадчиво спросил Вадим. Он сел рядом со мной и опять, как маленькую девочку, погладил по голове: – Что было не так с тобой, Тая? Расскажи!

– Нет, – я помотала головой, – нет, не хочу!

Вадим встряхнул меня за плечи:

– Ты должна сказать себе правду. Оглянись, ты разрушаешь сама себя, освободи свой мозг! Ты будешь счастлива, обещаю тебе!

– Откуда вы знаете? – угрюмо спросила я, вспоминая свои сегодняшние фантазии.

– Знаю. – Он улыбнулся, и в его глазах на секунду проскользнуло жесткое выражение. – Тая, когда ты в первый раз влюбилась?

– Не помню.

– Нет, милая, говори начистоту, мы же договорились. Давай прокатимся по городу. Все-таки движение, смена состояния лучше статики, тебе будет легче. Собирайся!

Как непохожа была сегодняшняя Москва на ту, по которой мы ехали три дня назад! Сейчас это был угольно-черный город, расчерченный яркими гирляндами фонарей и узорами иллюминации. Доктор оказался прав – поездка развлекла меня, я старалась не думать, сколько бензина тратит мой ненавистный врачеватель, проводя такую «психотерапию на колесах». А ведь я еще не заплатила за утренний сеанс!

Какая-то деталь привлекла мое внимание, зацепила, и вот я уже неожиданно для себя с увлечением вспоминаю свое археологическое прошлое. Вадим слушал затаив дыхание. Лучше, чем Сенкевич, я рассказывала о том, как колесила в юности с родителями по Средней Азии, Украине, Молдове, Сибири. Как в университете занималась проблемой возникновения добычи и разработки металлов в первобытных племенах. Как пропадала в Грузии, где находится древний Самтаврский могильник. Там нашли первое железо, появившееся в конце второго тысячелетия до нашей эры. Я почти что пересказала свою несостоявшуюся диссертацию о культуре железного века, принадлежавшей скифским племенам Северного Причерноморья…

Вероятно, психотерапевт везде и всегда остается психотерапевтом. Вадим работал – хитро ставил вопросы, отвлекал мое внимание и, наконец, вплотную подошел к событиям, о которых я ни за что не хотела вспоминать – было больно.

– Представь, что у тебя болит зуб. Сейчас мы выдернем гнилой корень, а потом станем лечить все остальное, – весьма доходчиво пояснил ход дальнейшей терапии мой доктор.

Память возвращает меня на десять лет назад.

Украина. Каменское городище близ Никополя. Скифские поселения. Экспедиция небольшая – практика, четвертый курс. Наш руководитель – археолог с мировым именем, умен, ироничен, красив и мужественен как ковбой из рекламы сигарет «Мальборо».

Это был мой первый роман, а разница в возрасте – двадцать пять лет – меня не смущала. Я, воспитанная в романтическом духе двумя бабушками, слегка задержалась с вступлением в настоящую «женскую жизнь». По моему мнению, ковбой подходил для роли первого мужчины идеально. И в душную украинскую ночь я, можно сказать, соблазнила его. Результаты меня озадачили. Последующие встречи разочаровали. Эта акробатика и есть то, о чем с придыханием говорили все мои подруги?

А в Москве, когда мы со всеми удобствами и подобием эротической атмосферы – у кровати в вазе три гвоздики, шампанское, коробка конфет – опять занялись, так сказать, любовью, я увидела его лысину, обрамленную жалким венчиком волос. Так вот почему он все время скрывал свою голову под ковбойской шляпой!

Я скривила губы, стараясь не рассмеяться. Но смех так и вырывался из меня. Он воспринял это как звуки страсти. Но я так хохотала, что не могла остановиться. Короче, это была наша последняя встреча…

Вскоре мне встретился другой. Совсем другой. Нежный, заботливый, он все время заглядывал в глаза и спрашивал: «Тебе хорошо?» У него были сильные руки и нежные пальцы. Его объятия обжигали, поцелуи кружили голову. Но когда дело дошло до кульминации, он… ничего не смог. Я лежала и мучалась, придумывая, как сказать ему поделикатнее, что это ничего, в следующий раз все у него получится… Но, видимо, он и понятия не имел о том, что произошло. С детской непосредственностью он вытащил из кармана брюк десятку с профилем Ильича и важно сообщил: «Специально для тебя держал. Видишь? Если буквы серии совпадают с инициалами, эта купюра счастливая. Держи. Вот».

Душа моя наполнилась отвращением. Я возненавидела всех мужчин. Я возненавидела себя. «Неужели это все, что посылает мне судьба?» – спрашивала я.

Голос мой сорвался. Вадим сжал мое запястье:

– Отдохни, Таисия.

Но на меня напал азарт:

– Вы же гнилой зуб хотите удалить. Так удаляйте!

– Хорошо, только спокойно, Тая, спокойно, – проговорил доктор, видя, что меня уже не остановить.

– Часто я вспоминаю своих бабушек. Они ведь прожили жизнь, потеряв мужей очень молодыми. Они так и не вышли замуж. Как они переживали свое одиночество? Бабушка Лена отдала себя школе. Я же решила, что посвящу себя науке. Четыре года подряд я не вылезала из экспедиций. Я оживала только тогда, когда оказывалась там, на древних городищах Скифии. Даже камни вселяли в меня спокойствие и уверенность. Меня стали назначать руководителем университетских экспедиций. И, как правило, все молодые студенты трепетно влюблялись в меня, а я вовсю крутила «динамо». Кстати, очень неплохо получалось. Мстила ли я всему мужскому племени или себе – не знаю. И лишь однажды я встретила человека, с которым мне захотелось быть вместе. Но у него оказались другие планы.

Вадим снова остановил меня:

– Давай пройдемся, воздухом подышим. Тепло-то как!

Я была ошарашена таким невниманием к кульминационному моменту своего повествования. Оскорбленно хлопнув дверцей машины, я, обняв себя за плечи, независимо зашагала по асфальтовой дорожке сквера. Вадим не спешил меня догонять. Напротив! Он остановился у стенда с газетами и при неверном фонарном свете с увлечением стал что-то читать. Через несколько томительных минут он подошел ко мне.

– Продолжать или вы устали? – с вызовом осведомилась я.

– Нет, Таисия, дальше я все знаю сам.

Я буквально открыла рот от удивления.

Доктор невесело усмехнулся:

– Все люди думают, что их жизнь очень сложная, запутанная штука. И проблемы, с которыми они сталкиваются, уникальны и неразрешимы. На самом деле все обстоит гораздо проще.

У сомнительного вида скамейки Вадим остановился и, расстелив на ней невесть откуда взявшуюся газетку, жестом пригласил меня присесть.

– Все наши поступки имеют мотивы. В лучшем случае, можно насчитать несколько сотен основных моделей поведения людей. И сейчас я все понял, Таисия. Больше не стану мучить тебя воспоминаниями. Будем возрождаться к новой жизни, как птица феникс из пепла.

Я горела желанием узнать, как же сумел этот необыкновенный врач отгадать мою дальнейшую судьбу?

Доктор устало потер переносицу и твердо взглянул мне в глаза:

– И второй твой мужчина оказался не на высоте, верно? Только ответственность за это он переложил на тебя.

– Вроде того, – вяло согласилась я.

Вадим стукнул себя кулаком по колену и вскочил со скамейки:

– Все правильно! В наше время мужчины захлебнулись в собственном комплексе неполноценности, они не умеют ни красиво ухаживать, ни терпеливо и тактично пробудить в женщине ее природу. Сколько же в мире женщин непонятых, разочарованных – десятки или сотни? – Он снова сел и, внимательно посмотрев на меня, продолжал: – Тогда ты окончательно решила, что с тобой что-то не в порядке. Ты растерялась, разуверилась в себе и закрыла эту главу в своей жизни навсегда. Когда встречаешься с мужчинами, ты уже бессознательно запрограммирована на разрыв. И стоит им намекнуть на продолжение отношений, на близость, ты крутишь «динамо» и ускользаешь в свой маленький мирок. Ты боишься оскорблений, показаться неопытной, неумелой, несовременной, некрасивой. Сплошные НЕ! С Максимом, кстати, могло произойти то же самое, если бы он вышел за рамки чисто платонических встреч. Ты заморозила в себе все, чем щедро одарила тебя природа. Но ты же не Снегурочка, а живая, теплая Купава!

– Только сейчас я действительно заледенела, – призналась я, растирая холодные пальцы.

– Это сосуды от сильной эмоциональной встряски плохо стали пропускать кровь, – объяснил Вадим и, взяв мои руки, стал дыханием согревать озябшие пальцы.

Куда подевались его оживленный, оптимистический тон, энтузиазм! Или это тоже была маска – Маска радости – наподобие тех, что висят у меня в коридоре? Передо мной сидел совсем другой мужчина, и он молча притянул меня к себе. Прижавшись к нему, я поняла, как я замерзла – Вадим был горяч, как печка.

Он молчал, сердце, к которому я прижалась ухом, билось спокойно-преспокойно. Мне не хотелось сворачиваться в комочек или проявлять агрессивность, как это обычно со мною случалось. В объятиях врача я нашла долгожданный покой. «Если бы так было всегда!» – мелькнула опасная мысль, и я тотчас же прогнала ее.

– Снегурочка, – тихо позвал Вадим, – поедем, я отвезу тебя домой.

В машине мы молчали, каждый думал о своем. Я, например, размышляла о том, что со дня нашего знакомства прошла ровно неделя, а ближе человека, чем Вадим, у меня нет – ведь ни одна человеческая душа не знает обо мне столько, сколько этот доктор. Что же он станет делать с моей вывороченной наизнанку жизнью?

Но этот непредсказуемый человек огорошил меня неожиданным вопросом:

– Я слышал, что первобытные кузнецы почитались, как колдуны, и в племени к ним даже питали чувство суеверного ужаса. Недаром в русском языке слово «козни» и «кузнец» одного корня. Это правда?

А на прощание, проводив меня до подъезда, он сжал мои руки и твердо сказал:

– Обещаю – к тебе вернется вкус к жизни. Я терпелив, никуда не спешу и тебя торопить не стану. Но это будет длительный, кропотливый труд. Ты согласна?

И только когда его бордовая «девятка» скрылась из виду, я вспомнила, что так и не оплатила сегодняшние сеансы.

Войдя в квартиру и включив свет в коридоре, я подошла к стене, на которой висели маски, и пристально вгляделась в них. Кажется, вот эту, крайнюю, отец называл Маской счастья. Быть может, древние силы, таящиеся в ней, помогут мне? Я осторожно сняла маску с крючка и глубоко вздохнула, перед тем как приложить ее к лицу…

Выводя «девятку» на Кутузовский проспект, Вадим Ефимович Шульц сосредоточенно вспоминал о том, кто же «зачитал» его любимый учебник Левинсона по психологии личности и реабилитации – в ближайшее время он будет ему очень нужен.

Стеклянное сердце

Они неотвратимо двигались навстречу друг другу, столкновение было неизбежным. По одной дорожке плыл он, красиво рассекая «кролем» голубые воды бассейна, по другой плыла она, подгребая частично «брассом», частично по-собачьи. Удивительно, что через равные промежутки времени они встречались почти на одном месте – посреди бассейна. Он делал широкий взмах рукой, окатывал ее голову в красной шапочке брызгами, она морщилась, отворачивалась, бормоча тихо проклятия в адрес «мужиков, которые плещутся в общественных бассейнах, как беспардонные моржи».

Спустя сорок минут он подплыл к лесенке, ведущей наверх, и сильным броском вытолкнул свое загорелое тело на бортик. Все по тому же странному совпадению, сразу за ним подгребла к лесенке и она. Схватившись за поручни, ступенька за ступенькой она выносила из воды свое белое рыхлое тело в закрытом пестром купальнике. Издали она походила на яркий пышный цветок, растущий на ветке тропического дерева прямо над водой. Они сдали в одно и то же окошко жетончики бассейна, и в гардеробе ее полушубок и его дубленка оказались висящими рядом. Третье совпадение уже было невозможно проигнорировать – это выглядело бы как-то неестественно. Поэтому они вежливо улыбнулись друг другу. Он помог ей одеться, открыл перед ней дверь на улицу. Там они остановились. Ветер швырнул им в лица порцию колючей крупы, крепкий морозец пробрался до промытых тел.

– У меня здесь машина, – промямлил он, кивая на ближайшую стоянку. – Подвезти?

Она молча кивнула.

Разогревая двигатель, счищая с лобового стекла налипший снег, он удивлялся сам себе – с чего это пришло ему в голову брать эту тетку с собой? К счастью, тетке оказалось с ним по пути. Дорогой они разговорились, познакомились. Его звали Николаем, ее – Татьяной. Украдкой он рассматривал свою спутницу – круглая, как пампушечка, румяная, немодных стандартов и размеров. Однако была в ней некая притягательная сила, которую многие называют обаянием. Татьяна тоже внимательно изучала своего неожиданного спутника: красив, как античный бог – классические черты лица, правда, все портили слишком узкие, бесцветные губы, напоминающие прорезь почтового ящика. Но этот недостаток компенсировался теплым грудным смехом. Короче, и он, и она знакомством остались довольны. Последние остатки холода исчезли, и обоим стало как-то весело и уютно вместе.

– Вы где работаете? – осведомился он.

Татьяна с готовностью рассказала, что трудится в обычной поликлинике, кардиологом. Это сообщение вызвало неожиданный энтузиазм ее спутника. Во-первых, Николай оказался почти «коллегой» – массажистом-мануальщиком.

– Если вы в чине капитана, то я перед вами – прапорщик, – весело рассмеялся он.

Во-вторых, Николая с недавнего времени тревожат сердечные боли, и совет кардиолога ему пришелся бы очень кстати. Он обстоятельно описал их характер, происхождение и частоту возникновения. Татьяна внимательно слушала, задавала профессионально точные вопросы.

– Впервые встретил человека, который серьезно смотрит на это! – пожаловался Николай. – Жена смеется, говорит, что у меня это на нервной почве, да и коллеги издеваются…

Татьяне было не до смеха. Если болит – значит, в организме неполадки, и она пригласила Николая зайти к ней в поликлинику, где можно было бы обстоятельно провести обследование и найти причину беспокойства. Расстались они друзьями, обменялись телефонами, договорились о встрече.

Через два дня, ровно в четыре он был в кабинете Татьяны. Ловкие медсестры оперативно сделали все необходимые анализы. Потом за него взялась сама Татьяна: она внимательно слушала биение его сердца, что-то простукивала, что-то прощупывала, задавала вопросы. Наметив следующую встречу через неделю в известной клинике, где Татьяна обещала договориться о консультации со своим сокурсником – ныне именитым кардиологом, они расстались.

Татьяна улыбнулась ему и, протягивая руку на прощание, произнесла, как ему показалось – со значением:

– До встречи!

Он вспомнил, как растворялся от профессиональных прикосновений Татьяны и сам удивился этому. Впервые ему встретилась женщина, которая заботливо, по-матерински отнеслась к его жалобам. Она не кричит: «Будь мужчиной, прекрати стонать!» За ней ощущаешь себя как за каменной стеной. Как непохожа она на Алену!

Николай горько покачал головой – жена всегда всем ставила его в пример как образец мужественности, стойкости. Он устал, устал быть единственной опорой в семье, думать обо всех, обо всем заботиться. После тяжелого дня, когда заколачиваешь каждую тысячу своими собственными руками, так хочется расслабиться, вытянуть ноги, посмотреть спокойно фильм. Но дома ждет Алена – азартная выдумщица, кипящая идеями, как волшебный горшочек из сказки братьев Гримм. Николай просто не мог взять в толк, как Алена не устает – ведь работает так же, как и он, целый день – массажистка в хорошей больнице, через ее руки проходят десятки больных. Однако ее сил хватает и на то, чтобы ужин приготовить, и брата с отцом или соседей в гости пригласить, или какое-нибудь «шоу» устроить…

Николай поморщился: сегодня ночью разбудил Алену – попросил измерить давление, а она опять его на смех подняла:

– Ты же мужик, какое давление! Колька, заканчивай ты с этими болячками. А то в отпуск с собой не возьму!

Сидя в любимом кресле в гостиной, он вспоминал теплые пухлые руки Татьяны, ласково державшие его за запястье. Как смешно она морщила брови, высчитывая пульс, как сосредоточенно читала кардиограмму. Конечно же, нашлись изменения! Впервые, как в детстве, в глазах защипало. Захотелось быть рядом с Татьяной, прижаться к ее теплому телу, чтобы она, как когда-то мама в детстве, погладила по голове, сказала: «Ничего, Колюш, до свадьбы заживет…»

Резкий звонок в дверь заставил его подскочить на месте. «Алена!» – раздраженно подумал он, идя открывать дверь. На пороге стояла, вся засыпанная снегом, смеющаяся Алена. Она втащила за собой еще двух хохочущих девушек, тормошила их, раздевая, стряхивая снег, и все время пытаясь рассказать что-то Николаю. А он мрачным сфинксом возвышался над всей этой визгливой женской кутерьмой.

– Николай, ты что? – удивилась жена. – Подай же девочкам тапки, проводи в гостиную. Сейчас ужинать будем.

Она прошла на кухню, включила радио. Вскоре оттуда раздалось аппетитное шипение, захлопала дверца холодильника. Девочки – Алена часто приглашала своих пациенток в гости – умчались помогать хозяйке на кухню. Николай стал накрывать на стол. Вечер получился удачным – гостьи оказались замечательными певуньями, пели русские песни, любимые им с детства. В десять он с Аленой проводил их. Снег перестал идти, немного потеплело.

– Николай, слышишь? – спросила Алена.

Он напряг слух, но ничего не услышал.

– Тишина. Как тихо, Коль! Это так редко бывает, – мечтательно произнесла жена.

Сегодня Алена казалась усталой, поэтому он приказал ей отправляться в постель, а сам, оставшись на кухне, перемыл посуду и убрал со стола. Движения были привычными, ему часто приходилось делать эту нехитрую работу после ухода гостей. Алена была очень благодарна мужу, искренне хвалила перед своим отцом и младшим братом. Когда, покончив с уборкой, он улегся спать, Алена в полусне крепко прижалась к нему. Николай оставался неподвижным, ему не спалось. Он вспоминал, как двенадцать лет назад, когда они только поженились, ни одна ночь не проходила без любви и ласки. Николаю нравилась покорность Алены, ее податливость, желание сделать все, чтобы ему было хорошо. Сегодня впервые захотелось сбросить руку Алены со своего плеча, встать, уйти спать в гостиную. Там, устроившись на прохладной простыне, он смог бы помечтать о нежных руках Татьяны, мысленно услышать неторопливую речь, ее советы, как лучше поберечь свое сердце.

Незаметно Николай уснул.

Утро началось с обычной спешки. Проводив жену до больницы (а эту обязанность он исполнял каждое утро неукоснительно), Николай поехал к себе в клинику. Его уже ждал первый пациент. Картинно развалившийся в кресле обрюзгший бывший танцор Большого театра, находящийся на заслуженном отдыхе, но все еще представляющий себя неотразимым воздушным эльфом, нетерпеливо перебирал ногами в ожидании массажиста. Его постоянно терзали боли – давали о себе знать травмы позвоночника, коленные суставы отказывались служить. Выворотность, тщательно заученная в стенах балетного училища, мстила стареющему эльфу. Два года уже не работает Николай в Большом, а ходят к нему артисты по старой памяти.

В театр он попал совершенно случайно. Хорошая знакомая работала там врачом, она и порекомендовала его в массажисты. Николай знал, что заработки в театре не ахти какие, но всё компенсируют зарубежные командировки. Первые поездки в соцстраны вселили в него неизведанный до сих пор азарт шопинга. Когда же труппа собралась в Америку, Николай не спал ночами, ведь решался очень важный вопрос – кто поедет с театром. Наконец, балетное начальство решило – едет врач, которая будет при необходимости выполнять функции массажиста.

Николай маялся, в его душе поселилась тоска и злоба на весь окружающий мир. И в один прекрасный день он собрался с духом и обратился с маленькой информацией в отдел кадров. Сообщил, что эта самая врач скрыла от коллектива наличие родственников в Румынии. Социалистическая страна, но все же заграница…

Он до сих пор и работал в театре, если бы не Алена. «Изгуляешься ты там и сопьешься, – без конца твердила она, – как я одна буду?» После очередной «проработки», махнув на все рукой, Николай подал заявление об уходе, вернулся в свою клинику. Сердце стало пошаливать – бросил пить и курить, стал плавать в бассейне, в выходные долгие часы гулял с женой в Нескучном саду.

Впервые вспомнив о сердце, Николай чутко прислушался к себе. Но сегодня сердце билось ровно и спокойно. Пациенты шли один за другим, Николай автоматически тер, мял, массировал. Приближался вечер. Вечер, когда ему впервые не хотелось идти домой. Разыскав записку с телефоном Татьяны, он позвонил ей в поликлинику. «Она работала сегодня до обеда», – сухо доложил ему девичий голос. Значит, Татьяна дома… Положив руку на телефонную трубку, он задумался.

Татьяна вновь и вновь вспоминала встречу с Николаем, его визит в поликлинику. С сердцем ничего страшного, возрастные изменения. Но он был так напуган, так нуждался тогда в сочувствии… Она стала вспоминать его лицо – отдельно черточку за черточкой: античный лоб, слегка вьющиеся волосы, прямой нос, выразительные миндалевидные глаза. И только губы, слишком узкие для такого лица, портили совершенную картину. Когда Николай постареет, рот западет и его совсем не станет видно. Все-таки смешно, как трясутся мужчины за свое здоровье! Повышенная температура, слабая боль в горле сваливают их на неделю в постель, превращая в нытиков и невротиков. Но у нее терпения всегда хватало. Когда последние месяцы жизни мужа, умиравшего от рака, превратились в сплошную агонию, все окружающие только удивлялись бесконечному терпению и спокойствию Тани. «Ты – сильная», – говорили ей подруги. Таня сжала и разжала кулаки. А куда эту силу девать? Ах, если бы у нее были дети! Но тут же одернула себя. Идиотка! Расквакалась, как жаба на кочке, а дела, намеченные на сегодня, так и не сделаны!

Она яростно загремела кастрюлями. Внезапный звонок в дверь так и застал ее – в стареньком халате, руки в муке, прядь волос выбилась из-под косынки…

На пороге стоял Николай. Он молчал, предоставляя Татьяне самой придумать подходящую реплику.

– А я о вас только что думала, – ласково произнесла Таня, пропуская его в переднюю. – У меня дар предвидения, даже пироги затеяла!

Николай дождался, пока пироги будут извлечены из духовки, стал восторгаться их красотой, необычайным запахом и отменным вкусом, выпил свежезаваренного чаю. Он смотрел и не мог налюбоваться Татьяной. Она переоделась в серое трикотажное платье, пригладила свои непослушные белокурые волосы, отчего стала похожа на провинциальную барышню с тугим яблочным румянцем и озёрной голубизной глаз.

Шло время. Николай не мог заставить себя уйти. Татьяна его тоже не торопила. Она что-то рассказывала, он вторил ей, напряженно следя за движением ее губ. Эта женщина притягивала к себе, как магнит. Прервав ее на полуслове, он встал и, обняв ее за плечи, прижался губами к ее рту. От нее пахло пирогом, корицей, мятой. Поцелуй был долгим, его зашатало. Но сильные руки подхватили его и повели. Закрыв глаза, он улыбнулся и доверился нежным рукам…

Когда Николай вернулся домой, Алена уже спала. На кухонном столе был оставлен ужин, прикрытый салфеткой. «Мог бы позвонить», – совестила лежащая рядом с тарелками записка. «Не мог», – усмехнулся он, откусывая большой кусок от отбивной – в нем проснулся зверский голод.

С этого вечера его жизнь четко разделилась на три составные части: дом, клиника, Татьяна. Николай был осторожен. Никто ни о чем не должен догадываться. Для отлучек на выходные был выдуман воскресный профилакторий, где Николай якобы по совету кардиологического светила должен был поддерживать свое сердце. Для ночных отлучек пришлось изобрести необременительные ночные дежурства в травмпункте.

Так прошло полгода. Татьяне не верилось в свое счастье. Нежданно-негаданно появился в ее жизни Николай. Коленька. Так больно отпускать его домой, к жене! Особенно неприятно, когда утром, как угорелый, он вскакивает в семь и уезжает.

– В чем дело? – не один раз пытала его Таня.

– У нас ключ от сейфового замка один на двоих, жутко сложный, – наскоро целуя ее, объяснял Николай, убегая.

«Дело не в ключе, – зрела в Татьяне ревнивая мысль. – Я должна, я обязана проверить!» И одним погожим августовским утром, заранее сговорившись со знакомым таксистом, преследуя Николая, как в хорошем детективе, Татьяна приехала… к его дому. Она часто здесь бывала, соскучившись по Николаю, сидела на лавочке у его подъезда, наслаждаясь близостью к его жилищу. Сейчас Николай спокойно запер машину, поднялся в свою квартиру. Вскоре Таня увидела, как он спускается по лестнице, и заметалась. Скрывшись в густых зарослях боярышника, она услышала звонкий женский смех, слова: «Колька, я тебя перехитрила», – и, наконец, увидела ЕЕ. Жена Николая была высокого роста, модно и красиво подстрижена, на лице ни капли грима. Чем-то она напоминала погибшую принцессу Диану. Странным было то, что Николай крепко держал Алену за руку. Чувство ревности зашевелилось в Татьяне, но когда пара поравнялась с кустом, за которым она скрывалась, все стало понятно. Широко раскрытые темные глаза Алены были незрячими. Она была слепа! Когда машина Николая скрылась за поворотом, Татьяна выскочила из своего укрытия. Ей казалось, что с нее заживо содрали кожу. «Так вот оно в чем дело», – зациклилась она на одной фразе, вышагивая по асфальту, не разбирая ни направления, ни улиц, по которым проходила.

Несчастье подкрадывалось не спеша, делало маленький шажок и замирало. В военном городке, где служил отец Алены, врач, выписавший пятнадцатилетней девочке первый рецепт на очки, не распознал за обыкновенной близорукостью признаки грозной болезни. Алена мужественно надела очки. Собственно, никто ее и не высмеивал. Алену в классе любили. Знали еще, что младший брат Виктор, занимавшийся в секции самбо, сестру свою в обиду никому не даст. Через пять лет, когда отец в чине подполковника покинул доблестные ряды Советской армии и семья поселилась в двухкомнатной квартирке в Мытищах, катастрофическое ухудшение зрения Алены было уже предметом семейного беспокойства.

Болезнь не сломила жизнерадостного характера девушки. Врачи обещали, что видеть она все равно будет, а уже сквозь какие диоптрии – не важно. Алена продолжала кататься на лыжах, ходить на дискотеки, учиться в медучилище, подрабатывать санитаркой в больнице, где она и познакомилась с Николаем. Гостя у приятеля, Николай случайно сломал ногу, перелом был сложный, и врачи настояли на стационаре. Молодой человек скучал, друзья навещали редко. Единственным развлечением была жизнерадостная санитарка Алена. Очки не портили ее, наоборот – они придавали девушке весьма ученый вид.

Николай был студентом предпоследнего курса мединститута, долгими бессонными ночами он размышлял о своем будущем. Ему не хотелось возвращаться в родной провинциальный городок, он страшился того дня, когда комиссия по распределению вручит ему путевку в какую-нибудь глушь. Сказки о земских врачах давно потеряли для него привлекательность. Николай искал выход из положения. Все чаще приходила мысль о московской невесте. Сама судьба посылала ему подарок в виде Алены.

После выписки Николай продолжал приезжать в Мытищи. Вскоре они поженились. Напрягшись изо всех сил, родители купили кооперативную двухкомнатную квартирку в московской «хрущевке». Николай был на седьмом небе. Он помог жене выучиться на массажистку, устроил в больницу, располагавшуюся рядом с их домом.

Время от времени Алена проходила обследования в глазных клиниках. Врачи, качая головами, констатировали – отслоение сетчатки глаза продолжается, но две строчки видеть Алена будет… Часто Николай поражался – откуда в ней столько радости, столько жизнелюбия и стойкости? Бесконечные праздники, которые Алена устраивала для него и друзей, сюрпризы, невероятные планы на отпуск – откуда? И если он осмеливался задать этот вопрос жене, ответ был один: «У меня есть ты. Ты – мой жизненный стержень, и я знаю – что бы ни случилось, ты будешь рядом со мной. Судьба жестоко распорядилась, я слепну. Но взамен она послала мне тебя».