Текст книги "Страж перевала"

– Иду…

Мадита выскользнула за дверь, а я напоследок присела перед зеркалом… И сообразила вдруг: а коса-то! Ни я, ни Мадита об этом не подумали, а хорош был бы юноша с косой до пояса!

– Тебе привяжем, – сказала я чучелу, сидевшему на моей кровати, и вынула нож, небольшой, мне по руке, очень острый: Динк раздобыл, да не один, в дороге всякое случается.

У Райгора были волосы чуть ниже плеч, они красиво вились на концах, девушкам нравилось. В дорогу, конечно, он собирал их в хвост. Вот и я перевязала косу пониже затылка крепким шнурком, примерилась и отхватила волосы ножом… Ну как отхватила – пришлось едва ли не пилить, наверняка вышло неровно, но было уж не до таких мелочей.

Коса легла мне в руки: толстая, тяжелая и холодная, как змея, а вернее как пук прошлогодней слежавшейся соломы. Я уже хотела примерить ее чучелу вместо той, из пакли, как вдруг пальцы мои что-то защекотало.

Это мои волосы рассыпались в прах у меня в руках, будто горели невидимым огнем, и невесомый пепел просеивался меж пальцев… Миг – и ничего не осталось, ни пылинки на руках, на одежде, на полу, будто и не было у меня никогда косы!

– Значит, так тому и быть, – шепотом сказала я, спрятала нож и посмотрела на себя в зеркало. Что ж, и впрямь похожа на юношу.

– Кругом тихо, госпожа, можно идти, – это Мадита проскользнула в комнату и опять ойкнула. – Простите, все не привыкну, как вы это…

– Что ж… – Я встала и накинула плащ. – Значит, пора.

– Госпожа, а может, когда я пугало в карету посажу, маску-то снять? Чтоб вовсе никакого следа не осталось? – спросила вдруг она. – В самом деле, кто к вам по дороге сунется? А так, если найдут эту штуковину, то…

– Могут опять начать охоту на среброликих, – сообразила я. – Хотя кто еще на кого охотиться станет… Нет, Мадита, не надо рисковать. Если мне удастся добраться до перевала, я их предупрежу, чтобы были настороже.

Наклонившись, я дотронулась до лица чучела – своего лица – и подумала: «Вот бы не сам оборотень мог рассыпаться снежной пылью, а маска! Этак доберутся до обители, откроют дверцу кареты – а внутри только соломенная кукла. А еще лучше вышло б, если бы она сгорела у них на глазах, исчезла бесследно, вот как мои волосы!» Показалось мне или невидимые сейчас линии рисунка на маске на мгновение вспыхнули алым? Наверно, просто свеча мигнула…

– Госпожа, и вот еще, возьмите на дорожку, – Мадита сунула мне глухо брякнувший мешочек.

Я на ощупь, да и по весу поняла – это деньги.

– Ты с ума сошла? Где взяла?

– Где-где… приданое себе копила, да в лесу на кой эти монеты? – преспокойно ответила она. – И Динк отдал, что у него было. Себе оставили маленько, чтобы хлеба купить, и довольно, прочее добудем. Ну и из даров хозяйке обители я кое-чего успела подцепить…

– Мадита! Ты…

– И не спорьте, госпожа! – перебила она. – Мы с Динком взрослые уже, рукастые да выносливые, на работу всегда наняться можем, с голоду уж точно не помрем. А вы… девчоночка еще, едете невесть куда совсем одна, да без единой монетки… Нельзя же так!

– Ты тогда хотя бы мои украшения возьми, – вымолвила я, переждав спазм в горле. – Они приметные, да, но можно переплавить и тогда уж обменять.

– Себе оставьте, – нахмурилась Мадита. – Мало ли, пригодятся! А мы с Динком, говорю же, не пропадем – ни в лесу, ни в деревне. А вот куклу вашу я возьму, раз вы ее мне подарили.

– Хороша ты с ней будешь в чащобе! И тяжесть лишняя…

– Так-то оно так, госпожа, – ответила она без улыбки, вытряхивая кукольные вещички из увесистого сундучка и увязывая их в узелок вместе с самой игрушкой, – да ноша невелика, а оставлять ее жалко, выбросят ведь… А так, глядишь, и впрямь мои дочки поиграют, а нет – другим девчонкам радость будет! Вот…

– Дело твое, – кивнула я, а она вдруг вытащила из кармана вышитый платок.

– Это вот еще возьмите, госпожа. Я еще в обители вышила, как умела, чтоб не позабыть знаки, которые на моей одежде были. Теперь-то уж не забуду, накрепко затвердила, а это рукоделие на память осталось. Пригодится хоть нос утереть!

– Спасибо, – искренне сказала я, взяв подарок.

– Ну что, готовы?

Я кивнула.

Уж как Динк вывел Серебряного за ворота так, чтобы стража даже не шелохнулась, даже и не знаю, а расспрашивать было некогда. Впрочем, когда Райгора не было, за порядком следили вполглаза, а судя по винному духу, исходившему от храпящего стражника… Не удивлюсь, если в бочонок был подлит отвар какой-нибудь лесной сон-травы!

Так или иначе, конь уже дожидался меня и ласково зафыркал, учуяв.

– Серебрушки его я, как мог, подкрасил, чтоб не так в глаза бросались, – негромко сказал Динк, – и гриву тоже. Оно, конечно, от дождя скоро снова облезет, но несколько дней должно продержаться… А там, если повезет, вы уже далеко будете, где этого коня и не видели поди, а не видели – не вспомнят. Но краску все ж возьмите, мало ли…

– Ты еще и конокрадством промышлял? – спросила Мадита.

– Всякое бывало.

– Тогда точно не пропадем, – усмехнулась она и обняла меня. – Берегите себя, госпожа… А может, лучше все же с нами пойдете, а? Дождетесь утра вон в той рощице за оврагом, а потом уж мы потихонечку, полегонечку да утечем подальше…

Я покачала головой и тоже покрепче обняла ее.

– Это вы – лесные жители, – шепнула я. – А меня горы зовут. Спасибо тебе, Мадита, и тебе, Динк. Может быть, еще когда-нибудь свидимся!

– Да не может быть, а точно, – невозмутимо ответил конюх, теперь уже бывший.

Вот сейчас я видела, что он точно не из горожан и не из крестьян, а из вольного народа, уж неведомо, какого именно: старые повадки проявились, будто Динк скинул личину, под которой прятался столько лет! И движения сделались другими, плавными и быстрыми, и смотрел он иначе, и даже принюхивался совсем не так, как это делал бы обычный конюх, а совсем по-волчьи!

Да и Мадита как-то изменилась на вольном воздухе. Обычно такая милая и уютная, теперь она почему-то напоминала мне медведицу: та с виду тоже мягкая, пушистая и неуклюжая, только не вздумай ее разозлить: не убежишь – догонит, а уж если попадешься в когти – пиши пропало…

– Езжайте, госпожа, – Мадита вытерла глаза тыльной стороной кисти. – И не забывайте…

– Я вас не забуду.

– Да не нас! А про кадык и щетину! – фыркнула она, и я тоже засмеялась, поцеловала ее на прощанье, а Динку крепко пожала руку.

Миг – и я в седле, и Серебряный пошел сперва ровным шагом, потом все быстрее и быстрее…

Я не стала оборачиваться – примета дурная, и знала, что Мадита с Динком не смотрят мне вслед по той же причине.

Теперь нужно было надеть маску и не забывать, что отныне она должна стать моим лицом. Я больше не девушка по имени Альена Сайтор, я юноша Ленни Тор. А вот почему мы так похожи с молодым князем Райгором… Это уже совсем другая история, и я, быть может, расскажу ее любопытным, но не задаром!

– Вперед, – шепнула я Серебряному, – до утра нужно убраться подальше отсюда…

Конь коротко проржал – дескать, ясно – и двинулся походной рысью. Он сам менял аллюр, как привык, наверно, за много лет службы, а шаг у него был таким ровным, что хоть спи в седле.

Мне, однако, было не до сна, я размышляла, как быть дальше. Ясное дело, когда Райгор поймет, что пташка упорхнула, все пути к перевалу будут перекрыты, и случится это очень скоро: ведь он наверняка рассудит, что я помчусь именно туда. Прорваться на всем скаку? Так ведь и там, и на дорогах полным-полно княжеских людей! И пусть я знаю кое-какие тропы, могу позвать чутконосых (уж узнают они меня, наверно, даже в маске?), шансов пробраться в Сайтор незамеченной слишком мало.

Добраться до моей дальней родни, Литтенов, не минуя перевал, невозможно, если, к примеру, поехать кружным путем. Да я и не слишком хорошо представляю, как их искать: ни разу там не бывала! Остается только рыцарь Раве, а я даже не знаю, жив ли он еще! Но если нет, его наследники приютят меня, однако до них путь тоже неблизкий… И там тоже будут искать, как только Райгор вспомнит старика – видел же его на том балу. Но, может, не обратил внимания? Не стала бы я на это рассчитывать он памятливый…

Однако выбирать не приходилось, и я повернула Серебряного прочь от перевала, на восход, вдоль горного хребта. Владения Раве располагались в предгорьях, и добраться туда нужно было до того, как ляжет снег: если заметет дорогу, одинокий путник уже не проберется, а обозы туда ходят нечасто, особенно зимой.

Я рассчитывала успеть до первых заморозков: зима, судя по всему, не торопилась. Но если не выйдет… на что жить? Денег, судя по весу мешочка, было не так уж много, припасов у меня с собой лишь столько, сколько может увезти путник… А Серебряного ведь тоже нужно кормить и обихаживать! Пока еще не сошла трава, но он же не горная лошадка, чтобы жить на одном лишь подножном корму, а овес нынче дорог…

Если я застряну где-то, подумала я, придется продать коня. Либо уж влезть в долги у хозяина какого-нибудь постоялого двора, а потом удирать темной ночью не расплатившись!

– Надеюсь, до этого не дойдет, – вздохнула я и похлопала Серебряного по шее. Он ответил коротким согласным ржанием и прибавил шаг.

Глава 9

– Да, господа, поиздержался я страшно, – говорила я, не забывая воздавать должное накрытому столу, – кто ж мог подумать, что овес так вздорожает?

– И не говорите, – кивнул один из моих сотрапезников, немолодой веснушчатый мужчина с внушительным шрамом на подбородке, – сами волками взвыли, как узнали… Считай, вся прибыль на прокорм пойдет, торговать в убыток стало.

– Вот-вот, – подхватил его напарник, невысокий и чернявый, с быстрыми хитрыми глазами, – добра привезли много, а расторговались едва-едва.

– Я думал, на хорошее сукно всегда спрос есть, – наивно сказала я. – Ладно там разноцветные шелка и всякие кружева на дамские платья, но уж это-то…

– Спрос-то есть, – вздохнул веснушчатый (его имя было Вител), погладив короткую бородку, – да укупить никто не может. Мы и так уж цены сбавили донельзя: не обратно же везти! А здесь склад устраивать – больше потеряешь, еще и погниет весь товар, вон сырость какая. И еще не поймешь, какая зима будет, приметы не срастаются…

– А что случилось? – еще более наивно спросила я и утянула с блюда гусиную ногу. У этой птицы в родне явно был кто-то из горных быстрокрылых, если судить по размеру.

– Да что-что, неурожай… – пробормотал Вител. – Снопы наметали – О-го-го! А зерна намолотили – шиш да ни шиша. И так уж не первый год, и все хуже и хуже становится! В чем дело, никто понять не может, знающие старики только руками разводят. Вроде и дождя вволю, и солнца хватает, и озимые морозами не побило, ан поди ж ты!..

– Угу, теперь браконьеров разведется, – поддакнул его напарник, – потому как на одной репе зиму не просидишь. Скотину пустой соломой кормить придется, про птицу и вовсе молчу… Небось забьют, пока не отощала, но надолго ли того хватит?

– Вон оно что… У нас-то что урожай, что неурожай, все едино еле-еле хватает, мы привычные, – вздохнула я. – Но как теперь быть, и не знаю. К такому, честно скажу, господа, матушка меня не готовила…

– А батюшка? – тут же спросил чернявый Чарим.

Я молча развела руками, потому что зубы мои завязли в жестком мясе. От старости этот гусак умер, что ли?

– От батюшки на память только конь остался, – ответила я, прожевав. – И тот раза в полтора меня старше.

– А по нему и не скажешь, знатный жеребец, – заметил Вител.

Благодаря Серебряному мы и познакомились: я как раз возилась на конюшне, думая, как быть – деньги таяли стремительно, и я предпочитала лишний раз сама не поесть, но досыта накормить коня, – когда пришел пустой обоз. Признаюсь, я немного опасалась связываться с торговцами: они люди опытные и очень приметливые, и даже если их обманет моя маскировка, они могут заподозрить неладное.

Однако сперва мы с Вителом перекинулись парой слов о Серебряном, потом встрял Чарим со своим мнением касаемо лошадиных статей (он был степняком и предпочитал совсем других коней), я не осталась в долгу и рассказала ему о горных скакунах… В общем, вечеряли мы за одним столом, а когда я честно сказала, что денег у меня хватит только на хлеб да сыр, так что я уж своими припасами обойдусь, Чарим только поцокал языком и закатил глаза.

– Кто ж такого мальчишку отправляет в дорогу без единой лишней монеты и без взрослого товарища? – перевел Вител. – Да еще на таком жеребце, на которого кто угодно позариться может? Конь знатный, а что не молодой, так не враз поймешь, даже я поначалу обманулся.

– Его так просто не уведешь, – усмехнулась я, – он чужих не признает.

– Ничего, умельцы всегда найдутся, – заверил Чарим и выразительно цыкнул зубом. – Может, и не сведут, а сведут – укротить не сумеют, да только тебе уже все равно будет, в канаве-то да с проломленной головой, а то и с удавкой на шее.

Видимо, я заметно изменилась в лице, потому что Вител подвинул мне блюдо с пирогом и мрачно сказал:

– Ты ешь, парень, не стесняйся. По тебе сразу видать, что дома тебя пирожками не часто баловали…

Я не заставила себя упрашивать. Сильно впрок не наешься, но если угощают, почему бы и не отвести душу? Вот знать бы еще, от чистого сердца угощают или тоже на Серебряного позарились?

– И куда тебя понесло на зиму глядя? – спросил Вител.

– К дальней родне, – ответила я чистую правду. – Правда, как их найти, я сам толком не знаю, а матушка уж объяснила так объяснила… Сперва прямо, потом налево, потом вокруг да около, а не доезжая, упрешься. Ну и добрые люди подскажут, а как же… Только я плутаю уже который день, а никто даже и не слыхал, где это такой рыцарь Данвор обитает!

Имя, признаюсь, я выдумала, потому что скажи я о Раве, обозники могли его припомнить.

– Не слыхал, – переглянувшись с Чаримом, сказал Вител. – Точно его так зовут?

– Точно, – заверила я. – Матушка сказала, это где-то в предгорьях, если ехать на восход… Сама она там никогда не бывала, от своей матери слышала, и поди знай, что с тех пор изменилось?

– Нет, на восходе таких нет, – подумав, произнес Вител. – Замок Маррин знаю, Раве знаю, Крантак и Завиор-Гулящий тоже, а вот о замке Данвор никогда не слыхал.

– Может, его уже и нет давно, и имя забылось… – пригорюнилась я.

– А что ты там потерял-то, Ленни? С чего вдруг решил к родне податься?

– А куда деваться? Матушка умерла летом, – я на всякий случай осенила себя подобающим знаком Создателя, – а я как долги раздал… Словом, ясно стало – зиму не протяну. Земель у нас всего ничего, и те бросовые, говорю ж, что урожай, что неурожай… – Я махнула рукой.

Чарим мрачно кивнул.

– Было б что продать – продал бы, – добавила я, – да кому нужна наша развалина? Там в кладке дыры такие, что кулак просунуть можно, ветер свищет. Латай, не латай, проку нет. Зимой с прислугой на кухне грелись, собак с собой в постель брали, потому как в покоях не протопишь…

– Да уж, пока покупателя на этот сказочный дворец найдешь, с голоду ноги протянешь! – усмехнулся Вител.

– Ага. Да я и не знаю, где искать-то… Но я вспомнил, как матушка говорила, мол, если что, поезжай к рыцарю Данвору, попросись хоть оруженосцем, хоть в услужение, уж не даст пропасть! Я и поехал, а что мне оставалось?

– Вот ведь бестолковый, – тяжело вздохнул он и потрепал меня по плечу. – Чем невидимую рыбу в озере руками ловить, лучше б к княжескому двору двинулся! Уж там нашли бы тебе какое-никакое дело!

– Да и по пути точно бы не заблудился, – фыркнул Чарим, – все дороги если не в Керриск ведут, так рядышком.

– Я бы поехал, сам об этом сколько раз думал, – пробормотала я, уткнувшись носом в кружку с ягодным взваром. От пива я наотрез отказалась, заявив, что матушка взяла с меня зарок в пути да с незнакомцами не пить, и торговцы всецело это одобрили. – Но матушка велела держаться оттуда подальше. И не потому, что там плохому научат.

– А почему ж? – удивился Вител.

– Ну… Прямо-то она ничего не сказала… Но у нас поговаривали, будто я малость похож… Особенно в профиль.

– На кого похож?

Вместо ответа Чарим присмотрелся ко мне (я нарочно повернулась боком), присвистнул, постучал сперва по голове напарника, потом по столу и полез в кошель. Как я и думала, за монетой: золотых было мало, торговцы уже на это жаловались, но один, не совсем истертый, все-таки нашелся.

– А и впрямь… – пробормотал Вител, присмотревшись к чеканному профилю князя Даккора. – И глаза…

– Доказательств у меня никаких нету, – продолжала я бубнить, опустив голову, – да только я родился через год после того, как батюшка шею на охоте свернул. По закону-то я его наследник, но кто разберет, что там взаправду было?

– Да уж, при таком раскладе тебе при дворе и впрямь делать нечего, – серьезно сказал Чарим. – Был бы жив старый князь…

– А он что, помер? – изумилась я.

– Ленни, ты из какого медвежьего угла выбрался?! – всплеснул могучими ручищами Вител. – Давно уж помер, и поминки справили! Сын его теперь правит…

– Угу. И если старый Даккор еще мог бы родную кровь пускай не признать, так хоть пристроить куда-нибудь, чтоб и глаза не мозолил, и с голоду не помер, то Райгор… – Чарим выразительно провел ногтем большого пальца по горлу. – К чему ему лишние хлопоты?

– Значит, матушка права была, – пробормотал я.

– Угу. Матушку слушаться надо, – серьезно кивнул он, – дурного не посоветует. Обычно.

– Это вы о чем?

– Да о ее наказе, не в обиду покойной сказано будет! Езжай туда, не знаю куда…

– А что делать-то? Назад поворачивать?

Чарим переглянулся с Вителом, тот подумал, коротко кивнул и сказал:

– Вот что, парень, езжай-ка ты с нами!

– А вам это зачем? – резонно спросила я. – Проку от меня никакого, денег – пара монет осталась, вот разве что конь…

– Думаешь, хотим тебя придушить да бросить в лесочке? – хмыкнул Чарим. – Ради жеребца твоего?

– Почему нет, вы ж сами сказали, как это бывает! А я вас совсем не знаю. Поди угадай, что вам в голову взбредет? Может, вы меня в рабство продать хотите! Я слыхал, людей крадут и продают туда, за перевал, или вообще на рудники, вот, – выдала я ужасную мешанину из того, что слышала от служанок в замке.

– Ага, тебя только на рудники, – фыркнул Вител, – тебе ж кайло в руки дай – переломишься.

– Да и раб из тебя… – добавил Чарим. – Кому ты сдался? Чай не девка!

– Тогда зачем я вам? – продолжала я допытываться.

Соблазн был велик, потому как путешествовать в одиночку и опасно, и тоскливо, но не опаснее ли присоединяться к обозу?

– Скажу прямо: от нас почти все возчики разбежались, – мрачно ответил Вител, – а что еще того хуже, охранники с ними вместе. Ну, их понять можно, расторговались мы плохо…

– Проторговались, вернее, – вставил Чарим, – обратно пустые идем.

– А что тогда охранять? – удивилась я.

– Так лошади и волы-то тоже денег стоят, дурья твоя голова! – взорвался он и для доходчивости снова постучал по столу.

– Ну а я при чем? Если что, я с оружием… никак, да и нет его у меня, – честно призналась я. – Думал батюшкин меч прихватить, только он в половину меня будет, не подниму даже, а уж обращаться и вовсе не умею. С ножом охотничьим еще туда-сюда… И пращой немножко владею, вот.

– Это лучше, чем ничего, – буркнул Вител. – Хоть сторожить ночью сможешь? Ну вот, уже польза. А если ты еще и кашеварить умеешь…

– Ну… Пожалуй, справлюсь, – подумав, ответила я.

Что там сложного, в самом деле? В Сайторе я всегда помогала женщинам готовить угощение на праздники, а тогда на огонь ставили громадные котлы! А эти обоз-ники вряд ли избалованы, привередничать не станут, так что уж состряпаю походную кашу, было б из чего.

– Вот и славно, – потер руки Чарим. – Конь у тебя свой, это хорошо. Его кормить надо, это уже хуже. Так что, парень, нанять мы тебя можем только за пропитание для тебя и твоего жеребца, потому как, повторяю, проторговались, едва в убытки не вошли!

Я задумалась. А почему бы, собственно, и нет? Обоз идет в сторону перевала, и хоть я не хотела соваться туда… Возы, пусть и пустые, движутся медленно, особенно по раскисшей дороге. Пока мы доплетемся до места, Райгор уже наверняка начнет прочесывать другие края, владения Раве, к примеру!

– Чую какой-то подвох, – сказала я торговцам, – ведь обманете – недорого возьмете…

– Ладно б мы тебя за деньги нанимали, тогда могли бы не заплатить и выгнать, – резонно ответил Чарим, – а то за еду!

– А какую именно еду? – тут же спросила я. – А то кинете мне плесневелый сухарь, а коню моему гнилого овса горстку отсыплете, да и скажете, мол, так и договаривались!

Вител гулко захохотал, хлопая ладонями по коленям.

– Гляди-ка, парнишка хоть и из глухомани, а смекает! – выговорил он. Не жил он бок о бок со среброликими, любителями коварных шуток, вот что. – Ладно, давай-ка ближе к делу. Обсудим, сколько чего тебе с твоим одром полагается… А то жрешь ты, Ленни, уж прости, как не в себя, я и то меньше со стола мечу! И куда что девается?

– Не в коня корм, – пожала я плечами. Вот это уже был другой разговор!

В итоге мы сошлись на том, что питаться я буду со всеми вместе из общего котла (который мне же потом и мыть), а Серебряному полагается полная мера овса, как лошадям напарников. Я же обязалась и сторожить по ночам по очереди с остальными (а поскольку людей было мало, то очередь выпадала часто), и кашеварить, и помогать во всем, что может понадобиться в пути, по мере сил, конечно. Выталкивать воз, завязший в грязи, уж точно не заставят, сказал Чарим, окинув меня взглядом, а то как бы сам помощник в луже не утонул.

«Выбирать не приходится, – подумала я, когда мы ударили по рукам. – В одиночку на большой дороге, да такой… хм… опытной путешественнице, как я, делать нечего».

– Ну а теперь доедай да иди спать, – сказал мне Вител, – выедем до света. На возу вон ложись, овчину возьми и спи себе, авось не отсыреешь!

– Я уж договорился, что на конюшне заночую, – ответила я. – К своему красавцу поближе. Да и потеплее там, чем на возу-то!

– Ну, дело твое, – кивнул он, тяжело вздохнул и добавил: – И правда, как это ты надеялся в одиночку куда-то добраться?

– Нужда заставит – не так извернешься, – ответила я присказкой Мадиты, сгребла еще пару кусков пирога и ушла на конюшню.

Признаюсь, ночью я спала вполглаза: а ну как торговцы все-таки позарились на Серебряного и попытаются его увести? Но нет, обошлось…

– Вставай, лежебока! – Кто-то несильно ткнул меня в плечо. – В дорогу пора!

Я потянулась, помотала головой, вытряхивая из волос солому, и выскочила на двор. Еще только начало светать, по-прежнему моросил дождь, и тусклый фонарь едва-едва освещал двор. Я поплескала в лицо водой из лошадиной колоды, пригладила волосы и присмотрелась к едва различимому отражению – оно по-прежнему показывало незадачливого Ленни Тора, сонного и недовольного, и славно! Помню, первое время я очень опасалась забыться во сне и принять свой настоящий облик, но пока обходилось… Правда, тогда у меня и спутников не было, которые могли бы это подметить.

Седлать Серебряного я уже приспособилась. Он был, конечно, намного крупнее той моей горной лошадки, но если на что-нибудь встать – на пенек или камень, то раза с третьего мне удавалось закинуть тяжелое седло ему на спину и затянуть подпругу.

Да… Первые дни путешествия у меня с отвычки от верховой езды болело все тело, но понемногу дело пошло на лад, и теперь я уже могла встать поутру, не охая, как старая бабка.

– Ну, готов, что ли? – просунулся в конюшню Чарим. – Догоняй давай!

Я вывела коня наружу – ему явно не хотелось идти в сырость и холод из теплой конюшни, он недовольно фыркал и встряхивал головой, но шел, – и нагнала возы. Не так уж их было много, едва десяток, но все равно догляд требовался, это я понимала.

– Не спи на ходу! – окликнул Вител, оглянувшись.

Он ехал впереди на крепком сером мерине, а Чарим двигался сбоку, то приотставая, то нагоняя передний воз. Ну и я пристроилась позади, так, чтобы не терять обоз из виду, но и самой не маячить на глазах.

Вител погорячился: я уже говорила, что шаг у Серебряного ровный, всадника он не стряхнет… А теперь, когда не нужно было выбирать дорогу самой и оглядываться на каждый шорох, я приспособилась дремать верхом. Заметив это, на меня свалили почти все ночные дежурства, а я и не возражала. Днем можно было поспать хоть в седле, хоть на возу, а ночь скоротать у костерка. Опять же ночью и с разговорами не особенно пристают, а я все время боялась сболтнуть лишнего.

Но вечер – вечер был законным временем для беседы. Первый особенно не запомнился: Чарим всучил мне здоровенный котел и велел заняться стряпней. Ручей, по счастью, был совсем рядом, а один из возчиков, Мак, помог принести воды сразу в котле, не то с одним ведром я долгонько бегала бы туда-сюда.

Вител с Чаримом переглядывались, думали, наверно, что я запрошу помощи: разводить костер в такую сырость та еще морока! Я, однако, не забывала, что Ленни Тор – паренек из глухомани, где и камин, поди, самому приходилось растапливать, если он вообще имелся, какие там слуги… А уж если он охотился, то всяко должен уметь развести огонь даже и под проливным дождем!

Меня этому когда-то учил отец, учил Ривон, да и другие показывали и подсказывали, что к чему. По-моему, даже Чарим одобрительно крякнул и подергал себя за тонкий вислый ус, глядя, как я ломаю хворост и отрываю пластины коры, чтобы пожарче взялось. У нас на перевале такие деревья не росли, но я уже давно подсмотрела, как равнинные разжигают костры – никакого трута или высушенного под гнетом мха не надо! Хорошо еще небольшой запас сухих дров везли с собой, потому как нарубить их в лесу можно, но толку-то? Древесина была не просто сырая, а будто нарочно в болоте вымоченная! А на одном хворосте котел долго закипать будет…

В котел, как водится, шло все, что попадало под руку. Марон, еще один возчик, пошел за хворостом и ухитрился сшибить перепелку камнем из пращи – годится! Пращу он, как выяснилось, смастерил для меня – посмотреть, правда ли я умею с ней обращаться. Пришлось мне повторить его охотничий подвиг, пускай и вышло не с первого раза.

Мак нашел упавшее дерево, сплошь поросшее грибами, – тоже дело! Правда, я согласилась бросить их в похлебку только после того, как и Вител, и Чарим, и все остальные заверили, что эти грибы съедобные.

– Матушка рассказывала, – поучительно сказала я, мешая в котле, – как один наш дальний родственник однажды съел незнакомый гриб и…

– Умер? – жизнерадостно спросил Марон.

– Нет, но он три дня видел сны наяву, почему-то считал себя Создателем, сочинил новую Книгу Странствий… правда, потом так и не смог прочесть написанное, а еще чуть было не женился на козе, – совершенно серьезно ответила я, поскольку рассказывала чистую правду.

Грибы вот только были не лесные, а пещерные, они еще красиво светятся в темноте. Горномогучие их очень любят, а вот людям, как выяснилось, лучше не пробовать…

Дружный хохот был мне ответом. Я уже поняла: любая фраза, которую я начинала со слов «матушка рассказывала» или «матушка велела», вызывает такой вот приступ веселья. Ну а поскольку всяческих историй, веселых и не слишком, я знала множество, да и выдумать на ходу могла что угодно, то не отказывалась поразвлечь спутников. Главное было рассказывать любую чушь с самым серьезным выражением лица, и взрослых бородатых мужчин сгибало пополам от смеха. Право, такой успех заезжим актерам (в позапрошлом году такие выступали в княжеском дворце) и не снился!

Веселья, правда, немного поубавилось, когда Вител нашел в своей миске кусок чего-то, подозрительно напоминающего змеиный хребет.

– А что? – удивилась я в ответ на его немой вопрос. – Они вкусные. А голову я выкинул – вдруг ядовитая?

– Надеюсь, лягушек ты туда не крошил? – спросил Мак, с опаской глядя на котел.

– Нет, лягушек лучше жарить, да они уже и не попадаются, на зиму попрятались, – ответила я. – А на эту змею я чуть не наступил, она сонная уже была, вялая… Чего ей пропадать, думаю?

С этими словами я вынула из золы прутик с нанизанными на него запеченными улитками: эти еще не подались на зимовку, под иными лопухами можно было набрать десятка два покрупнее…

Марон сглотнул и отодвинулся подальше, когда я принялась выковыривать улиток из скорлупы.

– Да уж, теперь точно ясно, что ты из голодных краев, – пробормотал Вител.

– Ну-ка, дай попробовать, – протянул руку Чарим, и я охотно поделилась. – Хм… Нет, жареная саранча вкуснее, хрустит! Эти жесткие, как подметка…

– Матушка рассказывала, – произнесла я, прожевав, – где-то далеко на юге водятся улитки размером с мужской кулак. Не мой, конечно, а вот как у Мака. Их нарочно откармливают сочными листьями, а потом запекают или жарят в масле с душистыми травами, и это считается деликатесом, вот.

– Лучше уж змеи, – искренне сказал Марон.

– Да брось ты! Будто никогда речные ракушки не собирал? – встрял Мак. – Они и сырые вкусные! А на морском побережье, я слышал, они не махонькие, как в реке, а во-от такие, с тарелку! За них большие деньги платят, а еще кое в каких жемчуг попадается…

– Про жемчуг я знаю, в речных он тоже бывает, только мелкий и неровный, но вот есть этих гадов… брр!

– А там едят и нахваливают. И ракушки эти, и всяких… забыл…

– Многоногов, – подсказал Вител. – Я раз пробовал – хороши! Но их надо уметь готовить, а то выйдет вроде этих улиток – не вдруг разжуешь. А есть еще твари вроде пиявок, но с руку длиной. Вот эти вкусны, особенно копченые…

– Словом, все полезно, что в рот полезло, – заключил Чарим и добавил справедливости ради: – И обратно не вылезло.

– Это уж точно. Помню я, как ты меня этим вашим тухлым кобыльим молоком попотчевал…

– Не тухлым, а квашеным, понимал бы что!

– Да уж, придумают же люди, – пробормотал Марон, выскребая миску. – Где-то, я слыхал, нарочно плесень на сыре растят, где-то вообще рыбу гнилую едят и нахваливают…

– Да пусть едят, что хотят, – пожал плечами Мак. Они были похожи, как братья, даже удивительно. – Пока мне такое насильно в глотку не засовывают, то и ладно, всяк волен сходить с ума по-своему, я так думаю.

– Ага, это ты об их вот законах гостеприимства не знаешь! – хмыкнул Вител и кивнул на Чарима. – Всю родню обойди, у каждого выпей плошку этой мерзости, иначе обидишь… Ух! Я все на свете проклял, думал, помру…

Они принялись вспоминать, кому в какую историю приходилось попадать, а я потащила котел к ручью, отмывать. Даже хорошо, что мне досталась такая работенка: руки мои, те самые, что предписывалось холить и лелеять в безделье (собаку не моги погладить!), уже не походили на девичьи. Размером, конечно, они все равно уступали юношеским, но зато были исцарапаны, ободраны, местами даже обожжены, а обломанные, не слишком чистые ногти довершали картину.

«Кто так узлы вяжет, ну совсем как девчонка!» – покрикивал на меня первое время Вител. Я и сама замечала, что двигаюсь по-другому, действую иначе, нежели мужчины, и старалась перенять их манеру. Не знаю, показалось мне или же маска помогала, но уже через пару дней на меня перестали орать дурниной за то, что неправильно запрягаю (седлать я научилась, но с упряжными животными прежде дела не имела).