Текст книги "Случай из практики"

Глава 4
«Яблони» (окончание)

Мы ехали молча. Было пасмурно, пошел снег.

Я вспоминала, о чем еще не расспросила Шлосса. Ах да…

– Насколько я поняла, ваша жена скончалась довольно давно? – уточнила я.

– Тому уж больше десяти лет, – печально ответил Шлосс, даже не удивившись резкой смене темы.

– От чего она умерла?

Шлосс немного помолчал, видимо, ему тяжело было вспоминать.

– У нее было слабое сердце, – сказал он наконец. – Медики удивлялись, как это ей удалось родить двоих детей. Мы все старались не тревожить ее лишний раз, чтобы не спровоцировать приступ, ее ведь все любили… Я от нее почти пол-года скрывал, что сын сбежал, говорил, что отправил его с оказией к старому другу на север, погостить, письма за него писал… А она давно обо всем догадалась и молчала. А однажды она просто уснула и не проснулась… – Шлосс отвернулся, зашарил по карманам в поисках платка. – Простите, госпожа Нарен… одну минуту…

Я терпеливо ждала. Видимо, Шлосс в самом деле любил свою жену. Большая редкость по нынешним временам! Интересно, взаимно ли?

– Почему вы не женились во второй раз? – спросила я, когда Шлосс смог наконец справиться с собой.

Шлосс покосился на меня с укоризной, но, поняв, видимо, что я не из праздного любопытства спрашиваю, ответил:

– Сперва… Вы знаете, госпожа Нарен, я очень любил Малену. Я не мог представить, что смогу назвать другую женщину своей женой… И потом, дети – я подумал, что лучше вовсе без матери, чем с мачехой. – Он вздохнул. – А потом дети выросли, и я решил, что уже слишком поздно жениться снова. Кто за меня пойдет? Или вдова с детьми, или нищая девочка из захолустья… И зачем мне это?

– А как насчет отношений с женщинами в целом? – бесцеремонно спросила я. – Вы достаточно молодой мужчина.

– Хм… – Шлосс заметно смутился. – Это… Да, конечно… Я понимаю, о чем вы, госпожа Нарен. Не без этого… Но я всегда старался быть осторожным и никого не обидеть… – «И не наплодить внебрачных детей», – добавила я про себя. – Никаких прочных отношений я не заводил… В конце концов, всегда можно наведаться в город…

Шлосс окончательно смутился и увял, но я поняла его мысль. Даже птица не гадит в своем гнезде, а Шлосс был определенно умнее любой птицы. Нет смысла связываться со служанками или крестьянками, способными серьезно скомпрометировать его особу, если до столицы – два дня езды, а в городе всегда найдутся сговорчивые девицы, которым дела нет до того, как зовут их клиента.

– Я хочу сказать, – подал голос Шлосс, – если вы думаете, что какая-то обиженная женщина могла бы захотеть таким образом отомстить мне… Нет, этого не может быть, право слово.

– Надеюсь на это, – вздохнула я, и дальше мы ехали в тишине, только скрипел снег под копытами, тихо позвякивала сбруя и фыркали лошади.

Вокруг все было белым-бело, снегу навалило почти по пояс, и любой сошедший с дороги рисковал завязнуть в снежном плену. А по весне, которая наступит, как водится, неожиданно, непременно случится небольшое наводнение, размоет какую-нибудь плотину…

– Мы почти приехали, – заметил Шлосс наконец.

Уже стемнело. Мы ехали по узкой – двум телегам только-только разминуться – дороге среди деревьев, которые я по некотором размышлении определила как плодовые. Должно быть, те самые яблони, о которых с таким восторгом говорил Шлосс: могучие, стройные, высаженные ровными рядами, они смыкали кроны высоко над дорогой. Могу себе представить, каково собирать урожай с таких гигантов!

Наконец деревья расступились, и я смогла разглядеть впереди дом старинной постройки. Не замок, а именно дом, большой трехэтажный особняк, не слишком красивый по нынешним меркам, но обладающий своеобразным обаянием. Мы въехали в тщательно расчищенный двор, слуга, стоило нам спешиться, тут же увел усталых лошадей, а я с интересом огляделась по сторонам. М-да… Хозяйство тут определенно поставлено неплохо: во дворе царил образцовый порядок, столь не свойственный старым поместьям. Я бы не удивилась, увидев посреди двора телегу без одного колеса, пару бревен и какую-нибудь рухлядь, дожидающуюся сожжения. Ничего подобного здесь не было, а рухлядь, если и имелась, хранилась где-то подальше от людских глаз.

– Проходите, прошу вас! – Шлосс любезно пропустил меня вперед, в распахнутую вышколенным слугой дверь.

Войти с мороза в уют натопленного дома было особенно приятно.

Я стянула перчатки, скинула плащ и теплую куртку на руки подоспевшему слуге и огляделась. Дом был и в самом деле очень старым, но развалиной отнюдь не выглядел. Напротив, он казался весьма ухоженным, видно было, что хозяева любят свое обиталище и заботятся о нем. Обстановка не казалась ни слишком богатой, ни вычурной, не била в глаза показной роскошью. Дом был отделан и обставлен просто, добротно и в то же время со вкусом.

– Здесь все осталось, как было при жизни Малены, – сказал Шлосс, заметив мой интерес. – Я ничего не менял, оставил все, как нравилось жене. Кстати, хотите взглянуть на нее?

Я сперва, признаться, опешила, но тут же недоразумение разрешилось: Шлосс указывал на большой, в человеческий рост, портрет, висящий на лестничной площадке. В уютном полумраке, царившем в холле, казалось, будто сама хозяйка дома стоит на лестнице и приглашающе улыбается гостям.

Я присмотрелась внимательнее. Портрет, несомненно, писал не придворный художник, однако явно человек небесталанный. Чувствовалось, что работал любитель, фон был выписан немного небрежно, не слишком много внимания живописец уделил и одежде Малены, однако женщина на портрете казалась живой. Не очень высокая, скорее пухленькая, чем стройная, отнюдь не красавица, но удивительно милая… За такую не будут драться на дуэли блестящие молодые дворяне, таких любят люди, подобные Шлоссу, способные разглядеть за невзрачной внешностью подлинную красоту души.

– Кто автор картины? – поинтересовалась я.

– Сын одного друга семьи, – вздохнул Шлосс. – Он был влюблен в Малену. Писал ей замечательные стихи, вот нарисовал портрет…

– И вы все знали? – удивилась я. Любопытные подробности выясняются…

– Конечно, – в свою очередь удивился Шлосс. – Эрих не очень-то и пытался скрыть свое чувство… Впрочем, он прекрасно понимал: рассчитывать ему не на что, он же вполне годился Малене в сыновья… Она, конечно, тоже знала и очень его жалела. Такой славный был мальчик…

– Был? – насторожилась я.

– Да… – неохотно ответил Шлосс. – Видите ли, его отец изо всех сил старался сделать из Эриха настоящего мужчину, как он это себе представлял. Увы, у мальчика не было никакой склонности к забавам вроде охоты, больше всего на свете он любил рисовать, но не хотел расстраивать отца. И вот результат – однажды его сбросила лошадь. Эрих страшно покалечился…

– Насмерть? – уточнила я.

– Кое-кто думал, что лучше бы насмерть, – печально ответил Шлосс. – Остался калекой, бедняга… Потом умер его отец, а матери уж давно не было в живых. Тут же появились какие-то дальние родственники, хотели отправить Эриха в лечебницу, да я не позволил, забрал его к себе… Думаю, Малена бы меня поддержала в этом решении.

– Он тут? – спросила я.

– Ну да, – как нечто само собой разумеющееся, ответил Шлосс.

– Я хотела бы переговорить с ним, – сказала я. – Он, как я понимаю, прикован к постели? Кстати, неужели ни его отец, ни вы не прибегли к услугам мага-медика?

– Что вы! – обиделся Шлосс. – Выписывали лучших… Кое-что они смогли сделать, Эрих, по меньшей мере, теперь владеет верхней половиной тела и может подолгу сидеть. Но и только… Кстати, он по-прежнему рисует. Большую картину ему, конечно, не написать, но миниатюры у него изумительные, даже на мой дилетантский вкус…

Я призадумалась: дальняя родня, вот как… А единственный, как я поняла, наследник живет у друга семьи. Так может быть, охота идет не за Шлоссом, а за этим Эрихом? Что ж, в самом деле стоит поговорить с молодым человеком. Но, тут же поняла я, беседу придется отложить: в холле появилась некая дама, в которой я по описанию без труда опознала таинственную Илану Тен.

– Верен? – произнесла, стремительным шагом подходя к нам, эта в высшей степени необычная дама. – Вы вернулись? Как хорошо, я за вас волновалась! Кто эта женщина?

Илана не говорила, а словно выстреливала короткими фразами. И – тут Шлосс не преувеличивал – она была замечательно красива. Высокая для женщины (во всяком случае, выше Шлосса), стройная, если не сказать худая, с грацией дикой кошки, Илана производила сильное впечатление. Иссиня-черные кудри были уложены в нарочитом беспорядке, с узкого породистого лица смотрели светло-карие глаза в обрамлении пушистых черных ресниц, а чуточку длинноватый нос с заметной горбинкой придавал Илане особенную, чуть ли не царственную надменность. Что и говорить, почти точный портрет героини романов Шлосса, опасной и коварной, как сотня ядовитых змей, Элейны Дор, разве что та была зеленоглаза. И – я почувствовала сразу – вокруг этой дамы наличествовал явный, хотя и очень слабый, магический фон. Разновидность магии я определить не смогла и не смогу, пока дама не начнет работать. Скорее всего, что-то из прикладных направлений, боевая или медицинская магия фонит совсем по-другому и более отчетливо. Впрочем, нельзя было отбрасывать и вероятности, что источником этого слабого излучения является какой-нибудь амулет. Противозачаточный, например. Очень даже может быть, нынешние знатные дамы чего только на себе не таскают…

– Позвольте представить. – Шлосс слегка растерялся. – Это госпожа… э-э-э… Флосси Никс, судейский чиновник…

– Судейский чиновник третьего ранга, – надменно поправила я. – С правом вынесения решений по общегражданским делам вплоть до седьмой категории важности, не затрагивающим интересы короны.

– Да-да, простите великодушно… – окончательно смешался Шлосс. – Госпожа Никс любезно согласилась разобраться в нашей бесконечной тяжбе с соседом… Помните, Илана, я вам рассказывал?

– О да! – надула губки та. – Весьма скучная история… из-за какой-то болотистой лужайки столько хлопот! Надеюсь, госпожа… хм… Никс раз и навсегда избавит вас от этих скучных споров и разбирательств! – Это «хм» в устах Иланы отчетливо давало понять, как она относится к каким-то там чиновницам, наверняка незнатным к тому же, осмелившимся нарушить ее покой.

– Затем я сюда и явилась, – заметила я и посмотрела на Илану сверху вниз, слегка прищурившись. Не стоит забывать о том, что женщины, способные сделать заявленную мною карьеру (а третий ранг для судейского чиновника – это очень и очень немало), должны обладать сильным характером и подчас суровым нравом. – Вы, кстати, кем приходитесь нейру Шлоссу? Кроме того, не имею чести знать вашего имени.

Илана, по-моему, так изумилась моей наглости, что смогла только жалобно воззвать:

– Верен!..

– Это нейра Илана Тен, – поспешил ей на помощь Шлосс. – Моя… э-э-э… гостья.

– Не родственница?

– Нет…

– Чудесно, – ответила я, делая вид, что начисто потеряла интерес к Илане: мол, раз не родственница, то отношения к тяжбе не имеет, и ладно… Надо ли говорить, что на самом деле это было вовсе не так! – Рада знакомству. А что, нейр Шлосс, в котором часу у вас обычно подают ужин?

– Уже скоро! – заторопился Шлосс, делая знаки слуге. – Скоро подадут… Вы успеете отдохнуть с дороги… Сейчас вас проводят в вашу комнату!

Я покладисто отправилась вслед за пожилой служанкой, показавшей мне просторную, чистую и в самую меру протопленную комнату. Мне положительно нравился дом Шлосса! Но не стоило забывать и о цели моего визита…

Я закрыла дверь на засов, чтобы никто не вломился в самый неподходящий момент, настроилась на нужный лад и приготовилась слушать. «Прослушка» – простейший прием, я его освоила еще в раннем детстве и использовала, конечно, в не слишком благовидных целях. Так что же творится в доме?.. Не то, не то, это служанки на кухне спешно сооружают ужин из остатков сегодняшнего обеда и заготовок для завтрака, это конюх чистит лошадей, напевая себе под нос… Ага, вот!

– Верен, зачем вы притащили сюда эту… эту женщину? – возмущалась Илана.

– Видите ли, Илана, мне представился замечательный случай, – оправдывался Шлосс. Так ее, включи свое писательское воображение! – Госпожа Никс – одна из лучших в своей области, и совершенно случайно она оказалась свободна… Разве я мог упустить шанс? Нужно принять ее повежливее, и я уверен, она вынесет решение в мою пользу…

– О да, конечно! – фыркнула Илана. – Она вынесет решение в пользу того, кто ей больше заплатит! И как это она так удачно оказалась свободна накануне праздников?

– Ну… – протянул Шлосс.

– А я вам скажу как! – гневно произнесла Илана. – Отлично провести время за ваш счет – вот чего она хочет. Конечно, на что еще может рассчитывать этакая старая дева! От нее, поди, лошади шарахаются!..

«Ну, это ты зря, – подумала я весело. – Вот как раз лошади меня любят…»

– Ну перестаньте, Илана, – возмутился Шлосс. – Госпожа Никс не давала вам повода так думать о ней!

– Ах, простите… – спохватилась Илана. – Верен, я просто принимаю все ваши проблемы так близко к сердцу, я беспокоилась за вас! Простите меня, пожалуйста…

– Ну что вы, Илана…

Я разорвала контакт и встряхнула головой. Итак, что я могу сказать… Эта Илана – отличная актриса. Окажись на месте Шлосса другой, она бы, несомненно, провела его. Но тот факт, что Шлосс обратился ко мне за помощью, свидетельствует в пользу его ума. А может быть, интуиции, не суть важно. Меня, ясное дело, Илане не обмануть, потому она так и встревожилась при моем появлении: испугалась, что залетная чиновница – а чиновники по природе своей народ цепкий и въедливый, не склонный к романтическим бредням – заподозрит неладное в ее поведении. Что ж, посмотрим, как будут развиваться события…

Меня позвали к ужину, который оказался, как ни странно, вполне сносным. Илана хранила гробовое молчание, глядя в тарелку и изредка посылая Шлоссу проникновенные взгляды, я невозмутимо расправлялась с жареным цыпленком (надеюсь, нейру Тен передергивало от моих манер, вернее, нарочитого отсутствия оных) и расспрашивала Шлосса об истории его тяжбы с соседом вплоть до мельчайших подробностей. В конце концов я сделала глубокомысленное замечание о том, что мне нужно еще поразмыслить и ознакомиться с мнением противоположной стороны, но, скорее всего, вердикт будет вынесен в пользу Шлосса. На этой оптимистической ноте ужин завершился, и я возвестила, что отправляюсь к себе, по пути взглядом намекнув Шлоссу: я желала бы переговорить с ним наедине.

По счастью, Шлосс оказался сообразителен, потому что тут же вызвался показать мне дом, чтобы я не заплутала с непривычки. Илана, всем своим видом выражая презрение, удалилась в свои комнаты, что меня вполне устраивало.

Дом был выстроен просто и удобно, тут не заблудился бы и пятилетний ребенок, но я позволила Шлоссу провести меня в правое крыло, явно нежилое, судя по тому, какой тут царил холод.

– Надо думать, здесь нас некому подслушивать, – заметила я. Магическим способом нас не слушают, за это я ручалась, а вот какой-нибудь слуга…

– Да, здесь никто не живет, – согласился Шлосс. – Это крыло и не отапливается, что зря дрова тратить…

– Вы, должно быть, хотите знать, что я думаю? – поинтересовалась я.

Шлосс явно изнывал от нетерпения.

– Пока рано делать какие бы то ни было выводы, – сказала я. – Для начала мне хотелось бы переговорить с тем молодым человеком, Эрихом. И со слугами. До этого я ничего вам не скажу.

– С Эрихом лучше говорить прямо сейчас, – ответил Шлосс. – Он допоздна не спит… а Илана к нему в это время не заглядывает. А слуги… я скажу, чтобы они отвечали вам на любые вопросы.

– Чудно, – кивнула я. – Проводите меня к Эриху. А сами отправляйтесь к себе, чтобы не вызывать подозрений. Вдруг Илана вздумает наведаться к вам?

Шлосс слегка покраснел, из чего я сделала вывод, что ночной визит уже имел место. Интересно, чем кончилось дело?

– Идемте, я провожу вас, – сказал он, и я последовала за ним.

Обиталище Эриха располагалось в другом крыле здания. Шлосс попросил меня обождать снаружи, чтобы предупредить Эриха, потом предложил войти, а сам испарился. Я была рада, что не пришлось просить его оставить нас наедине: Шлосс оказался на редкость сообразительным человеком.

Войдя в комнату, я не без интереса огляделась по сторонам. Большие окна – днем здесь, должно быть, очень светло, – книжные шкафы, замысловатая конструкция в углу (это оказалась хитроумная подставка, позволяющая лежачему больному писать или рисовать), рисунки на стенах… Воздух был свежим, не спертым, в нем совсем не чувствовалось запаха, присущего жилищам людей, прикованных болезнью к постели. Видно было, что Шлосс в самом деле заботится о своем подопечном.

Я повернулась и встретилась взглядом с молодым человеком, полулежащим на широкой кровати. Если бы я не знала наверняка, что он уже несколько лет лишен способности передвигаться самостоятельно, то ни за что не приняла бы его за калеку. Ясные и умные серые глаза на поразительно некрасивом, но обаятельном худощавом лице смотрели с живым любопытством, а светлая кожа не была болезненно бледной, как это случается у затворников. Я не знала, сколько лет этому человеку, но, по здравом размышлении, решила, что не менее тридцати. Выглядел он моложе, и намного. Я не удержалась от того, чтобы определить характер его травмы. Как ни жаль, Шлосс оказался прав – Эрих покалечился слишком серьезно, маги-медики и так сделали все возможное и даже чуточку больше. Если на то пошло, молодой человек должен был провести вовсе без движения остаток жизни, однако ему еще повезло…

– Вы – Флоссия Нарен, – сказал он утвердительно. – Дядя Верен говорил мне о вас.

– Вы правы. Но сейчас меня зовут Флосси Никс, и я бы попросила вас употреблять именно это имя, – ответила я. Очевидно, Шлосс делился своими планами с Эрихом.

– Я понимаю, – кивнул он. – Нас, к сожалению, не представили, и, должно быть, дядя Верен не назвал вам моего имени. Нейр Эрих Дорж, к вашим услугам.

– Рада знакомству, – церемонно кивнула я и без приглашения заняла кресло рядом с кроватью. – Вы догадываетесь, о чем я хотела поговорить с вами, не так ли?

– Да, – кивнул Эрих. Худые руки с изящными пальцами художника спокойно лежали поверх одеяла – он ничуть не волновался. – Дядя Верен делился со мной своими подозрениями. Больше ведь не с кем, не со слугами же… Так что я в курсе дела.

– Меня, прежде всего, интересует ваше мнение об Илане Тен, – сказала я.

– Мое мнение? – Эрих задумался, и его некрасивое лицо озарилось удивительно приятной улыбкой. – Трудно составить мнение о человеке, которого почти не знаешь, но она мне понравилась… Не потому, что она очень красива, госпожа Никс, хотя это, конечно, тоже… Видите ли, нейра Тен – одна из немногих, у кого мое увечье не вызывает отвращения. Вы тоже из таких…

Я криво усмехнулась в ответ. Сказать ему, что я на своем веку видала куда более неприятные вещи, чем парализованный парень? Нет, не поймет…

– Она ведет себя со мной так, будто я просто немного приболел, – продолжал Эрих. – Почти так же, как дядя Верен. И она частенько заглядывает ко мне поболтать. Я понимаю, это, скорее всего, оттого, что ей просто скучно в этом доме, но все равно… Мне редко доводится с кем-то поговорить, – добавил он, – так что я рад любому собеседнику… Дядя Верен – тот каждый день по нескольку раз заглядывает ко мне, читает вслух отрывки из своего нового романа да просто рассказывает новости…

Я только вздохнула. Шлосс – редкой души человек. Не каждый бы согласился взвалить на себя обузу в виде молодого калеки, который может прожить еще очень долго. Да не просто поручить его заботам слуг, а считать его членом своей семьи…

– Она рассказывает столько всего интересного про столичную жизнь, – продолжал Эрих, – а еще она позволила мне нарисовать ее. Хотите взглянуть?

Я кивнула. Портрет – это может быть интересно.

– Рисунки вон там, на столе, – указал Эрих.

Я поднялась и подошла к широкому столу, заваленному разнообразными папками.

– Та, что сверху, в синем переплете, – подсказал Эрих. Я подала ему папку, и спустя пару секунд он протянул мне рисунок. – Вот…

Я взглянула на набросок. Да, это Илана, без сомнения. Эрих в самом деле талантлив, несколькими штрихами он сумел передать диковатую, необычную красоту Иланы, лицо на портрете казалось поразительно живым. Прелестное личико, исполненное доброжелательности и сострадания…

Меня, однако, заинтересовало не портретное сходство…

– Не подумайте, это не мое воображение, – заметил что-то Эрих в выражении моего лица. – Мне так редко доводится рисовать новые лица с натуры, что я стараюсь ничего не прибавлять от себя. Она на самом деле такая!

«Если Илана на самом деле такова, то ты – гениальный рисовальщик, хотя сам этого не понимаешь», – подумала я. Я знала, так бывает, но воочию видела подобное впервые. Карандаш Эриха изобразил прелестную женщину именно такой, какой видели ее его глаза, вероятно, несколько затуманенные красотой Иланы. Но рука – рука и то особое, неназываемое, что живет в каждом настоящем художнике, – не позволили погрешить против истины, изобразив Илану Тен даже слишком точно. Да, женщина на портрете была прекрасна, она улыбалась, она была воплощенная доброта. Но стоило присмотреться – и становилось ясно, что на самом деле выражает ее взгляд. А во взгляде этом читалась тщательно скрываемая брезгливая жалость, увы, просыпающаяся в большинстве из нас при взгляде на безнадежно покалеченного человека. Думаю, Эрих сам пока не понял, чтó именно нарисовал. Но если верить ему, если он в самом деле не прибавил ничего от себя, то вырисовывается весьма интересная картина…

– Все, что я знаю о ней, я знаю со слов дяди Верена, сама она не очень-то охотно рассказывает о себе, – произнес Эрих, видя мой интерес. – Ничего нового я добавить не могу… Может быть, Ила… нейра Тен просто не хочет рассказывать о тех обстоятельствах, из-за которых она вынуждена скрываться?

– Это другой вопрос, – сказала я, усмехнувшись про себя: Эрих старательно именовал даму нейрой Тен, а с губ его так и рвалось нежное – «Илана»… Похоже, красавица запала художнику в сердце! – А что насчет странных происшествий?

– Это вы о так называемых привидениях? – спросил Эрих. – Не знаю даже… Здесь ничего не происходило. Я вот что заметил, – добавил он, – судя по рассказам дяди Верена и слуг, все эти безобразия случаются там, где их наверняка заметят. Словом, или на кухне, где всегда кто-то толчется, или в гостиной, когда дядя Верен с нейрой Тен трапезничают…

– Любопытно, – прищурилась я. Хм… не является ли слабый магический фон, исходящий от Иланы, первопричиной всех этих таинственных событий? Даже слабенькому магу под силу обрушить со стены картину или заставить посуду прыгать по столу. Но вряд ли Илана сама отправится на кухню… Интересно, есть ли у нее слуги? Нужно будет уточнить. – Вы навели меня на одну мысль. Надо будет кое-что проверить.

В общем-то, разговаривать с Эрихом мне было больше не о чем. Не так уж он много знал, а все, что знал, уже рассказал… Но и уходить почему-то не хотелось. Впрочем…

– Расскажите о себе, – попросила я.

– О себе? – удивился Эрих. – Зачем вам это?

– Пытаюсь понять господина Шлосса, – хмыкнула я.

– Ну, если так… – улыбнулся Эрих. – Только рассказывать особенно нечего. Наше поместье тут неподалеку. Отец дружил с дядей Вереном чуть не с детства, так что я считал его родственником. А когда со мной случилось несчастье, дядя Верен очень мне помог. Я ведь всерьез хотел наложить на себя руки… – Эрих вздохнул. – А потом подумал: если бы меня не сбросила лошадь, отец бы не отступился в своем желании сделать из меня свое подобие… Он, госпожа Никс, был неплохим человеком. А еще отлично ездил верхом, натаскивал собак, охотился, фехтовал и стрелял. Он хотел, чтобы я стал таким же…

– А вы не хотели, – кивнула я.

– Я не хотел, – эхом отозвался Эрих. – Только меня не больно-то спрашивали о моих желаниях. Так вот, к чему я веду… Если не та лошадь, так что-нибудь другое непременно приключилось бы. Например, на охоте я бы нарвался на кабана или медведя. Тогда бы мне точно пришел конец… – Он усмехнулся. – А так… я, по крайней мере, могу заниматься любимым делом…

– Я слышала, ваш отец умер, – осторожно заметила я. – У вас есть еще какая-то родня, так?

– Вы ведете к тому, что кому-то нужна именно моя смерть? – уточнил Эрих, чем немного меня удивил. Хотя… я окинула взглядом книжные шкафы: прочтя столько авантюрных романов… Да и не так сложно было догадаться. – Нет, госпожа Нарен, я здесь точно ни при чем. Да, я был единственным наследником моего отца. Только я добровольно отказался от наследства в пользу родни. Мне-то все это ни к чему… – Он нахмурился. – Те родичи предлагали дяде Верену хотя бы платить за мое содержание, но он обиделся и приказал прогнать их со двора. Сказал, и сам справится…

– Ну что ж, с вами все ясно, – произнесла я. – Давайте поговорим о господине Шлоссе. И не только о нем. Что вы можете рассказать о его жене?

– Малене? – невольно вздрогнул Эрих. – Ну…

– Господин Шлосс сказал, что вы были в нее влюблены, – заметила я.

– При чем тут это?! – дернулся Эрих.

– Позвольте мне не отвечать на этот вопрос, – сухо сказала я. – Я, напомню, являюсь независимым судебным магом и не обязана объяснять свои действия либо вопросы никому, за исключением нанимателя и Совета Коллегии магов.

– Простите… – выдавил Эрих, я явно напугала его резкой сменой тона. Впрочем, ему достало ума не обидеться. – Я просто не ожидал… Ну да, и это даже не тайна – я был влюблен в Малену… Ее все любили. Ее нельзя было не любить…

– Вы не рассчитывали на взаимность?

– Да что вы… – Эрих нервно рассмеялся. – Я же был вдвое моложе ее, и потом, она любила дядю Верена. Нет, я ни на что не надеялся. Просто радовался, что она есть. Малена была нашим солнцем… А потом, – он прикусил нижнюю губу, – потом это солнышко закатилось… Госпожа Никс, возьмите, пожалуйста, вон ту папку, с серыми лентами. Посмотрите, а я пока расскажу…

Я перебирала рисунки и слушала Эриха. На рисунках была Малена Шлосс. Малена, Малена, Малена, то одна, то с детьми, то с мужем, веселая, задумчивая, рассерженная, но никогда – печальная. Я уже поняла – это была женщина редкостно жизнелюбивая и сильная характером. Должно быть, они со Шлоссом составляли отличную пару…

Эрих негромко рассказывал все, что помнил, а помнил он немало, и я убеждалась в правильности своих выводов. Но больше, чем давно покойная Малена Шлосс, меня интересовал ее супруг. Встречаются же такие люди – и не по-одиночке, а вот так, парами… Шлосс в самом деле обожал жену и не забыл ее, похоронив. Помнил, любил, печалился, но не позволил светлой печали перерасти в черную тоску и отравить жизнь себе и детям. Да, в доме все осталось, как было при Малене, но он не стал пыльным склепом, предназначенным лишь для того, чтобы хранить память о покойной хозяйке. Да, Шлосс не женился во второй раз, не желая предавать память жены, но не стал женоненавистником… При жизни Малена Шлосс была светлым человеком, такой она осталась и после смерти. И понятно, в общем-то, почему Шлосс пригрел Эриха – не просто как сына старого друга, но и как человека, знавшего, помнившего и любившего Малену… Должно быть, Шлоссу было очень одиноко в большом старом доме, в особенности когда выросшие дети разъехались кто куда. Эрих же всегда оставался с ним…

– Теперь я, кажется, могу понять, почему господин Шлосс не вполне доверяет Илане, – заметила я, когда Эрих остановился перевести дыхание. Шлосс привык к искренности в словах и поступках, и игра Иланы, пусть даже превосходная игра, не могла не насторожить его. – Но я до сих пор не понимаю другого: зачем бы ей мог понадобиться весь этот спектакль?

– Я тоже долго над этим думал, госпожа Нарен, – сознался Эрих. – Может быть, она хочет женить дядю Верена на себе? Но ради чего? Нет у него никаких несметных богатств, ради которых стоило бы пойти на это… Да и наследники у него имеются, он вам говорил? Сын Марен, дочь Алисса и внуки… – Он нахмурился. – А когда начались все эти странности, я, грешным делом, подумал, не собирается ли кто-то выжить дядю Верена из дома? Но зачем?!

– Вот это-то меня и интересует больше всего, – негромко произнесла я, поднимаясь и возвращая папку с рисунками на положенное место. Ради чего? Зачем? Когда я узнаю ответы на эти вопросы, я раскрою это дело. – Спасибо вам. Вы многое прояснили для меня. Доброй ночи.

– Доброй ночи, – отозвался Эрих.

Ночью мне не спалось, как обычно, когда у меня имеется слишком много неструктурированной информации. Заснуть мне удается, только когда я привожу все данные в мало-мальский порядок, но сегодня дело не клеилось. По отдельности раздобытые мною сведения о Верене Шлоссе друг другу не противоречили, но вот Илана Тен и таинственные происшествия, в самом деле словно призванные выжить Шлосса из дома, никак не желали вписываться в общую картину. Либо Илана и вовсе тут ни при чем, во что мне не верилось, либо мне не хватает каких-то деталей, что много более вероятно. Нужен мотив… В конце концов мне надоело так и сяк вертеть всевозможные фантастические версии происходящего, я наложила сама на себя простенькое сонное заклинание и сумела наконец уснуть…

Следующие два дня не принесли ровным счетом никаких результатов. Я бродила по поместью и приставала с вопросами к каждому встречному. Предупрежденные Шлоссом, слуги в самом деле отвечали на любые мои вопросы, не то чтобы с особенной охотой, но правдиво. Уж правду от откровенной лжи я отличать умею, научилась за столько лет работы. Ничего нового я не узнала. Все без исключения хорошо относились к хозяину поместья, поминали добрым словом его жену и детей и недолюбливали Илану. Своим высокомерием красавица за короткий срок сумела восстановить против себя решительно всю челядь. Очень опрометчиво с ее стороны, надо сказать. Прислуга – не такая ничтожная величина, чтобы с нею не считаться, особенно если слуги не конфликтуют между собой и готовы дружно выступить на защиту любимого хозяина.

Я была права – у Иланы имелся слуга, один-единственный. Более чем странно для нейры, какой она себя заявляла. Где же это видано, чтобы дама путешествовала даже без горничной! Я уже не говорю о парочке лакеев и кучере – Илана ведь прибыла в карете. Слуга же ее – увидеть мне его удалось лишь издалека, этот субъект упорно избегал общения со мною, что наводило на дополнительные подозрения, – отнюдь не казался мастером на все руки, способным и обиходить лошадей, и зашнуровать хозяйке корсет. Если честно, больше всего он походил на верного телохранителя, что, конечно, вписывалось в изложенную Иланой версию о том, что она, знатная дама, в силу обстоятельств вынуждена была от кого-то бежать и скрываться в глуши, но никак не объясняло его нежелания общаться со мною. Впрочем, и со здешними слугами этот человек почти не разговаривал, что отнюдь не способствовало зарождению хорошего к нему отношения.