Текст книги "Кошка Белого Графа"

Глава 6,
полная подозрений, опасений и домыслов

Кошка спала, и Рауд перенес свое сознание в ловушку. Это было проще, чем погружать себя в принудительный сон – и определенно безопаснее. Постороннего, даже сновидца, родовая ловушка без ключа не впустит. А тело, оставленное без защиты… Кошка сейчас не в силах дотянуться до собственного хвоста, не то что причинить вред человеку.

Ее крик до сих пор стоял в ушах.

Женщина. Кошка. Оборотень. Надо же было так ошибиться…

Рауд покачал головой.

Отец появился сразу – будто ждал его. Наверняка ждал. Высокий, худой, слегка нескладный, сумрачно-карие глаза смотрят пристально, огненно-рыжие волосы по обыкновению всклокочены. Только маме удавалось превратить это сорочье гнездо в прическу, подобающую владыке стихий, графу и члену Королевского Собрания. Ныне рядом с отцом не было никого, кто следил бы за его видом, и Рауд втайне радовался этому.

За месяцы, прошедшие с их последнего разговора – с их крупной ссоры, что там говорить, – в отцовских вихрах прибавилось серебряных нитей. И ни одна не указывала на владение фамильной силой. Бывший граф Дагрун Даниш-Фрост, утративший право на родовое имя после ухода в Гнездо, родился с сильным даром сновидца и без малейшей предрасположенности к магии зимы.

– Ты появился как по заказу, – сухо заметил Рауд. – Следил за мной? Мы же договорились – в мои сны ты без спросу не суешься.

– Тебе снился кошмар, – брови у отца тоже были косматыми и сейчас сошлись над переносицей как два рыжих медведя над выступом скалы. – Ты опять не закрылся. Забыл? Или поленился?

– Не видел смысла.

Отец сам учил, что проникнуть в чужой сон извне, если спящий не задерживается на одном месте дольше полусуток, практически невозможно.

– Чужих рядом не было. Людей, – Рауд криво усмехнулся. – Но ты прав, я учту урок.

– Где ты подцепил эту тварь? – отец неопределенно мотнул головой, указывая за пределы ловушки.

Рауд рассказал, как ощутил искорку жизни посреди терзаемой бураном ледяной пустыни – будто укол иглы в сердце.

Пока он говорил, на поляне, укрытой уютным снежком, возникло кресло, словно вырезанное из огромного пня. Отец уселся в него, как король на трон. Рауд сотворил себе обычное – вроде тех, что имелись в Даниш-хузе. Материя сна плохо подчинялась ему, но внутри ловушки их с отцом силы были почти равны.

Когда рассказ дошел до личной печати богини, отец вздохнул с видимым облегчением.

– Все-таки она не оставила тебя, – его глаза зажглись, как праздничные фонарики. – Я надеялся на это. Даже сейчас ты стоишь десятка бездарей на службе у Альрика…

Рауду с детства твердили, что уже пять поколений не появлялся на свет маг зимы с более сильным врожденным даром.

– Я не осуждаю тебя, – отец пытливо глядел ему в лицо, – я потерял это право. Мне не по душе твой выбор, но я на твоей стороне, что бы ты ни сделал и что бы ни планировал сделать…

Фраза оборвалась на вопросительной ноте.

– Спасибо, – Рауд притворился, что не понял намека.

Отец на миг сощурил глаза и медленно кивнул. Уход от ответа – тоже ответ, а то, что знает один сновидец, знает все Гнездо.

– Как мама? Как Карстен? – отцовский голос дрогнул.

– На прошлой неделе пришло письмо. Они в Нотьеше. Посмотрели Веррианский дворец и водопады Гроха. Собираются в Тиенну.

Мама не отвечала на отцовские письма, только время от времени справлялась у Рауда о здоровье мужа.

– Она никогда не простит меня, – отец тяжело вздохнул. – И ты тоже.

– Мне не за что тебя прощать.

Рауд мог бы сказать, что двадцать два года – слишком мало, чтобы заморозить себя в вечной зиме. Что после окончательного принятия дара все краски жизни для него словно запорошило снегом. Это Альрик почти не изменился, лишь стал чаще заводить новых любовниц. А для зимней стихии нужно созреть.

Но теперь это не имело значения.

– С богами не спорят, – заметил он.

Пусть отец уверял, что счастлив своей новой судьбой, Рауд не сомневался: он не уступил бы ни титул, ни дар не будь на то воли богини.

– У твоей Кошки шок, – сказал отец. – Когда восстановит силы, позови меня, я с ней потолкую.

– Если она согласится.

– Ты собираешься ее спрашивать?

Рауд отвел глаза. На кону стояло слишком многое, но…

– Мы и так напугали ее до полусмерти. Отторжение началось раньше, чем должно было.

– Это из-за того, что у нее нет связи с основным телом.

Вот оно что. Кошка сказала, ее околдовали. Он не поверил. Но отсечение от Небыли – тоже разновидность колдовства…

– В любом случае я буду говорить с ней сам.

– Уверен, что справишься? Она выглядела, как…

– Кукла, – подсказал Рауд.

Ловушка обладала свойствами мира снов, а в мире снов обычный человек – или оборотень – не способен ни лгать, ни менять вид по собственной воле. Вернее, способен, но лишь в том случае, если обманывает сам себя и верит в свой обман. Это редкость, род душевной болезни. Проделывать такое осознанно может лишь истинный мастер, а Кошка мастером не была.

Но и обыкновенным оборотнем тоже.

Ее человеческое обличье напомнило Рауду куклу, стоявшую на каминной полке в мамином будуаре. Красные юбки, пышные формы, белокурые локоны. Фигурка в шаре была слишком маленькой, чтобы рассмотреть подробности, однако в жизни женщина вряд ли станет подражать кукле…

Есть ли у Нежи власть над снами?

– Светлые боги никогда не давали оборотням своих личин.

Отец передернул плечами:

– Все когда-то бывает в первый раз. Эта девица вошла в твой сон легко и незаметно, как истинный фантум.

– Возможно, она просто бездумное орудие. Мы оба знаем, как боги умеют играть с людьми.

– Только не дай милому личику ввести тебя в заблуждение, – опершись о подлокотники, отец наклонился вперед. – Фантум светлой богини все равно фантум. Помни, что случилось с Гинасом.

Он поглядел на заснеженные ели, на мягкие хлопья, беззвучно летящие с высоты – из ниоткуда в никуда.

– Я хотел предупредить тебя, Рауд. С некоторых пор в сон-эхе дворца появились странные оттенки. Нет оснований подозревать злонамеренное воздействие. Там каждую ночь засыпает слишком много людей, и магов в том числе, колебания эха неизбежны. Но мне это не нравится.

Все было как прежде – карета, волчья шуба. И я в кошачьем теле. Вроде бы и мига не прошло, но от кучера и его тулупа остался один запах, под полозьями бодро пел снег, звенели бубенчики. В окна лился тихий дневной свет, отражаясь от начищенных сапог графа.

Даниш-Фрост сидел напротив – нога на ногу, руки скрещены на груди.

– Неважный из тебя захватчик чужих тел, – произнес он с холодной усмешкой. – Как и из меня допросчик. Позже попробуем еще раз, а сейчас тебе надо отдохнуть и подкрепиться. Тело без души быстро теряет силы.

Не знаю, как насчет души, но тело и правда одолевала слабость. И не та, какая случается от усталости после долгого бега по снегу и бессонной ночи на лютом морозе. Эта слабость была, как после тяжелой болезни – словно из меня выпили саму жизнь, оставив лишь чуть на донышке. Не хватало сил даже на то, чтобы как следует испугаться, а на злость и подавно.

Поэтому, когда граф поставил передо мной тарелку с паштетом из гусиной печенки, я не стала гордо фыркать ему в лицо, хотя в глубине души и хотелось, а привстав на дрожащих лапах, передвинулась к краю дивана и лизнула мягкую, жирную, божественно ароматную розоватую массу.

Свяна, что за вкус! Теперь я понимаю, почему богачи смотрят на нас свысока. Тот, кто каждый день ест такое чудо, должен ощущать себя небожителем.

Я опомнилась, только когда опустошила тарелку – еще и крошки языком слизнула. И все на глазах у человека, который чуть меня не убил…

Я вцепилась в эту мысль когтями и зубами, не давая себе провалиться в сон. В животе было тепло, глаза отчаянно слипались. Но засыпать нельзя! Иначе проклятый Даниш снова утащит меня в свой снежный кошмар.

Граф спрятал под сиденье чудо-сундучок со съестным, а когда выпрямился, в его руках был стеклянный шар размером с крупное яблоко. В шаре роем вились белые крупинки, стояли крохотные елки в снегу и домик с веселыми ставенками…

Спину продрало ледяной дрожью, вмиг прогнавшей сон.

– Скажу на случай, если ты не знала. За проникновение в чужой сон полагается каторга. Но сначала будет разорвана твоя связь с незримыми мирами и с Небылью тоже. Захват тела карается казнью через повешение.

Он смотрел на меня безжалостными совиными глазами, а я разглядывала хищный рисунок его ноздрей, четкую линию скул и не могла понять, куда делся добродушный человек, который отогрел на своей груди замерзшую кошку.

Как убедить его, что я никуда не проникала и, тем более, ничего не захватывала. Поорать мяу на все лады? Порвать обивку на диване или расцарапать ему лицо? Так ведь пристукнет еще. Даром что снежные кошки числятся священными животными.

– Не имеет значения, для себя ты это делаешь или для Нежи, – продолжал граф, – итог будет один. Кстати, нашу с тобой общую богиню зовут именно так – Нежа. Люди часто ошибаются, а она этого не любит, учти.

Так вот что означало ее «Зови правильно». Что ж, учту теперь.

– Дар оборотня открывает многие двери. Но хождению по снам тебя явно не учили, а меня – да. Врожденные способности тоже пока при мне, как и пара маленьких семейных секретов.

Он встряхнул шар, и над елками, над избушкой закружилась метель.

– Знаешь, что это?

Еще одна модная игрушка для богатых. В руках не держала, но видела. Только в этой в придачу к зимнему пейзажу – магия.

– Это ловушка, способная пленить душу того, кто был рожден с даром. Поцелован богами, как говорили в ста– рину.

Губы графа дрогнули в невеселой усмешке, и я вспомнила поцелуй Снежи и поцелуи Свена и Свяны до того.

– В мире снов дар служит калиткой, через которую в сон проникает чужой. Однако незваному гостю стоит помнить, что тот, за чьим телом он явился, может оказаться сильнее. Подумай об этом, пока приходишь в себя. А после мы поговорим. – Даниш-Фрост постучал указательным пальцем по стенке шара. – Не пугайся. Если не будешь запираться, все пройдет без неприятностей.

Я почуяла, как шерсть на загривке встает дыбом. Снова в эту душегубку? Ни за что на свете! Даже если это мой последний шанс хоть разок почувствовать себя чело– веком.

Граф положил шар в замшевый мешочек с меховой подкладкой и спрятал под сюртук. Тот ни капли не встопорщился, словно шар в мешочке чудесным образом стал пло– ским…

Не спи, Карин, не спи! Иначе не проснешься.

Но зачем графу выдумка о похищении тел, так похожая на старые сказки о похищении душ?

Или… от сумасбродной идеи закружилась голова. Что, если таков замысел богини? Ввести оборотня, потерявшего свое человеческое тело, в сон Белого Графа и…

Странные существа – боги. Если чего-то хочешь, скажи прямо, а не напускай тумана. Сослужить службу. Какую? Может, граф в чем-то провинился, раз потерял свою силу, и богиня желает, чтобы я заняла его место? Стала мужчиной?! Абсурд. Хотя какие открываются возможности… Сделаться владелицей целого графства!

Но чего в таком случае потребуют от меня Свен и Свяна? Выйти замуж по их указке? Вернее, жениться, коль скоро я окажусь в мужском теле.

Мысли путались. Казалось, карету качает, как судно в шторм, и я поняла, что не сдержу клятвы…

Разбудили меня запахи съестного и позвякивание столовых приборов: граф обедал. Ел фрикасе из куропаток и маринованную спаржу. Увидев, что я открыла глаза, достал чистую тарелочку, отложил две ложки фрикасе и подвинул столик к моему дивану.

Заботливый какой! Пыточных дел мастер тоже зовет к узнику лекаря, чтобы тот помог бедняге дожить до следующего истязания.

Однако я проглотила все, что дали – силы мне понадобятся. Покосилась на спаржу.

– Мало? – спросил граф и подложил мне еще куропатки.

Так всегда. Люди думают, раз ты кошка, то овощи не ешь. А я ем, и с удовольствием! Но просительно мяукать, показывать лапой и заглядывать в глаза не буду.

Как видно, проспала я недолго. День был еще в разгаре, снеговые облака разошлись, светило солнце. Ехали мы уже не по реке, а через голую рощу. Неровности дороги карета одолевала плавно, без подскоков и тряски – не знаю, стараниями графа или нам просто везло. Граф, кстати, приоделся: сорочка была застегнута на все пуговицы, а горло прикрыто шейным платком из черного шелка, повязанным по всем правилам салонной моды.

Когда мы разделались с фрикасе, он достал из волшебного сундучка другой сундучок, латунный, от которого шел запах сырой рыбы и тянуло зимней стужей.

Под крышкой в самом деле обнаружилась половина рыбной тушки, мясистой, жирной, из тех, что ловят в северных реках, а потом в бочках, живьем, везут на перекладных к королевскому столу. Но эта рыбина была уже крепко заморожена, и волшебный сундучок умудрился мороз сберечь, непонятно только зачем.

Граф поставил кусок вертикально и, придерживая двумя пальцами за хвост (даже смотреть холодно!), повел вдоль него рукой. Мне почудилось, что воздух в этом месте словно бы надломился, замерцал острыми гранями, а потом с розовато-белого рыбьего бока пошли сами собой нарезаться тоненькие ломтики и ложиться в латунное корытце, сворачиваясь в стружку. Стружка была прозрачная и красиво просвечивала на солнце.

Сбоку корытца имелось второе отделение. Граф достал из него круглую баночку, откупорил, и я чихнула.

– Прости, Кошка. Соль и перец лучшая приправа к строганине. Есть еще горчичный соус, но боюсь, он тебе тоже не подойдет. Угощайся так, – и он переложил мне на тарелочку одну рыбную стружку. – Первейшая строганина в Ригонии. Из сига, выловленного моим приятелем гобром в Йагун-ягге. Прислали прямиком из тамошнего Приюта.

Строганина? Слышала я об этой причуде. Одна из наших заказчиц, мать невесты, жаловалась, что жених одержим затеей поразить гостей нарезкой из мороженой рыбы. Дескать, среди понимающих людей это самый писк. «Предложить почтенным господам сырую рыбу! – сокрушалась она. – Я же со стыда сгорю! Словно мы дикари какие или нищие, ни запечь, ни зажарить не можем». И я была целиком с ней согласна. Ни человеком, ни кошкой сырое есть не буду!

– Не хочешь? – удивился Даниш-Фрост. – Ты не знаешь, от чего отказываешься.

Он вел себя дружелюбно и предупредительно, совсем как вначале. Впору думать, что снежный шар и слова про каторгу и казнь были всего лишь продолжением дурного сна.

Я бы и подумала, если бы встречаясь со мной взглядом, граф не отводил глаза, а его улыбка не казалось нерешительной и… виноватой, что ли.

Когда с обедом было покончено, граф сказал:

– Вижу, силы к тебе вернулись. Не будем откладывать.

Он достал из кармана знакомый замшевый мешочек. В мешочке угадывалось что-то маленькое, заметно меньше снежной ловушки, и я решила пока не беспокоиться.

– Ты неслучайно оказалась на моем пути, – заявил Даниш-Фрост. – Я должен знать, что тебя связывает с Нежей. Не бойся. Если ты в беде, я помогу, насколько это в моих силах. А если совершила что-то плохое… обещаю разобраться и не действовать сгоряча.

Он вытряхнул из мешочка крохотный шарик, сжал его в ладонях, и шарик начал увеличиваться в размерах, на глазах превращаясь в сферу с елками и снегопадом внутри.

Вот теперь самое время для беспокойства!

Солнце мазнуло бликом по гладкой макушке сферы. Я соскочила на пол и закрутилась в углу между графским диваном и дверцей кареты, как делают кошки, выбирая место для облегчения.

Какой густой ворс у ковра. А под ним войлочная обивка. Вывести запах будет ой как непросто!

– Что ты делаешь? – озадаченно произнес граф.

Я присела на напружиненных лапах и отставила хвост.

Отошла на пару шагов, сделала еще круг и посмотрела графу в глаза.

Теперь сообразили, ваше сиятельство?

Сказать по правде, с пола его глаза было видно плохо, зато свой взгляд я постаралась сделать как можно более выразительным.

Право слово, стоило затеять это представление уже ради того, чтобы увидеть оторопь на его лице!

Граф резко дернул шнурок – как только не оборвал? Карета остановилась.

А с какой поспешностью он кинулся отворять мне дверь – словно это я была графиней, а он услужливым лакеем!

В перелеске стояла тишь, снега дремотно гудели что-то про себя, и я без страха выскочила наружу. Граф вышел следом.

– И не стыдно вам, барышня Кошка? – пошутил он, неловко улыбаясь. – Такая милая, такая нарядная – и портить ковер. Нехорошо.

Стыдно, еще как стыдно. Сейчас под шубой, наверно, красная, как редис. Но простите, ваше сиятельство, в вашу ловушку я больше не хочу!

Куст бузины, осинка, еще куст – все тонкие, насквозь прозрачные. И снег, как назло, ровный, ни одного большого сугроба, чтобы прикрыл от глаз мужчин.

– Далеко не уходи, – велел граф.

Он смотрел прямо на меня – не в сторону, не под ноги, не в стенку кареты. Я приподнялась на задних лапах и махнула передней. Отвернись, бесстыдник! Отошла на несколько шагов, оглянулась и снова махнула. Как меня совестить, так он горазд, а самому такт выказать… Понял наконец. Криво усмехнулся, встал спиной.

Кучер на передке утопал в своем тулупе, спрятав нос в воротник.

Я завернула за дерево, у которого намело в три кошачьих роста.

А оттуда дала деру.

Хорошо быть снежной кошкой. Шкурка белая, поступь неслышная, легкая – кажется, не бегу, а лечу… Ой!

Снег, только что стелившийся под лапы мягким ковром, разошелся, открыв мерзлую землю, а потом взметнулся и облепил меня со всех сторон. Перед глазами замелькали серые стволы, синее небо в паутине ветвей, искристый наст, и я поняла, что качусь, заключенная в снежный ком – снаружи только голова и хвост.

Так и прикатилась к черным хромовым сапогам Белого Графа.

Ком рассыпался. Граф подхватил меня на руки, не дав даже встряхнуться, и забрался в карету. Но прежде чем за нами захлопнулась черная лаковая дверь, я увидела, как кучер Сельфан, топтавшийся возле лошадей, бросил взгляд в мою сторону, сплюнул в снег и отвернулся.

Значит, кошкой была – красота, а узнал, что оборотень – и вот как?..

Даниш в это время выговаривал мне:

– Скажи спасибо, что сумел тебя поймать! Куда ты собралась? Думаешь, в следующий раз тебя кто-то спасет? Или хочешь проснуться снежным духом и бегать с детьми зимы в ледяных полях?

Он опустил меня на расстеленную шубу и укрыл меховой полой, хотя замерзнуть я не успела и снега на мне не было – он же своей силой и стряхнул. Но я была в отчаянии, чувствовала себя несчастной и униженной, а от последних слов по коже протянуло морозом, так что захотелось зарыться в густую жаркую шерсть и никогда не выбираться наружу.

Когда граф взял в руки проклятый шар, я так и сделала. Зажмурилась, сжалась в комок. Ну, давай, мучитель!..

– Так вот в чем дело, – донеслось сквозь толстый мех. – Ты из-за этого сбежала? Так его боишься?

Я высунулась и нагнула голову, изображая человеческий кивок.

– Или боишься того, что он может открыть о тебе? – граф сузил глаза.

Хотела оскорбленно покачать головой, а получилось, будто воду с ушей стряхиваю.

Но – о чудо! – шар был спрятан в мешочек.

– У меня был наставник-оборотень, – удивил граф. – В волчьем обличье он говорил со мной мысленно. Ты так не умеешь, верно я понимаю? Давай сделаем вот что. Я буду задавать вопросы таким образом, чтобы на них можно было ответить «да» или «нет», а ты будешь кивать или качать головой. Сможешь?

Не хочу я отвечать на твои вопросы! Но выбор невелик. Я наклонила голову.

– Это Нежа послала тебя ко мне? – начал граф.

Я покачала головой, потом кивнула.

Потому что богиня не велела: «Иди к Белому Графу». Она сказала: «Вон огонек, он укажет тебе путь». А путь привел к его саням.

– Так да или нет? – нахмурился Даниш-Фрост.

Попробовала пожать плечами – чуть не упала. Не годятся человеческие жесты для кошачьего тела.

– Ладно, спрошу по-другому. Ты служишь богине?

«Нет».

То есть на службе у нее не состою, но послужить обещала.

Хотела опять кивнуть вдогонку и… передумала.

– Она говорит с тобой?

«Да», – наконец-то можно ответить с чистой совестью.

– Уже лучше, – Даниш откинулся на спинку дивана. – Давно это происходит?

«Нет».

Дело двигалось туго. Через час казалось, что голова у меня вот-вот отвалится, да и граф явно устал подбирать вопросы, на которые я могла дать однозначный ответ. Но теперь он хотя бы знал, что богиня просто спасла меня от стужи, что я не могу стать человеком, потому что оказалась не в том месте не в то время, и должна попасть в Альготу, чтобы вернуть свое тело, а его сон я подсмотрела невольно и прежде со мной такого никогда не случалось.

– Что ж, – вздохнул граф. – Будем считать все это совпадением, – хотя по тону было ясно, что в совпадения он не верит. – Как бы там ни было, причин удерживать тебя против воли я не вижу. Довезу до Альготы или высажу в Лейре – как пожелаешь, и можешь быть свободна. Но если хочешь моей помощи, без разговора в снежном шаре не обойтись. Решай, готова ли ты мне довериться. А пока, прошу, не делай глупостей. Бегать за тобой по лесу я больше не буду.

Как будто он бегал! Закатал меня в снежный ком, как неживую, и проволок кувырком по сугробам. Спасибо, головой о какой-нибудь пенек не приложил.

Но бежать в белый свет – а ведь и правда белый, в самом прямом смысле – было глупо. Здесь тепло, здесь кормят, и едет граф туда, куда мне надо. Вряд ли он отпустит снежную кошку богини так легко. Но пусть доставит в Альготу, а там видно будет.

Дальше катили молча. Граф читал книгу или невидящим взглядом смотрел в окно, хмурясь все сильнее, так что кожа над переносицей морщилась.

Не знаю, о чем он думал. А мне не давали покоя его расспросы.

С особой настойчивостью Даниш-Фрост допытывался, не сотворила ли я чего-нибудь преступного, даже спросил, не убийца ли я.

Я мотала головой так, что едва не свалилась с дивана.

Он же это не всерьез?!

О своем наставнике граф говорил по-доброму. Значит, не считал злодеями всех оборотней без разбора. Так в чем дело? Он думает, меня отсекли от Небыли за какое-нибудь страшное прегрешение? И оставили в кошачьем теле?

Лесок кончился, за окном потянулись сахарно-белые поля, песнь снегов стала веселее и звонче.

Навстречу попались крестьянские сани. Молодой бородатый возница принял в сторону, пропуская барскую карету, его каурая лошадка провалилась по колено. Граф взглянул – и снег из-под ее копыт отхлынул, будто волна при отливе.

Не знаю, как отнесся к этому чуду бородач – мы проехали мимо слишком быстро. Я успела заметить в санях женщину с ребенком. Кажется, малыш спал.

Вспомнилось: «Придет оборотень-кот, твою душу заберет…»

Так вот что это значит!

Похититель вселяется в чье-то тело, не позволяя душе хозяина вернуться в него из мира снов, и для всех человек с виду остается прежним, но изнутри меняется – словно у него украли душу. Лишь посвященные знают, что похитителю нужна вовсе не душа.

Граф решил, что, лишившись человеческого тела, я подыскиваю себе новое и способна его занять, вытолкнув хозяина вон!

А может, все проще. Ему откуда-то известно, что секач Дакха ищет кошку-убийцу?..

Я посмотрела в окно и увидела, что мы выехали на тракт.

Позади осталось одно село, другое. Над крышами, заваленными снегом, поднимались дымы, по улицам сновал народ. Жители выходили к обочине, предлагая проезжающим пироги, караваи, наливку, шали, тулупы, махровые ковры и валяные сапоги. Как же хотелось выпрыгнуть из кареты и побежать туда, где люди, жилье, где можно укрыться от секачей, графов и богов!

Мальчишки строили на выгоне снежный городок. Граф улыбнулся – и низкие комковатые стены взлетели на высоту человеческого роста, над ними поднялась башня со снежными зубцами. Мальчишки разразились радостными воплями.

На выезде из села стояла кривобокая хибара. Худая старушонка и девочка лет десяти, налегая на деревянный скребок, пытались разгрести снег у ворот. Граф шевельнул пальцем – и от хибары до тракта скатертью раскатилась ровная широкая дорога.

На меня он не смотрел, но ясно было, что он пытается произвести впечатление. Показать, что он добрый, заботливый и достоин доверия.

Может, и правда достоин. Но что-то мешало мне принять эту мысль. Один вопрос: если он сохранил дар повелевать снегами и так печется о простых людях, почему не исполнит свой долг – не накинет узду на эту лютую зиму?

Словно подслушав мою мысль, граф прислонился затылком к спинке дивана и на пару секунд прикрыл глаза. Но моих сомнений это не развеяло. Сначала он сметает сугробы мановением брови, а теперь вдруг исчерпал силы?