Текст книги "Тысяча ударов сердца"

Анника

С восходом я лишилась укрытия. Мои сапоги для верховой езды не были предназначены для бега и в кровь стерли ноги. Скрюченные пальцы окоченели от холода, любая попытка сжать их в кулак отзывалась мучительной болью. Ветхий замок располагался вдали от цивилизации, по дороге мне не встретилось ни одной деревеньки, где можно найти пристанище или попросить помощи.

Единственным ориентиром служило солнце. Впереди темнел кошмарный лес, куда не проникало ни единого луча и где природный компас попросту бессилен. В голове царила сумятица. Благодаря адреналину я проделала огромный путь, но сейчас думала лишь о мертвых гвардейцах, брошенных на произвол судьбы. Думала, что не вернулась домой, как обещала. Отец не хотел выпускать меня из виду и наверняка места себе не находит. Думала о маме, чью могилу так и не навестила. Эти мысли одолевали меня снова и снова, изредка перемежаясь с насущными бедами. Болью, голодом, усталостью.

Очутившись в лесу, я усилием воли взяла себя в руки. Не время унывать. Главное сейчас – убраться как можно дальше от Леннокса. Если снова попаду в замок, меня убьют, поручив грязную работу Ленноксу, хотя тот и не рвался ее выполнять. Несмотря на мои выкрутасы. Я сердито тряхнула головой. Нет, никакого сострадания к человеку, отнявшему у меня мать!

От резкого движения головой в глазах потемнело, и я привалилась к стволу. Ветка оцарапала мне кожу – боль была ощутимая даже сквозь полузабытье.

Внезапно до меня донесся дробный стук копыт.

К лесу приближались четверо всадников. Я моментально узнала Леннокса по плащу. Все кончено. Я упустила свой шанс.

В дереве, служившем мне опорой, зияло дупло. В отчаянии я забралась внутрь, стараясь слиться с корой. От прямого взгляда укрытие не убережет, но выбирать не приходится. Преследователей всего четверо, лес огромен. Если повезет, меня не заметят.

Стараясь дышать как можно тише, я притаилась в дупле.

Замри, замри, замри!

– Рассредоточились!

Услышав его голос, я помертвела. Леннокс подобрался слишком близко.

– Вы трое, прочешите южный периметр. Девчонка наверняка валяется где-нибудь в беспамятстве.

– Да, сэр, – последовал ответ.

Снова застучали копыта. Троица ускакала прочь.

Леннокс, напротив, не двинулся с места. Потекли томительные минуты ожидания. Наконец его лошадь сделала шаг, другой, однако удаляться от моего убежища не спешила.

В ушах у меня бешено колотился пульс.

Наконец в поле моего зрения возник Леннокс верхом на том же устрашающем вороном коне. Брови привычно нахмурены, на щеке багровел след от удара, похожий на тот, что украшал мою скулу. Леннокс со вздохом провел рукой в перчатке по смоляным волосам и вдруг замер.

В глаза бросилось его изможденное лицо. Казалось, он безумно устал, но не физически… а морально и жаждал покоя, какого не дарует самый длительный сон.

Леннокс встрепенулся, будто услышал что-то, хотя я не издала ни единого звука. Прищурившись, как охотник, высматривающий добычу, он обернулся… и увидел меня.

Все кончено.

Леннокс рысцой направил лошадь к дереву, однако во взгляде у него не было торжества. Затаив дыхание, я ожидала своей участи, но он почему-то не спешил. Только сейчас я осознала, что стою перед ним полуголая, в корсете и сорочке, перепачканная грязью с головы до ног. Обидно, что мне суждено умереть в столь непотребном виде.

Я съежилась в предвкушении удара, но после недолгого созерцания Леннокс достал что-то из поясной сумки и бросил мне:

– Лови!

Я машинально протянула руку, в ладонь мне лег маленький прямоугольник, завернутый в бумагу. На ощупь – прессованные семена в патоке.

Леннокс отвязал от седла бурдюк, изрядно отхлебнул и уронил его на землю.

– Вот незадача!

Потом ослабил тесемки плаща у горла, и тот соскользнул с его плеч.

– Не шевелись! – предупредил Леннокс. – Когда мои товарищи вернутся, я уведу их через поле на юг. Едва стук копыт стихнет, тогда, и только тогда, ступай в ту сторону. – Он указал изначально выбранное мной направление. – Плащ убережет тебя от колючек и шипов. На подступах к дому избавься и от него, и от бурдюка. Последний раз мы виделись в темнице. Уяснила? – (Совершенно сбитая с толку, я молча хлопала глазами.) – Когда наши пути снова пересекутся, я не буду таким снисходительным. Рано или поздно мы завоюем ваше королевство и ты умрешь.

– Спасибо за прямоту. Но знай, Леннокс, тебе тоже не будет пощады.

Уголки его рта дрогнули в подобии улыбки.

– Приму к сведению. До встречи, принцесса. – В стремлении походить на джентльмена, каковым он, естественно, не являлся, Леннокс отвесил мне галантный поклон.

Опасаясь выдать себя, я до поры до времени не тронула плащ. Зато бурдюк валялся в непосредственной близости от моего укрытия. Не справившись с искушением, я жадно схватила его и, отбросив брезгливость, припала губами к горлышку. Утолив жажду, я огляделась по сторонам – никого.

В желудке оглушительно заурчало. Я надкусила хрустящий прямоугольник и ощутила во рту упоительную сладость. Из груди едва не вырвался стон. До чего вкусно! Смакуя лакомство, я уловила знакомый ингредиент. Корица.

Я улыбнулась, перевела дух и стала ждать.

Леннокс

– Никого, – не скрывая досады, доложила Блайз.

Я повернулся к ее спутникам:

– У вас?

– Пусто, – процедил Иниго.

Гриффин молча помотал головой.

– Диких зверей не встретили?

– Нет, но это еще не означает, что ей не попался никто из хищников, – рассудил Иниго. – Так или иначе, в одиночку в лесу она не жилец.

Я согласно кивнул:

– Дальше искать нет смысла. Возвращаемся в замок. Ответственность я беру на себя. Девчонка смылась в мою смену, а вы обшарили лес вдоль и поперек. Она сбежала по моему недосмотру, мне и отвечать.

– Пойдем все вместе для моральной поддержки, – объявил Иниго. – Не твоя вина, что принцесса оказалась сущей змеей.

Второй раз за день мои губы дрогнули в улыбке.

– Спасибо, Иниго. Спасибо от всей души. Но стеречь пленницу поручили мне, вы не виноваты. Ладно, трогаем. Только бережнее расходуйте воду. Я где-то обронил бурдюк.

– Хочешь, поищем? – предложила Блайз.

– Нет. Хочу вернуться в замок и поскорее покончить с этим. В путь!

Пришпорив коня, я мчался через лес, уводя за собой отряд, как и обещал. На границе с полем я натянул поводья и крикнул:

– Подпруга расстегнулась! Езжайте вперед, я догоню.

Спешившись, я устремил взгляд в чащу. Пару минут спустя среди стволов мелькнул темный силуэт и растворился в юго-западном направлении. Ну что сказать? Послушная девочка.

С ближайшего дерева я отломал тонкую, низко растущую ветку. Уверен, мать Анники с интересом выслушает мой рассказ.

* * *

Каван барабанил пальцами по подлокотнику кресла, заменявшему ему трон. Хотя это был вовсе не трон, а самое ветхое и громоздкое кресло в замке. И разворачивались события не в тронном или бальном зале, а в затрапезном помещении.

– Значит, ничего?

– Девчонка растворилась бесследно, – громко и бесстрастно докладывал я, не заботясь о чужих ушах. – Хотя, по всем подсчетам, ей полагалось находиться на подступах к лесу. Раз мы ее не обнаружили, она либо сбилась с пути, либо погибла.

Каван выставил руку, отбивавшую дробь:

– Труп вы тоже не нашли? Нам нечего послать их вероломному королю?

– Нет, не нашли. Точнее, я не нашел. Вина целиком на мне.

Грозно прищурившись, Каван поднялся и в четыре шага преодолел разделяющее нас пространство:

– Леннокс, сделай одолжение, объясни, чего ты добился своим Заданием?

– Теперь мы доподлинно знаем, что способны истребить королевскую семью. Способны…

Каван наотмашь ударил меня по воспаленной щеке, на сей раз гораздо больнее.

– Теперь мы разоблачены! Твой отец хотя бы совершил свою вылазку в одиночку. Как и тот, кто похитил королеву. А ты собрал отряд и приволок в замок это проклятое отродье, из прихоти раскрыв ей нашу диспозицию и численность! Из-за тебя наши планы могут пойти прахом! Или ты уже не хочешь отвоевать назад королевство, сынок?

Мои пальцы сжались в кулак. Краем глаза я заметил, как напряглась мать. Даже она понимала: Каван перегнул палку.

– Я тебе не сын! – смерив его ледяным взглядом, отчеканил я. – Верный солдат, беспрекословно исполняющий твои приказы, – да. Человек, готовый обагрить руки кровью, чтобы ты не запачкал свои, – да. Но никогда, слышишь, никогда я не стану тебе сыном.

Возмущенный моей дерзостью, Каван грозно сдвинул брови:

– Все здесь принадлежит мне. И чем скорее ты это усвоишь, тем лучше для тебя.

Мне следовало прикусить язык, но после двух унизительных взбучек кряду это оказалось выше моих сил.

– Забавно. Говоришь, все принадлежит тебе, хотя за многие годы ты палец о палец не ударил. На ком держится вся армия? На мне. У кого хватило духу убить королеву? У меня. Так с какой стати ты возомнил себя хозяином?

Не слишком охочий до пустой болтовни, Каван размахнулся и врезал мне кулаком в нос. Покачнувшись, я рухнул на предусмотрительно подставленные Иниго руки.

– Если тебе дорога жизнь, знай свое место и не высовывайся.

Мое место. Сколько себя помню, мое место заключалось в том, чтобы затыкать бреши, оставленные трусостью Кавана.

Мой взгляд метнулся к матери. Если она и огорчилась тому, что ее сын истекает кровью, то виду не подала.

– Убирайся! – рявкнул Каван.

– С радостью.

Я выпрямился и с высоко поднятой головой направился к выходу, не догадываясь, что Иниго, Блайз и Гриффин следуют за мной. Стоило повернуть за угол, как за спиной раздался голос Иниго:

– Возьми. – Он протянул мне платок.

В других обстоятельствах я бы отказался, не будь кровотечение столь обильным.

– Благодарю. И спасибо, что подстраховал меня. – Я поднес кусок полотна к носу и обратился к троице: – Напрасно вы увязались за мной. Каван меня ненавидит, так повелось с самого начала. Будете мозолить ему глаза, рано или поздно попадете под раздачу.

Гриффин пожал плечами:

– Все под нее попадают, так или иначе.

Я коротко хохотнул через боль:

– Совсем скоро мне поручат новое Задание – еще опаснее прежнего. Якобы загладить вину, а в действительности – подвести под топор. Но вас никто не неволит рисковать вместе со мной.

– Лично я в деле, – мгновенно отозвался Иниго.

– За Андрэ и Шервина я ручаюсь. Леннокс, мы с тобой, – не колеблясь вторил Гриффин.

Я вопросительно глянул на Блайз.

– Мой ответ тебе известен.

Впервые за многие годы я не чувствовал себя одиноким. Часть меня страшилась довериться кому-либо. Однако война не за горами – своими недавними действиями я лишь ускорил ее приближение, – и в одиночку ее не выиграть.

– Спасибо.

Их несмелые улыбки окончательно развеяли мои сомнения.

Отныне мы команда.

Анника

Жадно глотая остатки воды, я размышляла о доме. Но всякий раз мои мысли упорно возвращались к Николасу – человеку, которого мне впредь не хотелось ни видеть, ни знать.

Бросить меня на произвол судьбы и даже не обернуться!

Вспомнился наш ожесточенный спор, категорический отказ Николаса пожить уединенно после свадьбы. Я ломала голову, что же сказать ему при встрече, но не могла подобрать слов. Да и стоит ли говорить? О помолвке объявлено официально, ее не разорвать. В совокупности это рождало ощущение беспомощности.

Анника, ты вырвалась из плена. Не упала духом. Сбежала из темницы и миновала якобы непроходимый лес. Убедила убийцу собственной матери сохранить тебе жизнь. И после всего ты называешь себя беспомощной?

Я замерла посреди поля. А ведь и правда. Даже Эскал и тот потерпел бы неудачу там, где я одержала победу.

Плащ Леннокса развевался за спиной. Я выпрямилась всем своим усталым, истерзанным телом. Беспомощность – это не про меня.

Приободрившись, я снова тронулась в путь, поклявшись любой ценой добраться до дома. Внезапно на горизонте замаячило подобие армии. Впереди двигался отряд из сорока всадников, и неизвестно сколько следовало за ними. В затухающем свете дня я различила бледно-зеленый флаг Кадира в руках знаменосца, ехавшего слева от отца, чья корона сверкала на солнце. Справа от него был Эскал, а подле него, словно аршин проглотив, скакал Николас.

– Эскал! – срывающимся от облегчения голосом крикнула я и побежала со всех ног. – Эскал!

– Смирно! – скомандовал кто-то, и отряд застыл.

– Анника! – Эскал спешился и бросился ко мне по высокой траве. Позади радостно скандировали гвардейцы: принцесса спасена.

По моим щекам заструились слезы. Тело будто налилось свинцом. Но теперь самое страшное позади. Эскал заберет меня, и все наладится.

Чуть не плача, Эскал обнял меня так, что захрустели кости. Но никакая боль не могла затмить счастье нашей встречи.

– Анника, как ты тут очутилась?

– Я? Лучше скажи, как вы тут очутились?

– Тебя искали, – засмеялся Эскал. – Ехали наугад и уповали на чудо.

Я улыбалась сквозь слезы:

– Чудо не понадобилось. Я справилась и без него.

– Ха! – Эскал закружил меня в объятиях. – Поверить не могу! Я думал, мы тебя потеряли.

– К этому все и шло. Мне столько нужно тебе рассказать.

Но к нам уже торопились отец и Николас.

Отец окинул меня встревоженным взглядом, и на мгновение мне почудилось, что он вот-вот произнесет заветные слова. Прости. Выходи за кого пожелаешь. Люблю тебя. Однако даже в такие волнительные моменты он оставался королем, которого в первую очередь занимали государственные вопросы.

– Что ты собиралась рассказать? – Только сейчас отец заметил, что его дочь стоит в одном белье, перепачканная с ног до головы грязью.

– Меня похитил сын Яго. У них целая армия. Ты оказался прав: Яго действовал не один. Но это не происки соседних государств, все гораздо страшнее. Грядет война, и мы должны подготовиться.

– А ты не преувеличиваешь? – засомневался Николас.

– Смотрите, кто проснулся! – огрызнулась я. – Спасибо, что защитил меня от бандитов.

– Анника, выбирай выражения! – сурово одернул меня отец. – Если бы не бесценная помощь Николаса, мы никогда бы не узнали, что с тобой приключилось.

– Я скажу тебе, что приключилось, – протянула я, холодно глядя на него. – Он бросил меня на растерзание убийце.

Отец негодующе фыркнул:

– Впредь никаких конных прогулок!

Я закатила глаза:

– Проблему это не решит.

– Возможно, но осыпать своего жениха упреками тоже не выход.

– Довольно препираться! Нам нужно поскорее попасть во дворец. – Эскал, по обыкновению, являл собой голос разума. – Анника, поедешь со мной.

Отец поспешил оповестить войско о нашей упреждающей победе. Гвардейцы возликовали и, размахивая в такт мечами, затянули песню.

– Может, отправим армию вперед? Ведь Анника едва одета, – забеспокоился Николас.

Эскал сам ответил посрамленному жениху:

– Дорогой кузен, сделай одолжение, заткнись!

Часть вторая

Пока Леннокс ворочался на тонком матрасе, утренний ветерок раздувал балдахин в роскошной спальне Анники. Погода портилась. Это мало трогало Леннокса, привыкшего к суровым ветрам. Анника, напротив, зябла из-за настежь распахнутых окон.

Окончательно продрогнув, она проснулась и обвела настороженным взглядом покои. Раньше ее не страшил мороз, но теперь все изменилось. Малейший сквозняк напоминал о темнице в замке Возино. Она совершила практически невозможное, вырвавшись оттуда, однако страхи никуда не делись. Одолеваемая тревогой, Анника откинулась на подушки в ожидании рассвета.

Леннокс тем временем наблюдал, как окутанный морским туманом огненный диск поднимается над горизонтом. Воображение неустанно рисовало образ Анники – такой беззащитной и вместе с тем несломленной, готовой бороться за свою жизнь до конца. Несмотря на невероятное сходство с матерью, она оставалась загадкой – неразрешимой, непредсказуемой.

Леннокс подошел к столу и вынул из ящика прядь пепельно-каштановых волос. Беседуя и даже споря с ней, он ощущал себя полноценным человеком и не мог понять, в чем причина. Ее народ отнял у него отца, разрушил некогда счастливую семью. Настанет день, и его армия отомстит.

И все же… ей нравилась Кассиопея. Она умела обращаться с мечом. А ее волосы благоухали розовой водой.

Леннокс не хотел убивать ее, но выбора нет.

Анника со вздохом откинула одеяло и, подкравшись к окну, плотно закрыла ставни, для надежности набросив сверху крючок. Однако согреться по-прежнему не могла и, не прельстившись горой пледов, склонилась над сундуком в изножье кровати.

Поверх ее детских платьев и карандашных портретов мамы лежал угольно-черный плащ с длинными тесемками. Анника завернулась в плотную материю, защищавшую ее от холода. Похититель проявил неслыханное благородство, хотя мог убить ее одним взмахом меча.

Однако не убил.

Леннокс сказал, что намерен отвоевать свое королевство, но с какой стати? Дворец всегда принадлежал и будет принадлежать ей. Анника плотнее запахнула плащ, вдохнула едва уловимый аромат океана.

Леннокс спас ее. Обогрел. По иронии судьбы он отнесся к ней более трепетно, чем так называемый жених.

Однако именно он лишил ее матери. Если Леннокс осмелится посягнуть на Кадир, пощады ему не будет.

Анника и Леннокс бережно хранили свои трофеи и знали: в следующую встречу один из них умрет.

Анника

После побега от Леннокса я на неделю затворилась в своих покоях: залечить рану и несколько ссадин, а главное – спокойно подумать вдали от посторонних глаз.

Я примирилась с утратой матери. Лучше горькая правда, чем бесконечные терзания. Едва ли нам удастся перезахоронить маму на родной земле, но при первой же возможности мы простимся с ней как подобает.

Гораздо больше тревожила армия, затаившаяся в ожидании своего часа. Во дворце усилили охрану. Увеличили пограничные патрули. Если враг нагрянет, мы будем во всеоружии.

В моей же судьбе наметился по-настоящему поворотный момент. Я приняла решение – на сей раз окончательное и бесповоротное.

Происшествие открыло мне глаза. Впервые я осознала, как много значу для своего народа. После моего чудесного спасения меня засыпали дарами: королевская конюшня пополнилась шестью чистокровными жеребцами, кладовые ломились от заморских деликатесов, а мои покои утопали в цветах. А сколько было писем! Я прочла все до единого: на орошенных слезами радости страницах теснились похвалы, пожелания здоровья и счастья.

Я искренне любила свой народ, и он платил мне взаимностью.

– Ноэми, ты просто чудо! – похвалила я, любуясь своим отражением.

– Госпожа, а он не рассердится? – Ноэми проворно водрузила мне на голову корону.

– В этом и смысл, – лаконично и вместе с тем исчерпывающе ответила я, перекинув копну волос на грудь.

– Он же не виноват, что потерял сознание, – вступилась за моего жениха Ноэми, впрочем без особой уверенности.

– Его вина в другом.

Каждое мгновение, пережитое мной в лесу, навсегда запечатлелось в памяти. Боль в раненом предплечье, смерть верных телохранителей, пожертвовавших собой, но не сдавшихся в плен врагу, ухмылка на губах Леннокса. Такое невозможно забыть. Как невозможно искоренить презрение к Николасу.

– Он даже не обернулся, Ноэми. Понимаешь? Так испугался за свою шкуру и пустился наутек, что напрочь забыл обо мне. Порядочный мужчина, вне зависимости от титула, не бросил бы свою суженую на произвол судьбы. Я не собираюсь разрывать помолвку, однако впредь не позволю командовать собой.

Ноэми со вздохом стиснула руки:

– Благородному джентльмену такое поведение не к лицу. Ваш брат никогда бы так не поступил.

– Дело не в благородстве, а в элементарной порядочности. Ты правильно говоришь, Эскал бился бы за меня до последней капли крови. – Я отвернулась к окну.

– Поведение и впрямь неподобающее. Из-за него вы так расстроились, госпожа? У вас очень грустный вид. – Ноэми подперла сомкнутыми руками подбородок.

– Да, наверное.

Ноэми придвинулась ко мне и зашептала:

– Вы встретились с убийцей собственной матери. Наблюдали смерть своих подданных. Подверглись допросу. Сбежали из темницы и проделали огромный путь. Не всякому мужчине такое по плечу. Неудивительно, что вы грустите, сердитесь и прочее.

– Есть и другая причина.

– Какая же?

Закрыв глаза, я вспоминала, как изменился его тон, когда вопросы и угрозы иссякли.

– Он спросил, какое мое любимое созвездие. Мой похититель. А я спросила, какое любимое у него.

Ноэми потрясенно уставилась на меня:

– Вы говорили с ним? Зачем?

– Сама не знаю. Это меня и смущает. Теперь я вижу в нем человека. Человека, связанного по рукам и ногам, действующего не по своей воле. Слышала бы ты, как он рассуждает о звездах, как подбирает слова. У него необычного оттенка глаза – небесно-голубые, яркие. – Я судорожно сглотнула. – Но он отнял у меня мать. И намеревается отобрать королевство, трон и все, что мне дорого.

Ноэми смотрела на меня с состраданием:

– Этому не бывать.

Я устремила невидящий взгляд в пустоту:

– Никогда. Я согласилась выйти за Николаса ради своей страны, ради безоблачного будущего Эскала. И ради них же не уступлю Ленноксу.

– Никак не могу смириться, что этот негодяй – не плод вашей фантазии и у него есть имя, – содрогнулась Ноэми, подавая мне платье.

– Есть, не сомневайся. – Язык не поворачивался признаться ей, да и вообще кому-либо, что имя Леннокса преследовало меня днем и ночью, вызывая то страх, то гнев, то, хуже всего, благодарность.

* * *

Я вплыла в обеденный зал с высоко поднятой головой. В волосах, вопреки обыкновению, поблескивала корона, которая сегодня пришлась как нельзя кстати. На почетных местах устроились главные мужчины в моей жизни. Отец, как и полагается, восседал в центре и взирал на кушанья так, словно те нанесли ему непоправимое оскорбление.

По левую руку от него находился мой возлюбленный брат Эскал. Его глаза сияли, улыбка согревала сердце, а весь вид выражал то, чего мне так недоставало в отце.

Справа от отца виднелось пустое кресло, предназначенное для меня, а рядом, с угрюмой миной, ковырялся в тарелке дражайший Николас. Заметив меня, он едва не подавился. Со струящимися по спине волосами я смотрела на него в упор, во взгляде читался вызов. Пусть только посмеет пикнуть!

– Доброе утро, брат, – поприветствовала я и, обогнув стол, наклонилась поцеловать отца. Потрясенный не меньше моего, он заподозрил подвох и нахмурился.

Наполнив свою тарелку, я опустилась в кресло. Мой жених наконец собрался с духом и заискивающе произнес:

– Отрадно видеть тебя в добром здравии.

Я снисходительно улыбнулась, но промолчала. За время моего затворничества ко мне допускались только доктор и Эскал. Не знаю, заглядывал ли отец, мне не докладывали, зато Николас наведывался трижды, и всякий раз верная Ноэми давала ему от ворот поворот.

– Душечка, не хочется омрачать наше первое совместное утро ссорой, но после завтрака, будь добра, заколи волосы, – шепнул Николас самым любезным тоном.

Впрочем, уловка не подействовала.

Я повернулась и смерила его ледяным взглядом. По счастью, Николасу хватило ума отстраниться.

– Во-первых, если ты еще раз назовешь меня «душечка», я воткну вилку тебе в глотку. Во-вторых, у меня нет ни малейшего желания закалывать волосы. Я лишь исполняла твою прихоть, но отныне с этим покончено. Никто не помешает мне походить на маму, особенно сейчас. Ну и в-третьих, ты всерьез считаешь, что после всего можешь по-прежнему командовать мной?

Николас опешил, разинул рот, словно его огрели раскаленной кочергой. Признаться, у меня чесались руки проделать с ним такой фокус, если он не прекратит молоть чепуху.

Отец укоризненно покачал головой:

– Какое ребячество. Твоя мать…

– Мать была бы полностью на моей стороне, – парировала я. – И сгорела бы со стыда, услышав, как вы говорите со мной в таком тоне. – (Уязвленный, отец не нашелся с ответом.) – Она никогда не навязала бы мне в супруги человека столь сомнительных качеств.

Последняя фраза переполнила чашу отцовского терпения.

– Не вынуждай меня, Анника! – пригрозил он. – Иначе пожалеешь.

Я подалась вперед и понизила голос:

– Как в прошлый раз? – (Отец побагровел.) – Не тревожьтесь, я не собираюсь расторгать помолвку. Наш народ как никогда нуждается в стабильности. Но с вами, сэр, – обратилась я к Николасу, – мы будем видеться крайне редко и исключительно с моего дозволения. Это правило распространится и на нашу семейную жизнь. Пускай вы отняли у меня свободу, но мелких радостей вам не отнять.

Чувствуя, что сыта по горло, я встала и, не закончив завтрака, направилась к выходу, грациозным жестом подхватив подол платья. В точности как мама. Плоть от плоти.