Текст книги "Считай звёзды"

– Да что ты, мамка, мы озоровать совсем не будем! Война же началась! –закричали наперебой мальчишки. – Мам, купи нам, пожалуйста, пистолеты, а то нас на войну не возьмут! Папка, а мы к Захарке на войну поедем?

– Того раза хватило! До сих пор хребет болит! – отозвался лежащий на матрасе отец.

Старший сын Бессоновых давно переехал в другой город. Там он устраивал митинги, жёг какие-то покрышки, и уговорил-таки отца приехать на «сытное» местечко. Первое время на «митингах» им и вправду было хорошо. Они сразу почувствовали себя здесь как дома. Разбили палатку, застолбили своё место у общего котла. Дети тоже быстро нашли чем заняться – бегали по площади, выкрикивали какие-то революционные лозунги, махали флажками. Так было первую неделю, а потом ситуация резко изменилась. Ночью появились бойцы спецназа, и жестко разогнали всех митингующих.

Получив дубинкой по хребту, отец Бессоновых призадумался, понял, что революционные идеи не для него, собрал всю свою семью и рванул на восток поискать своё счастье среди шахтёров и заводчан.

– А вообще мой Захарка молодец! – вспыхнула вдруг в сердце отца гордость за сына. – Он – идейник! Он ррреволюционер! За пррравду воюет! И если бы ты, Ванька, хоть немножко на него похожим стал, я бы тебя тоже уважать начал! А Захар поднимется, вот увидишь! О нём напишут! О нём заговорят! Да нашей фамилией ещё… улицу назовут…

– И памятник поставят… – пробурчал Ванька, схватил наушники и пулей вылетел за дверь. Отец как всегда превозносил Захара. А ведь Ванька из кожи вон лез, чтобы стать похожим на брата! Он так же дрался напропалую, спуску никому не давал, но отец как будто этого не замечал, и Захар оставался героем, а Ванька – горем семьи…

«На войну, что ли, удрать! Может, хоть так удастся доказать отцу, что я тоже чего-то стою! – Ванька строил всё новые и новые планы. – А что? Это идея! Убежать туда, в самую горячую точку, совершить какой-нибудь подвиг! Вот было бы классно – ведь потом его покажут по всем телеканалам и напечатают в газете вот такими буквами. «Ваня Бессонов – ГЕРОЙ СТРАНЫ». А ещё там будет его фото в красивой военной форме, и он швырнёт эту газету отцу на стол, и потом отец будет бежать за ним и просить о прощении, а он уйдёт такой красивый и гордый дальше воевать…

***

– Олеська! Олеська! А ты уезжать собираешься? – встретили меня вопросом. Все наши высыпали во двор и теперь обсуждали услышанную новость. Все, конечно, были напуганы. Некоторые уже начали паковать чемоданы. Приближающиеся страшные перемены не радовали никого, но для поднятия духа наш Макар заявил, что пусть уезжают все, кто боится, а он-то уж точно никуда не поедет, и готов с автоматом в руках защищать родной дом. Подобное начали выкрикивать и остальные мальчишки. Так, видимо, они пытались скрыть тайный страх…

– Кто к нам с мечом придёт – от меча и погибнет! – произнес Кирилл подслушанную где-то красивую фразу.

– Кто к нам с мечом придёт – того легче пристрелить, – с насмешкой сказал Ванька Бес. Он тоже сегодня притащился на лавочку, но вёл себя на редкость сдержанно, не спорил ни с кем, не хамил.

Я повернулась и исподтишка начала разглядывать старшего Беса. Видок у него, конечно, был «зачётный». Фингал под глазом, «шухер» на голове. Ребята старались держаться от него подальше. Но меня его поступок у гаражей очень удивил. Все говорили, что он дерётся, но ведь меня-то он не тронул…

Бессоновы переехали к нам в начале зимы, и мы многого о них не знали. Мне иногда очень хотелось узнать, правда ли Ванька такой, как о нём говорят. Рассматривая своего недруга, я немного отвлеклась от разговора и тем, обсуждаемых на собрании. А разговоры в этот день на лавочках шли совсем не детские. И если раньше мы обсуждали кукол Монстер Хай, рассказывали друг другу разные интересные истории и делились школьными переживаниями, то сегодня только и разговоров было о том, что делать, если на наш дом упадёт бомба, и куда бежать, если в небе появится истребитель.

А небо над головой было чистое-чистое, синее-синее. Апрель как будто специально радовал нас солнечными днями, и вокруг было так тихо и мирно, что даже не верилось, что где-то по дорогам ездят танки.

Глава 5

ЗАРЕВО

Сегодня мы все в волнении. Ко мне должен приехать знаменитый на всю страну «Газфонд» – Лида сдержала своё слово! Последние три дня мы с ней не отходили от телефона, обзванивали все возможные фонды и организации, и несколько из них, включая «Газфонд», заинтересовались моей историей.

– Олеся, веди себя тихо и сдержанно. Делай то, что они говорят, даже если это тебе не понравится, – морально готовит меня Лида. Она очень волнуется, нервничает, говорит, что никогда не думала, что ей придется сниматься в фильме. Я, признаюсь, тоже никогда о таком даже не мечтала… а если и мечтала увидеть себя в телевизоре, то уж, конечно, не по такому грустному поводу…

Время идёт, и сначала мне кажется, что я абсолютно готова к приходу необычных гостей, но как только в коридоре раздаётся звонок и толпа чужих людей шумно входит в комнату, я сразу начинаю нервничать.

– Сядьте вот сюда. Заколем волосы – откроем личико, – сразу начинает колдовать надо мной какая-то девушка. Она пудрит мне лицо, потом прикладывает салфетки… её прикосновения для меня чужие, болезненные… но я терплю.

Какой-то мужчина гремит железками, женщина громко разговаривает по телефону, и все вместе они создают монотонный шум, от которого начинает кружиться голова.

– Лида, ты где? – испуганно зову я.

– Лиды здесь нет, – отвечает незнакомый голос. – Марианна Юрьевна, посмотрите! Шрамы будем убирать?

– Уберите! – резко выкрикиваю я.

– Нет, оставьте. Зрители должны видеть правду. – Это, наверное, их главная, но мне всё равно, кто она там.

– Я не хочу, чтоб меня видели со шрамами. Я хочу быть красивой… – опять прошу я.

– Тогда зачем всё это? – начинает убеждать меня эта Марианна. – Люди должны захотеть тебе помочь, понимаешь?

– Олеся, не спорь! Они знают, как надо, – слышу я Лидин голос.

Она опять рядом, берёт мою руку, и я успокаиваюсь немного. Я должна терпеть! Я же хочу опять стать здоровой! Голова кружится всё сильнее, боль начинает стучать в висках, и я уже не могу думать ни о чём, и начинаю выполнять бестолковые, как мне кажется, действия. – Постой около окна, посмотри вдаль, – командует Марианна, – а теперь идите на кухню, покажите ваш быт, как вы живёте. Так! А теперь сцена с игрушкой. Олеся, возьми вот этого мишку в руки и просто посиди в кресле… Всё, готово.

– Готово? Без единого слова? И это весь фильм?

– Ну что ты! Мы отсняли только проходные сцены, фоновые, а теперь нам предстоит самое сложное: посиди и подумай, что бы ты хотела рассказать, донести до зрителей.

***

Мы – я, папа и притащившийся невесть откуда Ванька – сидели на чердаке нашего дома и напряжённо глядели вдаль. Сегодня на чердак нас привели совсем не звёзды. В телескоп хорошо просматривался весь горизонт, и иногда были видны яркие вспышки…

Война подходила всё ближе, и новости были одна страшнее другой. По телевизору показывали танки, взрывы, раненых людей; такой страх появлялся внутри, что на душе постоянно скребли кошки.

– Пап, а зачем на площади военные ходят с автоматами? – В моей голове опять одна за другой всплывали страшные картины из фильмов.

– А это для острастки, чтоб боялись, – отец был напряжён и взвинчен, – зачем от дома отходила? Зачем лезешь на рожон?

– Пап, мы с мальчишками их автоматы хотели посмотреть… – я виновато опустила глаза.

– Евгений Палыч! Близко совсем! На горизонте! – закричал Ванька, прервав наш разговор. – Смотрите!

– Да насмотрелся уже! – отозвался отец. – Давайте спускайтесь вниз. Нечего тут околачиваться…

– Пап, а когда всё начнется? – испуганно спросила я. Отец пожал плечами.

– Да кто ж знает. Может, через неделю, а может, и сегодня…

Внизу толпились жильцы нашего дома. Они открыли подвал, таскали вниз матрасы, ящики.

– В подвале бомбоубежище будет! – сообщил нам Денчик.

Мальчишки тоже помогали – орали и вертелись под ногами взрослых.

– Я туда не пойду… там вампиры… – испуганно сказала я шепотом, вглядываясь в темноту подвала.

– Товарищи жильцы! – громко закричала комендант общежития тётя Ксюша. – В большой белой коробке с крестом будет общая медицинская аптечка. Здесь будут бинты, жгуты и обезболивающие препараты.

– А аптечка-то нам зачем? – не поняла я.

– А это если вдруг тебе во время обстрела ногу оторвет. Или голову, – ехидно объяснил мне Ванька. Я еле удержалась, чтобы не дать ему по шее. Хотя это вряд ли бы помогло – скоро я опять услышала его новые подслушанные где-то военные шуточки: «На вооружение страны поступили новые ракеты класса "На кого бог пошлёт!"»

Около подъезда стояла машина, туда спешно запихивали вещи наши соседи с первого этажа. Обстрела они, похоже, решили не дожидаться. Иногда я немного завидовала тем, у кого были машины. На прошлой неделе уехала наша подружка Дарина. "Сидели на чемоданах» родители Геры и Юрика, и даже моя подруга Ульяна собиралась в путь…

– А что тут делать? Ждать, пока бомба на голову упадёт? – копируя интонацию своей мамы, говорила она. Я была с ней согласна… Всем было страшно. Но у них были машины, были родственники в других городах, а нам с папой было ехать не на чем.

– Евгений Палыч, а вы машину угоните! – посоветовал ему один раз Ванька, – а когда будете угонять, кричите, что делаете это во имя Революции.

В тот день в городе объявили «Готовность №1». Все находились в нервном ожидании. Многие достали где-то ружья и теперь не выпускали их из рук. Около подъезда на случай пожара поставили ящики с песком. Весь день убирали мусор, тряпки – очищали двор от всего, что могло «помочь» пожару. Казалось, мы сделали всё, чтобы наш двор был готов к войне, но он всё ещё казался мирным и незащищённым: в песочнице по-прежнему лежали детские формочки, ведёрки, лопатки; прислонившись к лавке, стоял самокат.

Я ещё раз оглядела наш двор и дом и только сейчас заметила, что на яблоне начали распускаться белые цветочки. Природа хотела жить несмотря на войну! Я подошла к яблоне и дотронулась до веточек. Её цветы были такие нежные и беззащитные, что слёзы выступили на глазах. Мне стало страшно от мысли, что всё может быть безжалостно погублено… ведь война всё убивает на своём пути! Всё, что нам так дорого, может исчезнуть? Не останется ни песочницы, ни двора, ни детства?..

– Остановись, война… остановись! – как заклинание шептала я.

Глава 6

НОЧЬ ОГНЯ

Первые дни после больницы кажутся мне очень тяжёлыми. Меня мучают сильные головные боли, бессонница, слабость. И если в больнице моё состояния облегчалось лекарствами, то сейчас почти все они отменены.

Днём, когда Лида на работе, ещё терпимо. Я закрываюсь в комнате и часами лежу, накрыв голову подушкой – так я спасаюсь от резких звуков, которые очень меня донимают. С этим вопросом мы с Лидой обращались к врачам – они, конечно, успокоили, сказали, что это признаки восстановления моей нервной системы. Но я очень страдаю. Любые, даже тихие звуки, отзываются в моей голове тройным эхом.

Вечер. Мы с Лидой сидим на кухне. Она что-то режет, стучит ножом по доске, и рассказывает мне, как прошёл её день. Я вроде слушаю её, но в голове у меня совсем другие мысли.

– Лида, а слепым, оказывается, дают собаку-поводыря, – начинаю я издалека. – Собака эта очень умная, она может водить в магазин или в школу… в общем, ты должна подумать о собаке…

После моих слов стук стихает. Наверное, Лида удивлена.

– Олеся, собака-поводырь обычно… очень крупная, – говорит она после долгой паузы.

– Я знаю. Я люблю больших.

– А у нас квартира маленькая, – она начинает опять стучать ножом по доске, – и вообще, собака – это собака, вдруг она кошку увидит, тебя за собой потащит? Или будет злая какая-нибудь…

– Я буду её воспитывать, мне не будет скучно…

– Скоро тебе и так не будет скучно. Я ведь хожу на службу последние дни, потом буду работать дома, будем гулять… – Стук по доске становится всё чаще, всё напряженней, – ну, если тебе так хочется завести домашнее животное – заведём попугая.

– Мне не нужен попугай! – Лида думает легко от меня отделаться, но я раскрываю её план: – Хочешь меня обмануть, а не получится! Я хочу собаку, Лида! У меня и так уже отняли всё! У меня нет глаз, нет друзей, нет дома, нет семьи…

– Лесенька, как это нет семьи, а как же я?

– Ты это ты. Ты человек, а я хочу собаку! Понимаешь?! Собаку!

Я пытаюсь стукнуть рукой по столу, но сталкиваю что-то…

«Бах!» – раздаётся грохот, и от испуга я падаю на пол, закрывая голову руками. Меня резко накрывает боль, страх…

***

Свет в коридоре нашего дома мигал, как в фильме ужасов – то загорался, то гас, и тогда в темноте творилось что-то ужасное! Кто-то визжал, кто-то плакал, а кто-то читал молитвы..

– Что ж вы творите-то с нами? Ироды! Дайте воздуха дохнуть! – голосила баба Тоня, и крики её были так же страшны, как и взрывы.

… Это был наш первый артобстрел, и многие в тот день уже попрощались с жизнью.

Честно сказать, я тоже была уверена, что умру прямо сегодня. Прямо сейчас! Я уже как будто видела, какие записи сделают мои друзья на моей стене в контакте!

«Война не щадит никого!»

«Она была так молода!»

«Олеся Ткаченко… вечная память!»

После каждого залпа я сжималась в комок и ждала, что потолок вот-вот упадёт на наши головы. Это ужасное ожидание смерти сводило меня с ума!

В панике мы побежали в подвал, и хотя ещё вчера я не могла даже думать о том, чтобы спустится в этот склеп, сегодня все призраки и ужасы подвала померкли по сравнению с тем, что творилось снаружи, и мы, дети, вперёди всех устремились по ступенькам вниз…

В подвале нам стало немного спокойней. Залпы были здесь слышны тише. Взрослые додумались захватить свечу, и скоро причудливые тени заплясали по стенам… Мы ещё раз оглядели друг друга как в первый раз, увидели знакомые лица, увидели испуганные глаза…

– Господи, прости нам наши прегрешения, вольные и невольные, – молилась рядом со мной Ульянкина бабушка. Малыши ревели. Матери прижимали их к себе, успокаивали. Тут были все наши: и Алиса, и Ульяна, и Денчик…

Мы все сбились в кучку, присели на пол, начали прислушиваться к звукам снаружи. Скоро ещё один сильный взрыв буквально сотряс наш дом. Сверху посыпалась штукатурка, погасла свечка, я очень испугалась и схватила кого-то за руку. Когда свечу опять зажгли, я с ужасом обнаружила, что держу за руку… Ваньку Бессонова! Меня тогда сразу в жар бросило! Думала, что он меня убьёт, но он даже руку мою не захотел отпускать…

Да… многое поменялось в нашей жизни после этой ночи. Теперь все ссоры и обиды были забыты, ведь здесь у нас была одна общая цель – выжить.

– Можно выходить! – крикнул нам кто-то, и мы опасливо начали подниматься по ступенькам вверх. В подвале мы просидели каких-то двадцать-тридцать минут, но нам показалось что прошли часы!

Всё ещё дрожа от напряжения, я вышла. Вместе со всеми полезла на чердак, и очень об этом пожалела. С чердака хорошо был виден весь город. Где-то вдалеке ещё ухали разрывы, были видны яркие вспышки. Выли сирены «скорых» и пожарных машин. А в двух-трёх местах медленно расползалось багровое зарево.

– Горит! Горит! Посёлок горит! – закричали мальчишки, и меня начало колотить ещё сильнее. Мне было безумно страшно от того, что горят наши дворы, наши дома. Город заволакивало густым чёрным дымом, который лез в глаза, перехватывал горло…

– Смотрите, как нас убивают! – На крыше собрались почти все соседи. Многие снимали на телефоны, комментировали. Кто-то уже успел связаться с другим районом и теперь громко сообщал, что снаряды разнесли два дома, что есть жертвы.

«Какие все грязные и напуганные», – подумала я, а потом поняла, что после ночи в подвале и сама выгляжу не лучше…

Начало светать. Оказывается, в подвале мы просидели полночи. Все ужасно хотели спать, еле держались на ногах, но всё же внутри нас появилась какая-то надежда: мы пережили первый обстрел! Мы продержались! Мы живы! Мы выстояли в эту страшную ночь огня….

Господи, быстрее бы это всё закончилось!

***

Ночь. Лежу на кровати со льдом на голове. У меня был обморок, или припадок. Голову пронизывает боль, стучит в висках, сильно бьётся сердце. Лида испуганно рассказывает врачу скорой помощи, что я нечаянно уронила на плиточный пол пустую кастрюлю, испугалась грохота и потеряла сознание.

Врач делает мне укол, я немного успокаиваюсь, и меня накрывает чувство вины. Лида, наверное, в ужасе от моего поведения. Из-за постоянной боли я злюсь на весь мир, а срываюсь на неё. Бедная Лида… она сделала мне столько добра! От стыда мне хочется убежать и закрыться в комнате, но в таком состоянии я могу только плакать.

Лида провожает врача и садится ко мне. Она молчит. Не говорит ничего, просто гладит меня по голове. Сейчас у меня четвёртый этап переживания горя. Психологи, работающие со мной, доведут меня до пятого, и тогда, по их словам, мне станет легче. Я смогу всё забыть и начать новую жизнь…

– Извини, я совсем не хотела грубить, – тихо бормочу я, – просто голова болит. Я ненавижу эти громкие звуки, Лида… Особенно когда не ждешь ничего страшного, а тут… бах! Бах! Ба-бах…

Глава 7

СЧИТАЯ ЗВЁЗДЫ

Сегодня у нас весело. У Лиды день рождения, к ней пришли гости, родственники. Племянники у неё все как на подбор шумные, шебутные, горластые. Они не дают скучать никому, и даже мне. Они нарушили моё одиночество, растормошили, вытянули из комнаты и тут же затеяли интересную веселую игру – высыпали на пол все свои игрушки, и кладут мне в руки по одной, а я должна угадывать, что они мне подсунули…

– Это что? – спрашивают они меня, хихикая.

– Паровоз с трубой, что же ещё! – отвечаю. – Угадала?

– Да! А это?

– Трактор! Ой, нет-нет… бульдозер!

– Да! Как ты всё отгадываешь?

– Лесь, а тебя правда с настоящей войны привезли? – шепчет мне Андрюшка

– Так! Это кто у нас разговоры про войну завёл? – сердито прерывает его мать.

Пока их мама рядом, игра у нас совсем мирная, но как только она теряет бдительность и садится пить чай, мальчишки не выдерживают, суют мне в руки следующую игрушку. Я быстро ощупываю пластмассовый предмет, трогаю колеса, гусеницы, длинное дуло пушки…

– Это танк, – уверенно отвечаю я, вертя игрушку в руках. Я понимаю, что эти хитрецы не просто так мне его подсунули, – Т-34, скорее всего, а может, и другой…

– Лесь, а ты танки видела? – шепчут они мне опять, – ну расскажи немножко про войну! Какая она?

– Страшная…

***

Первые дни войны стали для меня тяжёлым испытанием. Я была уверена, что погибну, не могла есть, рыдала и тряслась как в лихорадке. Обстрелы обычно усиливались к вечеру. Слухи о разрушенных домах, пожарах и многочисленных смертях до нас доносились очень часто. Почти каждый день в городе хоронили погибших от артиллерийских обстрелов. Один раз всю ночь обстреливали только наш район, и, выйдя из укрытия, мы чуть не задохнулись от чёрного едкого дыма. Один из снарядов попал в стоящее неподалёку общежитие, произошло возгорание. Вместе со всеми я побежала на пожар и…

Пусть ничьи глаза никогда не увидят того, что в тот день увидели мы…

Деревянный дом полыхал, как подожженная бумажная коробка, а из горящих окон в панике выпрыгивали люди. Они падали прямо на асфальт, катались по земле, пытаясь сбить пламя…

Я зажала руками рот, чтобы не кричать, и побежала обратно. Потом всю неделю у меня дергался глаз. Ведь в этом общежитии жили многие мои знакомые, и даже один одноклассник.

Сначала мне казалось, что долго я не продержусь, что сломаюсь, что сойду с ума, но постепенно страх смерти как-то притупился. Я пришла к выводу, что возможно и не умру. Человек – гибкое существо. Он может приспособиться ко всему, и даже к войне, вот и мы приспосабливались, как могли. Ведь нельзя было всё время думать только о войне и о смерти! Наши родители всё так же просыпались утром и шли на работу, а мы, дети, старались посещать школу. К нам вернулись наши старые интересы. Иногда, в перерывах между двумя обстрелами, можно было погулять во дворе. Со временем мы стали бесстрашнее. Стали опытней. Безошибочно определяли, в каком районе стреляют, перестали вздрагивать, если вдалеке слышалось раскаты взрывов. Некоторые наши соседи даже стали относились к бомбежкам философски. Отец Ваньки, например, принципиально не прятался в подвал. Во время обстрелов вместе с друзьями он выпивал на лавочке. А металлист Васька говорил: «умирать, так с музыкой», и как только начиналась бомбежка, он садился у окна и включал Раммштайн…

Так мы потихоньку привыкали к войне, к новому образу жизни, и очень радовались, когда нам доводилось отдыхать в тишине. Вечера в мае были длинные, тихие, звездные. И иногда становилось хорошо и тихо, и тогда мы подолгу гуляли во дворе, ходили друг к другу в гости, проводили дома время с родителями…

Конечно, сейчас этого времени становилось всё меньше, ведь работать нашим родным приходилось больше, но я всегда с нетерпением ждала папу с работы. В такие минуты он казался мне удивительно большим, тёплым и добрым. Мы вместе с ним накрывали на стол, вместе ужинали и рассказывали друг другу как прошёл день.

Когда папа сильно уставал, я занималась своими делами: учила уроки или шла в гости к друзьям, но иногда, как в старые добрые времена, нам всё же удавалось выбраться на чердак. Я очень ждала этих вечеров, когда мы, взяв телескоп, забирались на крышу и любовались звёздами. В такие моменты время как будто замирало – телескоп опять делал нас ближе к звездам, приоткрывал завесу тайны, а папа с удовольствием рассказывал мне чудесные истории и делился своими представлениями о жизни.

– Кто сделал нашу планету, кто повесил на небе солнце и звёзды? – часто выспрашивала я, когда была совсем маленькой, и получала от отца не всегда ясные, но всегда уверенные ответы. Как все люди, изучающие небо, Бога он не отвергал, а даже наоборот – был уверен в его существовании.

– Вселенная слишком сложна, чтобы появиться сама собой, – говорил он часто. Он называл Бога высшим разумом, объяснял, что Творец настолько совершенен, что мы никогда его не постигнем. В его рассказах Бог был каким-то далёким, непостижимым, недоступным. Но чем больше он мне про него рассказывал, тем больше мне хотелось узнать его поближе, разгадать его тайны, подняться ввысь к сверкающим звёздам.

Как-то раз папа вернулся с работы чуть раньше обычного.

Мы быстро поужинали, взяли телескоп, книги, тетрадки, и под прикрытием темноты пробрались на чердак.

Папа сначала залез сам, потом помог мне. Светя фонариком и аккуратно переставляя ноги, мы направились к небольшому окну, и вдруг услышали звук… На чердаке кто-то был! Кто-то, быстро-быстро перебирая ногами, убежал в темноту! Я схватила папу за руку. Это было так необычно, так страшно – ведь впервые за пять лет мы обнаружили на чердаке кого-то кроме нас! Сердце моё бешено заколотилось, но мой отец, конечно, не испугался.

– Кто здесь? Выходи! – и он начал шарить лучом фонаря по стенам.

– Чердак, вообще-то, общий! – ответил ему из темноты обиженный голос, и луч фонаря осветил тёмный силуэт. Я сразу узнала его, это был Ванька Бес!

– Фонарь свой убери. В глаза светишь, – попросил Ванька, ещё не видя, с кем разговаривает. – Евгений Палыч? Вы?

– А ты чего тут один сидишь? Опять от родителей прячешься? – тоже удивился отец и, не получив ответа на свой вопрос, пригласил Ваньку к телескопу – посмотреть на звёзды.

Кто-то из древних сказал, что астрономия прививает смирение. Глядя в телескоп и примерно оценивая размеры Вселенной, ты действительно чувствуешь себя песчинкой на сверкающем небосводе…

Представить только… наше солнце – это всего лишь ближайшая звезда, вокруг которой вращаются планеты, и таких звёзд в небе миллионы, миллиарды… и среди всех этих миллиардов солнц наша огромная Земля всего лишь бледно-голубая точечка…

В тот вечер и Ваньку было не отогнать от телескопа. Папа показывал ему Марс, Млечный Путь, Туманность Андромеды, и мальчишка был просто в восторге. Даже взгляд его изменился. Рядом с нами стоял уже не бестолковый хулиган, а пылкий, стремящийся к знаниям подросток.

На крыше было холодновато, мы сидели там долго, сильно замерзли, и в итоге папа пригласил Ваньку к нам погреться. В их дела семейные мой отец решил не ввязываться, а вот накормить ребёнка он считал себя обязанным.

Пока отец складывал вещи, Ванька вертелся около меня и донимал вопросами – к счастью, ответов на свои вопросы он не ждал, поэтому я могла молча слушать его.

– Как ты думаешь, звёзды сосчитать можно? Кто-нибудь пробовал их сосчитать? А я вот смогу! А я вот сосчитаю!

В тот вечер я сама не заметила, как вместо Ваньки я стала звать его Ваней. Потом он добавил меня в друзья «Вконтакте», и с тех пор стал частым гостем наших с папой посиделок. Прячась в кабинете моего папы, мы часто делали вместе уроки, переписывались в сети, изучали звёзды, слушали Виктора Цоя. Последнее конечно для меня самой стало неожиданностью. В моем плейлисте были только девчачьи поп-группы, но когда папа сказал мне, что в далекой юности он увлекался творчеством Цоя, я прониклась к этому певцу уважением. Папа и Ванёк за эти дни тоже сильно подружились. Так как со своим отцом Ваня не общался, он привязался к моему. Он бегал для папы за книгами в библиотеку, помогал чем мог, и я иногда даже ревновала, когда они вместе смотрели футбол.

Конечно, никто из ребят нашего двора о нашей тайной дружбе не знал, и нам приходилось прилагать к этому максимум усилий. Во дворе Ваньку недолюбливали, и для ребят из двора он так и оставался хулиганом. Но когда он общался со мной и с папой, он как будто оттаивал, становился таким хорошим, таким добрым, что я понимала его сестру, которая ни на шаг не хотела его от себя отпускать.

***

Через неделю нам позвонила Лена и сказала, что видеоролик с моим участием уже готов. «На телевидение его пока не запустили, но в интернете уже посмотреть можно», – сообщила она, и мы с Лидой сломя голову побежали к компьютеру.

– Ну, что так долго?!

– Грузится, ещё грузится, – успокаивает меня Лида, пока я от нетерпения ёрзаю на стуле. Моё сердце бешено колотится, и, хотя я и осознаю, что смогу услышать только звук, мне всё равно очень волнительно. Ведь не каждый же день удается посмотреть фильм про себя…

«Двенадцатилетняя Олеся пока не может привыкнуть к нормальной жизни. Ещё совсем недавно она теряла близких в обстрелах, пряталась в подвалах и пыталась сбежать из страшного плена», – слышу я голос диктора на фоне тихой музыки, и сначала мне почему-то кажется, что в фильме рассказывают не про меня, про кого-то другого.

– А что там на экране показывают, Лида? Что? – выспрашиваю нервно. Ей-то хорошо, она всё видит, а я что, должна только звуки слушать?..

– Сейчас показывают ту сцену, где мы с тобой на кухне посуду моём, – быстро начинает рассказывать мне Лида. – Это ты одна. У окна стоишь. Музыка красивая, правда?

«Мы никого не трогали. Мы не ходили ни на какие митинги. Мы не хотели войны», – слышу я свой голос, и на глаза сами собой наворачиваются слёзы. Как же тяжело вспоминать всё это!

Глава 8

САМОЛЁТ

На улице май, впереди жаркое лето… Вечера в городе тёплые, и мы с Лидой часто гуляем. Она приводит меня в парк, мы ходим по дорожкам, разговариваем, едим мороженое, иногда читаем. Особенно мне нравится когда она читает мне библию От этой книги веет чем-то таким тёплым, влекущим в другой мир. До встречи с Лидой библию я даже в руках не держала, но теперь, благодаря ей, далёкий когда-то Бог становится немного ближе, понятней, и я удивляюсь Его доброте, Его любви и всепрощению. Иногда мне даже хочется научиться прощать так же как Он. Но когда приходят воспоминания, все мысли о прощении и принятии как-то улетучиваются.

Вот сейчас например, я ем мороженое, и слышу странный монотонный гул. Я пытаюсь нащупать Лидину руку, не понимая, почему меня мучает страх перед этим звуком.

– Самолет, – сообщает мне Лида, – низко летит. На посадку пошёл. На аэродром.

Я ведь раньше никогда не боялась самолётов! «Самолет, самолёт! Ты возьми меня в полёт!» – радовались мы всякий раз, когда один из них пролетал над нашим двором, а потом…

– Лида, а у тебя тетрадка для записей с собой? – спрашиваю я. – Кажется, я что-то вспомнила.

***

Как-то мы с ребятами поехали за продуктами. С едой в последнее время было туговато, и, чтобы купить что-нибудь, нужно было узнать, где «сбрасывают» продукты. В тот день пронеслась новость, что в соседней посёлок пришла колонна машин с гуманитарной помощью. Решаться надо было быстро. Родители были у всех на работе и мы, решив, что уже достаточно самостоятельные, поехали одни.

Нас было семеро: я, Алиска, Денчик, Макар и увязавшиеся за нами Ваня, Машка и Лиза Бессоновы. Минут сорок мы тряслись на старом пазике, а потом, на нашу беду, он сломался. Водитель, открыв капот, громко выругался, а мы, испугавшись, что нам ничего не достанется, решили пойти пешком.

Дорога была дальняя и в основном лежала через пустырь. По дороге Машка всё-таки успела немного закуситься с Макаром, и мы даже отошли от них на почтительное расстояние… и надо же такому случиться, что именно в тот момент начался очередной артобстрел! Сначала долго бухали из «Града», и мы, уже наученные и опытные, ползли ползком или перебирались короткими перебежками.

В это время я постоянно оглядывалась, смотрела, как там Ванька и его сестры. Они пошли другой тропинкой, ползли в нескольких метрах. С Ваньком мы периодически переглядывались, и я уже хотела было попросить ребят помиловать Бессоновых и позвать их к нам, но тут мы услышали какой-то странный далёкий гул. По небу летел самолёт. Без надписей и определительных знаков, он летел очень низко… Это был очень плохой знак – самолёт словно выискивал кого-то.

Мы растерялись. Не зная, что делать, легли и прижались к земле. Мысль о том, что нас могут расстрелять, сводила с ума. Я поймала Ванькин взгляд, всё-таки помахала им рукой, и Бессоновы тут же присоединились к нам. Всем вместе было как-то спокойнее…

– Первым делом, первым делом самолёты… «Вы лётчик? – Зенитчик!» – для поднятия боевого духа рассказал анекдот в тему Ванька, и мы даже попробовали улыбнуться, но потом все взгляды наши опять устремились на самолёт.

– Ну а что мы так переживаем, может быть, он просто летает? – утешала себя Алиса.

– Ага, гуляет просто, – съехидничал Денчик, – лежим, головы не поднимаем!

– Неужели бабахнет? – размышлял Макар, и вдруг в подтверждение его раздумий, вдалеке, где виднелись дома, раздался страшный грохот, и в воздух поднялся гигантский столб пыли.

Земля, получив удар, болезненно охнула, и мы припали к ней, почувствовав её вздох. Сердце бешено заколотилось, от страха сразу бросило в жар…