Текст книги "Считай звёзды"

Видя, что я «онлайн», ребята начинают мне писать, интересоваться:

«Дратути! Куда пропали?»

«Как дила? Лайкни аву плиз!»

«Го новые фотки комментить!»

Всё это сообщения от одноклассников. Хорошо им! Живут, радуются, выкладывают фотки, и не знают, что их Олеся смотрит сейчас во все глаза на экран компьютера и видит только темноту.

– Закрывай! – не выдерживаю напряжения я. – Надоели.

– Мы что, не будем им ничего отвечать? – осторожно спрашивает Лида.

– А о чём я им должна писать? – раздражаюсь я. – Что полгода в больнице пролежала? Что инвалидность дали? Что я не могу их фотки комментить, потому что безглазая теперь?!

Мой монолог прерывает телефонная трель. Лида уходит и через минуту врывается в комнату с новостью: «Деньги на операцию перечислены, нас ждут в одной из столичных больниц».

Скоро решится моя судьба!

– Лида, – я хватаю е за руку и чувствую, что она тоже дрожит, – когда они нас ждут? Уже завтра? Уже завтра?

…Опять будет больно… боюсь операции…

– Завтра надо ехать, – подтверждает Лида, – надо собирать вещи. Выключаю компьютер?

– Выключай! Хотя нет, подожди! – взволновано говорю я. – Ваню Бессонова найди, пожалуйста! Он в друзьях у меня… самый первый. Когда он в сеть выходил?

– Был в сети 28 июля прошлого года в 16.45…

***

Батальон «Удар» расположился в хвойном лесу. Сосны тут были высокие, и поэтому от посторонних глаз здесь легко можно было спрятать тяжёлую военную технику – бронетранспортёры, танки.

– Вот это наша гордость! Наши кони боевые! – рассказывал Захар, проводя брату экскурсию по лесу. Ванька не переставал удивляться, ему хотелось все и сразу: и посидеть в танке, и покататься на бронетранспортёре, и выложить пару фоток в контакт…

«Пацаны умрут от зависти, когда увидят!» – предвкушал он, с гордостью поглядывая на брата. Всё-таки не зря отец ставил всегда его в пример!

Захар действительно многого добился, в батальоне был на хорошем счету, дослужился аж до командира танкового отряда. Брат был в полной военной амуниции, в чёрной маске, в бронежилете и шлеме.

«Когда-нибудь и я стану таким, как он!» – думал Ванька, а Захар всё хвалился, что «работёнка» в батальоне не пыльная, что людей своих он под пули не кидает, и поэтому уже два месяца они только ухаживают за машинами да ходят в разведку.

– Ты не переживай, будешь у меня тут в целости и сохранности, – успокаивал он брата, – боёв тут сто лет не было, наверно уже и не будет, а то бы я тебя сюда не перевёз. За разговорами они подошли к одной из землянок, Захар показал Ване его койку, велел перенести вещи.

– Вот подарочек от меня! – подмигнул он и протянул брату какой-то свёрток.

В кульке находилась форма военного образца – камуфляжные штаны и такого же цвета куртка. Ванёк быстро приоделся и начал разглядывать себя в осколке зеркала. Конечно, он видел себя не полностью, скорее, только лицо, но глаза его горели. В этой военной форме он казался себе таким взрослым и крутым, что в голове тут же запрыгали заголовки новых видеороликов: «Школьник спас целый батальон!», "Из-за ранения командира шестиклассник взял на себя командования отрядом", "Подросток героически провел операцию!», «Ваня Бессонов – двенадцатилетней Герой!»

– Захар, а у вас Герои в батальоне есть? – спросил Ваня, потуже затягивая ремень.

– У нас все Герои, только сюда не за этим едут, – насмешливо сказал Захар. – В основном, тут все ради денег, а за те гроши, что нам платят, грудью на амбразуры бросаться не стоит.

Эти слова брата Ваню, конечно, слегка смутили, но боевого настроя он всё же не растерял. Ещё бы! Его переодели в военную форму! Его обещали покатать на БТРе, его сфотографируют на настоящем танке! Ему казалось, это какая-то новая веселая игра…

«Батальон «Удар». С нами Бог», – было написано у него на рукаве, и эта надпись очень его успокаивала. Если с ними Бог, то им не придется никого грабить, не придётся ни в кого стрелять, и всё у них будет хорошо… наверное.

– Ну ты красавчик! – встретил его брат, когда Ванька подошёл к костру в своём новом обмундировании. – Ну что, вставай, будем посвящать тебя в бойцы.

– Как это? – удивился Ванька, и только сейчас заметил, что около костра собралось очень много народу, и все взгляды устремлены на него.

– Игра называется «Русская рулетка», – громко объявил Захар. В пустой барабан револьвера он положил один патрон…

– Сейчас я три раза нажму на курок. Три осечки – твоё счастье.

– Захар, ты что, шутишь? – попытался достучаться до него брат, но тот молча направил на него пистолет…

– Раз… ой! Осечка! Два… осечка! Да ты везунчик, парень! А ну как ещё раз… три!

Раздался выстрел…

Ванька вскрикнул и упал на землю. На секунду его сердце как будто перестало биться, он весь сжался в комочек, ожидая сильной боли, но боли почему-то не было. А потом он услышал, что все вокруг просто покатывались со смеху. Конечно, это была шутка… Жестокая, армейская, и Ване, наверно, тоже надо было рассмеяться… Под дружный хохот он встал и ушёл в самый дальний угол. Он был очень обижен, зол на брата, что тот так его напугал и опозорил…

А как легко было быть смелым и крутым во дворе! Здесь, среди взрослых мужчин и стреляющих орудий, не растерять свою смелость оказалось очень сложно.

Когда бойцы немного успокоились и сели к костру есть и травить военные истории, он ушёл подальше, старался не смотреть на них. В этот момент ему очень захотелось рассказать всё звёздам, то есть Олесе…

– Захар, зря брата так напугал, – всё-таки заступился за него один из вояк, – такое и мужики не все выдерживали, а он ребёнок.

– Ничего! Злее будет, – отмахнулся Захар. – Видишь, глазищи какие красные. Зверь!

Глава 12

О ЧЁМ ПЛАЧУТ БЕРЁЗЫ?

Утром следующего дня Ванька проснулся чуть свет. Программа у него была насыщенная: шашлык, катание на бронетранспортёре, игры в танке. Это занятие нравилось ему особенно

– Снаряды к бою! – кричал он Захар, и Ванька быстро нырял в танк, и выполняя задание. Так они тренировались уже часа два, и Захару это занятие уже изрядно надоело, но Ванька требовал ещё и ещё…

– Восемнадцать секунд! – сообщил брат, когда Ванькина довольная мордашка опять показалась из танка. – Отличное время!

– Нет, это много! Я хочу за десять секунд заряжать, – твёрдо сказал Ванька. – Ну ещё разочек!

– Восемнадцать секунд! Лучше уже не будет. Темнеет, я не вижу ничего.

– Ну Захааар…

– Отставить! – решительно скомандовал брат. – Мне надоело! И ты отдохни. Иди вон на звезды свои посмотри. Ты же постоянно туда пялишься. Тебе что там, приветы из космоса передают?

– Ну, типа того! – заулыбался Ваня и лег прямо на крыше.

В небо он смотрел каждую ночь. Как и обещал Олесе, он думал о ней, о жизни, искал звёзды и созвездия, которые выучил благодаря Евгению Павловичу. В лесу была темень, хоть глаз выколи, и звёзды тут казались особенно большими и яркими.

– Захар, иди сюда! Смотри туда! Вон созвездие «Гончие псы» а вон «Весы», – начал было рассказывать брату Ванька.

– Я не романтик, – отмахнулся Захар. – Ты лучше глянь, кто к нам идёт. Сейчас они тебе тут покажут «звездопад».

Ваня посмотрел вдаль, куда велел ему брат, и действительно увидел, что по лесной ухабистой дороге медленно двигались две машины, похожие на «Урал». Скоро они подъехали совсем близко. Бойцы вылезли, поздоровались.

– Захар, а что они здесь в лесу делать будут? – поинтересовался Ваня.

– Стрелять по врагам. Что же ещё? – ответил Захар. – Сейчас там бой идёт. Это же «Грады». Видел хоть раз, как стреляют?

– Видел. Только немного с другого ракурса…

– Уши закрывай, а то перепонки лопнут! – предупредил его брат, и понеслось…

Когда машины одна за другой начали стрелять, Ване захотелось закопаться в сырую землю.... Поглубже. Огненные снаряды с огромной скоростью вылетали из направляющих, земля стонала, и все вокруг ходило ходуном. Зажав как можно сильнее уши, Ваня смотрел, как горящие звезды, пролетев над его головой, исчезали вдали. В ту минуту он думал только о том, что ни за что на свете он бы не хотел оказаться в месте, где они упадут!

***

Я залезла на наш чердак и подошла к окну. Отсюда, с крыши, город всегда казался мне таким мирным, незащищённым, что сердце сжималось от боли. А между тем, на улицах уже вовсю шла война. С каждым днём становилось всё тяжелее. Съестные припасы потихоньку заканчивались. Помимо этого начались сильные перебои со светом, водой. Интернет «поймать» тоже было тоже практически невозможно. И всё что мне оставалось, это играть в игры на телефоне и общаться с Ванькой в нашем импровизированном «Скайпе».

«На связь» я выходила каждый день. Как и обещала, разговаривала со звёздами, и в такие моменты сама над собой посмеивалась. Хотя… с небом разговаривать было легко, ему можно была рассказывать секреты, открывать тайны сердца, не боясь, что оно кому-то разболтает. Иногда я говорила со звёздами, иногда рассказывала что-то Ване, а иногда мне вообще казалось, что я разговариваю с самим Богом.

«Привет Бог, это я… Леся. Знаешь, а у нас-то тут совсем беда. Эти обстрелы замучили, и еды нормальной нет. Хотя… тебе уже, наверное, надоело слушать каждый день одно и то же. Слушайте, звёзды, вы ведь точно видите, как там Ваня! А я здесь на него очень сержусь. Он взял и уехал, и мне его не хватает… В общем, звёзды, вы только Ваньке не говорите, но он мне очень дорог. Да ладно, что скрывать! Ваня, я тебя очень полюбила! Я всей душой к тебе привязалась. Ты мой самый лучший друг! Только ты, наверно, никогда об этом не узнаешь… Ну вот, у нас опять обстрел! Похоже, опять придётся ночевать в подвале… как уже это всё надело… Ну ладно, пока! Я в подвал».

Последнее время обстрелы заметно участились, на улицу выходить было опасно, и мы, как могли, коротали время в подвалах: читали книжки, разгадывали кроссворды, и даже иногда играли. Подвал с недавних пор стал для нас родным, и мы сделали всё, чтобы чувствовать себя здесь комфортней. Жильцы дома соорудили тут из ящиков кровати, принесли тумбочку, маленькие столики, и теперь здесь можно было поспать и даже приготовить ужин. Нас по праву можно было считать детьми подземелья: мы натащили в подвал книжек, всяких настольных игр, и даже плакат с Джастином Бибером. Его принесла сюда Алиса. Мальчишки при виде плаката плевались, но всё-таки разрешили его оставить в память о ней.

В тот вечер всё было как обычно. Взрослые читали или тихо беседовали, Макар и Денчик играли в какую-то телефонную игру, а мы с младшей сестрёнкой Макара сидели и рассматривали «киндеры». Полина по одному доставала их из сумочки, а я расставляла рядами на столе. Эту коллекцию она собрала ещё в те, довоенные времена. Теперь о «киндерах» и шоколадках можно было только мечтать, и поэтому эти маленькие игрушки грели нам душу. Рассматривая их, мы как будто снова возвращались в те далёкие времена, когда у нас все было, а главное – было счастливое детство, и не было войны…

– Смотри, какой бегемотик! – Полина протянула мне ладошку с очередной игрушкой. – Мне тётя Жанна подарила, у неё целая коллекция, а это вот мишки, а это дерево со зверюшками. Их тоже целая…

Слово «коллекция» Полина сказать не успела, потому что вдруг раздался страшный грохот, и какая-то нечеловеческая сила как будто вжала нас в пол.

Перед глазами мелькнули папа, мама, Ванька, какие-то еще картинки… Обычно в подвале залпы были слышны намного тише, но в этот раз слышимость была просто чудовищная, и в тот же момент с потолка градом посыпалась штукатурка и пыль. Послышался звон стекла, все вокруг заволокло каким-то белым туманом, и заложило уши, и потемнело в глазах… Всё это длилась каких-то несколько секунд, но все мы сразу поняли что случилось что-то ужасное, непоправимое – в наш дом попал снаряд!

Я закашлялась, пытаясь хоть что-то разглядеть в пыли. От ужаса я не могла встать с земли и только испуганно оглядывалась по сторонам. В тумане кто-то причитал и плакал…

– Мама! Мамочка! – закричала Полина, и, как будто придя в себя от этого крика, я вдруг вскочила и побежала наверх. Сердце бешено колотилось, первым делом я хотела узнать, всё ли в порядке с моим папой! Он ведь должен был скоро вернуться. А что если он подошёл к дому в тот самый момент?! Пол в подъезде был усыпан кусками штукатурки и мелкими осколками стекла.

– Мама-а, Лен-аа! Дан-и-ил! – истошно вопили соседи, в панике ища своих.

В последнее время общежитие заметно опустело. Уехали все, у кого была возможность уехать. В доме остались только бабушки, наотрез отказавшиеся сбегать, и четыре-пять семей, которые проводили своих отцов в батальоны.

Я первой выбежала во двор и остолбенела. Там всё дымилось и шипело. Снаряд попал не в сам дом, а во двор, но ущерба от этого было не меньше. Взрывной волной были выбиты всё стёкла. От взрыва дом почернел и обуглился, но основной удар пришёлся на второй подъезд, там из полуразрушенной боковой мансарды летели красные искры

«Неужели пожар?» – пронеслось у меня в голове…

– Быстрее! Быстрее, там огонь! – испуганно закричала я соседям.

– Гори-и-им! – тут же завыли женщины, и началась еще большая паника. Кто-то начал звонить в пожарную, кто-то просто бегал по двору. Мужчин в нашем доме осталось немного, а женщины, вымотанные постоянным стрессом, только плакали и ругались. В этой кутерьме я увидела отца. Он подбежал откуда-то и сразу привёл нас в чувство:

– Что вы кричите?! За дело! Быстрее! Шланги! Вёдра воды! – начал командовать он.

Как мы все бросились тушить пожар! Тут уж и мы, дети, не отставали от взрослых. Закидывали песком, затаптывали, пытались сбить огонь. На улице была тёмная ночь, но от пожара во дворе стало светло как днём.

Скоро жильцы нижних этажей организовали подачу воды, они спускали её вниз в вёдрах, а мы передавали друг другу по цепочке. Я тоже встала в цепочку вместе со всеми. Двумя руками схватила ведро и передала стоящему рядом – какое же оно было тяжёлое! Я ещё не успела отойти от первого, а мне уже подавали второе. От напряжения у меня затряслись руки, а надо было передавать четвёртое, пятое. После каждого вылитого ведра огонь яростно шипел, плевался паром, злился, но почему-то разгорался ещё сильнее. Силы были явно неравны, и пока мы пытались залить его внизу, он уже успел подняться на крышу. Вот уже и крыша начала странно трещать, то тут, то там были видны языки пламени, так что и подойти уже стало невозможно!

– Назад! Назад! – закричал кто-то, а чердак уже заполыхал, и, казалось, закричал от боли и ужаса…

Мы отошли к забору и смотрели, как горит наш дом. Мы были совершенно бессильны перед огнём. Это было так страшно! Ужасно. Мы всё не могли поверить, что горит наш дом…

От дыма резало глаза, у многих текли слёзы, хотя, пожалуй, они текли совсем не от дыма, а от боли, от злости и обиды на того, кто взял и за секунды разрушил нашу жизнь, уничтожил всё, что нам было так дорого…

Вскоре послышался вой сирен, и мы увидели пожарную машину.

– Быстрей, быстрей, перекрытия деревянные! – кричали соседи пожарным, но те не поддавались панике, работали слаженно и четко. Скоро около нашего дома собралась толпа зевак. Все кричали, что-то советовали, узнавали, есть ли жертвы. Жертв, слава Богу, у нас не было! Если не считать бабу Тоню, которой стало плохо: от ужаса у неё, видно, очень подскочило давление.

За первой пожарной приехала вторая, затем третья; мощные струи воды сразу превратили пламя в дым, сначала он был чёрным, потом стал густым белым. Огонь постепенно унимался, затухал. С ним пожарники справились минут за десять, но потом ещё долго поливали дом водой. За это время на улице уже немного рассвело, и все жильцы начали расходиться по квартирам и оценивать масштабы бедствия.

Я поднялась наверх и не узнала нашу комнату. Окно было выбито. Кровати, диван, телевизор, книги, компьютер – залиты водой.

– Ничего, главное сами живы, – пытался успокоить меня отец.

По сравнению с другими жильцами мы с папой пострадали не сильно. В квартирах, которые находились по левую сторону, жить было уже невозможно. Было больно смотреть, как люди, вмиг оставшиеся без крова, горестно ходили по пепелищу и откапывали, протирали от копоти, рассматривали дорогие сердцу вещи…

Совершенно измотанная и подавленная, я спустилась во двор. Интересно, какой силы же должен был быть снаряд, если он нанёс такой ущерб?..

– Вот это да! Похоже, пятисотка была! –мы снимали на телефоны, обсуждали происходящее.

– Фугаска точно! Полдома разнесло! – К этому времени мы уже хорошо разбирались в снарядах, умели определять из чего и откуда стреляют.

– Три дерева свалило! Горку погнуло! А травы сколько пожгло!

Мы долго подсчитывали «убытки». Я ещё раз оглядела весь двор – лавочка, на которой мы любили сидеть вечерами, была вырвана с корнем; сильно пострадал решетчатый забор: он был словно выдавлен наружу какой-то страшной силой. Столбы, где сидели львы, были разбиты осколками. А куда же делись сами львы?! где же они?..

Мы гурьбой подбежали к забору и обомлели. Столбы были пусты. На них никто больше не сидел.

«Может, их кто-нибудь убрал?» – промелькнуло в моей голове, но нет… Рядом со столбами мы увидели бесформенные и обугленные куски гипса. Один из них был похож на львиную морду. Очевидно, львов сбило взрывной волной, и теперь они лежали на земле, расколотые на мелкие кусочки. Охраняя нас, они, конечно, приняли весь удар на себя, и… погибли. Мы в ужасе смотрели на смерть Гоши и Зевса, и нам казалось, что это начало конца. Наши львы погибли! Нас больше некому защищать, и поэтому вокруг теперь такая разруха и горе!

Совершенно поникшие, мы вернулись на лавку. Грязные, перепачканные гарью и пылью, мы сидели и горестно молчали. Эта ночь так вымотала нас, что даже эмоций ни у кого не было. Ничего не хотелось.

– Идите сюда! – крикнула вдруг Полинка. Её звонкий голосок быстро привёл нас всех в чувство. Она стояла около подъезда и хотела показать нам что-то. – Ну, идите же сюда! Идите! Смотрите, тут… берёзка плачет!

Вы когда-нибудь видели, как плачут деревья? А мне вот довелось. Около нашего подъезда в палисаднике росла маленькая стройная берёзка, её привезла соседка тётя Катя. Она выкопала её где-то в лесу и пересадила к нам во двор. Сначала берёза очень сильно болела, как будто скучая по своему лесу, поблекла, зачахла… Но тётя Катя заботилась о ней, поливала, удобряла, и прошлой весной березка ожила, зазеленела. Жаль, что ненадолго. В её ствол попал уродливый осколок снаряда, и теперь она стояла, пригнувшись к земле, а из «раны» её капал прозрачный сок. Он действительно был похож на слёзы…

Мы тихо подошли к берёзке, попытались вытащить осколок, но она не хотела успокаиваться, и всё плакала и плакала… Интересно, о чём она плакала? Наверное, о нас.

Глава 13

ПРОЩАНИЕ

Наверное, это был самый тяжёлый удар! Ещё два дня назад мы ничего не знали. . А потом этот пожар, слезы, суматошные сборы и переполненный автобус…

В конце июля началась экстренная эвакуация. Город находился на осадном положении, его нужно было освободить от «балласта». В первую очередь вывозили женщин и детей. Я, конечно, до последнего верила, что папа уедет вместе со мной, или, в крайнем случае, оставит меня в городе. Но вечером перед отъездом он сообщил мне ужасную новость: я еду одна, потому что он обязан сохранить мне жизнь.

Путь обещал быть тяжёлым. Те, кто звонил из эвакуации, рассказывали про ужасные заторы на дорогах, про бессонные ночи под пулями. Но больше всего я переживала из-за расставания с папочкой, и поэтому в тот вечер ни на шаг не хотела его отпускать. Всю ночь пред отъездом мы просидели в темноте, обнявшись. Изредка я начинала плакать и причитать, что не хочу ехать без него, что боюсь его потерять, что боюсь смерти.. и тогда он утешал меня, обещал, что расставание ненадолго, что скоро военный конфликт закончится, и мы опять будем вместе. Но я ему почему-то не верила…

Утром мы встретились с ребятами, и в последний раз оглядели наш когда-то многолюдный двор. Конечно война не щадила никого! За эти несколько недель у стариков прибавилось морщин, у взрослых седины в волосах. Глаза детей стали пустыми и испуганными. Вот и наш дом после пожара выглядел, как старая «заброшка», и грустно смотрел на меня пустыми глазницами выбитых окон.

– Прощай, любимый Дом, – тихо сказала я, но моё сердце просто разрывалось от злости и горя. Мне хотело орать, звонить во все колокола, добиваться ответов на свои вопросы.

– Пап, почему они всё разрушают! Почему продолжают воевать! Почему не хотят сдать оружие и остаться хоть и побеждёнными, но живыми? – часто спрашивала я отца, и он начинал объяснять мне про ситуацию в мире, про иностранных наёмников, про информационную войну.

Последнее время он вообще говорил мне странные вещи. Просил хорошо учиться и никогда не переставать улыбаться и смотреть на звёзды… Скоро мы подошли к большой толпе людей, ожидающих эвакуации. Война была уже совсем близко. Обстрелы практически не прекращались, вот и сегодня грузиться в автобусы тоже пришлось поспешно. В первые два автобуса сажали только детей. Нас должны были отвезти в какой-то оздоровительный лагерь, а сопровождать нас вызвалась учительница биологии Тамара Львовна. Отец зашел вместе со мной в автобус и теперь стоял рядом, всё ещё не решаясь отпустить мою руку.

– Смотри, не сбеги оттуда без меня, – попытался пошутить он.

Последнее время он сильно сдал. Похудел, осунулся, начал часто кашлять, и мне было больно смотреть на это…

– Папочка, милый, я так тебя люблю! – опять прижалась я к нему сильно-сильно. Я стараясь запомнить это мгновение, его сильные руки, его запах, но тут бабахнуло где-то совсем близко, и отец быстро отпустил меня. Он не любил долгие прощания, и я его прекрасно понимала.

– Трогай! – махнул он рукой водителю, бросил на меня последний прощальный взгляд и выскочил из автобуса. Двери захлопнулись, разделив нас с родными, и мы все припали к окнам. Мы стучали по стеклу, махали, кричали что-то… Скоро автобус дёрнулся и, как огромный корабль, медленно поплыл вперёд. Наши родители пошли за автобусом, пытаясь подольше находиться в поле нашего зрения. Мы все ломанулись к заднему окну. Я нашла глазами папу. Он стоял там на дороге… Такой большой, тёплый, родной! Яркая сиреневая рубашка была хорошо видна даже издалека. Таким я видела его в последний раз…

…Мой папа пропал без вести… Я не знаю, где он сейчас, но так как похоронка нам не приходила, я верю, что мой отец жив! Может быть, он болеет, или ранен, а может, его насильно забрали в ополчение. Но, папочка дорогой, если ты меня слышишь, приезжай ко мне скорее! Я очень тебя жду!..

– Стоп! Снято! Спасибо Олеся, ты просто умничка! Подписчики так ждут новостей о твоём здоровье. Люди очень тронуты. Многие стараются помочь. И знаешь… ты становишься модным блоггером. Тебе это нравится?

– Если честно, не очень… я просто хочу стать нормальной, и папу своего найти хочу…

По правде сказать, мне не очень приятно, что из моей жизни сделали "реалити-шоу", но после операции мне обещают вернуть только пятьдесят процентов зрения. Чтобы восстановиться полностью, придётся пролечиться, скорее всего, за границей. Мы нуждаемся в средствах, и не отказываем никому, кто к нам обращается. Теперь я снимаюсь сразу в нескольких проектах. Съёмочные группы не дают мне продыху даже перед операцией, и не успевает уйти одна, как тут же появляется другая…

– Передача «Спасите моего ребенка» на FOX-ТV, – кричит какая-то девушка. – Мы с вами договаривались на интервью перед операцией? Олеся, ты ведь можешь сказать что-нибудь на камеру?

– Смогу… – я улыбаюсь. – Я ведь уже почти профессионал…

Сегодня у меня операция. Я очень волнуюсь. Конечно, я стараюсь думать о хорошем… Я вот недавно размышляла.. последние полгода я ведь только и мечтала о том, что буду видеть. И сегодня, получается, исполнится моя мечта. Хоть и такой ценой…

– Олеся, кто помогает тебе справиться со страхом и со всеми переживаниями?

– Бог…

– Но ведь около тебя постоянно есть ещё один человек. Расскажи о ней…

– Олеся Ткаченко! Прощаемся с поклонниками и готовимся к операции! – слышу я громкий голос.

– Олеся, мы рядом! Мы и операцию будем снимать! – не унимается девушка, но от этого мне не легче, и я чувствую, как сердце уходит в пятки в прямом смысле слова…

Скоро Лида берёт меня за руку. Она знает, что мне нужно! Так как я не могу видеть, мир я теперь воспринимаю через прикосновения, звуки, запахи. Здесь в больнице, например, он влажно-душный, смешанный, лекарственный. Для меня с недавних пор это ещё и запах боли. И когда я чувствую этот запах, у меня всплывают в памяти часы безнадежности и отчаяния, и тогда я даже немного радуюсь, что не вижу ни врачей, ни медсестёр. Потому что один только вид их белых халатов и металлических инструментов вселяют в меня страх. Пока я отвлекаюсь от волнения своими мыслями, меня переодевают, готовят к операции, кладут на каталку, и скоро я слышу, как её колеса начинают часто-часто стучать по плитам.

– Третий оперблок – принимаем! – кричит кто-то, и тогда Лида отпускает мою руку. Теперь я одна…

– Как дела на родине? – интересуется у меня анестезиолог, он цепляет какие-то приборы и пытается заговорить меня, чтобы я не очень нервничала.

– На родине до сих пор война, – отвечаю я укоризненно, и вдруг понимаю: я ведь сама веду такую же войну у себя в сердце! Я ведь тоже продолжаю их ненавидеть, строю планы мести, и от этого чувствую себя ужасно несчастной. Лида права – война она идёт внутри, в сердце.

– Считаем до десяти, – велит мне анестезиолог, надевает на лицо маску, и я начинаю медленно считать.

«РАЗ… Господи, я больше так не могу! Ты знаешь, до чего я себя довела, и у меня просто нет сил. ДВА… Ты прости и очисть моё сердце от всякого зла… помоги мне простить моих врагов, ведь без Тебя, своими силами я это сделать не смогу. ТРИ… я всю жизнь Тебе отдаю…»

– Пациентка спит?

– Да…

– Начинаем!

Глава 14

ОПЕРАЦИЯ

В танке стоял страшный грохот. Всё дрожало, тряслось и громыхало так, что разговаривать было невозможно. Ваньке казалось, что они находятся внутри какого-то страшного металлического зверя. Он вообще ещё плохо осознавал что случилось. «Карательная» военная операция началась в полночь, и он очень испугался, когда его посреди ночи его растолкали, засунули в танк и повезли куда-то…

– Ничего, привыкнешь! Это только первый раз страшно! – подбадривал его брат. Он водрузил Ваньке на голову шлемофон – в танке стоял такой грохот, что разговаривать можно было только через него. И кто только говорил, что танки медленно ездят! Этот то падал в ямы, то взлетал на холмы, и просто дух захватывало от этой бешеной тряски!

– Удар четыре, удар четыре… приём! – картаво заорал кто-то в шлемофоне. Голос был каким-то нереальным, киношным. Не верилось что всё это происходит наяву. – Повторяю: удар четыре, прикрываем пехоту, прикрываем пехоту…

– Удар четыре, вас слышу, веду прицельный огонь, – доложил Захар, и спустил сверху какую-то трубу, похожую на телескоп.

– Слушай мою команду! Снаряды к бою! – скомандовал он Ваньке. – Заряжаешь и ждёшь моей команды.

– А куда мы едем? – не выдержал напряжения Ванька, и его голос чётко прозвучал в шлемофоне.

– Чего вопросы-то тупые задаёшь?! – рассердился на него механик.

Снаряды были большие, тяжелые. Сколько раз Ваня учился их заряжать, но сегодня, когда он взял один из них в руки, ему стало не по себе…

– Захар, а мы куда сейчас едем? – ещё раз уточнил он, пытаясь устоять на ногах. С тяжеленным снарядом в руках его болтало туда-сюда.

– На войну едем, за правду воюем! Давай быстрей заряжай! – прикрикнул он на растерявшегося брата, но потом встал с места и помог ему справиться с затвором.

– Огонь! – дернул он за рычаг, и танк сильно качнуло. Они почувствовали удар.

– Ура! – закричал Захар и кинулся дальше заряжать, а Ванька, чтобы не «летать» по салону, присел на его место и повернул с себе трубу объектива. Смотреть туда ему было очень интересно, ведь он ожидал, что сейчас увидит настоящий танковый бой, противников-врагов в подбитых танках, но увидел взорванный снарядом ЖИЛОЙ ДОМ!

Ванька в ужасе отпрянул от трубы, а потом начал крутить её в разные стороны – мимо него проплывали сады, магазины, жилые дома, и несколько минут он даже слова не мог вымолвить… Ему просто не верилось, что Захар привёз его бомбить их собственный ГОРОД!

«Может, это какая-то ошибка», – думал он, но в это время Захар ещё раз нажал на рычаг…

– Чего загораешь? Снаряды на исходную готовь! – прикрикнул на него старший брат, и только тут заметил, какими глазами смотрит на него Ванька.

– Захар, ты что?.. – в ужасе спросил Ванька. – Ты куда стреляешь? Ты что, не видишь, там же наши дома, наши улицы, наши люди!

– А ты что, думал, что я тебя сюда в игрушки играть позвал?! – рявкнул Захар и пошёл заряжать очередной снаряд, – война есть война! Или ты их, или они тебя! – Он щелкнул затвором, вернулся на место, но тут произошло непредвиденное…

– Отойди! – вдруг закричал Ванька и обеими руками вцепился в жёлтый рычаг. – Ты что, с ума сошёл?! Там же наши дома! Там же Евгений Палыч и… Леська!

– Ты что, совсем страх потерял, что ли? – опешил Захар, пытаясь образумить брата. – Ты же сам хотел на войну!

– Я хотел за правду воевать, а ты по людям стреляешь! – закричал Ванька, до которого дошла, наконец, страшная истина. – Ты вообще за что воюешь?! На чьей стороне? – в ужасе спросил он.

– На своей стороне! На своей! – прокричал Захар. Он справился с младшим братом быстро – схватил его и прижал к стене.

– Послушай, ты пришёл сюда воевать, так воюй! – прошипел он. – Это война, и ты должен выбрать, на чьей ты стороне!

– Да я вообще не хочу быть ни на чьей стороне! – крикнул Ванька. А ведь он, как и многие мальчишки, с самых первых дней мечтал попасть в ополчение, совершить подвиг…

– Пусти меня! – он не мог больше терпеть всё это. Открыл люк, высунулся наружу и чуть было не задохнулся от запаха гари. Его затошнило, и он вообще пожалел, что вылез, потому что то, что он увидел, ещё долго потом снилось ему в кошмарах. Перед ним, как в замедленной съёмке, проплывали горящие дома, лежащие на земле люди, искажённые злобой и болью лица местных жителей.

– Твари! – вдруг заорал один из них, и прошёлся очередью прямо по броне танка.

– Получил? – победно закричал Захар, затаскивая брата обратно в танк. – В тебя стреляют те, кого ты так рьяно защищал… Только они по ходу тебя за человека совсем не считают, обидно, да?

Обидно… Да, это действительно было обидно, потому что в тот момент Ванька окончательно понял, что нет никакой правды ни у тех, ни у других.

«Как больно! – подумал он, схватившись за бок: ведь люди, находящиеся сейчас по другую сторону войны, тоже не увидели в нём ни человека, ни ребёнка…