Текст книги "След души"

Глава третья. Он

Тревожные мысли создают маленьким вещам большие тени…

Шведская пословица

Центр Реабилитации

Москва

2007 год

Четверг. День четвертый

Новая палата. Никаких мух. Только шелест листвы из колонок встроенной в стены стереосистемы и идеальная чистота вокруг. Деньги решают все. В платной палате чувствуешь себя совсем по-другому. Свободнее что ли. Уже вроде ты не внутри системы, а над ней.

Я лежала и рассуждала о прошлом. Среднестатистический человек, вспоминая прошлое, руководствуется одними и теми же принципами – «все к лучшему» или «даже если бы у меня и была такая возможность, я бы ничего не изменил», но представьте, что некоторые события из вашего прошлого никогда бы не произошли. Например, вы бы не поступили в вуз, в котором учитесь, или не помогли бы другу, который попросил вас о помощи, или не устроились на работу, на которой вы сейчас работаете, или, наконец, если бы вы просто не родились? Каким бы был мир? Другим? Или таким же? Как наши поступки влияют на окружающих нас людей? Но больше всего я задавалась вопросом «Почему люди лгут?».

Наши представления о природе человека, его мотивах и восприятии действительности меняются на протяжении всей жизни. Неизменным остается только одно. Человек остается человеком. В любой ситуации, в любых обстоятельствах он продолжает быть частью животного мира, подчиняется законам природы. Человеческое поведение – это константа, на которой строится наше общество.

Хоть прогнозы мои и были практически совершенны, планы, которые я строила, в очередной раз разрушились. Спустя полгода после ситуации с ИП мне стали сниться кошмары. Вы, наверное, тоже иногда просыпались с чувством, что должно произойти что-то ужасное. Страх поглощал вас, но вы одновременно осознавали неизбежность этих событий. И в этом нет ничего сложного, никакой мистики, никакой экстрасенсорики и, Боже упаси, ясновидения. Логика и холодный расчет, ну и иногда, конечно, сердце могло барахлить. Это часто раздражало, но с этим поделать я ничего не могла. Ситуация с тем же самым Борцовым была предсказуема, зная его анамнез, я ждала этого срыва, но тогда мне очень хотелось верить, что я ему могу чем-то помочь, и я до последнего не теряла надежду. После того случая на работу меня не брали. Пришлось устроиться секретарем. Ничего не имею против этой профессии, но я явно была не на своем месте.

Монотонная работа по приему звонков и отправке документов постепенно вытягивала из меня жизнь. Я старалась быть хорошим работником. Не опаздывала и не уходила, пока не выполню все поручения шефа. Выглядела, естественно, всегда хорошо и светилась белоснежной улыбкой. Но количество кофе, которое я выпивала в течение дня, могло бы убить лошадь. Темно-синие мешки под глазами я регулярно маскировала несколькими слоями корректора и хронически не высыпалась. Звонки, звонки, звонки – и так до бесконечности. Огромные архивы документов, неразобранные почтовые конверты, электронные письма – все это создавало легкую атмосферу безумия. Мне казалось, что я в чистилище, и я здесь застряла. Взрослые мужчины и женщины ходили по коридорам, отрывали и закрывали двери, стучали по клавишам клавиатуры, пили кофе и улыбались друг другу, но никто толком никого не знал.

Я уже не помню, когда я начала ненавидеть людей, но утренний селектор на моей нелюбимой работе стал последней каплей. Сложившаяся ситуация, свидетелем которой невольно стала, была доказательством начинающегося маразма одного из руководителей отдела продаж. Он внезапно вскочил на стол и стал отплясывать танец шамана со словами: «Стучите в бубен, если нет мозгов, господа айтишники!», объясняя свое поведение тем, что на последнем тренинге его учили не скрывать свои эмоции. Руководитель отдела информационных технологий налился кровью и, смотря в одну точку, стал нервно скручивать в трубочку стикер, едва сдерживаясь, чтобы не ударить танцора. Наблюдая за этой почти театральной постановкой, я сидела и вспоминала, что были времена, когда я тянулась к обществу, общалась со сверстниками, но после определенного момента решила, что люди – это не мое. Может, тому виной высокий уровень интеллекта, но я их стала ненавидеть. Меня раздражало их нечеловеческое желание общаться друг с другом. Мне казалось, что им настолько плохо наедине с собой, в своем мире, что, как только они замолкают в своих шумных разговорах, они остаются наедине со своими мыслями, своими страхами, несбывшимися надеждами.

В моей жизни встречались люди, которые не пытались соответствовать норме. Если применить терминологию, то чаще всего это были социопаты. Их заботили только их сложившиеся за долгие годы принципы, и они старались решить свои нерешенные проблемы. Не могу сказать, что я не общалась с людьми, мне, скорее всего, приходилось это делать. Было несколько человек среди моих знакомых, с которыми мне было даже приятно разговаривать, но у любого общения есть свой предел.

Я общалась с людьми с одной целью. Мне было интересно понять, почему они такие. Как только «цель была достигнута», то есть я объясняла для себя причины их поведения, то общение становилось бессмысленным и прекращалось. В любом человеке я видела плохое. Я наблюдала, как люди лгут, изворачиваются, улыбаются в глаза, а за глаза поливают грязью тебя и твою семью до седьмого колена. Я сталкивалась с лицемерием каждый день и так от этого устала, что в какой-то момент перестала его замечать. Чаще лицемерия мне встречалась только глупость. Глупые люди, как правило, считают, что на них возложена особая миссия – научить весь остальной мир, как правильно поступать в той или иной ситуации. Я всегда терпела, улыбалась и боялась их обидеть. Мне всегда можно было все рассказать, а вот меня не слушал никто. И среди всего этого грязного и лицемерного общества, одиночества долгими вечерами, случайных связей, после всех неудач с частной практикой и ненавистной работой в моей жизни появился он. Тогда он мне казался глотком свежего воздуха. Он вселял надежду и веру в то, что не все в моей жизни так безнадежно.

Случайных встреч не бывает, теперь я это знаю. Наши жизненные пути тогда совпали, и я уже ничего не могла с этим поделать. Конференция по нейробиологии – это разноплановая публика и много бесплатных бутербродов. Среди толпы людей я заметила одинокого человека, который заинтересованно слушал доклад очередного кандидата наук и делал записи в свой блокнот. Этим человеком был Алексей Ковров. Спокойный, увлеченный лекцией и совершенно чужой в этой обстановке. На нем не было бейджика, следовательно, в числе приглашенных он не значился. «Интересно, что он здесь забыл?» – подумала я. Мне показалось это очень странным, так как не многие люди будут тратить свое свободное время, чтобы послушать про физиологию нейронов и синапсы. Я решила подсесть к нему поближе. В его блокноте я увидела какие-то странные символы и несколько вопросов, которые не успела прочесть. Он заметил, что я читаю его записи, но промолчал. Эту неловкую ситуацию я попыталась перевести в шутку.

Конференция по нейробиологии

Город G

Март, 2006 год

– Интересные рисунки, – сказала Кира и улыбнулась. – Вы не пробовали организовать выставку Ваших работ?

Пораженный такой наглостью, Алексей медленно повернулся и оценил внешний вид незнакомки. Длинные волосы, большие глаза, очки, джинсы, свитер. Слишком красивая для нейробиолога.

– Нет, к сожалению, это все, на что я способен, – пожал плечами он и едва заметно улыбнулся.

– Очень жаль, я бы с удовольствием пришла посмотреть на Ваши творения, – в ответ улыбнулась она.

– Я это учту, когда что-нибудь создам, – ответил Ковров так, как будто не хотел ее обижать. – Давайте я запишу Ваш телефон, чтобы знать, куда звонить в случае открытия моей выставки.

Ошарашенная таким поворотом событий Кира продиктовала свой номер телефона.

– Замечательно, а теперь скажите, как мне Вас записать? – спросил, улыбаясь, он.

– Кира, – все в том же состоянии шока ответила она.

– А я Алексей, вот паспорт, – и он, достав свой паспорт, показал первую страницу.

Его действительно звали Алексей, Алексей Олегович, а фамилию Кира читать не стала – сегодня с нее и так было достаточно наглости.

– А теперь, – продолжил он, – когда мы прояснили ситуацию с телефоном, давайте послушаем докладчика. Меня очень интересует эта тема.

– Хорошо, – согласилась она и повернулась в сторону человека, монотонно читающего результат своей шестилетней работы.

До конца доклада они оба молчали. Казалось, слова были уже не нужны. Он только поворачивался к ней, чтобы убедиться, что она рядом. Выступления закончились поздно вечером. Доктора наук и профессора отправились на банкет, а они пошли прогуляться по набережной. Теплый ветер привнес нотку романтики в случайное свидание. Они шли молча, иногда перекидываясь парой стандартных фраз.

– Вот мы и подошли к моему дому, – засмущалась Кира.

– И что же дальше? – явно дожидаясь приглашения, спросил Алексей.

Ей очень захотелось ответить что-нибудь ужасно правильное, но вышло только:

– Мне рано вставать завтра, я открываю следующий день докладом о транссоматическом переносе электрических импульсов и его влиянии на когнитивные процессы. Приходите послушать.

– Я завтра улетаю в Москву, – начал объяснять он, – но в выходные буду здесь, можно встретиться на закрытии конференции.

– Давайте тогда созвонимся, – решила завершить разговор Кира. – До свидания!

– До свидания, Кира, – с легкой грустью в глазах ответил Алексей, и, когда дверь подъезда закрылась, он еще долго стоял и смотрел на отражение звездного неба в небольшом зеркале мартовской лужицы.

Центр Реабилитации

Москва

2007 год

Четверг. День четвертый

Домой я тогда пришла с ощущением того, что все испортила. Хотелось сказать одно, а получилось совсем другое. Пригласить его домой тоже очень хотелось, но воспитание на этот раз взяло свое.

Закрытие конференции я провела в компании коллег с плохим чувством юмора, но с хорошим виски. Факт того, что он тогда не позвонил, я объяснила отсутствием желания продолжать общение и благополучно о нем забыла.

Я продолжала ездить на конференции и семинары по моей старой работе, хотя давно была далека от научной жизни. Возможно, я хотела снова встретить его, возможно, я не соглашалась принимать тот факт, что больше не буду работать этой сфере. И вот, когда я, уже совсем потеряв надежду, собиралась на очередную лекцию, в доме раздался телефонный звонок. Он позвонил. Наш диалог я могла передать в деталях, даже если бы меня разбудили посреди ночи.

– Кира, это Алексей, Алексей Ковров, помните меня? – взволнованно, делая паузы, спросил он.

– Да, я Вас помню, к сожалению, мне совершенно некогда сейчас с Вами разговаривать, я собираюсь в «Плаза», там сегодня профессор Лапин. Я его работу полгода изучаю и очень хотела бы прийти вовремя, – погрязшая в собственных переживаниях ответила я, а про себя подумала: «Совершенно некогда, кто хоть сейчас так говорит, не девятнадцатый век на дворе».

– Я там буду, давайте встретимся, и я все тебе. простите, Вам объясню, – переживал он.

– После доклада, – быстро ответила я и бросила трубку. Я была зла на него, зла на то, что он не позвонил, на то, что он не пришел тогда на закрытие, но потом вспомнила его голос в телефонной трубке, бархатный тембр, обволакивающий меня с головы до ног и поглощающий все мои мысли. Теперь моя злость не имела никакого смысла. Я стояла в коридоре с ощущением теплоты, которая растекалась по всему моему телу. И с тех пор во мне поселилось какое-то необыкновенно чувство, мне казалось, что я теперь не одна.

Я стала собираться на свидание. Что делать с волосами, я не знала, на прическу времени не оставалось, и я забрала их в любимый хвост. С «низом» я определилась. Джинсы. Ноги длинные – джинсы обтягивающие. Все нормально. К тому же я тогда слегка похудела из-за нервной офисной работы и была похожа на модель-анорексичку, которая недавно вставила себе третий номер силиконовых имплантатов. Секс в чистом виде. Планировала убить его фигурой. «Верх». Это было самое сложное. Не слишком вызывающее, не декольте, не короткое, не длинное. Кошмар. Я начала выбрасывать из шкафа свои вещи и, как только на полу оказалась последняя блузка, купленная в 96-м году, я села на кресло. Мне было нечего надеть. Со стороны я была похожа на школьницу, которая собирается на свое первое свидание. Ковров был дико симпатичный. В моем вкусе. Совсем в моем. Но я не знала, была ли в его вкусе я, а понравиться ему мне очень хотелось. В итоге я решила надеть черную водолазку и чуть ярче накраситься. Я помню, что смотрела на себя в зеркало и думала: «нейробиолог». Оставалась одна надежда – на джинсы.

Я прошла в зал для конференций отеля «Плаза». Издалека я увидела Коврова. Он был в темно-сером костюме, в руке держал планшет и все время поправлял очки. Ковров пришел не один. Рядом с ним стояла очень симпатичная девушка Я стала анализировать, для чего он меня позвал, и как-то сразу пришло в голову, что это его помощница. Ну не знаю, почему я так подумала. Он периодически ей что-то говорил, а она кивала. Я решила не подходить к нему до завершения лекции и села в последний ряд огромного зала. Стала ждать. Вдруг эта девушка подсела ко мне.

– Лена, – улыбнулась она.

– Кира, – посмотрела я на нее.

– Я его помощница. Сейчас мой Герман будет Лапина объявлять, он с ним вместе работает, смотрите, – вдохновлено показывала она глазами на то, как какой-то молодой человек представлял Лапина. – Не уходите, пожалуйста, мы Вас долго искали. Он телефон Ваш потерял, пришлось задействовать нашу Службу Охраны.

Я слушала ее и не понимала, что вообще происходит. Вдруг за спиной я услышала:

– Кира Кравцова?

– Да, – ответила я.

– Это Вам, – и молодой человек вручил мне огромный букет больших ромашек, за которым я потерялась. Елена посмотрела на часы: «Точно по расписанию», и улыбнулась. Тут вышел Лапин, и в зале постепенно стали затихать голоса собравшихся. Елена взяла у меня букет и поставила в уже приготовленную вазу, стоявшую на столе рядом с нами.

– Слушаем, – сказала Лена.

– А у меня есть выбор? – решила пошутить я, – Вы ведь все равно меня найдете.

– Найдем, – улыбнулась Лена и кивнула в сторону лектора.

Лекция Лапина была ошеломительной. Все его поздравляли, в том числе и Ковров, который, к моему удивлению, вручил ему грант на три миллиона долларов и контракт с «АвроКорп». Елена руководила журналистами, пока Леша пытался пробраться ко мне сквозь толпу зрителей.

Именно в тот момент я поняла, что пропала. Я пошла ему навстречу. Ноги как будто пошли сами, без моего ведома. Я знала, что если я сейчас уйду, то очень сильно пожалею. Решила, что лучше буду жалеть о том, что было, чем о том чего не было.

Сказка началась. Я встретила принца на белом коне. Личный самолет переместил нас из грязной провинции к берегам Австралии. Все было красиво. Пока мы летели, Ковров рассказал, что занимается скупкой перспективных научно-исследовательских институтов и дает гранты ученым, что наследство он получил совсем недавно и что, к сожалению, не поддерживает связь с родителями.

По мне он просто сорил деньгами: шампанское – три тысячи евро за бутылку, килограммы черной икры, которую я, кстати, не любила. Все было чересчур дорогое, эксклюзивное и дизайнерское, но к хорошему быстро привыкаешь. Мы оказались на островах ближе к ночи, а наутро поняла, что этого человека я ждала всю жизнь.

В то утро было все совсем по-другому. Не знаю, от чего я проснулась. На улице был туман, в комнате было влажно и прохладно. Время как будто остановилось. Мне снился сон, который так был похож на реальность. Мне снился наш дом, которого у нас никогда не было. В доме было уютно. Огромные окна пропускали солнечный свет. Мебель была расставлена настолько удобно, что, если ты садился на диван, вставать с него не хотелось. В этом доме царила тишина и умиротворение. Я проснулась и начала ему рассказывать, что мне приснилось. Он слегка посапывал и говорил короткие фразы, что-то вроде «ага», «да», «здорово». Я слышала его дыхание, спокойное и ровное, и это было самое прекрасное чувство за последние несколько лет. Я встала с кровати. В дверь постучали. Официант принес нам завтрак в номер.

С тех пор все стало намного проще. Я стала ближе к людям, но все же не до конца им доверяла.

На островах мы жили около месяца. Я пару раз слетала навестить родителей. Перелеты очень выматывали, и я решила переехать к нему. Но он сказал, что его работа здесь окончена и он переезжает в родной город, где уже купил новую квартиру, для нас. Вернулись мы вдвоем.

Апрель. Весеннее настроение передавалось каждому человеку, который меня встречал. Я шла домой окрыленная и счастливая, смотрела на мир вокруг себя сквозь мои новые розовые очки. Он захватил все мои мысли. Я не знала, как перестать думать о нем, да и не хотела. Любое воспоминание о прошедшей ночи вызывало у меня всплеск поразительных эмоций и заставляло сердце биться чаще. Я смотрела на солнце, и его тепло обволакивало меня. Во дворе кое-где еще лежал снег, но все уже сняли зимнюю одежду и были готовы к теплу. Деревья были окутаны зеленой дымкой. Прохладный ветерок слегка обдувал мое лицо. Все было так, как должно было быть. Я пошла проведать своего кота, который еще не успел к нам переехать.

Только я вошла домой, зазвонил телефон. Я взяла трубку. Он мне: «Уже пришла? Быстро ты». Я стою, улыбаюсь как дурочка и в ответ: «Торопилась. Настроение хорошее у меня, а когда оно хорошее, я не хожу, а практически бегаю». Он мне ложку дегтя: «Завтра мы не можем встретиться, я уезжаю на день, послезавтра приеду – сразу позвоню». Я соглашаюсь: «Хорошо», и у меня вырывается: «Кажется, случилось непоправимое…». Он, встревожено так: «Что случилось?» Думаю – напугала мужика, и говорю: «Я влюбилась…», стою, свечусь как будто. Он мне: «Ни о чем не думай, я, правда, завтра занят буду. У нас серьезная сделка». Я немного расслабилась. Думаю, если ответит, что тоже любит, то на что-то разводит. Он молчит. Говорю: «Хорошо, я поняла». Думаю: «Фу… Все нормально».

Где-то даже отлегло, что он ничего мне не сказал. Я повесила трубку, оставив наш разговор незаконченным. Я всегда так делала, с детства, не знаю почему. Но для себя поняла, что я влюбилась. Окончательно и бесповоротно. На всю жизнь.

Полгода я жила с ощущением того, что я наконец-то нашла человека, с которым мне было по-настоящему хорошо. Я решила вернуться на прежнюю работу. Меня порекомендовали как репетитора, я стала заниматься с двумя школьниками, которые готовились поступать на психфак. Дела пошли в гору. Отношения не мешали работе, а скорее наоборот, подстегивали меня. Хотелось соответствовать статусу девушки владельца «АвроКорп», самой крупной компании в сфере высоких технологий.

Тогда я была готова даже влюбиться. Я как будто ждала этого чувства, всепоглощающего, вечного, как в сказке. Была готова к близости душ, я хотела забрать все его время и была готова отдать все свое. Пустота, которая была в моей душе, постепенно заполнялась им. Я была рада, что наконец-то появился он, со своими достоинствами и недостатками. На него моя любовь обрушилась внезапно, он ее не ждал. Он не понимал, что моя любовь настоящая, он не верил мне до конца, он не хотел этого принимать, для него это был шок. Вокруг него терлись в основном модели. И тут я. Деньги не нужны, связей своих хватает, не молчу в ответ – сразу в лоб, если что-то не нравится. Зовет в ресторан – не иду. И так во всем. Один раз сказал мне даже: «Что с тобой не так? Ты как с другой планеты?» Я ответила: «Если на твоей «планете» отдают предпочтение не уютной квартире и теплому ужину из духовки, а дорогому ресторану и персоналу, который улыбается твоей кредитной карте, то можешь про меня забыть. Я вряд ли когда-нибудь выберу ресторан». И он мне даже поверил, но когда я была совсем рядом, когда я была готова разделить с ним все, что случится в его, как теперь я знаю, непростой жизни, он оттолкнул меня. Но сделал Ковров это не сразу. Я постепенно, иногда случайно, ловила себя на мысли, что он отдаляется, становится холоднее, чаще остается наедине со своими мыслями. Иногда он недоверчиво смотрел на меня, иногда не верил моим словам, иногда просто молчал в ответ. Мы становились все дальше, и в один летний день я вдруг поняла, что это начало конца.

Тогда я прекрасно понимала, что не могу повлиять на его отношение ко мне. Разговор с психотерапевтом внес некую ясность. Я знала, что Ковров плохой мальчик. Все предсказуемо, надо было прислушаться к логике. Но сейчас уже поздно, я в Центре Реабилитации, сижу и перечитываю свой дневник. Остановилась я на той странице, где мы с Ковровым уже жили вместе.

«Запись №21.

Листья похожи на маленькие зеленые монетки. Во дворе слышны голоса детей. Солнце уже не светит так ярко. Пахнет прохладой и постельным бельем. Он спит. Я не сплю. Просто не могу уснуть. Свет проникает сквозь прозрачные светлые шторы. Я слышу его дыхание, спокойное и ритмичное. Я чувствую его запах, он пронизывает меня до костей. Я смотрю на него и понимаю, что я нашла то, что искала. Я в первый раз ощущаю себя счастливой, я понимаю, что такое счастье, я его чувствую каждой клеточкой своего тела, я ловлю эти секунды, я купаюсь в этой безмятежной реальности, я стараюсь насладиться этим моментом, я хочу чтобы время остановилось и мы навсегда остались в этом крошечном пространстве и чтобы никто и ничто не прервало нашу гармонию. Но вдруг меня накрывает буря эмоций, и появляются ясные, яркие, быстрые картинки, которые сменяют друг друга – желтая машина Коврова, которая вылетает на встречную полосу и едет с бешеной скоростью, пустой заброшенный город и тишина. Я приподнимаюсь с кровати, смотрю вокруг и почему-то думаю, что это была наша последняя встреча. Я стараюсь запомнить эту картину. Я медленно оглядываю комнату, не пропуская ни один сантиметр. Я запоминаю цвет стен, расположение предметов, звуки на улице, запахи. Потом я встаю с постели, стараясь не разбудить его, не прервать этот сон, потому что он не знает того, что знаю я, тихо иду на балкон и делаю глубокий вдох, настолько глубокий, насколько могу и чувствую кожей это лето. Я возвращаюсь в комнату и тихо ложусь рядом, практически не дыша. Я лежу, пытаясь понять свои ощущения. Пытаюсь объяснить появление этих картинок, но не могу. Мне становится жутко от безысходности, и появляется чувство беспомощности от того, что я ничего не могу изменить. Вдруг я слышу звонок. Он просыпается, встает с постели и берет трубку, и в эту же секунду наш маленький мир рушится. Сделка, снова сделка.

Мы прощаемся, я одеваюсь и ухожу, хочу прогуляться. Не готовая мириться с неизбежным, я иду и радуюсь лету, солнцу, моя душа переполнена восторгом, а мои глаза еще светятся счастьем».

Совсем скоро случилось то, что я предсказывала или прогнозировала, не знаю, как это называть. Чувства для него становятся роскошью. Под приветливой улыбкой прячется чернота. Страх, который он вселяет в окружающих, заставляет их ему подчиняться. Он может просто говорить обычные фразы или мотивировать персонал на планерке – его голос вселяет ужас. Люди его боятся. Ковров становится для меня совсем чужим.

Через полгода начинается кошмар. Я как будто в жарком бразильском сериале – сцены ревности из-за звонков с незнакомого номера, постоянное «где я была и почему не брала трубку». Охранник, который только в туалет за мной не ходит. Тогда Леша, естественно, оправдывался тем, что боялся меня потерять. У него ведь такая сложная работа. Конкуренты-то не спят. Из-за всего этого я стала ощущать себя в золотой клетке.

Я долго размышляла о том, что происходит с человеком, когда он влюблен, и пришла к выводу, что, когда влюбляется, он становится фенилэтиламиновым наркоманом. Он плохо спит, плохо ест, да и вообще плохо соображает. Он становится рассеянным и не способен критически оценивать объект, поэтому и говорят, что любовь слепа. Те же симптомы у алкоголизма. Степень опьянения от любви можно сравнить с состоянием после выпитого бокала вина. Легкий дурман, расслабленное тело, эйфория – ты просто не хочешь трезветь. Но когда вдруг твой объект перестает чувствовать то же самое, ты, не сразу понимая, начинаешь искать причину в себе. Ты начинаешь меняться, пытаешься стать лучше – умнее, красивее, добрее. Ты начинаешь терять себя. Говорят, что если нырять с головой в человека, то можно захлебнуться. Лучше прическа, изысканнее ужин, красивее платье, что ни пожелаешь – все твое и все для тебя.

Я следовала советам родителей. Мама мне всегда говорила – женщина должна сидеть дома, рожать детей, хорошо готовить и создавать уют. Я старалась, как могла. Замечал ли Ковров это? Возможно. Но со временем мне показалось, что он от меня устал. Та Кира, с которой он познакомился, превратилась в Киру, которая хочет понравиться олигарху. Я так боялась потерять его, что потеряла себя.

Такие отношения не могут длиться вечно, и вот тут начинается самое страшное. То он задержался на работе, то поздно вернулся с деловой встречи, то не позвонил в обед – все это лишает возможности получить новую дозу любви. Абстинентный синдром, синдром отмены, ломка – называйте, как хотите. Ты уже себя не контролируешь. Твоя ревность не знает границ. Провокации не помогают, человек отдаляется и наступает конец. Ни ощущения тепла по всему телу, ни горящих глаз. Ничего. Полная атрофия чувств. И вот ты сидишь в ванной комнате и понимаешь, что он совсем не на сделке. Тебе тянет вены и хочется выть от этой тишины, ты смотришь в потолок и жалеешь себя, ты одна в своем разрушенном мире на развалинах разбитого сердца.

Анализируя поведение Коврова, я до конца его не понимала. Недоверие и с его, и с моей стороны проявлялось во всем. Леша всегда был для меня загадкой, видимо ей так и останется. Я не поверю больше ни единому его слову. Я очень хочу знать, что же произошло на самом деле, уж слишком много было недосказанности. После нашего разрыва верить людям я вообще перестала. Это единственная истина для меня на сегодня. Ковров никогда не станет человеком, который будет снова дарить мне цветы или с которым мы будем гулять под дождем – он останется человеком, который разбил мне сердце.

Сквозь всю его мишуру, как на новогодней елке, я видела лишь иглы. Для меня никогда не имело значения, во что человек одет или сколько у него денег в кармане. Главным для меня было то, чтобы у человека совпадали его слова с его действиями. Воровать миллиарды и говорить, что ты веришь в Бога, убеждать, что человек твой друг и говорить гадости за его спиной. Таких людей в нашем мире большинство. Мы видим их каждый день на улице, ездим с ними в транспорте, здороваемся, выходя из дома, и иногда смотрим на них в зеркало.

Но Ковров был особенный, он казался мне тогда олицетворением практически всех людских пороков. Собирательный образ абсолютного зла, как в лучших романах. Сейчас же я вспоминаю его другим – с легкой грустью в глазах, с ироничной улыбкой, с верой в жизнь. Но такой он был не нужен этому миру. Ковров всегда добивался признания окружающих, всегда хотел казаться лучше, чем есть на самом деле. Все свои недостатки он тщательно скрывал, а если случалось так, что они становились более заметными, он сжимался, как маленький зверек, и пытался показать свои когти. Леша отстаивал свои принципы, боролся за жизнь, хватался за любую соломинку, и лишь один он знал, что на самом деле происходит у него в душе, куда меня никогда не пускал, боялся, наверное, что я там останусь.

Ковров обладал властью, а наделенный властью человек способен творить чудеса, но также и способен совершать страшные вещи. «АвроКорп» приносила хорошую прибыль, он жил безбедно. Никто не мог понять, кто же такие его родители, где они и откуда у них столько денег. Личная авиакомпания, недвижимость и никому не известные технические новинки – все это создавало иллюзию абсолютного контроля. Покупая патенты на изобретения, он получал в распоряжение неограниченные возможности в мире инноваций. Как только продукт попадал в массовое производство, Ковров начинал искать что-то новое. У него был природный дар – он умел видеть перспективные проекты и знал, как раскрыть в ученых потенциал. Настоящий генератор идей. Как он мне рассказывал, в начале своей карьеры он просто получал удовольствие от того, что создает что-то новое, творит историю. Позже, когда он поставил все на поток, юношеский энтузиазм пропал, и появилась жажда власти. Неконтролируемая, всепоглощающая, постоянная, завладевшая всем его естеством. Он начал меняться.

Как правило, Леша всегда добивался желаемого результата и получал патент, независимо от того, сколько было трудов вложено в него другими. Словно одержимый, он часто забывал про профессиональную этику, мораль и человечность, что всегда меня пугало. Все, к чему бы он ни прикасался, превращалось в золотую жилу. Однажды я у него спросила: «Ты когда-нибудь остановишься? Ты хоть понимаешь, что ты калечишь жизни людей?». Ковров ответил мне очень грубо: «Не надо лезть в мою работу». Я в шоке, сижу с открытым ртом, ошарашенная его грубостью, думаю, молчать не буду и говорю: «Ты знаешь, я работала над чем-то подобным в институте. Хоть я и ничего тогда не изобрела, я видела глаза коллег, когда после нечеловеческих усилий, потраченного времени и бессонных ночей в поисках решения проблемы работа начинала давать результат. Когда что-то создаешь, ты окрылен этой идеей, она занимает все твои мысли. А ты, Леш, забираешь эти идеи себе – это жестоко». Он мне: «Я оставляю им право авторства, оно неприкосновенно». А я думаю: «Ну и что они с этим правом будут делать, бумажкой трясти, когда ты прибыль будешь считать?». Он тогда был похож на шипящую змею: «Кира, это не твое дело.» Я думаю: «Ты меня только сейчас не придуши ненароком». Он продолжает, чуть не слюной брызжет: «Я никогда не смирюсь с тем, что я ничего сам не создал, но и никогда не отберу у человека то, что по праву принадлежит ему». Тогда он говорил, сомневаясь, он тогда вообще во всем сомневался и всех проверял.

Квартира Коврова и Киры

Москва

2006 год. Июль

– Где ты была? – сидя в кресле у двери спросил Ковров.

– В институте, – ответила Кира, подозрительно посмотрев на него.

– Ты давно уже там не работаешь, – продолжил он.

– Я не могу помочь бывшим коллегам? – удивленно спросила Кира.

– Можешь, можешь, – тихо ответил он. – Только я звонил на кафедру, тебя там не было, – и Ковров развел руками.

– Я была у психогенетиков, они там из-за тройняшек шум подняли, достоверны или недостоверны исследования. – начала оправдываться Кира.