Текст книги "Легенда о Подкине Одноухом"

Глава третья. Звёздный коготь

Не стану в подробностях рассказывать, как охваченные ужасом крольчата мчались по тёмному туннелю, как, подвывая от страха, выскочили они в заснеженный лес. Ночь захлёбывалась метелью, и крольчата брели прочь от родной норы, шарахаясь от каждой тени и подозревая врага в каждом кусте.

Вам не нужно знать, сколько раз они думали о том, чтобы вернуться и попытаться спасти маму, тётушку и друзей. Или как часто падали на землю, сломленные горем, только для того, чтобы снова подняться и продолжить путь.

Та жуткая ночь осталась в памяти лишь двух крольчат: Пик был, к счастью, слишком мал и запомнил только холод, голод да тоску по маме. А Под и Паз никогда больше не говорили о ней – ни друг с другом, ни с кем-либо ещё.

Вам следует знать только то, что, когда небо на востоке начало светлеть, крольчата, шатаясь от усталости, вышли на просеку и без сил привалились к обледеневшему стволу старого дуба.

– Как думаешь, где мы? – задыхаясь, спросил Подкин. – До Красноводной ещё далеко?

– Откуда мне знать? – ответила Паз. Пик тихо спал, пригревшись у неё под туникой. Ну, хоть одному из них было тепло. – Я потерялась вскоре после того, как мы вышли из потайного хода. Может, если бы ты слушал на уроках географии…

– Ты слушала за нас обоих! – огрызнулся Подкин. – И раз уж даже ты не представляешь, где мы, значит, эти уроки были пустой тратой времени.

Крольчата замолчали, обдумывая своё незавидное положение. Они прекрасно знали, что в такую погоду в лесу долго не протянуть. Мороз погубит тебя, невзирая на тёплый мех, – если прежде не сожрут волки или медведи, не говоря уже о рыщущих в округе Пожиралах.

– Наверное, нам стоит… – начала было Паз, но её прервало хлопанье крыльев над головой. Крольчата вскинулись и увидели большую птицу, летящую над деревьями.

– Просто ворона, – с облегчением выдохнула Паз. – Я уж подумала, что это…

– Не просто ворона, – прошептал Подкин. – Это была одна из них! Ты разве не видела? У неё шипы торчали из перьев. А глаза! Глаза были красные, как у Пожирал.

– Тебе почудилось, Под. После всего, что случилось… ты слегка тронулся умом.

– Нет, я правда видел!

– Но как ворона может быть Пожиралой?

– А ты не помнишь, что говорил отец? – Подкин снова заплакал. Крупные слёзы катились по пушистым щекам и протапливали ямки в снегу. – Пожиралы меняют животных: крыс и ворон. Они превращают их в своих слуг. Ворона заметила нас и теперь расскажет им, где мы.

Слова Подкина не убедили Паз, но рассиживаться всё равно было нельзя. Может, в дороге они увидят что-нибудь, что подскажет им, куда они забрались. Ох, если бы не этот проклятый снег! Из-за него даже знакомые места казались чужими.

Уложив спящего Пика поудобнее, Паз зашагала по просеке, но вскоре обнаружила, что Подкин не спешит за ней. Он сидел, уткнувшись в свёрток, который отдала ему тётушка Олвин.

– Подкин, чего ты ждёшь? Надо идти!

Но Подкин и ухом не повёл.

– Погоди минутку, Паз. Тут что-то есть.

Прошлой ночью у Подкина не нашлось времени толком разглядеть клинок. Он использовал его вместо посоха, чтобы сподручнее было брести через сугробы, и в конце концов даже позабыл о том, что скрыто под тканью. Но теперь, когда в лес просочился призрачный свет утренней зари, Подкину стало любопытно, что же такого особенного в этом мече. Заглянув в свёрток, он обнаружил, что клинок обёрнут пергаментом.

– Смотри, тут послание! – сказал он, протягивая его Паз. – Читай ты. Я не понимаю огам.

Полагаю, вы знаете, что огам – древний письменный язык, который придумали, чтобы помечать дорожные столбы, деревья и верстовые камни[3]3
  Огамическое письмо – письменность древних кельтов и пиктов, употреблявшаяся на территории Ирландии и Великобритании в IV–X вв. н. э.


[Закрыть]. Подкин ленился учить его – как, впрочем, и другие науки – и теперь горько об этом сожалел.

Паз уставилась на кусок пергамента. Губы её беззвучно шевелились, дыхание белым облачком клубилось над головой.

– Это письмо от мамы! – ахнула она.

Мои дорогие! Если вы читаете это письмо, значит, сбылись наши худшие кошмары и в Манбери пришли Пожиралы. Слава Богине, что вам удалось сбежать. Клинок, который вы держите в лапах, – главное сокровище нашей норы. Это волшебный меч, известный под именем Звёздный коготь. Ваш отец внушил всем, что его серебряный меч обладает магической силой, но на самом деле это простой медный палаш[4]4
  Палаш – холодное оружие с широким длинным клинком.


[Закрыть]. А перед вами – один из Двенадцати даров, которые Богиня преподнесла первым племенам в начале времён. Может, на вид он и невзрачен, но его лезвие способно разрезать всё что угодно. Всё, кроме железа.

Мы знаем, что Пожиралы охотятся за Двенадцатью дарами Богини. Вы должны любой ценой сберечь этот клинок. Теперь это ваша задача.

Бегите, милые мои, бегите как можно дальше! Мы с отцом любим вас так сильно, как вы себе и представить не можете.

Ваша мама

Если бы Паз уже не выплакала все слёзы, то сейчас непременно разрыдалась бы. Но она лишь выпрямилась, вся онемев от горя, и посмотрела на клинок в лапах Подкина. А Подкин только и сказал:

– Какой прок от волшебного меча, который бессилен против железа, если наши враги – чудовища в железных доспехах?

– А ты что собирался делать, гений? Ворваться в Манбери и изрубить Пожирал в капусту?

– Ну, это же волшебный меч, – пожал плечами Подкин.

– Да, но мы с тобой – не герои из легенд. Мы просто дети.

Подкин снова уставился на клинок. Бесполезный кусок металла, но поди ж ты, зачем-то понадобился Пожиралам. А отец отдал за него жизнь… Подкина вдруг охватила такая тоска, что он едва не зашвырнул меч подальше в снег. Только просьба матери остановила его. Встретятся ли они снова? Подкин попытался вспомнить последние мамины слова, вспомнить, когда обнимал её в последний раз – но не смог. Сейчас это казалось Подкину чрезвычайно важным, но он так замёрз, что ничего не соображал.

Бегите, милые мои, бегите как можно дальше. Вот как они должны поступить. Он сбережёт меч ради мамы. Подкин завернул клинок обратно в ткань и поднял глаза на сестру.

– И в какую сторону пойдём? Мы же так и не поняли, куда нас занесло!

– Красноводная находится к северо-востоку от Манбери. Солнце встаёт на востоке. Значит, нам туда.

Подкин не знал, хватит ли у него сил сделать ещё шаг – не говоря уж о том, чтобы пройти весь путь до Красноводной. Пожалуй, он бы поспорил с сестрой, но тут чуткие уши уловили подозрительный звук.

Кролики насторожились. Падающий снег скрадывал шорохи зимнего леса, окутывая его плотной тишиной. С минуту её нарушало лишь посапывание малыша Пика, как вдруг Подкин и Паз снова услышали звук, от которого кровь стыла в жилах – точнее, стыла ещё больше, потому что кролики и так уже почти замёрзли.

Где-то вдалеке, с каждой секундой становясь всё ближе, завывал боевой рог. А за ним сквозь предрассветные сумерки летел лязг железа.

Глава четвёртая. Поберегись!

В чём кролики хороши, так это в искусстве убегать от опасности. Мы овладели им в совершенстве ещё в те времена, когда были беззащитными комками меха, на которые точили зубы все хищники от мала до велика. Учуяв беду, мы молнией бросались в укрытие, чтобы не стать обедом для кого-нибудь с большой пастью и не меньшим аппетитом.

Но Подкин и Паз и так уже набегались за ту невыносимо долгую ночь. Мышцы их горели огнём, мех звенел сосульчатой бахромой. У Паз лапы отваливались тащить малыша Пика, хотя он и был крохотным крольчонком. Поэтому, заслышав Пожирал, они лишь беспомощно заковыляли на северо-восток, – хотя жуткий лязг с каждым ударом сердца становился всё ближе.

Паз с глухим ворчанием передвинула Пика повыше, не обращая внимание на протестующий писк.

– Быстрее, Подкин! – рыкнула она на брата.

– Я и так бегу со всех лап, – задыхаясь, огрызнулся он.

Будь у него силы, он бы продолжил препираться с сестрой, но сейчас все они уходили на то, чтобы переставлять лапы. Крольчата шли вперёд, пока не уткнулись в стену из земли и тесно переплетённых древесных корней. По бокам высились крутые снежные завалы: в панике убегая от Пожирал, крольчата сами не заметили, как забрели в овраг.

За деревьями – уже совсем близко! – скрежетали железные доспехи. Пожиралы могли настигнуть беглецов с минуты на минуту.

Подкин озирался вокруг, глаза его от ужаса стали как плошки.

– Нам конец! – сдавленно прошептал он. – Это тупик! Они загнали нас в западню и теперь убьют, как убили отца.

– Замолчи! Ты пугаешь Пика! – шикнула на него Паз и теснее прижала к себе младшего братца, который похныкивал от страха.

– Но нам отсюда не выбраться! Что ты предлагаешь делать?

Паз на мгновение застыла. Она отказывалась верить, что выхода нет. Обычно Паз здорово соображала в сложных ситуациях, но никогда прежде ей и её семье не грозила смертельная опасность.

– Мама написала, что волшебный клинок разрежет всё, кроме железа, верно? – медленно проговорила она.

Подкин кивнул.

– Отлично.

Паз понимала, что в этой идее изъянов больше, чем гусениц в капусте, но другой у неё не было. Она схватила Подкина и торопливо зашептала, что он должен сделать.

* * *

Полминуты спустя, после отчаянного карабканья по склону, Подкин уже стоял над оврагом, укрывшись за деревом. Дрожащими лапами он развернул ткань и вытащил медный клинок.

Подкин ждал, что металл обожжёт его холодом, ведь стоял лютый мороз, но рукоять была на удивление тёплой. Подкин ощутил в ладони приятное покалывание. Неужели это магия, и этот невзрачный на вид клинок в самом деле может разрезать всё что угодно? Подкин знал лишь, что ощущает в нём силу. Он ничуть не походил на деревянные ученические мечи, которыми кролики фехтовали на скучных занятиях по военному мастерству.

Подкин несколько раз взмахнул клинком. По сути, это был скорее кинжал, но в лапах маленького кролика он смотрелся как короткий меч. Увы, даже с ним Подкин не чувствовал себя воином. И ему уж точно не хватило бы духу выйти против Пожиралы один на один, как вышел его отец. Отец. Интересно, там, в Землях по ту сторону, он приглядывает за своими непутёвыми крольчатами? Сможет ли он помочь им – или же будет просто наблюдать, как они гибнут от лап Пожирал? «Сейчас не время для этого», – мысленно одёрнул себя Подкин. У них был план. И Подкин должен был воплотить его в жизнь.

Внизу стояла Паз. Она прижималась спиной к переплетению корней и крепко держала малыша Пика. Вид у неё был изрядно напуганный, в соответствии с их задумкой – так и должна выглядеть приманка в наспех устроенной ловушке.

Из укрытия Подкин отчётливо слышал, как Пожиралы мчатся по лесу на своих скакунах – то были крепкие зверюги в грохочущей броне; их когтистые лапы играючи сминали молодые деревца, крушили ветки и пропахивали глубокие борозды в снегу. Измученные животные тяжело дышали и утробно ворчали; до Подкина доносился скрежет железных пластин, наползавших одна на другую.

Он поднёс рукоять меча к морде и произнёс слова короткой молитвы к Богине. Уже пора? «Нет, – сказал он мысленно. – Сначала надо понаблюдать. Тут важно правильно выбрать время».

Подкин был бы рад никогда больше не видеть Пожирал, но заставил себя высунуться из-за дерева. По следу крольчат скакали двое всадников на гигантских крысах. Точнее, на чудовищах, которые когда-то были крысами – смирными пушистыми зверьками, только и знавшими, что есть да пищать. Эти же выглядели так, словно их собрали из обломков ржавого железа и сплавили в адской кузнице.

Каждый сантиметр их тела был покрыт пластинами покорёженного металла, утыкан шипами и крючьями и разрисован кривыми кроваво-красными рунами. Там, где полагалось быть голове, у перекованных крыс торчали клыкастые, капающие слюной пасти, а в прорезях шлемов горел ржавый огонь зрачков. Они больше не были крысами. Пожиралы искорёжили их кости и плоть, превратив в настоящих монстров. Железных тварей.

Скрипя и дребезжа, крысы шли по следу, оставленному Паз, а их жуткие всадники наклонялись вперёд, скрежеща зубами от голода. Издалека казалось, что они срослись со своими скакунами в невиданное уродливое существо.

А затем раздался голос. Громкий, резкий, он звучал так, будто кто-то рвал в клочья листы тонкой жести.

– Ты! Девчонка! Где твой брат? Где сын вождя?

Подкин услышал, как Паз что-то испуганно лепечет в ответ. Неужели потеряла голову от страха – или, наоборот, заманивает Пожирал в западню? Да, это как раз в духе Паз. В Манбери она без конца изводила брата – придумывала обидные прозвища и устраивала хитроумные розыгрыши. Тогда Подкин ненавидел сестру за коварство и смекалку, но сейчас молча благодарил за них Богиню.

– Отвечай, заморыш!

Теперь голос звучал совсем близко. Стараясь ступать как можно тише, Подкин обошёл дерево и увидел, что жуткие всадники остановились прямо под ним. Он мог разглядеть мельчайшие вмятины и царапины на их доспехах – и почувствовать горячую вонь отдающего железом дыхания.

Пора!

Подкин вспомнил, как его учили рубить деревья – отец не терял надежды, что из наследника всё же выйдет толк. Но Подкин слушал вполуха: где это видано, чтобы сын вождя выполнял грязную работу? Сейчас он жалел об этом, как никогда.

«Там было что-то про подруб…»

Ругая последними словами непослушные окоченевшие лапы, Подкин оторвал глаза от Пожирал и посмотрел на клинок. Лезвие меча затупилось и потускнело от времени, годы испещрили его царапинами и зазубринами. Подкина вновь одолели сомнения, сохранилась ли в клинке хоть капля магии. Скорее всего, меч отскочит от дерева, не оставив на нём и следа. И зачем он только послушал Паз? Глупая была идея.

Подкин сжал зубы и задержал дыхание. Если всадники посмотрят вверх, всё будет кончено. Он должен сделать то, что собирался – и как можно скорее. Подкин приставил лезвие к стволу, под углом к земле, и надавил.

Он почти ждал, что ничего не случится, и потому опешил, когда Звёздный коготь прошёл сквозь столетний дуб, как нож сквозь масло. Подкин чудом остановил клинок, прежде чем он выскочил с другой стороны.

«Так, теперь снизу вверх. Скорее!»

Подкин выдернул меч и снова вонзил в дуб, теперь под другим углом. Мгновение спустя деревянный клин с глухим стуком упал на землю. Всадники внизу продолжали наступать на Паз – а та бормотала, что потеряла брата в метели, – как вдруг всё заглушил долгий протяжный стон. Уши Подкина испуганно задрожали: кролик не сразу понял, что стонет дуб, чей зимний сон он так нахально потревожил. Дерево накренилось и начало падать – сперва медленно, потом всё быстрее и быстрее. Ветки трещали, со свистом рассекая воздух. Пожиралы вскинули головы, распахнули пасти в немом изумлении – и дуб обрушился на них, подняв тучу снежной пыли. Злобный вой взвился над лесом и оборвался.

Когда рой снежинок осел и отголоски воплей стихли, Подкин отважился посмотреть вниз. Старый дуб разломился пополам, наглухо перегородив овраг. Вокруг разметало осколки наста. О всадниках напоминали только куски покорёженных доспехов да темнеющие на снегу потёки ржавой крови.

Интерлюдия

Бард замолкает, смотрит на вождя Хьюберта и нарочито громко причмокивает, всем своим видом выражая желание чего-нибудь выпить. Хьюберт намёк понимает и щёлкает ухом прикорнувшему у трона виночерпию – да так резко, что бедолага от неожиданности опрокидывается навзничь. После чего вскакивает, хватает деревянный кувшин, до краёв наполненный пенным мёдом, и кидается к сказителю. Не обращая внимания на возмущённо галдящих крольчат, бард осушает кувшин тремя долгими глотками и довольно вытирает остатки пены с бороды.

– Ну, что дальше, что дальше? – вопят крольчата. – Расскажи, что случилось с Подкином и Паз?

Но вместо продолжения у барда вырывается звучная отрыжка. Он хмурится, потом рыгает ещё раз.

– Погодите-ка минутку, – бормочет он. – Моё нутро работает уже не так бодро, как в прежние времена. Но, клянусь кочерыжкой, давно я не пробовал столь дивного мёда.

– А Пожиралы существовали на самом деле? – робко спрашивает маленькая крольчишка. – Мой брат говорит, их выдумали, чтобы детей пугать…

– Никто их… бр-р-рык… не выдумал, – отвечает бард. – Прошу прощения.

Он пожирает глазами блюдо с дымящимися – только из печи! – кукурузными лепёшками. Рядом стоит большая плошка репового супа, в котором медленно тает кусочек масла. Но крольчата нетерпеливо притопывают лапками и дёргают ушами – ждать они не намерены.

– А кто-нибудь выяснил, почему кролики превратились в Пожирал? Это ведьмы их заколдовали? – В глазах крольчишки плещется страх: она боится, что Торнвуд постигнет судьба Манбери и незваные гости испортят праздник.

– Может, и ведьмы, – уклончиво отвечает бард. – А может, и что-то другое, куда более жуткое. Мы пока в самом начале истории, и… Ох ты ж морковкин хвост! Зря я так быстро выпил мёд. О чем бишь я?.. Мы пока в самом начале истории, и никто ничего толком не знает. Так что и вам придётся потерпеть.

Бард уже собирается продолжить, но что-то во взгляде крольчишки заставляет его остановиться. Глаза у неё сделались совсем большими, от ужаса разве что не белыми, а в уголках поблёскивают слёзы. Нет, барду, конечно, нравится иногда напустить жути на слушателей – совсем чуть-чуть! – но не в канун же Куманельника! В эту ночь маленькие кролики должны сладко спать в своих кроватках и видеть сны о засахаренных морковках и деревянных игрушках, а не таращиться в потолок, икая от страха.

Бард задумчиво дёргает себя за бороду, потом лезет в кошель на поясе и достаёт древний, много раз сложенный кусок пергамента.

– Послушайте, я обычно так не делаю, но…

– Что у тебя там? – пищат, подпрыгивая от любопытства, кролики. – Что? Покажи!

– Это? – Бард неспешно разворачивает потрёпанный пергамент. – Я нашёл его во время своих странствий. И, как правило, детям не показываю. Особенно если мы застряли посреди истории.

– Ну пожалуйста, прочитай, что там написано! – Крольчатам не терпится услышать что-то тайное, не предназначенное для их маленьких пушистых ушек.

– Это история, записанная со слов старого кролика, которого я встретил далеко к востоку отсюда, в Хюльстланде. – Бард разглаживает затёртый на сгибах пергамент и проводит пальцем по рядам убористых рун – то ли выжженных, то ли записанных чернилами. Крольчата, сталкиваясь лбами, тянутся посмотреть, хотя читать никто из них ещё не умеет.

– А о чём эта история? О Пожиралах? О том, откуда они взялись?

– Ревень и редиска, до чего ж вы шумные! Да. Здесь написано, как появились Пожиралы. Эту историю поведал мне кролик, который видел всё своими глазами. И я вам её прочитаю, если обещаете потом напомнить, где мы остановились. Договорились?

Крольчата громко кричат, что обязательно напомнят, и бард усмехается в усы. Потом кивает, машет крольчатам, чтобы они угомонились, пристраивает пергамент на колене и приступает к чтению.

Моё имя – Ауна. Я очень стар – в Хюльстланде таких, как я, называют «длинный зуб», – но когда-то я был маленьким серым кроликом, родившимся на северном побережье Эндерби, в местечке под названием Песчаный колодец. То была скромная нора, в которой жили скромные кролики-рыбаки.

Теперь эта нора носит другое имя, а её обитатели больше не ловят рыбу. Все зовут их Пожиралами, и они творят такое, что при одном упоминании о них у кроликов дрожат уши и мех встаёт дыбом. Но жители Песчаного колодца не всегда были чудовищами. И потому я хочу поведать тебе свою историю – чтобы другие могли чему-то научиться. Чтобы ни одна нора не повторила судьбу моей родной норы.

Когда я был крольчонком, мы жили счастливо и беззаботно. Сразу за порогом начинался песчаный пляж, и мы часами скакали по дюнам и плескались на отмелях. Когда я думаю о тех временах, то вспоминаю лишь бьющее в глаза солнце, песок между пальцев и застывшую на шерсти соль. Чудесные были деньки.

Нашим вождём был низкорослый кролик по имени Крама. Крама Осторожный, так его звали, ибо он в жизни не принял ни одного решения, прежде не обдумав его раз сто, если не больше. Он вечно колебался, сомневался и откладывал дела в долгий ящик, пока не становилось совсем поздно.

Помню, по вечерам в главной пещере отец с друзьями постоянно сетовали на нерешительность Крамы, но никто не осмеливался оспорить его власть. От отца Краме достался волшебный шлем Богини – большая металлическая штуковина с медными рогами. На голове у Крамы он смотрелся, как перевёрнутый котелок, но прежних хозяев исправно защищал от клинков и копий, и потому вождь никогда его не снимал. У шлема было своё особое имя, но мы звали его просто «Котелком».

Жизнь в Песчаном колодце была небогата событиями, зато мы ни в чём не знали нужды – и бояться нам было нечего. До того страшного дня.

Я бы хотел никогда о нём не вспоминать, но, кроме меня, рассказать некому.

После долгих мучительных раздумий Крама наконец решил, что нам нужно вырыть новую пещеру. Песчаная почва, в которой залегали наши жилища, всё время осыпалась, в старых норах начались обвалы. Работа предстояла немалая, и никому не позволяли прохлаждаться. Даже нас, крольчат, приспособили к делу: мы вытаскивали вёдра с землёй на поверхность и приносили копателям еду и питьё.

Почва была мягкой и глинистой, работа спорилась. И вот, спустя несколько дней, из новой пещеры донёсся крик – копатели что-то нашли. Помню, как мы с друзьями бросились туда в надежде увидеть горшки с золотом или сказочное сокровище. Но увидели нечто… нечто иное.

До сих пор – а ведь столько лет прошло! – при мысли об этом у меня шевелится шерсть на загривке.

Кусок металла, похожего на железо, торчал из земли, как огромный, изъеденный гнилью клык. Мы и раньше натыкались на железную руду. Нам было известно, что Богиня ненавидит этот металл и что кроликам нельзя с ним работать. Но то были маленькие обломки, размером с твою лапу, не больше. А кусок, который нашли копатели, мог высотой поспорить с самым рослым кроликом в норе. И кролик проиграл бы спор.

А ещё было в нём что-то неправильное, что-то плохое. Словно некая сила пульсировала в глубине породы, царапалась и хотела вырваться наружу. Злая, гадкая, отвратительная.

Обломок покрывали зазубрины и сколы, но сквозь неровную поверхность можно было разглядеть, как внутри что-то движется и извивается. Там мелькали шипы, рога и щупальца, а иногда даже глаза и рты.

Мы сразу почувствовали, что отрыли какое-то зло. Никто в этом не сомневался. Никто больше не хотел и шагу ступать в новую пещеру. Наша жрица запечатала нору заклинаниями, и мы попытались сделать вид, будто ничего не случилось. Но в ту ночь никому из нас не спалось.

А потом мы начали слышать звуки.

В глухой ночи из-под земли раздавались голоса. Одни принадлежали кроликам, другие – кому-то ещё. Иногда до нас доносились смех и пение, но слов не разобрали – мы не знали такого языка. А следом послышались удары молота.

С того дня наш вождь Крама больше не показывался при свете солнца.

Каждую ночь, когда кролики укладывались спать, он спускался со своими солдатами в новую пещеру. Та штука изменила их. Она рассказала, как ковать железо. Нашёптывала тёмные секреты и обещала запретные радости. Злой обломок металла похитил душу нашего вождя. Что он ему посулил? Власть, силу, богатства? Может, обменял его боязливость и осмотрительность на нечто иное?

Я знаю точно лишь одно: пока вождь ковал железо, оно перековывало его.

Бард прерывается и смотрит на крольчат – те заворожённо ловят каждое его слово. Теперь и старшие кролики отвлеклись от праздничного стола. Барда слушает вся пещера. Он откашливается и продолжает:

Миновала неделя, и стук молотков стих.

На следующий день Крама вновь предстал перед своими подданными. Как сейчас помню, то был праздник моря – день, когда мы чествовали Морскую богиню. Мы сидели в главной пещере, столы ломились от жареной макрели и пирогов с крабовым мясом. Это был последний раз, когда я ел рыбу.

Крама с солдатами вошёл в пещеру, и все закричали.

Медный котелок исчез с головы вождя, его место занял другой шлем – железный, с шипами. Словно в насмешку над шлемом богини, он тоже был увенчан рогами, но только несоразмерными, покорёженными. Крама будто раздался в плечах, и шаг его стал шире. Он больше не был Крамой Осторожным – нет, он стал злобным куском железа в обличье кролика.

Крама обратился к нам, и мы не узнали его голос – скрипучий, скрежещущий. В последующие годы я пытался вспомнить ту речь, но правда в том, что я не слушал его, а только смотрел: на железный боевой шлем на голове Крамы и на его глаза. Потому что теперь это были не глаза кролика, о нет. Глаза Крамы и его солдат стали красными, как ржавчина или засохшая кровь.

Некоторые кролики отказались подчиниться железному вождю. Среди несогласных были жрица и мой дядя. Солдаты схватили их и увели в глубь пещеры. Больше мы их не видели.

В ту ночь моя семья покинула Песчаный колодец. И мы были не единственными. Под покровом темноты мы бежали, спасая свои жизни, и остановились, только когда между нами и проклятой норой пролегли леса, реки и горы. Если ты читаешь эти строки и хочешь остаться в живых, то ради всего, что тебе дорого, при появлении Пожирал не медли – беги.

И куда бы ты ни пришёл, помни совет старого кролика, который умудрился за много лет сохранить свою шкуру целой: держи нору в тепле и сухости, но… не копай слишком глубоко.

Бард аккуратно складывает старый пергамент и убирает его в кошель. Крольчата не спешат нарушить молчание – они воображают, какая жуть таится под землёй, на которой они сидят. С другой стороны, пока эта жуть заперта в земле, бояться нечего – это же не злые ведьмы, которые бродят по лесу и могут заколдовать тебя и превратить в монстра. Бард внимательно смотрит на маленькую крольчишку. Та выглядит уже не такой напуганной – значит, можно продолжать, да и другим крольчатам уже не терпится.

– А медный котелок был таким же волшебным, как Звёздный коготь? Вождь Крама превратился в Скрамашанка? – Пёстрая крольчишка поднимает на сказителя огромные, как плошки, глаза, блестящие в свете факелов. Остальные крольчата кивают, им тоже хочется услышать ответ.

– Опять вопросы? А ты у нас любознательная! – Бард наклоняется и треплет крольчишку по ушам. – В стародавние времена, уже стёршиеся из кроличьей памяти, Богиня преподнесла двенадцати племенам волшебные дары. Кролики Песчаного колодца получили Котелок, а Звёздный коготь достался Манбери. Когда-то это было величайшее из племён!

– А нам что досталось? Что Богиня подарила Торнвуду?

Бард смеётся и подмигивает вождю Хьюберту, который закатывает глаза и отпивает из миски с реповым супом.

– Торнвуду немногим больше шестидесяти лет. В те дни, когда Пожиралы топтали окрестные леса и холмы, он был всего лишь дырой в земле. Они сюда даже не заглядывали.

– А где сейчас эти волшебные дары? Кому достался Звёздный коготь? Что случилось со шлемом, Пожиралы его уничтожили? И что получили остальные племена?

– Да, да! – вопят остальные крольчата. – Расскажи, куда делся Звёздный коготь? Кому он достался?

Бух! Бард с громким стуком опускает на стол деревянный кувшин, и крольчата подскакивают от неожиданности. Они попискивают и подрагивают от волнения, но бард смотрит на них суровым взглядом, и они потихоньку успокаиваются. Когда в зале воцаряется тишина – такая, что слышно, как в очаге трещат поленья, а вождь Хьюберт прихлебывает суп, – бард заговаривает снова:

– Помнится, вы мне кое-что пообещали. Ну, кто скажет, где мы остановились?

– Они убегали от Пожирал! – кричит один крольчонок.

– Подкин свалил на них дерево! – вопит другой.

– И оно раздавило их, как спелые вишни! Всюду была кровища! И глаза, и кишки, и мозги!

– Хорошо, хорошо, – останавливает разошедшихся крольчат бард. – Хватит с нас кровавых подробностей. Вернёмся к истории…