Текст книги "Байки про балет …Кабриолев продолжает травить!"

Палка

А тот атрибут мебели балетного класса такой же  узнаваемый символ искусства балета, как пуанты, пачка, портик Большого. Артисты с ранних лет и каждый день проводят возле неё часы, а место на палке, как и место под солнцем, часто приходится отвоёвывать. Особенно во время обучения, ведь от того, где стоит будущий артист на классе, зависит очень многое в его развитии. И многое понятно про ученика, исходя из того, где он стоит.

Нет правил без исключений, но обычно в балетном классе три палки: центральная и, соответственно, правая и левая. Преимущества нахождения по центру вполне очевидны: педагог лучше всего видит тебя – прямо перед собой. Ты видишь себя в зеркале, которое напротив. Из двух оставшихся палок хуже та, возле которой рояль. А худший в классе тот, кто стоит «под роялем». Так что, если ты хочешь чего-то добиться, то надо стоять по центру. Хотя в конечном-то итоге всё зависит исключительно от самого человека. А историй, как потом звезда под роялем практически всю учёбу простояла, – масса.

Кабриолев, достигнув значительного положения в балетоманском мире, получил возможность нет-нет да заглядывать в классы по приглашению, разумеется, педагога либо хореографа. С его мнением стали считаться, да и не раз Вольдемар Альбертович, как он сам рассказывает, давал ценнейшие советы приглашавшим. С удовольствием и до конца дней своих принимал он эти приглашения, искренне считая, что своим участием служит великому искусству. Плюс – его необъяснимо манила палка…

Никоим образом не претендуя на стать и навыки артиста балета, Кабриолев, бывая в балетном классе, никогда не мог удержать от удовольствия подойти и положить руку на эту культовую жердь. Чувствовал он в дереве какие-то блуждающие токи, не понимая, впрочем, тогда сути их природы, но получая глубокое удовольствие их присутствие ощущая. Это сейчас, уже будучи представителем потустороннего мира, знатный балетоман доподлинно знает, что эту энергетическую субстанцию туда многие поколения артистов «закачивали», честно у палки отрабатывая. Эквивалент она пролитого пота, только в другом, так сказать, измерении…

Но ни про какие такие другие измерения Вольдемар Альбертович при жизни не помышлял, хотя подсознательно ощущал наличие «магической» составляющей палки. И тут затеяли в главном репетиционном зале театра ремонт, включающий замену палок, прослышав про который, Кабриолев, неожиданно сам для себя, пришёл в страшное волнение, хотя что ему до строительных-то работ? Но ноги сами понесли балетомана в сторону зала, придя ж в который он в аккурат застал момент откурочивания центральной палки. И наступило у Кабриолева прозрение – вот причина его треволнений!

Сторговал он палку с работягами за пятёрку с доставкой на дом, и ещё за червонец знакомый краснодеревщик испилил её на кругляши в несколько сантиметров толщиной, да с обеих сторон наждаком прошёлся для гладкости. И на одну сторону клеить стал Вольдемар Альбертович фотографии артистов, да лаком покрывать. А на другую просил звёзд былого и тогдашних, чьи фото наклеены и которые за эту палку в свои времена держались, автографы ставить.

Тридцать шесть именных колобашек составили уникальную коллекцию, которой Кабриолев гордился особо, отчего в завещании про них имелся особый пункт. Родственники волю покойного выполнили – выложены они на его могиле, как тени в «Баядерке»: в четыре ряда по восемь в ряду, лицом вверх и строго по приложенному списку!

Хамелеонство

Те из балетоманской тусовки, кто не знал Кабриолева с лет младых, пребывали в абсолютной уверенности, что он «из бывших», из балетных. Тем более Вольдемару Альбертовичу повезло от природы: сухопарость в нём до конца дней сохранялась, пропорции тела стремились к идеальным, плюс естественная выворотность и общий апломб. Данные хорошие, но балетом Кабриолев никогда не занимался, отчего руки-ноги сами собой по позициям не ставились. Всходя же по карьерной лестнице, стал он в какой-то момент сознательно и корыстно позы свои, мимику и жесты контролировать. Насмотревшись на принцев на сцене, решил Кабриолев и сам мантию артиста балета примерить!

И это в принципе вполне понятно и объяснимо – классические позы и позиции выверены за века идеально, отчего бесконечно прекрасны. И, естественно, хочется и самому в повседневной жизни так же красиво выглядеть, правда, тут физические кондиции могут стать препятствием. Но гантельки у Вольдемара Альбертовича не пылились – получасовую зарядку он делал ежедневно и форму поддерживал вполне достойную. И тут начал он сам за собой замечать, что ноги стали позиции изображать, колени натягиваются непроизвольно, зад втягивается… На подсознательном уровне Кабриолев начал хамелеонничать и лишь затем поставил этот навык себе на службу. Хотя поначалу он и не планировал себе биографию переписывать, да подсказали…

А накопилась критическая масса – уже слишком много разных людей стали задавать ему вопросы из разряда: «А вы-то сами, где танцевали?» А когда уже одна из прим поинтересовалась на эту тему, да при большом скоплении балетного люда, да стала убеждать Кабриолева самого, что он явно танцевал. Да даже сама и историю придумала: подавал, видать, большие надежды, да травма… Но потенциал и сейчас виден, а несбывшиеся надежды горьки… Понимает она это всё, и больше не будет старые раны бередить, но вы, Вольдемар Альбертович, всё же признайтесь: какой театр недосчитался звезды?

Не сдержался тогда Кабриолев… Признал косвенно, её правоту, высказавшись в том ключе, что, дескать, прошлое прошло, живём мы в настоящем, а смотрим в будущее. Так что высказанное примой мнение утвердилось и Вольдемар Альбертович стал хамелеонствовать уже в открытую, да с блеском. Да с таким, что у тех, кто с ним балетоманствовать начинал, сомнения приличные закрались: видать, подводит память… Но лучше в таких провалах не признаваться, общее мнение поддержать и как будто, «припомнить» что-то на тему балетного прошлого старого товарища. Так рождаются мифы…

Золотая жила

Искренне благоговея перед величайшим из искусств, балетом, Кабриолев поначалу не рассматривал его в плане доходном. Балет – расходная часть бюджета, и хотя билеты Вольдемара Альбертович не покупал, приходилось тратиться на цветы ⁄ подарки и такси ⁄ рестораны. По мере же восхождения на Олимп балетоманского движения траты эти росли, и зарплаты в полставки инженера, которым он факультативно состоял в НИИ, где директор – близкий родственник, стало очевидно не хватать…

В начале карьеры Кабриолев побаловался недолго перепродажей лишних проходок через гардеробщиков, но канал этот коммерческий с треском ОБХСС накрыло. Да так накрыло, что отбило напрочь у Вольдемара Альбертовича охоту спекуляцией заниматься. По мелочам, как Кабриолев сам для себя принципиально решил, больше он разбрасываться не будет, да и с законом лучше не шутить!

Впрочем, затем он тоже не самый праведный способ зарабатывания денег себе придумал: стал арт-маклером – занялся недвижимостью для балетных. Но в СССР такое каралось сурово, и чуть было за решётку не угодил Кабриолев. И хотя вопрос с милицией уладили, решил тогда балетоман уйти из этого бизнеса от греха подальше.

Накопления стали проедаться быстро, и замаячила перспектива жить на одну зарплату… Вольдемар Альбертович уже начал нервничать прилично, но гениальной бизнес-идеи в голову всё не приходило, пока не был он зван на юбилей очередного родственника.

А там оказался посажен рядом с одной своей троюродной сестрой, которая начала ему жаловаться на жизнь свою: и вроде радоваться надо – получила она в наследство квартиру в самом центре, Большой театр в окно виден, да вот, покинув своё околомкадье, растеряла она и свою клиентуру. Как выяснилось, оказалась сестрица первоклассной портной, которая для гимнастов с олимпийской базы, рядом расположенной, костюмы и для выступлений, и для тренировок шила. И тут осенило Кабриолева – так это то, что надо! Множество раз ему разные артисты жаловались, что нет рядом с театром ни одной швеи достойной, да и вообще беда с ними. И решил Вольдемар Альбертович открыть швейный бизнес, хотя это тоже вразрез с законом шло…

И бизнес пошёл! Да так хорошо, что вскоре сестра себе уже помощниц брать стала, производство на всю трёхкомнатную квартиру расширили, а участкового подмазывать стали ежемесячно. Балетоман имел свою треть и мог теперь не думать про презренный металл вплоть до конца дней своих – нашёл-таки золотую балетную жилу!

Должностная обязанность

В широкий круг непосредственных служебных обязанностей Кабриолева-балетомана входило и неусыпное пестование будущего русского балета. Вторым по значимости местом на карте Москвы после, разумеется, Большого для него являлось МАХУ, нынче МГАХ. С первого класса он считал необходимым начинать кого-то «вести», хотя в этом возрасте ещё очень сложно понять, что в итоге из одиннадцатилетнего ребёнка получится-то. Но Вольдемар Альбертович, как он сам заверяет, ошибался крайне редко, выбирая действительно будущих звёзд. Или, это они ими становились, потому что он их выбирал?.. Сам Кабриолев затрудняется ответить на этот вопрос…

А выбор свой балетоман делал вполне осознанно, учитывая множество факторов, как связанных с физическими данными, так и лежащими в областях иных сфер, которые гораздо важнее. Тем более, если взяли ребёнка в училище, всё у него плюс-минус хорошо с физикой, и тут главнее то, почему он тут оказался.

Вариантов немного, а худший – «мама привела». Довольно часто дети становятся заложниками несбывшихся амбиций родителей, и из таких крайне редко что-то дельное выходит. Не легче с династиями, и, хотя немало есть примеров, когда дети родителей достойны, природа любит и отдохнуть. Нередко в балет идут детки из спорта, этим попроще с нагрузками справляться, но далеко не всегда спортсмены артистами становятся. Впрочем, и такое случается. Многие ради осанки приходят, а в меньшинстве же всегда те, кто пришёл балету учиться, танцем живя, искренне его любя. Но вот именно таких Вольдемар Альбертович примечал особо, справедливо полагая, что в этом залог успеха.

По мере же взросления Кабриолев направлял вектор развития своих протеже в правильном направлении. Не отвечая за развитие тела, он формировал их интеллектуальный мир, делая это довольно жёстко. Балетоман допускал у воспитанника наличие одного какого-то хобби, не связанного с балетом, например, марки собирать или в шахматы играть. Но всё остальное должно было быть целиком посвящено великому искусству: надо по максимуму на балет ходить, про балет читать, по телевизору только его и смотреть. Вдобавок к этому проверял он у них дневники, понимая важность и общего развития ребёнка. Водил в музеи, консерваторию, даже посещал с ними драмтеатры – для всестороннего, так сказать, развития. Диету своим подопечным он предлагал изнурительную, но те не роптали – цель оправдывала средства!

Более того, они, к такому привыкнув, о другой жизни и не помышляли, и даже сложнее бывало не с ними, а с их родителями, роль которых в воспитании будущей звезды значительна, и Вольдемару Альбертовичу волей-неволей приходилось общаться и с ними. Что было самое неприятное, ибо родителей не выбирают… Но и с оголтелым пролетарием, смурным с похмела, мог он пообщаться весьма мило, если вдруг его отпрыск не в родителя пошёл. Считал балетоман такое общение издержками профессии и им никогда не брезговал, понимая, чему он служит – балету!

Отряхнув же руки, Кабриолев обычно начинает загибать пальцы, перечисляя, кого он в люди вывел. Имена очень громкие, но призрак балетомана нисколько не сомневается, что без его участия не разгорелись бы эти звёзды так ярко. И, скорее всего, он прав: звёзды – штучный товар, их надо правильно огранить, а для этого нужен индивидуальный подход.

На слово

Балетные мифы – область устного сказочничества, ещё не нашедшая своего издателя. Да и вряд ли кто-то когда-то их напечатает, ибо к моменту выхода книги они могут уже измениться до неузнаваемости. Свои, личные мифы имеются у каждого мало-мальски значимого артиста, и они ими распоряжаются исключительно по собственному усмотрению и в угоду складывающейся конъюнктуре. Отдельно от личностей существуют общепризнанные мифы, про давнее былое, живущие своей жизнью, формируемой сознанием социума, который частенько историю и переписывает. Так что верить стоит только в то, что видел лично сам, впрочем, и это могли для тебя сыграть, а ты поверил…

И надо признать, что многие байки от Кабриолева, очевидно, попадают в жанр фантастики. Даже сам призрак знатного балетомана порой признаётся, что да, для красоты сюжета добавил он красок. Однако уверяет, что никогда он не выдумывает всё от начала до конца, и что всегда есть доля правды в его воспоминаниях. Которая варьируется в широком диапазоне от 10 до 90 процентов в зависимости от настроения рассказчика и витиеватости полёта мысли в момент рассказа. Иные факторы влияния Вольдемар Альбертович затруднился назвать…

Я с ним разок один заспорил на эту тему, но так, в основном азарту ради, ибо Кабриолев себя проспорившим вряд ли когда признает. Сказал призраку знатного балетомана, что я, его байки публикующий, завсегда распознаю, где он приврал, а где реальные события описаны. Чем вызвал, естественно, шквал протестов, на меня даже чуть было не обиделись, в итоге же предложил Вольдемар Альбертович такое пари: он рассказывает две короткие байки, а я должен буду определить, где правда.

Побились мы об формальный заклад, он пару баечек про балерин выдал, я, понятное дело, наугад тыкнул. Призрак радостно объявляет, что я посрамлён, а я же требую доказательств! И, как и следовало ожидать, фактов чего-либо доказывающих нет вовсе, а есть лишь честное слово Кабриолева. Ну как всегда – поверьте на слово…

Кордебалет

Почти все артисты через это проходят, а многие там и остаются. Не бывает правил без исключений, но обычно по окончании учёбы на артиста балета выпускник попадает в кордебалет, сокращённо в корду. И это даже и неплохо, и совершенно правильно – будет понимание какие там порядки. Для некоторых же это уже и успех, да и, возможно, верхняя планка карьеры. Особенно, если это кордебалет Большого.

А значимость кордебалета Кабриолев вполне равняет со значимостью звёзд в труппе. Если слаба корда, то и целое созвездие может спектакль не вытащить.

Именно поэтому знатный балетоман даже в пору зенита своей балетоманской славы никогда не чурался общения с составом балета, как с французского это слово переводится. И в переводе как раз многое относительно его значимости и открывается…

Вольдемар Альбертович эту значимость начал быстро осознавать, а за десятилетия балетоманства он досконально изучил состав балета и выявил характерные типажи, ему присущие. Плюс-минус они присутствуют всегда и в определённом проценте, причём один и тот же артист может менять их весьма непринуждённо.

А подавляющее большинство приходит в кордебалет на подъёме и с уверенностью, что долго там не задержится. Впрочем, всегда есть те, кто изначально понимает, что им по разным причинам мало чего светит. С годами же пыл начинает спадать и с самых оптимистичных, если выбиться всё никак не удаётся. Опять же по разным причинам, но если ты уже который год стоишь снежинкой в последнем ряду, а четвёрку дали лишь раз, то свыкаешься со своей участью…

Но свыкнуться не значит поставить на себе крест! И по этому водоразделу идёт главное деление состава: на тех, кто работает в театре на ставке «артист балета», и на тех, кто служит великому искусству балета, пусть даже держа пику. И только у последних всегда есть шанс, может, и не на журавля в небе, но уж точно, на синицу в руках!

А Кабриолев, как он рассказывает, не раз такие возможности устраивал для тех, кто искру танца в себе сберёг, даже у воды много лет простояв. Многократно он протекцию делал тем, кто душу умудряется вложить и в эпизод на полминуты. Удивлялись потом кордебалетные ветераны, что это их вдруг заметили, но Вольдемар Альбертович принципиально никогда своё протежирование не афишировал. Аргументируя это так: дескать, пусть думают, что они сами это заслужили, а они ведь действительно это заслужили! Я же просто обратил на это внимание кого нужно…

Щелкуновед

В какой-то момент, случившийся на начальном ещё этапе балетоманства Кабриолева, среди подарков, получаемых им на Новый год, стали появляться фигурки главного балетного символа этого праздника – щелкунчика. Первым дядя один двоюродный, прознав про увлечение молодого тогда ещё человека, племяшу своему такое украшение на ёлку вручил, немного подтрунив. Вольдемар даже смутился тогда, как призрак его нынче припоминает, ну а с тех пор пошло-поехало! С каждым годом всё больше и больше стал получать он в разном исполнении эти приспособления для колки орехов как пригодные по прямому назначению, так и в декоративном варианте.

Через какое-то время критическая масса щелкунчиков наросла, заполонили они уже пару книжных полок, по большей части представляя из себя ёлочные украшения. И тогда Вольдемар Альбертович в первый раз сделал то, что стало впоследствии его новогодней визитной карточкой – нарядил щелкуноёлку. Сверху, как и положено, звезда сияла, гирляндами тоже обычными лесная красавица увита была, но вот все остальные украшения – сплошь щелкунчики разных мастей!

Понятное дело, поначалу небольшую, в метр высотой с навершием, ёлочку хватило украсить, но в балетоманском сообществе, актив которого Кабриолев к себе домой зазвал, произвела она фурор, добавив автору баллов. В эру же главенства Вольдемара Альбертовича в этом узком кругу, в высокий потолок его квартиры в сталинском доме она упиралась, сплошь знаковыми фигурками увешанная. Сфотографироваться же под ёлкой Кабриолева почитали за честь и руководящие лица отечественного балета, а уж если доведётся вместе с хозяином щёлкнуться, то год, значит, прожит не зря!

Но знатный балетоман не был бы самим собой, если бы столь поверхностно к вопросу отнесся, не копнув глубже и, изучив скрупулёзно сам предмет, то есть щелкунчика: и как игрушку, и как кухонную утварь. Взрыл он всю Ленинку, материалы изучая. Обогатившись же знаниями, авторитетно теперь он мог по каждому из имеющихся у него щелкунчиков справку дать. Слава его как главного щелкуноведа по всей стране гремела, и если кто где собирался эту нет-ленку Петра Ильича ставить, то всегда к нему за советом художники этих постановок обращались: как бы нам сделать своего героя, на других непохожим, но чтобы он аутентичным вышел?

Родительский долг

Далеко не всем везёт с родителями… Кабриолев сам не понаслышке знаком с ситуацией, а для балетных, как он считает, значимость родительского фактора высока, как не для кого. И это касается и общего культурологического семейного фона, и наследственности. Ибо сложно рассчитывать, что ребёнок, чьи родители в словосочетании «пачка примы» учуют только табак, вырастет высокодуховной личностью. Ну и гены никто не отменял: по бочкообразным мамашам сразу всё понятно про будущее их дочек. И хотя нет правил без исключений и много есть примеров, когда люди добиваются высот не благодаря, а вопреки, в общем и целом действует правило: скажи мне, кто твои родители, и я скажу, кем будешь ты.

А на балетных родителях лежит огромный груз ответственности за правильное и всестороннее развитие будущего артиста – Вольдемар Альбертович считает, что педагог и семья равнозначимы. И, чтобы в полной мере соответствовать званию, им надо свою взрослую жизнь подстроить под график жизни чада. К чему готовы далеко не все, но важно ещё и не скатиться в другую крайность – чрезмерность.

Впрочем, большинству родителей сам балет по барабану, а от того, что их детки обучаются высшему из искусств, возвышеннее они сами не становятся. Но попадаются и персонажи, которые своего ребёнка уже провозгласили звездой и рьяно, с пролетарским нахрапом, несут её свет в массы. Такое, как полагает Кабриолев, уже неизлечимо, и обычно горько бывает их разочарование.

Золотую же середину всегда сложно найти, но, если родители всё правильно сделали, то шансы у ребёнка повышаются многократно. И Вольдемар Альбертович знает немало примеров примерного родительства, и не раз он наблюдал, как родители, прикоснувшись через ребёнка к искусству балета, сами эволюционировали. Впрочем, это, вновь скорее исключение, подчёркивающее правило…