Текст книги "Байки про балет …Кабриолев продолжает травить!"

Изгвоздить

Будучи в зените околобалетной славы, Кабриолев являлся незыблемым главой своей самой крупной на тот момент балетоманской фракции. Три остальные в сумме, в человеках, превосходили одну его незначительно, да и собрал Вольдемар Альбертович, всеми правдами и неправдами в свои ряды лучших представителей балетоманского движения: и авторитетных энциклопедистов, и весьма «нужных» людей от мясника с Даниловского рынка до жены брата секретаря московского горкома партии. И призрак нисколько и не скрывает, что формировал он такой состав свиты предельно сознательно и имея в виду свою личную корыстную выгоду…

И очень Кабриолев гордится тем, насколько преуспел в этом сложном деле и результат желаемый достиг – он в принципе мог иметь всё, что можно было официально иметь в СССР. Вопрос только в том, что ему так много просто не нужно было – балет при всём при этом, для него действительно самое важное в жизни. И вот это качество я лично очень ценю в Кабриолеве при всех его остальных других, часто нелицеприятных.

А шёл-то Вольдемар Альбертович к вершине по трупам, и, как он считает, другого пути в этом прекрасном мире балета нет. Если ты не устранишь конкурента, то конкурент устранит тебя – хорошо, что это всё же про балет и физическое устранение не рассматривается. Но способов устранить иначе – масса, и войны балетоманские ведутся всеми видами нелетального оружия. Впрочем, некоторым от этого ненамного легче – тем, с которыми расправились.

А нападение может быть совершенно внезапно и со многих сторон. Возмужав в балетоманских баталиях средней руки, Кабриолев, возглавив незначительную поначалу фракцию, серьёзно подошёл к разработке стратегии ведения боевых действий: атака должна быть подготовлена, а солдаты вооружены. И когда возникала необходимость устранить оппонента, вся его свита была уже во всеоружии. Каждый знал, на какую мозоль оппонента наступает именно он и когда. И тогда Вольдемар Альбертович давал команду «Изгвоздать!», и очередной конкурент на пути к единоличному главенству сметался. И призрак разводит руками – не сделай я этого, со мной бы это сделали и не разговаривали бы мы сейчас. Пожалуй, я ему всё за это прощаю…

Шоколатье

О проявлениях своей беспримерной любви к балету Кабриолева неоднократно прилично заносило: в ослеплении страстью он много раз пытался весьма странными способами восславить высшее из искусств. Потом, конечно, охолонув, смущался Вольдемар Альбертович до разной степени румянца от содеянного в порыве, впрочем, продолжая считать, что цель оправдывает средства. И не утратил он и до конца своих дней изрядной доли авантюризма в проявлениях восторгов от балета. Чем призрак сейчас прилично гордится!

Много у него есть баек на этот счёт, а самая сладкая – про его «шоколадный» проект, который к тому же и одним из самых масштабных затевался. Но кое-что настолько в нём знатного балетомана смутило, что уже почти на стадии вывода продукции на широкий рынок он от него открестился…

А начиналось всё довольно безобидно и даже весьма аппетитно – с того, что заболел балетом один шоколадных дел мастер. Мужчина был уже среднего возраста, а на балет-то совсем случайно попал – профком фабрики «Рот-Фронт», где он шоколадным цехом заведовал, его билетом в партер за что-то премировал. И пришёл он в театр нормальным человек, а вот вышел уже совсем другим – заразился балетной лихорадкой. С тех пор стал он постоянно на балеты ходить, да и в фойе дружбу сводить и вскоре попросился к Кабриолеву в фракцию. Мужчина оказался интеллигентным, воспитанным, а шоколад Вольдемар Альбертович всегда любил, принял он его, и дома теперь сладкое не переводилось…

И балетоманил шоколадник себе спокойненько несколько лет, а потом возьми да принеси фракционному своему лидеру результаты их экспериментов на работе – они там фигурный детский шоколад разрабатывали. И осенила Кабриолева «гениальная» мысль – надо на тему балета шоколад выпустить!

Работа закипела, причём мастер пошёл дальше – пригласил к участию в проекте коллег из смежного леденцового цеха. И вскоре представлены были Вольдемару Альбертовичу с парой балетоманов из свиты результаты этих смелых экспериментов: несколько шоколадных фигурок балерин и красный леденец «артист балета на палочке». Кабриолева сразу, конечно же, смутило, куда эта палочка воткнута, да и сосать такой леденец покоробило. А когда стали все ноги балеринам откусывать, нахваливая, да за головы держа, то ему аж поплохело!

Волевым решением лидер фракции проект свернул, а шоколад «Вдохновение» лет через десять только выпустили и, как Вольдемар Альбертович уверяет, опять же не без его участия! Я – погуглил на эту тему: ничего нет от Кабриолева во «Вдохновении». Полагаю, заливает призрак…

Миссионерство

Заболев балетом, Кабриолев поначалу настолько глубоко поддался этому сладкому недугу, что и не делился ни с кем историей болезни. Страдал он им самозабвенно и до метаний на скомканных простынях, но острая фаза всё же прошла, когда просмотрел Вольдемар Альбертович весь репертуар десятки раз, немного спал первоначальный горячечный энтузиазм. Впрочем, любовь к балету никуда не ушла, но возмужала, проникла в организм балетомана глубже, стала его сутью…

И тогда Кабриолев решил, что этим чувством надо делиться, что призван он сеять вокруг светлое семя. А к этому моменту он уже имел известный вес в балетоманской среде и доступ к проходкам. Так что стал Вольдемар Альбертович некоторых из своих многочисленных родственников прикармливать к балету – тех, что ему казались наиболее одухотворёнными. И вроде как казалось Кабриолеву, что делает он благое дело, что сходившие на балет просветились и ему безмерно благодарны. Но не так-то вышло…

А был он, конечно, как теперь призрак признаёт, чрезмерно настойчив в своём миссионерстве… А принуждать человека, даже к высокому искусству, всегда чревато… А за несколько лет-то он многих, да и совсем не раз, принудил к посещению балета… И, честно говоря, их и не спрашивал, нравится им или нет… Как же может балет не понравиться!

И тут на каком-то юбилее стал он с редкостной настойчивостью уговаривать юбиляра на балет сходить, да решил помощь зала запросить. Обратился к рядом сидящему одному родственнику, которого как раз недавно в очередной раз на «Лебединое» сводил: подтверди, дескать, что надо юбиляру на балет сходить! А тот, как оказалось, балетом сыт оказался по горло…

К тому же уже тостов с дюжину подняли, и родственник высказался откровенно: достал ты, Вольдемар, уже всех со своим балетом. А есть дела и поважнее – лучше бы ты со всеми ездил на дачу картошку копать, а не по театрам шастал! И по лицам практически всех понял балетоман, что он здесь такой один – балетоманистый. Да, вроде все культурные люди, но… в меру.

С тех пор как отрезало! Никогда и никого больше не зазывал Кабриолев на балет, а с годами вообще возвёл это в ранг философии: балет – элитарное искусство. Был таким, есть и будет. И перед свиньями неча бисер метать!

Первая скрипка

Разбирая какой-то балет по косточкам, Кабриолев всегда делает это блоками: идея, хореография, музыка, декорации и костюмы. Не всегда в этой последовательности, может начать с костюмов и не найти там идеи, но всегда увязывая вместе музыку и хореографию. Да, может одно оказаться лучше другого, но это значит только одно – второе хуже. И никакая божественная музыка не вытянет провальную хореографию, равно как и наоборот. Значение на общую оценку постановки они имеют определяющее, а за музыку, кроме композитора, отвечает ещё и оркестр. А музыканты тоже люди…

Влюбившись в балет, Кабриолев сразу понял значимость этого симбиоза, тем более с музыкой он дружил – целых четыре года в музыкальной школе отмучился. Но на оркестр первые несколько сезонов внимания никакого не обращал – не до них было, хотелось ему с артистами дружбу водить.

Добившись же некоторого положения в балетоманском сообществе, он взгляд-то долу, до ямы, опустил и тут оркестр его очень даже заинтересовал! Не весь, правда, оркестр, а одна его участница, молодая скрипачка… Сражён был наповал сверху вниз смотрящий!

Как сами музыканты говорят, если человек десять лет играет на скрипке – он автоматически становится евреем. Чернокудрая музыкантша не была исключением, но Вольдемар Альбертович национальными предрассудками никогда не был обременён, справедливо полагая, что в любой национальности процент достойных людей одинаково мал. Это совершенно не мешало сердцу воспылать, но вот мешала перегородка между зрительным залом и оркестровой ямой – непреодолимое препятствие…

А в театре музыканты и артисты вкупе с примкнувшими с ними балетоманами живут в немного разных мирах и между собой общаются редко. Но Кабриолев проявил чрезвычайную настойчивость и вскоре сумел познакомиться для начала с одним из ударников. Проявил искренний интерес к его нелёгкой профессии, угостил несколько раз коньячком в буфете, сдружился до некоторой степени и был представлен всей группе ударных, парочке гобоистов и даже первому кларнету. Ну а там, ещё через пару рукопожатий, познакомили его и с Сарой Лазаревной – объектом воздыханий!

Уже на втором свидании они перешли на ты, и Сара оказалась на редкость возвышенной и одухотворённой в придачу к шикарным внешним данным. Дошло уже дело до знакомства с родителями, но папа, недальний родственник московского раввина, дал понять, что надо будет тогда, как минимум сделать обрезание перед первой брачной ночью. На такое Вольдемар Альбертович пойти отказался, а ещё зачем-то раскритиковал форшмак, приготовленный хозяйкой дома, и даже порывался дать собственный рецепт. Отношения не сложились, и Сара под нажимом родственников дала Кабриолеву отказ… Но со многими оркестрантами Вольдемар Альбертович сошёлся к этому моменту уже довольно близко и с тех пор к музыкантам вполне расположен!

Состав зала

Будучи сугубо профессиональным посетителем театра, Кабриолев сам, да и весь «узкий круг» балетоманской братии, свысока посматривали на «простых» зрителей. Людей, вошедших в храм искусства по купленным в кассе билетам, они снисходительно именовали любителями, и в балетоманском обществе не принято было с ними смешиваться. При этом некоторые из этих любителей стояли повыше на социальной лестнице Страны Советов, чем многие профи. Но внутри театра и непосредственного начальника по службе с билетом в кармане истинный балетоман мог лишь кивком головы приветствовать.

Даже если это сулило в дальнейшем неприятности на работе…

Над любителями профессионалы любили посмеиваться, а Вольдемар Альбертович, как он говорит, и сам часто сказки про люстру рассказывал. На которую некоторые из тех, кто пришёл по билетам, и пришли посмотреть. А таких видно было сразу и во времена бытия призрака, а сейчас, даже не присматриваясь, можно понять, кто за хорошими селфи с люстрой пришёл на балет. Но раньше это были единицы, сейчас же «по статусу положено» многим. И эта публика – неприятные соседи для просмотра балета…

А то, кто сидит рядом, – критично важно! Если сосед пришёл не на прекрасное искусство смотреть, а по какой другой причине, то он балет смотреть и не будет, да и тебе смотреть мешать станет. И даже если сидит условно тихо, то не на той он волне, не создаёт нужную атмосферу. Да и может, не дай бог, в неурочном месте аплодировать радостно начать – радоваться, что – ура! – кончилось! Или, что самое неприятное, трепаться начнёт, если не один пришёл. А вот такого Кабриолев никогда не терпел, и имелась у него заготовленная фраза, для болтливых соседей: «Балет смотрят, а если вам поговорить охота, то идите в рюмочную за углом – самое вам там место!» После такого смотреть балет ему больше не мешали…

И ещё при жизни знатный балетоман, даже будучи сугубо материалистом, понимал важность частот настроя зрительного зала, значимость высоты уровня показателя средней культурности зрителей. От тех, кто сидит в зале, тоже зависит успех спектакля. Артисты на сцене – те, которые действительно Артисты, прекрасно чувствуют, кто в зале сидит, даже зрителей не видя. И им очень нужна «обратная связь», чтобы обрести уверенность, понять, что в коня корм. Самый же кошмар случался, как Кабриолев с ужасом вспоминает, когда, например, нагоняли целый театр каких-нибудь доярок-рекордсменок, приехавших в столицу на всесоюзный слёт. Те лузгали семечки на пол, смеялись в голос и оголтело хлопали рабочими руками в каждой паузе в музыке. Тут как не танцуй – ничего не выйдет…

Зевок

Зевок зевку рознь! Да и зевок – это вам не просто так! Кабриолев придаёт этому глотательному движению важное значение, хотя правильнее сказать – придавал. Призраку дышать незачем, да и зевать – не зевается. Но вот когда Вольдемар Альбертович блистал в зените балетоманской славы, он зевок поставил себе на службу. Сделал это целенаправленно и отшлифовал навык пользования до определённого блеска.

Но в начале Кабриолев от него страдал: зевучий по натуре, он, бывало, на заре своей карьеры зевал не к месту. Это принижало статус, приходилось смущённо оправдываться, коллеги по страсти к балету смотрели как минимум укоризненно. Конечно, в большинстве случаев успевал Вольдемар Альбертович инстинктивно прикрыться ладошкой или программкой, если таковая имелась. Но это делало сам факт зевка ещё заметнее – резкое движение бросается в глаза больше. И понял он, что с этим надо бороться!

Знакомые врачи развели руками – эта область медицинской науки на тот момент вообще не изучалась в СССР. Максимум, что вынес Кабриолев из общения с эскулапами, так это то, что зевок как-то связан с особенностями дыхательной системы. Ключевое слово здесь «дыхательной», и на нём Вольдемар Альбертович вспомнил, что недавно что-то слышал про «дыхательную гимнастику». Что слышал – не вспомнил, но помнил от кого и где – один из троюродных шуринов рассказывал на юбилее у одного из двоюродных дедов.

Не быстро, но нашёл Кабриолев шурина, и тот ему рассказал про это новомодное направление народной медицины: один кавказский старец-целитель, невесть как в Москве очутившийся, учит, как дышать правильно, и уже многим это помогло от разных болезней. У Вольдемара Альбертовича болезней-то не было, а рассказывать шурину про зевоту он не хотел, пришлось астму себе выдумать. Свёл родственник его с горцем, тому Кабриолев всё как есть рассказал и он помог! Объяснил балетоману, как можно зевок контролировать, обучил за несколько занятий несложным техникам и научился Вольдемар Альбертович! И мог он теперь зевок в зародыше пресекать, когда тот ещё во внутренних органах формировался!

А в знак благодарности поверх гонорара уговорил Кабриолев кавказца на балет сходить, но Ученик Учителя превзошёл: балетоман и не зевнул ни разу, а тот зевал, зевал, да и заснул ещё в первом акте…

Овладев же столь важным навыком, Вольдемар Альбертович пошёл дальше – поставил сам себе перед зеркалом несколько разной интенсивности статусных зевков, каждый из которых демонстрировал уровень недовольства постановкой или исполнителями. Использованный в нужный момент, он тем, кому нужно, ясно давал понять отношение зевающего. И это, как Кабриолев считает, лучший из возможных каналов коммуникации по ходу действия – вслух высказывать комментарии балетоман считает моветоном.

Свитерок

Предпочитая всем прочим нарядам костюм, Вольдемар Альбертович, впрочем, не забывал и про вещи в стиле casual. В гардеробе у него имелась разных фасонов одежда, но вот не было ни одного приличного свитера – как-то не сложилось. И тут заехал он ненароком к одному своему родственнику-фарцовщику, да показал тот ему, промежду делом, как раз такой, как надо, – с высоким горлом. Да и хотел сразу убрать, Кабриолев у него преимущественно галстуки покупал, но Вольдемар Альбертович заинтересовался, сторговался и купил, удивив родственника…

Свитерок оказался знатный – финский, с оленями и богатым орнаментом, и тёплый. А выгулять его первый раз балетоман решил на Новый год, встретить который согласился за городом, у другого одного своего родственника. И свитер произвёл фурор, все заценили качество пряжи и дизайн, но вот один из гостей, когда с шампанского на водку уже окончательно перешли, стал голословно утверждать, что, дескать, его тёща не хуже связать сможет! А может, даже и лучше!

Вольдемар Альбертович за свитер вступился, спор разгорелся нешуточный, дошло до пари. Заключили его при свидетелях. Свитер как образец Кабриолев оппоненту передал, оговорили сроки – месяц, на кону – стол в «Арагви» на всю присутствующую компанию и по полной. И Вольдемар Альбертович попал на этот стол, и даже отпираться не под каким предлогом не стал: да, может, отечественная шерсть чуть пожёстче, но олени получились даже чётче, а выглядел тёщин свитерок фирменнее фирменного.

Обошлась ему гулянка в кругленькую сумму, но родилась под французский коньячок у балетомана одна гениальная идея, и попросил он познакомить его с тёщей-то. Представили уже через день, оказалась – обычная пенсионерка, а вяжет из удовольствия. Тогда достал Кабриолев журнал с фотографией одной очень известной балерины в одной очень характерной позе да спросил: а по фотографии сможет она такой силуэт вывязать? За какую-то вменяемую денежку, разумеется. Тёща взялась попробовать, вышло очень даже неплохо, предельно узнаваемо и весьма недорого запросила она за такой эксклюзив – совершенно уникальный подарок на любой юбилей, да для любой звезды!

И Вольдемар Альбертович сделал заказ оптом: принёс стопку вырезок фотографий икон русского балета и за пару месяцев тёща эта ему на много лет вперёд навязала. А вскоре получить «свитерок от Кабриолева» стало считаться почти как народного получить. По крайней мере, Вольдемар Альбертович сам так считает…

Классики и современники

Как известно, во все времена молодежь была «нынче не та». Но хотя во времена Кабриолева деревья стояли ого-го какие большие, ныне призрак знатного балетомана весьма лоялен к молодому поколению. Впрочем, он одинаково расположен ко всем нынче живущим – смотрит-то свысока.

Ведь видел он уже столько состарившихся «молодых», и вполне в состоянии оценивать не их сиюминутный успех, который может оказаться по многим причинам конъюнктурным, а их вклад – то, что действительно осталось от этого успеха. Увы, остаётся немного, и мало от кого. Но, как Вольдемар Альбертович уверяет, это не повод ничего не делать, ибо так было всегда – у великого Петипа и то из всех балетов лишь малая часть до наших дней дожила. Да и то формально это балеты Петипа – что именно от хореографии Мариуса Ивановича в них осталось, уже никто не разберёт.

Так что, ставя поверх всего белотюниковый балет, Кабриолев признаёт неотъемлемое право у искусства танца развиваться в разных направлениях. Да, конечно, многие из них окажутся тупиковые, но и отрицательный опыт – тоже опыт! Но, если сейчас у нас не будет ищущих свой путь хореографов-современников, то будущие поколения недосчитаются хореографов-классиков – так Вольдемар Альбертович справедливо полагает, отчего часто приветствовал даже самые спорные балетные начинания. Но только при одном условии – в них должна быть заложена душа!

И я его прекрасно понимаю: сам ощущал разницу и не раз именно про неё вспоминал какую постановку нахваливая. Но вот как наличие души определить способами обнаружения, доступными мне, человеку в материальном мире существующему, Кабриолев не может подсказать. Говорит – это надо чувствовать…

Критерий роста

Не раз мы сходились с Кабриолевым в одном самом главном: балет надо любить, чтобы им сполна насладиться. Человек, зашедший в театр «с улицы» и случайно попавший на «состав тысячелетия», едва ли это прочувствует. Настоящий же балетоман воспарит и оставит в себе навсегда воспоминания этого полёта. Конечно, не в прямом смысле вознесётся на люстру, взовьётся душа, улетит на сцену. Балет на самом-то деле, способен творить чудеса с человеческим сознанием, но только если оно само, сознание-то, на это готово.

А главное здесь условие, повторюсь, балет надо любить. Не себя около него, не балерин в пачках, а само высокое искусство. А чтобы балет полюбить, надо до него дорасти – одна из любимых фраз Вольдемара Альбертовича. Имеет он ею в виду, конечно же, не рост в сантиметрах, а культурно-нравственный уровень индивидуума. Именно он определяет гипотетическую возможность родиться у столь возвышенного чувства. Дремучий колхозник может, конечно, прибалдеть от роскошеств на сцене и точёных ножек балерин, но ему не дано летать… А Кабриолеву дано…

И я прекрасно понимаю, о чём Вольдемар Альбертович говорит – сам испытывал это ощущение. Когда сцена открывается порталом в иной мир и ты покидаешь наш, суетный. Переносишься в воображаемый, созданный энергетикой артистов на сцене. И живёшь там по совсем другим правилам. Сказочным. Не возбраняющим полёты.

Ощущение это бешеное, ни с чем другим не сравнится, но случается редко – очень многое должно совпасть. Впрочем, надо быть готовым всегда и, если ты до балета дорос в культурно-нравственном плане как личность, то важно ещё находиться в подобающем эмоциональном состоянии, идя на балет. Кабриолев подчеркивает важность умения абстрагироваться – выбросить из головы всё суетное. Если в ней останется хоть полмысли про какие бытовые хлопоты – не откроется портал…