Текст книги "Байки про балет …Кабриолев продолжает травить!"

Наполеончики

Сознательно стремясь проводить в стенах театра как можно больше времени, Кабриолев, пока ещё здравствовал, почитал его за целый мир, что так и есть. Живут там преимущественно артисты, которые, находясь в нём, играть не перестают и сойдя со сцены. Этот мирок до некоторой степени довольно гротескное отражение мира большого: образы ярче, чувства навыкате, эмоции переиграны. И всегда есть в коллективе артистов несколько одиозных персонажей, внесценические амплуа которых неизменны в веках.

Вольдемар Альбертович выделяет некоторые основные характерные роли, имеющиеся в труппе, заглавная же – «главная стерва». Это, понятное дело, женская роль, достающаяся примам уже возрастным. И стервою действительно надо быть более чем убедительной, так как конкуренток в этом образе масса.

Не в меньшей степени должен обладать природной стервозностью и главный мужской собирательный персонаж – «суперстар», который со временем, если мозгов нет, скатывается до «суперстарца» и носит с собой пожелтевшие газетные вырезки с хвалебными одами самому себе. Последнего, как предостерегает Кабриолев, ни в коем случае нельзя путать с «дедом», который образ положительный до некоторой степени. Достойные «деды» могут украсить спектакль, исполняя возрастных персонажей.

«Суперстарухи» получаются из выживших из ума «главных стерв», а вот к суперзвёздам женского пола Вольдемар Альбертович относит полные их противоположности. «Суперстарши» у него милые, белые и пушистые, по крайней мере, когда на людях. С возрастом они спокойно переходят в группу здоровья и находят себя, по большинству, в педагогике.

Всегда есть в театре штатный гей – «милый», по определению знатного балетомана. С которым формально боролись имевшиеся во времена Кабриолева «активисты», среди которых затесывались, порой, реальные активы. И в любой исторический период имеется в труппе несколько «весельчаков», позволяющих себе стебаться с разной степенью жёсткости. Впрочем, как наблюдательный Вольдемар Альбертович не раз подмечал, зачастую весельчаки не самые радужные люди вне этого образа.

Есть и ещё у Кабриолева несколько второстепенных собирательных образов, кои попадаются в среде артистов театра. Конечно, не всегда все они разом наличествуют в труппе, но за десятилетия балетоманства Вольдемар Альбертович повидал столько разных стерв, старс и остальных, что вполне себе поднаторел в классификации. А любимчиками же его, в кавычках, являются «наполеончики»: такие выходят из не реализовавших свои непомерные амбиции артистов, если вдруг они хоть какую-никакую власть обретут. Кабриолев, с его слов, страсть как любил таких с небес на землю спускать – сдувать, как он это называет.

Богема

В СССР слово «богема» являлось ругательным, а словосочетание «богемная жизнь» – синонимом сонма пороков загнивающего капиталистического общества. Образ богемного персонажа должен был по идее партии вызывать у советского гражданина рвотный рефлекс, уж слишком он противоположен светлому образу строителя коммунизма. Так и было среди партийных товарищей как минимум на словах, но вот Кабриолев, особенно с годами, дрейфовал в противоположном направлении. И хотя открыто признаваться в таком не стоило, сам для себя Вольдемар Альбертович твёрдо решил – это его стиль жизни. Надо к нему стремиться!

А чтобы понимать, к чему стремиться Кабриолев, для начала тезисно описал основные жизненные позиции, на которых стоит сия привлёкшая его социальная прослойка: чтобы цель достичь, надо её себе представлять предельно чётко. Шёл он к ней долго, но дошёл и уверен, что именно чёткая постановка задачи дала такую возможность. Записки те с богемными тезисами не сохранились, но призрак балетомана их хорошо помнит и частенько мне нравоучительно рассказывает на примере своей жизни, как они реализованы были. Явно подначивая повторить сей путь! Я отброшу анахронизмы той эпохи и изложу их кратко и по сути: дороги, нынче, другие, но они есть…

Конечно, первичный маркер для настоящего представителя богемы – занятие каким-либо творчеством. В очень широком понимании этого слова. Но сейчас с этим даже полегче – можно стать, например, «крутым фотографом». То есть просто снимать на телефон всё что ни попадя и захламлять этим социальные сети. Через какое-то время и при определённом нахрапе в самопиаре, можно прослыть в определённых кругах творческой личностью. Но это всё эрзац, а, к примеру, Вольдемар Альбертович нашёл себя в таком виде творческой деятельности, как соучастие в творческой деятельности других. Сколько он дал дельных советов хореографам, артистам, композиторам, музыкантам, художникам и гримёрам! Кто посмеет сказать, что это не творческий процесс!?

Естественно, настоящий богемный персонаж НЕ должен работать. В общепринятом значении этого слова – приходить с утра на работу и там её работать. Но для правильной богемной жизни нужны деньги, причём немалые. Идеальный вариант – получить многомиллионное наследство и жить на проценты, но этот вариант нереальный. Впрочем, с этим по любому проще, нежели с творчеством – Кабриолев смог вопрос заработка не работая решить, даже живя в стране, где такого быть не могло. А оптимальный же вариант зарабатывания – дорого продавать плоды своего творчества.

Критично важен для богемы круг общения – только свои. Остальные социальные слои эту прослойку не особо жалуют, даже в тех обществах, где это слово НЕ ругательство. Да и общаться с основной массой народонаселения богемным персонажам особо не о чем, поэтому важно иметь «свои» места, где ты можешь побыть в кругу таких же как ты сам. Пропуском в эти заветные места служит исходящий богемный флёр, который «свои» за версту чуют. Так что с этим проблем не будет, когда дозреешь и станешь его источать.

Но всё же самое-самое-самое главное – здоровая печень. Ибо лозунгом богемы стоит считать одно изречение Уинстона Черчилля: «Реальность – это галлюцинация, вызванная недостатком алкоголя в крови».

Главный соперник

За годы балетоманства Кабриолев придерживался порой диаметрально противоположных позиций в разные времена. Метаморфозы происходили с его предпочтениями в области балета, менялись представления о прекрасном, кумиры, случалось, спадали со своих пьедесталов. Но это происходило не потому, что Вольдемар Альбертович под кого-то ⁄ что-то подстраивался, нет, он считает, что причина этому – его природное стремление к культурному развитию, которое, как теперешний призрак чётко понимает, разумных пределов не имеет.

Влюбившись в балет, который, как известно, является высшим из искусств, Кабриолев тут же осознал, что обязан сам соответствовать объекту обожания, дорасти до него. И Вольдемар Альбертович стал планомерно и целенаправленно развивать себя в этом направлении: читать про него, смотреть его, думать о нём, о балете…

Это быстро принесло свои плоды – его приняли в узкий круг профессиональных любителей балета, кои, как оказалось, далеко не все «служа» искусству его достойны. Но ярких личностей в этой среде всегда было немало, а Кабриолев не останавливался на достигнутом, почивать на лаврах не в его стиле, и многому у них научился. С теми же, кто, на его взгляд, порочил честь мундира, он даже бился какое-то время, да не без успеха, да потом успокоился на их счёт – решил считать неизбежным злом и лишь презирать. Справедливо полагая, что навредить балету по-крупному такие горе-балетоманы не смогут, а мелко гадить не перестанут.

Но и в труппе нет-нет да и находил балетоман врагов балета, по большей части среди артистов, входящих в «группу здоровья». Но пенсионеры уже не лечатся. Впрочем, случалось, что и в зените славы артиста терял тот человеческий облик: достигнув вершин в профессии, деградировал как личность. Но на такой случай имелся в СССР действенный механизм излечения от звёздной болезни – вызов на партийный комитет, где личное дело этого артиста слушаться будет. Выздоравливали после такого все…

Бывали и времена, когда Вольдемар Альбертович негодовал на другие театры, считая некоторые их постановки преступлением против искусства, что, кстати, случалось и случается… Да уж чего таить, даже бывало, что и спектаклями в театре балетоман оставался недоволен, полагая, что Большой достоин большего – тоже не изжитая доселе ситуация. Но, с годами, решил Кабриолев для себя, что и неудачи имеют право случаться, ибо это опыт, помогающий найти верную дорогу.

Стал он гораздо терпимее и к провальным премьерам, и к недостойным звания балетоманам, и к артистам, падшим в его глазах, но определился Вольдемар Альбертович с главным соперником балета. С соперником за зрителя и это – диван перед телевизором. А с ним не поборешься…

Сленг

В повседневном лексиконе истинных любителей балета есть множество заимствованных из балетной терминологии слов, обретших иной смысл вне сцены. Также там немало околобалетных присказок, сакральный смысл которых человеку, не связанному с балетом, вряд ли будет понятен. Балетоман же всегда балетомана поймёт, хотя нынче, о чём Кабриолев весьма сокрушается, настоящих носителей этого уникального наречия остались единицы, и оно вполне может исчезнуть. Стремясь же сохранить язык этой малой народности, Вольдемар Альбертович не раз устраивал мне лексические диктанты, хотя, каюсь, ученик из меня никакой…

Но, что-то, конечно же, я помню, тем более сам Кабриолев говорит на балетном сленге чистейше, а понимать его я понимаю. Самое же часто встречающееся выражение у призрака балетомана – «в полноги». Смысл его совершенно очевиден, а применяться оно может и к бригаде строителей, делающих у вас дома ремонт. Впрочем, как считает Вольдемар Альбертович, возможно применение этого термина и в до некоторой степени позитивном ключе. Если речь идёт, например, о какой-то поставленной задаче, которая оказалась легче, чем ожидалось, и выполнить её можно не напрягаясь – в полноги.

Следующий по частоте использования Кабриолевым термин – «у воды постоять». Значение его в повседневной жизни – ни при делах оказаться, и есть две балетные версии возникновения: у нарисованной на заднике воды ⁄ у «пожарной» воды в вёдрах, там же рядом стоявшей. Истина вряд ли будет установлена, но стоят у воды далеко не лучшие силы труппы. Главное же, как Вольдемар Альбертович считает, жизнь свою у воды не простоять…

«Точить носок», то есть оттачивать мастерство, нужно всем и всегда, как артистам, так и людям более приземлённых профессий. А так как нет предела совершенству, то делать это всем стремящимся чего-то достичь придётся бесконечно.

Хотя это мало поможет «прачкам в пачках» – это про крупных форм артисток, в обычной же жизни такое определение вполне подходит разряженным в пух и прах дородным матронам. Мужья которых частенько являются «подставками», в балете же это про партнёра, затмённого балериной полностью.

Хлёстким определением для неудачников является «третий состав», и есть ещё немало балетных и околобалетных терминов, которые на постоянной основе используются балетоманами в бытовой речи. Все и не перечислишь…

Санаторий

Съездить летом на месяцок в санаторий театра стало заветной мечтой Кабриолева уже тогда, когда он только начинал набирать вес в балетоманском сообществе. Прознав лишь про факт существования этого приморского эдема, Вольдемар Альбертович сразу же страстно захотел там оказаться, полагая, что боги балетной сцены на отдыхе представляют из себя райское общество. Долгие годы балетоман подбивал клинья то так, то эдак, пока не сросся один вариант, да и обрёл-таки Кабриолев вожделенную санаторно-курортную карту! После чего серьёзно подошёл к подготовке к поездке, полностью обновив гардероб летних вещей.

Балетоман предвкушал месяц в раю и считал дни до отъезда, а в аэропорт примчал часа за четыре до вылета и в лучшем своём наряде – в белом фланелевом костюме с белыми же штиблетами. Не без приключений добравшись, багаж искали три часа, и, едва разместившись, Кабриолев отправился на поиски небожителей, дабы начать побыстрее приобщаться к высокодуховному миру звёздных отдыхающих. А прибыл он уже совсем затемно, а те, у кого с багажом ничего не случилось, уже успели, как положено, хорошо отметить начало отдыха… И ждало Вольдемара Альбертовича первое разочарование – случилась самая банальная пьянка, как в любом другом заведении культурного отдыха по заезду.

Во время которой теме балета было посвящено минимум времени – только если Кабриолев сам её поднять пытался, да затухала она тут же. Впрочем, Вольдемар Альбертович не стал делать скоропалительных выводов, тем паче, его самого местное вино, да на пустой желудок, довольно быстро вывело из строя. Да и с утра вкус его неприятно ощущался, что было прилично заметно по многим на завтраке. На это и списал поначалу балетоман очевидное нежелание его знакомых артистов поговорить с ним про балет. Но очень скоро открыли ему глаза…

Посмотрев как играют в пинг-понг и не найдя среди других зрителей собеседника по интересующей теме, Кабриолев попробовал за игрой в шашки с одним премьером обсудить закончившийся сезон. Тот, очевидно поддавшись, быстро проиграл и без извинений ретировался, чем балетомана удивил. Соперник же по бильярдной партии, подающий большие надежды солист, перевёл вопрос относительно планов на будущий сезон в шутку. Но вот народный артист, с которым Вольдемар Альбертович рядом в грязевой ванне лежал, просветил балетомана на тему неписанного одного правила…

И тут Кабриолев, в грязях целебных лёжа, приуныл: табу, как пояснил ему народный, наложено негласное на все разговоры про работу. А работа для них всех – балет, а на отдыхе про работу – ни-ни! Да и более того добавил, что он уже про настырные расспросы его слышал и, как и все, крайне ими недоволен. И если Вольдемар Альбертович не прекратит портить им отдых, то при всём их уважении к поклоннику не потерпят…

За месяц Кабриолев накупался на много лет вперёд, получил отвращение к пинг-понгу, шашкам и бильярду и загорел до мавра без грима. И пристрастился к преферансу – пули с вистом по копеечке расписывали не раз на дню. Но, что самое удивительное, уже к концу первой недели отсутствие разговоров про балет перестало балетомана угнетать. Ближе к середине отдыха он перестал уже сам с собой о нём разговаривать. А уезжая, вполне он уже согласился с этим суровым правилом: действительно, так отдыхать и надо!

Музыкальный раб

В какой-то момент, в зрелом уже возрасте, в голове Кабриолева зазвучали голоса… Впрочем, скорее не голоса, а звуки, которые стали сливаться в мелодии, и всё звучать и звучать… Это явление в голове началось неожиданно, но Вольдемара Альбертовича оно нисколько не смущало, более того, радовало. Ибо увидел он в этом знак, как сейчас, умиляясь своей наивности, призрак знатного балетомана вспоминает.

Имея некоторую музыкальную подготовку, Кабриолев, влюбившись в балет, стал целенаправленно развивать в себе музыкальность и даже брал уроки фортепиано. Понимая, насколько тесно связана музыка с танцем, начинающий балетоман верно считал, что сполна получить наслаждение от балета, можно лишь чувствуя музыку. Но на тот момент дальше, чем только угадывать тональности, он и не рассчитывал, с годами же амбиции стали расти…

Наслушавшись уже столького, да и действительно имея некоторый природный музыкальный дар, который Вольдемар Альбертович за собой признаёт, стал знатный балетоман считать возможным советовать композиторам. Те, возможно, и прислушивались, но вскоре и этого стало ему мало. И тут голоса, то есть мелодии, в голове и зазвучали впервые!

Но вот что-что, а записать их Кабриолев оказался совершенно не в состоянии – с нотной грамотой он так и остался на «вы», да и годы многие прошли, плюс зрение уже сдало. Наиграть ещё выходило, но вот зафиксировать свои музыкальные эксперименты Вольдемар Альбертович никак не мог. Что его сильнейшим образом расстраивало, так как готов он был замахнуться на целый уже балет! И тут случился новый знак – свёл балетоман неожиданно знакомство с главным по партитурам в театре, одним несостоявшимся композитором.

Сразу всё понял Кабриолев – вот тот, кто ему и нужен! Человек с композиторским образованием, но без способностей к нему, да ещё и профи в нотных записях! И уже на следующий день пригласил он нового приятеля в «Арагви», где, ошеломлённый чёрной икрой с шампанским, нотный червь дал согласие стать музыкальным рабом – записать и инструментовать будущий шедевр молодого композитора. За смешные деньги.

Работа закипела, Вольдемар Альбертович уже стал даже раздумывать, когда же давать премьеру, да случилось восстание рабов. Сначала тактично, но всё больше и больше распаляясь, его подручный стал обвинять Кабриолева в плагиате! Якобы из всего материала и десяти процентов не наберётся безусловного его авторства. Всё же остальное, дескать, энциклопедист этот партитурный, уже слышал! А дабы своё мнение, ошибочное, естественно, подтвердить, стал он партитуры разных балетов ему показывать и на прямые цитирования указывать. Сотрудничество более продолжаться не могло!

На эмоциях страшно тогда негодовал незадачливый композитор, даже пытался нового себе раба найти, более покладистого. Да не так их много, со временем же подостыл Вольдемар Альбертович, да и мелодии в голове как-то на нет сошли. Сейчас же он над тем собой потешается, и, что мне в нём всегда нравится, признаёт призрак свои ошибки, объясняя их одним – влюблённые, в том числе и в балет, всегда немного не в себе…

Администратор

Значимость данной должности в штатном расписании театра Кабриолеву стала очевидна тогда, когда бюджет на покупку билетов на балеты стал зашкаливать. Конечно, администратор никоим образом не влияет на то, что происходит на сцене театра, – это зависит от работников творческих профессий да рабочих сцены. Но для того, чтобы действие на сцене увидеть, балетоманам, профессиональным зрителям, надо сначала в заветное окошечко заглянуть. В то, над которым табличка «Администратор» висит.

Уже находясь в зените славы, Вольдемар Альбертович входил в театр через служебный вход, но до такого положения надо было дорасти. В первый же свой сезон потратился он на билеты столь прилично, что потом всё лето долги раздавал. Не снижая темпов, встретил влюблённый в балет и следующий, но вскоре опять поиздержался, да настолько, что пятачок на метро стал приличной суммой. Голод не тётка, и призадумался тогда начинающий балетоман над снижением расходов.

А слово «проходка» Кабриолев уже слышал, да и не видел он ни разу в кассах ни одного из примелькавшихся уже постоянных зрителей балетных спектаклей. Зато всех их он постоянно видел сбившихся в несколько кучек сбоку от входа в театр – по фракциям. И решил Вольдемар Альбертович проследить, как они в театр-то попадут, не по билетам же!

И вот тогда открыл он для себя всю значимость администратора – именно он вершитель судеб балетоманской братии! Конечно, имеющий на это право артист сам может проходку получить, да тому, кому её обещал, передать. Но гораздо проще для всех её, именную, у администратора оставить. Однако есть в этой ситуации и подковырка – администратор же тоже человек. А если кто ему, например, нагрубил в один раз, то на другой проходка-то и потеряться может…

Так что отношения с администратором стоит поддерживать теплые, что балетоманы прекрасно понимают, отчего Кабриолев, следя тогда, подивился напускной радужности лиц, склонявшихся у окошка. Но урок усвоил, как понял и то, что, даже не имея выписанной на тебя проходки, шанс у тебя в театр попасть всё же есть. Но только если твоё лицо администратору знакомо и, что обязательно, приятно. Так как, кроме таких проходок, он распоряжается ещё непроданными билетами и разной бронью. И вот кому из жаждущих высокого искусства они достанутся – зависит только и исключительно от него. Улыбаемся и машем!

В историческом ракурсе

Будучи складом ума прирождённым стратегом, как сам про себя Кабриолев считает, начинающий балетоман, влившись в движение любителей высшего искусства, сразу сделал для себя концептуальный вывод: чтобы успешнее карьеру на этом поприще сделать, надо из них всех чем-то высокоинтеллектуальным выделяться. А ещё лучше – слыть докой и не в одной такой области. Сермяжную правду эту осознав, занялся тогда Вольдемар Альбертович стратегическим планированием, а, для начала определился со своей нишей.

Планы довольно коварные строил Кабриолев хладнокровно, принимая себя во внимание как уже сложившуюся личность с определённым букетом достоинств и недостатков. Также он учитывал уровень конкуренции в каждой из потенциальных областей знаний, примыкающих к балету. И быстро стало понятно, что как минимум неплохо все балетоманы разбираются в музыке, а ещё лучше – в хореографии, что очевидно. Большинство достойно подковано по первоисточникам, многие гордятся безупречным вкусом, да и на поприще общего балетоведения баталии ведутся крупными силами. И тут ушлый стратег смекнул, что есть одна, практически свободная ниша!

А очень редко в дебатах коллег по цеху, порой жарчайших, всплывала тема исторического соответствия костюмов и декораций эпохе и месту действия. Конечно, очевидные ляпы всегда заметны – полячек в венгерских костюмах любой дурак язвительно отметит. Но глубже никто из околобалетной тусовки никогда и не пытался копнуть, а Вольдемар Альбертович так сразу и понял – это его!

Всё лето Кабриолев плотно штаны протирал в разных главных библиотеках, скрупулёзно выискивая информацию по архитектуре, быту и тогдашним модам в местах и временах действия основных балетов. В итоге по всем тем постановкам, что тогда шли и имели реальное место и время действия, сложилось у балетомана видение верного антуража. И с началом сезона Вольдемар Альбертович выступил в новом качестве – большого специалиста…

И был успех! Кабриолев, не встретив вовсе достойной конкуренции, прочно закрепил за собой звание главного авторитета в области исторического ракурса! Буквально за сезон снискал он себе лавры знатока минувших эпох, многократно клеймя художников по костюмам и декорациям за допущенные исторические несоответствия. Которые, как Вольдемар Альбертович тогда искренне полагал, лишают балет достоверности. Но вот взойдя по трупам художников на определённую ступень иерархии балетоманского сообщества, смягчился он по этому вопросу. Цель достигнута, стратегия поменялась: условности всё это, главное же – передать дух.