Текст книги "Ловушка для тигра"

– Наркоши местные. Что-то давненько не видел. Тут точка с наркотой недалеко была, прикрыли ее недавно. А они по старой памяти все сюда сползаются…

– Тебя не трогают? – спросил Максим, не отводя взгляда от подозрительного дома.

– Нет пока. Да у меня есть чем их встретить, – загадочно ответил Пашка.

Перед тем как лечь спать, Максим долго крутил в пальцах выключенный мобильник. Надо позвонить Ленке, спросить, как они там без него. Да и она уже наверняка звонила, и не раз. Но сейчас нельзя. Пока нельзя. Позже он обязательно найдет способ поговорить с женой.

Два дня прошли спокойно. Максим изучал окрестности, выбирал удобный путь к отступлению. Но выбирать особо было не из чего – сразу за пустым домом на обочине дороги стоял знак границы города. Дальше простирался пустырь, на горизонте маячили верхушки деревьев. И хорошо слышный грохот колес поездов – «железка» проходила километрах в полутора от дома Пашки.

– Поздравляю, капитан, ты сегодня прославился, – такими словами встретил тот Максима после очередной прогулки.

– В смысле? – не понял Максим.

– В розыск тебя объявили, в федеральный. Только что в новостях сюжет был. Ты же на судебные слушания не явился? Зверье это показали – орут, визжат, только что не плюются. Сами найдем, орут. А мужик какой-то, из ихних, вообще отмочил: «Сбежав, этот человек показал всему миру, что он знает, что виновен!» Нормально, да?! И про вознаграждение что-то вякнул, так, походя, – делился информацией Пашка.

Максим слушал молча. Первой была мысль о том, видела ли этот сюжет Ленка. А если видела, то что подумала и что попыталась сделать. Позвонить мужу, конечно. И не дозвонилась. И тут же подумал, что надо уходить – подставлять Пашку и его отца Максим не мог. Но Пашка, помимо многих других своих талантов, умел еще и читать мысли:

– Даже не думай, командир. Тут тебя никто не найдет. По сторонам посмотри – нет никого, только я да папаша мой. От нас точно никто ничего не узнает, а по лесам ты долго не пробегаешь. Зима, между прочим, скоро, – выдал ворох железных аргументов Пашка.

– Ну, да, – Максим сделал вид, что согласился с ним, а Пашка продолжал кипятиться:

– Нет, что вообще происходит? Кто в войне победил – мы или они?

– Они, конечно, – не задумываясь, ответил Максим. Посмотрел на вытаращившего глаза Пашку и продолжил:

– Самым явным свидетельством результатов любой войны является поведение населения в тех местах, где она прошла. Если война выиграна, то увеличивается доля представителей победившей стороны – в качестве чиновников, колонистов, экономических мигрантов, старающихся извлечь выгоду из победы соплеменников. Если война проиграна – проигравшие уходят. Как ушли французы из Алжира, как уходят белые из Южной Африки. А там… Да ты и сам все знаешь…

Пашка из слов командира понял в лучшем случае половину, но ту, которая составляла суть: их продали еще раз. Тогда, бросив в центре бездарно организованной спецоперации, и сейчас. И при малейшем удобном случае сделают это третий раз и четвертый… Столько, сколько захотят.

– Суки, – бессильно и зло выдохнул Пашка, – вот же суки… Ладно, пошли, поедим, что ли. Папаша там супец сварил.

Максим двинулся за другом в дом, и пока они обедали, все прикидывал, пытался предположить хотя бы приблизительно – когда ему уходить. Сегодня или подождать еще немного? Но все решилось само собой. Следующий день и ночь за ним прошли спокойно, а утром у Пашкиного отца начался приступ астмы. Все обошлось, старик отдышался, лежал на кровати в пристройке и, кажется, заснул. Пашка посидел рядом с отцом, потом вышел в коридор, принялся натягивать ботинки.

– Далеко собрался? – поинтересовался у него Максим.

– Лекарство закончилось, надо в аптеку сходить, – сдавленно ответил тот, возясь с непослушными шнурками.

– Я схожу, ты лучше с ним посиди, – Максим оделся, направился к входной двери.

– Ты ничего не забыл? – в спину ему прошипел Пашка. – Кого-то из нас в розыск объявили. И, по-моему, не меня.

– Помню я все, – ответил ему Максим, – помню. Чего тут идти? Пятнадцать минут – делов-то. Говори лучше, как лекарство называется.

– В центральную аптеку иди, оно там всегда есть, – Пашка смирился с решением командира, поднялся неловко, опираясь на палку. И добавил уже у калитки, придерживая рвущегося следом за Максимом щенка за шкирку:

– Ты там поаккуратнее, не светись особо. Купил, и сразу назад. Деньги возьми, – и протянул Максиму купюру.

– Слушаюсь, товарищ старший сержант, – ехидно ответил Максим, запихнул деньги в карман, вышел на дорогу. И зашагал по обочине, не забывая смотреть под ноги и по сторонам. В сырой дождливой мути мелькали силуэты прохожих, с двумя встреченными им людьми Максим еле-еле разминулся на узкой тропе. Добрался без потерь до относительно чистого места – щедро усыпанной щебенкой дороги и быстро двинулся вперед. И оказался у торгового центра, где недавно приобрел обновки, сбавил шаг, осмотрелся. Так, центральная аптека, похоже, находится вон в том старом доме из красно-белого кирпича. Максим двинулся в ту сторону, украдкой осматриваясь. Чувство, последние два дня дремавшее в нем, сейчас ожило и требовательно напомнило о себе. Максиму казалось, что так ведет себя зверь, почуявший приближение загонщиков. Их еще не видно, они далеко, не слышен лай собак, голоса и треск веток под ногами преследователей. Но свободная территория уже окружена флажками, кольцо сжимается, и представление скоро начнется. Максим с трудом сдерживался, чтобы не оглядываться каждые пять минут, шел очень быстро, но не бежал. Поднялся по узкой лестнице с коваными перилами на второй этаж, вошел в просторный зал. Народу здесь было не очень много, человек пять, но и эта заминка заставила Максима занервничать. Он встал в очередь и принялся рассматривать товар в стеклянных витринах. Мелькнула мысль, что надо прикупить кое-что и для себя – уходить придется со дня на день, самые необходимые лекарства должны быть под рукой. За спиной грохнула дверь, Максим обернулся на звук. Это вошла девочка лет десяти или чуть больше. В точно такой же, как у Васьки, голубой куртке со множеством молний и карманов в самых немыслимых местах.

– Вы последний? – вежливо и важно осведомилась она у Максима, деловито сложила голубой же зонтик и тоже уставилась в витрину с таблетками. Максим старался не смотреть на девочку, но не мог заставить себя отвести от нее взгляд. И вытащил из карманов куртки руки, убрал их за спину, чтобы не вырвать телефон и не позвонить Ленке прямо сейчас. Чтобы избежать искушения, Максим уставился в потолок, принялся рассматривать старую затейливую лепнину. Очередь двигалась медленно, две пенсионерки придирчиво изучали аннотации лекарств, консультировались с продавцом. Время ползло, Максим немного успокоился, снова покосился на девчонку. Она нетерпеливо крутилась на месте, приподнималась на цыпочки, водила пальцем по стеклу витрины. Словом, вела себя точно так же, как и Васька в подобной ситуации. Максим снова посмотрел на потолок, потом в пол у себя под ногами.

Входная дверь чуть не сорвалась с петель, грохнула так, что тренькнули стекла в шкафах витрин. Максим обернулся резко, но никого не увидел – перед входом подпирала потолок белая колонна, человек остановился за ней, словно не решался подойти поближе. К тому же подошла, наконец, очередь Максима, и он наклонился к окошку, сказал название лекарства для Пашкиного отца. А заодно купил кое-что и в походную аптечку – по одной упаковке антибиотиков и обезболивающих средств. Забрал покупки, сдачу, отошел к окну и принялся распихивать все по карманам. Рядом возилась одна из пенсионерок, она поставила необъятную, набитую до отказа сумищу на столик и увлеченно копалась в ней.

За спиной Максиму почудилось легкое движение, что-то звякнуло, кто-то вскрикнул еле слышно. И установившаяся следом тишина была страшнее любого крика. Максим обернулся очень медленно, в руках он все еще держал не желавшую влезать в карман коробку, да так и застыл, сжимая упаковку в пальцах. Тот, кто вошел последним, – это оказался мужчина неопределенного возраста, лицо его скрывал низко надвинутый на глаза капюшон. А перед ним стояла та самая девочка в голубой куртке, она не двигалась и даже, как показалось Максиму, уже не могла самостоятельно держаться на ногах. Но тот, в капюшоне, крепко держал девочку одной рукой, а второй подносил к ее горлу шило. Покупатели шарахнулись от человека к стенам и тоже молчали. Максим поднес к лицу свободную руку, провел пальцами по губам, прикусил их, чтобы не сделать лишнего движения. Человек с шилом в руках стоит очень неудобно, любое неловкое движение, и шило войдет девчонке в горло. А она уже в полуобмороке, повисла, как кукла, и, кажется, не дышит. Максиму казалось, что самое важное сейчас – разорвать эту вязкую, гнетущую тишину. Когда появятся звуки, действовать будет легче, мысли примут правильное направление. Он сделал шаг назад, к подоконнику, и уронил на пол коробку. Звук, раздавшийся при ее падении, мог по громкости поспорить с разрывом гранаты. Дальше все происходило очень быстро, Максим еле-еле успевал за событиями, а уж о том, чтобы контролировать их, речь даже не шла.

– Пошли все на… отсюда! – проревел держащий девочку человек, откинул с головы капюшон. Максим увидел бледную, с желтушным оттенком кожу на лбу и покрытых щетиной щеках, почти лысую голову. Разглядел даже обломанные грязные ногти на пальцах, впившихся в ткань голубой куртки. Человек повернулся, посмотрел на Максима расширенными зрачками и покрепче стиснул плечо жертвы. «Это наркоман, у него, похоже, ломка», – быстро сообразил Максим. Что-то говорить или уговаривать человека в таком состоянии невозможно, реакция будет только одна – враждебность и агрессия. А чтобы снять симптомы ломки, наркоман в таком состоянии пойдет на все. Нужно соглашаться, делать все, что он скажет.

– Хорошо, хорошо, – покладисто согласился Максим, – мы все сейчас уйдем. – И очень медленно присел на корточки, сделав вид, что собирается поднять упавшую коробку. Его поведение у наркомана опасений не вызвало, он толкнул девочку, заставил ее идти перед собой. Та еле передвигала ноги, чуть склонила голову набок и резко отдернула ее – острие шила коснулось белой тонкой кожи. Максим смотрел на нее снизу вверх, стараясь не поймать взгляд наркомана. Лицо у девчонки в слезах, губы дрожат, идти уже не может. Но не плачет, даже не всхлипывает. Но надолго ее не хватит, она или упадет, или у нее начнется истерика. Обезумевший от ломки человек убьет ее, не задумываясь. Просто так, чтобы не путалась под ногами и не мешала. Но сейчас действовать нельзя, надо ждать удобного момента. «Только бы никто не вошел сейчас сюда, только бы никого не было», – повторял про себя Максим. Любое внезапное движение, шум, крик могли быстро поставить точку. Руки наркомана дрожали, но шило он держал крепко и ровно – не опускал его, не отводил в сторону.

Фармацевт все прекрасно поняла – она уже выложила на прилавок упаковки лекарств и отступила назад.

– Собирай, – приказал девчонке наркоман, и та начала сгребать через окошко маленькие коробочки, бросала их в прозрачный хлипкий пакет. Скоро он наполнился, но наркоман не торопился.

– Деньги, – скомандовал он, и продавец послушно открыла кассу, вытащила торопливо несколько купюр, сунула их в окошко. Эту добычу человек решил взять сам – опустил руку с шилом, протянул ее в окошко, сгреб деньги. Этих секунд Максиму вполне хватило – он прыгнул с места вперед и вверх, схватил девчонку за плечи и рывком отбросил назад и в строну. И остался с наркоманом один на один. Тот не сообразил, в чем дело, смотрел куда-то сквозь Максима и даже попытался оттолкнуть оппонента. Девчонка за спиной, наконец, заплакала, заголосила обретшая дар речи пенсионерка с бездонной кошелкой, грохнула входная дверь. Это стало сигналом для Максима, что пора заканчивать представление. Наркоман отлетел к дальней стене, приземлился за колонной, врезался в нее плечом. Шило он по-прежнему сжимал в левой руке и даже пытался приподняться.

– Лежи, скотина, – прошипел Максим и ударил его сначала в переносицу, потом в кадык. Врезал носком ботинка по руке, кулак наркомана разжался, и шило отлетело к дверям. Несколько коротких ударов по бокам, в живот, по голове – и все было кончено. Налетчик валялся у стены без сознания, зрители с благоговением и ужасом смотрели на Максима, у окна сидела на полу, прижавшись спиной к стене, девочка в голубой куртке. Она прижимала к груди пакет с лекарствами, тот уже успел прорваться, и несколько упаковок валялось на полу. Максим отвернулся, посмотрел на лежащего на полу человека, потом медленно поднял голову, посмотрел в угол. Оттуда, с высоты чуть больше человеческого роста смотрел на Максима глазок камеры – в помещении аптеки велось видеонаблюдение. Каков норматив прибытия на место происшествия тревожной группы? А черт его знает. И выяснить это лучше как-нибудь в другой раз. Максим склонился над не подававшим признаков жизни наркоманом, припечатал его еще раз затылком об пол и со всех ног рванул из помещения аптеки прочь. Ему вслед кричали, кто-то, похоже, выбежал следом. Но Максим не реагировал, очень быстрым шагом двинулся от аптеки прочь. Пересек улицу, сбавил шаг. Навстречу по проезжей части пронеслись сразу два милицейских «уазика», но оборачиваться Максим не стал. Девчонка цела, с ней все будет в порядке, а урод этот очухается не скоро. Но плохо дело, придется сматываться прямо сейчас, не дожидаясь, когда изображение героя с записи камеры видеонаблюдения сравнят с ориентировкой. Фотография там наверняка из личного дела, на ней Максим моложе года на три, злой и очень коротко стриженный. Неважно, опознать все равно можно. Бороду, что ли, отрастить? И усы заодно.

То, что здесь называлось центром города, закончилось, пошли окраины. Максим все же сорвался на бег, мчался по лужам, не разбирая дороги. Бледный от злости, запыхавшийся, влетел в калитку, чуть не наступил на сунувшегося под ноги щенка. Пашка понял все с первого взгляда, пропустил Максима в дом, захлопнул дверь.

– Спалился? – Максим кивнул в ответ, рванул в комнату. Пашка гремел дверцами шкафа и ругался так, что слышно было и на улице. Потом появился с рюкзаком в руках.

– Давай, собирайся, – он кинул рюкзак Максиму и снова вышел. Сборы заняли минут десять – не больше. Максим вышел в коридор, шагнул в кухню. Пашка сидел за столом, смотрел пристально на своего командира.

– Расскажи хоть, что случилось-то? Может, мелочь какая, а ты сразу бежать…

– Не мелочь, там камера видеонаблюдения была, – ответил Максим и коротко рассказал о своем приключении. Потом спохватился, вытащил из кармана коробку с лекарством от астмы, поставил перед Пашкой на стол.

– Герой, что тут скажешь. Девчонке повезло. Он бы ей шею проткнул, не задумываясь, – протянул Пашка, поднялся неловко, отвернулся и принялся копаться в ящике кухонного стола.

– Ну, давай… – Максим собрался прощаться, но Пашка жестом оборвал его.

– Погоди, успеешь. Да где он, зараза? Вчера только видел… – ворчал он, гремя ложками и вилками. Потом повернулся с довольным видом и положил на стол нож в кожаных «скандинавских» ножнах, подвинул его к краю.

– Бери, пригодится. Без ножа по лесам гулять – последнее дело. У тебя-то с собой ничего нет, я так понял? – и улыбнулся хитро, даже с превосходством.

– Нет, – сознался Максим, взял со стола ножны, потянул за деревянную рукоять, вытащил самодельный клинок. Хорошая вещичка, удобная. С такой не только по лесам бегать можно.

– Сам сделал, – похвастался Пашка, – пока протеза не было, я дома с тоски чуть не подох. Повеситься хотел, веришь? А пока с ним возился – отпустило, потом о петле вообще и думать забыл. Заточку он хорошо держит, не ржавеет. Да и внешне на обычный, хозяйственный, похож, никто не прикопается, – Пашка осекся, хлопнул себя ладонью по лбу.

– Ага, прикопаются. Если только с трупа снимут, – немедленно отозвался Максим, – с моего трупа. Я в розыске, если ты забыл. И ко мне близко подойти теперь можно только к мертвому. – И убрал нож в карман рюкзака.

– Тьфу на тебя, – Пашка трижды сплюнул через левое плечо, поднялся, направился к двери, Максим шел следом. Они вышли во двор, остановились у калитки, обнялись. Щенок метался рядом, скулил и шарахался назад от Пашкиных окриков.

– Давай, капитан, ни пуха, – сказал Пашка, и Максим незамедлительно послал его к черту.

– Ты все же подумай, – продолжал Пашка, – на улице не май месяц…

– Я уже подумал, – оборвал его Максим и посмотрел на черневший далеко на горизонте лес. Образовавшаяся с отъездом Ленки и Васьки пустота внутри ширилась, расползалась и сейчас отвоевала себе немаленький кусок в сердце. Идти туда, не знаю куда… И сколько еще придется бегать? Так, думать сейчас надо не об этом. Тем более Пашка говорит что-то дельное, стоит прислушаться.

– К Михаилу нашему езжай, у него в порядке все – работа, семья, квартира. Дембельнулся, уехал, как и собирался. Родители жены там подсуетились, свою то ли разменяли, то ли продали – точно не помню. Я ему позвоню попозже, предупрежу. А ты к «железке» топай, до следующей станции дойдешь, там на электричку сядешь, – наставлял Максима Пашка. Потом полез в карман, вытащил свернутые трубочкой купюры и, пока Максим соображал, что происходит, сунул их капитану в руку.

– Я не возьму, – но Пашка резко отступил назад и снова, как несколько дней назад, еле удержался на ногах. Пришлось ловить, хватать за рукава.

– Бери, потом отдашь, когда вернешься. Или ты ко мне больше не собираешься? – с притворной угрозой спросил Пашка. Деваться Максиму было некуда, он убрал деньги во внутренний карман куртки, рядом с паспортом и военником.

– Приеду, конечно. С Ленкой, с дочкой. Когда все закончится, – пообещал Максим, – все, отца береги.

– Давай. Телефон у тебя мой есть, так что до связи. – Пашка придержал за шкирку рванувшегося следом за Максимом щенка, закрыл калитку.

«Телефон», – крутилось у Максима в голове, пока он шел по обочине раздолбанной дороги к лесу – «Телефон. Что с телефоном?» Он вытащил на ходу трубку, попытался включить ее, но в углу дисплея тревожно замигал индикатор – аккумулятор почти сел, а зарядить его Максим забыл. «Молодец, – от души поздравил он себя, – где ты теперь розетку найдешь? В лесу на дереве?» Выругался, убрал телефон, прибавил шаг. Что ж, будет стимул поскорее добраться до большого города километрах в двухстах отсюда. Туда, где жил уволившийся два года назад Новиков Михаил – контрактник из группы Максима. И, по словам Пашки, у него все было в порядке. Максим в ходе борьбы за свои квадратные метры на время потерял связь с сослуживцами, и вот пришло время наверстать упущенное, а заодно и отдать кое-какие долги.

До «железки» Максим добрался за час с небольшим, постоял на насыпи, сбежал вниз, пропуская электричку. За ней прошел товарняк, страшно грохоча порожними вагонами. Потом на семафоре включился красный свет, и шедший следом за товарняком пассажирский поезд остановился. Максим двинулся вдоль состава, прочитал надпись на табличке на боку вагона: «Москва – Архангельск». Поезд шел транзитом через тот город, куда и направлялся Максим. Дело за малым – попасть в один из вагонов, и способ для этого был только один. Максим быстро пошел дальше и, наконец, увидел то, что искал. Дверь одного из вагонов открыта, а на площадке курит закутавшаяся от порывов ветра в синее форменное пальто женщина. Она без интереса посмотрела на Максима, затянулась глубоко и закашлялась.

– Хозяйка, мне бы в Череповец попасть! – крикнул Максим, разглядывая проводницу. – Очень надо, друг ждет, я его давно не видел.

– Бери билет и езжай к другу, – хриплым недовольным голосом ответила она и сделала вид, что собирается закрыть дверь.

– Почем билет-то? – не сдавался Максим. – Мне срочно!

– Тыща, – не задумываясь, ответила проводница, – в служебном купе. Если проверка, то в плацкарте вместе со всеми посидеть придется.

– Согласен, – отозвался Максим. Хоть и назначенная за ночь езды в поезде цена была грабительской, выбирать не приходилось. Максим забрался в вагон, прошел следом за проводницей в служебное купе, рассчитался с благодетельницей.

– Если чай захочешь, то в соседнем вагоне меня ищи, я там буду, – буркнула она и сразу же ушла. Максим бросил рюкзак на верхнюю полку, сам растянулся на нижней. Хотя растянулся – это громко сказано, спать придется в полусидячем положении. Или свернувшись в три погибели – в старые добрые времена проектировщики вагона богатырским ростом не отличались. Ладно, черт с ней, с полкой. Главное – побыстрее уехать прочь отсюда. И, словно прочитав мысли Максима, вагон дернулся, тронулся с места и покатил по рельсам. Сначала не спеша, но постепенно набирая скорость, поезд шел на север и увозил Максима еще дальше от маленького городка во Владимирской области.

Всю ночь Максим благополучно проспал в отдельном купе, завернувшись от сквозняков сразу в два одеяла. Проверок никаких не было, поэтому проводница постучала в дверь только рано утром, почти за час до прибытия поезда в Череповец. Максим успел позавтракать наспех сделанными вчера Пашкой бутербродами, оделся, вышел в тамбур. Поезд шел очень медленно, часто останавливался, затем нехотя трогался с места и полз дальше. Ждать, пока состав доберется до станции, Максим не стал. Попросил проводницу открыть дверь и выпрыгнул из вагона, как только поезд в очередной раз собрался остановиться. Махнул недовольно бурчащей ему в спину тетке рукой на прощание, сбежал с насыпи к лесополосе. Параллельно «железке» проходило шоссе, по его обочине Максим и направился к городу. К центру Максим решил не приближаться, двигался по окраинам мимо промзон, гаражей и пустырей. Холодало стремительно, и Максим старался двигаться быстро, засунул кисти рук в рукава, натянул на голову капюшон. И не забывал оборачиваться, осматриваться по сторонам. Всем встреченным прохожим было на Максима глубоко наплевать, что не могло его сейчас не радовать. Приходилось лишь высматривать на дороге милицейские машины и следить за ними до тех пор, пока они не скроются из вида.

До улицы, где жил Михаил, Максим добрался к полудню. Побродил между высоток, нашел нужный дом. Постоял, раздумывая, что сейчас делать – звонить в дверь или подождать Михаила у подъезда. День будний, время рабочее, и дома его наверняка нет. Максим развернулся и направился мимо домов к магазину. Помимо кафешки, там был и небольшой салон сотовой связи. Купить новую сим-карту без паспорта труда не составило. Максим убедил заспанную девушку-консультанта в том, что «паспорт в жэке на прописке, а номер-серию я и так помню». Назвался Ивановым Сергеем Ивановичем, быстро назвал первые пришедшие в голову цифры. Картонный конверт Максим распечатал за столиком в кафе, вытащил из телефона старую симку, повертел в пальцах. И бросил в пустой стакан из-под кофе, и пластиковый обломок утонул в остатках бурой жидкости. Максим затолкал сверху мятую салфетку и по памяти набрал номер Михаила.

– Да? – нетерпеливо, даже резко ответил Максиму знакомый голос.

– Капитан Логинов беспокоит. Помнишь такого? – последний вопрос можно было и не задавать.

– Ну, ты орел! Мне Пашка только утром сегодня позвонил, предупредил, чтоб гостя встречал. А ты уже тут как тут! Где отсиживаешься? Будь там, я скоро! – Телефон жалобно пискнул в руках и отключился – заряда аккумулятора хватило ровно на один звонок. Максим убрал телефон в нагрудный карман куртки и приготовился ждать. А чтобы не скучать, купил в ларьке газету, вернулся за столик, купил себе еще кофе. И на первой же странице узнал из краткой заметки, что он, капитан Логинов, обвиняемый в убийстве шести мирных жителей, не явился на оглашение приговора и скрылся от правоохранительных органов, нарушив подписку о невыезде. В связи с чем и был объявлен в федеральный розыск. И кое-кто так жаждет его крови, что готов заплатить за голову капитана кругленькую сумму в ненаших деньгах. О последнем в заметке ничего не говорилось, это было лишь предположением Максима. И, зная натуру представителей гордого племени, чувствовал, что так и есть. Ищейки уже идут по следу и скоро будут здесь. Максим следы заметал не очень старательно, словно дразнил преследователей, подсказывал им верный курс. Зверье к моменту встречи окончательно утратит человеческий облик, поэтому пора бы и присмотреть себе свой Рейхенбахский водопад. «Это – поистине страшное место. Вздувшийся от тающих снегов горный поток низвергается в бездонную пропасть, и брызги взлетают из нее, словно дым из горящего здания…» – от размышлений Максима отвлек человек, не вошедший – ворвавшийся в кафе. Невысокий – на целую голову ниже Максима, – очень худой и подвижный, с основательно поредевшими волосами. Но взгляд Михаила остался прежним – едкий прищур-рентген обмануть не удавалось еще никому. Максим улыбнулся, поднялся с места, двинулся навстречу сослуживцу. Обнялись на радостях, пожали друг другу руки.

– Все такой же, – после быстрого «сканирования» выдал резюме Михаил, – не изменился.

– Горбатого могила исправит, – в ответ на эту шутку Михаил немедленно трижды сплюнул через левое плечо и скомандовал:

– Все, пошли отсюда. Вещи твои где?

– Вот, – Максим показал полупустой рюкзак, – и то, что на мне.

– Негусто. Ладно, разберемся, – и Михаил потащил командира за собой.

Вышли на улицу, уселись в неприметного цвета темный внедорожник. Михаил вел машину по улицам города и одновременно успевал сделать множество дел: рассказать о себе, поговорить по телефону и выведать у Максима все подробности его злоключений. А заодно и обругать командира. Вернее, не обругать – сказать все, что он, Михаил Новиков, про капитана Логинова давно понял.

– Ты, капитан, не обижайся, но ты сам виноват. Ума, храбрости и авторитета тебе не занимать. Тактик ты отличный и командир. Но, как я догадался, главного в тебе нет, – не глядя на собеседника, говорил Михаил.

– Да? Это чего же, интересно? – Максима заинтриговали слова сослуживца, даже сон пропал – в тепле разморило, и глаза закрывались сами собой.

– Грязи, вот чего. Как ты только профотбор прошел – непонятно. У тебя ж работа такая, что для того, чтобы поставленную задачу решить, надо быстро бегать, метко стрелять и далеко прыгать. А почему эти задачи специальными называются? Да потому, что никакой другой стрелок и бегун выполнить не может, в первую очередь в силу их полной аморальности. Настоящий спецназовец должен уметь убить безоружного невинного человека – хоть женщину, хоть ребенка. И сделать это спокойно, без лишнего шума и соплей. Такой человек должен уметь игнорировать приказы начальства, должен уметь уверенно врать. А ты действовал не как нормальный спецназовец, а как нормальный человек, и только поэтому оказался на скамье подсудимых. Да еще и на командование тень бросил, вот тебя на съедение и отдали. Сам виноват. Да чего я тебе тут втираю, ты и без меня все знаешь, – закончил свою обличительную речь Михаил и умолк.

Максим обдумывал услышанное – в словах Михаила был резон, и он, Максим, словно увидел себя со стороны. Все было именно так, Михаил прав тысячу раз, но сожалеть о прожитом поздно и глупо, нужно жить сегодняшним днем.

– Да, прав ты, прав, – обреченно согласился Максим, – но не умею я по-другому. Не приучен.

– Вот в том-то и дело! – воскликнул Михаил. – Не приучен он! Расхлебывай теперь. И учись делать то, что я тебе говорил, – врать, изворачиваться, стрелы переводить. Ну, и все такое. Не маленький, сам разберешься. Приехали, выходим.

Они давно уже выехали за город, промчались по окруженной лесом дороге и оказались в дачном поселке. Максим осматривался по сторонам, за окнами мелькали одно– и двухэтажные дома, заборы, кусты, деревья. И ни одной живой души – поселок вымер с окончанием теплого сезона. Урожай собран, до весны здесь делать нечего. Внедорожник остановился у одноэтажного кирпичного дома за высоким основательным забором. Михаил выбрался из машины, открыл калитку, шагнул внутрь, Максим шел следом. Они оказались во дворе – пустые грядки и клумбы, заботливо укутанные на зиму кусты роз. Михаил уже возился с ключом, ругался сквозь зубы на неподатливый замок входной двери. Справился наконец, распахнул дверь.

– Заходи, – скомандовал он, – будь как дома. Свет и вода в доме, удобства, извини, на улице. Холодно, правда, но обогреватель я привез, сейчас принесу.

Вдвоем вытащили из багажника тяжеленный масляный обогреватель, втащили его в дом. Следом Михаил приволок объемистый пакет с продуктами, водрузил на стол в небольшой кухне.

– Все, командир, живи, сколько надо. Щи, как говорится, в котле, каравай на столе, вода в ключах… Я к тебе раза два в неделю приезжать буду, чаще не смогу. Если что – звони. Все, поехал я, меня уже, наверное, на работе обыскались. Да и домой пораньше надо, Сенька просил… – подытожил Михаил и направился к воротам. Максим вышел проводить его.

– Сенька – это сын твой? – спросил друга Максим, и Михаил тут же с улыбкой отозвался:

– Ага, сын. Ну, Саня, Сеня – мы его так зовем. Четырнадцать лет, выше меня уже вырос. А твоей сколько?

– Десять было, – ответил Максим и посмотрел сначала себе под ноги, потом вдаль, на глухой забор.

– Надо ее с моим познакомить. Звать-то как? – поинтересовался Михаил, уже усаживаясь в машину.

– Васька, Василиса, в смысле. Жена так хотела, сказала – мальчик родится или девочка – быть ребенку Васькой.

– Здо́рово! – искренне восхитился Михаил и добавил, уже озабоченно: – Ну, давай, погнал я. Еще чего, убери сейчас же! Потом, все потом, когда съезжать будешь! – крикнул он и дал по газам, увидев, что Максим достает деньги. Внедорожник покатил по утрамбованной грунтовке, Максим смотрел вслед машине и думал, что «съезжать» ему отсюда, скорее всего, снова придется в спешке. Потом вернулся во двор, захлопнул калитку и даже запер ее на ключ. Вошел в дом, сел на кухонный табурет, прислушался. Тишина давила на уши, любой слабый шорох или треск заставляли насторожиться. Пожалуй, впервые в жизни Максим оказался в полном одиночестве и безмолвии. С непривычки было неуютно, даже жутковато. Уже темнело, сумерки вползли в дом, в темноте исчезли из виду укутанные еловыми ветками кусты у дорожки. Максим задернул шторы, хлопнул по выключателю на стене. Под потолком зажглась тусклая одинокая лампочка в старом, местами потрескавшемся плафоне. Ничего, этого хватит, иллюминация ему не нужна. Максим включил обогреватель, подождал, пока тот подаст признаки жизни, и снова вернулся в кухню – готовить ужин.