Текст книги "Война мага. Том 4. Конец игры. Часть 1"

В отчаянии Эфраим размахнулся и влепил Мегане пощёчину – его отшвырнуло, ладони задымились. Вампир взвыл, сорвал плащ, уже ни на что не обращая внимания, перекинулся и, вцепившись когтями в плечи волшебницы, рванулся с места прямо в небо.

Ничего больше ему не оставалось – только тащить Мегану подальше от проклятого места и над серой завесой, надеясь, что она, эта завеса Тьмы, сможет разорвать гибельную связь между стремительно умирающей чародейкой и по-прежнему бушующим её заклинанием.

Люди замерли.

– Услышал Спаситель молитвы наши… – торжественно начал было священник, но его внезапно перебил новый голос:

– Так ведь то Тьмы засланцы были! Иль не видели, люди добрые, как чаровницу вóмпер утащил?! Небось ещё горшую участь нам наколдовали, проклятые, чтоб им ни дна, ни покрышки, ни гроба честнóго, ни пути прямого!..

– Счастье, что ты этого не слышишь, государыня, – пробормотал про себя вампир, изо всех сил работая крыльями. – Иначе бы и спасать их не стала.

Мегана молчала. Заклятье работало, высасывая последние остатки жизненной силы; вампир заскрежетал зубами – он чувствовал эту жизнь, стремительно покидающую тело волшебницы, и ему оставалось доступно только одно средство, потому что связи не разрывались и даже скрывшая землю внизу завеса мрака ничем не помогла.

Гигантская летучая мышь изогнулась, острые зубы впились в шею чародейки, и хозяйка Волшебного Двора закричала.

…Старый вампир Эфраим летел медленно-медленно, едва взмахивая уставшими крыльями – он, способный, если нужно, покрывать множество лиг в считаные часы! Но сейчас вожак Ночного Народа едва удерживался в воздухе. Земля внизу наконец-то очистилась от серой хмари, вновь потянулись поля, пажити и покосы – мирный, обжитый Эгест – однако он не дерзал опуститься, не был уверен, что сможет перекинуться обратно. Опасался он и Нарна – Тёмные эльфы недолюбливали Ночной Народ.

Смертельно бледная чародейка, словно кукла, болталась в когтях летучей мыши, на открывшейся шее алели две пары небольших пятнышек – след вампирьего укуса. Эфраим, в свою очередь, отдал почти всё, что имел; ему удалось разорвать гибельную связь, заклинание больше не высасывало жизненные силы из Меганы, вампирий укус и его магия сделали своё дело, но что скажет (а главное, что сделает) волшебница, когда очнётся?..

Медленно, лишь чуть быстрее едущего рысью всадника, Эфраим летел на север. Куда – он сам пока не знал, лишь бы подальше от проклятой Тьмы, овладевшей Святым городом.

«Надо же, – уныло думал вампир, едва взмахивая отяжелевшими крыльями. – Сколько живу, радовался Тьме. А оказалось, что от неё надо бежать ещё резвее и шибче, чем от Света…»

* * *

Анэто не находил себе места. Мегана внезапно умолкла, он не мог достучаться до её сознания. Приближалась полночь, назначенное Вейде «смотрение в глаза Западной Тьме», и чародей, наученный горьким опытом, не ждал от этих переглядушек ничего хорошего.

Все те мёртвые, подъятые Вейде в прошлый раз; все те погибшие эльфы – они стояли перед его мысленным взором, и он вновь и вновь повторял – королева Вечного леса обманула всех и вся, включая нарнийцев. Вейде служила всем – и никому, кроме самой себя.

Доказательства? О, на формальном суде, перед неподкупным Белым Советом, он едва ли смог бы выстроить хоть сколько-нибудь стройное обвинение. Чтобы явить собратьям-чародеям все деяния Вейде, потребовались бы многомесячные усилия всего Ордоса вкупе с Волшебным Двором – чтобы отследить сотворённые эльфийской королевой чары, расшифровать их и продемонстрировать высокому трибуналу.

Оставалось лишь действовать так, как он и намеревался. В одиночку. Анэто не удивился бы, узнав, что его разговор с той же Мег стал известен Вейде. Но пылкие объяснения с возлюбленной – одно, а вызов на помощь нескольких десятков чародеев Ордоса – совсем другое. Это помимо всего прочего и открытый разрыв с Нарном. Схватиться же сейчас ещё и с Тёмными эльфами означало погубить всё.

Анэто вызвал на разговор Ксавьера, старшего из лекарей-магов. Тщательно подбирая слова, ректор Академии задавал вроде бы важные вопросы – как дела в лагере, что с войсками, подошли ли ещё полки, каков их дух, нет ли перебоев с припасами; но пожилой целитель повидал слишком многое и слишком хорошо знал самого Анэто, чтобы остаться после этой беседы в полном неведении.

Сейчас милорд ректор запоздало корил себя, что так и не озаботился создать тайный код, известный лишь ордосским магам, – всегда считалось, что передающаяся посредством чар беседа и без того надёжно защищена от нежелательного внимания; эх, святая простота… Сейчас Анэто уже так не думал.

Он мог рассчитывать только на себя.

И всё потому, что слишком доверился эльфке…

Он подобных размышлений его отвлёк всё нарастающий где-то в вышине протяжный рёв. Что-то ломилось сверху, из резко прохудившихся в последнее время небесных сфер; не один ли из этих загадочных болидов?..

Задирая голову, маг постарался выбраться на открытое место – задача не из простых, когда ты в самом сердце великого Нарна. Двое эльфов, его «почётный эскорт», спешили следом.

Гром рос и ширился, он сотрясал вековые стволы, и мелкие лесные обитатели носились в несусветной панике.

– Кажется, это летит прямо сюда! – Нарниец утратил всю обычную невозмутимость.

Он прав, смятенно подумал Анэто.

А миг спустя увидел и само загадочное нечто.

Огненный шар, обвитый языками пламени, в сердце которого билась и корчилась изломанная бесформенная тень.

– Превеликие пущи… – только и успел простонать кто-то из эльфов, когда яростно пылающее ядро врезалось в землю за недальними деревьями.

Земля содрогнулась, так, что ни Анэто, ни нарнийцы не устояли на ногах. Древние стволы лопались с оглушительным треском, горячий вихрь подхватил и унёс сломанные ветви; к небу спиралью устремился чёрный дым, за уцелевшими деревьями заполыхало пламя.

И одновременно Анэто почувствовал там, в самом сердце пожара, чужую жизнь. Абсолютно, совершенно чужую, явившуюся из иного мира, не подчиняющуюся законам Эвиала, высокомерно и презрительно попирающую их… и в то же самое время – так же абсолютно и совершенно несвободную, пленённую ещё более могущественной сущностью, представить себе истинные масштабы которой потрясённый маг сейчас не мог.

– Туда! Скорее!..

Но оба нарнийца, похоже, придерживались противоположного мнения.

– Надо известить набольших, – начал старший.

– Надо дождаться подмоги, – вторил ему младший.

– И это бесстрашные Тёмные эльфы великого Нарна! – не сдержался волшебник.

– Наши честь и смелость – ничто по сравнению с благом Леса, – сквозь зубы процедил старший; рука младшего рванулась к оружию, остановившись лишь в последний момент.

– Как хотите, милостивые государи. – Анэто повернулся к ним спиной и решительно зашагал прямо к гудящему пожару.

Однако Нарн и впрямь защищали могущественные чары – маг даже не успел подумать, как он, собственно говоря, будет пробиваться сквозь пламя, а огонь уже угасал, языки его бессильно шипели: их, словно нашкодивших котят, за шкирки, отбрасывала от вековых стволов неведомая сила. Милорд ректор ощутил вмешавшееся волшебство, но прочесть его уже не успел – последние искры унёс промчавшийся ветер, задушив их трепещущие огоньки.

В теле Нарна открылась уродливая чёрная рана: расщеплённые исполинские дубы, покрытая обугленной щепою земля, выжженные лесные травы и сам подлесок; а в середине этого непотребства, заключенное в сферу прозрачного пламени, корчилось, свивая и развивая многочленистое тело, невиданное и неведомое в Эвиале существо. Во всяком случае – и Анэто ничуть в этом не сомневался – это создание не входило ни в один каталог монстров и чудовищ, прилежно составлявшийся и пополнявшийся многими поколениями ордосских магов.

Оно походило на гигантского скорпиона салладорских пустынь, однако вместо головы чудовища потрясённый Анэто увидел тонкий женский стан идеальных очертаний; обнажённую грудь. Прекрасное лицо с высоко поднятыми скулами и большими, эльфийского разреза, глазами, льющиеся волной золотые волосы.

Существо страдало. Страдало несказанно, неописуемо, заламывая тонкие руки и кривя мягко очерченный рот. Оно не обращало ни малейшего внимания на застывшего мага; боль почти погасила его сознание.

Наделённое громадной силой и магической мощью, создание не могло противиться куда более могущественным чарам. И они, эти чары, заставили его огнистую тюрьму подняться над обугленной землёй и медленно двинуться прочь, на запад, легко расталкивая или ломая оказавшиеся на дороге стволы.

«Вот это болиды, – ошарашенно думал Анэто. – Что ж это за неведомые гости, пожаловавшие в Эвиал? Новая армия Тьмы? Слуги Спасителя? Новая кара, новое бедствие? Теперь и они начнут пожирать несчастных поселян, не хуже приснопамятных тварей из Змеиных лесов? И что теперь делать нам? Чем ответит Вейде? Удар такой силы неминуемо нарушит тонкий баланс её заклинательной фигуры; а если этих тварей сюда свалится не одна?..»

«Милорд ректор, – Вейде словно услыхала его смятенные мысли. – Дорогой мой маг, пришла пора. Мы начинаем. Раньше времени, но что уж поделать. Придётся долго доводить заклятье до нужного уровня, и сама ночь ещё не так близка; но это, упавшее в Нарн… Нам надо спешить, мой милый друг. Помните, что вам предстоит сегодня удержать меня на самом краю Западной Тьмы…»

«Я готов, пресветлая королева», – Анэто собрал всю выдержку, постаравшись ответить, как и подобает блюдущему своё достоинство магу.

«Жду вас, мой друг, на прежнем месте».

«Поспешаю всемерно», – церемонно ответил ректор Ордоса, и Вейде, едва заметно хихикнув, ушла из его сознания.

А пламенная сфера с девой-скорпионом тем временем воспарила над вершинами Нарна и поплыла дальше, на запад. Позади за ней осталась настоящая просека, проломленная в нарнийской чаще, да чёрная проплешина пожара, задушенного магией великого леса.

* * *

– Вы видели последний болид, королева?

Анэто нашёл эльфийку на крошечной прогалине, там, где располагался фокус огромной, на весь Нарн, магической фигуры.

Вейде кивнула. Роскошные волосы владычицы Вечного леса развевались, словно под ветром – хотя воздух под густыми кронами застыл в тяжкой недвижности.

– Там было существо…

Эльфийка жестом остановила его.

– Всё знаю, мой добрый друг. Я это предвидела. Броня вокруг Эвиала дала трещину. Чуждых нам созданий из чуждых нам миров засасывает потоком Силы, устремившейся в пролом. Ещё одна примета Второго Пришествия, хотя сведений о ней вы не найдёте ни в каких «анналах».

– Но… куда ж они все направляются, эти создания?

– Их притягивает Западная Тьма, я полагаю. Больше нечему. У царственных эльфов зачарованного леса есть пророчество, от которого я слишком долго отмахивалась, и, похоже, зря; пророчество как раз на этот случай. Там говорится, что к Отступнику придёт могучая подмога из «мест иных, дальних и незримых». Я подозревала, что имеется в виду Синь-И.

– Они должны явиться к Отступнику? Да, в «Анналах Тьмы» нет ничего и близко похожего.

– Это лишь пророчество, дорогой мой Анэто. Слова «Отступник» там не было, лишь туманный намёк, расшифрованный мною таким образом. Но ведь я могла и ошибиться.

– Если Отступник собирает войско, да ещё такое войско… – поёжился Анэто.

– То у нас один выход – как можно скорее уничтожить их обоих, – подхватила Вейде. – И Отступника, и Разрушителя. И я надеюсь, что в глазах Западной Тьмы я прочту ответ и на вопрос, где нам их искать. А потом – потом мы пройдём лесным коридором или вашими, милый мой ректор, тонкими путями … прямо туда.

– Даже прежде, чем в Аркин? – Наверное, все-таки не стоит до срока делиться с Вейде тем, что рассказала Мегана: что Святого города больше нет и, собственно, наступать теперь просто некуда.

– Посмотрим. Скорее всего нет. Аркинский Ключ – могущественный артефакт, он не покажется лишним, когда придётся сойтись с этой парочкой.

Анэто молча кивнул. Давай-давай, эльфка. Посмотрим, как ты запоёшь, узнав, что на месте Святого города – море мрака и твой драгоценный Ключ – за такой оградой, что даже тебе не пробиться?..

Ты замыслила нечто невероятное, Вейде. Весь Эвиал для тебя, как, наверное, и для Салладорца, – не более чем инструмент. Мечтаю посмотреть на тебя, когда ты поймешь, что этот «инструмент» выскальзывает из пальцев.

«Шаги Спасителя всё ближе, – горько подумал волшебник. – Второе Пришествие вот-вот состоится, а каждый всё равно лелеет собственные планы, точно надеется как-то выжить и избегнуть общей участи. Даже я – может, оттого, что не верю до конца в это самое Пришествие? Несмотря на все магические ви́дения – просто отказываюсь верить? Конец не может быть всеобщим, умру я, мои друзья – но мир останется, он пребудет вовеки. И убедить себя, что не останется ничего, – у меня не получается. Наверное, по извечной человеческой привычке.

– Готовы ли вы, любезный друг мой? – Голос эльфийки журчал, подобно весеннему ручейку.

– Готов, – бесстрастно отозвался чародей.

– Тогда мы начинаем.

– Вдвоём? Без нарнийцев?

– Сегодня они нужны в другом месте, у Потаённых Камней Нарна. Мне потребуется вся сила, какую только можно извлечь из этого леса.

– Приказывайте, пресветлая королева.

Анэто надеялся, что злая насмешка в его словах останется незамеченной.

Вейде кивнула.

– Тогда держите меня, друг мой. Крепко-крепко.

Глава четвёртая

…Клара Хюммель, боевой маг по найму, глава своей Гильдии, уроженка Долины магов, где обитают сильнейшие, как они сами считают, чародеи Упорядоченного, решительно шагнула под низкую арку, откуда лился мягкий свет, испускаемый явно не факелами или масляными лампами. Рубиновая шпага удобно и привычно лежала в правой ладони, левую чародейка положила на эфес Деревянного Меча, висевшего на левом боку.

Высеченный в сплошной скале заклинательный покой; что именно заклинательный – ясно по испещрявшим стены рунам и магическим фигурам. В полу – углубления, где неярко полыхают беспламенные огни, вытянувшиеся дорожкой к воздвигнутому в дальнем конце жертвеннику – уже знакомому по великой пирамиде рубиновому кристаллу, пылающему, словно кипящая кровь.

И спокойно стоящие фигуры, высокие, с головы до пят закутанные в просторные плащи, лица скрыты низкими капюшонами.

И ещё – шипение. Вползающее в уши отвратительное шипение, словно под самыми ногами у Клары – клубок сплётшихся змей.

– Пришшшли, – раздалось вдруг в покое.

Клара вздрогнула – такое торжество полнило этот голос, словно его обладатель наконец-то достиг цели своего бытия.

Ни одна из закутанных в плащи фигур (чародейка не сомневалась, что это дуотты) не шевельнулась, не подняла оружия для защиты, вообще не обратила никакого внимания на грозный клинок в руке боевой волшебницы.

– Вперёд!

Клара больше не мешкала. В таких местах добрых душ не встретишь, а потому нечего и тратить время на какие-то слова и разговоры. Пусть скажет своё простая и честная сталь – она не успела в своё время, когда эта мерзавка Сильвия крушила охраняющие Эвиал скрижали; так пусть же потанцует сейчас, отправив к праотцам (или в любую иную форму небытия) собравшихся здесь злодеев!

За спиной Клары кто-то предостерегающе крикнул – похоже, Ниакрис, но волшебница уже не слушала. Наконец-то равный бой. Наконец-то она поймала этих негодяев, когда они не окружены многотысячной ратью. Наконец-то боевая чародейка Долины сможет показать себя во всей красе.

Как она ждала этого! Не болтаться под разными небесами безвольной куклой, то убегая от гнева Игнациуса, то преследуя по пятам негодника Кэра… а полностью принадлежать себе.

«Несравненное право – самому выбирать свою смерть», – сказал один великий поэт в странном мире, лишённом магии, на чьих алмазных пляжах Клара позволяла себе понежиться время от времени.

Сейчас она сама начинала поединок.

…Клара атаковала, как учили, – любимой зачарованной шпагой, метя под капюшон ближайшей фигуры. В левой руке – кинжал-дага, мало чем уступающий рубиновому клинку. Камни на эфесе полыхнули алым, сталь пронзила грубую ткань коричневого плаща, но поражённый в горло враг даже не пошатнулся. Окровавленное остриё высунулось наружу, Клара не промахнулась, и перед ней стоял не призрак, а существо из плоти и крови – тем не менее фигура не торопилась падать.

Краем глаза Клара заметила движение слева, крутнулась, отвечая стремительным и точным выпадом кинжала – остро отточенная дага встретила лёгкое сопротивление, и…

И ничего.

Если не считать того, что оба клинка намертво застряли.

На помощь бросилась Райна, ударила щитом, опрокидывая левого и нанизывая на копьё правого. Бешено взвизгнула Тави: мельинка вспомнила уроки давно погибшего наставника, и с переплетённых особым образом пальцев сорвалась молния; словно отвечая ей, беззвучная и смертоносная, прыгнула Ниакрис, и воздух уже стонал, рассекаемый парой небольших ухватистых топориков.

Что-то сотворил и Бельт, Клара ощутила упругий толчок чужой магии; с бешеным боевым кличем кинулись в свалку Шердрада с подружками-орками; оружие и чары разили… никого в действительности не поражая.

А фигуры в капюшонах, пробитые копьями, рассечённые клинками и топорами, обожжённые молниями, вспоротые изнутри каким-то заклятьем Бельта вдруг стали стремительно распухать, вспучиваться, уродливые коричневые плащи расползались по швам, из прорех пёрло нечто бесформенное и бесцветно-серое; липкая, упругая масса, в которой застревала сталь и тонула магия.

Ловушка. Идеальная западня. Мышеловка, настороженная на Клару Хюммель.

«Назад, все назад!» – хотела она закричать – и не смогла.

Серая змейка легко скользнула по рубиновому клинку, вспыхнула, коснувшись яростно пылающего камня, но за ней рвались десятки других. Выпустив бесполезные эфесы, Клара схватилась за оранжевый браслет. Миг она ещё поколебалась – и тут её резанул ледяной взгляд Райны, с молчаливым ожесточением бившейся в серой дряни, охватившей её уже по грудь.

«Не допусти позора», – говорил этот взгляд.

Но Мечи!.. Оставить их? Они-то небось переживут даже Хаос…

Причудливо перевитые нити сделались нестерпимо холодными. Кларе показалось, что время останавливается – для всего и всех, кроме неё. Она удивлённо оглянулась – точно, её товарищи и спутники застыли в странных, изломанных позах, кто до колен, кто до пояса, а кто и по грудь охваченные серой массой.

От браслета расходились волны холода, рука немела, что-то чувствовали лишь кончики пальцев, но очень скоро сдались и они. Острые иголки вонзались в локоть, и Клара заскрежетала зубами – терпеть такую боль ей не доводилось уже давно.

Браслет Хаоса не нуждался в наставлениях. Ему требовалось отдать лишь одну команду, и дальше он поступал по собственному разумению.

Клара зажмурилась, стараясь дышать ровно и глубоко. Она не имела права терять сознание, тогда вырвавшуюся из заточения кровожадную и разрушительную силу не сдержит уже ничто.

Браслет, великое сокровище, знал своё дело. Он защищал хозяйку – так, как считал нужным. Он остановил поток Великой Реки, время застыло для всех, кроме самой Клары; сейчас он должен расправиться с серой дрянью.

Прошли мгновения, они сливались в цепочку, чародейка Долины молча корчилась от боли, но ничего не происходило. А потом браслет вдруг вспыхнул и распался оранжевой трухой, медленно осыпаясь с Клариного запястья.

…Несдерживаемое время ринулось вперёд, словно торопясь наверстать упущенное. Захрипела Шердрада – серое уверенно заливало ей рот и одновременно не давало поднять руку с кинжалом, потому что орка явно вознамерилась покончить с собой, перерезав себе горло.

Браслет не выдержал, он столкнулся с ещё большей силой, и это означало только одно. Настолько страшное, что Клара раньше боялась задумываться о подобном.

Браслет Хаоса бессилен против одного-единственного.

Против самого Хаоса.

А следовательно, дуотты Империи Клешней имели у себя в союзниках по крайней мере одну поистине великую Сущность.

У Клары хватило духа не тешить победителей своим ужасом и отчаянием. Она не кричала и не рвалась, просто молча стояла, не опуская глаз.

Чародейка завела свой отряд в ловушку.

– Мечи, Клара! – выкрикнул Бельт. – Только они… ещё помогут. Это Хаос, я его чувствую, это он, больше некому; Клара, скорее, иначе…

Он отчаянно замычал – серое поднялось выше губ.

Вот и всё, Клара…

Она потянулась к дремлющей мощи Алмазного и Деревянного братьев – но тут серая мгла бросилась ей прямо в лицо, словно разъярённая крыса, и мир в глазах Клары разом померк.

* * *

Достопочтенный мессир Архимаг с трудом сдерживал нетерпение. Дела шли лучше и не придумаешь. Игнациус не верил в «судьбу», «предназначение», «везение» и тому подобную чушь. Происходит только то, что ты сам подготовил. И если тебе «не повезло» – это говорит лишь о том, что подготовка никуда не годилась.

До недавнего времени почти все планы достопочтенного мессира прилежно осуществлялись. Да, иногда он терпел неудачи – но всякий раз тщательно разбирался в случившемся и извлекал уроки. Поставив перед собой какую-либо цель и отступив однажды, со второй попытки всегда побеждал.

В этот же раз всё складывалось поистине чудесно, впору было заподозрить чьи-то каверзы и «игру в поддавки», но преимущество Игнациуса заключалось в том, что его противники «поддаваться» как раз не могли.

Со следами Смертного Ливня мессиру Архимагу пришлось повозиться. Сильвия стремительно набирала силу и стала бы, наверное, по-настоящему опасной, не позаботься Игнациус ещё и об этом. Впрочем, как и обо всем остальном.

Сейчас он стоял, «вкушая заслуженный отдых», как сказала бы Ирэн Мескотт, опираясь на посох и не без самодовольства глядя на девственно-чистый берег. Оставленного Ливнем гибельного болота больше не существовало.

– Неплохо, неплохо, – пробормотал чародей. – Очень даже неплохо, сударь мой Архимаг. Даже откат оказался не так уж страшен.

Теперь Смертный Ливень станет гулять по Эвиалу. Раз Сильвия выпустила его на волю, обратно она его не загонит. Эта стервочка, вкусив подобного лакомства, от него уже не оторвётся.

Куда больше занимали Игнациуса падающие всё чаще и чаще огненные болиды. Раньше это случалось лишь по ночам, а теперь их всё больше и больше можно было видеть ярким солнечным днём. Они рушились куда-то за горизонт, порою – в море; и мессир Архимаг почувствовал нечто вроде раздражения – он не любил «загадок», тем более здесь, в Эвиале, где он так долго и старательно готовил свой капкан.

Вот и теперь – пока достопочтенный маг стоял, отдыхая и любуясь на дело своих рук – кристально чистый песок, прозрачная вода, – горизонт рассекла огнистая черта. На сей раз таинственный болид рухнул не так далеко – в полулиге от берега, взметнув к очистившемуся небу белопенный столб. Игнациус прищурился – и увидел, как из водоворота поднялось диковинное крылатое создание, что-то вроде змея, увенчанного длинным радужным гребнем, заключенное в огненную сферу, и медленно поплыло над морем прочь – на запад, на запад, на запад.

– Вот даже как, – пробормотал про себя Игнациус. – Превеликие небеса! Это кто ж такой?!

Мессир Архимаг истребил за свои три тысячи лет не одну сотню жутких (и жутчайших) тварей, однако ни разу не сталкивался ни с чем подобным. Недолго думая, он вскинул посох.

Крылатый змей конвульсивно дёрнулся, сделал попытку повернуть – но куда там! Похоже, что на закат его тащили самые настоящие канаты, хоть и незримые.

Губы мессира Архимага сжались в тонкую, побелевшую линию. Неприятно. Наложенное на сущность заклинание явно сильнее его, Игнациуса, чар. Конечно, он вымотался и устал, но, небеса и бездны, наговоры местных волшебников обязаны перебиваться по одному щелчку его пальцев. А тут…

Игнациус резко вонзил посох в землю. Так, кажется, местное заартачилось. Посмотрим, посмотрим…

Мессир Архимаг оттого и стал «мессиром», что никогда, ни разу в жизни, не относился с пренебрежением ни к одному противнику. Даже к самому захудалому.

И сейчас он ударил всей своей мощью и умением, соединяя слово с мыслью и жестом. Архаика порою тоже бывает полезна.

Чары Игнациуса охватили змееподобное существо, властно отдавая ему приказ – назад!

Радужный гребень замерцал, запереливался, плоская голова с лишёнными век глазами обернулась, и Архимаг услыхал бесплотный, полный несказанной мýки голос:

«Сссспасссибо тебе, но ты опоздал. Мне уже не поможешь, помоги другим. Он затягивает всех… торопись, маг, торопись. Я укажу дорогу…»

И тут вмешалась другая сила – та самая, таящаяся за блистающим закатным горизонтом. И она, эта сила, очень не любила, когда с её игрушками начинал забавляться кто-то ещё.

По рукам Игнациуса словно хлестнули обжигающим кнутом, так что маг зашипел от боли и выпустил оголовок посоха. А радужного змея помчал вперёд налетевший неведомо откуда ураган, однако пленник успел в последний раз взглянуть на Игнациуса:

«Торописссь… на осссстров… осссстров…»

Речь его пресеклась, многоцветные отблески драгоценного гребня погасли в поспешно навалившихся со всех сторон тёмных тучах.

Архимаг остался стоять, потирая левое предплечье, на котором – он знал – вскоре вспухнет багровый рубец. Его не хотели убить, его просто предупреждали.

Но ничего, ничего. Он успел увидеть и, главное, почувствовать достаточно. Сегодня же вечером он подробно разложит всё по магическим компонентам и тогда разберется, в том числе и где лежит этот самый «осссстров».

Посоветоваться с Динтрой? Пожалуй… вот и пригодится наш лекарь, коий, как всё сильнее подозревал Игнациус, на самом деле никакой не лекарь, а…

Пришла пора выяснить также и это. Если, конечно, не помешает главному.

Во всяком случае, больше мессиру Архимагу тут делать нечего.

* * *

Ворота ордосской Академии Высокого Волшебства оказались накрепко запертыми, и на яростный стук долго никто не отзывался.

– Поумирали они там все, что ли? – раздражённо бросил Хаген, по-прежнему не расставаясь с обликом лекаря Динтры. Его левая рука лежала на груди Даэнура, и только поэтому сердце дуотта ещё продолжало биться.

– Никак нет, – отозвался кто-то из добровольных носильщиков. – Все маги, как один, сколько было, с нами дрались. В школе одни юнцы остались, даже огнешара не пустят.

Хаген молча поднял бровь – едва ли здешние чародеи озаботились поделиться своими планами с дружинниками-ополченцами. В конце концов створка всё-таки приоткрылась, и «лекарь Динтра» увидел совсем молоденькую девчонку с непослушными рыжими кудрями над высоким чистым лбом.

– Мэтр Даэнур ранен, мы доставили его в Академию. – Хаген решительно шагнул внутрь. – Куда его отнести?

Растерявшаяся девчонка (наверное, только-только принятая, подумал Хаген) махнула рукой в сторону длинного серого здания.

…Факультет малефицистики, сиречь злоделания, встретил Хагена пустотой, тишиной, запустением. Пыль, паутина, затхлость. Здесь не убирались, наверное, целую вечность.

…А книги тут, похоже, неплохи – Хаген отсюда ощущал исходящую от них злую ауру. Они призывали к отмщению, сами просились в руки, и понятно, почему племянник Аглаи Стевенхорст взялся за них: молодёжь слишком любит простую и грубую силу. Результат сразу, да и вообще – некромантия, таинственно, красиво. Чёрное идёт многим. Даже слишком многим.

В глубине нашлась комната с узкой лежанкой, Даэнура осторожно переложили на неё; Хаген махнул добровольным помощникам: мол, уходите, спасибо, ваше дело сделано.

Жёлтые совиные глаза раскрылись, неожиданно остро и резко взглянули на «лекаря».

– Говори, я слушаю, – негромко произнёс ученик Хедина.

– Благодарю, – выдохнул старый дуотт. – Слушай, пришедший извне!.. или… нет. Скажи, ты ведь от них? От настоящих богов, от тех, кто правит… всем этим, что больше Эвиала?

Хаген молча кивнул, и у Даэнура вырвался вздох облегчения, безгубый рот искривился в гротескном подобии улыбки.

– Я знал, – шепнул он. – Я верил. Верил, что там должна быть справедливость…

– Ты хотел поведать мне что-то важное, – не слишком вежливо прервал его Хаген. – Что твои соплеменники-дуотты готовят, как ты сказал, «возвращение». Кого, когда, во имя чего?

– Да… – глубокий выдох, в глазах – боль, которая уже не уйдёт. – Дай мне немного силы, великий. Иначе мои братья успеют раньше, чем я закончу свой рассказ.

Хаген вновь кивнул. Лежащие на груди дуотта пальцы сжались в кулак, лицо осталось бесстрастным, но Даэнур вновь улыбнулся через силу:

– Тебе больно. Это хорошо – за тобою истина. Дуотты, мои братья, измыслили план мести за своё давнишнее поражение. Они знали, что не могут победить. Им оставалось только умереть, но так, чтобы захватить с собой всех, всех своих врагов и их потомков. Они связались с тем, что здесь называют Западной Тьмой. Вместе с другими, неведомыми мне, создавали Империю Клешней, познавали высокую некромантию. И всё потому, что Она обещала им победу, великую трансформу, что изменит весь старый Эвиал, отмщение врагам. А они, дуотты, за оказанную Ей помощь станут… высшими. Посвящёнными. И двинутся с Ней покорять новые миры. До тех пор, пока каждый из них не станет богом. В своём собственном бытии.

– Неплохо, – процедил сквозь зубы Хаген. – И откуда ты всё это знаешь?

– Что ведомо одному дуотту, то знают все. Ну… или почти все.

– А почему же теперь открываешься мне? – На миг в Хагене вновь ожил лихой хединсейский тан. – Предаешь свою кровь?

– Моя кровь обезумела, великий. И я потому предаю дуоттов в твои руки, что надеюсь на милосердие. Ты ведь не случайно принял облик лекаря, не случайно лечишь и меня…

– Не трать силы, Даэнур. Говори, чего ты просишь?

– Не попусти полного истребления дуоттов, великий. Отведи свою карающую длань от невинных малолеток. Выведи их из этого проклятого обиталища; дай им пустой, никем не заселённый мир, где они смогли бы начать всё сначала. Дети, только дети, и подростки, в ком ещё нет этой скверны, кто не отравлен местью!.. Умоляю тебя, великий!..

Даэнур сделал попытку соскользнуть с лежанки и обнять ноги Хагена. Напрасная попытка, железная рука бывшего тана без труда удержала декана на месте.

– Лежи и не шевелись, – рыкнул сподвижник Хедина. – Я обещаю тебе, что сделаю всё, мне доступное. Донесу твою просьбу тем, кто определит судьбу дуоттов. Твои соплеменники, похоже, и впрямь не могут делить ни с кем свои обиталища. Даю тебе слово.

– Спасибо, великий… – Лицо Даэнура расслабилось, веки смежились. – Теперь я буду говорить дальше. Средоточие всего и вся – маленький остров на крайнем западе, под названием Утонувший Краб. На нём, на этом острове… – Шёпот дуотта сделался еле слышным, и Хаген наклонился к самым губам, боясь пропустить хотя бы слово.

* * *

Мессир Архимаг умел поспешать медленно и никуда не торопиться, когда сталкивался с действительно необъяснимым. Динтра ушёл в город и пропал; ну и пусть его, ну и хорошо, нечего мешаться под ногами…