Текст книги "Крысиная охота"

Губернатор кивнул, дескать, не слепой, и зашагал, напевая под нос, по гаревой дорожке, устланной желтыми листьями. Он обожал это время года. Прелестная пора, золотая пушкинская осень. И какие бы дела ни держали за горло, это чудо упустить нельзя, а то потом целый год себе не простишь.

– Мое почтение, Василий Иванович, – склонился в подобострастном поклоне одетый в пуховик и похожий на Колобка ведущий хирург 1-й городской больницы доктор Таманцев. Он мялся рядом со своим невзрачным «уазиком» буханкой и явно не знал, чем себя занять. Человек, посвященный во многие тайны, надежно висящий на крючке, он всегда находился рядом, когда руководители выезжали на охоту. В машине имелось все необходимое для оказания первой (а при необходимости и последней) медицинской помощи. Мало ли что, места глухие, всегда нужна перестраховка.

– И вам мое здравствуйте, – добродушно отозвался губернатор, не сбавляя хода. – Все в порядке, доктор? Как жена, дети?

– Да уже и внуки, Василий Иванович, – хихикнул Таманцев. – Дочка тут второго дня в подоле принесла сразу двоих, не поверите…

– О, вы вправе рассчитывать на льготы по губернаторской программе повышения рождаемости, – засмеялся Василий Иванович. – Зайдите как-нибудь, порешаем этот вопрос.

«Зачем ему какие-то льготы? – думал губернатор, поднимаясь на крыльцо. – Семья, как у Христа за пазухой, сам, того и гляди, возглавит областной комитет по здравоохранению, если не накосячит где-нибудь». Из высоких гостей в наличии пока имелся только генерал Олейник. Опаздывают, черти… Василий Иванович вытер ноги и вторгся в уютно обставленную гостиную на первом этаже. Дизайнер при оформлении «горницы» явно не халтурил. Современные мотивы в интерьере гармонично вплетались в посконно русские, европейский дизайн удачно сочетался с лубочной резьбой и прочими «печками-лавочками». Удобные кресла, роскошные диваны, оленьи рога, медвежьи шкуры. Генерал Олейник, одетый, как на командных учениях: хаки, портупея, яловые сапоги, сидел, нахохлившись, в кресле, потребляя бурбон «Четыре розы» из соответствующего граненого бокала. Вид у него так и говорил: «Всех бы пострелял!» Василий Иванович не смог сдержать ухмылки. Затрещина, отпущенная генералу «мстителем», до сих пор цвела на физиономии. Упорные попытки запудрить сей позор успеха не приносили. Под носом генерала красовалась короста, а вся левая часть лица, включая щеку, висок, часть скулы, имела фиолетовый оттенок и заметно распухла, создавая перекос и асимметрию.

– Что? – всплеснул руками генерал, едва не выронив бокал. – Вам тоже хочется посмеяться, Василий Иванович? Посмотрел бы я на вас, попади вы под руку этого горячего ублюдка.

– Да, ладно, Григорий Алексеевич, отнеситесь с юмором, синяки и шишки украшают мужчин, – губернатор скинул верхнюю куртку и с наслаждением растянулся в кресле. Однако снова встретившись взглядом с генералом, не смог сдержаться, гоготнул. – О, боже… Простите, Григорий Алексеевич, это нервное, видели бы вы себя…

– Да ну вас, – проворчал генерал и отвернулся. Залпом выпил бурбон, скривился – какая, дескать, гадость этот ваш американский самогон.

– А в остальном как дела в вашем ведомстве? – беззлобно поинтересовался губернатор.

– Нормально, – проворчал начальник ГУВД, опасливо потрогав коросту под губой. – Ситуация стабильная, бардак во всем. Опаздывают что-то наши коллеги, Василий Иванович. Как бы не струхнули эти мудаки.

– Я им струхну, – пообещал, погрозив кулаком непонятно кому, губернатор. – Я им так струхну, что до конца своих дней не осмелеют. Дичь, как я понимаю, доставлена, генерал? Можно выпускать в леса?

– Да, Василий Иванович, – ответил генерал.

– Невоспитанный вы все-таки человек, Григорий Алексеевич, – сомкнул густые брови Василий Иванович. – Сидите тут, выпиваете. Нет чтобы предложить старшему товарищу тоже выпить, обслужить его. Эх, Григорий Алексеевич, недостает вам воспитания, – губернатор с неохотой выбрался из кресла, шагнул к бару, распахнул зеркальные створки и, впечатленный разнообразием представленной продукции, погрузился в задумчивость. Генерал таращился ему в затылок с неприкрытой нелюбовью, фыркал под нос.

С улицы донесся шум. Прибыла машина. Василий Иванович оторвался от бара, сместился к окну и отогнул шторки. На парковку, потеснив его «Ровер», забрался японский внедорожник, и из него уже выгружались люди.

– Кого там принесло? – проворчал Олейник.

– Законописец наш прибыл, – усмехнулся Морозов. – Сенатор, блин. Представляешь, Григорий Алексеевич, всякий раз, как вижу эту каланчу, вспоминаю Калигулу. Почему он назначил коня сенатором, а нам какого-то козла – нельзя?

– Вы правы, хуже не бывает, чем дурак с законодательными инициативами, – проворчал Олейник.

– Да нет, дружище, ты не прав, – задумчиво вымолвил губернатор, – Владимир Митрофанович не такой уж олух царя небесного. В противном случае не оказался бы в нашей компании…

Василий Иванович вернулся к бару, не мудрствуя лукаво, извлек бутылку русской водки, пару стопок и пристроил это дело на стеклянной столешнице. Ищущий взгляд устремился к холодильнику – водка, чай, не виски, обхождения без закуски не потерпит. Заскрипела входная дверь, и взорам собравшихся предстал председатель Законодательного собрания области, член Совета Федерации Баркасов Владимир Митрофанович – длинный, как силосная башня, солидный, обладатель большой серебристой головы и окладистой бородки. Владимиру Митрофановичу недавно исполнилось 57 лет, хотя старше пятидесяти он не выглядел и в походном обмундировании смотрелся очень выигрышно. Впрочем, выигрышно он смотрелся везде – и на трибуне Заксобрания, и в зале заседаний на Большой Дмитровке, и в многочисленных рабочих поездках по области – особенно в окружении приближенных, которых превосходил на целую голову.

– Привет честной компании! – провозгласил Баркасов, манерно расшаркавшись и с интересом воззрившись на бутылку водки. – А интересное, кстати, предложение, господа. Не пропустить ли нам по рюмочке?

– Можете пропустить, – проворчал, отворачиваясь, Олейник. – А мы, пожалуй, выпьем.

– Через холодильник, Владимир Митрофанович, – выразительно кивнул на агрегат губернатор. – Тащите закусон, а мы вам, так и быть, нальем.

Владимир Митрофанович был покладист и добродушен. Этикет и хорошие манеры уже смертельно надоели. Он вывалил из банки помидоры в хрустальное посудное изделие и присоединился к компании.

– Вы тоже в нескольких местах, Владимир Митрофанович? – охотно потянулся к помидорчику губернатор.

– Лишь бы не в федеральном розыске, – пробормотал генерал – он, похоже, до упора решил разыгрывать роль буки.

Сенатор отзывчиво хохотнул и тоже зацепил двумя пальцами багровый аппетитный овощ.

– Да, сегодня у меня встреча со старым институтским другом, проживающим в Норвегии и имеющим намерение что-то инвестировать в нашу область. Надеюсь, это не промышленный отлов семги… Отлично выглядите, генерал, – засмеялся сенатор, обратив внимание, с каким усердием отворачивается Олейник. – Грандиозо, генерал, брависсимо. Надеюсь, вы вышли победителем из нелегкого сражения? Кстати, анекдот, – он заранее рассмеялся, хотя ничего еще не рассказал. – Как распознать оборотня? – А чего их распознавать? Они в погонах.

– Не смешно, – фыркнул Григорий Алексеевич.

– Кому как, – пожал плечами Баркасов. – Ау вас как дела, Василий Иванович? – обратился он к ухмыляющемуся губернатору. – Как поживает ваш бедный богатый родственник?

Можно было не выяснять, кого он имеет в виду.

– С Козякиным все в порядке, – осклабился Василий Иванович. – Нас дерут, а мы крепчаем, как говорится. Да что мы все о нас, Владимир Митрофанович? С вами-то как? Ходили слухи, что нездоровилось вам на прошлой неделе? Вроде «Скорая» на дом приезжала? Может, пора о пенсии подумать, Владимир Митрофанович? А то не щадите вы себя с этой окаянной работой…

– Конфуз случился, Василий Иванович, – расплылся от уха до уха сенатор. Он держался молодцом, на подколки не реагировал, сам любого мог подколоть. – Нет, серьезно, ничего страшного. Желудок прихватило после ужина, жена в панику, давай эскулапов вызывать. До язвы далеко, – уверил Владимир Митрофанович, простирая длинную руку к бутылке. Застыл, состроил мечтательную физиономию. – А, в общем-то, заманчиво, Василий Иванович. Когда-то мы мечтали о вечной молодости, теперь мечтаем о вечной пенсии… Хотя, я слышал, с изобретением виагры на пенсии уже не так скучно? – он простодушно засмеялся.

– Ты разливай, Владимир Митрофанович, не тормози, – усмехался Василий Иванович. – Нормально, мужики, так здорово, что все мы здесь… ну, далее по тексту. А то горбатимся в своих кабинетах, света белого не видим. Поохотимся сейчас в охотку, так сказать, взбодримся, о делах наших скорбных покалякаем, а после в сауне посидим, песен грустных попоем, и главное, чтобы никаких баб. Ну, давайте, мужики, за процветание и безопасность, так сказать.

– Про баб ты мощно задвинул, Василий Иванович, – крякнув и зажевав солененьким, прокомментировал Олейник. – Машина, кстати, подъехала. Гадом буду, кожей чувствую, что это она… Ну, в смысле, баба.

Жующие мужчины подошли к окну. Подъехала еще одна машина – удлиненный внедорожник марки «Фольксваген». Оттуда выгружались крепкие мужчины в камуфляже и такой же раскраски шляпах с полями, растекались по парковке и по двору. С водительского места спрыгнула плотно сложенная женщина в буро-зеленой униформе и щеголеватом кепи, пристально осмотрелась и отправилась в обход капота.

– Надо же, – пробормотал Баркасов. – Начальник охраны нашей Киры Ильиничны – женщина. С чего бы это? Не доверяет мужикам? Или тут что-то другое замешано… – он замолчал, выискивая нужные слова.

– Думаете, совмещает приятную с полезной? – проворчал губернатор. – Да вроде не лесбиянка. Мужиков по молодости меняла, как перчатки. Хотя кто ее теперь знает.

– Что-то не хочется мне разгадывать ее загадки, – фыркнул генерал.

Трое пристально смотрели, как решительная дама в униформе распахивает дверь, и с подножки спрыгнула элегантная фигуристая особа в длинном крапчатом пальто и вызывающем розовом берете. Постукивая каблучками, придерживая позолоченный ридикюль, свисающий с плеча, дама направилась по дорожке к дому. Судя по мрачному лицу, ни о чем приятном она не думала. Нахмуренный взгляд скользнул по окнам, но шторку уже задернули, и любопытные носы оттуда не торчали. Дюжий охранник вытаскивал из багажника набитый баул на колесиках – видимо, все необходимое для женщины, чтобы провести несколько часов на природе.

Когда Кира Ильинична Островская, тридцатисемилетняя председатель городского Совета народных депутатов, вошла в гостиную, все трое сидели в креслах и приторно улыбались. Даже генерал Олейник пытался вымучить из себя что-то похожее на гримасу. Посмотреть было на что. Прекрасный возраст для женщины – еще молода, красива, но уже не дура. А Кира Ильинична и в молодости дурой не была. По служебной лестнице не карабкалась – на лифте поднималась. Окончила строительный институт с красным дипломом. Депутат районного Совета, заведующая жилищным отделом районной администрации, депутат городского собрания – единственная женщина в большой компании, председатель комитета по строительству и жилищной политике, заместитель председателя Совета, председатель… Почетный строитель, кандидат технических наук, просто умница и красавица, а еще и мастер по спортивной стрельбе.

– Ну, здравствуйте, мужчины, – не очень-то радушно приветствовала собравшихся Кира Ильинична, сняла берет, и волнистые каштановые волосы рассыпались по плечам.

– Рады, рады, Кира Ильинична, – подпрыгнул сенатор и поволок к даме пустующее кресло, помог присесть.

– Вы, как всегда, эффектны, – радушно улыбнулся губернатор. – Не устали еще молодеть, Кира Ильинична? Вы просто эпатируете нас своим нарядом – немножко не по теме, нет?

– А я как мужик, Василий Иванович, – не растерялась дама, – что выпало из шкафа, то и надела. Не волнуйтесь, придет время – переоденусь. Знаете, просто времени не хватило. Никакой возможности передохнуть, не жизнь, а свадьба для цыганской лошади – голова в цветах, а задница в мыле. Сутра успели разозлить. Можете представить, господа, до сих пор не могут открыть сквер с фонтаном на углу Толбухина и Первомайской. Через две недели все фонтаны будут отключать и ставить на консервацию, а этот до сих пор запустить не могут. Им плевать, что он должен хотя бы символически поработать. Теперь они какой-то трансформатор с Украины выписывают. Вы можете представить – трансформатор! С Украины! В этой стране кончились трансформаторы?

– Не надо нервничать, Кира Ильинична, – миролюбиво сказал губернатор. – Вы растрачиваете себя по пустякам. Уверяю вас, в преддверии зимы работающий фонтан – не самое актуальное для города.

– Да вы не понимаете, Василий Иванович, – поморщилась Островская.

– Выпьете? – предложил сенатор. – Имеется широкий ассортимент на любой вкус и цвет.

– Не хочу, – надулась дама.

– Эх, разочаровательная вы наша, – хохотнул губернатор. – Могли бы и пригубить, Кира Ильинична. Не умеете вы работать в команде.

– Ладно, наливайте, – передумала женщина. – Но только водку. С вами проще согласиться, чем объяснить, почему не хочешь, – ее взгляд скользнул по мрачному лику генерала Олейника, иона не удержалась, прокомментировала (остальные тоже заулыбались, возвращаясь к любимой теме). – Плохо выглядите, Григорий Алексеевич. Видимо, хорошо отдохнули?

Олейник посмотрел на нее неласково, поджал губы.

– Вы поосторожнее с ним, мадам, – предупредил губернатор. – Эта тема у генерала уже в печенках, может отомстить. Никто не знает, какой он друг, но вот враг – подозреваю, идеальный… – и засмеялся, полностью удовлетворенный своим чувством юмора.

– Пойду-ка похудею на литр, – крякнул Баркасов, выбрался из кресла и вразвалочку отправился в коридор, где имелась ванная комната и несколько санузлов.

Пока он отсутствовал, теплой компании прибыло. Распахнулась дверь, и к гостям присоединился городской сити-менеджер Коровин Сергей Дмитриевич – молодой, еще не отметивший сорокалетие, лысоватый, невысокий, в поблескивающих «умных» очках, и даже в охотничьем облачении смотрящийся вполне элегантно. За глаза Сергея Дмитриевича называли «ботаником», но эта характеристика была неполной. Умный, дальновидный, временами жесткий, временами осторожный – он правил городом целеустремленно и решительно, и со стороны могло показаться, что вполне эффективно. Формально должности градоначальника в городе не было, ее отменили несколько лет назад – когда последний мэр Кубасов Петр Николаевич погиб в автомобильной аварии. Избирательную кампанию решили не проводить, слишком накладно. Появился управляющий «со стороны», работающий по контракту с городским Советом и занимающийся решением текущих городских задач. А политичный, молодой, избегающий церемониальных мероприятий, не подотчетный населению. В городе мало кто догадывался, что он полностью зависим от городского Совета (читай, от Киры Ильиничны) и лично от губернатора Морозова, чем нисколько не расстроен, поскольку в обмен на лояльность имеет такие бонусы, которые не снились даже топ-менеджерам банков с мировыми именами…

– Наше вам с кисточкой, господа, – буркнул Коровин, обозрев собравшихся. Он что-то насвистывал под нос и пытался вызвать к жизни навороченный смартфон – давил на сенсорные кнопки и досадливо качал головой.

– Не свистите, Сергей Дмитриевич, – проворчал генерал. – Денег не будет.

– Это у вас не будет, Григорий Алексеевич, – парировал сити-менеджер. – А мои деньги устойчивы к свисту. Черт, вы знаете, господа, что в этом гиблом месте отсутствует связь?

– В прошлый раз она тоже отсутствовала, – заметила Кира Ильинична. – Вы точно так же ругались и нажимали все подряд. Вы забыли, Сергей Дмитриевич, что в Аргадонском урочище нет сети. Впрочем, телефон у вас в тот день был другой.

– А Сергей Дмитриевич ходит в ногу со временем, – улыбнулся губернатор. – Пятый айфон, пятый БМВ. Надеюсь, вы не на нем сюда приехали?

– На «Туареге», Василий Иванович. – Коровин спрятал в карман игрушку и сухо улыбнулся. – На скромном «Туареге». Ау вас тут неплохо, господа. Рад, что прибыл не последним, – он посмотрел на генерала, который под его взглядом начал багроветь и проглотил смешинку. – Боже мой, Григорий Алексеевич, вы побывали в живом уголке?

– В каком еще живом уголке? – проворчал генерал.

– Ну, кто-то же на вас напал, – под общий гогот пояснил Коровин. – А разве разумному существу придет в голову такое вытворять с главным областным полицейским? Простите, Григорий Алексеевич, – опомнился Коровин, заметив, что генерал уже готов подняться и двинуть ему в ухо. – Я понимаю, что тема вам неприятна, обещаю, что больше ее не коснусь, – он еще раз покосился на разбухшую генеральскую щеку и, отвернувшись, усмехнулся в кулак.

Неловкость загладил очередной тост – после того, как Коровин смело махнул штрафную за присутствующих здесь дам. «Ну, наконец-то, – проворчала повеселевшая Кира Ильинична. – Хоть кто-то догадался…»

– А где этот унесенный до ветра? – спохватился губернатор, воззрившись на закрытую дверь в глубине помещения.

– Кто? – не понял Коровин.

– Конь в пальто.

– А-а… – Коровин догадался, что речь шла о сенаторе Баркасове.

– В унитазе утонул? – предположила Кира Ильинична.

– Такой не тонет в унитазе, – фыркнул Олейник.

– Да уж, не золото, – согласился губернатор.

Раздалось выразительное покашливание, и в проеме образовалась долговязая фигура облегчившегося сенатора.

– Долго вы, Владимир Митрофанович, – прокомментировал губернатор. – Что вы там делали? Обнаружили следы внеземной канализации?

– Долго? – удивился Баркасов. – То есть вы считаете, Василий Иванович, что мне там не о чем подумать?

– Что-то у меня опять настроение портится, – обнаружила Кира Ильинична, с неприязнью покосившись на сенатора. – Пойду-ка прогуляюсь с пустыми ведрами…

– Мимо Глобуса не пройдите, – встрепенулся Коровин, стоящий у окна. – Он как раз подъехал – с сопровождающими лицами.

Очередной прибывший человек резину не тянул – что-то бросил сопровождающим лицам и зашагал в дом. И через минуту предстал во всей красе. Среднего роста, рыхловатый, но подвижный, с маленькими, близко посаженными глазками. Душа компании – Глобарь Николай Аверьянович, «партийная» кличка Глобус, большой любитель поржать и подурачиться. Временами вкрадчивый, вгоняющий в дрожь колючим взглядом, временами прикидывающийся простаком. Его маленькие глазки постоянно были затянуты волокнистой пеленой, ходили слухи, что он принимает психоактивные препараты, но никто его за руку не ловил, и, возможно, это были только слухи. Формально Николай Аверьянович отношения к властным структурам не имел. Он просто слыл бизнесменом. Причем весьма авторитетным. В лихие девяностые отсидел небольшой срок «за организацию преступного сообщества», но это пошло ему только на пользу. В то время, как конкуренты пачками гибли в разборках, Николай Аверьянович спал на мягкой тюремной перине и с зоны управлял своими разрастающимися активами. Выйдя на свободу, он стал респектабельным коммерсантом, прибрал к рукам практически всю городскую торговлю, построил пивзавод, озаботился собственной безопасностью, то есть ликвидировал всех выживших конкурентов и при этом умудрился не разругаться с властью. Состояние Николая Аверьяновича росло, как на дрожжах. Отправлять его в тюрьму было бессмысленно. Да, собственно, и не за что – бизнес был легальным (во всяком случае верхушка айсберга), а душевный покой рублевого миллиардера охраняли не только ловкие адвокаты, но и городские прокуроры и самый справедливый в мире суд. Он не чурался благотворительности, подбрасывал детским домам, интернатам, церкви, подружился с властной верхушкой, утвердился в обойме и неоднократно делом демонстрировал свою лояльность правящему клану. В некотором роде Николай Аверьянович был амортизатором – между областным руководством и полным загадок «нижним миром». Без такого ценного кадра властям пришлось бы туго – ведь жизнь и политика явления многогранные, и неприятности могут исходить не только от официальных структур.

– Выпьете, Николай Аверьянович? – учтиво предложил губернатор.

– Базара нет, Василий Иванович, – ощерился новоприбывший. – Вернее, почти нет. Полную не наливайте, вот так, ага, достаточно. Господа, вам не кажется, что в преддверии охоты лучше не нагружать свои организмы спиртным? Вы уже, погляжу, хорошенькие.

– Побойтесь бога, Николай Аверьянович, – загоготал губернатор. – Мы же исключительно для снятия стресса. Вы же не думаете, что мы перестреляем друг друга?

– Уговорили, Василий Иванович, – Глобарь поднял свою стопку. – Все готовы снять стресс? – он пристально уставился на пыхтящего от злости генерала и возвестил под сдавленные смешки. – А вы, Григорий Алексеевич, его, похоже, уже сняли. Я слышал, с вами на днях приключилась чертовски занимательная история.

– Помолчите, Николай Аверьянович, – скрипнул Олейник. – А то ведь не приведи Господь.

– Ох, менты, менты… – покачал головой Глобарь, осушив свою стопку. Баркасов потянулся к последнему лежащему на столе огурчику, но Глобарь схватил его раньше и быстро, пока не отобрали, сунул в рот. – В большой семье, Владимир Митрофанович, клювом не щелкают.

– Хам, – вздохнул сенатор.

– Кстати, насчет ментов, – срыгнув, продолжал вещать Глобарь. – Что это затеяли ваши коллеги в Воронеже, Григорий Алексеевич? Областное руководство УВД на полном серьезе обсуждает вопрос запрета тамошним полицейским в вечернее и ночное время управлять личным транспортом, а также ввести табу на посещение полицейскими в свободное от службы время заведений, где продают спиртное. Это что же теперь, любимую женщину в ресторан не сводить? Тещу, прибывающую ночным рейсом, не встретить в аэропорту? Ах, простите, участились случаи, когда бухие менты сбивают пешеходов на «зебрах» и устраивают потасовки в кабаках. Слушайте, господа, я, конечно, понимаю, что мы живем в абсурдное время, но чтобы совсем дойти до маразма…

– Николай Аверьянович, кстати, прав, – заметила Кира Ильинична. – Надеюсь, эта шибко умная инициатива не пройдет. Полицейские в нашей стране, конечно, отдельная грустная песня, но, в общем-то, они такие же граждане, обладающие равными со всеми правами.

– Вас просто не лупили в кабаке бухие менты, Кира Ильинична, – хищно оскалился Олейник. – И на «зебре» вас не сбивали. Хотя с какой стати вы бы оказались на этой зебре?

– О, еще немного, и наш Григорий Алексеевич займется самокритикой, – обнаружил губернатор. – Послушайте, господа, может, поговорим о чем-нибудь приятном? Не хочется выслушивать, как вы тут поносите друг друга.

– Займемся тем, зачем мы сюда прибыли? – неуверенно предложил сити-менеджер Коровин.

– Кого-то не хватает, – задумался сенатор.

– Проведем перепись поголовья? – предложила Кира Ильинична и принялась наманикюренным пальчиком пересчитывать присутствующих.

– Блин, где этот мудель? – глянув на часы, проворчал Олейник.

– О ком вы, сын мой? – просунулась в дверь хитроватая, плоская, как блин, физиономия в ореоле рыжей шевелюры и неопрятной окладистой бороды.

– А, вот вы где, – не растерялся генерал. – Прибыли, наконец-то, отец Зловрентий?

– Лаврентий, друг мой, Лаврентий, – беззлобно промурлыкал последний из приглашенных, вкрадчивой поступью вступая в гостиную.

– Да уж, друг, – пробормотал, отворачиваясь, генерал. – Ваши друзья, батюшка, под Тамбовом в овраге лошадь все никак доесть не могут…

В последней фигуре, так же, как и в предпоследней, не было ничего приятного. Отцу Лаврентию (в миру Игнатию Истопченко) было всего лишь сорок с небольшим. Но свой «юношеский» возраст он маскировал кудлатой растительностью. Плотно сбитый, манерно сутулящийся, с длинными руками и узловатыми загребущими пальцами. Даже в сутане он смотрелся не очень презентабельно, и трудно было заподозрить в этой странной личности серого кардинала Яровольского епископата, держащего на привязи архимандрита Софрония и имеющего возможность безнаказанно влиять на большинство процессов в местном клерикальном мире, а также на вытекающие из них процессы в светской жизни. Отец Лаврентий занимал должность протоиерея, настоятеля главного городского храма, и лелеял каверзную надежду, что в недалеком будущем его рукоположат в архиереи, и он наконец-то перейдет из второй степени священства в третью.

– Грубый вы, Григорий Алексеевич, очень грубый, – посетовал отец Лаврентий, представая в безразмерной «студенческой» штормовке перед кружком единомышленников.

– Простите его, Ваше Преподобие, – усмехнулся губернатор. – Сам не ведает, что несет.

– Ваше Высокопреподобие, Василий Иванович, – поправил священник, лучезарно улыбаясь.

– Протопоп, блин, – отвернувшись, прошептал генерал, который сегодня в каждом встречном-поперечном видел источник раздражения.

– Ну, конечно, святой отец, – не стал спорить губернатор. – Вы же у нас в обозримом будущем примете священный сан епископа. Будете с утроенной силой служить Богу и людям…

– Как служил Сам Господь Иисус Христос в своей земной жизни и апостолы… – как пописанному забубнил отец Лаврентий, но тут его взгляд споткнулся об ополовиненную бутылку водки, и на святое чело улеглась задумчивость.

– Как вы смотрите на то, чтобы выпить, батюшка? – полюбопытствовал сенатор Баркасов.

– С интересом, знаешь ли, сын мой, с интересом…

– Так вмажьте, Ваше… как вас там, не помню, – Глобарь плеснул в пустую стопку и сунул священнику. – А мы уже не будем. Если догоняться с каждым опоздавшим, то скоро забудем, зачем сюда приехали.

– Воистину, сын мой… – батюшка крякнул и с наслаждением влил в себя живительную влагу. Закусывать не стал, самостоятельно добрался до бутылки и плеснул еще.

– У вас проблемы, батюшка? – проницательно заметила Островская.

– Ага, проблемы, – презрительно фыркнул генерал. – Как избавиться от алкоголизма, не переставая пить.

Священник залпом выдул вторую и с ласковым укором воззрился на мрачного генерала.

– А вы его палицей по челу, отец Лаврентий, – подсказал губернатор. – Должно помочь. Почему опаздываете, батюшка? Не связано ли это с тем, что вы до сих пор, по невыясненным божественным обстоятельствам, ездите на чуде спасенного российского автопрома? Напомните, какая у вас марка – «Лада Проблема»? «Лада Дэнс»?

– «Лада-Калина», Василий Иванович, – священник выпил третью и перешел на нормальную человеческую речь. – Нормальная машина, прекращайте придираться. Президенту можно, а мне нельзя?

– Она не желтая, – покосился за окно Коровин.

– Я знаю, – согласился священник. – Отличная машина, – он благодушно засмеялся. – Едешь по трассе, чуть задремал – вот тебе подушечка. Не поверите, господа, но в Первопрестольной, Белокаменной и Златоглавой, куда я недавно ездил по делам и имел честь отстоять в Великой московской пробке, очень многие пользуются именно подобными чудесами. Без преувеличения скажу, это сейчас модно. А почему я опоздал… – батюшка смущенно кашлянул, – Никодим!

– Да, Ваше Высокопреподобие? – всунулась в гостиную козлиная бородка сопровождающего батюшку в «рабочей» поездке дьякона.

– А ну, перину мне подбей! И посмотри, чтобы в келье все в порядке было!

– Повинуюсь, Ваше Высокопреподобие! – Козлиная бородка судорожно дернулась, и ее обладатель убрался.

– Ну, хватит, – поднялся генерал Олейник. – Пора за дело, господа, пока мы окончательно не забыли, зачем мы здесь. Надеюсь, вы позволите, Василий Иванович?

– Валяйте, Григорий Алексеевич, – снисходительно кивнул губернатор и тоже поднялся. Глаза его заблестели. – Ну, что, команда, без которой мне не жить, готовы к неувядаемым ратным подвигам? День, к сожалению, не резиновый. Побродим с ружьишками по лесу, потом обсудим несколько насущных вопросов, а если время останется, посетим баньку…

– Без меня, – брезгливо поводила плечами Кира Ильинична. – Знаю я ваши баньки. А что касается охоты – то разве это охота? Дичь не съешь…

– А кто вам не дает? – загоготал Глобарь. – Главное, суметь правильно приготовить, Кира Ильинична.

– Меня сейчас вырвет, – напряглась Островская.

– Василий Иванович, в лесу белые, – подмигнул Глобарь.

– Ох, не до грибов мне сейчас, – подыграл губернатор. – Григорий Алексеевич, все готово?

– Да, – генерал Олейник взял пульт, лежащий на буфете, и подошел к небольшому плазменному телевизору, экран которого при его приближении осветился. – Оружие доставлено, каждый может выбрать, что ему нравится, включая арбалеты. Рации всем раздадут, они настроены на нужную защищенную волну. Напоминаю, что собаки в охоте не участвуют, их держат на исключительный случай. Все сопровождающие во время охоты имеют право на выстрел только с целью спасения наших жизней. Внимание на экран, господа.

Высветилось одно из помещений «конюшни», расположенной на задворках лесничества. Камера висела над потолком загона, ограниченного с трех сторон кирпичной кладкой, а с четвертой – решеткой, которая в случае необходимости могла перегораживаться непроницаемым жестяным экраном. Пол помещения был устлан соломой. Вместо лошадей загон был набит оборванными двуногими существами. Бородатые, в язвах и коростах, в живописных обносках – они сновали по замкнутому помещению, создавая какое-то броуновское движение. Самый любопытный и обеспокоенный вцепился грязными лапами в решетку, пытался высунуться в коридор. Несколько человек ругались – звука не было, но, судя по жестам и мимике, они занимались именно этим. Трое или четверо бродили из угла в угол, временами натыкаясь друг на друга. Впрочем, не все казались обеспокоенными и возбужденными. Кто-то валялся на соломе, бессмысленно лицезрея потолок, кто-то сидел на корточках у стены, догрызая ногти.

– Просто фантастика, Григорий Алексеевич, – разочарованно пробормотал Глобарь. – Вы привезли никчемных, никому не нужных бомжей. Они же убогие, хромые, без мозгов. Дюжина калек, поздравляю, Григорий Алексеевич, вы превзошли самого себя. И что прикажете с ними делать?

– Да уж, об адреналине речь не идет, – подал голос сити-менеджер Коровин. Впрочем, он не выглядел сильно расстроенным. – Действительно, господин генерал, как-то это неинтересно. Мы понимаем, что с отбором дичи существуют объективные трудности, но разве вас когда-нибудь они пугали? Мы от скуки умрем с этой публикой.

– Да будет воля Его… – с деланой печалью вымолвил отец Лаврентий. – Хотя я тоже не совсем понимаю, Григорий Алексеевич. В прошлый раз вы взяли за горло вороватого полковника из УФСИНа, и мы имели удовольствие провести время в компании закоренелых рецидивистов…