Текст книги "Радио «Вавилон»"

Босс-файт

Перед тем как выйти из переговорной, я привычно оглядываюсь на коллег: кто смотрит в окно, кто в ноут, кто поднял голову и пустым взглядом провожает меня – светлое пятно рубашки с зеленым разводом галстука – к двери.

Встреча идет уже полтора часа. Семеро из пятнадцати присутствующих мечтают только о том, чтобы отлить. Они ерзают на стульях и уже час как не выпили ни глотка воды. Один из них новенький в компании и всего боится, возможно, через пару часов он умрет от разрыва внутренних органов. Остальные шестеро работают здесь давно, но они тоже боятся – босса. Когда я поднимаюсь со стула, они стараются не смотреть на меня. Они меня ненавидят.

И они не догадываются, что настоящий босс – не в переговорной.

Сервер свободен. За долю секунды до того, как отразить первую атаку, успеваю повернуть ручку замка в кабинке туалета. Неделю назад не успел – в середине поединка, когда у меня оставалось 35 % защиты, дверь в кабинку открылась и на поле битвы возникла уборщица.

Она не увидела блеска боевого топора и не услышала, как меч отбил атаку, продолжил движение и отсек сумеречному стражнику правую кисть, но неладное почуяла. С тех пор она меня избегает.

В игре я бы все равно скормил ее душу стражу ворот или обменял бы на камень, дающий плюс пять к обороне.

После этого случая я стал осторожнее, хотя иной раз время, которое я тратил на то, чтобы повернуть ручку замка, оборачивалось серьезным ранением.

Я подозреваю, что кроме меня в нашей конторе есть еще игрок, может быть, даже не один, – вероятно, однажды мы сойдемся в схватке, сидя в соседних кабинках. Я не хочу об этом думать. Я просто всегда закрываю дверь, а иногда, если предстоит схватка с боссом, включаю воду.

Цель игры проста – остаться в живых. Здесь нет никакого сюжета, история персонажей – это история битв, побед, смертей и перерождений, история набранных плюсов и скиллов. Это история таких, как я, история всех менеджеров мира. Она как будто придумана специально для нас, потому что в жизни менеджеров тоже нет никакого сюжета, это бессмысленное и хаотичное движение к бонусу, отпуску, обеду за счет клиента, сексу после новогоднего корпоратива. Я люблю игру за опасность, ощущение жизни, страх смерти, гомеопатическую дозу власти над другим существом. Мой любимый момент – финал схватки, когда противник повержен и мой аватар наносит серию ударов, заканчивающуюся декапитацией. Head shot! Особенно я люблю победу в схватке с боссом, вот как сейчас.

Убивать тех, кто сильнее тебя, хорошо для кармы. Для прокачки аватара. Просто для тщеславия, наконец. Я давно охотился за кем-то вроде него – мне понадобилось два месяца блужданий по подземельям и пустошам. С десяток встреч, семь презентаций и пять ланчей, которые я пропустил, – все это я видел в суровых взглядах моих дисциплинированных коллег. Но мне было все равно. Эта тварь была где-то рядом. Сегодня я встретил его – в офисном туалете, сбежав с очередного совещания, под шум льющейся из крана воды.

Я остался разочарован. Во-первых, ник Zorg. Его берет себе каждый пятый новичок. Во-вторых, судя по тому, как он дрался, своего бога сотого уровня он купил у китайцев. У него просто не было шансов, мне даже не пришлось использовать магию. Довольно быстро я нанес решающий удар, точный укол под ребро, он упал на одно колено и захрипел.

– Что, неважный денек, дружище? – набрал я в строке чата перед тем, как покрошить его в капусту. – Похоже, ты сейчас умрешь.

И поставил смайлик, вот такой::) ~

И покрошил.

Я вернулся в переговорную через семь минут. Совещание закончилось поздно, мы разошлись, когда большинство сотрудников уже отправились по домам. Проходя мимо дверей туалета, я почувствовал легкое покалывание в кончиках пальцев.

«Хороший день», – сказал я себе.

Первым, что я увидел в офисе на следующее утро, был траурный портрет на ресепшне. Завскладом, молодой еще человек, никто толком не знал, что произошло. Пока мы сидели вчера на совещании, ему стало плохо, в этот момент он находился в туалете и не смог сразу позвать на помощь. Сердечный приступ, острая недостаточность. Он смог выбраться из кабинки, но потерял сознание и упал в дверях. К приезду скорой он был уже мертв.

Конечно, это, скорее всего, просто совпадение. Никаких доказательств обратного. Разве что наслаждение, которое я получаю, убивая в игре, – оно слишком сильное, чтобы платить за него только зарядкой телефона. Оно давно проросло во мне, проникло под кожу и в кровь.

Несколько недель я пытался не играть. У меня даже получалось. Я продержался двадцать три дня.

То есть, как «продержался».

В начале четвертой недели я убил голубя. Растоптал ногами.

Я шел на работу. Утро не задалось: я проспал, пролил кофе, порезался, когда брился, от рубашки оторвалась пуговица, я торопился, босс ждал на встречу через полчаса, лифт не ехал вечность, и когда я наконец открыл дверь в тамбур подъезда, то услышал странный звук, похожий на тихое рычание. Краем глаза я уловил движение внизу и рефлекторно нанес удар ногой в направлении звука. Только потом я открыл внешнюю дверь подъезда и в свете раннего городского утра увидел его. Голубь сидел в углу, умирая от орнитоза, а я уже сломал ему крыло, так что сбежать от меня он не мог. Грязный, со слипшимися перьями, он издавал последние в своей жизни звуки, и я чувствовал рядом его смерть.

Я прекратил топтать то, что от него оставалось, только когда на шум пришла консьержка. Мои туфли и брюки были в крови, перья летали по темному подъезду, как мертвый снег ночью в середине зимы, со стен текло. На встречу в тот день я опоздал.

В офисе первым делом я пошел в туалет и заперся в кабинке.

На меня шел голем 150 уровня. Я ждал с мечом наготове. Големы редко пользовались магией, и, когда я заподозрил неладное, было уже поздно. Парализующее заклинание. Боевой топор сверкал, разрушая мою защиту.

– Щекотно? – прилетело в чат, а я не мог даже ответить, потому что вместе со своим аватаром будто плыл в тяжелом масле.

Когда магия закончилась, от моей защиты осталось 10 %. Безнадежно.

Очень скоро я потерял контроль и начал хаотично размахивать мечом, уже понимая, что это жест отчаяния, но все еще надеясь хотя бы на везение.

Он нанес решающий удар, мой аватар рухнул, как если бы из него вынули скелет, я опустился на край унитаза и смотрел на строчку чата.

«ТЫ УВОЛЕН!»

Вот так, капслоком.

Затем голем поднял топор и раскрошил уже бесполезную фигурку в труху.

Я вышел из кабинки туалета через полчаса. Половина нервов в моем теле была как будто оборвана – кожа немела то там, то тут, и я не был уверен, что могу идти ровно. Я добрался до своего рабочего места, включил компьютер. В почтовом ящике десятка два новых писем, последнее от босса – из одной строчки.

«ТЫ УВОЛЕН».

Вот так, капслоком.

Я подумал тогда: где достать меч?

Два удара ножом в шею – лучший аргумент в разговоре со стражем врат. Никогда не мог понять смысл ограничений на продажу холодного оружия – в десятках магазинов по всему городу любой психопат может купить идеальный японский клинок под видом кулинарного ножа. Убивать просто.

Поднимаюсь на лифте. Обычно я хожу пешком – на самом деле человеку не нужно много тренироваться, чтобы быть в форме, двадцать минут ходьбы в день, лестницы вместо лифтов, немного отжиманий – все, что нужно. Выхожу из лифта и уворачиваюсь от удара. Делаю выпад на правую ногу и нанизываю селезенку следующего стража на сабатье японской стали. Сабатье в другой руке как будто сам перерезает ему горло. Я слышу крики и стоны тварей. Я ищу босса.

Кричат повсюду. Мне осталось пройти по длинному коридору, и там, в конце, за стеклянной стеной я найду того, кто мне нужен.

Навстречу выбегает человек, перекошенное от страха и отвращения лицо кажется мне знакомым – это новичок, который боялся выйти отлить. Он бросается на меня, расставив в стороны руки, – и останавливается с мокрым звуком, и сползает вниз, я слышу, как металл задевает о кость.

Ковролин чавкает кровью.

Я слышу топот и крики за моей спиной – они удаляются.

У меня есть еще время.

В конце коридора за стеклянной стеной сидит секретарша босса. Она кричит что-то в телефонную трубку, потом замечает меня.

Стеклянная стена и дверь не пропускают звук – я наблюдаю пантомиму ужаса по ту сторону.

Бью ногой в замок стеклянной двери несколько раз. Алюминиевая рама гнется и громко ударяет в стену.

Теперь я слышу крик.

Девушка лезет под стол, потом вылезает оттуда, швыряет в меня какую-то канцелярскую мелочь, ползет на коленях по ковролину и тянет ко мне руки.

Ничего личного. Один раз мы даже выпили с ней в баре неподалеку. У нее была яркая помада и багровые окурки в пепельнице.

Ковролин, кровь.

Осталась одна дверь – я знаю, кто меня ждет за ней, я поворачиваю ручку и вхожу.

Голем поднимает топор. Я уворачиваюсь. За моей спиной в щепки разлетается стеклянный стеллаж.

В коридоре слышен топот ног и приглушенные голоса по милицейской рации.

Shitstorm

Артемов работал аудитором – ездил с проверками по предприятиям нефтегазовой отрасли. Иногда уезжал на неделю, иногда на две, иногда на день. Из-за частых командировок он эту работу и выбрал, и чем дальше посылали, тем было лучше, потому что больше всего в жизни Артемов любил летать.

В самолетах Артемову нравилось все – как пахло в салоне, как тяжелело тело во время взлета, как стихал, пугая чутких пассажиров, рев двигателей на высоте. Там, над облаками, он ощущал легкость и радость: отступали все болезни, похмелье, обиды и тревоги. Это было лучшее время в его жизни.

Иногда поездка занимала один день, и в течение суток Артемову удавалось подняться в воздух два раза. Такие дни он особенно любил.

Из Москвы в Тюмень лететь недолго – меньше трех часов. По пути туда Артемов успел сделать презентацию для регионального офиса, прочесть пятьдесят страниц новой книги и написать несколько писем.

Вечерний самолет в Москву был тот же, что и утром, – не первой молодости 737, и даже некоторые попутчики оказались теми же. Симпатичная блондинка в бизнес-классе, в черном платье и массивных браслетах на тонких запястьях, – Артемов уже видел ее утром – и мужчина старше средних лет, плотный, ростом под два метра, плечистый и, судя по осанке, как будто военный, который сидел рядом с Артемовым. Мужчина явно боялся: когда попали в турбулентность, вцепился в подлокотники и не отпускал их до посадки.

В узкую щель шторки, отделявшей бизнес-класс от эконома, Артемову было видно кресло, в котором сидела блондинка. Она раскрыла ноут и что-то писала. Артемов тоже писал – составлял отчет о поездке – и закончил ровно к тому моменту, когда перед посадкой загорелось табло «Пристегнуть ремни».

Уже на земле почувствовал усталость и захотелось спать. Мужчина на соседнем кресле, наоборот, оживился – принялся звонить кому-то, поднялся из кресла, когда двери еще были закрыты, и нависал над Артемовым, пока не начали выпускать.

Залы прилета Артемов не любил. Грязь, запах пота и плохой еды, крики и плач детей, а особенно неприятен ему был тусклый свет. Каждый раз Артемов старался поскорее выйти наружу, прорвавшись через толпу таксистов. В этот раз все сделал так же – выбежал из здания терминала, спрыгнул с пандуса и вскочил в первую же машину. Назвал адрес, сумму – водитель кивнул, и они поехали.

Если по дороге в аэропорт Артемов всякий раз испытывал радостное предвкушение, то на обратном пути как будто увеличивалась сила притяжения. Окружающая действительность становилась грубее и посконнее, исчезало волшебство, и вместо рекламных щитов с пожеланиями счастливого пути вдоль придорожного леса мелькала реклама дератизаторов, ассенизаторов и копателей колодцев. Чем дальше ехали, тем мрачнее делался Артемов, и что едут они уже не по шоссе, а по какой-то другой дороге, он заметил не сразу.

Он подумал, что это какой-то хитрый объезд пробки перед МКАДом, известный только таксистам, когда машина резко остановилась, а из темноты в салон втиснулся кто-то тяжелый и быстрый: Артемов не успел даже руки вытянуть в его сторону. Удар в челюсть, вспышка, ничего.

Он очнулся на земле. Сбоку бил яркий ксеноновый свет. Попробовал повернуться и встать, но оказался связан по рукам и ногам. Хотел закричать – и, как в кошмаре, не смог раскрыть рот, заклеенный скотчем. Увидел колеса машины, чьи-то ноги в армейских ботинках, потом услышал шаги, и вот его перевернули на спину. Над ним, огромный и широкий, стоял недавний попутчик, теперь он держал в руке пистолет и направлял его на Артемова, Артемов видел черную дырку ствола.

– Долетался, сука, – почти ласково сказал мужчина.

Артемов замычал, засучил связанными ногами, а потом мужчина скривился, схватил себя свободной рукой за шею и начал падать – на Артемова, все еще держа в руке пистолет, потом снова была темнота.

Потом он очнулся во второй раз. Мягкая светлая кожа под щекой. Приятный приглушенный свет. Любимый с детства запах воздуха из рециркуляционной системы. Ровный гул турбин. Легкость и ощущение счастья. Артемов поднял голову – едва ощутимо кольнуло в шее. Посмотрел на руки – красные полосы поперек чуть опухших запястий. Повернулся к иллюминатору – в соседнем кресле сидела блондинка с массивными браслетами на запястьях, на откидном столике перед ней стоял «эйр» и высокий узкий бокал. От «эйра» тянулся белый провод наушников – она писала что-то и слушала. Потом повернулась к Артемову.

– Ну привет, – улыбнулась, вынимая капельки наушников, закрыла ноут. – Выпьешь чего-нибудь?

Из всего, что Артемов услышал за следующие три часа, легче всего ему было поверить в то, что их самолет полностью невидим для радаров.

В остальном было так. Две враждующие расы неземного происхождения, которые оказались на Земле больше трех тысяч лет назад, не смогли отсюда улететь. Корабли сломались и сгнили где-то в бассейне Амазонки. Для одних – для простоты женщина называла их эльфами – притяжение Земли было слишком слабым по сравнению с родной планетой. Для других – она называла их гномами – наоборот, слишком сильным, гнетущим. И для тех, и для других жизнь на Земле была сплошным мучением. Между собой две расы не скрещивались, зато с людьми – очень даже, и, по мере того как происходило смешение и адаптация, чистых эльфов или гномов на планете становилось все меньше, но, несмотря на это, вражда между расами не утихала. Потомки первых пришельцев по-прежнему убивали друг друга.

И те, и другие устроились, в общем, неплохо. Легковесные воздушные эльфы изобрели авиацию, придумали небоскребы и полетели в ближний космос. Тяжелые тугодумы гномы зарывались в толщу планеты: копали уголь, качали нефть и газ, строили метро, опускались на дно океана, обживали катакомбы и бункеры.

Война между расами становилась все изощреннее. Непосвященные смотрели новости об упавших самолетах и заваленных шахтах, а тайные правители мира ставили отметки на картах боевых действий и отсылали донесения в штабы. Когда одна раса создавала что-то новое, другая раса быстро находила в этом новом уязвимое место.

Эльфы построили «Конкорд». Гномы запустили нефтяной кризис 1973 года, и «Конкорд» прогорел.

Эльфы гордились своими небоскребами. Гномы устроили 9/11. Эльфы в ответ применили в Афганистане пещерные бомбы.

Боевые дроны и F-15 несколько лет жарили гномов в их подземных жилищах на Ближнем Востоке – преимущественно в нефтяных регионах или где-то совсем близко.

Сбитый в 2014 году в Донбассе пассажирский «Боинг» поднял планку на новую высоту: гномы вылезли из своих нор. Эльфы бомбили их подручным оружием – украинской фронтовой авиацией.

– А донецкий аэропорт? – восклицала блондинка, звеня массивными браслетами. – Это даже звучит смешно – донецкий аэропорт! Это… это как женский член!

Она рассказала еще много всего – про вторую мировую, про бункер Гитлера, про пещеры бен Ладена, про японских летчиков-камикадзе. У Артемова от услышанного шумело в голове.

– Я вот про Украину хотел спросить, – осторожно начал он. – Эта песня вот, знаете? Воины света – это про вас? В смысле, про нас?

– Все, что происходит в Украине, – назидательно ответила женщина, – это все про нас. Что там добывают, в Донбассе? Уголь? Ты сам можешь представить себя в шахте? А видел когда-нибудь шахтеров в аэропорту?

Артемов видел. С десяток мужиков с темными лицами мрачно ожидали рейса. Они выпили почти весь алкоголь в дьюти-фри, и Артемов не удивился бы, начни они пить духи, которые тоже накупили в изобилии в этом же дьюти-фри. В оранжево-черных ленточках, привязанных к дерматиновым сумкам, ему виделись отблески подземного пламени на антрацитовых пластах.

– А меня они как нашли?

– Технически это несложно. Они следят. Получают доступ к базам постоянных клиентов авиакомпаний, присматриваются, наблюдают. Убирают по одному.

– А нас много?

– Слышал, как говорят: «Живу в самолете»? Сам, наверное, так говоришь иногда?

Артемов кивнул.

– Теперь будешь осторожнее, – она засмеялась. – Точно никто не знает, сколько нас. Но много, очень много. Хороший фильм был «Их позвало небо». Кого сегодня зовет небо? Политиков, бизнесменов, артистов, журналистов, моделей. Многие не догадываются, кто-то знает, остальные узнают, когда придет время.

– И что мне теперь делать? – Артемов совсем смутился, когда услышал про моделей, не дожидаясь ответа, спросил: – Вы же в курсе, где я работаю, да?

Блондинка довольно улыбнулась.

– Именно поэтому ты и здесь. Потому что мы в курсе, где ты работаешь. Они тебя нашли, потому что не хотели, чтобы тебя нашли мы. Я тебе кое-что покажу.

Она открыла «эйр» и повернула экран к Артемову. На экране была карта мира, раскрашенная в два цвета – ярко-голубой и темно-коричневый. Территория бывшего СССР была сплошь покрыта коричневым, и только Украина с Прибалтикой – голубым, как западная Европа и США. Другие континенты были закрашены перемежающимися диагональными полосами. Присмотревшись, Артемов увидел, что карта изменялась, – голубые и коричневые пятна меняли форму и размер, иногда крошечный, как булавочный укол, голубой огонек загорался на коричневом фоне. Некоторые сразу гасли, некоторые продолжали светиться. Маленькие коричневые пятнышки тоже периодически возникали на голубом поле.

– Что это за точки?

– Агенты влияния. Десант. Наши люди в тылу врага. Мы готовим решающий удар. У нас уже несколько тысяч агентов, расставлены по местам, готовы к действиям и ждут приказа. Осталось немного. И ты нам очень нужен.

– Почему?

– У тебя есть допуск в их систему. В их мозг. Ты не один, есть и другие, но без тебя операция не начнется. Задание будет несложным, ты ни у кого не вызовешь подозрений.

– Мне нужно будет… кого-то убить?

Женщина засмеялась.

– Нет, конечно. Я не знаю точно, что именно тебе будет нужно сделать, но это будет что-то очень простое. Никаких подвигов. Все уже рассчитано и подготовлено, тебе нужно будет просто привести механизм в действие.

– Механизм?

– Механизм разрушения. Скажи, ты когда-нибудь хотел иметь собственный самолет?

Артемов рассчитывал по-тихому исчезнуть после прилета, но в VIP-терминале Внуково-3 его посадили в большой черный автомобиль и повезли домой. Там ему дали время собрать чемодан – как в тюрьму, думал Артемов, две смены белья, смену одежды, спортивный костюм, кроссовки, зубную щетку – и повезли в другой район Москвы. Как объяснили – на конспиративную квартиру. В следующую командировку – проверять газпромовскую «дочку» в Новосибирск – Артемов удачно улетал в понедельник. Тогда же назначили час «Ч». Обещали, что дадут отоспаться, а также проведут инструктаж.

Он проснулся около полудня, обошел пустую квартиру – две комнаты, в одной кровать и шкаф, в другой стол, два стула и компьютер без интернета. В холодильнике нашел два помидора и коробку яиц, в кухонном шкафу – заварку, сковородку и тарелки. Позавтракал, выпил чаю. В три часа пришел седой дядька с чемоданчиком, достал восемь небольших пакетов с желтоватым порошком и моток скотча.

– Перед тем как ехать в аэропорт, – командным отрывистым тоном сказал седой, – приклеить к себе. Остальные указания получите на месте.

– А это… – у Артемова застряло в горле слово.

– Больше ничего не знаю. Отдыхайте, – седой закрыл чемоданчик и ушел.

Через час пришел другой человек, принес еды и бутылку вина. Не говорил ни слова, смотрел испуганно и с уважением. Артемов вспомнил читанные в интернете истории про подготовку исламских террористов. Потом поел, выпил вино и заснул.

За ним заехали в шесть утра. Водитель, блондинка с браслетами. По дороге в аэропорт она говорила, что задание будет совсем простым, риск полностью исключен, потом он вернется к своей обычной жизни, только с массой приятных бонусов. В самолете, говорила она, с ним полетит один из своих, для безопасности.

Лететь было далеко, и Артемов подготовился. Набрал работы, книг – по привычке. Но читать и работать не хотелось. Стягивал кожу скотч под рубашкой, он вглядывался в пассажиров, стараясь вычислить сопровождающего, собрался было поспать, но сон не шел. Сиденье по соседству было свободным, а через одно расположился сухонький старичок в потертом пиджаке и джинсах – на досмотре у старичка нашли в ручной клади и отобрали небольшой складной ножик. Старичка полет явно тяготил. Когда разнесли еду, он придирчиво изучил содержимое пластиковых контейнеров, съел только белую булочку с маслом и попросил чаю с лимоном. Когда принесли чай, началась болтанка. Старичок испугался, выпил залпом, смял бумажный стаканчик и закрыл столик. Он сидел ровно, закрыв глаза и крепко сжав подлокотники.

– Да вы не бойтесь, – решил подбодрить старичка Артемов. – Это неопасно. Потрясет немного, и все.

Старичок открыл один глаз, посмотрел на Артемова и быстрым движением, как ящерица, облизнул губы.

– А вы, молодой человек, тоже, я погляжу, не особенно рады, а? – голос у старичка был на удивление спокойный.

– Да, – рассеянно ответил Артемов. – Устал что-то.

– Устал? – старичок ухмыльнулся, но подлокотники не отпустил. – Так понедельник же, что ж вы, без выходных что ли работаете?

– Вроде того, – ухмыльнулся в ответ Артемов.

Помолчали минут пять. Болтанка закончилась.

– Часто летаешь, да? – старичок неожиданно перешел на ты. – Нравится, поди, летать? Думаешь, взлетел, и все, и никто за тобой не угонится? Знаю я таких. Повидал. Только знаешь, что я тебе скажу? Как высоко не взлетай, а все равно на земелю вернешься.

Артемов медленно повернулся к старичку. Тот смотрел на Артемова, без всякой злобы, мягко и умильно, и глаза у него были настоящего голубого цвета. Он так и сказал: «Земелю».

– Вы… – у Артемова пересохло во рту, он живо вспомнил ствол, направленный ему в лицо, а также ножик, который отобрали у старичка на досмотре – Вы гном?

– Сам ты гном, дурилка, – ласково произнес старичок и улыбнулся. – А я шахтер, заслуженный человек, герой труда. Много повидал в жизни, коричневого и голубого, войны видел, аварии. Из шахты меня доставали, полуживого.

Старичок расстегнул пуговицы рубашки и показал Артемову неровный шрам, начинающийся от ключицы и теряющийся где-то в складках старческого живота.

– Лечу в Сибирь вот, по приглашению. Там знаешь кто в бизнес-классе сидит? Там большие люди сидят, чиновники, нефтяники. Едут нефтепровод открывать. Все меня знают. Как же им меня не знать.

Артемов вспомнил, что, когда он входил в самолет, бизнес-класс действительно был полон, – в глубоких синих креслах сидели представительные мужчины в дорогих костюмах.

– Ты пойми, парень, чужая это игра. Не твоя. Летал бы себе, радовался. А тебя взяли и разыграли, как карту.

– Так вы же первые начали, – выпучил глаза Артемов. – Кто меня чуть не пристрелил?

– Перегибы на местах, – вздохнул старичок. – Но обещаю тебе, ничего подобного не повторится. Если ты, конечно, за ум возьмешься и под чужую дудку плясать перестанешь. А мы тебе поможем.

– А если я не соглашусь?

Старичок вздохнул.

– Ну а хули б тебе не согласиться?

– В каком смысле?

– Парень ты хороший. Вижу, Россию любишь. Тебе ведь что рассказали? Про топ-моделей, там, блядей всяких и прочих гомиков? А ты сам кто?

– Аудитор…

– Вот именно. Ну бывает, родился не с теми генами, не твоя вина. а про простых людей сказали тебе хоть слово? Самолет еще, небось, пообещали, тьфу! – старичок на этих словах натурально плюнул на пол и растер плевок ногой. – Возьмись за ум, парень. Послушай старого человека. Ну и потом, ты думаешь, если б тебя хотели убить, нешто б не смогли во второй раз? Нешто б меня послали, а не помоложе кого? А так – уважение, считай, сделали, с важными людьми летишь. Прилетим – познакомлю.

Он так и сказал: «Нешто».

Замолчали надолго. Артемов сидел уже злился, что позволил втянуть себя в авантюру. Вспомнил, как говорили с женщиной про Украину. Про «кротов», как она их называла, с Донбасса. Посмотрел украдкой на старичка – тот сидел и смотрел в окно, сложив на коленях руки, морщинистые, крупные, трудовые. Подумал про нефтяников и чиновников в бизнес-классе. Про то, как может измениться жизнь простого аудитора после знакомства с некоторыми из них. Вспомнил слова блондинки про собственный самолет, усмехнулся про себя. Закрыл глаза, в последний раз взвешивая все за и против. Встал, глядя себе под ноги, прошел в туалет. Там постоял с минуту, расстегнул ремень, вытащил из брюк рубашку, рывком отодрал скотч от живота. По одному опустошил содержимое пакетиков в унитаз. Пустые пакетики замотал остатками скотча и выбросил в ящик для отходов. Нажал слив. Желтоватый порошок со свистом затянуло в недра самолета.

Когда он вернулся, старичок пристраивал подушку и плед, собираясь поспать оставшиеся три часа полета.

– Полегчало? – хихикнул старичок.

– Думаю, да, – сказал Артемов, сев в кресло. – Думаю, я вас понял.

– Ну и хорошо, – старичок потрепал Артемова по плечу. – Хорошо! Я очень рад. А теперь давай-ка поспим.

Он подмигнул Артемову, накрылся пледом и заснул.

Через час концентрированные дрожжи, попавшие в систему сбора отходов самолета, следовавшего рейсом Москва – Новосибирск, вызвали реакцию, и коричневая масса, увеличиваясь в объеме, протекла наружу. Пассажиров тошнило, экипаж запрашивал аварийную посадку.

Вскоре ручеек нечистот превратился в реку. Жидкая масса просочилась в щели обшивки, заискрила проводка, а к вони фекалий примешался запах горящей изоляции. Если бы в этот момент внутри салона оказался кто-то, кто мог бы отстраненно фиксировать происходящее, он непременно услышал бы, как среди крика, плача и звуков громко опорожняемых желудков раздается громкий и визгливый смех, – это хохотал сошедший с ума аудитор Артемов, эльф.

В катастрофе никто не выжил, включая сидевших в бизнес-классе руководителей нефтегазовой отрасли и высокопоставленных чиновников из угледобывающих регионов.