Текст книги "Тутаев. Это моя земля #киберпутеводитель"

В чем оно, женское счастье?
Галина Одинцова

Ирина налила глоток виски в бокал, добавила минеральной воды, бросила кусочек лимона и медленно выпила. После вчерашнего похода в ресторан было плохо, стыдно за свое поведение в коллективе, где она поругалась с лучшей подругой и зачем-то приставала к мужу главного бухгалтера. Что нашло на нее? Конечно же, был шок от того, что ее бросил Серж, с которым она жила последние три года. Легла на кровать, приняв позу эмбриона. Теплая волна медленно разливалась по телу. Стало клонить в сон…

В полудреме стала вспоминать свои прошедшие годы. И, конечно же, годы юности, проведенные в маленьком провинциальном городке Тутаеве, одном из двенадцати городов Золотого кольца России. Тихий, с деревянными домами удивительной красоты, раскинувшийся по обоим берегам Волги, где левобережная часть носит название Романовской стороны, а правобережная – Борисоглебской. Величественные храмы украшают удивительный городок. Он полон тайн и необыкновенных легенд, которые рассказывают многочисленным туристам. Даже некоторые районы в городе называл народ, придумывал их, и они живут по сей день! Она помнит их названия: Простоквашино, Бородавка, Пьяный угол, Зеленый, Розовый, Бегемот, Борисовка, Колчинские огороды, Харламиха – это небольшая часть улицы Ленина в том месте, где ее пересекает овраг и ручей. Цыганские кустики… Они находились в конце улицы Ленина. Сейчас их нет. Вырубили. А летом в этом районе останавливался цыганский табор. В центре табора стоял огромный шатер. Дети боялись подходить близко к цыганскому поселению и с криком разбегались, когда по городу шли цыганки, чтобы погадать и выпросить деньги у туристов, что приезжали в город на больших автобусах. Ирина до сих пор обходит стороной цыганок, пристающих к прохожим на улицах Москвы.

Вспомнила и свою первую любовь, которая пришла к ней в семнадцать лет. Мальчик был из известной в городе семьи, избалованный вниманием девочек, надменный и капризный. А его преданный друг Виктор всегда был рядом с ней, с Ириной, и готов был в любую минуту успокоить ее, когда любимый Валера увлекался другими девочками. Витя готов был на все, чтобы Ира была только с ним, Витей.

Назло Валере, в двадцать лет, Ирина вышла замуж за Виктора. И вертела им, как хотела. Виктор, пока Ирочка оканчивала институт, работу по дому выполнял сам, готовил кашу по утрам и старался накормить ее, потому что основной едой должен быть только завтрак – так говорила его мама, свекровь Ирины. А Ирина капризно отвергала все его добрые поступки и говорила всем, что первый брак у нее сложился так, словно она «встала не с той ноги».

– Вот, встала не с той ноги как будто. Так и живу без любви, без удовольствия.

А Виктор, как мог, боролся за их счастье, желал детей и уговаривал ее родить девочку, чтобы она была похожа только на маму Иришку!

Через пять лет они уже жили в Москве. У нее была отличная работа, и наконец-то ей предложили должность руководителя отдела в коммерческой фирме, которая быстро развивалась. И зачем ей был теперь этот Виктор, по-прежнему работающий водителем у директора банка?! Муж готовил обеды и мыл квартиру, которую Ирина приобрела на свои деньги. И Виктор от этого чувствовал еще большую неловкость, ощущая свое неравноправие в их семье.

Вскоре Ирина подала на развод. Ей хотелось свободы, а не семьи и детей. Так Виктор безропотно, но страдая, исчез из ее жизни, которую она решила строить сама, навсегда.

Проснувшись, Ира позвонила начальнику, сказав, что позвонила ее мама и просила срочно приехать. Начальник не возражал, про вчерашнее ее поведение не вспомнил, разрешил неделю не выходить на работу. Ирина привела себя в порядок и поехала на Ярославский вокзал. Билетов на ближайший поезд не было.

– Что вы, девушка, воскресенье, все из Москвы рвутся по домам, а вы тут требуете еще какой-то комфорт. Вот, одно место есть в общий вагон, берете?

– Хорошо, беру…

Ирина решила сесть в вагон перед самым отходом поезда. Зашла в кафе. Выпила две чашки натурального кофе, купила племянникам конфет в коробках. И медленно пошла вдоль длинного состава к своему последнему вагону.

«Последний вагон… – тоскливо думала она, – все становится последним: надежда, любовь, молодость, последние всплески придуманной красоты. Муж, если таковой появится когда-нибудь, тоже будет последним?»

Вагон забит до отказа. Шумные пассажиры с баулами, с кричащими детьми заполняли вагон. В соседнем купе, тесно прижавшись друг к другу, о чем-то своем спорили цыгане. Ей стало неуютно и страшно. Страх из далекого детства проснулся и начал заполнять каждую клеточку организма. Захотелось тут же уйти. Но никто не обращал на нее внимания. Запахло колбасой, солеными огурцами, пивом, и еще какие-то запахи, непривычные ее обонянию, наполняли вагон. Ирина, чувствуя среди этих людей себя совсем чужой, отвернулась к окну.

По перрону неслась женщина. Руки ей оттягивали две огромные сумки, она тащила их почти по земле. Остановилась, достала платок. Вытерла им смеющееся лицо с глубокими ямочками на щеках и что-то закричала, махая руками кому-то впереди! К ней подбежал проводник Ирининого вагона и подхватил одну из ее сумок. Вскоре Ира увидела ее в вагоне. Громко смеясь, проталкивая свои сумки впереди себя, женщина остановилась возле Ирины. Привычно опустила верхнюю полку и попросила цыгана из соседнего купе закинуть сумки наверх, достав из одной увесистый пакет.

– Далеко едешь? – спросила она Ирину.

– До Ярославля.

– А я чуть раньше выйду. Сейчас поедим, я не ела с утра! Ты же спать не будешь?

– Нет.

– Вот и хорошо! Я – Марина Ивановна.

– Ирина…

Ирина была в шоке. Она никогда не общалась с женщинами, которые выглядели именно так, как эта Марина Ивановна… Технички в их фирме ходили в специальной форме. Были тихими и приветливыми. Они никогда не общались с начальством напрямую, проходя мимо – вежливо здоровались. А здесь – Марина Ивановна! Широкая куртка китайского пошива, спортивные штаны, китайские кроссовки, футболка, растянутая до колен, сумки в клетку, набитые до треска, внушительная золотая цепочка с крестиком на груди и серьги с дорогими камнями. Ничто не вязалось друг с другом. Каждая вещь на ней жила своей отдельной жизнью. Но жила уютно и достойно! Красивое лицо, добрые глаза, ямочки на щеках и удивительная улыбка…

Марина ловко достала из пакета продукты, разложила их на чистом полотенце.

– Лаваш, курочка свеженькая, зелень, огурчики, все у Армена беру, он плохого не даст, ни разу не обманул! А вот и коньячок, по глоточку полезно с усталости-то! Потом чайку попьем, а там, глядишь, и дома. Ира, ты не стесняйся! Как ты вообще оказалась-то в этом вагоне? Такие дамочки тут не ездят!

Вагон мерно покачивался из стороны в сторону. Поезд зигзагообразно выезжал за пределы города между зданий депо, гаражей и наконец-то помчался параллельно автомобильной дороге, по которой неслись из Москвы ловкие машины, соревнуясь в скорости. Марина принесла от проводников два граненых стакана в подстаканниках. Налила на донышко коньяк, произнесла тост:

– За наше женское счастье!

– А где ж его найти? Какое оно?

– О! Да ты, девонька, совсем загрустила… Давай-ка, выкладывай, что там у тебя!

И Ирина, понимая, что больше никогда не увидит эту женщину, стала ей все рассказывать и жаловаться, какая она несчастная! И как замуж пошла «не с той ноги», и как сейчас у нее не клеится личная жизнь, годы мчатся, а она одна и никто не предлагает ей, красавице, руки и сердца.

Марина Ивановна слушала молча, не перебивая, изредка подливая коньячок, заворачивая в лаваш курочку с овощами, вкладывая этот бутерброд в руку Ирине, чтобы та вовремя закусывала.

– Да и у меня-то не все сразу складывалось. Первый муж оказался алкоголиком, через полгода уже бить начал. Я в школе учительницей работала. После каждого собрания или педсовета сцены ревности закатывал – почему задерживаюсь! Его мать меня все уговаривала не уходить от него. Потом они в гаражах напились чего-то, трое дружков, да и попали в реанимацию. Оттуда уже и не вышли… Через год зарплату в школе платить перестали, вот и помчалась в Москву, устроилась на рынок продавцом. Жила там же, на рынке, в контейнере, условия – жуть! С высшим образованием, у оптовика работала, сначала вьетнамскими тряпками торговали, потом китайский товар пошел. Так и жила. Зарабатывать начала, хозяин, армянин, не обижал. Премии иногда давал – маме все везла. А она копила, не тратила, жалела меня. На домик подкопила, подарила к тридцатипятилетию, я и не думала об этом совсем… Зачем? Семьи нет.

Марина разлила коньяк, выдохнула, выпила глоток, закусила огурчиком.

– А тут к нам прибился парнишка, грузчиком. Моложе меня на пару лет. Через годик мальчик родился. Решили – он в няньках, а я по выходным на рынке. Через полтора года и девчушка появилась. Куда мне с рынка-то. Кормит рынок. Зарплата нормальная. Где-то и на себя подработаем. Кручусь, как получится. Всему научилась! Дом побольше купили. Он дома как рыба в воде, обустраивает все, а я деньги зарабатываю! В пятницу в Москву, на рынок, выходные поработаю, а в воскресенье вечером – домой! Ребятишки растут, скоро старшенькому в школу. Нашла я счастье свое. Негаданно-нежданно…

За окнами мелькали, сменяясь один за другим, пейзажи, а женщины молчали, как будто еще раз переоценивали свою судьбу.

Марина смотрела в окно невидящим взглядом, словно просматривала все те события из своей жизни, которые происходили с ней там, за окном мчащегося поезда….

– Вот и приехали! – Марина Ивановна привычно сбросила с верхней полки баулы. – Не грусти, Иришка. Все у тебя получится, какие твои годы! Не гордись сильно, мужики не любят этого! Будь проще! И они потянутся к тебе!

Ирина толкала вслед за Мариной тяжелый баул. Поезд остановился. Проводник открыл двери и ловко выпнул сумку Марины из вагона, затем подхватил вторую и также отправил ее на перрон! Марина крепко обняла Ирину, поцеловала и вышла из вагона.

– А вон и мои бегут!

Перепрыгивая через рельсы первого пути, к вагону неслись ребятишки, махая руками и крича:

– Мамочка приехала!

За ними следом, в распахнутой настежь куртке, словно на крыльях, мчался мужчина. Ирина обомлела. Это был Виктор, которого она не видела долгие годы и ничего не знала о нем, не вспоминала даже его! А Виктор, обняв Марину вместе с детьми, расцеловал ее щечки с ямочками, схватил тяжелые баулы и на полусогнутых ногах потащил их к машине, которая стояла недалеко. Виктор! Ее Виктор…

Поезд стоял всего две минуты, медленно тронулся, оставляя счастливую семью все дальше и дальше. Ирина вернулась на свое место. Она смотрела в окно, а слезы рекой лились из ее широко открытых глаз. Вдруг кто-то тронул ее за руку.

Старая цыганка сидела напротив – там, где несколько минут назад была Марина Ивановна. Ирина вздрогнула.

– Погадаю?

– О чем?

– О твоем женском счастье.

– А есть ли оно?

– Посмотри на того толстого и вальяжного старого барона, который спит и храпит, как мотор, это и есть мое женское счастье, потому что он мне дал эту кучу голосящих и самых драгоценных людей – моих детей. Ты видела свою попутчицу, как она умеет светиться от счастья. Ты завидовала ей, поэтому и плакала. Ты узнала того мужчину, с которым была бы счастлива, но потеряла его!

– Неужели только в этом счастье? Женское счастье…

– Для тебя не только в этом, – цыганка смотрела на Ирину черным пронизывающим взглядом, – но ты не умеешь любить. И мужчину того потеряла, потому что не смогла его любить… А он теперь самый счастливый человек! Ты подарила его своей случайной попутчице.

– Как?

– А вот так! Ты даже себя не любишь. Тратишь душу свою по пустякам, а любить не научилась. Тебя никто не учил любить. Ты требовала. Брала. Но не возвращала. В этом твоя беда. В этом твое несчастье! Однажды пережив боль, ты мстишь за нее остальным. Это плохо. Очень плохо… Давай погадаю!

– Нет! Я все поняла.

Ирина достала из сумки тысячу рублей и протянула цыганке.

– Вот! Даже здесь ты хочешь откупиться, – произнесла тихо цыганка, возвращая Ирине деньги. – Ничего нельзя купить в этой жизни! Ни здоровья, ни любви. Чтобы быть счастливой, счастье надо заработать! Запомни, дочка, заработать и добиться своего счастья – это великий талант. А все остальное – купишь, если деньги будут. А деньги ты делать умеешь!

Цыганка медленно поднялась, посмотрела внимательно на Ирину, вернулась в свое купе. Дети подскочили, уступая ей место, затем быстро уселись возле, крепко обхватив мать руками. Заговорили о чем-то на своем языке, заглядывая в глаза матери. А цыганка гладила их головы, устало прикрыв глаза.

Поезд медленно подъезжал к станции Ярославль, откуда много лет назад уехала Ирочка покорять Москву. Ирина вышла на перрон. Мимо нее, с шумом и гвалтом, прошли цыгане во главе с бароном. Старая цыганка остановилась, внимательно посмотрела в глаза Ирине:

– Никто не поможет! Только сама сможешь сделать себя счастливой!

И, не оглядываясь, окруженная шумной толпой, пошла за своим главным человеком – бароном.

Ирина с болью в сердце поняла, что судьба специально подарила ей вчерашний день, вчерашний безумный вечер, чтобы многое понять сегодня. Приехать в город, в удивительный русский город Тутаев, откуда она уезжала много лет назад, чтобы переоценить свою жизнь, а затем вернуться, совсем другой, в Москву. И искать свое женское счастье, научившись любить…

Как можно этому научиться самой? Как?..

– Такси, такси! В Тутаев едем?

Справка об объекте

Цыганские кустики

адрес: Тутаев, ул. Советская, 37 – 61,

конец улицы Ленина до ОПХ «Тутаево»

Летом в городе останавливался цыганский табор, цыганки ходили по городу попрошайничали. В центре табора стоял шатер цыганского барона, непослушных детей пугали, что цыгане заберут в табор.

Романов – удел княжеский
Федор Морозов

Когда стоишь на высоком Борисоглебском берегу современного Тутаева, то отчетливо видишь семь могучих холмов левобережья. Красавицу Волгу, как и восемь веков назад, спокойно и величаво несущую свои воды к Каспию. И, кажется, не было никогда ни княжеских междоусобиц, ни татарских набегов, ни жестоких литовцев, ни кровавых войн. Однако история гласит иное.

В далеком тринадцатом веке объезжал свои земли далекие Роман Владимирович, князь Угличский. Поразила его красота здешних мест: леса густые, нехоженые, зелены холмы высокие, глубоки овраги широкие, Волга рыбная полноводная. И задумал князь основать город-крепость здесь. Пусть стоит на защите рубежей княжества Угличского, пусть укроет его от набегов иноплеменников. Место было выбрано удачное: с северной стороны холма, в овраге, протекает речка Медведка, холодны и быстры ее воды. Впереди холма – глубока река, Волга-матушка. Повелел князь укрепить оставшиеся стороны валами насыпными, рукотворными. Закипела работа, засуетился люд рабочий с подмастерьями. Дружно, весело строили, с молитвой да песней былинною, на века и чтоб князя порадовать. Срубили угловые башни да две надвратные, мощь крепости составляющие. Круг валов ров выкопали, глиной смазали, чтоб вода и летом в нем не кончалась. С Волги крепость была неприступною, а чтоб внутрь попасть, мост выкидывали, на железных цепях опускали вниз. В центре крепости повелел князь Роман заложить церковь соборную, освятить в честь Воздвижения Креста Господнего. Стены крепкие крепостные, словно доспехами, окружили город будущий и соборный храм. Ничего не забыл князь, обо всем подумал, обо всех позаботился: где домам быть да улицам, ремеслом кто займется, строительством, кто о храме заботиться будет, службу справит и Божье слово донести всем сумеет. Распорядился, наказ дал и дальше свой путь держал: много заботы у князя. Года три пролетели как молния…

Вновь и судно плывет грациозное по могучей Волге-реке. Ладья княжеская из Углича в слободу знакомую Борисоглебскую. На нем свита боярская вокруг князя кружится, волнуется, так и хочет спросить: «Где же новый град, так искусно в речах нарисованный?» Князь молчит, только хмурится, смотрит пристально в даль волжскую. Думу думает: «Уж и вправду, не приснился ли мне Китеж-град, что умелые люди стоили? Наяву ли то было иль нет?» Долог путь показался ему, но и радость великая, как открылся взору град построенный, колокольный звон послышался. На высоком холме град находится, деревянные башни меж стен красуются, выше всех крест соборный, в лучах солнца золотом сверкает. Важно вышел Роман-князь на берег со свитою, указал им путь к крепости. Опустили жители мост к ногам княжеским, низко кланялись, не забыл их князь, почтил милостью, хлебом-солью встречают родимого. И увидел Роман град во всей красоте и величии. Радость сердце его наполнила, молвил слово народу верному, повелел величать град сей отныне Романовым и беречь обещал его.

Много бед и сражений помнит седовласый Романов-град. Дни осады, поляков помнит, иноземцев-литовцев помнит и пожаров дымы многочисленных, как сгорела крепость дотла – тоже помнит. Не забыл, будет помнить, как рос он и множился, как работали люди без устали, создавали его, будто заново, краше прежнего. Будем помнить и мы и гордиться славным именем княжеским – Романовым.

Справка об объекте

Романов-Борисоглебск

адрес: Тутаев

Тутаев – древний город Верхней Волги. До конца 1918 года он назывался Романов-Борисоглебск, а до 1822 года состоял из двух самостоятельных городов: Романова и Борисоглебска.

Расположен в 40 км вверх по Волге от Ярославля на пути к Рыбинску. Он не отмечен в древности важными политическими событиями, но вместе с тем многие явления отечественной истории оставили в его жизни свой след. Нет единогласия в определении даты основания Тутаева, но официально ее все же стали относить к концу XIII века.

Что касается самого Романова, его многовековая история в отдельные периоды тесно переплетается с биографией таких городов, как Углич, Ярославль, Москва.

Яблоневый сад
Елена Зикевская

Яблоневый сад пах жасмином. На въезде в город березовая роща плавно сменялась этим дивом. Яблони были везде. Дома тонули в кипенно-белой пене, расплескавшейся по берегу реки. Аромат можно было резать ножом и сдавать в парфюмерию.

Но, кроме сада, город удивлял своей плавной и неторопливой жизнью. Само время замедляло здесь стрелки часов и ласково баюкало на своих волнах. Виктор очень быстро сумел оценить всю прелесть этого места. Молодой художник часами гулял по кривым улочкам и старинным набережным, принося домой эскизы и наброски деревянных и каменных построек, утопавших в зелени. А еще портреты незнакомой девушки в соломенной шляпке с лилией, что случайно увидел в первый день из окна трамвая. И пусть на набросках были только подбородок с нежной линией губ, выглядывающие из-под соломенных полей, Степан Иваныч, старик-хозяин дома, где снимал комнату Виктор, сидя в тени развесистой яблони за небольшим полурассохшимся столиком и глядя на рисунки, восхищенно прицокивал языком и предлагал закурить крепкого самосада. Виктор с улыбкой отказывался, чем еще больше восхищал деда.

– Стойкий, хвалю, – Степан Иваныч усмехался, перекатывая в зубах «козью ножку».

– Красиво у вас, – Виктор убирал эскизы в папку, садился рядом. – Не город – сказка.

– Эк, сказка… – хмурился собеседник, смотрел на вечеревшее небо, где из нежно-розовой мякоти облаков всплывала огромная жемчужина растущей луны, и замолкал, лишь иногда добавляя: – Вечером из дома не ходи. Беда будет.

– Почему беда-то? – удивлялся юноша. – Рассказали бы хоть, Степан Иваныч. А то пугаете как маленького.

– Не пугаю, – затянулся самосадом старик. – Сказка это. Нашего городка. В древности, бают, дело было. Татары на крепость напали, что тут стояла. Наши оборонялись, как же без того, да не выстояли. И татары эти с князя выкуп потребовали: девушек самых красивых с княжной во главе. Кто говорит: князь струсил, кто – что княжна сама согласилась, чтобы остальных спасти. Только вражины поглумились над защитниками – девок попортили и утопили всех. И княжна, говорят, перед смертью прокляла всех: обещала вернуться и князя, а вместе с ним и весь город с собой в реку увести. Говорят, князь после этого из города сбежал и больше его никто не видел.

– И вы в это верите? – Виктор с любопытством смотрел на старика.

– А кто ж его знает, как оно было, – пожал тот плечами. – Только каждый год по весне молодого утопленника достают. Не ходи вечером.

Виктор улыбнулся – что бояться, не князь ведь, а люди и без сказок тонут – и пошел готовить скромный ужин.

Он верил, что город принесет ему счастье.

Через неделю, возвращаясь домой, он встретил Ее.

Девушка в белом струящемся платье тонким изваянием стояла на пустынной тенистой набережной, а ее взгляд скользил над черными водами реки. Длинные русые волосы нежно ласкал ветер, яблони осыпали стройную, почти подростковую фигурку, теплым снегом лепестков оседая на широких полях соломенной шляпки с перламутровой лилией.

Виктор любовался, боясь спугнуть чудное мгновенье, когда неожиданный порыв ветра сорвал шляпку и соломенное колесо, подскакивая и подпрыгивая, подкатилось к ногам юноши.

«Это судьба», – подумал Виктор, поднимая шляпку.

«Это судьба», – прошелестело вокруг.

Художник шагнул к девушке, понимая, что хочет остаться с ней в этом городе навсегда.

Она запретила провожать ее до дома, но Виктора и без того качало на волнах розового счастья. Каждый вечер они встречались на набережной и неторопливо гуляли вдоль реки. Юноша взахлеб рассказывал о себе, планах на их совместное будущее, а Его Оля улыбалась, прижимаясь щекой к плечу Виктора. Прохладная нежная кожа не остужала влюбленного, она еще больше воспламеняла его: художник становился поэтом. И совсем не видел, как недовольно хмурился Степан Иванович.

Виктор готовился к самому ответственному шагу в своей жизни.

Теплый майский вечер под полной луной он счел для этого вполне подходящим.

– Оля, выходи за меня замуж, – Виктор протянул девушке открытую коробочку с тонким колечком. – Клянусь, я всегда буду любить тебя.

– Всегда… – она довольно улыбнулась, золотой ободок скользнул на палец. – Я так долго этого ждала… мой князь.

Белые руки ундины намертво обняли ошеломленного Виктора. Под ногами гулко задрожала земля в такт бешеным ударам сердца.

– Я не так жестока, мой князь, – черные глаза грустны, а прикосновение белой кожи замораживает даже страх. – Ты и твой обожаемый город умрете быстро. Но он умрет раньше. У меня было много времени… Тысячу лет воды реки подтачивали берег, чтобы в один миг обрушить беду на проклятый когда-то город.

Если бы Виктор мог, он бы закричал.

Лишь располневшая жемчужная луна плыла высоко в небе, ничуть не тронутая зрелищем уходящего под воду провинциального городка.

Справка об объекте

Сад Чивилихина

адрес: Тутаев, левый берег

Если бы в 50-х годах прошлого века кто-нибудь взялся составлять книгу чудес Ярославской области, в нее, несомненно, вошел бы уникальный Тутаевский сад, выращенный из выкорчеванных пней.